Сайт Евгения СычёваEugi Gufo

Сергей Бунтман — Добрый вечер. 18 часов 11 минут. Ну, вот сегодня мы договорились так с Алексеем Венедиктовым, что я заступлю за него, если он не сможет, а он и не смог подойти к этому эфиру. Наталия Ивановна, добрый вечер.

Наталия Басовская — Добрый вечер.

С. Бунтман — Да. Ну, вот как всегда, вот тяжела доля, потому что самая светлая, самая полная надежд была у вас...

Н. Басовская — ... пора Марины Мнишек.

С. Бунтман — ... Марины Мнишек, которая стала первой, насколько я понимаю, венчанной русской царицей.

Н. Басовская — Да.

С. Бунтман — И так все хорошо...

Н. Басовская — Следующей была только Екатерина Первая, жена Петра.

С. Бунтман — Да, да. Это будет, там, через сто лет.

Н. Басовская — И венчана была как Мария Юрьевна.

С. Бунтман — Как Мария Юрьевна, да.

Н. Басовская — А нам с вами досталась вторая часть ее биографии.

С. Бунтман — Да, и это очень мрачно.

Н. Басовская — Очень мрачно. И еще раз, вот спрашивали меня люди, что почитать о Смутном времени, давайте немножечко скажем. Мы как раз в очень подходящие дни с вами обсуждаем эту тему.

С. Бунтман — Да. У нас по поводу Смутного времени 4 ноября смутный праздник.

Н. Басовская — Да, такой...

С. Бунтман — Со смутным смыслом.

Н. Басовская — Не устоявшийся, ненадежный, но все-таки, в общем-то... я сначала совсем скептически к нему относилась, а сейчас, дважды порывшись в эпохе этой путаной Смутного времени, хоть с западной стороны, но все равно это любимое отечество, вижу, что выход из этого, из этого ужаса, действительно...

С. Бунтман — Но он был не в тот день и не в тот год.

Н. Басовская — Вот это...

С. Бунтман — Это редкий день для русской истории, 4 ноября по новому стилю, когда не было вообще ничего, просто вообще ничего.

Н. Басовская — Ну, примерно в это время...

С. Бунтман — А, ну да.

Н. Басовская — ... второе ополчение, освобождение Москвы...

С. Бунтман — Ну да, семь, восемь...

Н. Басовская — Да-да-да, немного (смеется).

С. Бунтман — Да.

Н. Басовская — Но сам факт выхода из этого ужаса...

С. Бунтман — Конечно.

Н. Басовская — ... он действительно заслуживает того, чтобы его отмечали. Подано оно, по-моему, не очень ловко, какое-то туманное единство. А в общем, это было действительно проявление, первое мощное проявление национального самосознания крепнущего...

С. Бунтман — Но при это еще все-таки это окончание крупнейшей и первой настолько крупной Нового времени — а это все-таки Новое время, Наталия Ивановна...

Н. Басовская — Да, это раннее Новое время, безусловно.

С. Бунтман — Да, это крупнейшая гражданская война в России.

Н. Басовская — Да, можно и так, называют ее и так. По крайней мере, события столь трагичны. Но мы смотрим на них сквозь призму конкретной биографии. Так к литературе я хотела бы добавить. Книга, о которой в прошлый раз не упоминала, а сегодня упомянула Сергею Александровичу, а он, оказывается, хочет ей посвятить специальный эфир. Это издание записок некоего Жака Маржерета, человека интересного, наблюдательного, находившегося внутри событий Смутного времени...

С. Бунтман — Которого мы помним в основном по «Борису Годунову», по нескольким фразам, которые он там кричит по-французски.

Н. Басовская — Вот.

С. Бунтман — Это замечательное издание. Потому что записки переводились неоднократно...

Н. Басовская — Называется «Состояние Российской империи».

С. Бунтман — А это записка, которую капитан Маржерет между двумя своими посещениями России написал для Генриха Четвертого, для своего французского короля он написал. И здесь для нас, конечно, очень важно, что он описывает то время, когда он служил и Борису Годунову, и служил...

Н. Басовская — ... и первому Лжедмитрию. Он описывает изнутри. Но еще очень хорошо издание — это... вот у меня «Языки славянских культур», Москва, 2007-го года. Двуязычие. Редакторы — замечательные наши ученые Берелович, Назаров, Уваров. Это все глубоко научно, комментарии богатые. От души советую. А также называвшуюся мною книгу в серии «Жизнь замечательных людей» ярославского автора Вячеслава Козлякова. Лично не знакома, но книга, по-моему, достаточно хороша. В общем, есть что почитать, и вокруг этого тоже.

С. Бунтман — Да, еще две вещи насчет что почитать. Друзья мои, если вы хотите все-таки так страстно вовлечься в Смутное время, почитайте Костомарова, прежде всего.

Н. Басовская — Ну, я уже говорила в прошлый раз, что лучше этой биографической серии... «Русская история...» называется... сейчас... «Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей». Ну, это замечательное произведение.

С. Бунтман — Да. И второе, что касается капитана Маржерета, сразу, все, Наталия Ивановна, я последнюю фразу говорю. Раз уж обещал сказать, то в следующее воскресенье, уже в ночь, в программе «Вот так», где документы, я буду читать фрагменты из записок капитана Маржерета, сопровождая это и соответствующей музыкой. Он был гугенот, у меня есть гугенотские гимны. И очень интересна концепция начальника охраны, как он пишет, императора Димитрия Ивановича, концепция личности Дмитрия Ивановича, которого он считает истинным сыном прозванного тираном Ивана Васильевича.

Н. Басовская — Не он один считает его истинным сыном, есть и новейшие исследования....

С. Бунтман — Но он как современник.

Н. Басовская — Конечно.

С. Бунтман — Он как современник.

Н. Басовская — Человек был внутри.

С. Бунтман — Был убежден.

Н. Басовская — Но мы сейчас забудем про Марину Мнишек. Итак, мы ее оставили в прошлой передаче с Алексеем Алексеевичем в тот трагический момент, когда после 9 дней пребывания на московском престоле царицею Московии, царицею русской, 17 мая 1606-го года она вместе с Димитрием сброшена с этого престола. Димитрий убит, но она его тело не видела. С другой стороны, говорят, что если бы увидела, все равно бы не опознала: тело было до безобразия изувечено, выставлено напоказ москвичам, но никого узнать там было нельзя.

С. Бунтман — На столе на Лобном месте.

Н. Басовская — Да. То-то ей потом, ну, легче было все-таки сначала поверить, сначала, заочно, в версию того, что он уцелел, ожил. Она под кринолином у своей фрейлины чудом уцелела тоже. Все очень печально. В конце мая... застаем ее к концу мая 1606-го года. Ей 18 лет. Позади венчание на царство в Успенском соборе, замужество. И вот она лишена всего быстро, лишена всего: прав, привилегий, имущества, титула этого невероятно высокого. Ей 18 лет, и это, наверное, проскальзывает в такой детали: она просила оставить ей арапчонка, которого ей подарил Димитрий. Она еще не во все игрушки наигралась. В этом что-то такое немыслимо детское. Но, в общем, нынешняя часть, вот о которой говорим сегодня, ее биографии, абсолютно трагическая.

Она содержится в плену сначала в Москве, я упоминала, на бывшем подворье Бориса Годунова, на бывшем подворье Афанасия Власьева, который по доверенности осуществлял ее венчание с Лжедмитрием Первым в Польше. Там, находясь еще в Москве, они, конечно, слышали о том, что на царство венчан Василий Шуйский, человек, к которому отношение у них может быть, поляков, однозначным: он был главным устроителем свадьбы, потом главной пружиной заговора против этого же самого Лжедмитрия, или Дмитрия Ивановича, Дмитрия Первого. Он в свое время докладывал, что царевич погиб, докладывал комиссии, погиб, 14 раз упал на ножичек. Он же первым признал, что царевич жив, вот он, Димитрий. И он же призвал народ убить его. Ну, надо сказать — они слышали о его венчании, конечно — жизнь отомстила ему. Царствование Шуйского, оно было абсолютно драматичным. Не принятый народом, принятый частью боярства. Вот этот бесконечно всех предававший (то царевич Дмитрий умер, то царевич жив), в результате вот как он стал царем? Он был выкрикнут 19 мая 1606-го года в Кремле, на крыльце: «А давайте Шуйского в цари! Шуйского в цари!» И несколько его пылких поклонников, ну, как футбольные болельщики сегодня, выкрикнули этого царя. То есть, приход к власти ужасающий. При венчании была сделана крестоцеловальная запись, с целованием креста, что все будет решать только вместе с боярами. Но решать-то ему уже пришлось только одно: как уцелеть. Разваливается царство на глазах.

1606-й — 8-й годы — восстание под руководством Болотникова. Смутное время — время трагических биографий. Иван Исаевич Болотников. Кто таков? Бурная какая-то юность: холоп боярина Телятевского, молодым бежал к казакам, был захвачен, продан в рабство в Турцию, бежал из этой неволи, оказался в Италии...

С. Бунтман — В Венеции...

Н. Басовская — В Венеции был, вернулся в Россию. И фактическую крестьянскую войну возглавил за волю, за волю.

С. Бунтман — Но там еще при нем была куча самозванцев...

Н. Басовская — Конечно.

С. Бунтман — ... царевичи Петры какие-то, бог знает кто...

Н. Басовская — Самозванцы стали множиться: в Псковской губернии, в незнамо где, на литовской границе. Их трудно сосчитать. Насчитывают до 15 самозванцев. Вот таково царствование Шуйского. И, наконец, первый опасный...

С. Бунтман — Поделом его вообще-то.

Н. Басовская — Поделом. Опасный самозванец Лжедмитрий Второй с 1607-го года. А что же здесь Марина Мнишек? Вот она становится на какое-то время... она была уже фактически игрушкой в руках Мнишека, Сигизмунда, короля Сигизмунда Третьего. Потом ей захотелось стать чем-то и она поверила, что она стала. Она венчана, коронована. И вот она теперь снова, снова игрушка, еще какая, и снова потом поведет себя самостоятельно.

Что произошло? Их подержали в Москве. Поляков много пленных, больше 300 человек вместе с ней, не знают, что с ними делать. В разные города разослали. И вот ее с большой, так сказать, группой поляков отправили в Ярославль в плен, и судьба их не ясна. Они живут там, получая какую-то информацию, слышат слухи о движении Болотникова, о появлении Лжедмитрия. Это все слухи, судьба их не решена. И только 15 июля 1608-го года, после бесполезных двухлетних переговоров, правительство Шуйского, бессмысленное, безвольное...

С. Бунтман — Безобразное.

Н. Басовская — ... безобразное. Заключено перемирие Московского царства с Речью Посполитой на тоже определенный срок. Сейчас забыла, два с чем-то года и 11 месяцев. Какое-то странное. Условие главное: Марина откажется от титула московской царицы, Мнишек обещает не называть нового самозванца, Тушинского вора (народ сразу его окрестил, неизвестно кто, как говорят в народе), зятем. Мнишек знает, что еще в 1606-м году, сразу после трагедии в Кремле, Сигизмунд Третий отрекся от своего участия в браке Марины и Лжедмитрия Первого. Его воевода Ежи Мнишек, — сказал Сигизмунд, — сам во всем виноват. Сигизмунд Третий — я бы сказала, какой-то потомственный предатель. Кого он только не предавал, как и Мнишек. Его отец Юхан Третий в Швеции низложил брата своего родного Эрика Четырнадцатого, 9 лет держал в тюрьме. В 1615-м году Сигизмунд предаст Яна Гуса на Констанцском соборе. Что ему Мнишек? Сказать, что все придумал Мнишек, а я ни при чем, ему ничего не стоит.

Мнишек это знает, и он волнуется уже за себя. Кого выбрать: продолжать защищать дочь и поддерживать идею, что жив Димитрий, или вернуться к своему государю? Сразу скажу, Мнишек предаст дочь, и сделает это довольно таки с легкостью. Все эти люди вокруг нее, и она, юная, в жизни не опытная, растерянная — что ей решать, во что ей верить?

Итак, август 1608-го года. После перемирия, заключенного между Московским царством и Речью Посполитой, Марину везут в сопровождении группы поляков и охраняющих их русских войск в Польшу. И она по дороге перехвачена, как вещь, как эстафета, отрядом брата литовского канцлера Льва Сапеги. Речь Посполитая — объединение Литвы и Польши. Ян Петр, ну, чаще его называют Ян Сапега. У него 7 тысяч человек, которые перехватывают Марину и ее сопровождение. А Сапега шел в Тушино, к царю, объявившемуся царю Дмитрию. О нем известно очень мало. Среди всех самозванцев, наконец, выделился один — Лжедмитрий Второй, или, как припечатал народ русский, Тушинский вор. Вор здесь употребляется в народном смысле, не тот, кто что-то по мелочи украл...

С. Бунтман — Нет, это вор...

Н. Басовская — ... это глобальное понятие.

С. Бунтман — Вор. Тот, кто украл — это тать.

Н. Басовская — Да.

С. Бунтман — А тот... а вор — это преступник.

Н. Басовская — Преступник. Есть версия, он из Белоруссии или из Литвы. Есть версия, был школьным учителем. Есть версия, крещеный еврей, — Скрынников высказывает в своей книге о Смутном времени. Чудом выживший царевич. Надо сказать, с самого начала почти никто не верит. В июле 1607-го года он двинул отряды из Стародуба Северского на Брянск, на Тулу. В мае 1608-го... дело тянется, рвут русские земли в клочья. Отряды Лжедмитрия Второго, или вот этого Тушинского вора, стали значительными. Это часть поляков, князя Вишневецкого, Ружинского и других, это часть южнорусского дворянства, которое в этой мутной воде тоже что-нибудь ловит, казаки во главе с Иваном Заруцким — он будет и за него, и против него. Заруцкий — тоже трагическая фигура. Немного разбитых сторонников Болотникова. Болотников искал встречи с Дмитрием с этим — не встретился. Но тоже готов был взять его в качестве знамени. Войска вот эти сводные, сборные, не знаю, сброд, разбили, тем не менее, войско Шуйского под Болховым и подошли вплотную к Москве, остановившись в Тушине. Марину перехватывает отряд Сапеги литовского, брата литовского канцлера. Объявляют ей, что ее муж жив и они сейчас отвезут ее к мужу.

Очевидцы описывают: в карете Марина веселилась и пела от этого известия. Возможно, она поверила, вряд ли это такое актерство. Она не видела, как убивали Дмитрия. И вдруг, — тут предания расходятся, — какой-то молодой польский офицер или кто-то из солдат сказал ей: ты тут поешь и веселишься, а в Тушино тебя ждет совсем другой человек. Дело в том, что внешне эти два Лжедмитрия были абсолютно не похожи. И у Лжедмитрия Первого была примета очень...

С. Бунтман — Бородавка.

Н. Басовская — Бородавка на носу, по которой опознать его было очень легко. И внешне, и по возрасту они расходились. Тот был и моложе, и привлекательнее. Тогда, как пишут очевидцы... версия, что этот польский офицер поплатился жизнью, версия «успел убежать» — все это полумифы. И тогда она стала плакать, рыдать, убиваться. И не сразу согласилась играть комедию встречи со своим уцелевшим мужем. На нее оказали всяческое давление, согласилась признать этого Тушинского вора. Видимо, с этого времени, в осени 1608-го года, она настолько захотела быть царицей, что это оказалось сильнее всего. Комедия была сыграна. На глазах тушинского войска Марина и Лжедмитрий Второй бросились друг другу в объятия.

Русские люди той эпохи, в них сочетание разнообразного, в том числе патриархально-наивного. Это самый порог Нового времени, это граница Средневековья и Нового времени. Они, как все представители, народ патриархальных обществ, если расстроятся, плачут, как дети, если возрадуются, так же веселятся, и могут быть, как дети, жестоки. Вот в виду этого войска, такого сознания, они бросились друг другу в объятия. Лжедмитрий Второй получил в свои руки ценное оружие в лице этой венчанной...

С. Бунтман — Венчанной...

Н. Басовская — ... в Успенском соборе!..

С. Бунтман — И с этой точки зрения законной царицы, да.

Н. Басовская — Вся ее дальнейшая судьба (после перерыва на новости) — это несколько ступеней последовательного движения к страшному концу.

С. Бунтман — Да. Мы сейчас прервемся. Я отвечу на один вопрос, потому что начинается, как всегда, Наталия Ивановна, сказка про белого бычка. Почему четвертое — это же Казанская, когда вроде бы тогда молились за изгнание захватчиков. Не молились. 1-го числа молились. Мы тогда прибавляли 10, чтобы получился григорианский календарь...

Н. Басовская — Тут насаждение календарей.

С. Бунтман — ... а теперь — 13. А церковные праздники просто прибавляют каждый век еще по одному дню. Так что, все здесь разошлось, и не надо нам ссориться с астрономией, чтобы поддержать не очень свежую и правильную, как выясняется, идею. А то, что про Болотникова можно было бы создать колоссальный сериал, я уверен.

Н. Басовская — Безусловно.

С. Бунтман — Только не такой, как фильм «1612», а настоящий.

Н. Басовская — Это удивительная жизнь.

С. Бунтман — Конечно. Да там что ни жизнь, то удивление. Новости слушаем, потом возвращаемся.


НОВОСТИ


С. Бунтман — Мы продолжаем. Я напоминаю, что Алексей Венедиктов, который начинал эту тему как ведущий вместе с Наталией Ивановной Басовской, сейчас на очень важной встрече, и мы так договорились, что я подхвачу эту тему. И, опять же, мы вот переходим к совсем уже трагичным и невеселым...

Н. Басовская — Совсем...

С. Бунтман — ... дням Марины Мнишек.

Н. Басовская — Да.

С. Бунтман — Первой венчанной русской царицы.

Н. Басовская — Итак, осенью 1608-го года она приняла участие в этой комедии признания ожившего русского царя Дмитрия Ивановича. На самом деле это тот, кого народ назвал Тушинским вором. Она находится в тушинском лагере. Положение вообще уже ужасное. Она... кто это? Есть версия, что она объявила, что станет реально его женой лишь тогда, когда он захватит, вернет себе московский престол. Ну, в общем, короче говоря, обвенчаются они только в 1610-м году...

С. Бунтман — Еще 2 года.

Н. Басовская — А пока ведь это же неизвестно кто, она неизвестно в каком статусе. Через 4 месяца отец Ежи Мнишек бросил дочь в этом стане подозрительном, смутном, в разорванном на все более снижающийся уровень тех, кто там собрались. Это уже... там, в общем. попадается просто и сброд самый настоящий. И отец бежал к Сигизмунду, услышав о том, что Сигизмунд Третий не планирует возвращать чудом спасшегося царевича. А у него новая идея: он хочет посадить на московский престол, такой зашатавшийся, своего сына царевича Владислава. И Ежи Мнишек бросает свою дочь в этом тушинском лагере. Она ему пишет жалестные трагические письма — он не отвечает. В одном из писем вообще: хотя бы отправьте мне черное платье парадное. Нету черного платья.

В стране смута, русские люди все больше и больше, по выражению того времени, терпят всяческие поношения, особенно от поляков, которые для них представители иной конфессии. И вот на этой межконфессиональной почве особенно копятся обиды против пришельцев, интервентов. А Марина воплощает в данный момент, кем бы ни был Лжедмитрий Второй...

С. Бунтман — Она-то точно.

Н. Басовская — Она воплощает эту польскую интервенцию. Сигизмунд двигает войска к Смоленску, он его осадит и будет там заниматься осадой. Часть поляков из Тушино перебегает к нему. И вот здесь случается с Мариной то, что я назвала условно очень «синдром Феодоры». Я имею в виду императрицу Феодору...

С. Бунтман — Да.

Н. Басовская — ... жену Юстиниана Первого. Константинополь 6-го века, 532-й год, восстание «Ника», когда, казалось, надо бежать, спасаться, а Феодора сказала: лучший саван — это багряница. И я тогда, грешным делом... и твердо в это верила, в свое предположение, что вот вырвавшиеся из низов так вцепляются в эту власть, что лучше умереть. Марина Мнишек из низов не выходила, но ей здравые головы в этом уже трагическом 1609-м году предлагают: вернись в Польшу. Не запрещено, возможность есть. Какой ответ она пишет в конце 1609-го года? «Я надеюсь, что Бог, мститель неправды, охранитель невинности, не дозволит моему врагу Шуйскому пользоваться плодами своей измены и злодеяний. Ваша милость должны помнить, — в Польшу вельможам, одному из вельмож, — помнить, что кого Бог раз осиял блеском царского величия, тот не потеряет этого блеска никогда, так, как солнце не потеряет блеска оттого, что его закрывает скоропреходящее облако».

И еще. При распаде тушинского лагеря (это в следующем, 1610-м) оставляет такое письмо в своем шатре: «Бывши раз московскою царицей, повелительницею многих народов, не могу возвратиться в звание польской шляхтянки. Никогда не захочу этого». Она подписала себе смертный приговор, я считаю.

С. Бунтман — Ну, может быть, действительно, лучший саван — багряница.

Н. Басовская — Вот я считала...

С. Бунтман — Может быть, да.

Н. Басовская — ... что только вырвавшаяся из самых низов царица Феодора, как все выскочившие из низов люди, проявила такую жадность и готовность пожертвовать жизнью — а Марина пожертвует жизнью, и своей, и своего ребенка — ради этого венца царского. Но вот ее ответы. И мы видим, что здесь... потом безумная жестокость, погибнет ее сын. И все-таки погубила его она здесь, своего будущего ребенка, этими ответами. Во всяком случае, она соучастница этой трагедии. «Эффект Феодоры» — может быть, выражение странное, но оно у меня в голове зацепилось на данный момент очень прочно.

Марина пыталась остановить распад тушинского лагеря. А начался распад. Можно бежать к Сигизмунду, можно бежать к войскам Шуйского. Шуйский тоже уже становится никому не нужен, не популярен, еле держится. Куда деться? Такой богатый выбор в эпоху смуты, делай что хочешь. Куда двинуться? Войска Шуйского в июне 1610-го года сражаются с войсками Тушинского вора и терпят поражение у села Клушино. Начинается мятеж дворян против Шуйского. 17 июля 1610-го года Шуйский свергнут, насильственно пострижен в монастырь, затем отправлен в Польшу, в Варшаву, и умер там. Шуйский ушел из истории, все. Но вот этот выбор, неясность: а где, где правда? — как выражается человек того времени.

А у Марины свое: вернуть московский престол. И вот на глазах распадающийся тушинский лагерь она пытается спасти лично. Появилась собственная воля, на что направленная? Эта бывшая гордая полячка, которую так блистательно представил Александр Сергеевич Пушкин, умевший всегда несколькими штрихами, словами создать образ этой безмерной шляхетской горделивости, что делает она? Она плачет перед войском, выбежав к нему (тушинским войском) с распущенными волосами, жалкая, несчастная, никому, в сущности, уже не нужная. И она совершенно растерянна.

Дело в том, что Лжедмитрий от всех этих ужасных известий, и видя, как войско к нему охладевает, в декабре 1609-го года переоделся в крестьянское платье и бежал в Калугу. Закрепился там, говоря, что оттуда будет продолжать наступление на Москву. Ну, вообще-то не ведал он, что до Калужской области границы Москвы в нашем 21-м столетии уже дойдут. Но он закрепился в Калуге.

Итак, она одна в тушинском лагере. Порыдала перед войском — не помогает. И тогда, надев гусарский костюм, с одной служанкой и несколькими казаками бежит из тушинского лагеря, оставив то самое письмо о том, что никогда не смирится с утратой законно полученного царского венца. По дороге эта группа небольшая заблудилась, и попали они не в Калугу, а в Дмитров, где был опять тот самый Ян Сапега, брат литовского канцлера, который был, видимо, не бездарным дипломатом и в этой мутной воде великой московской смуты ловил свою рыбку, укрепляя позиции Литвы, думая: может быть, удастся, с кем — неизвестно, сторговаться, что-то получить из пограничных земель. У каждого свое. Но меньше всего в это время она нужна уже кому-нибудь из борющихся сил. Он не тронул ее, не обидел ее, он был, скажем, вежлив. К стенам Дмитрова подступили войска Шуйского, Сапега отбивается от войск Шуйского. Марина выбегает на дмитровскую стену городскую и говорит, окрыляя жителей: смотрите, я женщина, но я не теряю мужества! То есть, она потеряла, как мне кажется, связь с реальность.

С. Бунтман — Но молодец она.

Н. Басовская — Но она мужественная.

С. Бунтман — Молодец.

Н. Басовская — Она оказалась человеком с, в общем-то, мужским характером. Начиная с этими куклами, арапчатами, платьями, драгоценностями... я цитировала, как описывал итальянский посланник ее костюм при венчании — что-то фантастическое. Все это она потеряла, но она продолжает биться. При этом сбежавший в Калугу... она снова с ним воссоединяется. Прежде всего, видимо, потому, что она ждет ребенка, и ей надо венчаться. Приблизительно в апреле 1610-го года она, видимо, венчалась с ним в Калуге. Ну, нельзя же остаться без законного супруга. Уже не делая вида, что это оживший тот Дмитрий, она заново венчается.

При этом есть не очень такие прямые данные, но есть из рассказов современников, что она начинает делать уступки в самом главном, самом непреодолимом — а именно в конфессиональном вопросе. Она готова идти на уступки, чтобы обряд был по какому-нибудь такому не совсем ясно, откровенно католическому уложению или православному...

С. Бунтман — Но ее же венчали два раза: один раз ее венчали по католическому...

Н. Басовская — Да.

С. Бунтман — ... другой раз венчали по православному.

Н. Басовская — Можно теперь уже.

С. Бунтман — А на царство помазали ее правильно, по православному обряду.

Н. Басовская — Но там были отступления, видимо. Как считается, они не приняли причастие с Дмитрием Первым, Дмитрием Ивановичем, по православному обряду. И уже тогда шептались, еще в момент их торжества...

С. Бунтман — Это Шуйский, проходимец, все придумал.

Н. Басовская — Я думаю, да. Плел очень многое. Он готовил путь к отступлению. В голове этого очень немолодого человека уже был, конечно, план...

С. Бунтман — Как пишет Маржерет, главная ошибка — что он его хотел казнить, но не казнил, Дмитрий Иванович.

Н. Басовская — Дмитрий Первый, да, Дмитрий Иванович приговорил сначала Шуйского к смерти.

С. Бунтман — Да.

Н. Басовская — Когда утвердился на престоле. А потом проявил недопустимую снисходительность. Он вообще, по-видимому, пытался быть каким-то а-ля европейским правителем на московском престоле.

С. Бунтман — Вполне, вполне.

Н. Басовская — Очень многие специалисты, тщательно изучающие источники, склоняются к этой мысли. Был ли он подлинным царевичем Димитрием — этого я не знаю, но что он пытался... ну, многие сейчас... почему-то модно говорить, что был подлинным. Ну, сенсация всегда привлекает. Но то, что он пытался элементы какой-то европейской политики, понабравшись какого-то опыта, каких-то впечатлений, внести эти элементы в московскую практику в самых неподходящий момент, видимо, это проступает. И вот это милосердие, проявленное к Шуйскому — это, по-видимому, опять-таки, ошибка из той же области. Я же теперь самодержец. Но я хороший, я гуманный.

С. Бунтман — Слишком он уверен для самозванца уж такого откровенного.

Н. Басовская — Да.

С. Бунтман — Он уверен, он как-то так себя ощущает, во всяком случае, так ли, не так ли, но ощущает себя русским царем.

Н. Басовская — Мы случайно вернулись к самозванцу первому, Лжедмитрию Первому. Ну, как их не объединять? А как ему не быть уверенным, если за ним воля Папы Римского, воля короля Сигизмунда Третьего, солидный, такой довольной блестящий польский двор? Пусть не первая страна, но все-таки. Шуйский в ответ пытается, между прочим, потом заключить союз со Швецией. Смута выплескивается из пределов русских земель и готова стать всеохватным европейским событием, центрально-европейским. Ведь это именно то время, когда Центральная Европа выходит на авансцену большой европейской политики.

Она пыталась действительно сделать уступки в этом вопросе, что прежде, видимо, ей не приходило в голову. Со временем, — есть данные, — когда у нее родится этот несчастный ребенок, она наречет его царевичем Иваном, Иваном Дмитриевичем. Она его будет крестить, и крещение, как пишут прямо современники, было по греческому обряду. То есть, она уступила в этом очень важном вопросе. Сама воспитанная монахами, монахами католическими...

С. Бунтман — Но он же будет русским царем, как ей кажется, он должен...

Н. Басовская — Да. Но сначала она была не готова к таким уступкам. Она идет на них, но поздно, тогда, когда это, видимо, утрачивает всякий смысл. Дмитров они не то что бы отстояли с Сапегой, просто повезло. Войско московское, лишенное всякого фуража и питания, отошло, отступило от стен Дмитрова. Но она пыталась быть вдохновительницей, женщиной-воительницей, которая воодушевляет на сопротивление войскам личного врага Шуйского и так далее.

В феврале или марте 1610-го года она бежит уже из Дмитрова. Вот слово «бежит», глагол «бежит», становится главным на заключительном этапе ее биографии.

С. Бунтман — Она уже не останавливается.

Н. Басовская — Она уже будет бежать до самого конца. То расстояние, на которое она убежит, поражает воображение. Пока она бежит недалеко, из Дмитрова в Калугу. Опять в мужском костюме, с саблей и пистолетом. Обратно к Лжедмитрию Второму, вору, Тушинскому вору. Видимо, венчается там с ним в Калуге. К ним приходят сведения, что в июле... весной венчается, ребенок уже ожидается. В июле 1610-го года приходят сведения, что, наконец, низложен Василий Шуйский, 4 года называвшийся царем московским. Очень недостойная фигура, которую мы всячески с вами заклеймили...

С. Бунтман — Мы уже просто его как-то...

Н. Басовская — ... низложен, пострижен... ну, ничего, Сигизмунду у нас тоже досталось.

С. Бунтман — Ну да.

Н. Басовская — Ежи Мнишеку — тоже. Смутное время порождает смутные фигуры и трагические биографии. Они как бы всплывают на поверхность, освещенные страшным контекстом происходящего. И вот эти сведения о том, что низложен Шуйский, что в августе 1610-го года поляки снова в Москве — ждут, правда, царевича Владислава, но Марину и Лжедмитрия Второго эти сведения окрылили, и они со своим... ну, как его назвать? Войско, не войско... этим безумным окружением абсолютно безнадежно, как мы теперь-то видим, а они, видимо, не видят, двигаются к Москве. Они дошли до Коломны. Они не понимают. Они пытаются вести торг с Сигизмундом. Но если Сигизмунд решил посадить своего сына, зачем ему эта Марина и этот подозрительный Дмитрий, о котором современники пишут, что в него, в сущности, уже никто не верил? Клеймо «Тушинский вор» говорит обо всем.

Итак, они дошли до Коломны, пытаются торговаться, предлагают деньги. Вот по этому вопросу они все вздрагивают: а нельзя ли все-таки из этой ситуации что-то еще выжать? С потрясением прочла о том у специалистов, которые знают, о чем они пишут, что при Петре Первом потомки Мнишеков требуют от русского правительства, от русского правителя, вернуть какие-то долги за эту историю с Мариной, за то, как они пострадали, сколько сокровищ пропало. И, в силу какой-то дипломатической, там, ситуации, Петр даже какую-то очень незначительную сумму им отправил. Ему в тот момент так было просто удобно. А они сетовали, что мало.

То есть, идет торг, не первый раз в ее жизнь. Но то торг шел вокруг фигуры почти счастливой и сияющей, а теперь вокруг обреченной. Наверное, она последняя, кто это поймет. Бояре бегут к Владиславу, торопятся присягнуть, часть русского боярства присягнула Владиславу. Она убегает снова в Калугу. Надо сказать, что вот эта измена части боярства и готовность уже теперь признать и царевича Владислава, она окончательно всколыхнула вот это формирующееся понятие «русская нация», «русский народ». Здесь первые толчки к первому ополчению Ляпунова, второму ополчению Минина и Пожарского. А Марина ничего этого не понимает.

В декабре 1610-го года, конце этого года, когда они снова были так близко от Москвы и бежали снова в Калугу, Лжедмитрий Второй убит. Ну, так сказать своими. Пожалуй, самыми... вот почему я говорю все-таки сброд, сборное войско, не знаю, как его назвать? Представителями Касимовского царства, обломка Орды — и они оказались в стане Лжедмитрия! Ссора между Лжедмитрием и вот этими касимовцами, он убил кого-то из касимовцев, они...

С. Бунтман — Это тоже народное единство своего рода.

Н. Басовская — ... они убили его. Да. Они убили его. Он убит на охоте, ему отрубили голову, утопили в реке — ужас. Марина бегает по Калуге, взывает жителей-калужан: отмстите за гибель мужа! Муж, не муж... если это тот же Дмитрий, почему дважды венчалась? У жителей Калуги это не вызывает уже никакого интереса. Она обречена.

Дальше долгое бегство с сыном на руках и новым покровителем (назовем это так) — казачьим атаманом Иваном Заруцким. Он когда-то был в войске Болотникова, Лжедмитрий Второй сделал его боярином. Он воевал и против Лжедмитрия, и за него. И вот она оказалась... это единственный, кто ее поддержал. Между ними, конечно, рождаются непосредственно, скажем, интимные отношения. Она бежит с этим Заруцким. Но он говорит, что он будет биться за интересы ее сына, царевича Ивана Дмитриевича. Совершенно утопическую идею какую-то выдвигает — бежать на Юг. Сначала в Астрахань, потом еще дальше. Боже мой, в уральские степи! И там создать некую казацкую вольность, казачью, вольницу, и даже государство.

С. Бунтман — На Яике.

Н. Басовская — На Яике. Они добежали до реки Урал. Сойти с ума. Когда говорят много, пишут и думают о роли казачества русского, ее нельзя оценивать однозначно. С одной стороны, это люди, в чьих головах идея воли никогда, какой-то ген в организме борьбы за свободу и волю был, и будет Пугачев впереди, много чего. С другой стороны, они же в эти же смутные времена, вот часть их оказалась на стороне этой уже чисто безумной идеи: сделать из этого бедного ребенка будущего нового московского царя.

Схвачены были Марина и атаман Заруцкий... боже, куда девалась та горделивая полячка? Около нее этот, видимо, малограмотный, перебегавший из стана в стан казак. Они схвачены на острове Медвежьем. И название-то такое для русской глубинки... На реке Яик. Июнь 1614-го. В кандалах с этим ребенком доставлены в Москву, где уже состоялось венчание Михаила Романова юного, где уже началась, открылась принципиально новая страница русской истории. И там произошла вполне в средневековом духе казнь Заруцкого, которого посадили на кол, и публичное повешение четырехлетнего ребенка. Труднообъяснимая жестокость, и объяснимая в то же время. Вот это страна в приграничье Средневекового и начинающегося Нового времени. Люди должны были видеть, что этого царевича нет, чтобы не начались новые самозванцы, которым не было числа в пору Смутного времени. Тот факт, что русские земли, Московское царство, будущая Россия выкарабкались с великими жертвами из этой ужасной эпохи, он есть большая часть биографии нашего персонажа. Марина Мнишек, Марина Юрьевна — в сущности, абсолютно трагическая фигура.

С. Бунтман — Совершенно трагическая, и я думаю, что до конца не понятая все-таки. Вот нам еще предстоит каким-то образом ее понять.

Н. Басовская — Сборник документов, который мы рекомендовали, стоит читать.

С. Бунтман — Стоит, абсолютно. Наталия Ивановна Басовская, это программа «Все так». Мы с вами прощаемся до следующей субботы. До свидания.