Сайт Евгения СычёваEugi Gufo

Сергей Бунтман — 18 часов 10 минут, мы продолжаем нашу тему. Наталия Ивановна Басовская, Сергей Бунтман здесь. Мы начала в прошлый раз и, в общем-то, прошли всю королевскую историю королевы Кристины почти что, да?

Наталия Басовская — Сергей Александрович, по согласованию с вами, я прежде скажу: добрый вечер.

С. Бунтман — Правильно.

Н. Басовская — И сделаю маленькое объявление.

С. Бунтман — Да-да-да, сделайте.

Н. Басовская — А то прямо уже Кристина...

С. Бунтман — А потом я задам вопрос.

Н. Басовская — Она захватывающая особа, конечно...

С. Бунтман — Да, конечно, она замечательная.

Н. Басовская — Я просто хочу сделать объявление о том, что 16 января в 19:30 в Центральном доме литераторов я прочту в рамках лектория «Прямая речь» лекцию о своей любимой Жанне д’Арк. Считаю, что устроители назвали ее очень хорошо: «Два года до бессмертия». Вот это объявление. Начало в 19:30, ЦДЛ.

С. Бунтман — Да.

Н. Басовская — И возвращаемся к Кристине...

С. Бунтман — 16-го числа, да.

Н. Басовская — 16-го.

С. Бунтман — Я задам вопрос, прежде чем мы вторую половину жизни Кристины, не менее интересную, чем первая, мы будем рассказывать о ней. Я скажу, что сегодня мы разыгрываем... я просто зачитался, потому что это Скандинавия, это оранжевый гид по Скандинавии. Я как попал... Тут есть отдельная карта Стокгольма. Я как попал на Стокгольм, сразу стал мечтать, ходить по этой карте...

Н. Басовская — Вместе с Кристиной Августой.

С. Бунтман — Да, да, с Кристиной Августой. Так что, мы разыгрываем 10 таких книжек. Ответить вам надо на следующий вопрос. Какая актриса замечательная, соотечественница королевы Кристины, ее сыграла в кино? Вот. Это, я думаю, что это будет просто, ответить на этот вопрос. +7–985–970-45-45 — с помощью смсок присылайте, пожалуйста, ответы. Итак...

Н. Басовская — И когда вы сказали об смсках, я вспомнила, что закончить свое объявление надо было фразой: подробности на сайте лектория «Прямая речь».

С. Бунтман — Вот так вот.

Н. Басовская — И теперь только Кристина. Два слова из начала, о чем мы говорили. Кристина, королева Швеции. Годы жизни: 1626 — 1689-й, 17-й век, в основном вторая половина, середина, вторая половина. Дочь великого шведского короля Густава Второго Августа...

С. Бунтман — Адольфа.

Н. Басовская — Адольфа, простите, Густава Второго Адольфа, великого полководца знаменитого, который вывел Швецию в ходе Тридцатилетней войны в ряд великих держав Европы. До этого Швеция великой не была. А вот наследницей его была единственной эта девочка. Ей было 6 лет, когда отец погиб. Но с 4 лет она его уже не видела, ибо в 1630-м он ушел продолжать воевать в Тридцатилетней войне, а в 1632-м (ей 6 лет) он погиб. И девочка была сразу провозглашена королевой. Ее не короновали еще, но провозгласили. Других наследников не было. По его собственному желанию, ее воспитание доверили регентскому совету, а не матери, ибо ее мать, королева, жена великого правителя Густава Второго Адольфа, она просто сошла с ума, по-видимому, в самом прямом смысле слова, после гибели мужа, Мария Элеонора, дочь курфюрста Бранденбургского. Как бы помешалась на трагедии смерти мужа, подвесила над кроватью, где спала с дочерью, его сердце в каком-то ларце, создала атмосферу траура и так далее. И, к тому же, по его завещанию, было сказано, указано великим правителем, чтобы девочку воспитывал в случае его гибели... он ждал, он понимал, что может погибнуть. Он погиб в сражении, в котором шведы победили, но он лично пал в бою. Чтобы воспитывал регентский совет, он был создан, из пяти человек. Главный — канцлер Аксель Оксеншерна, очень умный, очень талантливый, очень государственный человек. Мать отодвинули, девочка росла без матери. И, согласно завещанию отца, воспитывали, как мальчика. То есть, многое уже путалось в ее судьбе.

И, может быть, это воспитание как мальчика, может быть, какие-то особенности ее природы, может быть, менталитета, эпохи — не знаю, до конца ее разгадать трудно, но она довольно рано стала подчеркивать, что ничто женское в ее природе ей не любо, не мило. При этом влюбляясь, составляя, сочиняя очень пышные сентиментальные любовные письма, именно вот скорее письма — трудно судить о ее фаворитах, я еще о них скажу. Короче, в этой натуре было много своеобразия.

И вот мы пришли к моменту, на котором примерно остановились в прошлый раз. В 1650-м году 24-летняя Кристина была очень пышно коронована в Швеции. Вот заметим, в 50-м коронация. Она участвует в этих торжествах, устраивает балы. Кажется, что все прекрасно. Но через 4 года она откажется от короны. Невероятный случай! Всего через 4 года. Ее величают Кристина Августа. Но в стране очень трудная ситуация, послевоенная ситуация. Только в 1648-м году заключен Вестфальский мир, по которому Швеция много выиграла новых земель, новых подданных, новых налогов. Но все равно казна опустошена войной, содержанием армии, реформами, которые проводил Густав Второй Адольф, и так далее. Послевоенная ситуация, растут налоги, Кристина щедро начинает раздавать коронные земли дворянам. Она хочет опереться на среднее и мелкое дворянство — очень умно. Но есть мощное ядро аристократии, которое не хочет уступать ни в чем, сдавать свои прежние позиции, привилегии, и они, в общем-то, возражают против того, чтобы она так действовала. Есть такой совет, аристократический государственный совет Риксрод. Это не то что Риксдаг. Риксдаг — это собрание сословий, причем в Швеции — включая крестьян. А вот этот Риксрод сопротивляется ее попыткам опереться на среднее и мелкое дворянство. Крестьянство бунтует периодически в трудной послевоенной ситуации, это ясно.

То есть, ее действия, ее попытки реально править непросты, тем более все время напоминают, что она женщина: это не принято, это с трудом принимается, только по воле великого отца. И вопрос о замужестве вдруг становится камнем преткновения. При этом ей говорят, что... ей уже столько, достаточно лет, 24 года — надо выбрать мужа. Отвергает категорически и начинает вскоре после коронации на этой почве говорить: отрекусь, отрекусь, лучше отрекусь, отдам корону, но замуж — ни за что. На время она ушла в развлечения придворные. Пышный двор, — я это упоминала, — толпы льстецов, ее называют Минервой и так далее и так далее. Есть фавориты, разнообразные фавориты. Самым первым был ее кузен Карл Густав, тот, кого объявили наследником, тот, кому она потом передаст престол. В возрасте 17–18 лет она писала ему пылкие нежные чувства, а тот как бы отвечал только дружбой в ответ, как бы. Потом были другие. Ей было 20 лет — появляется знаменитый полковник граф Магнус Габриэль Делагарди.

С. Бунтман — Да.

Н. Басовская — Красавец, полуфранцуз. Вы, конечно, Сергей Александрович, про него немало знаете как франковед очень хороший. Яркая фигура. Но каждая яркая фигура рядом с правительницей-женщиной обязательно становится фигурой ненавидимой, и, к тому же, слишком много себе позволяющей. Пошли разговоры даже о том, что аристократка Эбба Спарре, с которой так же пылко переписывается Кристина — в каком-то смысле не совсем простая подруга. Ну, и очевидный фаворит, я упоминала, врач-француз Бурдело, который, устраивая празднества по ее приказам, так хорошо владел техникой того, что сегодня называют откаты, глубоко, глубочайшим образом запустил руки в казну. Через год ее заставили его прогнать от двора.

На склоне лет у нее тоже на долгие годы будет объект пылкой любви в письмах — это будет кардинал Децио Аззолино. Ну, перед концом ее жизни я его еще раз вспомню. И опять с его стороны якобы только дружба. Ну, не могу не сказать. Она считала, что он похож на Александра Македонского, этого красавца, Аззолино, но Александр Македонский вряд ли бы так поступил. Когда она была почти без сознания, он заставил ее подписать документ, по которому она основные свои богатства, коллекции передала ему. Так что, фавориты — это всегда опасно.

Вот такая нестабильная ситуация при дворе. Излишняя пышность не нравится народу, разговоры об отречении травмируют аристократию. Происходит что-то... лютеранская Швеция и лютеранская мораль осуждает эту пышность, эти развратные преставления, как они называют, которые она устраивает. И она оказывается, в общем, в какой-то, видимо, внутренней изоляции. Она без конца упоминает это свое возможное отречение и невозможность замужества. Я подумала, может быть, ей казалось, что, объявив себя королевой-девственницей, в смысле невыхождения замуж, невыхода замуж, не знаю, она станет столь же великой, как Елизавета Первая в Англии.

С. Бунтман — Да, все-таки думается, что это для нее...

Н. Басовская — Мне кажется, она себя должна была сопоставлять.

С. Бунтман — Конечно, да, это был для нее образец, я так думаю.

Н. Басовская — Елизавета Английская умерла за 13 лет до рождения Кристины.

С. Бунтман — Но это было на слуху, существовали жизнеописания...

Н. Басовская — Слава ее была велика.

С. Бунтман — И северная слава великой английской королевы... а так как Швеция уже у нас становится...

Н. Басовская — Один регион, это один регион.

С. Бунтман — ... великой державой становится Швеция...

Н. Басовская — Это Северная Европа.

С. Бунтман — Да.

Н. Басовская — Северная часть Западной Европы. И какие-то сходства возможны. И вот, может быть, ей хотелось быть похожей. Когда появится проявление ее неожиданной для столь образованной женщины жестокости, мне подумалось: может, она вспоминает, что Елизавета казнила Марию Стюарт? Ведь это были люди поздние современники этих событий, они не так, как мы, к этому относились, как к давно прошедшему, это были элементы их современной политической жизни.

И вот, казалось, может быть, пройдет вся ее жизнь в пышном дворе, в возвеличивании себя и так далее. Она явно хочет, чтобы пышный двор подтвердил величие Швеции. Она коллекционирует редчайшие предметы искусства, приглашает великих ученых. Я упоминала Декарта, и он был не один. Она хочет проявить королевскую твердость. Поразительны события 1651-го года, так называемое дело Массениусов (отец и сын). Два человека, отец-профессор и сын-историограф придворный. Отец, профессор, побывал в длительной ссылке. Звучит занятно: 16 лет он был в ссылке в Карелии. Сын получил должность... отец прощен, вернулся, сын получил должность придворного историографа. И вдруг происходит такой сюжет: кузен, наследник, который официально считается наследником, Карл Густав, получает некий анонимный пасквиль, где отвратительные характеристики даются и ему, и Кристине, и в особенности королеве Кристине. Она представлена в карикатурном мерзком виде. Проводится стремительное расследование. Якобы какой-то писец из канцелярии вот этого историографа признает, указывает на него, что это он повелел ему написать, что он продиктовал ему это письмо. То есть, что-то вроде расследования произошло, молниеносное, стремительное, быстрое. И в результате этого беглого расследования и, видимо, приговора, подписанного лично Кристиной (точно не могу сказать), их казнят. Отцу отрубили голову в одной части города, одновременно сына четвертовали в другом конце города Стокгольма.

Что это? Я вот про это думаю. Может быть, действительно, она себе сопоставляет с великой Елизаветой. Может быть, ей кажется, что таким абсолютистским решением она укрепляет свою власть. Но, тем не менее, от власти-то она реально отказывается. В 1654-м году, никакие уговоры на нее больше уже не действуют, пометавшись между государственной деятельностью, великой волей государыни, веселым двором, она официально объявляет, что отрекается от короны в пользу двоюродного брата Карла Густава Пфальцского, в которого когда-то в юности была пылко влюблена. Он спокойный, доброжелательный, несколько полный, вялый — не Александр Македонский, нет. Но к ней относящийся, внешне, по крайней мере, ровно, доброжелательно. Сын ее тетушки. И он спокойно принимает это, а не захватывает власть, происходит официальная процедура. В народе кто-то плачет о королеве Кристине, кто-то потирает руки. В общем, короче говоря, вот эта нестабильность, она все-таки завершается таким странным шумным отречением на всю Европу.

Следующие годы, 1654 — 1660-й, я бы назвала условно «6 лет свободы». В общем-то, она упоминала, говорила, что ее тяготит многое при дворе: обязанности, министры. Ссорилась с этим Оксеншерной. Он умер в тот самый год, когда она отреклась. Вот они ругались-ругались, и в одном году она отрекается от престола, а он умирает просто по старости. В одном письме этого времени она написала (цитирую по книге Бориса Григорьева «Кристина): «Человек должен жить в свое удовольствие: есть, пить и петь». Гассенди, с которым она переписывалась, кажется, даже общалась, был в какой-то мере эпикурейцем. И вот что-то здесь, вот это эпикурейское, предпросвещенческое. Ведь век Просвещения стучится в двери. И вот Кристина — по-моему, один из объектов вот этого результата этого тихо дующего ветерка, фигура, мечущаяся между традиционным позднефеодальным абсолютизмом и грядущим Просвещением.

Она объявила, что уезжает, составлен документ, по которому ей отвели земли, достаточно богатые, из новых, в Померании, что она будет получать доходы с этих земель, ее обеспечивают, ей дают возможность уехать. И любопытно, что там есть такой момент, такой пункт: королева, которая добровольно слагает с себя корону, сохраняет за собой право выносить приговоры в отношении всех членов и слуг ее двора, в том числе и в других странах. Это будет реализовано ужаснейшим образом. Почему это заложено, уже заложено в документ об отречении? Вот это странная фигура, которую объяснить до конца очень трудно.

Есть версия, что границу Норвегии она проскакала верхом в мужском костюме, с криком вроде: ура, ура, свобода! Она посетит такие страны: Норвегия, Дания, Германия, Голландия, Франция, Италия. Это ли не проявление свободы, о которой, возможно, она мечтала? Она сразу становится объектом жадного интереса и толпы, и сильных мира сего, которых она при этом пытается, и часто удачно, эпатировать. То какая-нибудь выходка на приеме, то еще что-то. Но суперэпатажным действием стало произошедшее публично в декабре 1654-го года отречение ее от протестантизма, от лютеранства, и переход в католическую веру. Это произошло в Брюсселе.

С. Бунтман — Да. Ну, правда, она не первая в этой семье, семье великих протестантов. Вспомним, что Густав Ваза — великий реформатор еще и ко всему.

Н. Басовская — Он провел реформацию сверху.

С. Бунтман — Да.

Н. Басовская — Основатель династии Ваза.

С. Бунтман — И Сигизмунд, например, был католик. Но это при том, что Швеция стала величайшей протестансткой державой, победительницей...

Н. Басовская — И отец ее сражался в лагере протестантов.

С. Бунтман — Конечно, Тридцатилетняя война, которая была войной еще католическо-протестантской...

Н. Басовская — Конечно.

С. Бунтман — Конечно. И тут она порывает со всем, она входит в другой мир абсолютно.

Н. Басовская — Потрясение.

С. Бунтман — Да.

Н. Басовская — Абсолютное потрясение, или суперэпатаж. Объяснить его можно, но уже, видимо, во второй части сегодняшней передачи.

С. Бунтман — Да, конечно. Но здесь...

Н. Басовская — Я повторю, Брюссель, но Брюссель был под властью Испании.

С. Бунтман — Да, конечно.

Н. Басовская — Католической.

С. Бунтман — Это Испанские Нидерланды, конечно, да. Ну что же, мы сейчас прервемся, через 5 минут продолжим.


НОВОСТИ


С. Бунтман — Мы и не собираемся прятать ответ на вопрос, а также имена победителей. Был задан вопрос относительно королевы Кристины и актрисы, ее соотечественницы, которая сыграла в фильме королеву Кристину. Фильм этот так и называется «Королева Кристина», и сыграла ее великая Грета Гарбо. Александр 8497, Максим 5934, Тимофей 2892, Ольга 4328, Наталья 6095, Ольга 4300, Инна 5598, Дарья 6616, Марина 0076 и Владимир 2195 выиграли «Скандинавия», путеводитель, оранжевый гид, очень хороший, по-моему, очень компактный и толковый. Нужно сказать, что этот фильм «Королева Кристина» в 33-м году снял Рубен Мамулян, американский режиссер, голливудский режиссер. Но при этом Рубен Мамулян родился в Тифлисе и был учеником Вахтангова Евгения Багратионовича.

Н. Басовская — Все как-нибудь Россия да возникнет.

С. Бунтман — Конечно. Из второй студии Художественного театра был Рубен Мамулян. Вот. Так что, вот так, дорогие мои друзья. И мы возвращаемся к обратившейся в католичество королеве Кристине.

Н. Басовская — Я думаю, Сергей Александрович, вы совершенно правильно напомнили, что католическая вера, во-первых, много веков была в Швеции до того, как Густав Ваза провел сверху реформацию, наподобие Генриха Восьмого в Англии, вся Европа охвачена борьбой этих двух версий христианства. Но еще одно обстоятельство надо учесть. Как мне кажется, Кристина преувеличивала меру своей интеллектуальности.

С. Бунтман — Да.

Н. Басовская — Ее вот стали называть в этот период самой интеллектуальной женщиной Европы. Как ей должно было это льстить... богиня мудрости и так далее. И, кажется мне, не заметила, как ею стали тихо манипулировать те, кто представляли в Западной Европе контрреформацию. Ведь борьба католической церкви за былые устои, попытка остановить реформационное движение...

С. Бунтман — Но не только за устои, а преобразовать саму католическую церковь.

Н. Басовская — Да, при этом ее преобразовать и сделать единственной, как прежде, в Западной Европе. Так вот, к ней проникли отцы-иезуиты за несколько лет до отречения. Что занятно, прибыли под видом экспертов-антикваров для оценки ее коллекции. То есть, это был... ну, иезуиты применяли способы маскировки, в общем-то, и шпионажа государственного, возводя его в ранг служения церкви. И вот это служение, квазиантиквары... кстати, может быть, они при этом были и антикварами. Это были люди весьма и весьма образованные.

С. Бунтман — Конечно.

Н. Басовская — И под видом оценки коллекции они проникли к ней, воспитанной в идеях философской беседы, что нетипично для женщины, быть необычной. Она же вела философские беседы с самим Декартом! Это как-то должно было тоже ее окрылять. И они, люди, которые умели строить аргументацию самым утонченным образом, стали обосновывать ей мысль о том, что вера ее предков... Как она про отца могла при этом, закрывать глаза на отца — не знаю. А вера ее предков, мол, более правильная и более...

С. Бунтман — Ну да, ведь еще она латинистка, она ведь...

Н. Басовская — Знает много языков...

С. Бунтман — Она знает много языков, она в общеевропейскую культуру и культуру, я бы сказал, средиземноморскую, латинскую культуру...

Н. Басовская — Итальянскую.

С. Бунтман — ... она включена, она включена...

Н. Басовская — Ей туда легче включиться, чем в строгую лютеранскую мораль.

С. Бунтман — Конечно. Она не оттуда, она не оттуда...

Н. Басовская — А Швеции очень подошла, Швеции, которая бурно развивается в направлении производства, торговли, очень подошла лютеранская мораль как господствующая. И еще был один агент влияния — испанский посол, генерал Антонио Пимантелли дель Прадо. Всегда у испанцев так много слов... Ходили слухи о том, что был даже роман, ну, некий. Кристиновы романы, они были различны, это могли быть именно восторженные философские беседы. Он тоже был носителем активной позиции католической церкви по укреплению ее положения в Европе. Временами появлялись послы императора Священной Римской империи, то есть, Германии, представляющие католические княжества. И все они пытались на эту умную и умничающую женщину — в ней одновременно было, на мой взгляд, и то, и другое — оказать влияние. Она, во всяком случае, с иезуитами очень тщательно, потом описала в мемуарах своих... 4 тома мемуаров — это тоже не всякая женщина вообще может написать, а женщина той эпохи...

С. Бунтман — Ну, и не всякий мужчина.

Н. Басовская — 4 тома мемуаров...

С. Бунтман — 4 тома мемуаров — это не всякий вообще человек...

Н. Басовская — И весьма интересных. От имени историков ей большое спасибо, это исторический источник. Хотя критикуемый, конечно, они субъективны. Так вот, она в мемуарах описывает, какие аргументы приводились ей в пользу большей правоты, высшей правоты именно католической церкви, и какие вопросы она задавала. Вопросы эти были, в сущности, философскими. Она не чисто религиозный, конфессиональный ставила вопрос, а философский.

С. Бунтман — Так вот к тому иезуиты и вели...

Н. Басовская — Конечно.

С. Бунтман — ... вели к рационализации очень большой, к просвещению именно, к обучению.

Н. Басовская — И они очень умело направляли сюда католическую церковь...

С. Бунтман — Ну, вы как-то осуждаете Кристину за переход в католичество.

Н. Басовская — Я? Нет, ни в коем случае. Я просто хотела бы сказать, что я не могу понять психологически, как она решила вопрос с отцом, которого обожала, боготворила и который был в этой конфессии и сражался за нее. Мне просто трудно это представить. Но когда человек хочет с собой договориться, он, как правило, аргументы найдет. И вот мы назвали с вами разнообразные аргументы. В итоге, конечно, это суперновость в Западной Европе, она становится фигурой очень экстравагантной и популярной. Вот это веющее от нее... никто не понимает еще, что это будущий век Просвещения. Что-то исходящее от нее. Очень точно сказали, что с такой легкостью пристроиться к средиземноморской культуре для северной вот этой, представительницы северной страны, это говорит о ее внутреннем тяготении к такой культуре, к этой красоте.

С. Бунтман — Ну, конечно. Для нее очень важное тоже понятие, такая настоящая, мистическая родина. Потому что она, конечно, женщина была, и еще девочка, и девушка она была, конечно, очень романическая. Не романтическая, а романическая.

Н. Басовская — Да, да.

С. Бунтман — Потому что для нее очень было важно. И когда мы читаем вот после королевы Кристины, те, кто, например, и русские, как князь Гагарин, который принял католичество... Это понимание было очень важно, что это такая вот основа всей европейской культуры, которая для нее была очень важна.

Н. Басовская — Восходящая к раннему Средневековью...

С. Бунтман — Конечно. И восходящая к античности очень во многом.

Н. Басовская — Безусловно.

С. Бунтман — Это непрерывная связь, которая для тех людей не прекращалась.

Н. Басовская — Много веков церковь, монастыри в Западной Европе были единственными центрами просвещения, в том числе хранящими, как ни странно, эту языческую античную культуру.

С. Бунтман — Совершенно верно. И переводы...

Н. Басовская — Все это могло сыграть свою роль. Но есть ведь еще и роль толпы, зрелища и моды на эпатаж. Она становится объектом такого пристального сенсационного внимания на всю Европу. В эпоху борьбы реформации и контрреформации она величайший аргумент в борьбе католической церкви за свои былые позиции. Поэтому она, конечно, получает приглашение от Римского Папы, в тот момент Александра Седьмого, посетить Рим, посетить центр католичества. Ей устроен роскошный въезд в Рим. А, судя по всему, она любила эти церемонии. Я в тот раз цитировала ее, как ей нравилось, как все там перед ней пали, когда ее провозглашали королевой.

С. Бунтман — Ну, когда устроила такой северной проверсаль...

Н. Басовская — В 44-м году...

С. Бунтман — Да, еще до Версаля она устроила Версаль.

Н. Басовская — Она предчувствовала его.

С. Бунтман — Да-да-да. И предчувствовала, кстати, замечательных женщин эпохи Людовика Четырнадцатого.

Н. Басовская — Да. В ее-то время он еще мальчик, а потом вот это высшего расцвета достигнет.

С. Бунтман — И вот она попала в этот мир, который уже, уже рождает замечательных женщин, женщин-философов, женщин рассуждающих, женщин, рассуждающих о языке, женщин-поэтов. Вот она попала вот в этот мир, это ее мир.

Н. Басовская — Это будет... я говорю, предчувствие, предчувствие вот следующего века. А пока это просто самая модная фигура. Я бы сказала так: для папства, для реформации, не знаю, для борьбы этих двух версий христианской веры это идеологическая бомба. Потому что это человек на виду, это человек, сделавший... есть версия, что она сначала тайно приняла католичество, до того, как это было объявлено в декабре 1654-го года.

С. Бунтман — Значит, все-таки не эпатаж, прежде всего.

Н. Басовская — Может быть, тайно. Может быть, разговоры с иезуитами сочли, сочли доказательством того, что она уже тайно приняла веру. Но вообще перемена веры — вещь страшная, волнующая и очень сенсационная. Сергей Александрович, на самом деле вы, наверное, верно предчувствуете, что вот упоминание эпатажа, оно как бы принижает ее фигуру. А мне кажется, в ней было и это. Во всяком случае, закончим пока факты, а потом обсудим.

Она идеологическая бомба. Прибывает в Рим. Процессии и торжества немыслимые. Она получает от Папы очень хороший пенсион, тем более важно для нее, это 55-й год, прошел год со времени отречения, а шведы ей не очень хорошо выплачивают то, что ей причитается с отписанных ей владений. Папа дает ей новое имя, теперь она Мария Александра. И ее приглашают в следующем 1656-м году во Францию. Франция времен Мазарини, где реальным правителем является Мазарини. Анна Австрийская как бы регентша-королева, и 13-летний Людовик Четырнадцатый.

С. Бунтман — Который потихоньку уже бьет копытом.

Н. Басовская — Еще как. И очень интересный сюжет с ним связан. Итак, Мазарини, хитрый, очень умный, очень дальновидный политик, очень крупная фигура. Он не мог пригласить Кристину просто ради торжественного шествия. Правда, он устраивает ей торжественную встречу. Все поняли, как она это любит, и ей устраивают. Снова она на виду, она снова на сцене. Но, видимо, у Мазарини были некие планы. Все-таки его международная политика была столь витиевата, столь хитра, он так часто мирным способом добивался успеха, которого другие не могли добиться войной. Может быть, он планировал использовать ее в дипломатических целях, для переговоров, как фигуру очень яркую, фигуру, которая может говорить с обеими сторонами, которую примут хотя бы потому, что она так знаменита. Может быть, у него были планы. Но тут случились такие моменты. С ней как бы юный Людовик поделился своей влюбленностью. Он был в это время безумно влюблен в племянницу Мазарини.

С. Бунтман — Марию Манчини.

Н. Басовская — Марию Манчини. Мазарини потом отговорил его от этого брака, воспрепятствовал, хотя вроде бы его племянница, как хорошо. Якобы он посоветовался с Кристиной Шведской, и она ответила: конечно, слушайтесь, Ваше Величество, своего сердца. Реально-то королем называется Людовик Четырнадцатый, а правит Мазарини. И вот она этому юноше говорит: надо слушаться, слышать зов своего сердца. Я думаю, что, по крайней мере, Анна Австрийская сразу несколько охладела к...

С. Бунтман — Я думаю, да.

Н. Басовская — И Мазарини. Это была выходка... вот она доказывает свою внутреннюю свободу и себе, и всей Европе. И, может быть, смена веры, смена церкви — может быть, это тоже доказательство и себе, и всем того, что она внутренне свободна. Но, во всяком случае, ей намекнули, что не такая она уже желательная фигура. А в ноябре 1657-го года произошло событие, которое сделало ее нежелательной фигурой, персоной нон грата во Франции. Фонтенбло, где ей предоставлен был дворец, тоже и средства... она все время жила очень красиво и свободно. Там произошло то, что одни называют убийством, а другие называют казнью. Ну, конечно, Кристина называет казнью, но случилось так, что это описано в истории как убийство. Был казнен, по ее приказу, ее придворный, обер-шталмейстер маркиз Мональдески. Очень темная, очень запутанная история. Но сохранилось свидетельство приора монастыря Лебеля, который был просто очевидцем произошедшего, пытался быть посредником между королевой и этим осужденным, ею осужденным, никаким не судом. Опять письма, опять подметные письма. Как-то у нее реакция на письма была особенно болезненная, на тайные письма. Якобы были обнаружены письма этого Мональдески, в которых он тоже дурно, позволил себе дурно отзываться о Кристине. Вокруг их отношений тоже много было всяких разговор. И она хладнокровно приказала его убить, или казнить. Ведь у нее же было записано при отречении о том, что она сохраняет за собой право выносить приговоры в отношении всех членов и слуг ее двора — а это человек, находящийся на ее службе — в том числе и в других странах. Что это было? Предвидение? Индульгенция, полученная заранее? Но, во всяком случае, опираясь на этот пункт юридического документа, она приказывает этого молодого маркиза Мональдески казнить. Тот кается, во всем сознается, в своем проступке, умоляет пощадить. Все выглядит ужасно. Она непреклонна. Приор монастыря Лебель пытается быть посредником. Непреклонна. Казнить. И причем как? Вот тоже что-то... есть все описано правильно, то происходит что-то вроде домашнего убийства. Прямо здесь, прямо в этом дворце Фонтенбло, неумело другой ее слуга, наемный слуга, кажется, из Испании, неумело, неловко, не с первого раза убивает этого злосчастного человека.

И вот тут, конечно, ей во Франции дают понять, что, может быть, вам лучше бы и уехать. Разговоров на всю Европу, она опять на виду, но не в лучшем свете. И она возвращается в Рим, возвращается в Рим, пытается уйти в прекрасные занятия и деяния: содействовала открытию первой общедоступной оперы, поддерживала композиторов, расширяла свою коллекцию. Среди картин выделялись картины венецианской школы, у нее была богатейшая библиотека собрана, о чем я говорила, она потом завещает ее Папе Римскому. То есть, все кажется вот... она снова вернулась, может быть, развеются разговоры об этой то ли казни, то ли убийстве, и она снова меценат, покровитель искусств, мудрая вольнолюбивая... в общем, слово «вольнолюбка» в русском языке применяется мало, но здесь оно у меня вырывается самым естественным способом.

С. Бунтман — Да, да, да.

Н. Басовская — Вольнолюбка с чертами вот эпатажа, но, в общем, наверное, это проявление вольнолюбия, внутренней свободы. Вольнолюбка. Это слово не является, я думаю, безграмотным, но не применяется как-то. А здесь хочется применить. К 1660-му году мода на королеву Кристину проходит, а долги растут, потому что ее привычка жить на суперширокую ногу сохраняется, а из Швеции все хуже и все менее регулярно поступают средства. К тому же, произошла ссора с Папой, новым Папой Иннокентием Одиннадцатым, человеком сложным, натура очень тяжелая. Она проявила горделивость, сказав, что Папа какие-то не оказал ей должные знаки внимания, Папа сказал, что лишит ее пенсиона, это ее совсем оскорбило. Вот ссоры с Папой, моды такой нет, особенно никуда не зовут. И тут в этом 1660-м году, по-своему злосчастном, внезапно умер в Швеции достаточно молодой король Карл Десятый, тот самый кузен, которому она оставила престол. Карл Десятый умирает. Его сыну по имени Карл тоже 4 года. Конечно, все мыслят придворные, что теперь власть перейдет к Карлу, это будет Карл Одиннадцатый, они сразу провозглашают этого ребенка. Как положено, король умер — да здравствуйте король! Надо сказать, что... надо учесть такое обстоятельство. Младенец у власти — для придворных это высшая благодать, они это очень любят. Сопоставимо только с сумасшедшим. Например, Карл Шестой во Франции. Замечательная жизнь, свобода.

С. Бунтман — Или Георг Третий в Англии.

Н. Басовская — И в этот, да, момент гордость Кристины дрогнула, или не знаю, что произошло — ну, непредсказуемая личность — она попыталась вернуться на свой покинутый престол. Безумие. Потому что она уже католичка. И чтобы шведы снова приняли ее, эти лютеране, которые вошли глубоко в лютеранскую конфессию, чтобы они ее приняли обратно после такого документа об отречении, пышных этих церемоний... И, к тому же, четырехлетний мальчик на троне — даже замечательно. Ее, конечно, отвергли решительно. А надо сказать, что у нее, в общем-то, вот много необъяснимого в характере и в поведении. Спустя 7 лет она еще раз, когда мальчику уже было 11, она еще раз попробовала мальчика-короля отстранить, своего родственника (ну, сын кузена) и вернуться в Швецию. Но вторая попытка привела к тому, что она получила тяжелый удар по своей гордости. Ее просто не пустили никуда и объявили, что ей запрещен въезд в Швецию. Для такой натуры, наверное, это была большая трагедия. Все-таки, Сергей Александрович, при вашей безмерной и аргументированной симпатии к ней, элементы самодурства в ней тоже были.

С. Бунтман — Еще какие.

Н. Басовская — Но, конечно, самодурство женщины на троне в ту эпоху, и не придворное, а другое, интеллектуально-духовное, художественное — это вещи разные, я согласна. И вот Кристину на склоне лет, уже женщину неюную совсем, я бы сказала, охватила какая-то страсть охоты за какой-нибудь короной. Наверное, ей хотелось всем, и самой себе, прежде всего, доказать, что она все-таки вот называется королевой и будет... нет, не могу ее объяснить. Каждый раз начинаю и спотыкаюсь.

С. Бунтман — Это здесь... это такой ход уже...

Н. Басовская — Ее трудно объяснить.

С. Бунтман — Это уже в маму.

Н. Басовская — Вот может быть. А мне вспоминается наш замечательный кинофильм «Служебный роман». «Я не могу вас раскусить». «Не надо меня кусать!» Мне вот Кристина говорит: не надо меня кусать, все равно не раскусишь. Она, по рекомендации Римского Папы, выставляет, так сказать, предлагает свою кандидатуру для избрания на польский престол.

С. Бунтман — Ну, почему бы и нет?

Н. Басовская — Поляки ошеломлены. Ну, во-первых, женщина — это всегда сложный вопрос. Во-вторых, с такой странной необычной репутацией. Ну, они, прежде всего, написали ей, или послы передали: ну, а как же вот разговоры о том убитом там в Фонтенбло, как мы можем принять такого человека? Она сказала: какое дело Польше до смерти какого-то итальянца? То есть, она продолжала оставаться сама собой. Конечно, ее кандидатура никуда не прошла. После этого она уже совсем умозрительно помышляла о короне Неаполитанского королевства, и уже совсем появились у нее, как сегодня бы мы сказали, чисто безумные проекты, как вы говорите, от безумной мамы. Например, она просила во Франции и в Германии дать ей войско, чтобы вторгнуться в Померанию, на те земли, которые ей отписала Швеция, и где теснятся ее права и ее доходы. И с войском, во главе войска, утвердить свои права на Померанию. Это, конечно, проект неосуществимый. То ли она потеряла возможность рассуждать логично, то ли это уже были действительно признаки заболевания.

Она умерла 19 апреля 1689-го года. При этом Папа Иннокентий Одиннадцатый простил, разумно и политически грамотно, как мы скажем в 21-м веке, ее простил. Важнее было то, что это королева, перешедшая в католичество в эпоху контрреформации, борьбы с реформацией. И повелел похоронить ее в соборе Святого Петра, о чем наши слушатели, мы убедились в прошлый раз, знали...

С. Бунтман — Прекрасно знают.

Н. Басовская — ... да, прекрасно знали. Она, прах ее покоится там и сейчас. И что он символизирует в соборе Святого Петра? В глазах Римских Пап той эпохи символизирует силу католической церкви, в которую возвращаются, люди осознают. А на самом деле, в наших глазах, что-то большее: эту мятущуюся натуру, этот поиск свободы, свободы для женщины, для королевы. И, в общем-то, это дуновение легкое, ветерок, который говорит о том: Просвещение, эпоха Просвещения стучится в дверь.

С. Бунтман — Наталия Басовская, мы говорили о королеве Кристине. Всего всем доброго.