Сайт Евгения СычёваEugi Gufo

Алексей Венедиктов — Наталья Ивановна Басовская и ее любимчик Нерон у нас в эфире. Добрый день!

Наталия Басовская — Добрый день! Любимчик — твердо кавычках.

А. Венедиктов — Твердо в кавычках.

Н. Басовская — Я решительно предпочитаю говорить о людях прошлого, которые окрашены в другие краски, но истина есть истина. Этих злодеев тоже надо и помнить, и думать над ними. Только обратила я внимание, Алексей Алексеевич, на такую... на такое свойство вот этих злодейств: все злодейства похожи друг на друга, и какие-то злодеи прошлого — во всяком случае, в римской истории — достаточно сильно похожи друг на друга, дела их как-то однообразны, злобность повторяема, в то время как дела великие, светлые, высоко нравственные, окрашены всегда гораздо большей индивидуальностью.

А. Венедиктов — Ну даже, между прочим, Нерон выделяется среди этих замечательных Калигул, Августов и прочих — он... Он матереубийца. Я думаю, что именно то, что он матереубийца — в истории не так много найдешь. Там, отцеубийца — да. Уж казалось бы, Генрих VIII резал-перерезал жен со страшной силой, на костер водил — а не злодей! А Нерон — злодей.

Н. Басовская — Опять все та же скука. В сущности, не вижу принципиальной разницы — братоубийца, женоубийца, матереубийца...

А. Венедиктов — Ну, матереубийца — ну...

Н. Басовская — Мне кажется... не будем сразу высказывать свое мнение о тайне Нерона — у меня есть некоторое представление о нем. Я предлагаю еще один подзаголовок — вот Вы дали «Артист на троне». Есть книга, хорошая книга специалиста по классической литературе Дурова «Нерон — актер на троне». А я бы еще добавила такой подзаголовок на сегодняшний разговор: «Нерон — жизнь в страхе». Или даже «жизнь в ужасе». И попробую этот тезис развить, откуда шел этот страх, и что он объясняет в Нероне. Для начала: Нерон — римский император. Кто-то считает, шестой, кто-то — пятый, потому что если считать Юлия Цезаря императором...

А. Венедиктов — Ну да.

Н. Басовская — ...то шестой, если начинать отсчет с Августа, что, по-моему, более правильно, то пятый на троне. Тогда первый Октавиан Август, который называл себя все-таки принцепсом лицемерно, что он не вполне император, а только первый среди равных сенаторов. Тиберий — мрачная фигура, жуткая фигура. Калигула... Ну, для просто колориту: твердо был намерен произвести в сенаторы своего коня. И об этом, вот, уже в Риме знали. Это какой-то демонстративный разврат, демонстративное злодейство, что-то такое выходящее за рамки человеческих относительных нормативов. О причинах не будем торопиться говорить. Непосредственно перед ним Клавдий, среди них самый тихий, самый ученый, который вообще не рвался в императоры. Взбесившаяся гвардия нашла его, можно сказать, прячущимся во дворце под кроватью, вытащила и провозгласила императором. Брат великого полководца Германика, страшно популярного в Риме, но умершего на Востоке. Как предполагают, от отравления. Но у них это вообще уже было, кажется, нормативным. Почитаешь...

А. Венедиктов — Ну и сам Клавдий-то...

Н. Басовская — Клавдий...

А. Венедиктов — ...тоже умер странным образом.

Н. Басовская — Самым естественным: его отравила жена, о которой еще речь впереди — это будет Агриппина, о ней стоит поговорить. Т.е. вот это атмосфера первых римских императоров. Среди них только Октавиан Август остался в истории как что-то блистательное, что-то красивое, хотя за ним были всякие деяния. Но самое главное, что воин — воин, — сам полководец, прорвался к власти после страшных гражданских войн, победив и Цезаря, и Антония, и Помпея — все они друг друга, скажем, победили — вышел он высшим победителем. И в Риме это очень ценилось.

А. Венедиктов — Мир, он установил мир.

Н. Басовская — Да. Относительно. Кончил гражданскую войну.

А. Венедиктов — Да. Человек, закончивший гражданскую войну...

Н. Басовская — Да.

А. Венедиктов — ...установил мир.

Н. Басовская — Полного мира там никогда не бывало...

А. Венедиктов — Ну да.

Н. Басовская — Пожалуй, только, вот, при нашем с Вами Нероне, чтобы сразу показать, что мы не одной черной краской владеем. На время были закрыты ворота храма Януса, что означало, что Рим в этот момент не вел никакой войны. Вот такой эпизод был. Но все-таки, вот, воин, победитель, полководец, солдаты — вот таков облик начинающейся Римской империи. Она с этого начинается. Клавдий, тихий Клавдий, который любит зрелища, любит литературу — относительно тихий Клавдий — как бы исключение. И вдруг актер — Нерон, который на самом деле обожал искусство, обожал все виды искусства и актерствовал сам. Но сначала немного о его жизни.

А. Венедиктов — Которая началась в ужасе и прошла в ужасе.

Н. Басовская — Безусловно. Безусловно. 54 год н.э., он становится... вот через 67 лет после рождения Нерона пала Римская республика, и вот он становится одним из ранних императоров — уже не принцепс, первый среди равных, а император. Кто он такой? Он зять Клавдия. Он зять Клавдия, который... его... его вела к власти его мать, Агриппина, твердой рукой женила на себе Клавдия, который был на 35 лет старше нее, и был ее родным дядей — уже кровосмесительный брак. У них был свой ребенок, Британик, а Нерон — ее сын от предыдущего брака, от некоего Агенобарба, о котором скажут наши слушатели. Мальчишка 17 лет провозглашается императором необъятной, огромной мировой империи. Противоречивая ситуация в Риме: Республику никто не забыл, о ней все время ладят. И больше всего о ней твердят сенаторы, те, у кого прежде была, при Республике, истинно высшая, достаточно огромная, необъятная власть. И которые с появлением фигуры императора любого отодвинуты несколько в тень. Им этого очень не хочется.

А. Венедиктов — А тут мальчишка.

Н. Басовская — А тут 17 лет — просто... юноша. Еще один момент: но позади страшные времена проскрипций времен Суллы, когда шла борьба, быть ли Республике или не быть. Страшных преследований, казней, море крови, гражданских войн. Особенно страшны проскрипции, доносы, за доносы платят... В заслугу Нерону поставили, что он до ¼ части уменьшил плату за донос. Он не отменил ее...

А. Венедиктов — Сократил выплаты, да.

Н. Басовская — Да, сократил выплаты за доносы. Т.е. атмосфера достаточно страшная. Сенаторы не хотят этих императоров, они хотят вернуть себе всевластие. Но боятся, и боятся настолько, что превращаются очень быстро и непосредственно в таких, лакействующих людей, что, конечно, не соответствует былому уровню римского сената. Там, например, когда юноша Нерон произнес свою первую речь в сенате — все предполагают, что ему помогал составить ее философ Сенека, его учитель. Вполне возможно. Но произнес так красиво, и там было столько красивых обещаний, что он вообще будет только контролировать армию в провинциях, он не будет ни в чем ограничивать сенат, он будет очень милосерден ко всем сенаторам, долой насилие, долой все плохие воспоминания... что сенаторы так восхитились на эту речь и предложили, во-первых, ему сразу объявить его отцом Отечества — в 17 лет. У него хватило ума сказать «Я пока все-таки этого не заслужил, и мне 17 лет». Но предложили. Какое искушение лестью! Какое искушение пресмыкательством и предательством римских же идеалов. Второе, что они предложили, как я поняла, было выполнено, хотя гарантировать не могу. О нем писали многие авторы, я их назову потом, но все они жили существенно позже, и не все детали дошли до нас. Они предложили эту дивную речь выбить на серебряном столбе, колонне, установить эту колонну в сенате и ежегодно перечитывать. Т.е. они с самого начала распластались, вот, перед ним в каком-то жалком своем положении. Страх.

А. Венедиктов — Ну конечно, когда их уж 60 лет резали, высылали, морили голодом — буквально, до смерти — на островах.

Н. Басовская — Да.

А. Венедиктов — А тут... Они же помнили, кто у него мама.

Н. Басовская — Да.

А. Венедиктов — Тут же мама рядом тенью стояла, дочь Германика, внучка Августа.

Н. Басовская — Мама Агриппина. Женила на себе престарелого дядю, Клавдию, который стал вдовцом после казни его распутной жены Мессалины...

А. Венедиктов — О который... да, да, да.

Н. Басовская — Добилась, что наследником будет ее сын от Агенобарба, а не их родной сын Британик. Почему? Это не неприязнь к своему родному сыну. Родной сын слишком молод — мальчишка, им могут возразить в Риме. А этот молод, но не ребенок.

А. Венедиктов — Но уже пацан. Да.

Н. Басовская — Но не ребенок, уже к 17 годам. Ходил слух, что она отравила Клавдия белыми грибами.

А. Венедиктов — Да, да, да.

Н. Басовская — Он очень любил белые грибы. Так вот Нерон потом, когда он уже от былых своих благих намерений перешел к озверению некоему, довольно часто шутил: «Воистину, белые грибы — пища богов». Поел... а сразу после смерти императора провозглашали богом. Итак, белых грибочков откушал...

А. Венедиктов — И обожествился.

Н. Басовская — И обожествился. Это уже римский, а не русский контекст, не русской классической литературы.

А. Венедиктов — Ну, кстати, я в скобочках замечу, что очень часто ныне даже итальянские газеты пишут об отравлении грибами в Италии вообще, в общем, такая, очень... до сих пор, как бы...

Н. Басовская — Жива традиция.

А. Венедиктов — Да. Ну, традиция...

Н. Басовская — Традиция бояться белых грибов.

А. Венедиктов — Традиция бояться белых грибов, совершенно верно.

Н. Басовская — Агриппина хотела решительно править вместо Нерона и не стала этого скрывать. У нее, во-первых, Клавдий был третьим браком, на тот свет она Клавдия отправила, кого надо, кого хотела, посадила на престол, и она решила...

А. Венедиктов — Сына, да.

Н. Басовская — ...что править будет она. Она повела себя совершенно неординарно. Не главная тема была распутство в ее жизни, хотя, конечно, оно было, Клавдий ей был не нужен, стар, уродлив...

А. Венедиктов — Но рядом с Мессалиной все равно она была невинной овечкой.

Н. Басовская — Все равно овечкой. Но она повела себя политически оригинально. Самовольно стала появляться в здании сената, куда женщинам вход был не разрешен, стала демонстративно показывать, что она просто сидит рядом со своим сыном, и она, может быть, важней, чем он сам. И довольно скоро это стало его напрягать.

А. Венедиктов — Монеты. Монеты чеканили в провинции. Знаете, что я нашел, Наталья Ивановна, что некоторые провинциальные города — там, на Рейне, на Востоке...

Н. Басовская — Двоих их.

А. Венедиктов — Да, на всякий случай.

Н. Басовская — Двоих.

А. Венедиктов — Двоих. Причем, сначала они печатали два профиля рядом — ну, как Маркс и Энгельс, да? А когда начало нарастать напряжение, их стали чеканить в некоторых городах так, затылок к затылку.

Н. Басовская — Как двуглавый орел.

А. Венедиктов — Абсолютно, абсолютно. Но женщина на монете!

Н. Басовская — Она этого хотела. Она была первая. Она была, конечно, неординарной женщиной. Но вот, видимо, с расхождения вот этого радикального с ней начинается некоторое преображение Нерона. Ибо нельзя сказать, что вот с самого рождения он некий зверь. Ну что о нем в мифах, о нем в преданиях? Рыжая борода, красивые голубые глаза, несколько близорук, в театре пользуется граненым изумрудом в качестве увеличительного стекла. Правда, неопрятен, подчас появляется в халате, непричесан — это другие его недруги: «тело в прыщах, дурно пахнет». Ругает пятая сторона, пятые свидетельства, десятые: мечтал о славе Александра Македонского — есть признаки в его политике — и о моральном авторитете Октавиана Августа как покровителя искусств. Т.е. такой, разный. Но поведение Агриппины и суета двух фаворитов, приближенных к нему, Бура из вольноотпущенников — это всегда были самые страшные люди, самые рвущиеся к власти, самые цепкие — и Сенеки, привели к тому, что, видимо, сначала скромно отказался от золотой статуи и считал, что поступает достойно, в традициях лучших римских, благородных. А оказывается, его хотят лишить вообще всего!

А. Венедиктов — Мама.

Н. Басовская — Мама. И тогда он приступил. Он приступил что-то самым страшным образом. Пошел на это самое матереубийство. Оно было страшно проведено, потому что было несколько актов.

А. Венедиктов — Попыток, да.

Н. Басовская — От попытался, чтобы над ней рухнул потолок — потолок рухнул, ее дома не было. Потом он отправил ее на прогулку на яхте, которая была собрана так, чтобы в море развалиться.

А. Венедиктов — Как «Лего», так — раз...

Н. Басовская — Яхта развалилась, а Агриппина выплыла — она, оказывается, прекрасно плавала. Тогда он начал приготавливать всяческие яды. А не помогает. Она, зная, как она отравила Клавдия...

А. Венедиктов — Она своего сынка знала хорошо.

Н. Басовская — ...принимала противоядия.

А. Венедиктов — Принимала противоядия.

Н. Басовская — И тогда пришлось поступить тупо, глупо и страшно: как во времена проскрипций, прислать к ней центуриона, чтобы пришли и убили. Сцена убийства также описана, как ужасная. Она что-то сначала кричала — «Не смейте, я мать императора» — а потом подставила им живот и сказала: «Бей сюда, в чрево, породившее изверга». В этом есть что-то театральное. К этой мысли мы вернемся.

А. Венедиктов — Наталья Ивановна Басовская.


НОВОСТИ


А. Венедиктов — Кстати, если говорить о родителях — вот мы рассказали о смерти, о гибели матери Нерона, но вот интересная была история, когда Нерон только родился, его отец, Гней Домиций Агенобарб, который славился даже в самом развратном Риме.

Н. Басовская — Свирепостью.

А. Венедиктов — И в развратном, он славился даже среди развратников, он был развратником. Он сказал: «И что хорошего могло получиться от такого меня и от такой, как она?» — сказал он, как только родился Нерон.

Н. Басовская — Или это образность и остроумие пишущих авторов.

А. Венедиктов — Конечно, конечно.

Н. Басовская — Но среди того, что говорили об Агенобарбе, убил...

А. Венедиктов — О папе.

Н. Басовская — Да, об отце Нерона. Убил вольноотпущенника за отказ напиться допьяна. Нарочно задавил ребенка на улице. Выколол глаза всаднику за противоречие. И т.д.

А. Венедиктов — Наследственность замечательная.

Н. Басовская — Т.е. какие-то проявления были. А вот все эти красивые фразы и некие театральные ситуации и позы, может быть...

А. Венедиктов — Ну, они тоже свойственны были римским патрициям того времени, хотя...

Н. Басовская — И римской литературной традиции.

А. Венедиктов — А, это тоже верно.

Н. Басовская — О Нероне писали Гай Светоний Транквилл, который, конечно, придворный писатель, и много таких, придворных деталей, художественных каких-то украшательских ситуаций любит описывать. Серьезный историк — Публий Корнелий Тацит, но много позже, через 100–150 лет после жизни Нерона. Дион Кассий — замечательный писатель, историк. Но это уже III век н.э., он уже совсем далеко отстоит от Нерона. Поэтому было место, конечно, и легендам, и фактам, и требуется очень сложный тонкий анализ для того, чтобы что-то говорить более или менее уверенно. И все-таки. Попробуем. Мы с Вами уже упомянули, Алексей Алексеевич, что он пытался быть хорошим, скажем так. И в литературе исторической запечатлелось, что первые пять лет его правления выглядели очень-очень даже достойно.

А. Венедиктов — Но первые пять лет его правления — из них три года — это Агриппина, это мама все-таки.

Н. Басовская — Да.

А. Венедиктов — Все-таки.

Н. Басовская — Как сказать? В общем, они вместе.

А. Венедиктов — Ну да.

Н. Басовская — Но было... что-то он и предпринимал сам. Например: поддержка, вот, любимых артистов, писателей.

А. Венедиктов — Он меценатствовал вообще до последнего дня своей жизни, огромные деньги.

Н. Басовская — Да. Щедрая раздача денег из своего кармана — и народ, и деятелям искусства. Очень красивые слова об уменьшении роли войны с таким...

А. Венедиктов — Миротворец, миротворец.

Н. Басовская — Миротворец. «Я верну мужей и сыновей». Но вот здесь он, видимо, сильно ошибался...

А. Венедиктов — Но хотел.

Н. Басовская — ...потому что мужей и сыновей... Да, хотел, но римляне-то любили воинов больше, чем актеров.

А. Венедиктов — И кстати, после его смерти, когда стали появляться — может быть, я забегаю вперед — лженероны — они все появлялись на Востоке, где на Востоке Нерона любили — в Парфии, где он замирился, наконец, с парфянами, установил с Арменией долгий и прочный мир...

Н. Басовская — Да.

А. Венедиктов — ...прекратил войны, между прочим.

Н. Басовская — Все твердо верили, что он жив.

А. Венедиктов — Да.

Н. Басовская — Ну, гениальный роман «Лженерон» Фейхтвангера...

А. Венедиктов — Да, всем рекомендую, «Лженерон» Фейхтвангера читать, да.

Н. Басовская — ...блистательно это передает. Итак, наследственность нехорошая. Поведение матери может вывести из себя, конечно...

А. Венедиктов — Даже любящего сына.

Н. Басовская — ...может быть, и более сдержанного человека, чем сам Нерон. Но что еще в его биографии вот этой — ну, ранней, зрелой — надо отметить? Я, мне кажется, помимо того вот... общей атмосферы страха, о которой я сказала, совершенно верно — ну, мать убил. Потом брата, Британика, отравил.

А. Венедиктов — Да. Прямо на пиру, прямо при себе.

Н. Басовская — Прямо на глазах. Обратился к знаменитой отравительнице Лакусте.

А. Венедиктов — Которую мама использовала еще — это у них семейная отравительница.

Н. Басовская — Ну, она была вообще... В Риме, можно сказать, была известная фигура.

А. Венедиктов — Официальная отравительница.

Н. Басовская — Да, к ней... ей заказывали яды. Сам решил проверить, какой она изготовила яд, пугая Лакусту всячески. Первая проверка, как бы, была на теленке, а теленок прожил еще пять дней. Он был очень недоволен. Нет, первый яд, якобы, он прямо сразу велел дать Британику, Британику ничего особенного, кроме трудностей с желудком, не случилось. Тут он пригрозил, Нерон, Лакусте жуткими муками и карами, тогда она сказала: «Ну, вот этот уже наверняка». Так теленок пять дней жил. Нет, ты, говорит, изготовь такой, чтобы как кинжал, сразу. Она изготовила еще что-то, варила что-то, добавляла. И испытали на поросенке, который вмиг умер. Его это устроило, именно это подлили Британику. Каким хитрым способом! Ведь на этих пирах так было славно у них, так хороша была атмосфера, всегда некий специальный человек пробовал питье и еду, которые сейчас передадут членам императорской семьи или гостям.

А. Венедиктов — А Британик — брат и наследник.

Н. Басовская — Да.

А. Венедиктов — Брат и наследник.

Н. Басовская — Значит, опасная фигура. Законный сын Клавдия и Агриппина. И вот, у него тоже есть человек, который все пробует. Какую хитрость применили — подали питье очень горячим.

А. Венедиктов — Обжигающим.

Н. Басовская — Британик сказал, что он не может пить такое обжигающее, и тогда ему на глазах у него же и у всех подлили воды. Но вода была отравлена тем самым мгновенно убивающим ядом. Он тут же упал замертво, Нерон, как бы, цинично сказал, что «ничего, ничего, это у него падучая».

А. Венедиктов — Он всегда, да.

Н. Басовская — «Он сейчас очнется». Да, это у него с детства бывает. Хотя прекрасно знал, что он умер. Итак, все-таки пошел процесс превращение Нерона в чудовище.

А. Венедиктов — Я хотел обратить внимание наших слушателей на то, что Нерон сам заказывал яд, сам общался с отравителями. Т.е. не ходили какие-то его слуги, доверенные лица, верные друзья — лично с отравительницей беседовал. Это важно.

Н. Басовская — Да, и лично пугал эту Лакусту.

А. Венедиктов — Это очень важно.

Н. Басовская — Т.е. вот это самое превращение в чудовище. Но вот давайте взглянем опять на контекст. Как просто там стать чудовищем. Агриппина очень не любила одного из фаворитов Клавдия, некоего вольноотпущенника Нарцисса — вот еще и звали его так. Они были соперниками при Клавдии, он мешался...

А. Венедиктов — Он был практически министр финансов.

Н. Басовская — Он всем ведал, всем, всем, всем.

А. Венедиктов — Кудрин такой.

Н. Басовская — Правая рука. И вот его отправили, когда Нерон пришел к власти, в изгнание, он пытался заслужить прощение этой нелюбви Агриппины, он уничтожил все компроментирующие ее документы, которые у него были. Ничего ему не помогло, Агриппина подослала к нему напрямую, как во времена проскрипций, центуриона: убить. Так, как потом убьют и ее. И тут такой эпизод — и опять я думаю про литературность: Нарцисс попросил разрешения у центуриона попрощаться с маленькой комнатной белой собачкой, сказав, что это единственное существо, которое мне предано, и меня не покинуло в трудные дни. Попрощался и затем, как пишут авторы римские, достойно принял смерть. Вот вижу, вижу в этом все время черты литературной традиции, внутри которой найти зерно истины очень трудно. И поэтому в историографии обо всех этих деятелях Древнего Рима много разных суждений. Остается достаточно определенным одно: что Римская империя, становящаяся, как институт крепнущая, существует в очень трудном контексте борьбы с сенатом, с сенатской внутренней оппозицией и внешней лестью и раболепством, но память о Республике велика. И возникает еще мысль, что вот когда главный институт фактически умер или безнадежно болен — вот Республика, она же фактически умерла — но он все еще как-то звучит, называется, о нем мечтают — то люди живут, в общем-то, в больном обществе. А болезнь общества наверху, в лидерах, о которых больше пишут, видна больше. Я уверена, что эта болезнь пронизывала все римское общество. Ну, хотя бы страсть к гладиаторам, жестоким зрелищам — она же касалась не только императоров, а широкой публики римской. Вот эта жизнь в болезненности. Она не может не влиять на натуру того, кому дана власть, в сущности, безграничная. А тут надо сказать, что, наверное, восприимчивость Нерона была несколько большей, чем многих других. Почему? Очевидно, склонный к любви к искусству. Нерон искусства...

А. Венедиктов — Тонкая натура.

Н. Басовская — (смеется) Что-то в нем есть!

А. Венедиктов — Тонкая натура. Изячная натура.

Н. Басовская — Что-то в нем есть.

А. Венедиктов — Ну так, пел, плясал.

Н. Басовская — Пел, плясал. Пел плохо.

А. Венедиктов — Но побеждал во всех соревнованиях.

Н. Басовская — Это пишут все.

А. Венедиктов — Но побеждал во всех конкурсах.

Н. Басовская — Он получил в Греции, куда отправился на гастроли... великая античная греческая культура, высочайшая духовность. Что же стало с этой цивилизацией античной, которая действительно находится в моральном кризисе? Человека, о котором было известно, что голос у него и слабоват, и хрипловат, и музыкальные данные у него невеликие, получает на гастролях в Греции 1808 венков золотых за прелесть исполнения. Он завел 5 тысяч тех, кого мы сегодня назвали бы клакерами — молодых людей, которых он водит с собой — 5 тысяч — чтобы они...

А. Венедиктов — По всему миру. Ну, по всей Европе.

Н. Басовская — Тогдашнему миру, да. Чтобы они обеспечивали ему овации. И они обеспечивали.

А. Венедиктов — Причем в открытую, это не то, что он стыдливо попросил своих, там, приближенных нанять — сам встречался, сам давал указания, где хлопать.

Н. Басовская — Это было то, что ему интересно. Государственные дела, судя по всему, становились все менее интересными. Он менял приближенных, отправил Сенеку в изгнание, затем бесконечно спрашивал, покончил ли он уже с собой или не покончил?

А. Венедиктов — Это был учитель, Сенека был его учителем.

Н. Басовская — Его учитель.

А. Венедиктов — Еще со времен... еще Клавдий.

Н. Басовская — Добился того, что покончил. Но учитель-то странный. Как говорят источники, больше всего Сенека запрещал ему то, что он любил. А это хорошо для натуры? Вот он категорически был против того, чтобы Нерон занимался и увлекался искусством, литературой, Гомером, наконец. Нет, только спорт и немного философии. Ну, спортом Нерон тоже увлекся: он был крепкий, сильный юноша. Он стал выступать... участвовать в гонках на колесницах и оказался неплохим возничим. Но почему же ломает его Сенека и запрещает то, что он так любит? Дозволь он ему, может быть, побольше вникать в сущность, в конечном счете, гуманистическую сущность «Илиады», может быть, это повлияло бы на его натуру. Дозволь он ему вдуматься в Вергилия, рассуждая с ним, обсуждая те глобальные философские вопросы жизни, которые ставятся в «Энеиде», может быть, это повлияло бы на его натуру. Нет, Сенека ломает. Вообще, всякий учитель, ломающий ученика, он должен помнить, что последствия могут быть очень плохими для него. Вовсе не обязательно такими смертоносными, как в Древнем Риме, но плохими и недружественными. А он ломал. И в конце концов, спрашивал, спрашивал, покончил ли Сенека с собой, и у Сенеки хватило...

А. Венедиктов — А доброжелатели приезжали к Сенеке и говорили...

Н. Басовская — Тут же передавали.

А. Венедиктов — «Опять император про тебя спрашивал».

Н. Басовская — Тут же передавали.

А. Венедиктов — «Ты почему живой?»

Н. Басовская — И философ нашел в себе достаточно философического отношения — в совершенно римской традиции покончил с собой. Апогеем взаимоотношений Нерона с искусством считается знаменитая история последнего года, 64-го года — за четыре года до конца — одного из поздних лет его правления, да.

А. Венедиктов — Последние гастроли, да. Последние гастроли артиста.

Н. Басовская — Пожар Рима.

А. Венедиктов — Да.

Н. Басовская — Ну здесь никто никогда уже точно не скажет, насколько можно увязывать Нерона с этим пожаром. Только понятно, почему пытаются приписать ему поджог Рима. Версия такая мифологическая: он приказал поджечь Рим, чтобы вдохновиться, глядя на этот огромный пожар, на написание поэмы о пожаре Трои. Т.е. ему не давали покоя лавры Гомера и Вергилия. Но вот уже по извращенному, уже по изломанному. Это предположение, что он приказал. Факт состоит в том, что во время этого громадного пожара он вряд ли был в городе, вряд ли. Но существует представление, что все-таки был, стоял на башне дворца Мецената, знаменитого друга Октавиана Августа когда-то и пел, аккомпанируя себе на струнном инструменте, пел некую песнь о пожаре Трои, сочиняя ее тут же.

А. Венедиктов — Глядя на пожар Рима.

Н. Басовская — Вдохновляясь этим несчастьем. Древние города горели. Древние города горели часто, неизбежно — это было явление естественное. Но то, что он из этого мог сделать какое-то театральное представление, или общественное мнение это сочинить, дописать — вполне возможно.

А. Венедиктов — Есть версия, что он отдал команду пожарным бригадам, которые были в Риме, поскольку было очень много деревянных строений, не заниматься тушением некоторых кварталов.

Н. Басовская — Очень возможная вещь.

А. Венедиктов — Говорили о том, что он там собирался возвести совершенно новые дворцы, тоже воспользовавшись.

Н. Басовская — Кто-то захотел связать это с ранними христианами, которые...

А. Венедиктов — Сам Нерон захотел связать с этим, да — надо же было найти виноватых.

Н. Басовская — Да, да. Что, может быть, они подожгли. В общем, эта история темная, ясно одно, что здесь он опять актерствует, и публике это не нравится. В нем нарастает это актерство, приобретая...

А. Венедиктов — Он, кстати... он, кстати, должен был пойти на уступки после пожара Рима, когда толпа стала требовать крови, он как раз объявил христиан виноватых в этом и устроил массовые казни.

Н. Басовская — Есть такая версия.

А. Венедиктов — Да. Не, ну казни были, казни были.

Н. Басовская — А кто-то и сомневается.

А. Венедиктов — Что казни были?

Н. Басовская — Потому что о Нероне ранняя христианская литература плохо не пишет. Как-то умалчивает. Что довольно странно. Но здесь много туманного, и так будет уже навсегда.

А. Венедиктов — Тогда отправим в литературу, в книгу Генриха Сенкевича «Камо грядеши». Роман «Камо грядеши».

Н. Басовская — Да. Но это художественная литература.

А. Венедиктов — Мы отправим вас в литературу. Отправили к Фейхтвангеру, теперь к Сенкевичу «Камо грядеши». Да.

Н. Басовская — Нараставшее актерствование, актерство приобретало все более болезненные формы, как я только что сказала. Пример: он, видимо, благодаря 5 тысячам этих клакеров, благодаря льстецам придворным, благодаря обману, который царил вокруг, стал правда верить, что он великий актер. И запрещал даже шевелиться во время своего выступления. Выйти из театра — это было совсем невозможно. Рассказывали, что случались случаи, что даже женщины рожали во время выступления, не смея куда-либо удалиться. Опять что-то литературное. Опять что-то чересчурное, за чем стоит реальность — нарастающее озверение человека у власти.

А. Венедиктов — Вы знаете, это мне напоминает историю Павла I, о котором потом складывали анекдоты, складывали истории, которые, так сказать, вроде бы такие, абсурдные, а на самом деле, имеющие под собой некое значение...

Н. Басовская — Да, да.

А. Венедиктов — Рассказывали, что будущий император Веспасиан однажды заснул во время выступления императора — а был он тогда полководцем таким...

Н. Басовская — Полководец.

А. Венедиктов — ...таким, провинциальным, которого зачем-то Нерон возил за собой в свите, и захрапел во время выступления. И у него было два пути — там, на плаху или если бы император не заметил. Император сказал, Нерон: «Что этот мужик понимает в искусстве?»

Н. Басовская — (смеется)

А. Венедиктов — «Ну что эта деревенщина...» И сослали его в его деревню, и конечно, Нерон не мог подумать, что он станет когда-то императором.

Н. Басовская — И он просто хорошо проявил себя как полководец в Иудейской войне...

А. Венедиктов — Но все равно, храпеть во время выступления императора...

Н. Басовская — Как солдафон, как нетонкая натура.

А. Венедиктов — Да.

Н. Басовская — А Нерон увидел в этом свое превосходство.

А. Венедиктов — Превосходство, да, да, да.

Н. Басовская — Он не способен оценить, не способен оценить мое искусство. Любовные увлечения Нерона тоже являются объектом рассуждений, обсуждений и совокупности страшненьких фактов. Ну, его женили насильственно на его жене — юной, просто девочке, и он мальчик — Октавии. Все сделала та самая превосходная мать. Между прочим, начало их правления, когда в первый день его власти начальник стражи спросил: «Какой на сегодня будет пароль?» — у нового императора. Он сказал: «Пароль — превосходная мать». Вот как начинали, и чем кончились его отношения с Агриппиной. Но Агриппина женила на Октавии, чтобы он стал зятем Клавдия. У него был удивительный к ней какое-то просто отторжение. Этот брак, можно сказать, был каким-то несчастьем. Чем дальше, тем хуже, он просто не мог ее видеть, он ее всячески избегал...

А. Венедиктов — Да, причем даже физиологическое, я бы сказал, даже отторжение.

Н. Басовская — Видимо, да.

А. Венедиктов — Да.

Н. Басовская — А может быть, и взаимное. Затем он влюбился в вольноотпущенницу Актэ из Сирии родом, и судя по всему, она его любила. Вот редкий дивный случай. До последней, до самых последних мгновений его жизни, она и погребала его прах потом. Оказалась очень преданная. Но это не помешало ему и ей изменить. Он затем влюбился в знатную даму Поппею Сабину, из-за нее отправил в изгнание свою несчастную Октавию, дочь Клавдия...

А. Венедиктов — А ее мужа убил.

Н. Басовская — А вдогонку приказ: а там ее и убить. И в изгнании ее и убили.

А. Венедиктов — И мужа Поппеи убили заодно.

Н. Басовская — Да. И через 20 дней после развода с Октавией свадьба с Поппеей. Не очень большой...

А. Венедиктов — Вот она была тварь...

Н. Басовская — А он тоже.

А. Венедиктов — Да, ну парочка...

Н. Басовская — Он убил ее ударом ноги в живот.

А. Венедиктов — Тоже.

Н. Басовская — В момент, когда она ждала ребенка, в какой-то сцене, она ревновала его, она была резкая. Он ударил ее ногой в живот. Т.е. картина страшная. Отравлен брат, подосланы убийцы к матери, убита... сослана и убита...

А. Венедиктов — Одна жена, другая жена...

Н. Басовская — Одна жена, другая жена. При этом его как-то ухитряется любить эта самая Актэ. В чем дело? Это что, вот такая игра природы, на самом деле? Есть...

А. Венедиктов — Ну, и природа...

Н. Басовская — Я думаю, природа здесь участвовала.

А. Венедиктов — Папа с мамой там, конечно, были.

Н. Басовская — Природа участвует.

А. Венедиктов — Да.

Н. Басовская — Но не только она. Контекст жестокости, контекст изломанности. Приходит в голову мысль еще и о том, что... ведь это начало полного глубокого заката римской цивилизации. Рим — вот это I век н.э., а в III он все, вообще-то, он умер уже в III веке. А до этого у него почти тысяча лет непрерывного восхождения. Вот это непрерывное восхождение, превращение во властителя мира, всего тогдашнего мира, изломало, создало особую идеологию — вседозволенности, победительности. И когда стал ломаться еще институт, которым они так гордились, а именно Республика и гражданская община, то изломанность мозга и традиций, тем более, после кровавых рек проскрипций, породили какое-то явление демонстративной аморальности.

А. Венедиктов — Очень важно: демонстративная аморальность.

Н. Басовская — Смерть Нерона очень вписывается во всю эту картину. Чем больше... Он был у власти ведь 14 лет — не так мало. И после 5 первых приличных лет все хуже, хуже, хуже. Какую эволюцию он переживал? Все больше актерствовал и все больше забывал вообще о государстве, об управлении, о политике. И в итоге, как считают авторы древние, это поддерживают специалисты, в основном, он просто перестал интересоваться реально, что происходит в провинциях Рима...

А. Венедиктов — Ну, восстания какие-то там...

Н. Басовская — И Риму это стало очень не нравится. Правильно. Они же увидели в этом опасность. То взбунтуется одна провинция, то взбунтуется другая провинция. Восстала Палестина — ну, он послал туда Веспасиана — восстала Галлия, и наместник — наместник римский в Галлии возглавил восстание. Поднялась Испания, восстание возглавил тоже римлянин, Гальба, сенатор — тоже будет потом очень коротко императором. Очень коротко. И наконец, преторианцы тоже против Нерона. Тут он спохватился и увидел. Он проснулся ночью, а дворец пуст, никого нет, гробовая тишина.

А. Венедиктов — Стража ушла.

Н. Басовская — От него все ушли.

А. Венедиктов — Стража ушла.

Н. Басовская — Преторианцы ушли, слуги ушли. Он заметался по этому пустому дворцу, наткнулся на одного своего бывшего слугу Феона, и Феон сказал: «Пойдем ко мне, я тебя спрячу», замотал ему лицо — все опять театрально, театрально — привел его к себе в дом. Ну а там сразу стал уговаривать, давай покончи с собой, как достойно римлянину, потому что за тобой уже послали.

А. Венедиктов — Там позор будет.

Н. Басовская — Да.

А. Венедиктов — Иначе тебя будут волочить по площади, стегать... избежать позора.

Н. Басовская — Сенат уже вынес постановление объявить его врагом...

А. Венедиктов — Народа.

Н. Басовская — ...Отечества.

А. Венедиктов — Отечества.

Н. Басовская — Так они называли. И применить, как было сказано, традиционную римскую казнь. И Нерон, такой отвлеченный своими актерствами, спросил: «А это как?». Феон объяснил: «На голову одевается колодка, туго зажимается, и человека бьют, избивают, лупят плетьми до смерти». Вот это подвигло Нерона на то, чтобы со всякими причитаниями, репликами — «Какой великий актер умирает! Этот артист умирает», все это знают — все-таки пойти на это самое самоубийство. Но у него была жизнь после смерти, о которой Вы совершенно справедливо сказали. Мифы о том, что Нерон жив

А. Венедиктов — И бежал на Восток...

Н. Басовская — Что он бежал на Восток. Они были очень длительными. И более того, в Риме загадочным образом на его не очень пышной гробнице много лет появлялись цветы. Никто не мог понять, кто их приносит. Есть предположение, что один из побудителей этих мифов — любовь Нерона к актерству еще в одном виде. Он любил двойников. Он искал себе двойников, и на какие-то сцены публичные посылал двойника, чтобы просто постоял, помахал там руками.

А. Венедиктов — А сам смотрел.

Н. Басовская — А сам, да, наслаждался. Вот это, видимо, побудило создать мифы о том, что Нерон жив. Мифы часты в историческом процессе, но на самом деле, лучше бы все-таки он уже и не жил, а ушел тогда, когда ушел.

А. Венедиктов — Наталья Басовская в программе «Все так!».