Сайт Евгения СычёваEugi Gufo

Алексей Венедиктов — Вы смотрите программу «Всё так». Наталья Ивановна Басовская в студии. Здравствуйте, Наталья Ивановна.

Наталия Басовская — Здравствуйте.

А. Венедиктов — У нас сегодня человек, которому в истории очень не повезло. Я думаю, что до сих пор бедные-несчастные историки разбираются, то ли он был великим садистом, то ли великим строителем, то ли он был мелким, жалким и несчастным человеком. Император Клавдий, римский император Клавдий.

Н. Басовская — Я предложили назвать передачу «Император Клавдий — нетипичный римлянин». Мне кажется, секрет отношения к нему состоит именно в этом. Он не соответствовал тому набору римских доблестей, которые римляне классической эпохи как раз до времени, когда жил Клавдий, I век нашей эры.

А. Венедиктов — И если мы поместим его между двумя императоре...

Н. Басовская — Между Тиберием и Калигулой?

А. Венедиктов — Между Калигулой и Нероном. Три злодея.

Н. Басовская — Чудовищное созвездие. Он не соответствовал тому набору римских доблестей...

А. Венедиктов — И жестокостей.

Н. Басовская — ...туда входила жестокость, к врагам, конечно. ... которые называли словом «виртус», не переводимым на русский язык.

[virtus I virtūs, ūtis (um, редко ium) [vir] 1) мужественность, мужество, храбрость, стойкость (ducis in consilio posita est v. militum ) ; энергия, сила (animi, corporis ) ; доблесть (militaris ; v. est militis decus ) virtute dolores superare — стойко переносить страдания v. bellandi или rei militaris — воинская доблесть (res gestae, quae omnium anteponuntur virtutibus ) 2) доблестные дела, героические подвиги (de suis virtutibus multa praedicare ) 3) превосходное качество (mercis ) ; отличные свойства, достоинства (arboris, equi ) ; талант, дарование (oratoris ) aliquid virtute adipisci — достигнуть чего-л. благодаря (своим) достоинствам (заслугам) v. memoriae — прекрасная память v. navium — отличное качество кораблей v. formae — красота 4) добродетель, нравственное совершенство, нравственная порядочность , душевное благородство (est in eo v. et probitas ) est v. nihil aliud, quam ad summum perducta natura — добродетель есть не что иное, как доведённая до совершенства природа II Virtūs, ūtis богиня воинской доблести (словарь Дворжецкого)].

Это набор римских доблестей. Прежде всего воин, воин за родину, жизнь отдать за родину, с радостью, с улыбкой, с гордостью, к врагам беспощадней. Это антипод Клавдия. А Клавдий правил Римом 13 лет, а прожил он 64 года, достаточно долго для той эпохи. И прежде всего, он выпадал тем, что никакого стремления к воинским доблестям, внешность совершенно неподходящая для героического римского воина. А любимое занятие — писание истории, Алексей Алексеевич. Нам с Вами гораздо более близкая.

А кажущаяся странным для человека, оказавшегося на вершине римской системы власти.

А. Венедиктов — Давайте к эпохе вернёмся, чтобы понять, откуда он на троне.

Н. Басовская — Это эпоха принципата, которую придумал в стихийном социальном творчестве его великий предок, в каком-то смысле родственник Октавиан Август, божественный Октавиан. Система, которую бы я назвала в просторечии застенчивой империей. Это империя, которая уже империя, монархия, власть одного человека. Но она стыдливо декорирует себя республиканскими одеждами. Всё работает. Есть сенат, есть народные собрания, считается, что они что-то решают, а они не решают.

А. Венедиктов — Есть независимые суды.

Н. Басовская — Да, как будто бы независимые. И в Сенате он только первый среди равных, но он первым говорит свою точку зрения, затем остальные, зная, что их может ждать, повторяют его точку зрения. Это рождающаяся империя, расцвета она достигнет при Антонинах. И очень многие нелепости тех ситуаций, когда кто-то достаточно случайно, неожиданно оказывается у власти, связаны ещё и с тем, что система не отработана, считается, что монархии нет.

Поэтому наследование власти этих механизмов нет, чёткости нет, нет бюрократического аппарата. Есть былые республиканские институты, которые подавлены центральной властью.

А. Венедиктов — И есть гвардейцы.

Н. Басовская — Да. Есть страшная сила — гвардейцы. В судьбе нашего персонажа всё это будет играть очень большую роль. Итак, принципат существует. Совсем недавно, с 27 года до н.э., а в 10-ом родился Клавдий. Ещё не отработанный. Впереди расцвет империи. Это век Антонинов, это будет Золотой век Римской Империи. А сейчас в этом месиве случалось всякое. И злодеи, такие, как Калигула, и такой удивительный, не соответствующий римским доблестям человек, как Клавдий.

История его жизни очень многое в нём объясняет. Он родился 1 августа 10 г. до н.э. в Лионе, в нынешней Франции, тогда римская провинция Гале.

А. Венедиктов — В глубокой провинции. В деревне.

Н. Басовская — Не так давно завоёванная великим Гаем Юлией Цезарем, но уже сильно романизованная. Но, конечно, не в Риме. Его отец — известный в Риме человек — Друз-старший. Родной брат императора Тиберия и пасынок Октавиана Августа. Самого божественного Августа. Август женился на его матери, а она через три месяца родила. Был сочинён стишок, некоторые вольнодумства в Риме существовали. Где была такая строка: «Везучие родят на третьем месяце». И шла волна, что это может быть, не пасынок, а зачатый загодя родной сын Августа.

А. Венедиктов — Но надо сказать сразу, что я смотрел специально. Пасынки в аристократических фамилиях пользовались теми же правами, что и родные сыновья.

Н. Басовская — Правами — да, но отношение... Во всяком случае, происхождение со стороны отца очень серьёзное. Может быть он внебрачный сын Августа, а если и нет, то отец очень известный Друз-старший, воин, полководец, уважаемый человек. А вдруг к тому же наш Клавдий, новорождённый внук божественного Августа! Популярность Друза была основана на том, что он успешно воевал с германцами. Считался сторонником восстановления республики.

А это ещё нравилось. Пусть он для этого ничего не делал, но у него есть своя позиция, вольнолюбивый, воинственный. Но он умер через год после рождения маленького Клавдия. Упал с коня, нелепая для воина смерть. Такой перелом случился, перелом бедра, после чего он не оправился. Мать — добродетельная женщина.

А. Венедиктов — Редкость.

Н. Басовская — Действительно, мы же с Вами, как историки знаем, что всё реже и реже это понятие добродетели, когда читаешь римских авторов, современников этих событий, диву даёшься, какой это стало редкостью. И поэтому подчёркивают — Антония-младшая, младшая дочь знаменитого Марка Антония, времена Цезаря, Клеопатры, Антония всё ещё живы в памяти. Кроме того, она угодная императору Тиберию. Тяжёлой и сложной фигуре, жестокому, долгоправящему, тяжеловесному правителю.

А ему она угодно, потому, что однажды она спасла его от заговора. Ей стало известно, что против него, а это типичнейшее явление той эпохи — заговор против императора, — составлен заговор, и сейчас же донесла, предотвратила, и она, и её дети были в безопасности. Детство Клавдия. Это удивительно тоскливое детство. Он рос болезненным и заброшенным ребёнком, который проводил время в обществе женщин и вольноотпущенников, как пишет его биограф Саллюстий.

А. Венедиктов — То есть, отец умер, мать им не занималась.

Н. Басовская — Да. Почему? Как так случилось? Почему он такой заброшенный? Прежде всего, у него был блестящий брат. Вот его горе! Рядом блестящий антипод Германик. Германик — это старший брат, наделённый всеми теми римскими, но не от Друза, всеми теми римскими доблестями и боготворимый в Риме. Теми доблестями, за которые римляне любили своих ведущих политических деятелей.

Его любили. И твёрдо надеялись, это было широкое мнение, что он сменит со временем Тиберия. Каких-либо мыслей о том, что императором когда-то может стать Клавдий, этих мыслей просто не возникало. Ведь есть Германий. А расти болезненному мальчику, которого не очень любит мать, мать удивительно странно к нему относилась. Она говорила так, про какого-то глупого человека, который оказывался круглым дураком, она говорила: «Он даже глупее моего Клавдия». Это была для неё формула тупоумия. Хорошо такому ребёнку живётся. И поэтому все ожидали Германика. Он был уверен, что это будет Германик.

И вдруг Германик неожиданно умирает, находясь в одной из дальних восточных провинций. Он умер, как все считали твёрдо, степень надёжности этой информации всегда под вопросом, от отравления. И считалось, что отравил его наместник в Сирии, и уже совсем тихо шептали, что не без ведома императора Тиберия, который не хотел иметь такого очевидного, готового, любимого народом преемника. В любую минуту власть Тиберия может быть передана Германику.

И вот Германика нет. Он отравлен в 19-ом году. У него остался сын, и тень этой популярности отца привела сына к власти. Кто этот сын? Страшный, ужасный Калигула. Этот человек, который вошёл в историю Империи под прозвищем Калигула. Звали его Гай Цезарь. Калигула-сапожок. Он вырос вместе с отцом Германиком в военных лагерях и военных походах. И носил сшитую для него детскую форму, напоминающую форму легионера, в том числе и сапожок легионера.

Его любили. Маленький ребёнок в походах. Кто же знал, что из него потом образуется чудовище! Чудовище образовалось позже.

А. Венедиктов — А Клавдий его дядя. Клавдий — дядя Калигулы.

Н. Басовская — Да. При Калигуле на некоторых торжествах, когда Клавдию позволяли где-то появиться, народ вдруг иногда кричал: «Да здравствует дядя императора!», но тут же о нём забывали.

А. Венедиктов — Я хочу немножко про здоровье его сказать. Современные медики пытаются понять, был ли он болен. И судя по всему, те исследования, которые были проведены по описаниям древних историков, что у него постоянно дрожали руки. Подгибающиеся ноги, слабые колени. В общем, некоторые историки медицины швейцарские считают, что он в детстве переболел полиомиелитом.

Н. Басовская — Очень может быть. Но теми же вопросами, которыми мучаются швейцарские историки сейчас, мучался внучатый дядя Клавдия, великий божественный Август. Вот цитата из одного из его писем, которое воспроизводят римские историки. О Клавдие, подростке. «Если он человек полноценный и у него всё на месте, то почему бы ему не пройти ступень за ступенью тот же путь, который прошёл его брат, великий Германик? Но, может быть, он повреждён и телом и душой?» Теми же вопросами мучается Август.

А. Венедиктов — Дедушка.

Н. Басовская — Да. В порядке или нет ребёнок. Родной дедушка или нет, но вопрос его мучает, что с этим ребёнком? Мать, эта супер-добронравная Агриппина-младшая, тем не менее, была очень жестока к нему. Мало того, что она говорила «...даже глупее моего Клавдия». Известно ещё одно её изречение: «Природа начала над ним работать, но не закончила». То есть, детство мрачное, подавляющее, если он и был тяжело болен, или не был, можно психически, конечно, в какой-то мере испытать расстройство от этих обстоятельств.

А. Венедиктов — А сам Клавдий писал, что «моё детство было вверено бывшему погонщику мулов».

Н. Басовская — Среди вольноотпущенников, слуг, женщин-прислужниц, рабынь... Тем не менее, что изумляет — он получил каким-то образом потрясающее образование. Деталей я не могу сейчас привести. Я прочла его биографии, но чего-то специального о его учителях нет, известно только другое, что он знал великолепно языки. И он владел литературным стилем. Он начал писать римскую историю по латыни, по совету великого римского историка Тита Ливия.

Затем он написал историю этрусков и Карфагена на греческом языке, возможно, владел и этрусским языком.

А. Венедиктов — Я хочу сказать, что ему было 23–25. Молодой парень.

Н. Басовская — Он сидит в тиши, в уголке, как правило, в каких-то дальних поместьях, и пишет, пишет, пишет. Но, правда, нельзя сказать, что он не стремился к тому, чтобы пройти те ступени, о которых писал Октавиан. Он хотел, когда он стал взрослым, у него было желание получить какие-либо должности, чтобы, всё-таки, вести себя как римлянин, типичный римлянин. Он обращался в поиске должностей к Тиберию. Полный отказ. Но в 37-ом году умер Тиберий. Клавдию уже 47 лет. Это совершенно забытая фигура.

А. Венедиктов — Давайте ещё раз напомним, что умирает Тиберий на Капри, знаменитом острове. Там, если говорить о наследовании в императорском смысле, членом семьи, кто мог бы сесть на его трон, это либо Клавдий, либо Калигула. Больше никого нет, никого не осталось.

Н. Басовская — Да. Калигула — сын Германика.

А. Венедиктов — Либо племянник, либо дядя, грубо говоря.

Н. Басовская — Да. И ужасная эта смерть, всякие подробности обсуждались в Риме, шептались по углам. Когда наступила агония Тиберия, человека, совершившего массу жестокостей, человека, которого боялись до безумия, вот уже агония, и вдруг ему стало лучше. Окружающие его люди, прежде всего, как всегда тот, кто считался фаворитом, вдруг оживёт, не дай Бог! Его, короче говоря, задушили, забросали подушками. По-прежнему у Клавдия никаких мыслей о том, что он будет на высоком посту. Таких мыслей нет.

Но он пытался каким-то образом возникнуть в политической жизни. Ему стали доверять иногда, немолодому этому человеку, участвовать в какой-то процессии, где-то показаться, иногда выкрикивали, что это идёт дядя Императора Калигулы. Любопытный вопрос. Калигула истребил массу своих родственников, опасаясь какой-либо конкуренции. Даже дальних. А вот Клавдия не тронул. То есть, настолько считался этот человек непригодным для перспективы власти, не представляющим собой никакой опасности, никакой возможной конкуренции.

Он так в своём дальнем углу и остался при Калигуле. Не получил должности. Ему однажды предоставили консульское звание. Консул в это время — та самая декорирующаяся империя, она сохранила звание консула, но это не тот, кто правит. Если это сам император — то он и правит. Называется консулом и императором, первым человеком.

А. Венедиктов — Там была ещё такая история. Он был намного старше Калигулы...

Н. Басовская — Конечно. Гай Цезарь Калигула юноша, а этому 47 лет.

А. Венедиктов — И он высмеивал его, иногда приглашал его в Сенат, и начинал его высмеивать. И сенаторы все подобострастно осмеивали Клавдия. Клавдий был заика, надо вспомнить. Правда, у некоторых историков, не древне-римских, залеченный заика, то есть, которого вылечили.

Н. Басовская — Увлекаются диагностикой.

А. Венедиктов — Но он всё равно заикался. Светоний писал, что он заикался.

Н. Басовская — У него не получалась гладкая речь. Из этого они делают, что он заикался. Я внимательно прочла Светония, от корки до корки.

А. Венедиктов — Но когда он стал императором, никто уже не упоминает, что он заикается.

Н. Басовская — Конечно нет! Он прекрасен, раз он при власти. Его приглашали на какой-нибудь пир таким образом, чтобы он опоздал, при Калигуле. Когда он приходил, то места уже не было. Он долго бродил по залу, находил убогое какое-нибудь местечко, пристраивался. При этом у него была манера — он любил есть, он ел много, он ел излишне, это вредило его здоровью. И когда он наедался, он задрёмывал. Это знали. Тогда шуты начинали стрелять в него финиковыми косточками и пытались надеть ему на руки сандалии.

И когда он просыпался, у него была манера потереть лицо. Чтобы он потёр своё лицо собственными сандалиями. Какой хохот поднимался вокруг.

А. Венедиктов — И напомним, что это единственный близкий родственник императора Калигулы. То есть, он неконкурентоспособен, никого не волнует, что он написал такие замечательные исторические сочинения. Упомяну любопытную деталь. О нём писали Гай Светоний Транквилл... [лат. Gaius Suetonius Tranquillus — римский писатель (историк и учёный-энциклопедист), живший, приблизительно, между 75 и 160 гг. н. э.]

А. Венедиктов — Читайте «Двенадцать Цезарей».

Н. Басовская — Это переведено на русский язык. Читать очень интересно. Очень серьёзный историк Публий Корнелий Тацит [Пу́блий или Гай Корне́лий Та́цит[1] (лат. Publius Cornelius Tacitus или Gaius Cornelius Tacitus) — древнеримский историк и один из великих представителей мировой литературы. (ок. 56 — ок. 117 н. э.).], который меньше уделяет ему внимания. На него сатиру после его смерти написал Сенека, его упоминал в сатирических стихах великий римский поэт-сатирик Ювенал. Прочесть о нем можно, и все это на русский язык, кроме сочинения Сенеки, переведено на русский язык.

И вот рисуется образ этого нетипичного римлянина. Это же смешно, что он такой. А то, что он интеллектуал, ведь интеллектуалы тоже должны быть обслугой, как, допустим, учителя из Древней Греции, Греции, завоёванной Римом. Пусть они умники, пусть они писатели. Но они обслуга. А интеллектуал на троне — это вообразить трудно. Впереди Марк Аврелий. Но очень нескоро.

А сейчас этого нельзя было представить. Он интеллектуал, он писатель, это смешно. И забегая чуть вперёд, он же станет императором, мы догадываемся, раз это в названии, когда стало до него доходить, что он может стать императором, он вдруг увидел и сказал об единственном преимуществе: «Тогда я смогу добиться, чтобы читали мои сочинения».

А. Венедиктов — Вот мечта человека, будущего императора Клавдия, а пока абсолютно бессмысленного дяди императора, над которым смеются на императорских пирах.

Мы вернёмся с Натальей Басовской в студию сразу после Новостей.


НОВОСТИ


А. Венедиктов — Вы слушаете программу «Всё так», первая часть посвящена ещё не императору Клавдию, но вторая будет посвящена римскому императору Клавдию. И вот этот бессмысленный человек, на которого практически не обращали внимания, вдруг оказался вознесённым на высшую должность принцепса римской империи. Как это случилось? [ред. Принцепс (лат. princeps — первый), в Древнем Риме П. сената (р. senatus) — первый в списке сенаторов, обычно старейший из бывших цензоров. Официально он не имел особых полномочий и прав, кроме почётного права первым высказывать своё мнение в сенате по запросу консулов. Тем не менее в эпоху республики некоторые П. сената пользовались большим авторитетом и нередко оказывали сильное влияние на политику. В период империи, начиная с Августа, термин «П. сената» обозначал носителя монархической власти. П. всадников (P. iuventutis) — первый в списке всадников.]

Н. Басовская — Это случилось трагикомически. Что-то такое есть в этом особенном римлянине, что это было немножко трагикомически. Трагедия — это заговор против Калигулы, вещь естественная, такие злодеи должны знать, что рано или поздно это должно случиться. Заговор успешный и зверское убийство Калигулы. Во время Палатинских игр убит офицером, которому когда-то нанёс страшное оскорбление, таких было много, но не всякий был готов ударить принцепса мечом в затылок. Это случилось!

Смятение. И в течение двух дней принцепса в Риме нет. Института наследования нет. Все предыдущие приходили по-разному. Август в боях, первый принцепс в войнах, длительных гражданских войнах завоевал себе эту возможность. Тиберия он потом пригрел, как пасынка и порекомендовал. А механизма строгого, юридического, передачи власти нет. И двое суток нет принцепса. И сейчас же поднимает голову республиканская партия, которая еще сильна. Большая часть сенаторов мечтает, чтобы возродилась республика, при которой они, сенаторы, были выше чьей-либо индивидуальной власти. Возникает разговор о восстановлении республики.

Но они не учли, что с 27-го года до н.э., до 41-го н.э., почти 70 лет произошли большие изменения. И прежде всего, изменилась роль военных, в чьих руках политические перевороты. Это в Риме преторианцы, гвардия, охраняющая первое лицо. Преторианцы забеспокоились. Если не будет этого первого лица, то кто будет давать им деньги, привилегии? Им будет хуже. И они заметались. Надо кого-нибудь...они так и говорили...сделать императором. И один из представителей этой преторианской гвардии отыскал, наткнулся на прячущегося во дворце Клавдия.

Вариации места, где он спрятался, занятны: за портьерой, занавеской, в ванной комнате, под кроватью. Всё выглядит очень занятно.

А. Венедиктов — Но все авторы сходятся в том, что он спрятался.

Н. Басовская — В конюшню он бы не посмел пойти, ибо там стоял любимый конь Калигулы, которого он обещал сделать сенатором. Вот до какого состояния доведена была эта высшая власть в Риме. Панические слухи. Он прямо говорил: «Я сделаю его сенатором! Мой конь умней многих из вас!». И этот сенат зашевелился, нужен какой-нибудь правитель. Они узнают этого Клавдия, дядю императора покойного, хватают, а он не знает, зачем хватают. Он падает ниц и просит отпустить. Он уверен, что его хотят убить. Молит о пощаде.

А. Венедиктов — Мы видим на экране ровно изображение этой сцены.

Н. Басовская — Такая колоритная, так описанная римскими писателями! Они, ничего не объясняя, сажают его на носилки...

А. Венедиктов — А он знает, что был убит не только Калигула, была убита его жена и маленькая дочь, т.е. истребляется семья.

Н. Басовская — Беспощадность за беспощадность, насилие порождает насилие. Он был уверен, что его тоже сейчас... Дядя императора. Его на этих носилках преторианцы сами, сменяя друг друга, вспомним, как Клавдий любил поесть, сменяя друг друга они тащат его на этих носилках, он тучный, грузный, и всё ещё не вполне уверен, но идея преторианцев — старый, безобидный человек, немощный, трусливый — это то, что надо.

И тут вдруг никто не учитывает, что при этом это умный, мыслящий человек, понимает, как ненадёжны могут быть их настроения, сказал: «Ах, раз так! Я обещаю каждому из вас, если я стану императором, по 15 тысяч сестерциев».

А. Венедиктов — Огромная сумма.

Н. Басовская — Ой, как им понравилось! Он своё слово сдержал. Они получили эти деньги. И здесь родилась новая, на много-много десятков лет традиция — армия, прежде всего преторианцы, торгуют. Они будут устраивать просто аукционы, кто больше даст — тот и будет императором. А это Клавдий со страху и от осторожности неглупого человека, что их настроение — это одно, но если он всерьёз хочет, чтобы в Риме была его власть — Боже! Какая неожиданность! — и чтобы читались его произведения, надо расщедриться.

Таким образом, в 41-ом году н.э. в Риме появился на престоле, это можно уже, конечно, не строго юридически называть престолом, у главной власти оказался этот неожиданный человек. Всё дальнейшее, что связано с его правлением, тоже достаточно неожиданно. Но, прежде чем сказать об этом общественном, что ему удалось сделать как правителю, немножко о его частной жизни, потому, что это имеет прямое отношение к его дальнейшей судьбе.

Надо сказать, что Клавдий любил писать книги — раз, хорошо поесть — два, и иметь красивую и привлекательную, увлекательную жену — три. Очень любил женщин. За всю его жизнь у него было 4 жены, четвёртая была последней, роковой, и она завершила его жизнь. С первыми двумя он развёлся по разным причинам, одна вела себя, как он считал, изменяла. Вторая что-то ещё... Не очень шумные разводы. В Риме был развод лёгким.

Вообще, римляне этой эпохи всё ещё напоминают таких немножко порочных детей. Это ещё очень ранняя цивилизация, она многого достигла, благодаря рабскому труду, многого достигла технологически, верхушка интеллектуальная достигла чего-то интеллектуального. Но Рим, как община, как сообщество в чём-то напоминает это сообщество довольно жестоких детей. Но достаточно сказать, что у них всё ещё жил обычай выбрасывать, сбрасывать со скалы неполноценных детей. Повезло Клавдию, наверное, он заболел потом. Со скалы сброшен не был. Например, когда пришла весть о гибели Германика в Сирии, был такой припадок отчаяния в Риме, что некоторые люди посбрасывали больше, чем собирались младенцев со скалы, как знак своего отчаяния.

Это же поразительно! Надо помнить, какое это общество. Иногда за словом «император» для нас вырастает что-то из нового времени, вроде Наполеона Бонапарта, Петра Первого. Нет, это империя сравнительно ранней, древней цивилизации. Итак, развод очень лёгкий. Хочу развестись, разведусь. Особенно для власть имеющих. И третья его жена — это женщина, требующая небольшого внимания. Знаменитая Валерия Мессалина.

Её имя стало нарицательным. Она была безмерно красива, и он был безумно ею увлечен. Женщина эта отличалась феноменальным развратом, но что-либо сказать ему о ней все боялись, потому, что стоило ей после любому сообщению ему поулыбаться и нежно с ним поговорить, как он ей прощал всё. Но её поведение, видимо, выходило за рамки даже среднестатистического низкого морального уровня в тогдашней среде римской знати, элиты общества. Все боялись даже намекнуть императору, потому, что это могло стоить им очень дорого.

Но Валерия Мессалина, толкавшая его на многие неблаговидные поступки. От природы он не был жесток. Его можно было уговорить, а тем более, в его увлечённости страстной этой женщиной, она подчас толкала его на очень большие жестокости. То есть, бессмысленные приказы о казни, или хотя бы кивок, невозражение, против казни того, кто ей был неугоден, казни того, чьё имущество было соблазнительным для конфискации. Принципат использует конфискацию, начиная с Октавиана Августа, как мощный рычаг пополнения казны. Это вещь известная, и потому расправа с неугодными богатейшими людьми — это просто становится методом, который применяет власть.

Клавдий сам по себе к этому не стремился, но известно было, что Мессалина его ни раз толкала на такие шаги. Но вот она превзошла эту меру, невысокую планку нравственности. По выражению римских авторов, она воспылала страстью к самому красивому в Риме юноше. Опять мы о наивных временах говорим. Весь Рим знает.

А. Венедиктов — Она жена императора.

Н. Басовская — Но это знают все. И весь Рим знает, что этот юноша Гай Силий, самый красивый. Это что-то из области деревенской жизни, хотя очень своеобразной. Она добилась его развода с женой, развод лёгок, вспомним, осыпала его подарками, и можно сказать, преследовала его своей страстью. И настолько ему стала боязно, что мало ли что, а вдруг и Клавдий не вынесет такого её поведения, что он решился, в сговоре с ней, на безумный поступок — воспользовавшись отъездом императора Клавдия, недалеко, это теперь пригород Рима можно сказать, для жертвоприношений, они затеяли свадьбу в императорском дворце.

Они решили жениться. Она, замужняя жена императора, и этот разведённый Гай Силий.

А. Венедиктов — Какие-то сумасшедшие!

Н. Басовская — Это безумство. Но вот демонстрационный такой разврат на грани безумия характерен для таких критических эпох, которую переживал этот Древний Рим. И были свидетели, есть описания, было пиршество, они провели ночь в императорской спальне. И когда Клавдий возвратился, никто не смеет ему рассказать, потому, что Мессалина, видимо, немножко спохватившись, решила ему первой ему рассказать, и подать это, как шутка. Что это была шутка, юмор, такое развлечение.

И окружение ближайшее, ненавидевшее Мессалину, опасалось, что простит. А казнить, не дай Бог, прикажет тех, кто донёс. И один оказался самым решительным. Он ещё некое время достаточное будет рядом с императорскими особами, это знаменитый вольноотпущенник Нарцисс. Он решился убить Мессалину. Клавдий не сказал, до него какая-то информация дошла. Он не сказал ничего. Как великий мудрец, он сделал вид, что пока никак не реагирует, то ли не знает, то ли не понимает.

А Нарцисс не имел его указания убить Мессалину, но имел его осведомленность. Как бы не по приказу, но с ведома императора. Ей не дали встретиться с Клавдием, потому, что она бы его уговорила. Он просто убил её. Нарцисс лично убил. Раньше, чем она попыталась Клавдию говорить, что это была либо шутка, либо маленькая ошибка, «...ты мой милый, дорогой, уже не юный Клавдий, но я так тебя обожаю!»

А. Венедиктов — Но он быстро утешился, надо признаться.

Н. Басовская — Надо сказать, что тут же начался торг, на ком бы ему жениться. В торге участвовали приближённые вольноотпущенники. Предложили ему нескольких вариантов. И одну из бывших жён вернуть, ещё кого-то. И среди предложений была его родная племянница, Агриппина-младшая. Она была знакома со своим дядюшкой. Дядюшка пожилой, она молодая. Это страшная фигура. Это мать Нерона, и этим уже многое сказано. У неё уже есть Нерон, и она помышляет о его судьбе.

Какой-то предсказатель ей предсказал, что если она родит сына, что её сыну предстоит убить свою мать. Она сказала: «Пусть убьёт, лишь бы царствовал!» Вот такая женщина.

А. Венедиктов — Кстати, Мессалина была моложе, чем Агриппина.

Н. Басовская — Но как пишут все римляне, очень привлекательная, и владевшая искусством обольщения.

А. Венедиктов — Это самое главное.

Н. Басовская — А наш Клавдий в этих вопросах перед женщинами был достаточно беспомощным. Пойдя на брак с Агриппиной-младшей он подписал себе смертный приговор. Но он этого не ведал. Римский закон запрещал брак между дядей и племянницей. Но для императора изменили закон. Это естественно. Брак был разрешен и состоялся. Так каким же он оказался императором? Человек с такой странной судьбой, с такой странной натурой, с таким зыбким здоровьем, что до сих пор врачи мучаются, чем же он был болен?

А правителем он оказался очень толковым. И римские авторы пишут об этом с удивлением, с непониманием. Не обращают внимание на то, что он был эрудит с юности, знаток языков, знаток истории народов, причём, великих народов, написать карфагенскую историю означало глубоко вникнуть в систему возвышения этого северо-африканского государства, которое чуть не подавило Рим в 3–2 вв. до н.э., понять систему управления государством, проанализировать институты, он всё это сделал!

А. Венедиктов — И потом перенёс это в свою практику в Риме.

Н. Басовская — В практику, в размышление. Это не значит, что механически, он это осмысливал. Что же он сделал? Первый шаг, шаг очень умного человека. Он объявил амнистию всем тем, кого осудил и преследовал Калигула. Сразу симпатия народа! Всех! И элиты больше всего, потому, что они всегда были при Калигуле в максимальной опасности. Итак, его первый шаг беспроигрышно точный. Даже 1А, потому, что до этого 15 тысяч сестерциев каждому преторианцу.

Затем принял ряд разумных финансовых мер в системе налогообложения, сбора налогов, взаимоотношения государства и недвижимости. Поставил под довольно строгий контроль суды. Ограничил произвол. Ограничил то, что так мучило римское общество при этой системе принципата. Следующий шаг очень важный. Он начал без шума, без какой-либо рекламы, афиши, создавать бюрократический аппарат. А это было то, в чём нуждалась рождающаяся империя. Не отменяя республиканские институты, но признавая по факту, что они обветшалые и не работают, это правда, он создавал бюрократический аппарат.

Канцелярию императора, такие подразделения, отделения, прообразы когда-то грядущих министерств, что-то вроде них. Он заметил ещё один, супер-больной и скрываемый в Риме вопрос — рабский вопрос. Он заметил его, и опять без шума, без эффектных мер решился на первую пробную меру в отношении рабов. Дело в том, что классическое рабство, как институт, безнадёжно устарело.

Классическое рабство, где раб приравнен к инструменту, «инструментум вокале» [лат. Instrumentum vocale — орудие говорящее (раб) — ср. instrumentum mutum — орудие немое (вещи) и instrumentum semivocale — орудие неговорящее, то есть, скот], — как говорил Катон, оно умерло, а ничего другого не изобретено. Что-то такое переходное рождает жизнь, вольноотпущенники... Он совершил что-то вроде мелкое, но очень важное — издал приказ, согласно которому рабы состарившиеся или серьёзно больные, не находящиеся под опекой хозяев, которых выбросили, как ненужный материал, становятся свободными. Это не экономический шаг, это величайший моральный шаг, что граница между свободным и рабом, которая для классической эпохи была непроницаема — это существа разной породы — она может быть проницаема, пусть для больных, для старых, он нарушил великий принцип.

А. Венедиктов — Вот Вы его похвалили за начало установления бюрократии, но его охватил административный восторг и он обожал подписывать всякие указы, эдикты и т.д. Например, был найден такой эдикт, он их подписывал иногда по 22 в день. Например, что считать противоядием при укусе ядовитой гадюки. Вот такой административный зуд, восторг его охватил. Он человек, сидящий за письменным столом.

Н. Басовская — Каждый нувориш во власти переживает этот этап, по-видимому.

А. Венедиктов — Ручное управление.

Н. Басовская — Потом успокаивается. Но вот этот этап некой эйфории, наверное, переживает любой нувориш во власти. И писать любил!

А. Венедиктов — Но при этом возглавил поход вдруг.

Н. Басовская — Один военный поход он возглавил. В Британию. Это, конечно, было удивительно. Но это не удивительно по существу, потому, что ему хотелось остаться в истории, он об этом заботился, пёкся, как каждый, кто оказался на такой вершине, что было запечатлено, что не совсем выпадает из римской истории. Ему удалось добиться, что его войско что-то завоевало, частицу Британии. Лично участвовал в походе.

А. Венедиктов — Получил имя Британикус. И своего сына назвал Британикус.

Н. Басовская — Чтобы затмить тень брата Германикуса, которая затмевала его. И он совершал ещё одно очень важное. Римляне больше всего восхваляли при жизни его за реальное строительство, заботу о строительстве, это делал и Август, это традиционно. Знаменитое, например, осушение Фуцинского озера, [(Fucinus Lacus, ныне Lago di Celano или Capistrano) — озеро в Средней Италии в области марсов, питаемое водами горных Апеннинских речек.] по поводу которого, как классический римлянин, он приказал устроить сражение на воде, но ещё он расширял римское гражданство. И это у многих вызывало страшное неудовольствие.

Фактически все жители свободной Галлии получили статус римского гражданина, а два галла были им возведены в сенаторский статус.

А. Венедиктов — Первые иностранцы.

Н. Басовская — Они стали сенаторами. Это дерзкий шаг, и он его совершил.

А. Венедиктов — Кстати, провёл перепись, 6 млн римских граждан при нём стало.

Н. Басовская — В общем, это был старательный, добросовестный, с бюрократическим оттенком правитель, не абсолютный злодей, который жил в контексте абсолютных злодеев, и впереди Нерон. Окончил жизнь очень грустно. Агриппина боялась, что власть не попадёт к её сыну Нерону, потому, что у Клавдия был свой сын. Хотя она добилась согласия, что править будет Нерон, что он ему завещает власть. Она хотела подстраховаться. И она просто отправила Клавдия на тот свет. Как-то здесь ни у кого из историков нет сомнений.

По-видимому, обратилась к знаменитой отравительнице Лакусте...

А. Венедиктов — Мы знаем даже её имя!

Н. Басовская — Имя сохранилось в веках! Видимо, такая мастерица своего дела была! ...и приготовила собственными руками, чтобы растрогать любимого мужа, изысканное блюдо из грибов. А было известно, что он не только очень любит поесть, а особенно любит грибы. И всё получилось классически. Он отравился на пиру. Ему стало очень плохо, не мгновенно умер, но был приглашён такой медик, Агриппины, она тоже об этом позаботилась, который помогал ему умереть.

Когда ему становилось лучше, он вводил с помощью пёрышка с отравленным снадобьем в горло ему дополнительный яд. И в итоге он скончался не своей смертью. Но, пробыв 13 лет на престоле. И, действительно, завоевав некое место в становлении, развитии Римской империи. Мы не можем в наше время быть какими-то странными поклонниками императорской системы в Риме.

А. Венедиктов — Но, все-таки, между Калигулой и Нероном какой-то светоч. Между двумя зверями.

Н. Басовская — Мы видим, что он объективно внёс деловитый, добросовестный вклад в строительство этой новой формы государства, в расставание с такой ностальгически любимой, но обветшавшей республикой, что это было направлено на благо Римского государства, а значит на то, чтобы продлить дни, и даже столетия, этой по-настоящему великой Цивилизации.

А. Венедиктов — Вот такой человек был император Клавдий. А мы иногда, бывая в Риме, можем видеть остатки так называемого акведука Клавдия, второго по своей величине. Сто километров был акведук, водопровод, причём, половина из них шла под землёй. Он лично курировал и получал массу удовольствия от отчётов инженеров. Бюрократ на троне!

Н. Басовская — И умница!

А. Венедиктов — Наталья Ивановна Басовская в программе «Всё так».