Сайт Евгения СычёваEugi Gufo

Алексей Венедиктов — Наталья Басовская, добрый Вам день!

Наталия Басовская — Добрый день.

А. Венедиктов — И Алексей Венедиктов. Я себе тоже говорю добрый день, естественно. Когда мы говорили с Наталией Ивановной, а как, а Леонардо неисчерпаем действительно.

Н. Басовская — Абсолютно.

А. Венедиктов — Мы нашли некий аспект, о котором сегодня будем вам рассказывать отдельно. Это означает, что когда-нибудь будет о Леонардо передача про другое. Наталья Ивановна.

Н. Басовская — Леонардо нельзя охватить в одной передаче. Это просто наивно и невозможно. Он не входит вообще-то ни в какой человеческий размер, а уж размер сравнительно небольшой передачи тем более. Поэтому наше сегодня с Алексеем Алексеевичем предложение, предложение историков, взглянуть на Леонардо, на его жизнь, на этапы этой жизни, в том числе, где служил, когда, кому, почему, какие результаты. Давайте попробуем. Я назвала этот жанр мысленно, когда он более-менее сложился «Комментированная биография». Вот и все. Что он необыкновенный человек — это, в общем-то, признано и ясно. Его практически официально называют титаном, а ведь титан — это все-таки где-то люди в глубине души определили его как существо отдельное, особое. И не бог, и не человек, а вот титан. Титаны, ну, например, он получается, чьим родственником: Прометея, Атланта, Мнемозины — матери 9 муз, 6 девочек, 6 мальчиков — это титаны. И вот это так бывает, что слово властвует. Титан Возрождения. И этим люди хотят сказать больше, чем образ. За образом всегда есть факты. Но обратимся к фактам. Вот попробуем как простого, ничего из этого, конечно, не выйдет. Но как, вот в эту рамку как укладывается его биография. И почему эти слова — «Зашифрованная жизнь». Начнем с происхождения, годы жизни и происхождение. Годы жизни — 1452–1519, типичная переломная эпоха, раннее Новое время. Как раз в это время будет там и великое открытие Америки, путешествие Колумба, которое условно, всей мировой цивилизованной историографией признается рубежом Нового времени. И вот он... Родился он, ну, для меня близко: за год до формального, так сказать, условного окончания Столетней войны, до капитуляции Бордо в 1453 году. Вполне средневековая война. Войны роз еще впереди в Англии. И вот в это, вот на переломе Средневековья и Нового времени рождается этот мальчик. Происхождение — тайна номер один. Одни пишут, что в самом городке Винчи, откуда, собственно, и да Винчи, из Винчи, так звали его отца. Другие, что в деревне Анхиано, в которую потом отправили маленького мальчика. А где все-таки родился? Ну, вот так приблизительно. Но тайна номер два и главная, которой уделил огромное внимание Зигмунд Фрейд. На меня излишне сильное впечатление произвело его впечатление.

А. Венедиктов — Ну, ну, ну.

Н. Басовская — Поэтому я не стану даже его особенно подробно здесь излагать, так что это взгляд Фрейда, он совершенно яркий, но совершенно особенный. Это его угол зрения. Тайна номер два: ничего не знаем о его матери.

А. Венедиктов — Да.

Н. Басовская — Довольно редкий случай, и видимо, сам он очень мало, что знал. Потому что мы знаем одно твердо, по всем источникам. Ее звали Катерина. Недостаточно. Версии мифологические: крестьянка, более распространенная версия. Но есть и народная, живущая в Италии: хозяйка таверны. Как фамилия? Ну, условное понятие фамилии.

А. Венедиктов — Ну да.

Н. Басовская — Все-таки вот да Винчи — из Винчи. Она откуда? Происхождение откуда? Сколько лет? Училась ли чему-либо? Ничего не знаем. Почему? Крестив его, она его крестила, и отец присутствовал, о котором сейчас скажу, Пьеро да Винчи присутствовал, признал ребенка, но почему его тут же отдали в эту самую деревню Анхиано, где он жил до 4 лет то ли с дальними родственниками, то ли с совсем чужими людьми, но ребенка тут же отдали. Отец тут же женился на другой, а мать вышла замуж за другого.

А. Венедиктов — Но развод вообще был невозможен тогда.

Н. Басовская — Да. Но они, наметив другие браки, признали этого ребенка и отдали, что, конечно, не могло не отпечататься.

А. Венедиктов — Уникальная история.

Н. Басовская — Ну, господин Фрейд на этом многое строит. И он по-своему безумно интересен. Короче, Леонардо да Винчи не знал матери совсем. И вот в работе Фрейда из этого и одного единственного сна Леонардо, о котором он, затаенный человек, только об этом сне он рассказал в своих дневниковых записях, единственном сне. И вот нарушив как бы обет, скрывать свою жизнь личную полностью, он здесь его нарушил и дал возможность великому ученому, господину Фрейду построить на этом целую ярчайшую концепцию, чему Леонардо не был бы рад. Отец — нотариус. Это уже другое, чем крестьянка и даже, чем хозяйка таверны. Но большинство все-таки — крестьянка, простая крестьянка, юная. Пьеро да Винчи примерно 25 лет, состоятелен. Для тех понятий того слоя, в котором он был, нотариус знатен. Для этой эпохи уже есть понятие знатности. Не аристократическая, а для горожан, для служащих. Т.е. взрослый, 25 лет. В год рождения Леонардо женился на другой — Альбиере Амадоре, 16-летней девушке, которая после 4-летнего возраста Леонардо стала ему доброй мачехой. Все-таки удалось установить такой маленький штрих, что она была доброй мачехой. Все, что обронил о себе Леонардо, все было очень бегло, очень скрыто и иногда скрыто сознательно. Но закончим сначала про отца. Отец дожил до 77 лет, имел четырех жен, троих из которых похоронил. И всего имел 12 детей, причем последний родился, когда Пьеру было 75 лет. Любил красивую жизнь, красивую одежду, хорошую пищу, хороший дом.

А. Венедиктов — Не бедствовал, кстати.

Н. Басовская — Нет, совсем нет. И в этом смысле был человеком благоустроенным и очень обычным. Никаких черт необычности, которые так проступают в Леонардо, в его отце абсолютно нет, ни в его жизни, ни даже эта многодетность, свойственная и эпохе, и вообще, итальянской национальной рождающейся традиции. Ничего необычного нет. А мальчик Леонардо необычный. О детстве не знаем почти ничего. Косвенно его биографы, лучший из которых Джорджо Вазари, писавший через 31 год о Леонардо после смерти Леонардо и человек, который занимался тем, что мы сегодня называем устной историей. Опрашивал учеников, знакомых, все тщательно записывал. Вазари пытался уже реконструировать детство, исходя из тех описаний тех мест, где жил мальчик. В многочисленных репродукциях, личных впечатлениях тех, кто побывал в этих местах, есть такое ощущение, что этот городок Винчи, расположенный недалеко от Флоренции, находился в удивительно красивом месте. Открывался с одной стороны вид на речку Арно, очень живописную, изящную, с другой на горы, горы, часто покрытые дымкой, зеленовато-голубоватой, где очень много цветущих деревьев, таких как: цветущий миндаль, богатые виноградники, оливковые деревья. И покрытые часто такой таинственной дымкой, которая может быть сопоставлена с дальнейшим знаменитым сфумато в картинах Леонардо, такой дымочек, такой... особая передача воздуха. После 4 лет нахождения в этом живописном месте он был взят, Леонардо в дом отца, к той самой доброй мачехе, плюс еще там был молодой дядя. И жизнь его была вроде бы здесь неплоха. Очень важен один эпизод, мелкий, но очень интересный, он знаменует рождение в Леонардо чего-то необычного. Отец, давая ему домашнее образование, явно бессистемное, о чем потом не раз, видимо, Леонардо сожалел, он заметил его склонность к рисованию, к живописи и как бы сделал ему заказ, отцовский. Один крестьянин, которому Пьеро считал себя чем-то обязанным, попросил расписать для него, заказать и подарить ему расписанный щит. Было модно как декоративная деталь. И он поручил мальчику Леонардо: давай, распиши чем-нибудь. Мальчик отнесся к работе исключительно серьезно. Он решил изобразить на щите Медузу Горгону, что очень умно: мифологический сюжет, что враг только увидит это изображение, уже будет потрясен. Приносил в дом очень много ящериц, змей, всяких, так сказать, гадов земных.

А. Венедиктов — Пауков.

Н. Басовская — Пауков. И вокруг этой Медузы он еще их изобразил, очень реалистично. Короче, эффект был замечательный. Когда отец увидел этот щит, он чуть не упал. Он просто пошатнулся от ужаса, то, чего хотел юный Леонардо. Это примерно 13–14 лет. Отец не подарил этот щит крестьянину.

А. Венедиктов — Ну, еще бы!

Н. Басовская — Тоже был неглуп, конечно. Он ему купил какой-то дешевенький на рынке и подарил, а этот, он прожил, видимо, очень долгую жизнь. Предположительно он или очень хорошая копия с него хранится теперь во Франции. Но видимо, после этого случая Пьер и решил отдать своего мальчика в обучение во Флоренции и отдал его в обучение живописи художнику, известному художнику и довольно процветающему Верроккьо. Это начинается первый этап его жизни, флорентийский. Но до этого, наверное, надо сказать, чтобы потом объяснить, почему, попав во Флоренцию Лоренцо Великолепного, во Флоренцию, где процветали интеллектуальные штудии, где сочинялись стихи кружком интеллектуалов, где по улицам ходили Боттичелли, Гирландайо, Верроккьо и целый ряд других...

А. Венедиктов — И раскланивались друг с другом.

Н. Басовская — Друг с другом.

А. Венедиктов — Между прочим, все одновременно.

Н. Басовская — Спорили очень много, частенько спорили и даже, как говорят, очень горячо, могли перейти немножко и к рукопашной. Почему в этой Флоренции он ни с кем из них, в сущности, не сблизился? Он остался один. Это был человек, склонный к сознательному одиночеству, я бы сказала. Среди его немногих записей есть такая: если ты одинок, то... Записал позже, но мальчиком 15–14-летним он уже, видимо, это чувствовал. «Если ты одинок, то полностью принадлежишь самому себе. Если рядом с тобой находится хотя бы один человек, то ты принадлежишь себе только наполовину или даже меньше, в пропорции к бездумности его поведения. А уж если рядом с тобой больше одного человека, то ты погружаешься в плачевное состояние, все глубже и глубже».

А. Венедиктов — Да.

Н. Басовская — Вот почему, видимо, он остался в этом...

А. Венедиктов — А что по этому поводу Фрейд писал?

Н. Басовская — О!

А. Венедиктов — Да.

Н. Басовская — Целый трактат. И наши слушатели его выиграют, и уверена, что тот, кто его выиграет, прочтет обязательно, а другие тоже попробуют найти в библиотеке или купить. Это очень интересно. Но очень другая наука и не совсем, так сказать, для нашей передачи, но тема этого одиночества, здесь мы с господином Зигмундом Фрейдом полностью совпадаем. И вот в этой Флоренции, где все было таким цветущим, таким радостным во многом. Побывавший там Эразм Роттердамский, мы говорили с Вами в одной из передач, Алексей Алексеевич, как раз говорил, что чего-то многовато средств тратится на украшение города...

А. Венедиктов — Да.

Н. Басовская — ...на праздники, надо тратить только на рукописи. У каждого была ведь своя идея. Только на рукописи, которых так много, античных рукописей во Флоренции. Город — праздник, но Леонардо, видимо, ярким участником этого праздника не стал. Хотя Вазари собрал сведения о его внешности. Портретов молодого Леонардо нет. И в устной истории он таков: красив, высок, темноволос, очень пышные, красивые волосы. Физическая сила. Вазари говорил, что он сгибал правой рукой подкову так, как будто она была из свинца. Вот признак такого богатыря. И вместе с тем, тяготение к секретности, которое он потом выразил и аргументировал в том, что я только что цитировала, оно, видимо, начинается здесь. Почерк. У Леонардо формируется необычный почерк. Условно говоря, многие даже ставят его в кавычки, я бы тоже поставила в кавычки, это, скорее, «шифр». Правда, я нашла у одного английского автора, он говорит: все-таки это почерк левши, который пишет справа налево, вовсе левша не обязательно пишет справа налево, переворачивая буквы, так что его лучше читать через зеркало. Но ведь зеркало — это один из наивных ранних способов шифрования документов в начале Нового времени. Мы прекрасно это с вами знаем. Т.е. он пусть простым шифром, но начинает шифровать свои записи, вместо того, чтобы в праздничной Флоренции веселиться. Что же могло...

А. Венедиктов — Кстати, медики все-таки определили, что он был... забыл, как это слово... ам, ам, ам — кто подскажет, тот подскажет, — одинаково владел правой и левой рукой, писал одинаково правой и левой. Амбистор какой-то, вот что-то такое.

Н. Басовская — Что-то от амбивалентного, т.е. он мог двояко.

А. Венедиктов — Нет, амби... но чего-то там дальше...

Н. Басовская — Понятно.

А. Венедиктов — Это есть для тех, кто пишет легко одновременно и правой, и левой рукой.

Н. Басовская — Но переворачивать при этом буквы...

А. Венедиктов — Да, переворачивать при этом буквы...

Н. Басовская — Так, что их надо было видеть в зеркале, это, на мой взгляд, вот человека, знакомого с ранней историей шифровки и дешифровки документов, в это время начинают зашифровывать дипломатические документы. Это говорит, скорей, о той сознательной зашифрованности его жизни и сознательном одиночестве.

А. Венедиктов — Наталья Ивановна Басовская. Мы о Леонардо да Винчи, а вы о чем?


НОВОСТИ


А. Венедиктов — Мы продолжаем разговор о... хотел сказать — об Александре Невском, о Леонардо да Винчи. Почему я хотел сказать, я скажу, почему: потому что мне прислали. Спасибо большое и Вале, и Анне, и Андрею, это называется амбидекстр.

Н. Басовская — Все знают.

А. Венедиктов — Когда человек пишет двумя руками одновременно и легко.

Н. Басовская — Меня восхищает, что все знают.

А. Венедиктов — Спасибо большое.

Н. Басовская — Но может быть, какие-то нюансы, о которых сейчас хочу сказать, пока еще и не знают. Итак, в праздничной Флоренции этот человек не выглядит праздничным. У него какая-то... в его поведении, в его... в тех штрихах, которые мы можем восстановить, есть некие противоречия. С одной стороны, вот он богатырь, красавец, девушки заглядываются на него все, — где-то Вазари нашел такое упоминание. Ну, вроде бы, это все замечательно. Вместе с тем, этот же богатырь вегетарианец, он не употребляет мясную пищу. Он покупает на рынке птиц и отпускает их на волю, любя всякую живую тварь. Но он же присутствует при казнях, которых немало в праздничной Флоренции, рисует, зарисовывает выражение лиц людей, идущих на смерть, для того, чтобы когда-то в будущем — формулирует он для себя это или нет — видимо, суметь передать любые вариации страстей человеческих через много времени в «Тайной вечере». Он же сначала напишет сценарий этого произведения: как кто реагирует на слова Христа, что он будет предан одним из них. «Один отодвинул пищу и отошел от стола, другой в ужасе бросился к своим сотоварищам спрашивать, что думают они». Он все это сначала написал как сценарий. И вот, чтобы эти ужасы передавать, видимо. Известный его рисунок очень ранний этого времени флорентийского — казненный человек по имени Бандино Баранчелла, один из покушавшихся на Лоренцо Великолепного и его брата, и убийца брата Лоренцо Великолепного — Джулиано. Он убежал так далеко, он убежал в Константинополь, но был выдан султаном Лоренцо Великолепному, а он великолепен был в разнообразном смысле слова, приказал его повесить в одном из окон Палаццо Веккьо. Так вот, этого повешенного в окне Леонардо зарисовал, рисунок сохранился, и отстраненно, холодно описал его одежду от шапочки до чулок: цвет, фасон и т.д. Что это? Это те, мало объяснимые, непростые вещи, которые, наверно, формируют загадочную личность Леонардо. И еще одно: он не вошел в медичийский круг интеллектуалов, не знаю, любимцев богов, который создал Лоренцо Великолепный и где царил его любимец Фичино. Почему?

А. Венедиктов — Почему?

Н. Басовская — Тут еще была такая особенность, два обстоятельства — субъективное и объективное. Субъективное — просто занятное и таинственное: преуспевший во всем на свете Леонардо да Винчи не преуспел в знании латыни. Он досадовал на это. Сохранились косвенные и прямые очень маленькие...

А. Венедиктов — Очень интересно.

Н. Басовская — Что это не стало его тем родным языком, которым говорили в Платоновской академии, условной академии, созданной Фичино, где праздновались дни рождения Платона, мы об этом говорили. Короче, Леонардо не был зван на эти дни рождения и не мог быть еще по одной причине: не блистательная латынь. И вторая: художник во Флоренции этого времени не считался интеллектуалом. Интеллектуалы и небожители умственные, духовные — это философы, поэты, филологи, переводчики с античных рукописей и т.д. Мыслители. Художник — ремесленник, ну, скажем, маляр высокой квалификации. Ему дают заказ для того, чтобы расписать стены. Что они начинают расписывать шедеврами, которыми мы не перестаем веками восхищаться, этого никто еще не понимал. Он оформитель, выполняющий заказ, а Фичино и его круг — это поклонники Петрарки и соперники Петрарки, это поклонники Платона, развивающие Платона, желающие воплотить его идеи в жизнь и т.д. Все это абстрактно, это уйдет, а эти росписи-то как раз и останутся. Но как редко люди могут судить о том, что будет с их творениями сегодняшними завтра, а тем более, послезавтра. И вот известно, например, что Гирландайо, он на это сетовал, расписывая очередной монастырь во Флоренции, кормился объедками с монастырской кухни. Отношение как к слуге. И об этом они уже говорили, эти художники, что это надо изъять, как мы сегодня скажем, из общественного сознания. Но ни один предрассудок или, скорее, установившийся канон быстро из общественного сознания не изымается. Так что положение было вот такое. Все-таки обслуживающий. Поэтому, короче говоря, в круг гуманистов-интеллектуалов Леонардо не вошел.

А. Венедиктов — Что Медичи его не увидел?

Н. Басовская — Нет.

А. Венедиктов — Медичи Великолепный его не заметил.

Н. Басовская — Но первый свой выдающийся подвиг невольно совершил. Верроккьо, его учитель поручил ему написать фигуру ангела в одном из его полотен, его произведений, посвященным крещению Христа, написать ангела. Леонардо написал. А дальше... Этот ангел сохранился, он дивный. А дальше миф, предание, вернее, не миф...

А. Венедиктов — Предание, предание.

Н. Басовская — Предание. Но какое очаровательное. Мастер Верроккьо, увидев этого ангела, больше никогда не брал кисть в руки, хотя жил еще долго. Поскольку увидел, сколь он превзойден в этом ангеле. Тема его художественного творчества может нас, историков занимать, может, и я надеюсь, когда-нибудь будет. Но не так подробно сегодня. Просто это произошло. И Леонардо открыл собственную мастерскую, начал работать самостоятельно. Никаких таких потрясающих, выдающихся достижений, которые сделали бы его очень богатым, а он хотел жить состоятельно, к тому же вот отец также показал ему пример, что надо жить хорошо, достойно, состоятельно. Тем более ему хотелось, чтобы художники так и жили. Многих из его великих современников — Гирландайо, Боттичелли, Перуджино, Филиппа Липпи — Папа Сикст IV пригласил работать в Ватикане, расписывать некие помещения, а Леонардо приглашен не был. И уже здесь могла родиться какая-то досада, если не обида, к тому же он сошелся не с этим кругом, а скорее, с ученым Тосканелли. И впервые у него начали проявляться его естественнонаучные и инженерные наклонности. И поэтому не так трудно объяснить знаменитое его письмо к Лодовико Сфорца по прозванию Моро, который был правителем Милана.

А. Венедиктов — Милана, да.

Н. Басовская — Леонардо захотел перебраться в Милан. Прежде всего, не трудно представить, почему. Он не был таким, Милан. Милан — город оружейников, мастеров, город крепких людей, которые создадут довольно скоро сильный промышленный город, каким Милан является по сей день. Флоренция никогда таковой не была и таковой не является. Единственное, сукноделие и шелк — это все, что там может быть, а Милан — это крепкое производство. И он уже был другим. И двор известного Сфорца, Лодовико Сфорца по прозвищу Моро, то ли мавр, потому что он был какой-то очень смуглый, то ли тутовое дерево, но прозвище как фамилия за ним закрепилось. Двор не был таким изысканным. Претендовал, некие праздники, фестивали устраивал, какие-то костюмированные балы, но в целом там очень развито было и другое, то, о чем пишет Леонардо. Вот оно, знаменитое письмо, в котором Леонардо, ищущий покровителя и денег, позиционирует себя, как мы сегодня скажем, строго как инженера, и более того, инженера военного. «У меня есть планы мостов, очень легких и прочных, весьма пригодных к переносу. Я нашел способы, как разрушить любую крепость или какое-либо другое укрепление, если, конечно, оно не построено на скале». Все очень рационально, четко, с этой замечательной оговоркой, потому что многие средневековые замки стояли и стоят по сей день на таких скалах, которые, кроме как динамитом, не разрушишь. «У меня есть также чертежи для изготовления пушек, очень удобных и легких в транспортировке, с помощью которых можно разбрасывать маленькие камни наподобие града». Он это сделает, это будет шрапнель, которую назовут так в XVIII веке. «Я знаю, как добраться в определенное место через пещеры по секретным путям безо всякого шума. Я могу делать закрытые колесницы, — танк, танк, он говорит о танке, -безопасные и неприступные, которые со своей артиллерией врываются во вражеский строй. Я могу создать катапульту, баллисту или другую машину удивительной силы». И в самом конце бегло: «Во дни мира я — зодчий и живописец». Это пишет создатель «Джоконды».

А. Венедиктов — Да.

Н. Басовская — «Тайной вечери», «Мадонны в гроте» и т.д. «Мадонны Лита», «Мадонны Бенуа». В дни мира — так, между прочим.

А. Венедиктов — Ну, да, дней мира было очень мало в Италии в то время. Там, в общем, и не было мира, все воевали против всех. Да.

Н. Басовская — Безусловно. Все против всех.

А. Венедиктов — И поэтому спрос на него должен был быть велик.

Н. Басовская — Он это понимает, он очень рационален, он очень умен здесь. Он очень практичен и подробно, ясно и коротко объясняет, в чем суть его предложения. Лодовико Сфорца принимает это предложение и Леонардо перебирается к его двору. Что оценил Моро в Леонардо. Это, конечно, потрясающе. С первого дня он приказал, чтобы Леонардо показал ему свое искусство в игре на лютне. Было известно, что Леонардо на лютне играет. Но не мог же Леонардо сыграть на какой-нибудь обыкновенной лютне. Он привез с собой лютню, изготовленную из черепа лошади, обрамленную и отделанную серебром и издающую прекрасные звуки, и этим произвел полнейший фурор. И затем оказалось, что еще он может быть чтецом, декламатором, который виртуозно на ходу сочиняет эти стихи, вот импровизатором. И вот это было оценено и навсегда. А также устройство праздников, карнавалов. Подчас он даже делал это с удовольствием. Он был еще довольно молод, он видел прекрасное как в этом щите, так и в лютне, сделанной из головы лошади. Он видел, форму черепа животного в чем-то, в общем-то, подражание природе, — принцип Аристотеля, — музыкальные инструменты ведь воспроизводят. И он не отказывался, это не то, что Моро погубил его, отправил заниматься только пустяками. Хотя, конечно, было нелепо дать приказ Леонардо да Винчи изготовить ванну для его жены, которая очень нравилась Лодовико, молодому, брак только что состоялся. Сделай красивую ванну. Ну, он делал. Но беда была не в этом. Беда главная была все-таки в другом. Как пишет тот английский автор, о котором я упоминала, Лодовико Моро достался волшебник, а приказания волшебнику были все-таки не великими. Дело в том, что...

А. Венедиктов — Ну, как эта «Сказка о золотой рыбке».

Н. Басовская — Да.

А. Венедиктов — Старуха, корыто.

Н. Басовская — Что она хочет?

А. Венедиктов — Она хочет корыто.

Н. Басовская — Она хочет всякую ерунду.

А. Венедиктов — Да.

Н. Басовская — А насчет властелина мира, никакой тогдашний правитель, тиран Италии не мог себе даже помыслить, а властителем Италии хотел быть каждый, и поэтому, как Вы правильно сказали, война всех против всех. Но первый заказ серьезный он сделал ему сразу. Так называемый «конь», — как его в кавычках называют в историографии. Он приказал, правильно, Леонардо да Винчи достойный его заказ. Изготовить конный памятник основателю династии Сфорца Франческо Сфорца. Как всякие тираны, как всякие узурпаторы, они больше всего хотели доказать, что они очень законные правители. Эта статуя должна была подтверждать, что Сфорца, да, они правители законные, на престоле и вот их основатель, такой великий. 16 лет Леонардо работал над этим конем. Согласитесь, Алексей Алексеевич...

А. Венедиктов — Да.

Н. Басовская — ...не у всякого правителя хватило бы терпения сносить вот такие сроки, как мы сегодня бы сказали. Лошадь была необыкновенная. Она была изготовлена в проекте. Фигура дивная, сохранились рисунки только. И при первом отлитии, когда ее стали отливать из бронзы, только конь, до самого всадника еще дело не дошло. Отливка не удалась, потому что Леонардо все время экспериментировал, вводил новые материалы. Что-то не получилось. Он снова изготовил этот макет в гипсе, с глиной, с чем-то. И лошадь эта, конь этот потрясал людей, даже сам по себе. Но вскоре, когда город был, Милан захвачен французскими войсками, гасконские стрелки из лука устроили из этого коня мишень и очень проделали много отверстий в этом удивительном произведении, что потом с помощью воды, осадков разрушило это произведение, оно не осталось. Но там же он работает в Милане над «Тайной вечерей» и к 90-м годам совершенно понятно, что и инженер он выдающийся, и художник он совершенно гениальный. И его единственным соперником в живописи становится Микеланджело, молодой Микеланджело, которому в то время 25 лет. Т.е. Леонардо скоро, скоро назовут божественным при жизни, а он все равно не является и не чувствует себя абсолютно счастливым, потому что он создает немыслимое количество проектов, инженерных проектов.

А. Венедиктов — Но именно проектов.

Н. Басовская — Именно проектов.

А. Венедиктов — Заметим, что воплощение в дерево, в металл почему-то не происходит.

Н. Басовская — Он ведь... уже к этому времени стало ясно, что он гениален, но вот в таких областях: в геологии свое слово сказал, в физике, в анатомии, в математике, в ботанике, в космологии, астрономии, механике, естествоиспытатель. Но вот в инженерном деле он, пожалуй, получал наибольшее наслаждение от своих идей.

А. Венедиктов — Угу.

Н. Басовская — И многие считают, что до воплощения не доходило и потому, что это огромные затраты, и потому что кто-то должен был так же загореться как он и заниматься этим. А он, выдвинув идею, тут же бросался на другую. Ну, вот некоторые его проекты. Проект канала от реки Арно, чтобы канал питался водами реки Арно и соединил Пизу и Флоренцию. Мог быть большой торговый доход от этого. Никто не занялся. Мельницы и другие механизмы, основанные на силе воды. Совершенно их можно было применить. Машины для прядения и крутки шелка. Не стали делать. В Милане он выдвинул проект. Ну, конечно, никакой Сфорца не мог выполнить. Поскольку в городе были частые эпидемии чумы, страшная смертность, что надо построить просто другой город с другой канализацией, которую он нарисовал, расширить улицы, он все это начертил, рассчитал, но кто был в состоянии это выполнить? Он придумал снаряды, которые взрываются, разбрасывая куски металла. В конце XVIII века это изобретение повторит британский офицер с французской фамилией Шрапнель. Все ясно.

А. Венедиктов — Да, да, да.

Н. Басовская — Он предложил массовое производство, которое еще никому не снилось в то время. Например, изобрел машину для шлифования игл, 100 вращений в час. Подсчитал тщательно, какой доход это может дать. Никто не занялся. Придумал вращающуюся цепь для велосипеда. Она будет... внедрится во Франции, будет изобретена заново в 1832 году. Станки сверлильные и другие. Конструировал шлюзы, плотины, землечерпалки, подъемные краны, фактически изобрел вертолет, парашют и ряд летательных аппаратов тяжелее воздуха. Он жил какой-то неуемной и интенсивной жизнью изобретателя, в сущности, прежде всего, видимо, доказав себе, что он в круге интеллектуалов. Высших интеллектуалов, не тех, куда его не позвали на день рождения Платона, а каких-то других, чье время только приходит.

А. Венедиктов — Кажется, он был марсианином.

Н. Басовская — Вы знаете, Алексей Алексеевич.

А. Венедиктов — Да, но были такие версии, что человек прилетел...

Н. Басовская — Конечно, слышали, что такие версии были.

А. Венедиктов — Не, потому что рядом никого нет, потому что когда, скажем, эпоха требует, то появляются в разных точках люди. Ведь недаром изобретения, они парные, да? Попов — Маркони, да там?

Н. Басовская — Угу.

А. Венедиктов — То же самое с телефоном. То же самое... и у Эдисона можно найти такие пары. Там, Стефенсон — братья Черепановы, как бы это ни звучало сейчас насмешкой. Но, но...

Н. Басовская — Это было.

А. Венедиктов — Да. А здесь...

Н. Басовская — Одинок.

А. Венедиктов — Да.

Н. Басовская — Один.

А. Венедиктов — Инженерно один, я сказал бы. Художников было много, было много.

Н. Басовская — В живописи есть.

А. Венедиктов — Да, в живописи есть.

Н. Басовская — Есть, в живописи есть.

А. Венедиктов — На лютне играют.

Н. Басовская — На лютне еще как, не на лошадиной, но на обычной все-таки играют. А здесь он один, и вот здесь он, точно опередивший время, и как мне представляется, опираясь, я уже никуда не могу деться от идей Зигмунда Фрейда, они очень все-таки запоминающиеся, яркие. Сам себе доказавший, что вот это его недоразумение с латынью, непонимание того, что художник — это элита общества. Он здесь показал, какой он могучий интеллектуал. Но жизнь есть жизнь. Что-то происходит вокруг, в контексте. И будучи уже и очень знаменитым, хотя не удовлетворенным тем, что его проекты не воплощаются в жизнь, но его картины, признание живописи, безусловно. И все заканчивается из-за контекста. В 1499 году в Миланское герцогство вторгаются французские войска, Моро бежит, Сфорца, и Леонардо остается без покровительства. Интересное ощущение складывается, что вот эти политические события затрагивали его очень поверхностно. Он не реагировал на них, он не вникал в них. Он просто практически начинает решать, где быть, а куда деться. И в сущности после 1499 года уже стабильно он нигде не закрепляется. Начинается период его некоторых скитаний. Он то возвращается во Флоренцию, то на время приглашен в Рим к папскому двору, то на — вот этот яркий эпизод, о нем надо рассказать. Идет на службу к злодею, безусловному злодею — Цезарю Борджиа, правителю Романии. Вот то его равнодушие к реальному, тем более, политическому, прежде всего, контексту жизни, которое заметно, здесь проявляется очень ярко. И опять все зашифровано. Никаких реплик, он ничего не объясняет. Что Борджиа самый жестокий, самый коварный отравитель. Как я встретила такое высказывание, что если Лодовико Сфорца убил только одного своего родственника в борьбе за власть, то ведь Борджиа-то убил всех, кого только можно было близких...

А. Венедиктов — До кого дотянулся.

Н. Басовская — Да. Это страшный правитель. Он получил от своего отца — Папы Александра VI Борджиа в управление область Романию, очень такую завлекательную на северо-западе Италии. Кто только не был там правителями: и византийцы, и лонгобарды, и в Священную римскую империю она входила, и Папству досталась. И вот он хотел там, Чезаре или Цезарь Борджиа создать свое абсолютистское государство. Отравитель, убийца и прочее. Он идет к нему на службу, Леонардо, вряд ли от отчаяния. Он не нищий, он уже знаменитый, он уже уважаемый. И он опять идет на должность архитектора, инженера. Почему? Видимо, прежде всего, в надежде воплотить какие-то свои инженерные проекты. И снова их выдвигает, потому что он называется главный архитектор, главный инженер. Там в пору короткого служения Борджиа он подружился, наверно, с единственным человеком, которого можно назвать его другом, повстречавшись с ним в Урбино, — с Николо Макиавелли.

А. Венедиктов — Ну, нашел, ну, нашел.

Н. Басовская — Они нашли друг друга.

А. Венедиктов — Они нашли друг друга, согласился. Нашли друг друга, да.

Н. Басовская — Я полагаю, что они, не в меру умные, критически устроенные, отстраненные от реалий своей жизни достаточно. Ведь надо быть Макиавелли и постичь попробовать его логику, что я хотела бы со временем сделать вместе с нашими радиослушателями, чтоб попробовать в лице Цезаря Борджиа искать идеального правителя. А может быть, это тот уровень здравого смысла, который говорит: политик есть политик, не призывайте его к нравственности, не будьте излишне наивными. По крайней мере, такая мысль была у Николо. Они сблизились, и в общем, это тот, кого единственного можно назвать его другом, Леонардо.

А. Венедиктов — У них же была разница в возрасте серьезная.

Н. Басовская — Серьезная. Но они обрели друг друга. Николо, конечно, моложе. И после очередного, я бы сказала, очередного, не первого массового убийства, которое устроил Борджиа, Леонардо его покидает. Связаны ли эти вещи, не знаю. Вопрос остается открытым. Важный момент, что он снова во Флоренции, и ему поручает Синьория участвовать в росписи Дворца Синьории, где уже работает Микеланджело. И вот два этих титана работают каждый над своим произведением, а Леонардо уже где-то обронил, что у Микеланджело не живопись, а рисованная скульптура. Т.е. они ревнуют друг друга, а время от времени, как говорилось, к ним заходил юный Рафаэль посмотреть, как идут дела.

А. Венедиктов — Сколько гениев на квадратный сантиметр площади.

Н. Басовская — Совершенно невероятно. И вот перемещаясь, выполняя разные, разные, разные поручения, написав несколько шедевров, которые он возит с собой. Он не хочет расставаться с тремя шедеврами: портрет Моны Лизы («Джоконда»), Иоанна Крестителя в молодости и Мадонны и Святой Анны. Он их возит с собой.

А. Венедиктов — Угу.

Н. Басовская — Он заканчивает свою жизнь по приглашению французского короля Франциска I во Франции. Для чего он нужен Франциску I? Для красоты. Потому что в это время его уже называют «божественный Леонардо». И Франциску надо иметь право сказать: «У меня при дворе — Леонардо». Он, правда, несколько раз давал понять, что хотел бы, чтобы Леонардо что-нибудь написал бы для него, но уже не очень складывалось. Правая рука была парализована, левая работала, но главнейшие шедевры были созданы. И тогда Франциск приобрел у него «Джоконду», проявив вполне деловой подход эпохи раннего Нового времени.

А. Венедиктов — Он тоже был деловой.

Н. Басовская — Абсолютно. И скончался Леонардо в небольшом французском городке Амбуазе, на реке Луаре. Недалеко от этого Амбуаза был и королевский дворец, контакты с двором были. В сознании, в признании. Последние годы его особенно занимали проблемы летательных аппаратов и возраста. Он, в частности, бросился изучать некоего столетнего старика, который умер просто от старости. И потом написал: «Я анатомировал его, чтоб понять, как это происходит».

А. Венедиктов — Господи.

Н. Басовская — В полном сознании он написал такие слова, что «пора составить завещание, поскольку принимаю во внимание уверенность в смерти и неуверенность в часе оной». Составил разумно завещание. Завещал свои рукописи и книги одному из любимых учеников. Он был всегда ими окружен. Некоему Франческо Домельти. Судьба его рукописей — отдельная тема. И скончался 2 мая, как говорится, тихо скончался 2 мая 1519 года. У него есть такие строки: «Я не устаю, принося пользу. Естественно, природа сделала меня таким». Я думаю, он сам ответил на все таинственные вопросы, связанные с его жизнью. Как слово «природа» при этом толковать?

А. Венедиктов — Вот, я хотел только сказать об этом.

Н. Басовская — Это остается открытым.

А. Венедиктов — И мы, конечно же, будем говорить еще как-нибудь о Леонардо как о человеке образа.

Н. Басовская — Хотелось бы.

А. Венедиктов — Поговорим обязательно. Спасибо большое. Наталья Басовская, Алексей Венедиктов. Мы прощаемся с вами и на «Эхе» новости.