Слушать «Всё так»


Генрих Наваррский (часть 2)


Дата эфира: 23 декабря 2007.
Ведущие: Наталия Басовская и Алексей Венедиктов.
Алексей Венедиктов — Это программа «Всё так» и, как мы и обещали, вторая часть жизни Генриха Наваррского [франц. Henri de Navarre], которая очень похожа на... первую часть, а чем-то вообще не похожа. Мы остановились на том, как Генрих Наваррский после «Варфоломеевской ночи» четыре года провёл под наблюдением своей замечательной тёщи, Екатерины Медичи. Но всё-таки ему удалось через четыре года бежать. Куда ему было бежать, Наталья Ивановна?

Наталия Басовская — На родину. Добрый день! Конечно, все эти четыре года он был фактическим заложником Французского Двора. У него вообще ранняя часть его жизни, та, которую мы осветили в прошлый раз, да и большая часть того, о чём мы будем говорить сегодня, была очень трудной. Лёгкой жизни у него не было, хотя он к ней стремился и хотел.

А. Венедиктов — Всегда.

Н. Басовская — ... и оказавшись у власти, он, сколько мог, себе это возмещал — об этом даже говорил — я ещё процитирую. Но это заложничество было, конечно, ужасным. Вынужденный отказаться от своей религии, после «Варфоломеевской ночи» от чего не откажешься?... — там, видимо, всё было очень жестоко, хот детали не известны — он затем делает несколько вынужденных шагов, мешая Терпимости, по приказу Французского Двора, на его родине, Юго-западной Франции — в Гаскони [Gascogne], Беарне [Béarn], Наварре [Navarre]. Ему это всё тяжко. Это сплошное отступничество. И поэтому побег в феврале 1576-го года во время королевской охоты был самым настоящим побегом. Он беглец.

И куда он бежит? На родину, туда, к себе, в Наварру, Беарн, где его по-прежнему всё равно уважают, хотя, конечно, отступление от веры для них тяжело. Но он тут же объявляет, что он возвращается к кальвинизму. Для них это чрезвычайно важно. И тем самым уже сразу становится фигурой лидирующей в религиозных войнах, которые вовсю полыхают во Франции.

А. Венедиктов — Хотя ему 24–25 лет.

Н. Басовская — Да, он молодой человек. Но его в лидерство выдвигает его происхождение, его прямое родство, достаточное тесное, с правящим Домом Валуа [Valois] и характер. Ведь, в общем, лидерство это такие качества, которые природой либо даются, либо нет. А у него они уже, видимо, были заметны современникам[и]. Надо сказать [о том,] что же происходит в это время во Франции, чтобы понять, как потом его волна выносит в лидеры и правители.

Религиозные войны во Франции, которые долго прежде называли «Гражданские войны» — и то, и то название правильно — это полыхающая, тяжелейшая гражданская война в религиозной форме — на почве конфессий. Но там замешаны и материальные интересы, и много чего. То ли восемь, то ли десять войн — кто как сосчитает. Но это же страшная вещь.

Дата начала — кто считает 1560-й, кто 1562-й — и то, и то достаточно давно. Итак, 1560-й год, наверное, более правильный рубеж — так называемый Амбуазский заговор [La conjuration d’Amboise, tumulte d’Amboise], когда гугеноты, то есть, кальвинисты французские, во главе с принцем Конде [prince de Condé], родственником правящего Дома, пытались захватить мальчика — короля Франциска II [François II; 19 января 1544 — 5 декабря 1560], одного из четырёх сыновей королевы Екатерины Медичи [Catherine de’ Medici] и короля Генриха II Валуа [Henri II Valois]. Мальчик-король, муж Марии Стюарт, тоже девочки, находившейся на престоле всего около двух лет — его хотели захватить и от его имени править, утвердить кальвинизм во Франции.

Но гугеноты были неуспешны, заговор провалился, и с ними была достаточно жестокая расправа. В общем, всё — загорелась, вспыхнула гражданская война. Генриху Наваррскому в это время семь лет. Он ещё и не участник, и не лидер, но он провёл всё своё детство в атмосфере этой полыхающей войны.

1562 год, первое марта — так называемое убийство в Васи [Wassy-sur-Blaise], когда отряд католиков...

А. Венедиктов — Резня в Васи.

Н. Басовская — ... резня, убийство. ... Отряд католиков во главе с Герцогом Гизом [Duc de Guise] изничтожил примерно 60 молящихся кальвинистов, просто за то, что они молятся «не так». Генриху девять лет, а уже началась война.

Надо сказать, что Гизы вели своё происхождение от Карла Великого и говорили, что [именно] потому они имеют больше прав на престол, чем Валуа — побочная ветвь Капетингов [Capétiens — династии французских королей, представители которой правили с 987 по 1328], восходящих «всего-навсего к Гуго Капету [Hugues Саpet, 938 — 24 октября 996], к X веку, а Карл Великий на два века раньше», и так далее. То есть, это — битва за власть и крепнущая религиозная нетерпимость.

Надо сказать, что в Религиозных войнах, которые разделяют на несколько этапов — первый этап — 1560–1580; второй этап — 1585–1596; и, наконец, 1598 — «Нантский эдикт» [Édit de Nantes] — это хрупкое равновесие, хрупкая веротерпимость, где уже Наваррский — лидер, это страшно обостряющееся взаимное озверение сторон. Здесь ни правого, ни виноватого найти не то что невозможно, а даже безнадёжно искать. Просто одних большинство — католиков, а гугенотов — меньшинство. И все эти эдикты о некоторой веротерпимости это эдикты о правах меньшинства, что само по себе значительно для столь ранней эпохи. Но кровь льётся рекой, взаимное озверение страшное, казни победившей стороны чудовищные — достаточно ещё живы какие-то средневековые принципы и нормы, ну, например, Варфоломеевской ночи — отсечённая голова адмирала Колиньи [Gaspard de Coligny de Chatillon], которую сначала прополоскали в реке, дабы «очистить голову от кальвинизма», а потом отправить её к Римскому Папе — всё это ужасно.

Вот в этой атмосфере и живёт этот человек, наш персонаж — Генрих в-будущем-четвёртый-а-пока-Наваррский. Вот ему 17 лет, [когда] в 1570-м году заключается Сен-Жерменский мир [Paix de Saint-Germain, между Королём Генрихом IX и адмиралом Гаспаром Колиньи], и кальвинистам предоставляется четыре города-крепости — «города гугенотов» [La Rochelle, Cognac, Montauban и La Charité]. Разрешён кальвинизм «в определённых пределах». Но через два года — «Варфоломеевская ночь», и страшная резня.

1576-й — год его побега. Создана гугенотская конфедерация вот этих самых городов. В ответ Гизы создают Католическую лигу. И вот год его побега это год перехода войны уже на совсем какой-то официальный уровень, и каждая из этих федераций-конфедераций, в особенности католики страшным образом начинают призывать союзников и поддержку извне.

А. Венедиктов — Это важно, это новелла такая.

Н. Басовская — Это ОЧЕНЬ важно, потому что Гизы прямо идут на сотрудничество с испанцами — наикатоличнейшая страна, наикатоличнейший правитель, Филипп II испанский. И в итоге во Франции появляются испанские отряды, войска. В Париже со временем испанцы. Это придаёт войне что-то новое. И есть такая точка зрения, думаю, очень важная, что одним из важнейших достоинств Генриха Наваррского было в том, что он с самого начала и последовательно был против ЛЮБОГО иноземного вмешательства в дела Франции.

А. Венедиктов — Но он тоже нанимал немецких, и швейцарских, и голландских....

Н. Басовская — Мелкие эпизоды были, но он отказывался от этого поэтапно — всё меньше и меньше привлекал кого-либо, тем более, что, надо сказать, что любые вот эти «наскоки» кальвинистов извне, ну, например, голландских — известно, что адмиралу Колиньи на помощь двигались отряды Вильгельма [I] Оранского [«Молчаливого»] [нидерл. Willem van Oranje; Willem de Zwijger, 1533–1584] — всё это не давало никакого значительного результата. И со временем Генрих Наваррский своим единственным союзником, и самым разумным — это было разумно — сделал ФРАНЦУЗСКОГО короля Генриха III — он стал на сторону Французского короля, и вместе с ним начал сражаться за то, чтобы во Франии установилось какое-нибудь равновесие.

Но до этого надо упомянуть одно очень важное событие −1584-й год — смерть брата Короля Генриха III, Герцога Алансонского [Эркюль Франсуа де Валуа (фр. Hercule François de Valois, duc d’Anjou et d’Alençon, 18 марта 1555 — 19 июня 1584), герцог Алансонский, затем герцог Анжуйский — младший сын короля Франции Генриха II и Екатерины Медичи]

А. Венедиктов — Мы ещё... подождите... У нас ещё Карл живой... Девятый.... [Charles IX de France, урождённый Charles-Maximilien (27 июня 1550–30 мая 1574) король Франции, представитель династии Валуа. Сын короля Генриха II и Екатерины Медичи].

Н. Басовская — Ну, Карл — живой. Карл — так сказать, антигерой Варфоломеевской ночи. Очень по-разному роль Карла IX расценивается в историографии — кстати, как и Екатерины Медичи. Одни считают её последовательной злодейкой и вдохновительницей Варфоломеевской ночи, другие сомневаются — считают, что она так... [предложила?] только первый шаг — «Давайте СЛЕГКА... там... проучим гугенотов» — такой резни она не планировала, а что дальше поднялись те самые страшные народные массы, которым не понравилась свадьба Генриха Наваррского и Маргариты Валуа [18 авг. 1572, Marguerite de Valois, сестры Генриха IX, известной впоследствии как «Королевы Марго»]. Почему? — [Потому,] что кальвинисты приехали на эту свадьбу «в нарядах пышных» — они надели всё лучшее, что у них было. Не так часто они бывали в Париже — они провинциальные еретики, скажем так. Им хотелось отличиться. Боком им вышло такое мелкое тщеславие, как часто это случается в жизни.

А потом — логика резни, логика коллективного помешательства, коллективной злобы, подогреваемой людьми — они друг друга в этом подогревают, поддерживают — за одно под этим флагом расправиться с соседом, который надоел, с конкурентом. То есть, логика злодейства, она ведь тоже существует и развивается по своим законам.

И поэтому роль Карла IX вот так тоже по-разному рассматривают. Одни говорят, что из окошка стрелял лично, из аркебузы по бегущим гугенотам, а другие считают, что он в отчаянии прятался где-то в дальнем зале дворца. И как не знаем мы детали — КАК ИМЕННО заставили Генриха Наваррского отречься от своей веры, так и этого мы никогда до конца не узнаем.

А. Венедиктов — Я ещё порекомендую одну книгу — мы вот всё изучаем «Варфоломеевскую ночь по книге «Королева Марго», но есть книга Проспера Мериме «Хроника времён Карла IX» — обращаю ваше внимание.

Н. Басовская — Очень хорошая книга, и очень интересная, и очень фундаментальные там данные приводятся.

А. Венедиктов — После смерти Карла IX, третий сын уже, Франциск...

Н. Басовская — Генрих III...

А. Венедиктов — Генрих III становится королём.

Н. Басовская — Генрих III.... И Карл Наваррский делает свой выбор. Он заключает, как бы, союз с Генрихом III, становится на его сторону.

А. Венедиктов — Там ещё была «Война трёх Генрихов».

Н. Басовская — Да...

А. Венедиктов — Генрих Наваррский, Генрих Гизский и Генрих III.

Н. Басовская — Так и называют её — «Война трёх Генрихов». И он как будто бы — вдруг у них складываются очень приличные такие отношения с королём Генрихом III, и они вместе за умиротворение Франции. И тут происходит событие, что умирает Герцог Алансонский.

А. Венедиктов — Четвёртый сын Екатерины Медичи.

Н. Басовская — Четвёртый и последний. Значит, все её четыре сына, четыре Валуа — недолго жили и не имели детей. Отсюда, может, все фантазии — не фантазии, но цветистость, которую Дюма так прекрасно мог создать в своих произведениях — как она там молится, колдует — Екатерина Медичи. Что-то действительно неладно с её детишками. Это действительно так.

И после смерти Герцога Алансонского Генрих Наваррский становится ав-то-ма-ти-че-ски ЕДИНСТВЕННЫМ самым близким, законным наследником престола. Но, как выяснилось, не единственным.

Гизы изворотливы. Они не хотят в перспективе видеть его правителем Франции, и для них он — совершенно нежелательная фигура кальвинистская, и они выдвигают своего ставленника — это борьба кланов, вечная история.

А. Венедиктов — Но это вопрос пока о наследнике.

Н. Басовская — О наследнике. Будущий Генрих [неразборчиво] жив...

А. Венедиктов — Генрих III правит, и женат, и ждёт ребёнка.

Н. Басовская — И вот [Католическая] Лига объявила наследником дядю Генриха Наваррского, Кардинала Бурбонского, потому только, что достаточно очевидно, что он был стар и слаб, и при нём они бы правили реально — они были бы реально действующей силой. А при этом наваррцы — вот тут кое-что надо сказать о его натуре — они сомневались, что у них это получится. Его натура описана многочисленными современниками — его характер, его свойства какие-то чисто человеческие.

Во-первых, он отчаянно храбр. Во-вторых, он немножко авантюристичен — дух вот этого южно-французского авантюризма...

А. Венедиктов — Гасконь.

Н. Басовская — ... полуперинейского, гасконского, да... — в нём БЫЛ. То есть, описаны случаи, когда он, допустим... он очень жёнолюбив — он очень увлекается прекрасным полом. Он может рваться к даме на ночное свидание, на балкон, ЗНАЯ — его предупреждали, что «тебя там, возможно, встретят с ножами» — он всё равно ПОЛЕЗЕТ. Он отчаян, он физически вынослив, он имеет крутой мужской характер. И им такой в перспективе правитель НЕ НУЖЕН.

Поэтому- тщедушный дядюшка.

А. Венедиктов — Причём, дядюшка — он тоже Бурбон, но он — католик, и он — кардинал, у него не будет детей.

Н. Басовская — И его поддержал Римский Папа. А Генриха Наваррского Римский Папа объявил отлучённым от [Римско-Католической] Церкви. Мало того, что он просто изменил Католической Церкви, его ещё на всякий случай и отлучили.

Значит, в перспективе у французов — правитель, который отлучён от Церкви. И, конечно, на этом фоне немощный католик — прекрасен.

А. Венедиктов — Наталья Ивановна Басовская и Алексей Венедиктов в программе «Всё так».


НОВОСТИ


А. Венедиктов — Генрих Наваррский объявлен наследником французского престола, вернее, не объявлен, а подозревается, что он самый близкий. Но идет война, треть Франции контролируют войска Генриха Наваррского. Париж контролирует Гиза, а что контролирует король, Генрих Третий?

Н. Басовская — Он мало что контролирует, это очень несчастный человек, потому, что от него отшатнулись, Гизы оттянули от него большую часть Франции, двор, как всегда, неустойчив, наследник, преемник, прямого нет. То есть, у него положение очень тяжелое, он превращается просто в полководца, который военными методами, надеясь на войско, на военную победу, отстоит свои бесспорные королевские права. И вмешивается опять рука не провидения, а провидения-убийцы. Рука убийцы. В 1589 году он погиб от руки убийцы, монаха Жака Клемана [ред. (фр. Clément; 1565 — 1 августа 1589) — убийца французского короля Генриха III.]. Кто стоял за этим фанатиком, за этим убийцей, трудно сказать. Но можно догадываться. Это любые противоборствующие силы. Они могли быть и с этой стороны, и с этой. Генриха Третьего, я думаю, прежде всего, решено было убрать потому, что союз с наваррцем и дружелюбие их очень пугает. Умирая, Генрих Третий говорит, что он передаёт престол своему родственнику Генриху Наваррскому. Этому, отлученного от церкви, этому еретику в глазах многих, этому отчаянному рубаке-вояке. Но он еще это и сказал. И тогда получается, что права Генриха Наваррского проиграть трудно. Тем не менее, Франция не распростерла свои объятия навстречу Генриху Наваррскому. Ему пришлось долгие годы, как минимум, лет семь, воевать за свои абсолютно законные права. По этому случаю его называют королем без королевства. Права есть, а реально владеть Францией он пока не может. С 1589 по 1593 год он непрерывно воюет. Но для того, чтобы быть коронованным и признанным Францией, ему необходимо опять сменить веру. Становится очевидно, что кальвиниста-протестанта никогда не признает Париж, категорически! А Париж — это большая сила, это материальная сила, это основные капиталы французские, которые там сосредоточены. Без налогообложения и финансовой деятельности экономики, сосредоточенной в Париже, невозможна устойчивость двора. И ему нельзя не сменить веру. Он меняет ее в шестой раз. В 1594 году.

А. Венедиктов — Знаменитая фраза: «Париж стоит мессы».

Н. Басовская — Наверное, ему ее приписали, но приписали абсолютно точно, как подчас в мифологии, в поговорках передаются совершенно замечательно тонкие нюансы. 27 февраля 1594 года он коронован в Шартре. Почему в Шартре?

А. Венедиктов — Не в Реймсе.

Н. Басовская — Все французские короли должны короноваться в Реймсе, веками, но Реймс в руках Лиги. То есть, у него действительно трудный путь. Если он и кровавый, то не в том смысле, как у тех, кто убирал своих соперников с дороги, нет, в этом он не участвовал. Кровавый в смысле войны. Но война эта началась задолго до него и вне самого его прямого участия. А в 1598 году подписан знаменитый Нантский эдикт. Слово толерантность в нынешнем значении тогда не применялось, скорее, поэтому и переводят, как вера и терпимость. Это эдикт о правах меньшинства. Это был величайший компромисс на фоне того кровопролития безумного, которое состоялось, в эпоху страшного разгула фанатизма с обеих сторон, тех зверств, о которых я упоминала, это был, конечно, по-своему, великий документ, но разделял ли Генрих его дух? Да! Вот привожу его слова. «Мы не должны делать никакой разницы между католиками и гугенотами. Мы все должны быть хорошими французами». Это заявление человека, способного мыслить государственно и думать о том, как бы возродить Францию.

А. Венедиктов — Я думаю, что в этом он похож на свою современницу Елизавету английскую, Великую, которая тоже неоднократно, несмотря на требования своих советников уничтожить католиков по всей Англии, ибо они являются гнездом инквизиции, иезуитов.

Н. Басовская — На пример сестры, Марии Кровавой.

А. Венедиктов — Она говорила, что они все добрые англичане.

Н. Басовская — Это разумно!

А. Венедиктов — Возникает нация в 16-ом веке.

Н. Басовская — В сущности она здесь уже сложилась. И у него, наваррца, человека из области, где большие этнические своеобразия. Ведь происхождение Наварры — это пограничная область, Пиренеи, арабы, римское влияние там было иное, чем в римской галлии. Тем не менее, у него понятие, что он — часть Франции. И мы должны быть добрыми французами. И я думаю, что по разумности, как раз с Елизаветой его можно сравнить. Более того, он с ней переписывался. Он очень с большой пылкостью и страстью писал ей письма о добрых отношениях.

А. Венедиктов — Это понятно. Про пылкость и страсть.

Н. Басовская — Тщил ее женскому тщеславию, расточал ей комплименты, играл на ее женском кокетстве, лишь бы противопоставить доброе отношение с Англией сурово католической Испании. Он пустил в ход многие вещи, оказавшись у власти наконец, относительно реально. Он пустил свойства своей натуры в ход. У него была готовность к очень здравому рассуждению. Его часто упрекали, зачем покупать союз богатого семейства, лучше войной на него пойти. Он говорил: «Я подсчитал! Будет дороже воевать!». У него было здравомыслие. Кроме того, обаяние и черты поведения политика-популиста. Любил хлопнуть по плечу кого-нибудь, человека, относительно простого. Его знаменитая, выраженная им самим мысль: «Мечтаю, чтобы у каждого крестьянина на столе была жареная курица или курица в горшке», т.е. чтобы народ не был бесконечно голоден. Он много делал для того, чтобы вытащить Францию из последствий 30-летней Гражданской войны. Он проводил реформы, он покровительствовал торговле, разумная политика раннего капитализма. Он увлекался строительством архитектуры, упрекали, что слишком много, но это тоже возродить блеск Франции. Он назначил очень умного человека, своего друга, Сюлли [ред. (герцог Sully, барон Рони [Rosny]) — знаменитый французский государственный деятель (1560–1651)], на странную должность — сюринтендант финансов, изобретя эту должность.

А. Венедиктов — Первый вице-премьер Алексей Кудрин.

Н. Басовская — Придуманная должность. Умный человек.

А. Венедиктов — На самом деле, премьер-министром он был.

Н. Басовская — И протестант. И терпите! То есть, идеи Нантского эдикта в жизни. Сюлли был умён и его политика была умна. Но и личные приёмы Генриха Четвертого, его мечта о курице у крестьянина, сохранилась. Не столько помнят о реформах, сколько о том, что он хотел, чтобы крестьянин не был голоден.

А. Венедиктов — Я хочу разъяснить нашим слушателям эпизод из романа «Три мушкетера» по поводу осады Ля Рошеля, потому, что Дюма там не объясняет. Как раз, по Нантскому эдикту крепость оставалась в руках у гугенотов, под управлении гугенотов, с правом гугенотов носить там оружие. И Ришелье, который пришел позже, при сыне Генриха Наваррского, он считал, что эти гугенотские города, эти вольности, это все бы ничего, если бы это не были ворота во Францию, ворота для английской эскадры. И осада Ля Рошеля, знаменитая, это удар по Нантскому эдикту. Это пересмотр. Он сказал: «Свою веру — пожалуйста. Но там будет французский гарнизон». Они отказались. Это было названо мятежом. А вот уже внук Генриха Четвертого, Людовик Четырнадцатый отменил Нантский эдикт, он был менее в этом смысле просвещенным, нежели его дед знаменитый.

Н. Басовская — Но тогда уже и страсти ослабели, которые после религиозных войн были совершенно безумными.

А. Венедиктов — А при дворе Генриха Четвертого переплелись эти и католики и протестанты и возникла замечательная политическая партия, чуть ли не впервые. Раньше политические партии во Франции группировались вокруг принцев. А здесь возникла партия политиков. Они были и кальвинисты, и католики по вере, но они говорили: «Мы не католики, мы не кальвинисты, мы за Францию. Мы политики».

Н. Басовская — Добрые французы. И, на самом деле, эти его назначения говорят еще и о врожденном уме, потому, что он избирал профессиональных людей, которые на своей должности проявляли компетентность и некоторую дальновидность и заняты были не только воровством. Воровство присутствовало всегда.

А. Венедиктов — Его любимчики — это отдельная песня.

Н. Басовская — Может быть, мы скажем и о его любимицах тоже.

А. Венедиктов — Я хотел о любимчиках, что ж вы... Ну давайте, вы о любимицах, а я о любимчиках.

Н. Басовская — Хорошо. Разделили сферы влияния. Он, 28 лет, как известно, он периодически был женат на Маргарите Валуа. 28 лет. И никогда этот брак не осуществился реально. Что-то было такое, отторжение со стороны, как считается, именно Маргариты Валуа, что брак не осуществился. У них были корректные отношения, как мы бы сегодня сказали, и все. Затем они совершенно разошлись, жили далеко друг от друга и он, уже будучи совершенно зрелым человеком, затеял развод с ней. Когда спохватился, что ему надо законного наследника.

А. Венедиктов — То есть, он первый король династии Бурбонов. Ему нужно обеспечить династию.

Н. Басовская — Это следующая ветвь Капетингов. Валуа ушли и видя судьбу этих угасших Валуа, он очень волновался о наследнике. И той жене, Марии Медичи, которая родила ему детей он был безмерно благодарен, о чем он писал, он относился к ней очень справедливо, хотя, конечно, ни о какой любви и близости реальной, духовной, речи не было. У него всегда были возлюбленные. Итак, развод был тяжелым. Шесть лет не могли получить разрешение от Папы. Без разрешения нельзя.

А. Венедиктов — Это была такая мелкая месть этому перебежчику. Папа ему не доверял.

Н. Басовская — И торговался, если и уступить, то подороже, какую-нибудь большую выгоду. Наконец, в 1599 году пришло разрешение Папы и в 1600 году состоялся брак с Марии Медичи [ред. (итал. Maria de’ Medici, фр. Marie de Médicis; 26 апреля 1573, Флоренция—3 июля 1642, Кёльн)], племянницей великого герцога Тосканского, очень расчетливый брак, потому, что Генрих Четвертый, Наваррский, был много денег должен этому герцогу. Во время войн у него много занимал, а отдавать-то трудно, да и не хочется. В разоренной стране всё непросто. Этим браком он ликвидировал свои долги и даже получил некоторое приданное.

А. Венедиктов — Я думаю, с каким ужасом он снова услышал фамилию Медичи. Теща у него Екатерина Медичи. «Этот проклятый род», — закричал он!

Н. Басовская — Мужество и расчетливость.

А. Венедиктов — Не каждый мужчина на такое мужество готов.

Н. Басовская — И расчетливость! Он какой-то здравомыслящий. То, что он вырос среди крестьянских детей, так хотели его родители, чтобы он рос среди крестьянских детей, скакал вместе с ними на лошадях, охотился, это, по-моему, сказалось как-то на его подходе к жизни. Бракосочетание было своеобразным, в отсутствии жениха, который в это время воевал с герцогом Савойским и победил. считается, что полководец он был неплохой, но он не мог отлучиться с полей сражений. Его брак был во Флоренции, в родном городе Медичи. И там его представлял советник Бельгард. Бракосочетание по доверенности.

А. Венедиктов — Красавец Бельгард, как его называли.

Н. Басовская — Рубенс запечатлел эту странную свадьбу. Но сразу после бракосочетания юридического, Мария отправилась в свадебное путешествие к мужу. У нее свадебное путешествие без мужа, а к нему! Она родила ему четверых детей, старший из которых, Людовик, стал Людовиком Тринадцатым, не самым пустяковым королем Франции, а Марии он был бесконечно признателен за то, что она родила законных детей.

А. Венедиктов — Напомню, что два сына было — Людовик [ред. Людовик XIII Справедливый (фр. Louis XIII le Juste; 27 сентября 1601, Фонтенбло — 14 мая 1643, Сен-Жермен-ан-Лэ) — король Франции из династии Бурбонов.] и Гастон Орлеандский [ред. Гастон, герцог Орлеанский (фр. Gaston duc d’Orléans, 25 апреля 1608, Фонтенбло — 2 февраля 1660, Блуа) — младший сын короля Генриха IV и Марии Медичи]. То есть, наследство было обеспечено двумя сыновьями.

Н. Басовская — И такими, скажем, вменяемыми, что не пустяково. Он явно боявшийся повторения судьбы рода Валуа, увидел, что эта трагедия не повторяется. Вообще, и в этом смысле удивительно, что он решился на брак именно с Медичи, потому, что эти все четыре сына Екатерины угасают один за другим и ни у одного нет нормального потомства. Это же могло... Наверное хорошо, что они не знали генетики. Наверное, его здесь спасло еще и неведение.

А. Венедиктов — Вообще, невежество — это позитивно.

Н. Басовская — Подчас спасает. Он еще не знал этого. Женщины в его жизни продолжали оставаться.

А. Венедиктов — Бесконечно.

Н. Басовская — Да. Я назову только самых известных. Особенность его взаимоотношений с его фаворитками. Шарлота де Буйон, мадам де Соф, супруга Госсекретаря. Его это не смущает. Вдова Диана Дандуэн, графиня Де Грамон, гасконка.

А. Венедиктов — Очень интересная.

Н. Басовская — Два года пламенной любви.

А. Венедиктов — Не просто пламенная любовь, она оставила ему полк солдат, когда у него не было солдат, со своего графства.

Н. Басовская — Любовь серьезная! А какие письма!

А. Венедиктов — Он ее называл Коризанда.

Н. Басовская — Потом Габриэль д’Эстре (фр. Gabrielle d’Estrées, 1570, Монлуи-сюр-Луар — 10 апреля 1599, Париж), герцогиня де Бофор и де Вернейль, маркиза де Монсо — дочь начальника артиллерии Антуана д’Эстре, прекрасная Габриэль.

А. Венедиктов — Чуть до развода не довели!

Н. Басовская — Трое детей. Друг Агриппа д’Oбинье, поэт-воин, писал, рассказал. Она хотела стать королевой. Свидетельствуют, что она надеялась на развод и на то, что она станет королевой. Но вот одна особенность в его отношениях к фаворитках, которая выгодно отличает его от некоторых его преемников и тех, кто был после него, состояла в том, что пылко относясь к этим дамам, с Габриэль просто какое-то время роман был, он только о нем и думал. Но ни одна не влияла на государственные дела.

А. Венедиктов — Правда, родственники назначались на государственные должности.

Н. Басовская — Это достаточно невинно. Родственники, если толковые, бестолковых он не очень любил. Но чтобы было что-то вроде мадам Помпадур [ред. (Жанна-Антуанетта Пуассон, фр. Jeanne-Antoinette Poisson, marquise de Pompadour, 1721–1764) [1] — официальная фаворитка французского короля Людовика XV.], или мадам Дюбарри [ред. Мари Жанна Бекю — незаконная дочь сборщика податей Гомара де Вобернье до знакомства с королём Франции была модисткой, а затем и содержанкой графа Дюбарри.], которые реально правят Францией, а это впереди, эта мрачная перспектива, мы ее знаем, как историки, этого не было. Но не назначать родственников в стране, которая вчера была феодальной и где отношения к этим делам, именно, как лучшая награда — должность, синекура, должность, на которой ничего не надо делать, земля, замок, он очень любил своих незаконных детей. Практически всех признал, как отец, а раз признал, то тоже давал им что-нибудь, титул, звание. То есть, жил в какой-то мере в своё удовольствие и обосновывал это. Вот Сюлли в своих воспоминаниях передает такую замечательную мысль Генриха Четвертого. От лица короля. «Ругают меня за то, что я люблю строить, что охотник до женщин и любовных утех, я не отрицаю. Однако скажу, что надлежало бы больше меня хвалить, чем ругать, не зная меры и всячески извинять вольность таких забав, которые ни убытка, ни беспокойства не приносят моему народу, почитая их за вознаграждения стольких моих горестей, прежних неудовольствий, трудов, бедствий и опасностей, которые я переносил с самого детства. Такие слабости неразлучны с пылкой человеческой натурой, а потому простительны, но только не следует отдаваться им во власть». Элегантно, неглупо, с заботой о том, каким он будет в глазах потомства.

А. Венедиктов — Но при этом, все-таки, такой позитивный образ Генриха Четвертого, на него немножко накладывает тень, как он расправлялся с заговорщиками. Знаменитый заговор Берона, герцога Берона, одного из крупных представителей аристократии, наместника на юге, человека, который перешел под его знамена, когда у него еще совсем все не было в порядке, когда он еще отвоевывал свою страну. И вот этот самый заговор Берона, не на свержение же короля, а на сохранение каких-то привилегий, привела его на плаху. Старого человека. Голову отрубили.

Н. Басовская — Власть есть власть и, конечно, в поведении Генриха Четвертого уже намечались черты абсолютистского правителя. Да и среди его предшественников уже был Франциск Первый, там видно, что абсолютизм, как явление, как власть абсолютная, связанная с Богом, идущая от Бога, она немножко помягче у Генриха Четвертого потому, что его отношения с церковью, с Богом, немножко не такие бесспорные. Но на самом деле, конечно, это абсолютизм. И абсолютизм, который воспринял в смысле отношений к казни, традиции средневековья. Для нас сейчас отрубить голову, звучит немножко иначе, чем для человека той эпохи. Провинился — получи! Другое дело, что придворная жизнь — это придворная жизнь. Вину всегда могут нашёптыванием преувеличить. Эмоционально подать её больше, чем она была на самом деле. Но в тоже время, он современник Елизаветы. И при ней были казни, а уж если говорить об ее отце, Генрихе Восьмом! Это еще и черта эпохи. Тот же самый Сюлли, который вызывает какую-то симпатию своим природным умом, хорошим слогом, написал о конце жизни Генриха Четвертого. «Природа наградила государя всеми дарами, только не дала благополучной смерти».

А. Венедиктов — А когда ты ведешь такую внутреннюю и внешнюю политику, когда у тебя множатся твои враги, когда ты уже выполнил свою природную задачу — подарил наследника, все враги сгруппировались, все враги! Все недовольные. Они группировались внутри, вокруг королевы-матери, Марии Медичи. Он готовил поход на Австрию, где тоже правили Габсбурги. Он просто набрал такое количество врагов, что даже его ближайшее окружение, я вот хотел говорить о фаворитах, до сих пор историки не могут «отмыть» ближайших его друзей от возможного участия в этом заговоре, герцог Де Пермон, человек, который был с ним в момент убийства. И Орден Иезуитов, который должен был провести реванш католического государя во Франции.

Н. Басовская — Ему присылали убийств.

А. Венедиктов — И очень много.

Н. Басовская — Наиболее известное покушение 1594 года. Некто Жак Шатель, иезуит, целился в горло, чтобы перерезать ему горло ножом, но рассек губу и выбил ему зуб.

А. Венедиктов — Король был доступен, надо сказать.

Н. Басовская — Да, не окружил себя личной стражей в 250 человек. Его имидж, как мы сегодня скажем, человека доступного, человека, близкого своему народу, он его соблюдал. И потому в мае 1610 года состоялось то самое удавшееся покушение.

А. Венедиктов — Но очень странно, до сих пор историки и криминалисты пытаются понять, потому, что накануне похода, он собирался возглавить армию, чтобы идти в Австрию, он коронует Марию Медичи. Он коронует центр, он не мог этого не знать, ему Сюлли это говорил, центр недовольных, центр заговора против него. Он ее коронует, делает ее не женой короля, а королевой-правительницей. Что это было?

Н. Басовская — Чем она потом долгие годы будет пользоваться, обретя, правда, в лице Ришелье, совершенно уникального советника. Итак, Генрих ехал в Арсенал без особого эскорта, навстречу с Сюлли и убийца Франсуа Ревальяк [ред. (фр. François Ravaillac, 1578 — 27 мая 1610, Париж)], монах из Ордена Фельянов, воспользовался минутной остановкой, секундной остановкой кареты в движении, вспрыгнул на ступеньку этой кареты и через окно сумел нанести три удара ножом в грудь, которые оказались смертельными. То есть, странное выражение Сюлли «Благополучная смерть», не знаю, сколь благополучная, но очень для Генриха Четвертого характерная. Я думаю, что вы абсолютно правы. Нити шли в конечном итоге к фанатикам католической церкви, через Испанию, через Габсбургов, не важно, через кого. Что человека, столько раз отступавшего от истины, и как они считали, единственно правильной веры, должно наказать ещё при жизни. А всё остальное, придворный кружки, интриги, интриганы, фавориты, фаворитки, довольные, недовольные, оно наматывается на этот основной стержень. Не прощала церковь вот такого вероотступничества. И рассказывать здесь про толерантность — это уже в категориях нашего времени. Это способны сегодня оценить мы. Та эпоха ценила это мало. Скорее, было удовлетворение, что вот, еретик наказан еще при жизни.

А. Венедиктов — Наталья Ивановна Басовская и Алексей Венедиктов в программе «Всё так» о Генрихе Наваррском.