Сайт Евгения СычёваEugi Gufo

Алексей Венедиктов — 13:11 в Москве. Всем добрый день. У микрофона Алексей Венедиктов. Наталья Ивановна Басовская в программе «Всё так» будет через несколько минут. И наш герой сегодняшний — это Вольтер. Вольтер — наставник королей. Я бы здесь добавил вопросительный знак. Тем не менее, чтобы самим сделать вывод о том, кто такой Вольтер, мы разыграем 20 призов, как обычно. Первые 10 победителей, которые будут играть у нас, прежде всего, на смс. +7–985–970-45-45, получат книгу Вольтера «Философские повести, философские письма. Статьи философского словаря» из серии «Золотой фонд мировой классики», издательства АСТ и Пушкинская библиотека, Москва. И ещё 10 победителей получат книгу Вольтера «Орлеанская девственница», о которой мы узе говорили, издательство «Азбука-классик», Санкт-Петербург и плюс каждый из этих десяти получат аудио-книгу Вольтера «Кандид или оптимизм», читает Михаил Розенберг, издательство «Ай Си».

Вопрос очень простой. Известно то, что такой лозунг, якобы, принадлежащий Вольтеру, «Раздавите гадину». Кого он имел ввиду, когда призывал «раздавить гадину». Кого он называл гадиной в этом своём призыве? Если вы знаете, присылайте смс на телефон +7–985–970-45-45. Не забывайте подписываться. И конечно, работает и пейджер, и через Интернет вы тоже можете ответить на этот вопрос. А мы начнем нашу передачу после рекламы.

РЕКЛАМА

А. Венедиктов — Наталья Ивановна Басовская. Добрый день Вам, Наталья Ивановна.

Наталия Басовская — Добрый день.

А. Венедиктов — Я хочу начать сегодня неожиданно. Я хочу начать с вопроса Александра Иванова, юриста из Москвы. Потому, что на нашем сайте можно задавать вопросы по поводу наших героев. Вы обозначили тему, как Вольтер — наставник королей. И Александр спрашивает: «Вы ничего не путаете? Вольтер наставник королей? А не маратов и робеспьеров? Вы не забыли, что Луи лег на гильотину благодаря своему „наставнику“».

Н. Басовская — Людовик Шестнадцатый считал Вольера и Руссо погубителями Франции и монархии. Его заточили в камеру, в которой стояли книги этих авторов. И он говорил, что эти двое погубили Францию. Так что точку зрения французской монархии наш радиослушатель передал совершенно точно. А я сегодня изложу точку зрения самого Вольтера, который стремился быть наставником королей, попробовал им быть. И предпочитал бы, чтобы им не головы рубили, а чтобы они прислушивались к его советам. Но вопрос очень интересный и справедливый!

А. Венедиктов — И как всегда, что почитать?

Н. Басовская — Что почитать. Не так много, не так богато.

А. Венедиктов — Как ни странно!

Н. Басовская — Он как-то вышел из моды. Что не справедливо. Я, Алексей Алексеевич, готовясь к этой передаче, в очередной раз с благодарностью подумала о том, что Вы подали прекрасную идею, лично мне она очень близка и обогащает. Перечитав самого Вольтера в другие годы, я увидела другую литературу и была глубоко счастлива. Итак, самого Вольтера прежде всего, пусть читают интересующиеся люди любое издание, любые произведения, но лично я, например, обожаю «Кандида». И прочла его с совершенно новым ощущением. В наше время «Кандид» производит ошеломительное впечатление. Что касается книг о нем, то книг мало. Они, в основном, старые. В ЖЗЛ — 1970 года, автор Акимова А.А., я не знаю этого автора, «Молодая гвардия». Самое новое, что пока попалось — это «Вольтер и Россия. Коллективный труд», для серьезно интересующихся. И там будет и о Вольтере и не только его связь с Россией. Есть книга Кузнецова «Франсуа Мари Вольтер», он дал ему подлинное имя, которое он получил при рождении, а фамилию, которую он себе потом придумал. Так и называется. 1978 года, довольно старая. Но в любых этих изданиях самого автора есть предисловия. И предисловия, обычно, очень квалифицированные. Поэтому пусть читают. Но лучше всего он сам.

Кто он таков? Его очень много! Он сам говорил: «Я люблю все девять муз». Это немножко преувеличение, он любил и умел преувеличивать. Но талантлив был многогранно. Мыслитель, философ, писатель, драматург, временами борец за униженных и оскорбленных. И это было. Он же — придворный Людовика Пятнадцатого и Фридриха Второго в Пруссии. Скажу иронически — друг по переписке Екатерины Второй Великой. В свои 84 года, в последние годы жизни — самый модный человек в Европе.

А. Венедиктов — Важное слово — модный.

Н. Басовская — Герой анекдотов, часто игривых, объект подражаний со стороны истинных и мнимых вольтерьянцев. Пытался внушить царям, что не государи их воины, а законы, искусство, нравы и обычаи есть суть истории. Очень интересная, очень яркая личность. Но посмотрим его, как принято у нас, поэтапно жизнь.

Родился 21 ноября 1694 года. То есть, ещё в рамках 17-го века в Париже.

А. Венедиктов — При Людовике Четырнадцатом.

Н. Басовская — Да. На закате правления короля Солнца. И от рождения родился там не Вольтер, а родился Франсуа Мари Аруэ. Он потом взял себе литературный псевдоним. Франсуа Мари Аруэ. Отец Франсуа Аруэ, предков своих прослеживал, включая 16-ый век и всегда они занимались ремеслом и торговлей.

А. Венедиктов — Горожане.

Н. Басовская — То есть, ничего аристократического в происхождении нет. И это мучило Вольтера в жизни довольно сильно. Отец — состоятельный буржуа, нотариус при судебной палате, затем чиновник казначейства. Все-таки, купил себе дворянство, во Франции это было можно. Но купленное аристократами не ценилось.

А. Венедиктов — Дворянство мантии.

Н. Басовская — Да. Мать из дворян, но род е ё мне проследить не удалось. Организовала салон, это было время салонов, время, где билась мысль истинная, шутливая, кокетливая.

А. Венедиктов — Но согласитесь, что салоны — это были клубы, это не были модистки, это были интеллектуальные клубы.

Н. Басовская — Интеллектуальный клуб. И он был невысокого масштаба и полёта.

А. Венедиктов — Такие «кухни». Можно сравнить?

Н. Басовская — Вполне! Где билась мысль. Принимала в этом салоне свою подругу, знаменитую куртизанку 17-го века Нинон Ланкло, женщину знаменитую, но по-своему. Царил там в умах крёстный отец Вольтера, аббат де Шатонеф, стихотворец, видимо, для своего времени относительно известный, шутник и волокита. Это случалось даже с аббатами. Вот таков был этот век. Мать у Вольтера умерла рано, в 1701 году, когда мальчику было семь лет. И как раз, когда впервые очевидно проступили его таланты. Вдруг было обнаружено, что мальчик говорит стихами с такой же легкостью, с какой все прочие люди говорят прозой. И аббат де Шатонеф, крестный отец взял на себя гораздо больше заботы об этом мальчике, увидев его таланты. В частности, он представил его Нинон. Она была к тому времени пожилой дамой, она так восхитилась мальчиком, назвала его вундеркиндом и подарила 2 тыс. ливров на покупку книг. Бывшая куртизанка — не значит, что лишена интеллектуальных устремлений. Крёстный устроил его в иезуитский колледж Людовика Великого. В руках иезуитов в это время все еще находилась система образования и она была достаточно основательной, хотя и пронизана религиозным духом. Скажу сразу, что в отношении Вольтера этот фактор сыграл просто противоположную роль. Насильственно внушаемая ему религиозность встречала в его натуре отторжение. Кроме того, в недрах этого колледжа он столкнулся с тем, что потом так мучило его всю жизнь — сословным неравенством. Условия проживания детей аристократов и детей из простых, а простых — это богатых буржуа, революция грядёт, были совершенно разные. Аристократические дети жили в отдельных помещениях, их обслуживали их слуги, а дети из простых, как положено, в общежитии. У них были койки.

А он уже понял, он лучший. Он самый знаменитый стихотворец в этом колледже. Его называют вундеркиндом и ничего это не имеет значения. Значение имеют его предки. Он переводит Анакреона ребёнком, греческого поэта 6–5 вв до н.э., пишет свои первые трагедии, которые, правда, потом уничтожил, считая их слишком наивными и простенькими. Но это век Людовика Четырнадцатого, который завершает своё правление, как бы блистательное, завершается оно тем, что острота этих противоречий, этой неизбежно грядущей бури революционной в умах людей уже вполне ощутимо. Выбор пути он осуществил в 16 лет. Шестнадцатилетний юноша заявил своему отцу, что он станет писателем, и отец был глубокого разочарованным. Он хотел видеть его нотариусом, определил в какую-то школу правоведения, которую тот крайне плохо посещал, не желал учиться, не желал стать юристом. Что-то в этом было не только одаренность.

А. Венедиктов — Профессию отец хотел дать.

Н. Басовская — Он сказал, что если ты будешь писать, ты будешь обузой для семьи. Никогда Вольтер не стал обузой для семьи. Дело в том, что в те времена писательство еще не считалось профессией. Это было такое занятие, развлечение.

А. Венедиктов — Хобби.

Н. Басовская — Да. И для состоятельных людей. Но для Вольтера пойти в эти самые чиновники не только было неинтересно, это означало признать своё место во французском обществе, глубоко сословном. А он признавать этого места не хотел. Он был убеждён, что человек должен быть оценен по его способностям, возможностям, талантам, трудолюбию, всему. Именно деятельность Вольтера грядущая писательская, помогла тому, что писательство стало во Франции профессией, занятием, кстати, занятием, за которое стали платить. И он получал уже гонорары за свои труды. Он отказался от своего имени, продолжая идти по намеченной тропе, отверг фамилию Аруэ, не вписываясь в этот ряд Аруэ-буржуа. Назвал вымышленным именем себя — Вольтер, по географическому названию одного из местечек в районе каких-то мест на родине. Но, все-таки, в 1713 году произошла попытка определить Вольтера на службу, опять Шатонеф.

А. Венедиктов — Ему 19 лет.

Н. Басовская — Он юноша. В дипломатическую службу его определили в свите маркиза де Шатонеф, брата крёстного отца, который сделался послом французского короля в Гааге. Завершилось всё крайне недипломатично. Юный Вольтер соблазнил юную барышню, дочь эмигрантки мадам Дюнуае. И готов был её увести без разрешения и согласия матери во Францию, чтобы там, вероятно, на ней жениться. Дипломатический скандал.

А. Венедиктов — Банальная история.

Н. Басовская — Да, нормальная, в духе молодого человека. Но не в духе сословных препонов, которых он не видит и видеть не желает. Забегая вперед, оговорюсь, что в дальнейшем женщины любили его, он любил их. И, как правило, в сущности он старался, чтобы они были статусом не ниже маркизы. И у него получалось. Начало его известности связано с его опять характером, натурой и острым нежеланием признавать несправедливости мира. Он подал своё некое произведение на литературный конкурс и французская Академия присудила приз вовсе не ему, хотя его произведение, видимо, было выше многих остальных, он это прекрасно понимал.

В ответ он написал поэму «Трясина», в которой так осмеял французскую Академию, а у неё было немало врагов, как у всякой академии. Поэму эту напечатали в Гааге, стали распространять его друзья, приятели, она прибыла во Францию. В сущности, «Самиздат». И он сделался абсолютно знаменит. А Академия в смешном виде всем понравилась. Вольтер сделался членом неформального кружка «Ля Соиете дю Тампль» [фр. La Société du Temple — Общество Храма], кружок старых вельмож, как пишет один из специалистов, с Донжуанским прошлым. Он там был очень уместен. Они рассказывали рассказки и байки о своей жизни.

А. Венедиктов — Времен Людовика Четырнадцатого.

Н. Басовская — Да! Он сочинял острые эпиграммы, все хохотали, он в центре внимания. Он острослов и вольнодумец. И, конечно, тень карающей десницы абсолютизма должна была над ним нависнуть. Сначала его выслали из Парижа за сатиру на регента Филиппа Орлеандского.

А. Венедиктов — Надо напомнить, что умер...

Н. Басовская — ...в 1715 году.

А. Венедиктов — Людовик Четырнадцатый, ему на смену пришел Людовик Четырнадцатый, его правнук.

Н. Басовская — И он был маленький.

А. Венедиктов — И Филипп Орлеандский был регентом.

Н. Басовская — Родственник королевского дома, ничтожнейшая, судя по всему, личность. Он выслал Вольтера из Парижа, 8 месяцев он был вне Парижа, но не унялся. И в 1717 году появилась другая его сатира, которую переводят на русский язык так — «Царствование мальчика». Очень злая, острая, смешная, с тем, что для 18-го века было абсолютно неприличным, игривостью, бичевал придворные нравы беспощадно. Мальчик — это Людовик Пятнадцатый. И показал, кто такой регент и его дочь, какие это развратные и ничтожные люди, правящие Францией. Ну что ж! В Бастилию! Абсолютизм верен себе. 11 месяцев Вольтер проводит в Бастилии. Но, судя по тому, что он там много пишет и передаёт свои сочинения на свободу, это не было такое безнадежное заточение. С годами сам Вольтер скажет: «Я поборник истины, но не великомученик. И к великомученичеству совершенно не стремлюсь». Он вышел из Бастилии после 11 месяцев заточения, можно сказать, прямо на гребень своей уже большой ставы, потому, что 18 ноября 1718 года, прямо из Бастилии автор, премьера его трагедии «Эдип». Триумфальная. Его сравнивают с Корнелем, Расином и снова начинается тот самый «Самиздат», современным языком, его поэма «Лига», которую он, видимо, шлифовал там, в Бастилии, со временем она перерастёт в большое произведение о Генрихе Четвёртом Наварском, очень любил его Вольтер за то, что он шесть раз менял веру. Громкая слава. Регент хочет его приручить, даёт награду за «Эдипа», выделяет пенсию, принимает при дворе, но Вольтер есть Вольтер. В ответ он просит регента не беспокоить себя подысканием для него квартиры. И все знают, что он имеет ввиду Бастилию. Умел разговаривать с сильными мира сего.

А. Венедиктов — Наталья Ивановна Басовская. Программа «Всё так», мы говорим о Вольтере. И продолжим.


НОВОСТИ


А. Венедиктов — Мы говорим о Вольтере и я спросил вас, кого имел ввиду Вольтер, опубликовав лозунг «Раздавите гадину». Мне прислали много правильных ответов. Церковь. Не религию, церковь, как институт. И наши победители, те кто получает 10 книг Вольтера «Философские повести. Философские письма» — это Дима — 569, Александр — 269, Владимир из Тулы — 532, Дмитрий — 569, Алла — 919, Андрей — 513, Женя — 231, Олег — 250, Валентина — 805 и Галина — 269.

Книгу Вольтера «Орлеанская девственница» и аудиокнигу Вольтер «Кандид» получают Света — 229, Марина — 471, Алексей — 126, Костя — 766, Данила — 588, Рита — 069, Татьяна — 457, Михаил — 910, Елена — 969 и Света — 245.

Вольтер имеет за плечами уже 11 месяцев Бастилии и благосклонность регента Франции, тем не менее, бросает ему вызов.

Н. Басовская — Бросил вызов. Но тут же общественность и восторги вокруг его произведений, поставленных на театре, как говорили когда-то в России, смягчают совершенно этот удар. И ему кажется, что снова, что он будет обществом признан, как очень значительная личность, которая значительно не потому, что у него большая череда предков с голубой аристократической кровью. И в 1726 году он снова сталкивается с реальностью абсолютизма и сословного устройства общества, когда некто де Роган решил осадить Вольтера. Этот Роган имел длинную череду предков с голубой кровью. Шевалье. Это не самое высокое звание в системе феодальной, но аристократическое. Осадить Вольтера — это непросто. Этот неумный человек решился это сделать и указал острослову и умнице Вольтеру на его низкое происхождение. В ответ Вольтер убил его словом, как он умел это делать. Причем, несколько раз. Тот несколько раз намекал и Вольтер всегда отвечал искромётно, и все слышали. Аристократ приказал своим слугам избить писателя.

А. Венедиктов — Лакеи.

Н. Басовская — Да, это не было уникально. Все-таки писатель, писака, литератор. «Я прикажу своим слугам, я рук-то марать об него не буду». И Вольтер был избит. Для такой натуры, как он, это было оскорбление глубочайшее. И он начал искать правду, заступничество. Обращался к своим влиятельным друзьям, но в ответ они только смеялись. Это же обычное дело — приказать слугам избить обидчика. Для них это нормально. Он решил отомстить сам. И занялся фехтованием. И очень серьёзно. Роган об этом уже прослышал. Каким образом заставил Рогана принять вызов на дуэль, не удалось мне выяснить в нюансах, потому, что вызов был принят, но аристократ испугался. Боже! Какое удовлетворение наверняка получил Вольтер. Он решил увернуться от дуэли и для этого попросил, чтобы его влиятельные друзья, этого Рогана, под видом запрета дуэли, а вызов исходит от Вольтера, добился ареста Вольтера. И вот он арестован и снова в Бастилии. Здравствуй, Бастилия!

На этот раз очень недолго, всего 2 недели, потому, что слава его велика, популярность велика, при дворе его знают, да и история позорная, аристократ уронил достоинство своего высокого сословия. Сразу после Бастилии ему посоветовали отбыть куда-нибудь на время и он отправился в Англию, где провел три года, 1726–1729 гг. Он восхитился результатами английской революции и стал об этом писать, что больше терпимости, больше демократичности, что буржуазия, та самая, люди состоятельные, но не знатные, чувствуют себя гораздо увереннее, чем в его отечестве, крестьяне живут лучше, все эти произведения тоже, конечно, рассматривались, как враждебные и опасные для режима. И всё-таки, слава его по-прежнему росла, произведения проникали и всё шло к тому этапу его жизни, о котором я позволила себе присоединиться к этому звучащему термину «наставник королей», конечно слегка иронически. Всё шло к этому. Проведя ещё немалое время после Англии в имении своей замечательной подруги, маркизы Дюшатле, у него были и другие маркизы, я уже говорила, в замке Сере, между Шампанью и Лотарингией. Он все-таки приглашён на придворную службу. Вот его первый опыт наставничества. 1744 год. И три года, до 1747 года он философ, советник Людовика Пятнадцатого.

Стал камергером, принял придворную должность. Но ничего из этого не получилось, ничего не случилось, никаких результатов его мудрых советов. И он вернулся к своей подруге Дюшатле, к маркизе. Она не советовала ему дальше иметь дело с сильными мира сего. А почему она знала, что это возможно? Его одолевал приглашениями, сначала как наследник, затем, как правитель, Фридрих Второй, прусский король, который очень претендовал на то, чтобы именоваться Великим. И где-то в пределах Германии его таковым и именуют. Этот человек засыпал Вольтера пламенными приглашениями, письмами, говорил, что он перед ним преклоняется, что он будет слушать его советов во всем. И опять у Вольтера мечта — воспитать государя, показать, что, ему казалось, что это идеальное правление. Пресвященный абсолютизм, мечта была уже и до нашей эры, Платон пытался воспитывать правителя, пока его не продали в рабство за это, надоел своими советами, Аристотель пытался воспитать идеального правителя из будущего македонского царя Александра Македонского. И тоже знаем, что тот образ идеального правителя, о котором мечтают философы, не складывается. Но маркиза Дюшатле, которая отговаривала, скончалась, и он принял приглашение Фридриха Второго Прусского.

Он провел в Пруссии 1750–1752 годы, в 1753 вырвался с великим трудом. Ничего не складывалось. Менталитет этих людей, как мы скажем сегодня, был глубоко различный, это были совершенно разные полюса, Фридрих видел славу, величие государства, Вольтер в философии, в образовании, то, что он называет оптимизмом, т.е. в вере, в человеческое, гуманное, благородное. Не могли они сойтись. Мне удалось побывать много лет назад в Германии во дворце Сан-Суси, где пребывал Вольтер. Они расстались так враждебно, что после его отъезда Фридрих, проявив всю мелочность своей натуры, приказал отделать все покои, где жил Вольтер, нам показывали это экскурсоводы, страшными изображениями всевозможных неприятных обезьян, удивительно похожих на Вольтера. Мы знаем его скульптурные портреты. Он ещё надеялся куда-нибудь его заманить и унизить этим обезьянником, который он там создал. Ну какой просвещенный правитель! Конечно, Вольтер заблуждался.

А. Венедиктов — Он на выезде из города, его обыскивали, они были уверены, что он вывозит черновики писем Фридриха Второго, которые плохо характеризовали государя. И его в пределах городской стены, за пределами городской стены его обыскали в присутствии провожающих его восторженных горожан.

Н. Басовская — Опять унижая и ещё были подозрения, что он вывозит вирши Фридриха Второго, чтобы потом придать осмеянию, потому, что вирши на самом деле осмеяния заслуживали. Так что столкновение с властью было неважное. На этом его взаимодействия с монархами не прекратились. Но в дальнейшем носили более осторожный характер. Он общался с Густавом Шведским и самое знаменитое — переписка с Екатериной Второй. Он ей грубо льстил, он ею восхищался. Видя в этой лести способ воспитать просвещенную монархиню. А она была способна оценить его таланты, писала ему о том, что до его произведений она читала только всякие романы, которые теперь понимает, как совершенно пустые, что теперь она узнала, что такое истинная литература, что она разделяет его философские взгляды. Мы знаем, что она Дидро приглашала в Россию, её тянуло к деятелям просвещения, хватало ума, просвещенности их оценить. Но, как только уже после смерти Вольтера, через 11 лет после его смерти, случилась Великая Французская революция, мода на вольтерианство в России абсолютистской прошла полностью.

А. Венедиктов — Наш слушатель Михаил Летавин, который тоже прислал по Интернету до начала передачи вопрос, просит Вас чуть побольше поговорить про Екатерину и Вольтера. И самое главное — были ли тексты Вольтера о России до того, как он был взят на содержание и различались ли они с текстами после?

Н. Басовская — Вольтер не нуждался ни в чьём содержании с какой-нибудь мало-мальской остротой. Очень сумел этот человек обеспечить своё материальное благополучие. В годы глубоко советские об этом многие авторы писали со странным лёгким раздражением, что вот, богат он был, он был владельцем, крупный капиталист, давал взаймы герцогам, ссуды давал, владелец четырех имений, хозяин ткацкой фабрики, часовых мастерских и писали об этом с некоторым неудовольствием. А я подумала, а почему интеллектуал непременно должен быть беден? Напротив! Очень хорошо, это делает его независимым.

А. Венедиктов — Он был свободным от содержания королей, хотя ему и Фридрих платил пенсию.

Н. Басовская — Давали пенсию, т.е. какую-то зарплату, дают, он берёт. Но у него свой капитал, своя недвижимость. Что касается взаимоотношений с Екатериной, то я советую почитать письма, они опубликованы. Эти письма опубликованы. Письма Вольтера, Екатерины, это интереснейшее чтение, это настоящий исторический источник. И насколько я понимаю, ей в нём нравилось очень многое, но в отличие от того же Дидро и энциклопедистов, она опасалась его резкости не без основания, как женщина умная и дальновидная, она была спокойна, пока он ей грубо льстил, писал галантные вещи, но очень хорошо понимала, что при малейшем расхождении, этот столь острый на слово человек может быть опасен для её репутации. И кроме того, то, что многие принимали его за безбожника, что неверно, конечно, тоже смущало Екатерину. Он не был безбожником. Алексей Алексеевич уже об этом совершенно справедливо сказал. Он ненавидел эту организацию. Про Бога он писал, например, такое: «Я хочу любить этого Бога. Я ищу в нём отца. Мне же показывают тирана, которого мы должны ненавидеть». Смело! Очень смело! Учитывая, что за плечами недавнее тысячелетие средневековья. Но он именно это хочет сказать, что церковь создаёт образ Бога, который ей, церкви, её интересам соответствует, чтобы владеть душами людей, держать их в цепях.

И поэтому он неприязненно относился к любой церкви. А близки ему были такие люди, как Рабле, Монтень, это никакие не грубые безбожники, это истинные философы. Я вспоминаю одно из ярких воспоминаний моего детства, моя бабушка, видевшая трёх российских императоров, и учившаяся в Институте Благородных девиц, она говорила мне: «Даже великий безбожник Вольтер сказал: «Есть Высший Разум!» Она не права была, что он безбожник, таким его подавало российское общество, таким его воспринимали многие. Но я уже с молоком матери знала, что был великий Вольтер. Она, конечно, произносила Вольтер. И я очень ей за это признательна, это усиливало интерес к такой потрясающей личности. Вот то, что сдерживало, я думаю, Екатерину Великую. Она не стремилась, чтобы он приехал непременно в Россию. Нет, она послала к нему своего представителя, Шувалова, проявляя разумную осторожность.

В конце-концов он обосновался на границе Швейцарии и Франции, где прожил много лет, 1754 — 1778 гг. В имении Ферне. Прямо на границе Швейцарии и Франции. Опять разумно. В случае чего, опасности во Франции, убегу в Швейцарии, в случае опасности в Швейцарии, а там свой фанатизм, кальвинистский, и Вольтер им вовсе не нравится, он бежит обратно во Францию. Очень разумно, расчётливо и там пишет свои великие произведения. И что случается, по-настоящему философские письма, в 30-е годы, популяризируют великие открытия Ньютона, он одолел естественные науки. Он удивителен. Знаменитый опыт о нраве и духе народов, Эдип, философские повести, среди которых «Кандид», «Орлеанская девственница». Я, вроде бы, должна обидеться за Жанну Д-Арк, что он славу Франции, подал ее как куртизанку. Не так. И это тоже не так. «Орлеанская девственница» — это бешенный, задиристый, ещё молодой протест против лицемерия церковного, против крайней набожности, которой отличалась Жанна Д-Арк, но и против церковного же лицемерия. Посланницу Божью они же сжигают. У него это вызывает протест. Пушкин любил это произведение. В его «Гаврилиаде» явно есть прямое влияние Вольтера. Пушкин переводил «Орлеанскую девственницу». Эти люди по складу ума, наш обожаемый справедливо Пушкин и менее известный Вольтер, они близки, как литераторы, как мыслители и как этот тип нервной деятельности.

А. Венедиктов — Я хочу сказать, поскольку Вы затронули тему «Орлеанской девственницы», он ударил по мифу. Я тоже хочу ударить по одному мифу. Я этим занимался специально к этой передаче, можно сказать, что эту передачу я согласился на нее, только ради удара по этому мифу. Знаменитая фраза «Я могу быть несогласным с вашим мнением, но я готов отдать жизнь за ваше право высказывать ее». Вольтер. Не говорил! Не писал! Миф! Настоящий миф! Ссылаются на одно письмо. Я его нашел, там этого нет. К одному из аббатов. Он мог это иметь ввиду, но никогда вот так жестко Вольтер не говорил.

Н. Басовская — И это не по-Вольтеровски. Это не подходит к нему. Я где-то этот миф вычитала, приписывался он совсем другому человеку, тоже великому, Гёте. То есть, это, видимо, бродячая истина, очень любопытная фраза, но это не в его характере. Он как раз будет отстаивать свою истину до посинения. И вот это поместье Ферне становится местом паломничества мыслящих людей, интеллектуальных людей, посланников королей, как, например, граф Шувалов, которые едут к мудрецу почерпнуть что-то из его мудрости. Я думаю, что он вполне удовлетворил свое честолюбие, страшную жажду разрушения сословных перегородок. Он удовлетворил ее своим фернейским положением. Его называют Фернейский Патриарх. Лев Толстой сопоставим, опять, в кругу гениальных людей есть какие-то аналогии, сопоставления, совершенно естественные. Едут к нему за умом, за философским взглядом на жизнь, да и вообще, как бы припасть к такой удивительной, всемирной знаменитости.

И вот тут в нём появляется нечто совсем новое. В 60-е годы, уже зрелый, уже немолодой Вольтер стал интересоваться жизнью простых людей. Это никогда его не волновало, не интересовало. Они были для него вне всего. А вот поднявшись над своими сословными тревогами, он, например, прославился своим выступлением в деле Каласа, знаменитое дело, абсолютно зверски замученного и казнённого простого человека, которого замучили, колесовали, сожгли, по версии, что он якобы убил своего сына, сын повесился, который якобы собирался перейти в католичество и за это, т.е. пример ярчайшей нетерпимости религиозной. И вот сердце Вольтера вдруг загорелось этой несправедливостью. Он добился его посмертной реабилитации. Ради чего? Ради такого знаменитого, великого и так трудно уловимого понятия, как принцип.

А. Венедиктов — Справедливость.

Н. Басовская — Он искал её всегда, как в его философских письмах так много умнейших наблюдений, ироничных, о том, как мало в мире справедливости, и как она нужна. Вот тут я могу прочитать несколько слов из «Кандида», которые, по-моему, просто замечательно рисуют эту самую тему. В мире разлито так много несправедливого, так много болезненного, что может быть, в конце-концов, это и есть высшая справедливость — научиться философски не драться. В революции Вольтер не был бы активным участником, ни в коем случае, мне так кажется. Его стало волновать, что народ голодает, а дело ведь шло к Великой революции. Он стал использовать свой авторитет для того, чтобы крестьянам хотя бы в своей округе оказали какую-то материальную помощь, поддержку, чтобы были какие-то раздачи хлеба. Никогда этого прежде не было. Он вырос вместе со своей невероятной славой, вместе со своей невероятной знаменитостью, вырос в какую-то фигуру. Что совершенно необычно.

Что меня ещё поражает в Вольтере. Насмешник, едкие эпиграммы, опять Пушкин вспоминается, очень похожий тип нервной деятельности этих людей. Но он может быть тонко ироничен, вот прочту несколько фраз из «Кандида». Он называет некого губернатора, вымышленного, видимо Дон Фернандо. «Этот вельможа отличался необыкновенной надменностью, как и подобает человеку, носящему столько имён. Он говорил с людьми столь высокомерно, так задирал нос, так безжалостно повышал голос, что у всякого, кто имел с ним дело, возникало сильнейшее искушение поколотить его». Вот это Вольтер. И это его самые чувствительные точки его натуры, в которых он неприемлет злобность, раздражительность и высокомерие, ни на чём не основанное. Но удивительно он мудреет, развивается, стареет и видит жизнь шире, чем в начале своей бурной молодости. Он знаменит настолько, и богат....

А. Венедиктов — И моден.

Н. Басовская — ...и моден. Про него сочиняют анекдоты, его связывают с разными женщинами, обоснованно или необоснованно. Чаще, наверное, обоснованно. Считается модным у него побывать и потом об этом рассказать. А он пишет, а он думает, его не то, что не забывают, наоборот, к нему тянутся люди за советом, за мудростью, припасть к источнику его мудрости. И он старый человек, он не очень здоров, но у него поразительная история со здоровьем. Он с рождения считался очень чахлым, слабеньким, что вообще этот ребенок еле-еле живет. И этот ребенок, он прожил 84 года. Конечно, прибаливает, к старости у него сил не очень много. Но финал его жизни поразителен! В 1778 году 84-летний Вольтер решился приехать в Париж. Это описывает наш великий писатель Фонвизин, который видел это. «Прибытие Вольтера в Париж произвело точно такое в народе здешнем действие, как бы сошествие какого-нибудь Божества на землю». Это пишет Фонвизин.

Было представление его новой драмы «Ирина». В театре устроили такую овацию, которую в русских дореволюционных изданиях называют только апогей или триумф. Триумф в римском духе, в древне-римском духе. На улице цветы, театр переполнен цветами, подбрасываемыми какими-то предметами, актеры после представления выносят на сцену мраморный бюст Вольтера и надевают на этот бюст лавровый венок. Визг, крики и кто-то кричит из артистов, чтобы окружающие прекрасные девушки поцеловали и обняли его. Они это сделали. В каком-то смысле можно сказать, что Вольтер умер от восторга. Не прошло и трёх суток, как он просто скончался, без какого-нибудь нового, дополнительного заболевания. На пике, не на вершине, а на пике, на игле своей всемирной славы. Похоронить в Париже его не разрешили, все-таки, грешник. Его отвезли в Шампань, где нашли священника, с трудом уговорив его по обряду христианскому его похоронить. Была молва и она обоснована, что он перед смертью принял причастие и потом кому-то объяснил: «Ну что ж! Здесь такие обычаи, если бы я умер на берегах Ганга, я бы умирая, держал за хвост корову». Он всегда умел все рационально объяснить. Увезли в Шампань, там похоронили. Во время революции торжественно перенесли его прах в Пантеон, но в 1814 году, во время очередных трагедий, останки его, видимо, были потеряны и развеяны. Но славу эту не развеешь!

А. Венедиктов — Наталья Ивановна Басовская в программе «Всё так». Встретимся через неделю.