Слушать «Всё так»


Древнеримский политик и полководец Марк Антоний (часть 1)


Дата эфира: 28 июня 2014.
Ведущие: Наталия Басовская и Сергей Бунтман.
Сергей Бунтман — Добрый вечер всем. 18 часов 8 минут, и вот мы сейчас все здесь. Наталия Ивановна Басовская, добрый вечер.

Наталия Басовская — Добрый вечер.

С. Бунтман — Сергей Бунтман, я веду. Я все разглядываю приз, который вы получите, я надеюсь. У нас сегодня будет три победителя, три альманаха получат. Но вот первый из них... я причем сначала, это называется, мартышка к старости еще и совершенно другими делами озабочена. Мартышка — это я. Я смотрю: что такое? Вот я думал, то ли бразильские футболисты, вот Жулио Сезар... да, вот есть такой вратарь бразильский.

Н. Басовская — Похож, да?

С. Бунтман — Да, оказывается, это 12 цезарей, привезенные добрым Венедиктовым. Я бы, конечно, прикарманил, а вот Венедиктов прямо слушателям привез из города Кельна, который у нас назывался...

Н. Басовская — Это их изображение на монетах.

С. Бунтман — ... это римская колония. Да, это изображение, копия изображения на монетах. Причем 12 цезарей как в великолепной, знаменитой, любимой книге Светония, вот в том и порядке. Сейчас я задам вопрос, который относится к нашему герою. А сегодня у нас герой — Марк Антоний. Оказывается, он был у нас не задействован. Такой вот и герой, и герой-любовник, и полководец, и политик тонкий, кстати, говоря.

Н. Басовская — Это большой вопрос.

С. Бунтман — Давайте займемся римскими именами, потому что мы знаем: Гай Юлий Цезарь, Марк Туллий Цицерон, да? Вот три имени обычно. Один называется преномен, вот это первое имя, личное, второй — номен, фамилия фактически. И когномен — это прозвище или ветка рода. Вот скажите мне пожалуйста, что же такое у Марка Антония, что у него с прозвищем-то, вообще-то, что у него происходит с прозвищем? Вот давайте, скажите, что у него происходит с прозвищем, что у него за прозвище такое.

Н. Басовская — Вопрос непростой.

С. Бунтман — Марк Антоний. Да-да-да. Вот хитрый Алексей Алексеевич сказал: не очень так вопрос... Да, вот подарок ценный, мне его жалко отдавать, сразу скажу.

Н. Басовская — Коварство.

С. Бунтман — И не забудьте, что наши прекрасные альманахи, второй выпуск избранного «Дилетанта», будет у каждого из трех, а у первого будет еще плюс, будет такая коллекция монет замечательная совершенно. Причем по настоящим монетам они отчеканены...

Н. Басовская — Они делают реплики очень хорошо.

С. Бунтман — Здорово, да.

Н. Басовская — Это, как правило, музеи делают европейские, и делают очень хорошо. Но обратимся к нашему...

С. Бунтман — Да. Сейчас я назову телефон только: +7–985–970-45-45. Вот. Ну что же, давайте. Марк Антоний.

Н. Басовская — Произносишь это имя — и удивительный эффект. Я потом вернусь к этой мысли. Говоришь «Марк Антоний», а выплывает сразу не единичная фигура зрительно, а некая плеяда ярчайших лиц. Отделим ли он от лица и фигуры Гая Юлия Цезаря, того же самого Марка Туллию Цицерона, бесподобной Клеопатры, Помпея, Гнея Помпея? То есть, произносишь имя — это был такой момент в жизни, истории Рима — и целая плеяда людей.

Кто персонально он в этой яркой римской истории? Годы жизни: 83 — 30 годы до новой эры, первый век до новой эры. Но самый конец, завершающий этап разрушения Римской республики, на пороге ее превращения в империю. В сущности, я бы сказала, этот этап я бы назвала просто агонией Римской республики, казавшейся когда-то непобедимой. Персонально он... я вот скажу так простыми словами: вояка, рубака, гуляка. Казалось бы, откуда след в истории? Тем не менее, он к этому не сводится. Но эти его качества дали толчок к тому, чтобы его фигура попала в художественные произведения и ярко в них запечатлелась: у Шекспира, Бернарда Шоу, например, это яркая фигура, при этом романтизированная. Причина романтизации — это, на мой взгляд, закат его жизни, финал, который, видимо, будет у нас даже не сегодня.

Один из реальных политиков-разрушителей Римской республики. Разрушение шло под прекрасными лозунгами. Ну, какие лозунги в политике бывают? То, что разрушается, объявляют объектом спасения. Так было в эпоху гражданский войн в Риме. Все они спасают республику.

С. Бунтман — Конечно, и все республикой клянутся, от Цезаря... Да, Наталия Ивановна...

Н. Басовская — Зная прекрасно, что они убивают.

С. Бунтман — Я сейчас уточню, потому что первый совет: не надо бросаться на первое, что вам дает интернет. Ха-ха-ха. Не надо.

Н. Басовская — Это вам советуют?

С. Бунтман — Нет, я говорю, я говорю слушателям, которые отвечают на вопрос.

Н. Басовская — Да-да-да.

С. Бунтман — Что такое с прозвищем странное, что отличает его от многих современников?

Н. Басовская — Загадочно

С. Бунтман — Догадайтесь, догадайтесь. Тут уже сотня ответов пришла, и многие неправильные.

Н. Басовская — Уже забеспокоились, понятно.

С. Бунтман — Да.

Н. Басовская — И все-таки Марк Антоний — человек, занимавший больше десяти должностей в системе римских магистратур. Смерть республики в Риме была своеобразна, но тоже типична для всяких политических событий. Считалось, что она жива, хотя реально, начиная с 27 года до новой эры, правил один человек — это был Октавиан поначалу с прозвищем Август. Затем это уже были люди, прямо называвшиеся императорами. Наступила пора империи. Но долгое время, да практически все время, в какой-нибудь форме сохранялась видимость республиканских драпировок в виде сохранения должностей, которые назывались в Риме магистратурами. Так вот, он занимал более десяти должностей в системе римских магистратур, от префекта конницы, трибуна, проконсула до консула. Все-таки консул 34-го года до новой эры — это остался в истории... любой консул был замечен, и в истории великих фигур... то есть, с 44-го года до новой эры, в год смерти Цезаря. И, тем не менее, он в тени великих фигур, вот на мой взгляд, и я постараюсь это показать. Хотя он занимал, вот вплоть до консульской должности, и входил в состав так называемого второго триумвирата.

С. Бунтман — Да.

Н. Басовская — Дважды в процессе агонии по три человека. Вот интересная магия. Русский фольклор, русская традиция, русские пословицы очень любят, чтобы все было по три раза: три раза невод забрасывает старик в сказке о рыбаке и рыбке...

С. Бунтман — Нет, 3, 9, 12 — это любимое, да.

Н. Басовская — Магические цифры. Троица. Римлянам этого времени было все равно, христианство не пришло в Рим, то есть, Троица для них не существует. И все равно три. Рим в конце его жизни, великое римское государство, называвшееся тогда республикой, делили дважды на троих. В русской традиции звучит занятно. И вот при втором разделе одним из троих — в 43-м году до новой эры — был именно Марк Антоний. То есть, фигура заметная.

Давайте посмотрим, что за жизнь у него была. Она была яркая, и потому дала повод для всяческих воплощений его образа художественных. Он происходил из, как пишут все римские авторы... о нем все писали, и сразу после него, и много позже, и во всех биографиях сравнительных он фигурирует. И он происходил из знатного плебейского рода. Для русского уха опять звучит странно.

С. Бунтман — Что такое за знатный плебейский род?

Н. Басовская — «Знатный плебейский» — сочетание странное.

С. Бунтман — Но это республика римская...

Н. Басовская — Для Рима нормальное. Не потому, что даже республика, а потому, что плебеи когда-то, на заре римской истории, 8 — 6-й века до новой эры, они были угнетенным сословием бесправным. Есть разные версии происхождения этого сословия плебеев, что, может быть, это потомки первоначального населения, затем завоеванного в Лациуме. Ну, не будем погружаться в это. У них не было всей полноты прав, и они долго и отчаянно бились за то, чтобы стать совершенно такими же, как и полноценные граждане этого формирующегося государства, которое потом назовут полис, город-государство, республика-государство. Очень своеобразная античная форма. И они добились этого, путем многих сражений, битв, законодательств. Ликурговы законы особенно важны. Когда они добились, то плебеи, получившие такие же права, как все римляне, как нобилитет (это знать, верхушка), появилось понятие «знатный плебейский род» и «незнатный», так же, как у всех первоначальных жителей Рима.

Его предки были заметными людьми. Их звали одинаково, и отца, и деда звали одинаково, тоже Марк Антоний. Отец был претором, претор Марк Антоний. Претор — это младший коллега консула, это очень важная должность, правая рука одного из двух первых лиц этого государства, ибо там два лица, два консула воплощали высшую власть при расцвете республики. И вот это младший коллега консула, возникшая должность с 4-го века до новой эры, она имела большие полномочия, прежде всего судебные, и поэтому ценилась. Претор — это видная фигура, это отражается в записях, что был такой человек.

А вот дед его, дед был, тоже Марк Антоний, ритором. Ритор — тоже особый античный вид занятий. Это человек, сам умеющий произносить речи... красноречие было нормой, нормальным обязательным качеством гражданина полиса. Нельзя было жить в полисе и быть не красноречивым совсем, потому что их политическая жизнь обеспечивалась языком, речью. Высшим воплощением были великие ораторы, такие, как в Греции Демосфен, в Риме — Цицерон. Но любой человек должен уметь. Так вот, ритор — это не только тот, кто сам умеет и при необходимости произнесет речь, он может по заказу, со временем за деньги, написать заказанную ему речь. И может давать уроки мастерства риторского. Не самая уважаемая должность, кто-то ее не уважал. Ну, что это? Наемный учитель. Тем не менее, предполагающая интеллект и развитие.

Мать. Юлия Антония — ее имя. И тоже из знатного рода.

Юность Марка Антония была абсолютно разгульной, довольно типичной для вот этой золотой молодежи времен поздней республики. Он, — все пишут, — много шлялся по улицам в шумной компании друзей, обожал транжирить деньги, растрачивал их легко, вел беспорядочный образ жизни. Чем это, в итоге, на каком-то этапе закончилось? Он бежал от кредиторов в Грецию. Греция примерно полстолетия назад была покорена Римом и превращена в одну из римских провинций. Но при этом говорили: победила победителей. Осталась центром науки, искусства, утонченной культуры. Хотя оттуда много людей перебрались в Рим, в новую столицу, в метрополию. И все-таки в Грецию ездили учиться. Сам Цицерон учился в Греции, там сохранилась на островах школа ораторского искусства, где, видимо, обучался Цицерон.

Итак, он бежал от кредиторов. Бегали многие. В свое время Цезарь, получив вожделенную должность — чуть позже это будет — получив вожделенную должность наместника, претора в Галлию, не мог выехать, его не выпускали кредиторы, боялись, что он бежит от долгов.

С. Бунтман — Да, вот очень хорошо, у нас сейчас тоже: штраф не заплатил...

Н. Басовская — Сергей Александрович, как мало новостей на земле!

С. Бунтман — Да.

Н. Басовская — Вот зная вот эти вот нюансы, удивляешься, что новостей мало. Человечество есть человечество. И если бы не поручительство жулика Красса... Красс был самый настоящий жулик, коррупционер, он специально закупал дорогие доходные дома, страховал их на хорошую сумму — и присылал поджигателей, чтобы получить страховку. Это было известно, но никак не удавалось доказать.

С. Бунтман — До сих пор не удается.

Н. Басовская — Опять что-то слышится родное.

С. Бунтман — До сих пор не удается доказать, поджог был или...

Н. Басовская — Что-то слышится родное. Вот Красс поручился — Цезаря выпустили. А этот убежал в Грецию. Там он, видимо, хотел взяться за ум, — рассказывают все авторы. Он начал учиться у философов и риторов. И не смог, и не смог.

С. Бунтман — Не его.

Н. Басовская — У него в крови гудела поступь легионеров, ржали кони, цокали копытами, звенели мечи! Этот человек был рожден для военной должности, для военной деятельности. И Антоний начинает искать военную карьеру — в тот момент тоже прекрасный способ обогащения.

Надо сказать, что же это был за такой момент. Во второй половине второго века до нашей эры, во времена замечательных людей братьев Гракхов, которые единственные искренне хотели спасти республику, начался кризис этой системы управления. Дело в том, что полисная система предполагает все-таки какие-то границы, обозримые границы сообщества, где все должности выборные, где есть такая удивительная должность, как народный трибун, заступник простого народа, его избирают, в его жилище никогда не закрывается дверь, к нему можно прийти за заступничеством и днем, и ночью, у него есть право вето. И любое постановление великого Сената, где сидит знать, он может оставить, сказав «veto», что означает «я запрещаю». То есть, все эти республиканские нормы, народные собрания, сложные системы избрания, хотя подкупали избирателей, подкупали — и все-таки это выборность.

И вот она впадает в некую нарастающую кризисную ситуацию. Все видят, что почему-то она вся зашаталась. Там много причин, и не место подробно о них говорить, но одна из таких причин — Рим стал мировой державой во втором веке до новой эры, особенно после победы над Карфагеном. Это мировая держава, и она необозрима, она уже даже не на одном континенте, она в Европе, Азии, Африке. И править ею вот так по-прежнему... народ, который идет на народные собрания, слишком далеко живет от центра, от Рима, и так далее. В итоге, это кризис. И военные во время любой нестабильной ситуации, военные, люди, готовые воевать, они чрезвычайно востребованы.

И вот в разгаре уже идущих гражданских войн, в сущности, начинается битва за что? Ясно, что республика рухнет и будет управлять один человек. Как он будет называться — пока не решено. Потом назовут принцепс. «Царь» всех отшатывает: в древности, в глубокой древности в Риме были цари, не хотят царей. «Император» придет, а пока император — это просто военный руководитель. Идет битва. И эпоха, требующая личностей, их выдвигает. В 60-м году до новой эры возникло соглашение на троих, которое я уже упоминала, первое — соглашение Гая Юлия Цезаря, Гнея Помпея и Марка Лициния Красса, трех богатых, популярных, ярких, решительных, овеянных военной славой людей, которые договорились помогать друг другу спасать государство, конечно — что еще? Спасать государство. Но между строк было написано другое: пока помогать друг другу не утонуть в нестабильности, как мы скажем сегодня, а там будет видно, кто победит.

Среди этих трех победит Гай Юлий Цезарь, на время станет диктатором — еще одно название, хотя диктатор тогда — это должность в системе Римской республики. Но пока первый триумвират, 60-й год. В 59-м консулом избран Гай Юлий Цезарь, он явно опережает, начинает опережать своих сотоварищей. И вот здесь в этот момент, в 59-м году, замечен Антоний, который, избрав военную службу, продвинулся и оказался у проконсула Сирии Габиния начальником конницы. Начальник конницы в Древнем Риме — очень большая фигура. Ну, командир танковых войск как минимум. Может быть, заодно и парашютно-десантных. Это очень большая фигура. Он уже отличился в каких-то действиях в Сирии. Тогда тоже в Сирии было неспокойно. Боже, у меня какое-то ощущение, что мы никуда из Древнего Рима не уехали.

И вот Антоний вместе с проконсулом Габинием послан триумвирами этими тремя, Цезарем, Помпеем, Крассом, но среди них лично он предпочитает Помпея. Он ему изменит быстро. Он быстро изменял, он легко казнил. Все только начинается. Был послан в Египет, не зная, что это его отдаленная великая знаменитая судьба. Помочь отцу Клеопатры...

С. Бунтман — Да, царю.

Н. Басовская — ... Клеопатры Седьмой. Там произошел бунт. Птолемеи правили этим обломком империи великого Александра, который стал самостоятельным государством. И вот Птолемей Двенадцатый Авлет, отец Клеопатры Седьмой, был на время сброшен с престола, престол захватила его старшая дочь Клеопатра Шестая. Было решено, что ему надо помочь. Потому что Птолемей, которого не очень-то уважали, Авлет, дудочник, он любил играть на флейте, смешно надувая щеки — фигура несерьезная. Но он согласился очень хорошо заплатить Риму за помощь. А Рим сказал: хорошо, но после этого ты будешь называться другом и союзником римского народа. Это означало в Средние века, будет называться вассалом, ты станешь вассалом Рима. Ради сохранения своего престола дудочник на это согласился, и ему на помощь пришли наместник, проконсул Сирии Габиний и командир его конницы Марк Антоний. Будущей знаменитой царице Клеопатре было в это время 11 лет. Может быть, она видела прекрасного тогда Антония в разгаре...

С. Бунтман — Может быть, может быть, да.

Н. Басовская — Кто знает, в разгаре его начинающейся военной славы. Ему 25, прекрасный возраст, он рубака, он хорош собой. Ей было или 11, или 12 — я тут не поручусь. Иногда с месяцами трудно это вычислить. Но мне кажется, что вот судьба, она иногда такие устраивает шутки...

С. Бунтман — Да, устраивает такие вот рифмы вот иногда и такие вот провидения. У нас, естественно, разошлись все мнения. У нас такой был замечательный здесь... кто приписывал ему прозвище отца, Критский, Кретик. У него не было прозвища, официального прозвища, которое третье имя, когномен, не было. Тем-то и отличался.

Н. Басовская — Он этим и отличался.

С. Бунтман — Да, от многих своих сотоварищей и современников, хотя это было среди плебейских родов достаточно часто. Александр 2344 получает набор 12 цезарей, монет. Не дам, это все слушателям.

Н. Басовская — Не подумайте, что это Наталия Ивановна выхватывает.

С. Бунтман — Нет-нет-нет, это мы знаем, кто, но мы не скажем. Нет, никому не дам. И плюс альманах. По альманаху получает Виктор 8353, и Лена 0973 тоже получает альманах. Всех поздравляю. Мы продолжим через пять минут.


НОВОСТИ


С. Бунтман — Ну что ж, мы продолжаем. Марк Антоний вот уже, скорее всего, встретил главную и трагическую любовь своей жизни.

Н. Басовская — Он мог ее не заметить.

С. Бунтман — Мог, конечно.

Н. Басовская — А она, скорее всего, должна была его заметить.

С. Бунтман — Да, вы правильно рассуждаете, Наталия Ивановна, вы рассуждаете правильно.

Н. Басовская — Со знанием дела. Во-первых, 12-летняя девочка в Египте, Древнем Египте, выходящем из древности — это уже не девочка, это женщина, этот возраст на Востоке считался совершенно уже взрослым. А во-вторых, у них были разные роли. Он герой на коне, который приехал спасать, защищать ее отца, а она пока младшенькая. Защищать пришлось не очень просто, но, в общем-то, римское войско впечатлило, собственное окружение Клеопатры Шестой убило узурпаторшу. Дело было очень опять такое привычное. Раз опасно, пришел Рим, собственные придворные покончили с этой дерзкой Клеопатрой Шестой. Сторонники еще одной сестры, следующей, Береники — у Дудочника много было детей, и мальчиков, и девочек — провозгласили Беренику. И вот без всякой жалости она была казнена римлянами.

Римляне показали, что такое они, как они действуют решительно и какими они могут быть крепкими заступниками, если речь идет о том, повторяю, названии, которое они только что дали птолемеевскому Египту, что правитель птолемейского Египта — это друг и союзник римского народа. Очень ловкое название по существу неравноправных отношений, которые Рим устанавливал вокруг себя. Необязательно полное подавление и завоевание, а может быть вот такое полудобровольное подчинение. Ну, конечно, не добровольное, безусловно, но оформляемое как некие отношения, красиво называющиеся. Повторю, мне это, в общем, напоминает вассалитет в будущем европейской истории в Средние века.

Итак, Клеопатра Седьмая пока осталась там в далеком Египте, а Марк Антоний вернулся в 50-м году до новой эры в Рим, уже с должностью, он получил должность квестора. Это первая магистратура, знаменующая ступени — у Рима все это было очень четко и строго — ступени движения именно в политической карьере. Квестор — заявка на то, что он, побывав начальником конницы, и он еще будет командовать конницей, он это любит по-прежнему, но все-таки он вступил на путь политической карьеры в этом мятущемся Риме, где, в сущности, все понимают, что как-то это должно будет меняться. Триумвират править вечно не будет, обязательно как-то решится иначе.

И действительно, в 48-м году до новой эры объявляется Цезарь диктатором, сначала с полномочиями в рамках республики, потом на 10 лет, потом без срока. И становится ясно, что вот эта единичная, единоличная власть, которую не принимает огромная часть верхушки римского общества... низы, как всегда, колеблющиеся: кто их лучше будет кормить. Тем более римское население — не рабы, но и не имущие, знаменитая часть плебса, или совсем пролетарии, совсем босяки. Их волнует один вопрос — кто их лучше будет кормить. Никакие там идеи республиканские, тем более те, за которые можно отдать жизнь или на которых делать карьеру, как вот делает Цицерон (о нем еще речь впереди), или как Катон, который действительно жизнь отдал, и Гракхи умерли за республику, они истинно хотел сохранить, они верили, что так лучше, хотели решить земельные вопросы, в которых запуталась республика — не получается. Дело идет к единичному правлению.

И вот по этому пути рядом с уже главным выдвинувшимся человеком из триумвиров, участников триумвирата, при Юлии Цезаре Марк Антоний. Он забыл свои помпеянские устремления, то, что он считался сторонником Помпея. Ну, у него, я считаю, вообще никогда никаких идей не было. Идеи у него возникали по обстановке. Идея попробовать сделать политическую карьеру, вот сейчас она владеет им как главная. Потом будет идея такая же горячечная и острая владеть царицей Клеопатрой — и она тоже будет главной. Все авторы пишут, страстный, легко возбудимый, горячечный, взрывной. Но после взрыва, — по-моему, это Плутарх говорит, — впадает в длительную меланхолию. Наверное, психологи нового, новейшего времени точно нашли бы определение этому типу нервной деятельности, который, по всей вероятности, был у Марка Антония.

Итак, в Риме, в сущности, правит Цезарь. Красс погиб в Парфянском походе. Значит, одного из тройки уже нет. Помпей, который овеян великой славой, но человек, тоже соблюдающий пока республиканские правила, окружен армией, которая хочет за него воевать. А солдаты Цезаря хотят воевать за Цезаря. Начинается новый этап жизни Рима, когда войско будет решать главные политические вопросы, когда отношения командующего войска со своими солдатами во многом будут определять судьбы империи — это все начинается.

При содействии Цезаря, который к нему благоволит, к Марку Антонию, он становится народным трибуном и авгуром. Быстро увидев в Цезаре, видимо, перспективу... вот дальновидным его не назовешь, но в данный момент он, видимо... то есть, не видимо, он точно определил, у кого больше перспектива. И он делается горячим, страстным — он все делает страстно — поклонником Юлия Цезаря. И вот в 49-м году, накануне решающей битвы Цезаря с Помпеем, он выступил в Сенате с горячей поддержкой всех полномочий Цезаря, всех его действий, вместе со своим коллегой, вторым народным трибуном (их всегда было два) Луцием Кассием Лонгином. Они объявили горячую поддержку действиям Цезаря, что он во всем прав. Не знаю, как-то встретила некие противоречия, здесь или не здесь он предложил Цезарь прямо-таки царский венец, от которого Цезарь мудро уклонился. По-моему, чуть позже. Но, во всяком случае, он бурный поборник Цезаря.

И предложения, которые они выдвинули в защиту действий Цезаря, не понравились Сенату. Сенат отказал им, отказался принять эту поддержку. И они наложили вето (великий римский закон) на это постановление Сената. И вот тогда Сенат совершил великую ошибку, конечно, но такую характерную для эпохи кризиса и гибели политической системы: был отдан приказ арестовать народных трибунов. Вообще это вот мир перевернулся. Арестовать народного трибуна — это в античном мире, полисном мире, особенно римском мире (у греков не было такого народного трибуна), это переворот, это нарушение всего самого-самого святого, что можно вообразить.

Возникла угроза их жизней, потому что арест в эту смутную эпоху мог закончиться очень по-разному. Хорошо помнили знаменитый эпизод 60-х годов, недавних, до новой эры, когда разоблачался знаменитый заговор Катилины. Вот уже трясло Римскую республику. Заговор, который организовал аристократ Катилина как бы с целью, как все, защиты республики, обещав своим сторонникам самое главное — отмену всех долгов. Жалко, что Красс тогда был еще маленьким, ему бы надо было бежать именно к Катилине со своими долгами. Знаменитый эпизод и знаменитые речи Цицерона, который был консулом, против заговора Катилины. Чем закончилось? Цицерон своим великим ораторским искусством добился их ареста. Заговорщики были неловкие, их все знали, где они собираются, где находятся. Их арестовали. И затем самое страшное для римской конституции. Вот у них была конституция, были законы и порядки. Их казнили без суда в Мамертинской тюрьме. И сам Цицерон, облачившись в доспехи, вышел к народу и сказал: vixerunt. Означает: прожили, убиты. Цицерон заплатит жизнью скоро за тот эпизод 20-летней давности.

Они побоялись, что с ними произойдет то же самое. Приказ арестовать народного трибуна столь экзотичен, что после этого с ним уже можно делать все что угодно. И Марк Антоний вместе со своим коллегой Кассием Лонгином бежит в войска Цезаря. В тот момент Цезарь при войске, ведя очередные... защищая границы гибнущей республики, войска находились в Цизальпийской Галлии, на границе, северной границе Италии, недалеко.

Что поразительно? Их побег — они прибыли к Цезарю, спаси и защити — их побег был толчком к знаменитейшему эпизоду, поводом для Цезаря решиться идти с войсками на Рим. Мы все знаем этот эпизод, когда он переходит реку Рубикон со словам: alea jacta est, жребий брошен. Это гражданская война, очередной взлет, очередная волна гражданской войны. Он идет с войском на Рим — этого еще не решались делать ни во времена Суллы, которые, кажется, прожили страшные времена. Цезарь идет на Рим. 10 января 49-го года до новой эры.

Так вот, поводом, толчком или, скажем, оформлением этого исторического события был тот факт, что Марк Антоний со своим другом и коллегой укрылся в лагере Цезаря. Умный, хитроумный и настоящий политик, блистательный политик Цезарь сумел использовать это обстоятельство. Он всегда умел очень четко действовать в политике.

С этого момента Марк Антоний — ну, абсолютный его приверженец и все ближе и ближе приближается к личности Цезаря. В разгоревшейся гражданской войне Цезаря против Помпея Марк Антоний лично участвует в решительном сражении в Северной Греции — это в Эпире, битва при Фарсале.

С. Бунтман — Да, и он стоит на левом фланге, прямо против самого Помпея.

Н. Басовская — Сергей Александрович вот помнит такие подробности — это поразительно!

С. Бунтман — Нет, я готовился...

Н. Басовская — Вы прямо видите его на левом фланге.

С. Бунтман — Дело в том, что действительно он стоял на левом фланге...

Н. Басовская — Абсолютно точно.

С. Бунтман — Это была поразительная совершенно битва, где Цезарь себя проявил просто гением полководческим.

Н. Басовская — А потом сказал знаменитую фразу, когда закончилось сражение: Помпей не умеет побеждать. Вот очень тонко подмечено. Что, по-вашему, в чем был главный полководческий гений, вот что он проявил?

С. Бунтман — Он сразу понял обстановку...

Н. Басовская — Он не шел по первоначальному плану.

С. Бунтман — Потому что он сразу понял обстановку, он понял, что необычайное скопление конницы на левом фланге у Помпея.

Н. Басовская — Там будет давка.

С. Бунтман — Вот. И он понял две вещи: Помпей хочет, чтобы десятый легион просто с марша забрался бы на холм, одним вот броском...

Н. Басовская — Ударом.

С. Бунтман — ... и сразу ударил.

Н. Басовская — У него был такой план.

С. Бунтман — Да.

Н. Басовская — И Помпей не умел менять планы не ходу.

С. Бунтман — Но произошло что-то странное. Во-первых, ветераны десятого легиона, они остановились по дороге и передохнули. И Помпей ждал, что будет делать конница. Но дело в том, что Помпей поставил несколько когорт, он поставил за десятым легионом, скрытно. Конница Цезаря расступилась, и вышли еще несколько тысяч человек и стали сражаться с конницей и метить именно во всадников. И конница отступила Помпея.

Н. Басовская — Вот эта фраза «не умеет побеждать», совершенно точно, Сергей Александрович, вы поразительно, как всегда... вот мужчины больше всего интересуются...

С. Бунтман — Ну да, в солдатики поиграть.

Н. Басовская — Да, картиной сражения. То, что я не так умею видеть, вы видите гораздо яснее. Это именно картина сражения. В чем тут?.. Помпей накануне этой битвы, — записано тоже, запомнили современники, — в своем шатре, в палатке своей читал «Илиаду». Он хотел вдохновиться великими деяниями вот этих великих полулегендарных и реальных для него абсолютно, реальных героев древнегреческой истории. Он видел себя таким, у него были основания: у него было много побед, он очень много принес славы Риму. И все-таки у него была какая-то вот инерция сознания, как в политических, так и в военных вопросах. А Цезаря отличала поразительная готовность реагировать на мельчайшие нюансы. Вот прибежали два трибуна — и он видит гениальный способ... он колебался: идти на Рим или нет? Вот он видит, гениальный... я приду, вот это оправдание. Вот он видит, что Помпей, навдохновлявшись «Илиадой», имеет некий план, строгий план действий. А свойство Цезаря — предпринять что-то неожиданное. Помпей плохо воспринимал мобильность ситуации.

С. Бунтман — И Цезарь это прекрасно понимал.

Н. Басовская — Абсолютно, этим и пользовался.

С. Бунтман — Таким будет Наполеон потом.

Н. Басовская — Отсюда и слова «не умеет побеждать». Победа была полная, и, казалось, ну, все, Цезарь уже полный хозяин положения. Однако, Помпей ведь остался жив и сумел бежать. А в непримиримой войне в любой, а тем более в гражданской, если жив глава противоположной партии, твоя победа — не победа. Гражданская война — ведь самый страшный, пожалуй, самый непримиримый тип войн. Я последние годы как-то интересуюсь типологией войны, типологией войн, и пришла к выводу, что страшнее гражданской войны, наверное, нет ничего, спутницы революции. А страшнее революции может быть только другая революция. Следовательно, Помпея надо убить. Хотя между Цезарем и Помпеем в прошлом и добрые отношения, и родственные связи, и элемент взаимного уважения. И все-таки Цезарь гонится за Помпеем после битвы при Фарсале.

Наш Марк Антоний после битвы при Фарсале должен себя чувствовать высоко вознесенным, и все ему воздастся в Риме. Цезарь догоняет Помпея, все это знают, в Египте — опять тема Египта. Именно туда, к другу и союзнику римского народа, и приплыл Помпей спасаться, к Птолемею. Однако, он был коварно убит, прямо не успев сойти на берег. Но нет времени об этом говорить. И за ним прибыл Цезарь, во-первых, прежде всего, убедиться, что Помпей действительно мертв. Ему торжественно предложили голову Помпея — Цезарь с отвращением отвернулся. И задержался, как известно, в Египте. И известно, по какой причине.

С. Бунтман — По той же самой.

Н. Басовская — Клеопатре Седьмой к этому времени... уже это 20-летняя — 21-летняя юная прекрасная женщина с неотразимым очарованием. Цезаря больше всего в ней привлекли ум, интеллект, познания в языках (она их знала, кажется, 6 или 7). Антония потом привлекут другие качества. А Цезаря и это в сочетании с женским естеством. Она очень отличалась от римских женщин и римских матрон. И он задержался у Клеопатры.

А раз он задержался, то реальная власть оказалась у Марка Антония. Он консул, он ближайшее лицо к Цезарю. Все знают, как Цезарь к нему прекрасно относится. Он приглядывает за порядком. Ему случилось заметное деяние совершить. Еще в 47-м году — это ему помнят и по-разному это будут ему напоминать — народный трибун Публий Корнелий Долабелла возглавил восстание плебеев и вольноотпущенников против долгов. Ну, революционная эпоха. Вот эти идеи против долгов — и можно собрать сразу войско. И он собрал. Против квартплаты, чтобы граждане Рима, арендующие жилища — вопрос о ЖКХ — не должны были платить, если они граждане. То есть, совершенно такое прагматическое очень популярное требование. Антоний жестоко расправился, полностью жестоко подавил это восстание.

Здесь в 45-м году, к 45-му году, когда Цезарь возвращается, по дороге разбив Фарнака, он ответственный за порядок в Риме, и вроде бы в Риме все, в целом, хорошо. Цезарь по дороге разбил Фарнака, Клеопатре, которая вынашивала его ребенка, уже тут родила, мальчика Цезариона, он написал знаменитое veni, vidi, vici (пришел, увидел, победил). Я никогда не понимала, когда подробно не подумала об этом великом романе Цезаря и Клеопатры (впереди у нас роман Антония и Клеопатры), никогда не думала, почему такое вот именно здесь, такое... такой отчет, такое письмо. Да он не только Сенату, он Клеопатре это написал.

С. Бунтман — Конечно.

Н. Басовская — Смотри, какой я! Ему слегка за 50 и он этой юной красавице пишет: я вот какой! Пришел, увидел, победил. И Юлий Цезарь возвращается в Рим на вершине славы, 45-й год до новой эры. Он справил 4 триумфа. Боже мой, ну, куда уж дальше? Кажется, совершенно... да, но его еще обожествят после смерти, чего он вовсе не ведает и чего вовсе не готовил.

В честь побед в Галлии, Египте, Азии, Африке предоставление права триумфа, а Сенат говорит «да», все говорят «да»... Ведь как часто? Из-за триумфов спорили, не разрешали, кого-то ограничивали. 4 триумфа — это значит, Рим лег к ногам Гая Юлия Цезаря. А Антоний — это правая рука. Он и консул, он и начальник конницы. Но у него была плохая разведка, он не знал о заговоре против Цезаря. Более того...

С. Бунтман — Не факт.

Н. Басовская — Правильно, Сергей Александрович, в таких вещах всегда следует сомневаться. Но мне представляется, что да. По той растерянности, которую он первоначально проявил... кстати, и заговорщики тоже. Странные они были люди: горячие, но не всегда дальновидные. Этим вот Цезарь и отличался, он был другой. Судя по этому, может быть, и не знал. Дело в том, что быть правой рукой вот столь великого правителя, не такого отталкивающего, как когда-то Сулла — это 30 лет назад, и он сохранился как символ ужаса...

С. Бунтман — Цезарь абсолютно разумен, абсолютно.

Н. Басовская — Разумен, издает умные законы...

С. Бунтман — Ясно, что он действует для Рима, не для республики, но для Рима. Рим должен быть другим — вот что думает Цезарь.

Н. Басовская — Он, в общем-то, дальновиден и умен. И, в отличие от того ужаса единоличного правления, который был при Сулле, здесь нет такого ужаса. Хотя вот сегодня опять скажу жаргонно, пусть это будет точнее понятно: упертые республиканцы, многие — умнейшие люди, включая даже того же Марка Туллия Цицерона, не видят, что нельзя спасти то, что спасти нельзя. Они хотят, чтобы все было, как вчера, чтобы республика была так же прекрасна. В итоге, заговорщики целенаправленно отвлекли Антония, его задержали, чтобы он не пришел в день, намеченный день убийства, чтобы он не пришел вот в этот зал заседания Сената, дворец, где у входа стоит статуя Помпея. Господи, Цезарь мертвый упадет у ног статуи Помпея, своего соперника. Какие метафоры! Великая эпоха, великая история, великие какие-то крупные личности. Человеческая история идет рыками, она то ползет, то прыгает. Вот это был какой-то рывок в политической, в военной жизни. Возрождение будет рывком в художественной, условно говоря. Не будем дальше, а то боюсь дойти до очень опасных аналогий.

И Цезарь убит. Мартовские иды знаменитые, 15 марта 44-го года. Антоний короткое время в растерянности, но сразу, как только он пришел в себя, он начинает делать свой капитал на идее отмщения убийцам Цезаря. Он все время в тени чьей-то славы. Сейчас — славы Цезаря, пусть уже покойного. Но впереди у Антония еще кое-какие тени, которые отбросят заметный след на его лицо. Лицо как в раме, в очень дорогой раме.

С. Бунтман — Да, мы встретимся с Марком Антонием через неделю в программе «Все так».