Сайт Евгения СычёваEugi Gufo

Алексей Венедиктов — Оказывается, выражение «бумага все стерпит» — это Марк Туллий Цицерон. Оказывается «жить — значит мыслить» — это отнюдь не Аврелиан, нет — Цицерон! Это все Цицерон. Наталья Басовская.

Наталия Басовская — Добрый день! В отредактированном виде это приписали Декарту, но не все так связаны... мысли так передавались, и емкие выражения так закреплялись в сознании, что здесь такая есть еще и филиация. Но уж как Цицерон сказал кое-что емко, осталось навсегда. Кто не знает, что Геродот — отец истории? Это, как бы, должность. А это образное выражение именно Цицерона. Чем же он славен в веках? Вот почему...

А. Венедиктов — Кроме афоризмов.

Н. Басовская — Да. Почему мы сегодня о нем говорим?

А. Венедиктов — Ну, у нас теперь есть имя собственное... собственное говоря, это собственное имя превратилось в нарицательное. Цицерон.

Н. Басовская — В нарицательное. «Это настоящий Цицерон!» Да, действительно, ораторское искусство. Но не только. Конечно, без него, наверное, он так не прославился бы. И все-таки. Он создатель классического латинского языка. Человек, живший... родившийся в 106, умер в 43 годах до н.э. И вот, он как будто здесь — латынь изучается до сих пор. Латынь Цицерона — это канон по сей день. Написал многие труды, о которых Вы совершенно справедливо говорили, Алексей Алексеевич. Один из них будет наградой нашим слушателям. «О старости», «Об обязанностях», «О дружбе». Так эти его трактаты — его, Цицерона, римлянина, язычника — оказали огромное влияние на так называемых отцов церкви. У него учился Иероним, из его трактатов многое взял, в IV–V веках на рубеже живший, цитировал его сочинения, редактируя их в христианскую сторону. Августин, сам блаженный Августин, сформулировавший основные постулаты христианства, писал, что труды Цицерона подтолкнули его к тому, чтобы оставить все земное. Сам-то Марк Туллий все земное оставить не смог, что его и сгубило.

А. Венедиктов — Ну, и не хотел.

Н. Басовская — Уж очень земной был. А вот в теоретических трудах, как подметили специалисты, когда он был вынужден отрываться от политики — очередное изгнание, очередное бегство... их было несколько — об этом я еще скажу. Он начинал писать труды — общефилософского, теоретического характера.

А. Венедиктов — Ну, у них всегда так — как в изгнании, так за книжки.

Н. Басовская — Так за книжки. И книжки хорошие. Так сам блаженный Августин, но, конечно, всех превзошел Петрарка, который в XIV веке был таким поклонником Цицерона, что писал ему письма, как живому — случай нечастый. Но и внес лепту очень большую в сохранение памяти Цицерона. Это было время в Италии, раннее Возрождение, когда интерес к античности был и практическим: собирали следы античности. Так Петрарка отыскал ряд сочинений Цицерона, считавшихся утраченными. И в частности, его переписку с другом Аттиком — пожалуй, одну из самых ярких... одна из самых ярких страниц в эпистолярном наследии, вообще, человечества. Переписка с Аттиком — это... тут целая жизнь, выраженная в письмах.

А. Венедиктов — Роман в письмах.

Н. Басовская — От юности до почти последнего дня. Аттик — человек совершенно одного типа, удаленный от дел практических. Ну, опять-таки, сегодня, наверное, назывался бы олигархом. Богатый человек, состоятельный человек, купивший землю в северной Греции в Эпире, наладил там хозяйство...

А. Венедиктов — Да... жил в глухой провинции у моря. И от Цезаря подальше, и от вьюги, да.

Н. Басовская — Совершенно справедливо: и от этих бурь политических, которые сгубили Цицерона. Зарабатывал на Цицероне: редактировал и издавал его труды. А труды пользовались таким спросом и были так дороги, эти рукописные книги, что Аттик добавил кое-что к своему состоянию. Так вот, Петрарка нашел это. Робеспьер — многое брал у Цицерона. Тоже, коллега-адвокат. Так вот, в эпиграммах на Робеспьера его называли Цицероном. В историографии сегодняшней, современной и прежней, есть просто полярные оценки Цицерона. От «пустого болтуна»...

А. Венедиктов — Да.

Н. Басовская — До «великого гения», «интеллигента». Вот подзаголовок: «Интеллигент в дни революции», да.

А. Венедиктов — «Интеллигент в дни революции».

Н. Басовская — Что-то от этого есть. Но он не сведется и к этому. Он не сведется ни к чему. Он такой разный, такой разнообразный и такой не отчетливо выраженный каким-нибудь одним цветом, одной направленностью, что разбираться в его жизни трудно. На мой взгляд, одна из самых взвешенных книг о Цицероне — это книга нашего соотечественника, историка Сергея Львовича Утченко «Цицерон и его время». При вполне научном содержании она ярко читается, и, по-моему, Сергею Львовичу удается не впасть ни в одну из крайностей.

А. Венедиктов — Я при этом отмечу, что, вот, в «Жизни замечательных людей», в серии, очень редко бывает, когда два автора... когда «ЖЗЛ», вообще, выпускает одну книгу, а через несколько лет другую книгу о том же самом. Так вот, там вышло два Цицерона: одного французского писателя — сейчас уже не вспомню, кого — а сейчас, вот...

Н. Басовская — И издатели спокойны.

А. Венедиктов — Издатели спокойны... т.е. абсолютно разные книги.

Н. Басовская — Цицерон будет раскуплен.

А. Венедиктов — Раскуплен, раскуплен.

Н. Басовская — Оставил огромный след в истории. Вот, чтобы все-таки попробовать понять, каков этот след, давайте немножко контуры его жизни припомним. И почему она была такой путанной? Очень умно Утченко назвал «Цицерон и его время». Потому что посетил он сей мир в его минуты более чем роковые. Рим времен Цицерона — I век до н.э. — до диктатуры Цезаря и сразу после нее, после убийства Цезаря — это какое-то общество, которая... механизм, который был очень-очень налаженным. И вдруг живет, живет в ситуации постоянного землетрясения. Его трясет, шатает, стены трещат, лопаются, они ремонтируют, стены снова... потолок, того и гляди, рухнет. А что это было? Республика и механизм римской республики, который несколько веков казался идеальным и работал прекрасно...

А. Венедиктов — И устойчивым, устойчивым.

Н. Басовская — Устойчиво. Победоносный Рим — всех победил. Себя же сгубил. Потому что по масштабу, по размеру это уже огромная мировая империя. А механизмы управления республиканские предполагают народное собрание, сенат — наследник древнего органа старейшин совещающихся...

А. Венедиктов — Т.е. город. Город.

Н. Басовская — Да, народных трибун... вся жизнь кипит в Риме. А границы его отстают уже от Рима так далеко, что в 90-м году до н.э. происходит так называемая Союзническая война: жители всех областей Италии восстают против того, что граждане — только жители великого города. А они, италийцы, живущие здесь же — даже они не граждане. Ну, не будем говорить о других провинциях — Азия, Африка и прочее. И это война, страннейшая война, как о ней говорят, в который побежденный получил все то, к чему он стремился.

А. Венедиктов — Гражданство.

Н. Басовская — Рим в военном смысле победил и тут же дал им права граждан. Потому что уже невозможно было так жить. Хорошо. Италики, так называемые, граждане и все равно взрывоопасны. В подавлении одного из их восстаний будет участвовать, между прочим, Цицерон. А дальние пределы — это, в сущности, уже неуправляемая сила. И в воздухе носится идея, сформулированная, не сформулированная: сильная центральная власть. Т.е. то, что так чуждо античному миру. То, что было естественно с древности Древнему Востоку. Фараоны, цари, императоры. Здесь император — это полководец. Это почетный титул полководца. Но невозможно дальше, лихорадка будет продолжаться. Маленький, клокочущий город, который не так давно был, в общем-то, такой... тесным миром, где все знали друг друга, он клокочет, но ясно, что ему не устоять. И вот в этой ситуации удивительная вещь — я до сих пор, вот, как-то... что-то мистическое в этом вижу — не всегда на вызовы времени так отвечает реальный социум, как в Риме этой эпохи. Эпоха нуждалась в сильных, мощных, ярких, умных личностях. И она их выдвинула. Вообще...

А. Венедиктов — Разных. Разных.

Н. Басовская — Самых разнообразных. Умницу до гениальности Цезаря, который и полководец, и политик, пламенного вояку, допустим, Антония.

А. Венедиктов — Клодия — народного трибуна и вождя.

Н. Басовская — Народного трибуна, который умеет вести за собой массы. Хитромудрого Цицерона, который все, что хочешь, повернет.

А. Венедиктов — Вы другое слово хотели сказать.

Н. Басовская — То докажет, что это белое, а если завтра надо, оно же станет черным.

А. Венедиктов — Вот Вы другое слово хотели сказать...

Н. Басовская — И какой! Она рождает, эпоха, много этих личностей. Хотя, ну, кроме мистического, тут что надо привести? Многолетний, много... несколькосотлетний опыт республиканской деятельности — вот той самой, которая теперь не срабатывает. Он выработал таких людей. Среди них Цицерон. Родился в поместье своей семьи, близ городка — именно городка маленького, Арпин. И оттуда же родом был Марий, один из тех же гигантов, который считался поборником демократии, который за республику — он укреплял ее, как умел. Это все так. И как бы, Цицерону на роду поначалу написано: «Я оттуда же, откуда Марий...»

А. Венедиктов — Да.

Н. Басовская — «Я пойду с флагом, с девизом, за народ, за демос, демос римский». Он с этого и начинал. Семья была зажиточная, всадническая...

А. Венедиктов — Ну, известно: Туллии, Туллии.

Н. Басовская — Да. Всадническая. Т.е. не аристократическая, имеющая плебейское прозвище «Цицеро». А «Цицеро» — это сорт гороха. Со временем Цицерон будет мужественно говорить, что...

А. Венедиктов — Т.е. он Горохов, грубо говоря?

Н. Басовская — В общем, да.

А. Венедиктов — Он Горохов. Марк Горохов.

Н. Басовская — Будет мужаться и говорить, что это даже хорошо, «что я от соли земли». Но его прадед явно был крестьянином и занимался, наверное, каким-то огородничеством. Но семья выбилась в хороший достаток, и он получает классическое образование — эллинское, как тогда говорили, или греческое. Языки, философия, логика, юриспруденция и риторика.

А. Венедиктов — Ну, обычное. Ну, скажем честно — это обычное для хорошей семьи образование.

Н. Басовская — Да.

А. Венедиктов — Ничего выдающегося.

Н. Басовская — Для аристократической семьи.

А. Венедиктов — Да. Ничего выдающегося.

Н. Басовская — Традиционное образование.

А. Венедиктов — Традиционное. Да.

Н. Басовская — И надо сказать, что особенно риторика в это время пользовалась большим успехом — почему? Греки дали несколько примеров ярчайшего ораторского искусства. Ну, конечно, высшим был Демосфен, когда-то...

А. Венедиктов — Да.

Н. Басовская — Это века два назад с лишним. Но потом появились последователи и учителя риторики, которые развивали это искусство. Один из них так попрактиковал в Риме, доказывая, что любой тезис и антитезис можно повернуть как угодно, что римские власти даже сочли это безнравственным. И попросили его удалиться. Цицерон изучал это же самое искусство.

А. Венедиктов — Но не богат. Но не богат. Не богат.

Н. Басовская — Нет. Средний достаток.

А. Венедиктов — Да. Туллий, аристократичен, но не богат.

Н. Басовская — Один год провел на военной службе...

А. Венедиктов — Как и положено.

Н. Басовская — Как раз с восставшими Марсиями сражался, был адъютантом при командующем, а командующий — отец Помпея великого.

А. Венедиктов — О!!!

Н. Басовская — И понял: военного таланта у него нет.

А. Венедиктов — И это Наталья Басовская.


НОВОСТИ


А. Венедиктов — Марк Туллий Цицерон послужил адъютантом у отца будущего великого Помпея, Помпея великого и понял, что военное дело, сказала Наталья Басовская, не его дело.

Н. Басовская — А для римлянина это, вообще, трагично. Потому что делать какую-то другую карьеру, минуя меч, довольно трудно. И очень много выдвигается, все больше и больше, людей, которые владеют и мечом, и хитростью, и богатством. У него нет феноменального богатства, у него нет таланта к военному делу...

А. Венедиктов — Но хитрость феноменальная у него есть.

Н. Басовская — Он еще сам этого не знал.

А. Венедиктов — А! А!

Н. Басовская — Он начинает практиковать как адвокат, и вот на этом поприще можно развить свои таланты, как он понял.

А. Венедиктов — Я только хочу сказать, что — напомню нашим слушателям — идет гражданская война, и поэтому очень многие дела, которые кажутся абсолютно уголовными — там наместник растратил, здесь наместник растратил — на самом деле являются политическими делами.

Н. Басовская — С этого он и начал. В возрасте 27 лет он впервые был замечен на публичной арене как адвокат почему — он выступил по делу, за которое никто не хотел браться: взялся защищать некоего Росция против любимца Суллы!

А. Венедиктов — Диктатора Суллы.

Н. Басовская — Вот нельзя упрощать тоже Марка Туллия. Это поступок был мужественный. Диктатор Сулла, злодей Сулла, как его называют сами римляне, проскрипции — т.е. казни всех неугодных, а неугодный... любой человек неугоден, особенно богатый, чтобы конфисковать их имущество. Поощрение доносов. В этой ситуации совершенно ни в чем не виноватый человек должен быть приговорен. Никто не берется его защищать, этого несчастного Росция, против любимца Суллы Хризагона. А Марк Туллий взялся и победил. Удивительно. Конечно, остался цел и жив — и потому, что сразу убежал, и потому, что это было впервые, он не был еще заметным публичным человеком.

А. Венедиктов — Молоденький. По глупости, решили сулланцы.

Н. Басовская — Решился. Да. Его не заметили. Не заметили.

А. Венедиктов — Мошка.

Н. Басовская — ...как маленькую горошину. Бежал в Афины — в хорошее место. Тогдашний, можно сказать, Париж, центр духовной культуры. Побывал в садах Платона — он все это рассказывает в письмах — у гробницы Перикла, на Фаленском берегу, где Демосфен упражнялся в красноречии, и там повстречал своего друга Аттика, о котором я уже говорила. Т.е. он провел это первое добровольное бегство или добровольную ссылку, провел время очень неплохо. Но вернулся в Рим только после смерти Суллы — не решился раньше. И правильно. И тут начинается его карьера, которую он уже к тому времени продумал, отразил в письмах, что он будет делать карьеру в соответствии с республиканской конституцией — что еще ему остается?

А. Венедиктов — Т.е. он становится ярым республиканцем, защитником...

Н. Басовская — По должностям пойду...

А. Венедиктов — По должностям.

Н. Басовская — И со временем он станет республиканцем, сторонником аристократической республики. Ну, он начинает традиционное восхождение: квестор — на один год. Кто такой квестор? Образно говоря, по современному, хозяйственник, которому в управление дается какая-то область. Ему дали западную Сицилию. Он управлял там год, этот год Сицилия жила хорошо. Он управлял разумно, честно, и тем прославился. Он выпал из контекста всеобщего лихоимства, о котором знал много и хорошо. И покинул этот остров с очень хорошим отношением населения.

А. Венедиктов — С грамотой о благодарности.

Н. Басовская — Можно сказать, да. И не только грамота, они ему подарки будут присылать. В 70 году...

А. Венедиктов — До н.э.

Н. Басовская — ...он выступил на процессе некоего Вереса, бывшего наместника Сицилии, на которого пожаловался... жители этого острова пожаловались. Не случайно они избрали Цицерона, конечно, в защитники. Он так блестяще показал его мздоимство, лихоимство, что Верес отправился в изгнание, был приговорен, имущество было конфисковано. Т.е. на должности квестора он очень хорошо продвинулся. Следующий этап — по ступенькам, все четко — 76 год, эдил. Кто такой эдил? Следит за порядком в городе и организует праздники, без которых не может жить этот город-государство. Он провел три праздника за свой счет. Он уже разбогател. Но... он и не был нищим. И в это время он получил хлеб, подаренный ему сицилийцами в благодарность. Он весь его отдал бесплатно римскому народу. Он думал о карьере, и потому на следующую высокую ступеньку — претора — он избран был, как пишут старинные книги, кликами народа. Но в общем, его просто выкрикнули и принесли на должность претора. Популярен — он же борется с коррупцией!

А. Венедиктов — Он борется с коррупцией, раздает хлеб...

Н. Басовская — Раздает бесплатный хлеб.

А. Венедиктов — Раздает бесплатно хлеб.

Н. Басовская — И он открыл себе дорогу к высшей должности, которую и занял. В 63 году он консул. Вот тут его первый взлет — величайший взлет. Ну, во-первых, он консул — это высшая должность. А во-вторых, он хотел очень, чтобы на этой должности...

А. Венедиктов — Кстати, между прочим, достаточно молод еще — 35...38, да.

Н. Басовская — Да. Достаточно молод. Но тогда было время относительно молодых. Как раз редко доживали до той старости, до которой он доживет. И здесь он прославился, в своем консульстве, знаменитейшей борьбой против заговора Катилины. Интереснейшая история. Был ли заговор? Да был. Да было много заговоров против этой республики. Катилина был умный человек аристократического происхождения, умный, циничный. Например, ему принадлежит такая мысль: «Римское государство состоит из двух организмов: один слабый, со слабой головой, — это сенат, — другой сильный, но совсем без головы». Как все догадались, это народ. Циничный, умный. И в сущности, хочет одного, как все они, многие они — власти, власти. Поначалу он рвется к ней теми же законными путями, которыми рвался и Цицерон — по должностям, через избрание. Не получается, конкуренция большая. И вот тут, конечно, он готовит заговор, какие-то войска... Но Цицерон своим талантом так раздул и масштабы заговора, и личность Катилины так окрасил, что это осталось в веках. Он, выступая в сенате, сказал как о факте — хотя все это слухи, — что Катилина убил родного брата, вступил в связь с родной дочерью и совершил насилие над весталкой. А как отмечает Утченко, весталка была ...

А. Венедиктов — Над жрицей, да.

Н. Басовская — Да. Обет безбрачия, жрица.

А. Венедиктов — Весталка — это жрица.

Н. Басовская — И это была сестра жены Цицерона. Что, вообще, усугубляет дело. Случай какой-то был. Короче говоря, знаменитые речи, четыре речи Цицерона против Катилины и его сторонников — это классика. Знаменитая фраза из первой речи: «Quousque tandem abutere, Catilina, patientia nostra?» — это же просто классическое выражение. По-русски это не так звучит...

А. Венедиктов — Почему?

Н. Басовская — «Доколе же ты будешь, Катилина...»

А. Венедиктов — Злоупотреблять. Злоупотреблять нашим терпением.

Н. Басовская — «...злоупотреблять нашим терпением?»

А. Венедиктов — Да.

Н. Басовская — Ну, все-таки, мне кажется, это звучит именно по латыни, это... он же учитывает особенности языка. Знаменитая фраза повелительная: «Purgа urbem. Purgа urbem» — произносит несколько раз и рокочет этим звуком «r-r-r». «Очисти город, очисти город». По-русски это... ну, очисти, ну, очисти. «Purgа urbem» — все рокочет. Когда он говорит о злодействах — и это специалисты все изучили, очень интересно — Катилины, вот этих вымышленных, подлинных, он подбирает побольше шипящих, чтобы его речь свистала, шипела, как некое страшное животное, змея. Это талантливо. Это талантливо, и это приносит результаты. Заговорщики достаточно наивные, все о них знали — и где они сидят, и о чем совещаются — схвачены, быстрый, суд слишком быстрый — и Цицерон как консул выходит к народу вдруг в доспехах, что было, конечно, позой. И какой он вояка был, известно. И гремя, так сказать, этими доспехами, говорит, что их надо казнить немедленно. Их ведут в тюрьму и казнят без утверждения народным собранием. Нарушение тех самых республиканских основ, за которые он так боролся.

А. Венедиктов — Потому что они были римскими гражданами, и казнить римского гражданина можно было только по решению народного собрания.

Н. Басовская — Совершенно справедливо, та самая конституция, поборником которой он себя представлял — и он сам выходит к народу и сообщает — одно слово: все по-латыни, это очень емко — «vixerunt». Буквально «прожили». Это сообщение о казни катилинариев. При этом он весь в доспехах. Кто он? Спаситель. Спаситель республики. Он... его... многие поверили. Он так запугал их этими речами, сенаторов, что тут такой всеобщий восторг сенаторов и народа, его носят на руках, и вообще, с места и до дома несут, вместе с креслом, восхваляют — прям, отец, благодетель. То, чего ему было нужно. И, в сущности, кажется, все у него так замечательно. А ведь, в общем-то, он себя начал губить. Потому что...

А. Венедиктов — Именно с заговора Катилины.

Н. Басовская — Именно с этих пор. И там дальше только продвигался. Катилинариям тихо сочувствовал Цезарь, который еще не был очень видным деятелем, но понимал, что если так республика будет рубить беспощадно головы тех, кто намечает взять крепко власть в свои руки, то это Цезарю совсем не нужно. И не один из тех крупнейших деятелей политических — Цезарь, Помпей, Красс — которые создадут первый триумвират, союз сильных, в 60-м году — им не нужно. Осталось три года до их союза. Им не нужно такой непримиримой борьбы за республиканские идеалы.

А. Венедиктов — Тем более, что вне закона — они понимают угрозу.

Н. Басовская — Тем более, есть нарушения. И ему приходится снова бежать, снова писать труды...

А. Венедиктов — Это после того, как он перестал быть консулом, после того, как он освободил государство...

Н. Басовская — Да, он свою должность выполнил. Кажется, триумф, но понял, что надо спасать свою жизнь. Надо сказать немножко о его частной жизни, потому, чтобы он не был у нас просто, вот, абстрактная фигура политика, деятеля. Это нормальный человек, у него была очень непростая и не очень удачная частная жизнь. Его первая жена, Теренция, очень вызывала нарекания у него, но, видимо, обоснованно, но больше от него информация. Бесконечные ссоры, и наконец, самое страшное, из-за чего он все-таки ушел от него, вернее, развелся с ней: мотовство, хищение денег, как он доказал с помощью управляющих, что она как-то занималась хозяйством так, что больше в свою личную пользу. И после 30 лет супружества он развелся, при наличии внуков.

А. Венедиктов — Уже внуков.

Н. Басовская — И женился на девочке. Это еще у нас будет чуть позже, но сразу скажем про частную жизнь. На девочке Публии, которая считалась его воспитанницей. Некрасиво. В Риме, полном всяческого разврата, была все-таки и официальная мораль. И вот официальной морали это не понравилось. Правда, довольно быстро ему пришлось восстановить свою репутацию — пришлось. У него умерла дочь, случилось большое горе — дочь, которая была старше юной второй жены, Туллия. Цицерон ее обожал. Она умерла от неудачных родов. И эта Публия начала публично радоваться смерти дочери своего престарелого мужа. Для нее престарелого. Это некрасиво было втройне, и тут Цицерон спохватился. Он навсегда отказался вообще когда-либо ее видеть. Ему оставалось немного жить, но он никогда больше ее не видел. Проявил здесь такую, принципиальность. Т.е. сказать, что у него была какая-то безоблачная или очень удачная личная жизнь, нельзя. Наверное, отдыхал он в письмах к Аттику и в тех самых трактатах — «О душе», «Об обязанностях». Почему отцы церкви там что-то нашли? Он много писал о совести. Он, видимо, искал ее. Он мучился, он искал свой путь к ней. Но не всегда находил. За ним были и грехи, и грешки, и, наконец, самый великий грех — безмерного, к старости не утихающего властолюбия. Первый триумвират, власть Цезаря. Завершается властью, диктатурой Цезаря. Ну что для Цицерона власть Цезаря? Плохие перспективы. Цезарь был против казни катилинариев. Видимо, ему конец — он испугался. Но в Рим хочет — невозможно. Ну не может жить вдали от Рима долго. Он прибывает в Брундизий, главный порт на восточном побережье Италии. И там ожидают приезда Цезаря. И решает рискнуть: унизиться, покаяться, поклониться, предложить услуги. Ждет долго. Целый год дожидается. Странно...

А. Венедиктов — Терпеливый.

Н. Басовская — Саллюстий, потом Плутарх пересказывают... античные авторы пересказывают так живо эту сцену, что, наверное, она похожа на истину. Он страшно боялся, но шел впереди всех — преодолевал этот страх — всех встречающих. Чтобы Цезарь издали увидел: идет Цицерон. Фигура его была знакома, после его знаменитых речей. И будь, мол, что будет. Цезаря несли в носилках, издали увидев, что идет Цицерон, он спустился, вышел из носилок, пошел ему навстречу пешком, приобнял и долго индивидуально разговаривал. Прощен. Это так характерно было для Цезаря. Не горячиться, не впасть в мстительность. Но Цицерон не был благодарным человеком. После убийства Цезаря он безумно этому радовался. И, наверное, никогда не надо так поступать. Он был счастлив, его простили, начал снова суетиться в Риме, он снова в центре событий, мечется между Помпеем и Цезарем — как бы то их примирить, то выступить на чьей-то стороне... в итоге оказывается на стороне Помпея, но в момент решительного военного поражения Помпея удирает из его лагеря. Его прямо обзывают предателем и трусом — не без того. И вот это...

А. Венедиктов — Причем Помпей, Помпей настолько раздражался самим Цицероном, поскольку это был не его человек, что однажды даже, накануне битвы при Фарсале, где он потерпит поражение, сказал: «Жалко что Цицерон не на стороне Цезаря — тогда бы он хотя бы нас боялся».

Н. Басовская — После Фарсалы все было кончено — тут-то Цицерон и начал бояться уже всех. Не только помпеянцев, а всех. И вот эти его метания, этот его страх перед политиками, они были обоснованы. Он ввязался в самое пекло. Но у него не было того, что было у них: мощный меч могучий, в руках. Их войско и их богатства — в основном, неправильно нажитые управлением провинциями... Не конкурент, но заметен и умеет сильно раззадорить и обидеть. И раззадорил он до конца, до предела своей жизни, не кого-нибудь, а Марка Антония. Цезарь, с его снисходительностью, действительно, больше его не трогал — пусть будет и такой, как Цицерон. У него, вообще, была политика милосердия, прощения всяких обид...

А. Венедиктов — Уникальный товарищ был в этом смысле.

Н. Басовская — Уникальный, за что и уникально был зарезан. Но когда в 44 году до н.э. в мартовские иды, в результате заговора, 23-мя ударами ножей со стороны кучки заговорщиков — целой группы — он был убит...

А. Венедиктов — Но Цицерон не принимал участия?

Н. Басовская — Нет. Многие сказали: вдохновителем этого деяния — объективно, даже не субъективно, — был Цицерон со своими постоянными речами против тирании, против диктатуры...

А. Венедиктов — Не против Цезаря, замечу я.

Н. Басовская — Нет, против Цезаря нет.

А. Венедиктов — Цезаря он не трогал.

Н. Басовская — Против тирании. Но после смерти трогал. Стал говорить, что он диктатор. Тиран.

А. Венедиктов — Но что интересно, в некоторых источниках описывается, что заговорщики — Брут, Кассий — не доверяли Цицерону. Не посвяти...

Н. Басовская — Нет, не пригласили.

А. Венедиктов — Да. Не пригласили. Он вдохновитель, но не потому, что они берегли...

Н. Басовская — Нет. Они подумали, проболтается...

А. Венедиктов — Да. Ужо болтун. Ужо болтун.

Н. Басовская — Не безрезонно думали, не выдержит.

А. Венедиктов — Хотя он старше был в три раза некоторых, в три раза.

Н. Басовская — И ради красного словца где-нибудь скажет, что народные мстители, мол, уже готовы. И вот, после смерти Цезаря Марк Антоний, близкий Цезарю человек, разыграл такую скорбь, такое горе, такое восстановление памяти Цезаря... частично разыграл. Ну, элемент искренности был, но он бился за свою власть. Он устроил представление с похорон Цезаря. Там вынесли скульптуру из воска, на которой были те 23 раны... ну, что-то невероятное. Приступил к молниеносному обожествлению Цезаря. Вот этот человек против него, против Антония, Цицерон, сделавший неправильную ставку, произнес свои последние знаменитые речи. Последние, зато 14.

А. Венедиктов — «Филиппики» назывались.

Н. Басовская — Назвав их «филиппиками». Почему — потому что там называли речи Демосфена: перед угрозой захвата Греции Македонией он тоже пытался силой ораторской, силой слова остановить македонского нашествие.

А. Венедиктов — И про Филиппа, отца Александра Македонского.

Н. Басовская — Отца Александра Македонского.

А. Венедиктов — «Филиппики», конечно.

Н. Басовская — И вот, эти 14 «филиппик» — они огромные. Они длинные — он, правда, потом дописывал. Речи записывались в сенате, потом можно было дописать, потом публиковал — Аттик их публиковал. И он Антония отделал там страшно. Трус, неспособный, лживый... не так, как Катилину — про катилинариев он дошел до того, что они поедают человечину на своих заседаниях...

А. Венедиктов — Причем как факт, это не было переносное... Как факт.

Н. Басовская — Нет, нет, буквально. Мол, съели кого-то, убили и съели. Чтобы свое единство подтвердить, что они сожгут всю землю. Против Антония он такого не говорил. Но Антоний отмстил гораздо страшнее. Все-таки это была неверная ставка. Он считал, что Антония... ему не нравился никто. Ему нравился он сам. Кто может возглавить...

А. Венедиктов — Я только напомню... Наталья Ивановна, я только напомню, что он был самым старшим по возрасту и самым опытным...

Н. Басовская — Безусловно.

А. Венедиктов — Вот в этой истории...

Н. Басовская — Человек другого поколения.

А. Венедиктов — Совершенно верно. Человек... и заслуживший славу в 60-е годы.

Н. Басовская — Да. Прошло 20 лет.

А. Венедиктов — Прошло 20 лет, и кто помнил? А он все считал, что он номер один.

Н. Басовская — Он считал, что он номер один, и что этих молодых он поведет силой своего слова, своего авторитета, был чуть-чуть в этом смешон. Довольно долго ходил в сопровождении ликторов, ожидая триумфа, а триумфа ему так и не дали — насмешничали над ним. Но замеченный талант. И вот, он в письмах откровенно говорит: кто же лучше? Да никто. Соперник Антония Октавиан, который объявил себя наследником Цезаря — а он и был. Цезарь его, по завещанию, своего внучатого племянника, сделал наследником. И вот, Цицерон пишут: «Да он же мальчишка, он же не умеет...» Цицерон один понимает, кто должен возглавить Рим — он!

А. Венедиктов — И мы знаем этого человека.

Н. Басовская — И мы знаем этого... (смеется)

А. Венедиктов — Марк Туллий Цицерон.

Н. Басовская — ...этого человека. «Но из этих двоих, — пишет он, — уж лучше Октавиан», потому что, я думаю, он полагал, что Октавианом он сможет руководить.

А. Венедиктов — Да, мальчишка.

Н. Басовская — Да, мальчишка. И потом, он очень хитрый был. И он с виду такой был тихий, как лисичка — не то, что неистовый, громкий, шумный, дерущийся Антоний. И он, как бы, предпочел Октавиана и думал, что при нем он сможет стать реальным правителей. И ударил по Антонию всей силой своего таланта. Там, вне Рима происходит сражение между Октавианом и Антонием, он верит в победу Октавиана... и вдруг они примирились.

А. Венедиктов — Триумвират. Практически...

Н. Басовская — Второй триумвират. 43 год до н.э. К ним присоединился третий — командир конницы Лепид...

А. Венедиктов — Лепид, да.

Н. Басовская — Второй триумвират. Они примирились. Кто ж такой Цицерон? Обреченный человек.

А. Венедиктов — Говорят, Октавиан пытался вымолить ему жизнь. Но Антоний разменял...

Н. Басовская — Молить, вероятно, Октавиан не стал бы, просто в силу своей осторожности, наверное, не хотел такое пятно, какое Антоний посадил.

А. Венедиктов — Или хотел иметь оружие против Антония.

Н. Басовская — Плохо кончит Антоний, хуже, чем Цицерон. Но то, как он поступил с Цицероном — невероятно. Итак, когда триумвираты примирились, начинаются новые репрессии, и в список приговоренных попадает Цицерон. Он не молод, он, конечно, устал. Он получил такой удар судьбы, сделав неверную ставку. Все близкие люди — они у него есть, и всю жизнь есть. И слуги многие ему преданны. Т.е. в нем были какие-то, видимо, и добрые качества. Они умоляют бежать. Бежать, бежать, бежать. Его несут на носилках к берегу, к морю, там корабль, надо плыть. И он колеблется. То уже прямо в лодку садится — нет, давайте к берегу. «Вернусь в Рим». Отправил в Рим своего родного брата, Марка — понял, что мало денег, за средствами. Марк зверски убит. И тут убийцы настигают его, он смотрит им в глаза, надеясь, что он взглядом их остановит. Конечно, не остановил. Убит. И его рука и голова отправлены в Рим к Антонию. И тут Антоний проявил просто звероподобие какое-то, приказав приколотить эту голову и руку Цицерона к рострам на Форуме, недалеко от того места, где он говорил свои речи. Неистов был Антоний. Его трагический конец был впереди.

А. Венедиктов — И в наших передачах тоже. Я просто хочу сказать, что есть такая легенда, что жена Антония проколола язык Цицерона булавкой.

Н. Басовская — Есть. Есть такое.

А. Венедиктов — Уже мертвого Цицерона.

Н. Басовская — Они поставили, как бы, эту голову мертвую на стол — трудно мне все это вообразить — на свой обеденный стол, и она иголкой колола язык, который поносил ее мужа.

А. Венедиктов — Это был Марк Туллий Цицерон. И мы с вами встретимся ровно через неделю — да, Наталья Ивановна?

Н. Басовская — Да. Мы готовы.

А. Венедиктов — Наталья Ивановна Басовская. Мы готовы, и мы готовим рассказ о одном из самых зловещих — ну, по легенде — людей планеты, главном инквизиторе Торквемаде. А то говорим — инквизиция, инквизиция...

Н. Басовская — Не очень весело будет, но серьезно.

А. Венедиктов — Ну, можно и повеселее, все-таки. До свидания!