Сайт Евгения СычёваEugi Gufo

Алексей Венедиктов — Это программа «Все так!» с Натальей Басовской, «Все так!», где мы говорим о героях и злодеях прошлого, которые чаще не имели отношения к нашей стране, чем имели — на это есть другие передачи. Сегодня у нас забытый Авиценна. Доброе утро... добрый день уже, Наталья Ивановна!

Наталия Басовская — Здравствуйте!

А. Венедиктов — Здравствуйте! Авиценна.

Н. Басовская — Не забыт! Не забыт, но...

А. Венедиктов — Не забыт, не заброшен.

Н. Басовская — ...недостаточно известен. Авиценна — это какое-то чудо. Точнее, его называют, конечно, Ибн-Сина — это его более точное... Европа выработала такую вариацию его имени — Авиценна. Из Ибн-Сины сделали Авиценну. Но его уже у нас знают так, мы европейцы, и поэтому будем его называть Авиценной. Не злодей, как Вы выразились...

А. Венедиктов — Не злодей.

Н. Басовская — Не герой.

А. Венедиктов — Точно не герой.

Н. Басовская — А что же он? Чудо. Я бы сказала просто: интеллектуальное чудо. А его жизнь — это ощущение, что ты листаешь, перелистываешь страницы «1001 ночи». А жил он с 980 по 1037 год на Востоке, побывав в разных местах — от Двуречья, вот, Сырдарьи, Амударьи, до глубин Ирана, где, в общем-то, там он уже и скончался, там и похоронен. Но прежде чем что-то сказать о его жизни — чем же славен в истории? Ну вот, Микеланджело — достойный человек — говорит...

А. Венедиктов — Да уж.

Н. Басовская — «Лучше ошибиться, поддерживая Галену и Авиценну, чем быть правым, поддерживая других». Специалисты спорят о количестве его трудов. Спор колеблется между цифрой 456 и 90. Просто некоторые труды считают, может быть, не подлинными, подражанием ему. «Канон врачебной науки» — самая гениальная его книга. «Книга спасения», «Книга знания», «Книга указаний и примечаний», «Книга справедливого разбирательства»... и т.д. Предвозвестник Гуманизма, говорят. Ибо его учение о человеке — это учение о единстве тела и души. Когда — в XI веке! Писал, в основном, на арабском языке, который в то время — во времена Авиценны — выполнял роль латыни. Это не значит, что он принадлежал именно арабской культуре. Занимался какими науками? Величайший медик, сравнимый с Галеном, Гиппократом, естествоиспытатель, сравнимый с Галилеем, математик, физик, химик, специалист по физиологии животных...

А. Венедиктов — О Господи!

Н. Басовская — ...занимался теорией музыки, и Ренессанс опирался на его теорию музыки. Народы и этносы по сей день, в культурном смысле слова, спорят о том, чей же он?

А. Венедиктов — Да, кому принадлежит Авиценна.

Н. Басовская — Делят его. Арабская культура, на основе того, что он писал на этом языке, говорит: «Ну конечно, он наш». Тюркская культура — Туркестан, на территории которого он родился, Узбекистан, Турция... В Турции вышла не так давно монография «Ибн-Сина — великий турецкий ученый».

А. Венедиктов — Турецкий.

Н. Басовская — Персидская культура. «Он, говорят, наш. Он у нас даже похоронен. Он был при дворах эмиров». Те, кто помнит, Алексей Алексеевич — не знаю, любите ли Вы оперу Чайковского «Иоланта» так, как люблю ее я...

А. Венедиктов — Нет.

Н. Басовская — Очень жаль. (смеется) Наше морально-политическое единство было бы еще глубже. Гениальная опера с трогательным сценарием. Опера, в которой люди сражаются в благородстве — кто благороднее кого — вот и вся тема сражения. И вот в этом сценарии есть великий мавританский врач. Некто. Да, конечно, это имелся в виду Авиценна. Он присутствовал и в русской культуре — я еще об этом скажу. Он присутствовал в европейской культуре. Его знали, о нем писали, уже с XII века о нем была молва. Это был человек с абсолютно всемирной известностью. И таким остается сегодня. Когда в 50-е годы ХХ века праздновалось условное тысячелетие со дня его рождения — потому что условное, потому что по лунному календарю посчитали — то, в общем, это отметил весь мир. Замечательными изданиями — о нем написаны целые библиотеки, — реконструировали его гробницу. Т.е. он замечен в круге мыслящих, читающих людей. Откуда мы знаем о нем? И почему...

А. Венедиктов — Ниоткуда.

Н. Басовская — (смеется)

А. Венедиктов — Ну ниоткуда мы не знаем о нем.

Н. Басовская — От него мы знаем.

А. Венедиктов — Вот именно, только от него.

Н. Басовская — От него и его любимого ученика. Это дает почву некоторым сомневаться в том, что он был действительно так необычайно гениален. Но та молва, которая разбежалась по Ойкумене о нем, подтверждает, что все-таки... из уст в уста тоже что-то передавалось, начиная с XI века. А биографию написал Джурджани, его любимый ученик, Убайд аль-Джурджани, который провел с ним больше 20 лет жизни. Первую часть ему просто диктовал сам... рассказывал о себе, о своем детстве Авиценна, а потом он просто его сопровождал в его странствиях, ибо Авиценна был бесконечным странником. Нигде очень долго он не находился. Почему — это тоже вопрос для размышлений. Его жизнь вызывает размышления. Прежде чем нарисуем эту «1001 ночь», давайте после вот этого введения.

А. Венедиктов — Без Шахеризады. Без Шахеризады.

Н. Басовская — Попробуем понять... Без нее, конечно, хуже. Попробуем понять, почему там могло случиться такое чудо.

А. Венедиктов — Х век.

Н. Басовская — Почему его называют представителем Возрождения? Какого Возрождения? Почему Микеланджело его как собрата своего приветствует?

А. Венедиктов — Просто напомним, что Х век — это век крещения Руси, и он родился... вот чтобы вы понимали, что в это время было на Руси.

Н. Басовская — Очень хорошо.

А. Венедиктов — Вот, Владимир. Владимир Святославич. Только-только, там. Четвертый киевский князь, будем считать, традиционно.

Н. Басовская — Да.

А. Венедиктов — Да. А там Возрождение. Уже возрождаются.

Н. Басовская — Но считаются, что в Киевской Руси его уже знали, и я вполне это допускаю, потому что там уровень образования был достаточно высокий. Что возрождалось? Да примерно то же, что в двух Возрождениях европейских. Мы обычно говорим только про одно Возрождение — великое Возрождение XV — ну, условно, XVI веков. А было ведь еще одно, примерно синхронное с этим. В IX — X веке — в IX. Ну, в Х оно продолжалось. При дворе Карла Великого, при дворе германских Оттонов, императоров Оттонов, было то, что называют Каролингским возрождением и Оттоновским возрождением. Западная Европа впервые после провала и хаоса Великого переселения народов обратилась к истокам своей культуры, к античности, к рукописям — греческим, римским. Это было. И то же самое примерно было с Авиценной.

А. Венедиктов — А там к кому возрождались?

Н. Басовская — А вот было к кому. Дело в том, что в этой культуре, в этом культурном контексте, в котором родился и жил Авиценна — а он родился близ Бухары — сплелись античное наследие, в виде эллинизма... По этим местам, рядом с ним, по северной их части, прошел великий Александр Македонский. Именно там — ну, близко к Бухаресту. В Самарканде он, например, убил своего молочного брата Клита. Именно там, в Согдиане, он заключил знаменитые 10 тысяч браков между своими полководцами и воинами и местными восточными женщинами. Только один из этих браков, после скорой смерти Александра, не распался — брак Селевка, одного из его полководцев. И Селевку же досталась наибольшая, самая крупная часть державы Александра Македонского. Вот эта держава Селевкидов, эллинистическая, носитель античной культуры и традиции, это один из истоков будущего Возрождения. А с 64 года н.э. эти края стали римской провинцией. А Рим — это тоже носитель античной культуры. И с III века образовалась Восточная Римская империя — Византия — которая находилась с ними тоже в неком взаимодействии, и культурное влияние которой не исключалось. Приход туда арабских завоевателей был коротким — арабское завоевание, они довольно быстро отстояли себя: в VIII веке началось, в VIII же в основном закончилось. Но язык, как это бывает в культурных процессах, арабы оставили там свой язык. И он стал языком универсальным. Ведь Авиценна писал еще на своем родном — фарси-дари. А вот этот был как латынь. Когда нынешние представители культуры арабского мира говорят, что он принадлежит им, на основе языка, это может выглядеть примерно так: если кто-то в средневековой Западной Европе писал по-латыни — а писали почти все по-латыни...

А. Венедиктов — Ну да.

Н. Басовская — То это не значит, что они были древними римлянами. Так и здесь — универсальный язык культуры, универсальный язык общения. Итак, сплетаются разные корни культурные. И когда арабское завоевание удалось отстоять, удалось отстоять свою культуру, не поддаться полностью новому какому-то, совершенно другой цивилизации, вот и начинается это явление Возрождение. Он был не один. Был Фирдоуси, был Омар Хайям, был Рудаки. Это огромный круг, я называю только самых знаменитых, а их были сотни. Возрождаются традиции медицины восточной, и блестяще развиваются. В каждом городе несколько больниц, а больницы — это не то, что сейчас больница. Больница — это и место врачевания, это и место научных исследований, изысканий. Библиотеки — сохранились рукописи. Библиотеки играли в жизни Авиценны особую роль — я об этом скажу, рассказывая о его жизни. Итак, это Возрождение, это удивительным образом примерно современник первого раннего европейского робкого Возрождения, и великого европейского Возрождения — оно впереди. Вот это более робкое Возрождение в Европе связано с тем, что провал был глубже. Провал Великого переселения народов — это почти 500 лет. А здесь всего около сотни, но все равно та же тяга к истокам и к корням. Итак, мальчик Авиценна. Ну вот, опять, Алексей Алексеевич — не знаю, у Вас очень ироничный взгляд, Вы, наверное, принадлежите к школе скептиков в отношении Авиценны.

А. Венедиктов — Всегда.

Н. Басовская — Действительно, он сам рассказывает...

А. Венедиктов — Да.

Н. Басовская — ...о своей гениальности, а ученик и ученики подтверждают. А ученики к нему предвзяты. Но все-таки что же рассказано? Мальчик Авиценна — его полное имя совершенно замечательное: Абу Али аль-Хусейн ибн-Абдаллах ибн-Сина, вот так полностью — родился в богатой семье. Отец Адаллах ибн-Хасан, сборщик податей. В общем, профессия не самая, как бы, нами...

А. Венедиктов — Репутационная.

Н. Басовская — Да! Вот, очень хорошее выражение. Мытарь, тот, кто с людей собирает деньги.

А. Венедиктов — Да.

Н. Басовская — При этом богат и образован. Видимо, неглупый сборщик податей. Умер собственной смертью, никто его не убил, не зарезал за злодеяния. Мать из маленького селения близ Бухары, Афшана, и там же и родился Авиценна, по имени Ситара, что означает Звезда. Вот об этой звезде мы знаем очень мало, но что звезда родила звезду — это точно. Его родным языком был язык автохтонного населения Средней Азии, язык фарси-дари. Авиценна писал всю жизнь временами на фарси — четверостишья или газели, как их называли на Востоке — по его выражению, для отдохновения души. Что за городок? Может быть, глушь беспросветная? Самый главный признак того, что это был живой город, живущий — большой базар. И еженедельно туда, на большой базар — на Востоке это очень важно — стекается много людей. Есть те самые больницы, есть школы, и мальчик рано отдан в школу. Потому что к 10 годам, как выяснилось, ему в школе уже делать нечего. Думаю, что он начал там обучаться лет с 5. В школе изучали язык фарси, арабский язык, грамматику, стилистику, поэтику. Коран он к 10 годам знал наизусть. Т.е. это был так называемый гуманитарный цикл. Он еще не приступил ни к математике, ни тем более, к медицине. И со временем сказал: «Медицина — очень нетрудная наука, и к 16 годам я ее освоил полностью». Можете усомниться?

А. Венедиктов — Ну конечно.

Н. Басовская — Сочиняет! А если эмир призывает 17-летнего Авиценну ко двору его излечить? И Авиценна ему реально помог медицинскими своими действиями? Вот Вам косвенный источник. Потому что текст биографии — это прямой источник, нарративный. А вот косвенный, фактический, подтверждающий, что необычный-то был мальчик. В доме его отца собирались ученые люди. Это были представители некоего течения в исламе, исмаилиты. Их рассуждения отличались запахом ереси. Со временем их и признали еретиками, потому что они хотели очистить Коран от невежественных наслоений и очистить с помощью философии. Опасное занятие. Маленький Авиценна присутствовал на этих беседах. Со временем он не принял исмаилитский образ мышления. Брат его принял. А он нет. Он официально остался в рамках ортодоксального ислама. Но он никогда не был сам ортодоксален. Об этом чуть позже.

А. Венедиктов — Да. С легким запахом ереси.

Н. Басовская — Как всегда, всю его жизнь.


НОВОСТИ


А. Венедиктов — Удивительно доходит Авиценна до нас, да, и вот Вы остановились на том, что он мальчик, но на самом деле, вот, про чеснок знают все. Почему знают про чеснок все?

Н. Басовская — Велика слава Авиценны, во все века. Он к 10 годам... в школе ему стало нечего особенно делать, отец — вот счастливый случай: умный, образованный, философски мыслящий человек — узнал, что в Бухару приезжает известный ученый того времени Патоли, и отец уговорил его поселиться в доме, и с тем условием, чтобы он — и кормить, и содержать, и платить — чтобы он индивидуально занимался с мальчиком. И начались занятиями. Но завершилось все очень чудно. Хорошо сказал о себе Авиценна, про свои школьные годы: «Я был лучшим из задающих вопросы». Вот опять к тому, доверять этому источнику субъективному или нет. Какая точная формулировка. Он же не сказал, что «я открыл всем истину» — рано еще было. Но «я был лучшим из задающих вопросы». И вот, довольно быстро он стал этому Патоли задавать такие вопросы, что седобородый учитель ответить не мог. А потом дело обернулось, как бы, таким образом, что он обращался к Авиценне, к маленькому Хусейну, за разъяснениями самых трудных мест из Евклида и Птолемея, и они уже учились вместе — очень продуктивный метод. В 15–16 лет он учился сам. Его озадачила книга Аристотеля «Метафизика». Вот как мы, в общем, думаем о связи культур — кажется, откуда там, в Бухаре, Аристотелева «Метафизика»? А она была не только известна, не только она в языках древних она дошла какими-то переписанными копиями — она была уже откомментирована. И вот, Авиценна рассказывает, что он не мог постичь эту книгу. Вот, он бывает и критичен к себе.

А. Венедиктов — Ну да.

Н. Басовская — Прочел несколько раз. Говорит, фактически выучил наизусть. В общем-то, судя по его рассказам, а потом по рассказам учеников, чтение и письмо и были занятиями его жизни основными. Он наслаждался этим. Это, вот, опять тот тип высочайших интеллектуалов, которых периодически порождает человечество, и без которых, ну, совершенно оно было бы бесцветным, безвкусным. И вот однажды на базаре, рассказывает он, книготорговец увидел любопытствующего, любознательного ребенка, который интересуется книгами... Книга — условность, конечно. Не в современном смысле слово, это, скорее всего, рукописи, это, скорее всего...

А. Венедиктов — Свиток.

Н. Басовская — Свитки. ...как он роется, как ему важно, и сказал: «Мальчик, возьми, пожалуйста, вот это замечательное произведение, комментарии к «Метафизике» Аристотеля некоего Фараби, восточного мыслителя, философа. И тогда... он схватил эту книжку, «Я, говорит, продаю тебе недорого, ты увидишь, какое это сокровище». Книготорговец подталкивает ребенка к знанию!

А. Венедиктов — Это правильно. Это правильно.

Н. Басовская — Мы недооцениваем уровень их цивилизованности. И он говорит: «Тут-то мне открылся смысл этого произведения». И назвал Аристотеля своим учителем. Проникся этими представлениями о мире. Что главное, на мой взгляд, он почерпнул от Аристотеля? Не рабски почерпнул, а что подтолкнуло его творчество. Потом я прочту несколько строчек его поэтических. Мысль о единстве, целостности бытия, сознания, духа, социальной организации человеческой — о нашем «шарике». Ведь древние греки догадались, что мы «шарик». О размерах не догадались...

А. Венедиктов — Ну да.

Н. Басовская — ...но об устройстве догадались. И в 16 лет он занялся медициной. Напрямую «Метафизика» Аристотеля к этому не толкает. А косвенно — да. Единство материального, телесного, духовного. И вот, пожалуйста, такой уникальный человек... я почитала его трактат. Давно, надо сказать, почитала. У меня есть дома это юбилейное издание, которое я очень ценю — его трактат о медицине, восхищаюсь и стилем, и содержанием — не только чесночным. Да, это глубочайшая книга. И вот, вдруг он говорит: «Я стал практиковать, и мне открылись такие дающиеся опытом способы лечения, которые нигде не были описаны». Вот это слово «открылись» мне кажется очень важным. Почему он говорит «медицина — нетрудная наука»? Для него. Было что-то в этом человеке, во многих смыслах необычайном, и вот, в частности, его отношение к телу. Если успею, потом процитирую кое-что из этого великого трактата. Семнадцати лет из-за своей славы практикующего медика этот почти ребенок... ну хорошо, это средневековое общество. 17 — это как сейчас у нас 21, 22. Этого... а тогда, в общем, по нашим понятиям, подростка, почти юношу. Юношу. ...вызывают в Бухару — совсем большой культурный центр — ко двору эмира, потому что эмир болеет, а у этого почти ребенка слава врача. Лечение помогло, и в награду — очень интересная награда — эмир разрешил ему пользоваться своей библиотекой. Не было более высокой награды. Надо сказать, что всех всегда Авиценна лечил бесплатно. А от сильных мира всего получал вот такие награды. Первая награда была библиотека. Он описал эту библиотеку: это много комнат, это сундуки, в которых лежат книги — опять в том смысле.

А. Венедиктов — Ну да, свитки, свитки.

Н. Басовская — Лежат свитки.

А. Венедиктов — Конечно.

Н. Басовская — Пора... в каждом сундуке по отдельному... по отдельной науке. Он, видимо, просто с ума сошел от счастья. Ходили в городе легенды о том, как Абу Али там счастлив, в этой библиотеке. И он написал в своих вот этих воспоминаниях, в рассказах о жизни, что «я видел такие книги, которые потом не видел никто». Почему? Относительно скоро библиотека сгорела. И злые языки — таких людей не могут не сопровождать злые сплетни, злые слухи — по городу шептались: «Это Абу Али сжег библиотеку, чтоб никто больше не прочел эти книги и не стал таким мудрым, как он». Да не стал бы! Тут нужны два составляющих элемента: и его одаренность, и вот эти огромные знания. А просто начитаться рукописей и стать Авиценной, увы, полагаю, очень мало у кого получится. И с 18 лет он занимается наукой, научное творчество. Пишет по 20 каких-то там томов, разделов, рукописей — не знаю. В результате слава о нем крепнет, и его в 20-летнем возрасте приглашают на службу в Хорезм к хорезмшаху, на постоянную службу к Мамуну II. Ну, это был лучший из сильных мира сего — наверное, лучший — которого встретил Авиценна.

А. Венедиктов — Такой Лоренцо Великолепный. Покровитель.

Н. Басовская — Да. Мы можем прямо сравнивать с персонажем нашей передачи. Потому что он создал кружок — что-то вроде Академии Мамуна, как его называли. Но вокруг Карла Великого тоже была академия.

А. Венедиктов — Да, да, да.

Н. Басовская — Они прямо называли ее академией — во главе с Эйнхардом. Там Беруни состоял, шли постоянные диспуты. На диспутах, надо сказать, побеждал Авиценна. Эта слава его тоже, как хорошего участника, спорщика, крепкого научного, существовала. И вот тут на горизонте его жизни... он был счастлив. В общем-то, он здесь был счастлив. Но не удалось прожить такую жизнь. И таким личностям никогда не удается. На его горизонте появляется роковая фигура его жизни — султан Махмуд Газневи. Который создал, вот, создано некое такое, возникло государство, Газневийский султанат, и он, этот Газневи — очень важно, кто он такой. Он по происхождению... это знать, вышедшая из числа рабов-воинов гулямов. Вот из грязи, совершенно очевидной рабской грязи — в большие князи. Такие люди отличаются особенной спесью, особенным каким-то честолюбием. Прослышав, что в Бухаре есть такой замечательный ученый круг, Махмуд пожелал, чтобы весь этот ученый круг был отдан ему. Прислал приказ правителю Хорезма «немедленно всех ученых ко мне» — туда, в Персию. И... нынешний Иран. В общем, была страшная ситуация. Ведь гнев султана может быть ужасен, тем более, норов Махмуда был известен. И правитель Хорезма очень был еще деликатен. Он сказал: «Отправляйтесь, но с караваном, конечно...» Ни конвоя, ни насильственно... мол, а никто не хочет... и так дальше, многоточие. Авиценна с одним своим другом коллегой тайком ночью бежали из Хорезма, чтобы эмира тоже не подвести, что он...

А. Венедиктов — Ну да.

Н. Басовская — Тайком ночью. И пошли через Каракумскую пустыню — Боже мой! Какое мужество, какое отчаяние! Ради чего? Чтобы быть гордыми и не пойти в услужение к Махмуду, происхождением из рабов и спесью немыслимо какой. Чтобы не унизиться, чтобы показать: ученые не прыгают по команде, как дрессированные обезьянки. В пустыне его друг умер от жажды — не перенес перехода. Авиценна перенес, хотя, видимо, это был очень тяжелый эпизод его жизни. И снова нашел место в западном Иране. Некий эмир Кабус — там же много-много было разнообразных этих царств — сам блестящий поэт, вокруг него литературный круг. Радостно принял Авиценну. Как похожи эти деятели Возрождения с деятелями Возрождения Италии, например, XV века. Он начал там писать свой величайший труд «Канон врачебной науки», жил в купленном для него доме — опять счастье. Опять, кажется, хорошо. Несколько раз переезжал, перемещался по центральному Ирану нынешнему. Почему не остался насовсем у этого поэта? Мне не удалось точно понять. Есть разные версии, и не одна не является сколько-нибудь достоверной. То ли вечный странник, то ли у него уже образовалась такая тяга к перемещению, к тому, чтобы увидеть новые места и новых людей, но около 1023 года он нашел опять место в центральном Иране: стал визиром, министром — советником, министром — в Хамадане. Это место стоит запомнить, потому что там он и похоронен. Хотя потом еще немножко перемещался...

А. Венедиктов — Иран, Иран. Да.

Н. Басовская — Иран. За излечение очередного эмира от желудочного заболевания — вот его следующий гонорар. Этот гонорар, как будто бы, более практичный. Получил должность. Но ничего хорошего из этого, естественно, получиться не могло. И не получилось. Дело в том, что вот здесь, к этой службе он отнесся честно. Он стал вникать. Он зрелый, знаменитый, ученый, образованный. И стал делать реальные предложения по части преобразования. Системы правления и даже войска — что удивительно. Но он же был столь разносторонним. Он сам, как Галилей, создавал некоторые инструменты, участвовал в создании обсерватории, т.е. они все...

А. Венедиктов — Особый сорт людей.

Н. Басовская — Совершенно особый сорт людей. Леонардо да Винчи когда-то себя позиционировал как инженер, как подрывник. Так и здесь. И вот он сделал какие-то предложения по преобразованию. Это не нужно было окружению эмирскому.

А. Венедиктов — Там были свои министры обороны!

Н. Басовская — Конечно! Среди придворных интриги, злоба в отношении Авиценны.

А. Венедиктов — Ну, а как мы знаем...

Н. Басовская — И на этот раз...

А. Венедиктов — А как мы знаем, врач, он всегда ближе. Врач, он всегда рядом.

Н. Басовская — Да. И к тому же, доступ к телу правителя, в прямом смысле слова.

А. Венедиктов — Тут вспоминается Туркменистан, нынешние события.

Н. Басовская — А это даже и эти места. Родился он в этих местах.

А. Венедиктов — Ну да.

Н. Басовская — Только пришел потом в Иран.

А. Венедиктов — Все осталось. Личный доктор.

Н. Басовская — Традиция, есть традиция, Алексей Алексеевич. Какое точное наблюдение (смеется). Дело обернулось для него очень плохо, стало ясно, что он в опасности. Он скрывался некоторое время даже у друзей, он опасался ареста и не зря — был арестован. А тут сменился правитель, но сын правителя снова захотел его около себя, и все-таки четыре месяца он провел в тюрьме. В тюрьме писал. Т.е. заточение его не было каким-то безнадежно тяжким. В тюрьме писал. И не удалось мне установить, как именно был освобожден. Вместе с братом и тем самым преданнейшим учеником. Я думаю, что они просто устроили ему побег. Подкупили кого-то, и в сущности, опять этот уже вечный странник, уже напоминающий Агасфера — умнейший человек своей эпохи — перемещается куда-нибудь, с братом и любимым учеником. И он оказывается в глубинах вот того, что называли Персией — Исфахане. Это крупнейший город того времени, около 100 тысяч человек. И он провел там немало лет. Снова став приближенным эмира Алла Аддаула. Снова придворный круг.

А. Венедиктов — Снова взлет.

Н. Басовская — Снова диспуты, снова относительно спокойная жизнь. Здесь он создал очень много произведений, наверное, по объему больше всего. Трогательно рассказы — это рассказы учеников, конечно. Что он мог писать всю ночь напролет — и писал. При этом, как он сам рассказывает, и они подтверждают, время от времени освежая свою голову бокалом вина. Вот тут этот легкий запах ереси становится не очень легким.

А. Венедиктов — Да, снова, да, да, да.

Н. Басовская — Мусульманин, который освежает свой мозг и взбадривает его бокалом вина... Омар Хайям — ведь полнейший его последователь и подражатель. В очень скором времени он будет развивать эту тему, он будет об этом писать. А у Авиценны это было в жизни. И в поэзии тоже. Проникли эти строчки про бокал вина. Самое занятное — ученики, конечно, разделяли с ним, видимо, это занятие, потому что затем они засыпали под утро безнадежно, а Авиценна продолжил писать. Он как будто бы знал... а почему «как будто бы»? А может быть, на самом деле знал. Мудрец — это мудрец. Поскольку так постиг организацию человеческого организма. Что ему не так много осталось жить. Он торопился. Вот, например, какие открытия он сделал в отношении человеческого организма. Это кажется невероятным. Роль сетчатки глаза в зрительном процессе. Роль головного мозга как центра...

А. Венедиктов — Я напомню, это XI–XII век. Х–XI

Н. Басовская — X–XI!

А. Венедиктов — X–XI век.

Н. Басовская — Функции головного мозга как центра, куда сходятся нервные нити. Влияние географических и метеорологических условий на здоровье человека. Учение о невидимых переносчиках болезней.

А. Венедиктов — Бактерии.

Н. Басовская — Каким зрением он их увидел? Каким? Это же то самое «открылось», о котором мы сегодня уже говорили. И о возможности распространения заразных болезней через воздух. У него есть в этом труде описание диабета. Впервые отличил оспу от кори. И так далее. Даже перечисление вызывает изумление и восторг. И вот, все-таки та вот эта вот его разносторонность совершенно невероятная при этом сохранялась: время от времени он писал стихи, он совершенствовал свой трактат, и он написал несколько философских произведений, где ставил проблему соотношения материального и телесного. Есть несколько строчек поэтических его, перевод с фарси, в которых, мне кажется, очень емко выражено его стремление видеть мир единым, целостным. И тут я скажу о его некоторых религиозных представлениях. Мы ведь приближаемся к концу его жизни. Итак, цитирую — четверостишие на фарси: «Земля есть тело мироздания, душа которого — Господь. И люди с ангелами вместе даруют чувственную плоть. Под стать кирпичикам частицы, мир из которых создан сплошь. Единство, в этом совершенство. Все остальное в мире — ложь». Какие удивительные, глубокие, серьезные мысли. И какие, в общем, конечно, грешные. Он еще высказывался о том, что миссию Бога он понимал по-своему. Бог — творец. Он этот мир сотворил. И на этом, говорил он, я полагаю — это можно понять из его витиеватого текста — его миссия, в целом завершена. Люди придумывают, что Бог повседневно следит за их мелочными действиями, что он участвует в их поведении — это варварство, так думали в древности совсем древние греки, например — что боги ссорятся, становятся на чью-то сторону. Бог сотворил, он творец. Но еще более еретическая мысль: и это творение некой сверхбожественной силой было Богу предначертано. Это что? Это что-то космическое, что свойственно таким людям, как Авиценна. Слава его росла. И вот я, как забавный такой кусочек, приведу, как его знали на Руси. В лечебнике XVII века — чтобы понять масштабы распространения его славы — написано: «Ависен глаголет: кто чеснок ест, у того не растут внутри черви, и тем подобно понеже мокрость внутренняя истребится». Экая прелесть, но наши радиослушатели об этом, видимо, знали, и правильно ответили на вопрос.

А. Венедиктов — Ависен глаголет. Ависен глаголет: чеснок.

Н. Басовская — Ависен глаголет и глаголет удивительные и удивляющие вещи. В 1030 году Авиценна пережил большую трагедию. Для такого человека, как он, просто тотальную. Наместник следующего султана. Махмуд так и не получил Авиценну. Он ловил его по всему тогдашнему миру. Он даже разослал в 40 экземплярах некую листовку с портретом Авиценны — «разыскивается».

А. Венедиктов — Сумасшедший дом. Сумасшедший дом.

Н. Басовская — «Wanted»

А. Венедиктов — Да.

Н. Басовская — «Разыскивается». 40 экземпляров. Для тогдашнего не вполне тотально грамотного мира не так мало. С его портретом. А судя по тому, что по его черепу восстановили, реконструировали его внешность, он был красавец, без ярко выраженных или каких-то восточных или азиатских черт, или чисто европейских — тот самый синтез в очень красивом лице проступает. И так этого красавца Махмуд разыскивал всю оставшуюся свою жизнь — не дождался. А преемник Махмуда послал войско как раз туда — против Исфахана, в котором находился Авиценна. Войной. Наместник следующего султана Масуда, 1030 год. Масуд Газневи. Напал на город, учинил погром. В частности, точечно, как скажут сегодня, уничтожен дом Авиценны, и там пропали многие его труды. В частности, навсегда — по крайней мере, до сегодняшнего дня — в 20 частях труд канул, «Книга справедливости». Может быть, там были уже его итоговые, самые мудрые, самые глубокие мысли. Но мы уже этого, видимо, никогда не прочтем. Умер в военном походе, сопровождая эмира и благодетеля своего Алла Аддаула. Он знал, что его организм — до этого он себя лечил, когда было надо, всегда излечивал — а тут он знал, что его организм исчерпан, хотя...

А. Венедиктов — Но не стариком, но не стариком.

Н. Басовская — Нет. Пятьдесят...

А. Венедиктов — 57.

Н. Басовская — 57 лет. Но он сказал ученикам: «Все». От такой жизни он мог исчерпаться, конечно, и раньше.

А. Венедиктов — Тут очень интересно Влад говорит: «А что с личной жизнью? У гениев с этим часто сложности».

Н. Басовская — Не было. Вот нет данных о наличии такой индивидуальной личной жизни. Роль женщин в его личной жизни не отражена нигде.

А. Венедиктов — Никак и нигде.

Н. Басовская — Он писал о женщинах стихи. Стихи очень красивые.

А. Венедиктов — Ну, это все пишут.

Н. Басовская — Стихи, воспевающие их красоту и прочее... но нет. И вот, завершается его жизненный путь. Он сказал: «Теперь лечить бесполезно». Ученики, конечно, умоляли: «Излечи себя, учителя», искренне. «Нет, говорит, все». Как сегодняшним языком мы скажем, ресурс исчерпан. Он умер во время этого похода, похоронен в Хамадане, где находится по сей день его гробница. Скромная, со скромным небольшим куполом, но в 50-е годы, говорят, ее сделали более пышной — отстроили, перестроили. Его слова перед смертью, переданные учениками... вот, опять, верить — не верить? У нас сегодня прямо такое гадание — верю, не верю, очень сложное.

А. Венедиктов — Очень источников мало, мало источников.

Н. Басовская — И времена давние, и источники предвзятые. А все источники предвзятые.

А. Венедиктов — Ну, понятно.

Н. Басовская — Но дыма без огня — давно русский народ сказал — не бывает. Итак, что же он сказал перед смертью: «Мы умираем в полном сознании и с собой уносим лишь одно: сознание того, что мы ничего не узнали». Это сказал человек, посвятивший познанию всю свою жизнь, отдавший процессу накопления и освоения, осмысления знаний все свои силы, весь свой энтузиазм, все свое здоровье — отдавший с восторгом. Но вот такую — не знаю, не грустную, я бы сказала, Алексей Алексеевич, рациональную, рационалистическую черту — он подвел под своей удивительной жизнью, сказкой из «1001 ночи».

А. Венедиктов — Ну, я еще раз повторю: без Шахеризады, потому что девушек в его жизни не наблюдалось.

Н. Басовская — Нет.

А. Венедиктов — Он был сосредоточен вот на этом на всем.

Н. Басовская — Отдан весь, до конца, до дна.

А. Венедиктов — Наталья Ивановна Басовская.