Сайт Евгения СычёваEugi Gufo

Сергей Бунтман — Добрый вечер всем, 18 часов 8 минут. Наталия Ивановна Басовская, добрый вечер.

Наталия Басовская — Здравствуйте.

С. Бунтман — Вижу разноцветные бумаги разнообразные, вот на которых...

Н. Басовская — Это стало нормативом.

С. Бунтман — Да-да, разные сюжетные линии наших героев. Сегодня мы продолжаем и завершаем рассказ о Марке Антонии. Мы его довели до убийства Цезаря. Но это не он убил, конечно.

Н. Басовская — Он не убил, но событие было очень важным для всей римской истории и для Марка Антония в частности. 15 марта 44 года до новой эры.

С. Бунтман — Да, мартовские иды. Мы сегодня тоже зададим вопрос вам и разыграем замечательные призы. Три будет альманаха журнала «Дилетант» — это избранное из журнала «Дилетант» за 13-й год. Но победитель, тот, кто первым ответит на заданный нами вопрос, выиграет еще, для себя ли... я для себя отобрал уже такое у доброго Алексея Алексеевича. Я расплакался, затопал ногами, еще упал на спину и стал теми же ногами дрыгать в воздухе — он мне все-таки отдал, отдал мне он такой сборный, чтобы склеивать, замечательный Пантеон. А это еще лучше — Колизей, Колизей в масштабе 1:400. Это прекрасно. Если вы с вашими детьми и внуками, кто уж с кем, с племянниками и так далее, если вы это сделаете, склеите — это прекрасный совершенно макет, который можно сделать, и он будет вас радовать.

Вопрос будет такой. Был спектакль в театре Вахтангова по пьесе Шекспира, Евгений Симонов его поставил в театре Вахтангова, «Антоний и Клеопатра». Кто же играл? Вот три главных героя. Кто играл Антония, кто играл Клеопатру и кто играл Октавиана Цезаря, играл в этом спектакле, в его начальном, главном, основном и непременном составе? Пожалуйста, +7–985–970-45-45 — ответьте на этот вопрос, и первые трое выиграют по альманаху, а самый первый еще, ко всему, и вот эту замечательную модель, макет Колизея 1:400. А мы возвращаемся к жизни Марка Антония.

Н. Басовская — Как раз туда, в Древний Рим, к Колизею.

С. Бунтман — Да.

Н. Басовская — Удивительна была жизнь Марка Антония, который, ну, формально полководец, политический деятель, государственный деятель Древнего Рима в самую тревожную эпоху существования этого огромного государства. И даже не просто государства, Древний Рим — больше чем государство, это целое цивилизационное явление. И как раз Марк Антоний на великом переломе, переходе от Римской республики к империи, к монархии, и прошла его жизнь, среди бурных событий 1-го века до новой эры, потому что годы его жизни — 83-й — 30-й годы до новой эры. А окружение, контекст, в котором он жил, оно совершенно, конечно — жил и действовал — поразительно. Он современник и соучастник событий, в которых участвуют Гай Юлий Цезарь, Марк Туллий Цицерон, Гай Октавий, или Октавиан Август — это совершенно... ну, и, конечно, Клеопатра — куда денешься от нее? Великая знаменитейшая царица египетская.

И мы остановились на том моменте, когда гигантские эти грандиозные гражданские войны, которые начались в Риме уже давно, в 30-е годы 2-го века до новой эры, началась деятельность удивительных таких людей: братья Гракхи, Гай и Тиберий Гракхи, люди, которые действительно пытались спасти Римскую республику. Наверное, спасти то, что спасти было нельзя, но они на самом деле говорили, думали и делали то, чего хотели на самом деле.

А времена Марка Антония — это время, когда под прекрасным тем же лозунгом «Спасем, спасем республику!», которая почему-то больна, кризис, на самом деле крупные личности с политическим чутьем очень острым ищут место себе в лучах угасающих, в лучах заката этой республики. Они уже почуяли возможность личной, огромной личной власти. Антоний — наверное, не хуже, лучше многих других. Доказательством тому является факт, что он, будучи близок к Гаю Юлию Цезарю, который занимал должность диктатора, именно он, Антоний, однажды решился напрямую предложить Цезарю царский венец. Вот психологи, наверное, объяснили бы, это вот подмена, психологическая подмена состояния: он сам бы этого хотел. Но Цезарь есть Цезарь, и он как бы на Цезаре моделирует этот вопрос: а не стать ли правителем?

Вся дальнейшая жизнь Антония, которая сегодня, вторая половина его жизни, покажет, что, да, да, да, мнил себя тоже великим: то великим полководцем (и совершенно напрасно, не получился из него великий полководец), то великим правителем, не чего-нибудь, а всей восточной части великого римского государства, которое он хотел при этом наращивать. Не получилось, но мнил себя именно таким. Он начал делать свой крупный политический капитал немедленно после смерти Цезаря, и толчком было событие, которое потрясающе описано во всех дошедших до нас источниках и очевидцами их пересказов дальнейших бесконечных. Он произнес... он стал делать капитал на идее отмщения убийцам Цезаря. Я, мол, лучший друг Цезаря, а это убийцы. Ну, знаменитые лидеры заговора Брут и Кассий, вот они, они. Антоний произносит пламенную речь на похоронах убитого Цезаря, пламенную, воспламеняющую, при этом сопровождаемую театральным эффектом, всеми отмеченным: он размахивал в ходе этой речи, вытащил окровавленный плащ, окровавленную одежду...

С. Бунтман — Окровавленную тогу.

Н. Басовская — ... тогу Цезаря, да.

С. Бунтман — Развернутую и окровавленную, он ее демонстрировал.

Н. Басовская — И он размахивал ею. Замечательно об его этой речи, замечательно сказал, ну, пояснил нам Плутарх потом, чем она отличалась, допустим, от речей Цицерона того же, величайшего римского оратора. Про Антония Плутарх написал: «Он взял за образец (он — Антоний) так называемое азиатское направление в красноречии, которое в ту пору процветало и обнаруживало, вдобавок, большое сходство с самою жизнью Антония, полною хвастовства и высокомерия, глупого самомнения и непомерного честолюбия». Вот на знаменитой розовой бумажке, где всегда у меня написаны цитаты из всяких произведений, я с наслаждением читаю. Вообще стиль Плутарха, он доставляет наслаждение. Вот он сразу несколькими словами обрисовал нам восприятие Марка Антония интеллектуальной частью римского общества. Они не были все единодушны, но вот эти черты в нем были заметны. Он еще о нем пишет, Плутарх: «Он обладал красивой и представительной внешностью. Отличной формы борода, широкий лоб, нос с горбинкой сообщали Антонию мужественный вид и некоторое сходство с Гераклом, каким его изображают художники и ваятели». Плутарх все-таки подчеркивает, что лично Геракла не встречал.

С. Бунтман — Да, он осторожен с утверждениями.

Н. Басовская — Умен этот грек. «Существовало даже предание, будто Антонии, все Антонии, ведут свой род от сына Геракла — Антона. Щедрость Антония, широта, с которой он одаривал воинов и друзей, сперва открыли ему блестящий путь к власти». Вот этот блестящий путь к власти он пытается сразу после смерти осуществить. Ну, правда, последствия этой первой пламенной речи были такими, как во все века, это просто удивляешься. Не совсем те, на которые рассчитывал Антоний. Как пишут все современники, взбесившаяся, взволнованная чернь, возбужденная его на азиатский манер пышной речью, пришла в волнение страшное и пошла громить все подряд, закричав, что они пойдут громить дома убийц, Брута и Кассия. А Брут и Кассий бежали, скрылись. Они вообще рассчитывали, что вот убьют Цезаря — и восторженный народ понесет их на руках, говоря: спасители республики! Все вышло не так. И пошли громить просто, был грандиозный погром. А очень скоро после этого, даже в ходе погребения, погребальных торжеств, они же, они же начали творить культ Цезаря. Прямо обожествлен он был толпой во время погребальных вот этих церемоний.

И такое возбуждение умов появилось, которое вообще характерно для эпохи гражданских войн в любые времена, в любой части света на этой планете. Кто за кого, кто против кого, но образовалась та самая мутная вода, в которой люди, обладающие честолюбием, каким-то планом выдвижения самих себя, очень хорошо могут проявиться. Например, появился некий Лже-Марий. Ну, кто бы мог себе представить? Марий — великий полководец, реорганизатор римской армии. Это второй век до новой эры, это знаменитая Югуртинская война. Марий — соперник великого диктатора страшного Суллы, но с республиканскими наклонностями. Цезарь был отдаленным его родственником. И вот вдруг Лже-Марий. Как нам не знать? Лжедмитрий у нас, княжна Тараканова... Во все времена. Это некий грек, который назвал себя внуком Мария и призвал тоже к отмщению и за своего деда, и за Цезаря. Короче говоря, сеял возбуждение умов, за которым стояло примерно то же, что в предыдущий этап гражданских войн: отменить долги, накормить низы общества, снизить налоги, отменить квартплату — опять как-то все слышится родное до ужаса.

И вот тут Антоний проявил себя. Поскольку Брут и Кассий убежали пока, и укрылись, и собирали войска, готовясь идти на Рим, поскольку автоматом не получилось, чтобы их провозгласили спасителями и защитниками республиками, они готовили теперь войска, чтобы защищать ее с оружием в руках, как всегда. Тут Антоний — временно хозяин Рима фактически. Он консул, он на законном основании руководит Римом. Но незаконными методами. Разбив, подавив это движение Лже-Мария, он казнил его без суда. Что было еще трагикомичнее, скажем — в скором времени он погубит великого Цицерона, поскольку Цицерон окажется в гражданской войне на стороне Гая Октавия, будущего Октавиана. Погубит в проскрипциях, по настоянию Антония Цицерон попадет в проскрипции. Не очень рвался Октавиан его туда включать, потому что многим был ему обязан. Но что вменили Цицерону? Что он, будучи консулом (заговор Катилины, 60-е годы, 40 лет назад), он, будучи... нет, 20 с лишним.

С. Бунтман — 20 с лишним.

Н. Басовская — Да, будучи консулом, он дозволил казнить без суда, без утверждения Сенатом казнить участников заговора Катилины, катилинариев. За это он будет... вот это было предлогом для включения его в проскрипции. А сам-то Марк Антоний без всякого суда казнит этого Лже-Мария. И вот во всей этой суете, в наведении порядка в Риме, в провозглашении себя истинным продолжателям великих деяний Цезарь, не очень еще понимая, каких именно, потому что он на Цезаря мало похож, в нем все больше проступало: власти хочу, великий я человек. Никакой он не великий на фоне тех настоящих великих, но проступают в его поведении. И вот в этой суете, как мне кажется, Марк Антоний поздновато заметил, образно говоря, того, кого Цезарь назвал своим наследником — внучатого племянника Цезаря Гая Октавия, или будущего принцепса. С него и начнется монархия. Это будет 27-й год до новой эры. А пока мы находимся в 44-м. Он назвал его мальчишкой, Антоний. Не очень был дальновиден, не четок в своих оценках, мало учился в жизни. Его попытки заняться ораторским искусством, текстами, в Грецию для этого ездил — они же были ему не интересны. Вояка. И он не разглядел, не сумел психологически оценить. Назвал его мальчишкой, ничтожным. Это была большая ошибка. Цезарь, конечно, больше понимал. Гай Октавий не был идеалом, но он был умен, он был очень умен и пробрался к власти методами разнообразными, аккуратным поведением пользовался, а не железным кулаком.

С. Бунтман — Подчеркиванием еще римских доблестей.

Н. Басовская — Очень умел.

С. Бунтман — Римских вот традиционных... Не зря при нем будет золотой век все-таки.

Н. Басовская — Конечно. Он умел угодить отчасти и сенаторскому сословию. Но когда понадобилось...

С. Бунтман — При этом выглядел очень искренне всегда.

Н. Басовская — ... всегда — закреплять власть — он прибегнул к проскрипциям без всяких проблем. И ярчайшей... пока он пробирался к власти, Антоний говорил, что это ничего не получится, он никакой не наследник, даже воля самого Цезаря его не смущала. Но у Октавиана был прекрасный союзник — это Марк Туллий Цицерон. Цицерон сделал ставку, он тоже не лишен был борьбы за власть. Он 20 лет отсутствовал в Риме после времен первого триумвирата и он вернулся пожилым человеком. И вел себя как молодой, он снова включился в политическую борьбу. И он был решительно против Антония. Цицерон говорил, что Антоний — это власть солдатни. Конечно, он здесь был прав. И вот он снова в политике и произносит свои знаменитые речи — это 14 речей против Антония. Как когда-то против катилинариев, теперь против Антония. Он сам их назвал филиппиками — так называл Демосфен, великий греческий оратор Демосфен, так называл свои речи против Филиппа Македонского накануне падения независимой Греции.

Я несколько слов приведу из этих филиппик, чтобы понять меру ненависти Антония к Цицерону. Цитирую. Это из второй филиппики против Антония, о личных качествах Марка Антония. «Человек совершенно невоспитанный». Ну, в глазах аристократии римской это ужасный порок. Дальше. «На глупость его невероятную обратите внимание». Такое простить, конечно, будет трудно. Еще. Признать его консулом (Антония) никак нельзя: ни по его образу жизни (гуляка), ни по его способу управлять государством (никакого нет способа, он не понимает в управлении ничего), ни по тому, как он был избран. А избран, конечно, под давлением авторитета Цезаря. И, в итоге, вывод в этой филиппике: «О, гнусная мерзость! О, нестерпимое бесстыдство, ничтожность и разврат этого человека!» Такое не прощается. И вопрос — кто кого, кто придет к власти. 14 речей произнесены. Филиппики в большой части до нас дошли. Почти 300 лет назад это было в Афинах, а теперь повторяется здесь.

И вот, казалось бы, кто кого одолеет. Убийцы Цезаря приготовили войска, Антоний, объединившись с другом Цезаря Липидом — ну, не очень яркой личностью, просто знатный человек, называется друг Цезаря, он нужен для связи с сенаторами. И они тоже готовят войска. И на этот момент Октавиан счел разумным примириться, чтобы вместе отмстить за убийство его родственника, того, кто сделал его наследником. И эти сочли разумным объединиться. Возникает в ноябре 43 года до новой эры (не так давно убит Цезарь) второй триумвират, три человека, ярких в этот момент, сильных, при должностях, республиканских должностях: Антоний, Липид, Октавиан. По крайней мере двое из них, Антоний и Октавиан, безусловно, как и члены первого триумвирата, в глубине души и мозга думают о личной власти, но в словесах спасают республику от гнусных убийц Цезаря.

С. Бунтман — Да, это популярно. Спасают республику, все спасают республику.

Н. Басовская — И только о народе и государстве. Второй триумвират — это, в сущности, уже вот могу определить как очевидную агонию республики, второй раз. Ну, первый раз сильные личности договорились помогать друг другу спасать республику. Все же знают, чем кончилось: перебили друг друга в борьбе за личную власть. А вот опять, второй — и снова спасаем республику. И снова проскрипции. Вернулось то, что казалось невозможным. Еще во времена Суллы, давным-давно, во 2-м веке до новой эры, осудили этот страшный метод, словесно, и вот он возвращается и возвращается. Проскрипция — список людей, которых может убить любой, кто их встретит, получит при этом частичку конфискованного имущества. Убиты триста сенаторов, две тысячи представителей всаднического сословия, ради конфискации имущества, прежде всего. Доносы, доноситель — замечательный человек.

И в этот список попадает Марк Туллий Цицерон. Три дня колебался Октавиан, к его чести. Он всем обязан был, политической карьерой обязан был Цицерону. Поэтому он три дня колебался. Но Антоний настаивал. Цицерон убит, его нагнали убийцы, ему отрубили, по приказу Антония, руку и голову, доставили это в Рим. Марк Антоний поставил на обеденный стол, — Плутарх с ужасом об этом пишет, — голову Цицерона, а его жена Фульвия (ей пора выйти на историческую арену нашего разговора), жена Марка Антония Фульвия колола (все это замечено) его язык, этой головы, убитой головы, колола толстой большой иглой.

С. Бунтман — А помните историю противоположную? Цезарь и голова.

Н. Басовская — А Цезарь не мог видеть, когда ему в Египте на побережье показали довольные убийцы, приспешники царя египетского, убили соперника, Помпея, соперника Цезаря. Смотри, Цезарь, его голова! Цезарь с отвращением отвернулся. И, более того, приказал похоронить останки, захоронить останки Помпея в храме Немезиды, заметьте, в храме богини мщения.

С. Бунтман — Да. Мы с вами... вы правильно ответили на вопрос, очень многие, что играли в знаменитом вахтанговском спектакле по Шекспиру, играли: Марка Антония играл Михаил Ульянов, Клеопатру — Юлия Борисова, и Октавиана Цезаря играл Василий Лановой. И первыми ответили: Мария 3248, которая получает и альманах, и макет сборный замечательный 1:400 Колизея; Денис 3924 получает альманах, так же, как и Елена 5285. Продолжим через пять минут.


НОВОСТИ


С. Бунтман — Мы продолжаем программу «Все так» о Марке Антонии. Тут нам, кстати, вот у нас был вопрос о спектаклях, вспоминают, какие были спектакли по «Антонию и Клеопатре», по великой пьесе Шекспира, трагедии. Был еще спектакль с Пляттом, Дробышевой и Бероевым, Бирман, спектакль в театре Моссовета был. Лучшие актеры всегда играли.

Н. Басовская — Лучшего драматурга, может быть.

С. Бунтман — Да, лучшего драматурга или драматургов, кто знает. Мы возвращаемся к судьбе Марка Антония. И мы уже видим, что это характер, который, при всех разговорах о римских доблестях, что это характер какого-то грядущего времени, что это характер, который вот Суллу пересуллит еще попробует, и Мария перемарит.

Н. Басовская — Он помельче, но, конечно, истинные римские доблести — для него это скорее абстракция. И, наконец, внутри мысль о власти, о величии, о военной доблести, она пробирается, все больше пробивается и больше после смерти Цезаря, нет этого гиганта рядом с ним. И, наконец, осенью 42-го года до новой эры, прошло уже изрядное время после мартовских ид 44-го, все еще живет второй триумвират, он будет жить некое время. Липид, правда, реально не участвует, но Антоний и Октавиан делают вид по крайней мере, что они союзники, и союзные объединенные их войска разбивают в битве при Филиппах (Македония, север Балканского полуострова), разбивают войска Брута и Кассия. До этого все еще висело над Римом, что придут эти пламенные республиканцы и, может быть, вдруг правда всерьез будут восстанавливать республику. В то время это было нереально, уже никому это не надо фактически было, и они оказались...

С. Бунтман — Вспоминают древнего Брута, того Брута, который как раз уничтожал монархию тогда и устанавливал республику.

Н. Басовская — Да, когда-то были цари и вот эта битва за республику. А теперь, в сущности-то, битва за власть, и Брут и Кассий закончили очень печально. Как мы знаем, они оба покончили с собой. Один приказал рабу, другой сам бросился на меч — так очень по-римски, вот это в духе римской республиканской традиции, в духе, там, Муция Сцеволы...

С. Бунтман — Это будет долго жить, вот это внешнее, и особенно при смерти...

Н. Басовская — Очень глубокая традиция.

С. Бунтман — Римские доблести будут жить.

Н. Басовская — Их не стало. И осталось два, две фигуры главных: Гай Октавий, будущий Октавиан, и Марк Антоний. Все-таки над ним вот эта все идея, что он был близок к Цезарю, он призвал к отмщению за смерть. Он заметен, он очень заметен. Что им остается? Они разделяют как бы примерно пополам территорию великой умирающей республики, будущей империи, предвосхищая дальнейшие официальные разделы. А пока они делят сферы влияния. Двум императорам, конечно, не бывать, двум единоличным правителям, как бы они ни назывались. А пока они все еще в рамках каких-нибудь наместников, республиканских должностей. Они в драпировках республиканских.

Но вот судьба: Антонию достается Восток. Вот каким методом они решали, кому что, но Антонию достается Восток, и он как бы поспешает туда, навстречу своей судьбе, завершающей части его жизни, навстречу своему великому роману, сюжетам будущих великих произведений — навстречу к царице Клеопатре.

Очень любопытно, что пока он там, там начинается вовсю, развивается его роман, его жена Фульвия, которую я упомянула... у него было всего пять жен, пятая — Клеопатра. И вот Фульвия была, насколько я помню, вторая... третья, третья жена. Это очень была... удивительно активная женщина. Она происходила, ее род по материнской линии был связан с Гракхами, великими республиканцами. И вот эта женщина, она очень стремилась к тому, чтобы быть самостоятельной, активной, нестандартной, не домашними заботами.

Опять гениальный Плутарх — ну, не могу не процитировать о Фульвии. «Ей хотелось властвовать над властителем и начальствовать над начальником». Разве устарели такие типы женщин? «Фульвия замечательно выучила Антония повиноваться женской воле и была бы вправе потребовать плату за эти уроки с Клеопатры, которая получила из ее рук Антония уже совсем смирным и привыкшим слушаться женщин». Вот эти пассажи, эти тончайшие наблюдения тоже гениального Плутарха поражают тем, как связано все в этом мире и как человек, натура человеческая, мужская, женская, время от времени очень сильно повторяют сами себя.

И вот Фульвия вместе с братом Антония... там у него роман на Востоке, и все знают, хотя коммуникации не такие, как сегодня, но великий интернет древности — слухи, рассказывают, передают, приплывают какие-то торговцы. Все всё знают, что там великий роман. А она с братом Марка Антония пытается, они пытаются вдвоем таки победить Октавиана, все-таки дать ему бой, дать ему еще одно сражение. Это просто поразительно, какая натура, что-то в ней такое было, требовало попробовать вмешаться самой, победить. Они собрали войско. Пока Марк Антоний развлекался на Востоке, брат Марка Луций Антоний и Фульвия... брат — консул, поэтому собрать войско на законном формальном основании он мог. Они подняли восстание в Перузии (Перуджия потом, Перуджа, северо-восток Италии) против Октавиана. Но были разбиты. Фульвия бежала в Грецию и в скором времени умерла — по всей видимости, была отравлена.

Но великий роман развивался не потому, что жива жена или не жива. Описана потрясающе в источниках первая встреча Антония и Клеопатры. Антоний прибыл в свои великие восточные владения, показать, как он... ему 40 лет, он в зените и физической силы, и некоторой известности, безусловно — триумвир. Показать крепкую руку римлянина. И у него были претензии к этой царице египетской Клеопатре Седьмой, которая всякими муками оказалась-таки у власти. Ну, он уже бывал там, я говорила в первой части, она, может быть, даже в 12-летнем возрасте видела его в роли командира конницы Цезаря. А вот теперь он: вызвать ее! Его что-то не устроили поступления от Египта. Ходили слухи, мифы и правда о том, как богат Египет, сколько там золота в сокровищницах фараонов. А они же поиздержались в гражданских войнах-то очень сильно. Поступления его не устраивали. Вызвать ее в Киликию на севере Малой Азии, он приказал доставить царицу для отчета.

Но он же не знал, что она прибудет на корабле, обитом золотом, а весла обиты серебром. Полуобнаженные служанки изображали нимф всяческих, а сама она, — все дружно пишут, — в костюме Афродиты. Пусть тут дальше каждый вообразит, как это выглядело. Но Марк Антоний от этого пострадал. Флейты, музыка... Совершенно забыл, зачем он прибыл. Короче говоря, никакого отчета он стребовать не смог, предался, как все пишут, ее чарам, начался этот великий роман. Опять же, такие тонкие писатели, как Плутарх, отмечают, что если с Цезарем... и она покоряла Цезаря блеском своего интеллекта, а это было, то здесь совсем другое: она пошла навстречу его разгульным привычкам, замашкам, тому, что он так любил. Дошло просто до безумия. Например, известны их ночные прогулки вдвоем инкогнито, они переодевались простыми людьми. Самое интересное — конечно, об этом узнали — народу в Александрии (это было в Александрии, северная столица Египта), народу нравилось, что вот правители такие. Но несколько раз его поколотили, а он не обиделся, он был доволен. Вот это вот он, рубака-вояка, простой парень. Пирушка за пирушкой, возлияния. Но, в общем, надо не забыть, ты же соправитель Октавиана, ты триумвир! Кое в чем ей он угодил, проявив ординарную жестокость. Клеопатра сказала, что надо бы казнить все-таки, убить ее сестру Арсиною, которая даже после триумфа римского осталась живой, после Цезаря, там где-то, в Эфесе, в храме. Ей неприятно, что она жива. По приказу Антония, Арсиною убили. То есть, он все, он в руках.

Но из Рима приходят сообщения, хотя он в руках у Клеопатры, что надо побывать, очень много тревог. По-разному толкуют: или что он слегка пресытился на время. Он отправился в Рим. 40-й год. Побыл, ну, больше года прошло. Октавиан пока все еще настроен на мирное решение вопросов, что иногда наивные или притворяющиеся наивными (Октавиан, конечно, притворялся) люди решают, как воздействовать на гуляк: их надо образумить с помощью благонравной жены. Это и затевает Октавиан. Этого рубаку-гуляку, который бродил, бродил по улицам Александрии, он женит на своей добродетельной сестре Октавии. Ни один римский писатель не упоминает имя вот этой Октавии, сестры Октавиана, без прилагательного «добродетельная». Она была сама ходячая добродетель. Забегая вперед, скажу: она это доказала. После смерти Антония, трагической смерти, она растила его детей, не будучи любимой, не будучи уважаемой — он же ради нее не бросил окончательно Клеопатру.

Итак, здесь его женят на Октавии. Октавиан как бы говорит: мы примирились. Не сию секунду становится ясно, что они будут биться не на жизнь, а на смерть и что будет сражение, в котором будет решаться все. Но пока они как будто бы даже почти примирились. До полной гибели их так называемых, ну, не дружбы, а контактов, взаимодействия, еще 10 лет. Это 40-й год до новой эры, а умрет Антоний в 30-м.

Итак, его женят на благонравной добродетельной Октавии. А из Египта информация: Клеопатра родила ему близнецов. И кто-то пишет так из древних авторов: тут он снова вспомнил о Клеопатре. Не думаю, что он когда-нибудь о ней забывал, но вопрос этот спорный и ненаучный. Короче говоря, это не для научного обсуждения. Информация о том, что родились близнецы, очень интересная, к тому же, у нее есть сын от Цезаря, у нее есть еще и самый старший сын. И Антоний — снова в Египет. Он, конечно, объяснил Октавиану, что главная цель — это не Египет как таковой и, конечно, не Клеопатра. В Сирии усиливаются враги Рима, надо навести порядок в Сирии.

Пользуясь отвлечением римлян на гражданскую войну, великая Парфянская держава, непобедимый соперник Рима на востоке, отняла у них часть владений в Сирии. Антоний говорит, что это недопустимо, я верну. Он все еще мнит себя полководцем. Ему уже сильно за 40, он уже не стал, как Цезарь, покорителем Галлии. Вот Октавиан никогда не рвался, чтобы его называли полководцем. Он говорил, что всегда побеждают только солдаты. Не тот тип личности, он не для полководца, он политик, тончайший политик, это правда.

И, тем не менее, там, — говорит, — дела в Сирии, и еще что у него есть большое желание, — сообщает он Октавиану, — совершить поход в Парфию и, наконец, подорвать силы этого великого соперника и противника Рима на востоке. Все, включая Октавиана прежде всего, хорошо помнили, как пропал в Парфии и навсегда сгинул представитель первого триумвирата и тоже воинственный вояка Марк Лициний Красс. Не мог ли Октавиан подумать?.. Конечно, конечно. Октавия потерпит, а ты отправляйся. Ну, через Египет дальше в Парфию — авось, не вернется. Не мог он жить без этой мысли.

Но прежде чем он отправился туда в поход, произошло грандиозное событие в 37-м году. Он снова в сетях Клеопатры, а в 37-м году потрясающее событие — великая свадьба в Антиохии в Малой Азии, на Ближнем Востоке, нынешней Сирии, великая свадьба, великое бракосочетание Антония и Клеопатры. Какое имеет значение, что у него там жена? Никакого. Это там. Здесь — свадьба. 37-й год. Близнецов назвали Гелиос и Селена, то есть, Солнце и Луна. Антоний во время этого великого пиршества, которое назвали «свадьба Востока и Запада», поднимает их над головой — значит, признает.

И затем отправляется вскоре в поход парфянский, который, как все его крупные военные предприятия, неудачен. Он потерял 20 тысяч пехоты и 4 тысячи конницы. У римлян уже и так к нему масса претензий, а тут еще. Самое печальное в глазах римлян — военные неудачи. Неуспех в войне в глазах римлян делает мужчину не мужчиной, а римлянина не римлянином. А с ним это случилось.

Напрасно он отправился в Парфию. Правда, вернулся. Тут Октавиан, наверное, был немножечко разочарован. И Октавиан начинает думать о том, что, конечно, пора заканчивать делать вид, что они друзья и родственники. Конец у второго триумвирата должен быть ровно таким же, как у первого. Октавиан сознательно и очень умно, как многое, что он делал, губит репутацию Антония. Она и так уже подмочена. Он признал этих восточных детей, он женился в Антиохии на этой таинственной восточной царице египетской.

Она ведь была в Риме. В последний год жизни Цезаря перед самым убийством его она была вызвана туда Цезарем вместе с сыном Цезаря, маленьким Цезарионом. Она была, в момент убийства она была в Риме. И это всех так напрягало. Все так боялись, что Цезарь вдруг на ней женится и что поведет совершенно не римскую политику, а восточную. Но после смерти Цезаря она сразу уехала в Египет, боясь за свою жизнь справедливо.

И вот опять тень Клеопатры, и вот снова над ними нависает эта коварная роковая женщина! Через фигуру пламенного Марка Антония. Октавиан ворвался в храм Весты, вырвал у жрецов завещание Антония. А до этого Антоний у них же выхватывал завещание Цезаря. Ну, сыпятся римские ценности. Ну, гибнут республиканские святыни. Все это было свято: храм Весты, завещания, которые хранят жрецы, римские доблести, которые называют совокупным словом виртус, не переводимым прямо на русский язык. Виртус — это система добродетелей.

С. Бунтман — Ну да.

Н. Басовская — Это что-то большее, чем просто одна добродетель, вот такая совокупность...

С. Бунтман — Это достоинство и доблести.

Н. Басовская — Да. Совокупность, соединенные вместе. Что-то будет повторяться в западноевропейской истории средневековой, неписаная рыцарская мораль, неписаные законы рыцарства. Они будут тоже такими не вполне оформленными, но священными. И вот все, гражданские войны, кризис — прежде всего рушатся эти самые вечные ценности, эти самые моральные устои и опоры, великие опоры государства.

Итак, вырвал у жрецов Октавиан, который тоже уже показывает, что он не всегда такой тихонький, как думали вначале. Ну, после проскрипций это уже поняли, что он не ангелочек. И заявил, что это завещание нельзя признавать, потому что в нем не учтены интересы двух дочерей Антония от Октавии. А ведь дочери-то есть.

Это очень действует на отношение римских граждан к Марку Антонию. Мало того, что он где-то там далеко на востоке с этой египетской царицей, у него там дети, он их признал своими законными детьми. Он, видите ли, забывает об интересах своих римских детей. Это невыносимо. А дальше начинается что-то еще хуже. Он начинает провозглашать, что он дарит детям от Клеопатры куски римских владений на востоке. Вот этого Рим пережить не может. Он дарит их, ну, самое ценное, что есть у Рима, кроме добродетелей — завоеванные земли. Римской кровью завоеванные, а он раздает, раздает владения детям Клеопатры на востоке. Он Цезариона, сына Клеопатры от Цезаря, объявляет царем царей. Все, он перешел в систему восточных ценностей, он больше не римлянин. Согласны, Сергей Александрович?

С. Бунтман — Я думаю, что здесь еще есть такое предвидение и предвосхищение римской истории последующих нескольких веков. Когда, во-первых, раздел, что Восток и Запад Рима — это разное.

Н. Басовская — Да, все это будет.

С. Бунтман — Это будет. То, что становятся восточными солнечными божествами, становятся римские властители — это Антоний предвосхищает.

Н. Басовская — Это началось.

С. Бунтман — В данном случае он проигрывает будущую римскую историю всего за несколько лет.

Н. Басовская — Да и прошлую. Когда Александр Македонский, по-настоящему выдающийся человек, близко соприкоснулся в 4-м веке до новой эры с персидской державой, он тоже многое стал воспринимать от цивилизации Востока, из-за чего очень страдал — окружающие возмущались и так далее.

И вот все-таки вот это все, он предает Рим, Марк Антоний предает Рим. Господи, два века назад Александру тоже его спутники-гетайры говорили: ты предаешь Македонию и наши великие македонские ценности.

Фактически он порывает с Римом. Так часто бывает, что никаких юридических документов и не надо. Произошел разрыв моральный, нравственный, духовный. Он более не римлянин, все это понимают. Это конец его репутации. И теперь уже Октавиан спокойно и уверенно снаряжает войско против него, потому что надо покарать этого римлянина. Это уже не битва за власть, не то что я претендую на власть, Антоний — тоже. Нет. Он отправится покарать римлянина, который изменил великим римским ценностям.

2 сентября 31-го года до новой эры знаменитая битва у берегов Греции в Ионическом море при мысе Акциуме.

С. Бунтман — Да.

Н. Басовская — Кто только не писал об этом, и художественные, и не художественные фильмы не снимал! Римская флотилия — 260 кораблей, египетская — 170 римских и 60 египетских. То есть, флотилия Антония. Силы примерно равны. Жестокое сражение, начинается очень ожесточенно. В сражении участвуют, сражением лично командуют и Антоний, и Клеопатра. Она как бы из преданности здесь, но все знают, что в разгаре сражения она поворачивает свои корабли и убегает от мыса Акциум. Антоний, ни о чем не думая, бросается следом за ней.

Никогда не узнаем, что, как и почему. Знаем одно: в общем-то, это был конец. Они еще некое время укрылись, жили в Александрии. Они ждали смерти, они создали общество друзей смерти. Потому что защищать их было некому. Войска, римские воины, которые были при Антонии, четко переходили на сторону Октавиана, нашего римского Октавиана. А ты, восточный изменник Антоний, ты нам больше никто. У них была идея бежать в Индию, но как-то очень наивно, не состоялось, как-то корабль был не в порядке. Они были обречены.

Клеопатра, когда появился Октавиан с войсками и было ясно, что все пропало, она распустила слухи, что умерла. Антоний, услышав это, приказал рабу себя заколоть. Раб заколол себя вместо Антония. И Антоний сказал: вот, ты показал мне, как должен вести себя мужчина. И закололся сам. А Клеопатра была в знаменитой гробнице, куда приказала на канате поднять тело Антония, уже убитого, держа его на коленях, попрощалась, попросила у Октавиана разрешения похоронить. Он был похоронен. Дети его шли в триумфе Октавиана. Началась история Римской империи.

С. Бунтман — Совершенно новая эпоха. А мы завершаем эту программу и обещаем вам в следующий раз обратиться к совершенно иным временам. И будет у нас последний халиф Гранады Боабдил. Будет Наталья Ивановна и Алексей Венедиктов, проведут эту программу.