Сайт Евгения СычёваEugi Gufo

Алексей Венедиктов — «Все так!», Перикл, и вы знаете... Наталья Ивановна, добрый день!

Наталия Басовская — Здравствуйте!

А. Венедиктов — Вы знаете, меня все время мучил один вопрос, вот, когда я учился в институте и готовился стать учителем истории, то, естественно, мы тоже изучали Перикла, и наши преподаватели на наши студенческие наивные вопросы, почему его все время изображали в шлеме, и нет ни одного изображения... не знаем этого изображения его без шлема, все время мы нарывались на такой ответ: у него был нестандартный уродливый череп. Вы что-нибудь про это знаете?

Н. Басовская — Насчет «уродливый» они, конечно, добавили. А про нестандартный — совершенно верно. Античные авторы отмечают, что когда родился этот ребенок... когда он стал знаменит, стали думать о его рождении, что-то узнавать. Когда он родился — он ничем особым не отличался — у некого Ксантиппа, видного политического деятеля, полководца. Но вот форма черепа ребенка всех удивила. Какая-то, ну, несколько яйцеобразная, выступающая...

А. Венедиктов — Вытянутая.

Н. Басовская — Да, вытянутая и выступающий затылок. И как бы, якобы, поэтому все изображения таковы. Мы знаем, что подобная форма черепов, она, вообще, известна в историческом прошлом. Особенно в Древнем Египте — вот, была целая линия египетских фараонов, связанная с Эхнатоном, его семьей, возможно, и Нефертити, у которой на голове тоже какой-то то завершенный головной убор, то незавершенный, но что-то необычное.

А. Венедиктов — Но всегда головной убор.

Н. Басовская — Всегда. И люди они все заметные. Может быть, и в этом смысле Перикл вписан. Но что это ненормальность, деформация, уродство — это последующие наслоения. Этот человек, вообще, он настолько привлекательная фигура, что даже, вот, наши учебники, о которых Вы сегодня в самом начале сказали — да, с ранних классов дети знают это имя. Они так, как могут — учебник это трудная вещь — описывают эту фигуру, что дети потом, уже поступая, например, сдавая вступительный экзамен, говорят: «Перикл — это афинский царь», что, конечно, является грубой ошибкой. Потому что там есть слова «во время правления Перикла».

А. Венедиктов — Да.

Н. Басовская — Слова не совсем точные.

А. Венедиктов — Как неточные?

Н. Басовская — Потому что такое правление нам трудно вообразить. Это власть авторитета. Это были короткие годы — всего в политической жизни он был около 40 лет — в V веке до н.э., а реально держал бразды того самого правления своим авторитетом 15 лет с небольшим перерывом: 14 без перерыва, потом разочарование толпы, он не избран. А был он стратегом, одним из коллегии 10 стратегов, т.е. полководцем. Но суть его, так сказать, правления была не в этом. О Перикле сложены невероятно много так называемых античных анекдотов — коротких историй, которые передают самую суть фигуры, что-то вкусное в ней, что-то очень индивидуальное. И вот о его авторитете такой рассказ: некий победитель Олимпийских игр, борец — ну, понятно, что это в Греции были очень сильные люди. Его спрашивает кто-то провокационно: «Скажи, кто сильнее, ты или Перикл?» Он говорит: «Конечно Перикл. Я могу положить его на обе лопатки, прижать к земле. Он обратится к народному собранию, и оно примет постановление, что победил он».

А. Венедиктов — Да, говорят, что Перикл был потрясающим оратором.

Н. Басовская — Совершенно выдающийся оратор. И в той системе власти, которая сложилась в это время в Афинах — власть, противостоящая любым царям, любым царствам — все очень привлекательно внешне. А власть народа, но превращающаяся очень часто во власть толпы — а это довольно страшное явление. И вот в этом правлении ораторское искусство было, в сущности, почти универсальным ключом, почти универсальным ключом к решению любых вопросов. Замечу сразу, что жизнь Перикла вообще вся трагическая, но супертрагический эпизод — когда он не мог своим словом защитить любимую Аспазию, — гражданскую жену: юридического брака между ними не было, видимо, потому что она была иностранка, не из Афин — ему пришлось разрыдаться. Я не утверждаю, что он рыдал нарочито — тем страшнее, если он рыдал по-настоящему. Но рыдающий Перикл — это страшно. И вот тогда толпа дрогнула и пощадила, наверняка, оклеветанную, его подругу, умницу, талантливейшую женщину. Вообще, надо сказать, Алексей Алексеевич, Вы припомнили ранние юношеские впечатления, школьные впечатления. А я, перечитывая многое-многое в последнее время о Перикле, сравнила свои ранние впечатления о нем и нынешние. Мы же очень меняемся. Меняемся мы, меняется жизнь вокруг нас.

А. Венедиктов — Только Перикл не меняется.

Н. Басовская — Перикл нет.

А. Венедиктов — Уже все.

Н. Басовская — Перикл остался. Но что изменилось в моем восприятии? В юности воспринимаешь то лучшее, что с ним связано.

А. Венедиктов — Перикл — светлый образ, безусловно, был...

Н. Басовская — Да. Да.

А. Венедиктов — ...в школьном учебнике 5 класса.

Н. Басовская — Он у меня остался светлым. Но трагичным. Мы не видели трагизма. Да, светлый. Почему? Он не изменял своим взглядам, своим принципам, даже ради любого политического маневра, не отступал, даже тогда, когда ошибался, это так. И как подметил один замечательный дореволюционный профессор Шмитт, который написал книгу о Перикле, только несколько человек заслужили такой чести, чтобы о них говорили «век кого-то»: век Людовика XIV, век Медичи, век Августа, золотой век римской культуры, и век Перикла. А реально у власти-то он 15 лет. И он делает вывод: потому что когда общественное сознание говорит «век», оно имеет в виду не военные победы, хотя это странно кажется...

А. Венедиктов — Да.

Н. Басовская — ...ни какие-то создания...

А. Венедиктов — Нет века Наполеона.

Н. Басовская — Нет. Нет. ...ни создания империй — нет века Александра Великого. Он велик, но века нет.

А. Венедиктов — Да.

Н. Басовская — А когда он говорит «век», оно, это общественное сознание, имеет в виду духовный взлет. Странно. Кажется, никто не ценит ничего духовное, толпе это, вроде бы, безразлично. А вот с этим понятием «век» входят те, кто оставили след в процветании театра, литературы, архитектуры...

А. Венедиктов — Наш серебряный век, кстати.

Н. Басовская — Серебряный век. Совершенно справедливо. Ведь это же тоже не век — довольно короткий миг.

А. Венедиктов — Очень короткий.

Н. Басовская — Удивительно. Кто дает эти лицензии? Мы никогда не узнаем — тем они ценнее.

А. Венедиктов — Давайте к Периклу теперь.

Н. Басовская — Вернемся к Периклу. Что же в нем...

А. Венедиктов — Вот он, ну да, сын аристократов, Ксантиппа...

Н. Басовская — Сын аристократа, но стал народным вождем.

А. Венедиктов — Демократом.

Н. Басовская — В это время в Афинах совершенно определенно и не с современной окраской вожди народа назывались демагогами. И Перикл стал демагогом. Ничего ругательного здесь нет. Причем, этот самый демос, народ, толпа, который он ведет, предпочитал, чтобы демагоги, т.е. их вожди, были не из народа. Они должны быть аристократами, перешедшими на позиции народа, аристократами, которые хотят, чтобы они прилично жили, зарабатывали, чтобы у них были праздники, торжества. Это их как-то и трогало, и умиляло. А выходцы из народа им не нравились. В этом смысле наш Владимир Ильич Ленин — натуральнейший демагог, вот, классический: выходец тоже из высшего сословия и властитель масс, как он любил говорить. Перикл верил, видимо, в прекрасный смысл народного правления. Не может быть, чтобы он не видел издержек, потому что, повторяю, жизнь его была трагична. В чем же трагичная жизнь человека, оставившего такой след?

А. Венедиктов — Как золотой век Перикла.

Н. Басовская — Золотой.

А. Венедиктов — Золотой! Да.

Н. Басовская — Так и называют. Вот, посмотрим, что золотого осталось? Успешный политик, любимец народа, устроитель того самого золотого века — он обустроил Афины. Парфенон, знаменитые Афины Фидия — еще скажу о них...

А. Венедиктов — Стены вот эти, которые шли...

Н. Басовская — Стены, пропилеи, ворота-пропилеи, длинные стены из гавани Пирей в Афины — все это он. Полководец, не терпевший поражений. В самом конце своей жизни, видимо, сделал стратегическую ошибку, но доказать трудно, когда предложил всем укрыться в Афинах, и там началась эпидемия. Все-таки управлять эпидемиями не могут никакие полководцы. Великий реформатор, и реформы его состоялись и удались. Это имидж, образ и факты.

А. Венедиктов — Ну да.

Н. Басовская — С другой стороны другие факты. Вот то, что я увидела сегодня по-другому. Жизнь, в общем, личная жизнь — трагедия. Он жил ровно между двумя грандиозными войнами — Греко-персидскими, в которых маленькая Греция каким-то чудом... вот сказал бы Гумилев «пассионарность». Маленький народ отстоял себя против такой махины, как персы. Около 500 года они начались, а в 90-х годах — 490-х — родился Перикл. Т.е., вот, ровно здесь вот эта самая война — закончилась в 60-е, он был еще маленький. Т.е. в Греко-персидских войнах он участвовать не мог. Но это была страшная война. Персия поглотила на Востоке все. Исчезли целые царства, причем исчезали так поразительно. Сейчас это все кажется какой-то тайной. Ассирия, которой боялись все, разгромлена Вавилоном сначала, и страшное имя Ашшурбанипала сменило не менее страшное — Навуходоносор. А затем пал Вавилон. Последний правитель Вавилона Валтасар, спрятавшийся во дворце, видит на стене, как некая рука, кисть, начертала слова: «Мене, текел, упарсин» — «сосчитано, взвешено, разделено». Конец. Исчезло Лидийское царство, исчезло Урарту, раньше, еще раньше растворились в истории хетты. И вся эта махина поглощена персами, которые подступили вплотную к маленькой Греции. Греки себя отстояли. Чудо. Надолго ли? Они надеялись, что да. Но мы-то уже знаем, что нет. Вторая война, которая означает границу жизни Перикла — это война внутри Греции.

А. Венедиктов — Да.

Н. Басовская — А значит, ей конец.

А. Венедиктов — Почти гражданская, можно сказать, хотя они были граждане разных государств, да?

Н. Басовская — В сущности, да. Формально они назывались гражданами других государств, но это война греков против греков. Два лидера — Афины и Спарта. И остальные маленькие греческие города-государства, полисы, сгруппировались вокруг этих двух лидеров. Что делят лидеры? Да все.

А. Венедиктов — Как всегда.

Н. Басовская — Все. Лидеры делят лидерство: экономические интересы, владычество на море, лидерство политическое — в Спарте олигархия, и очень жестокая, в Афинах демонстративная демократия, демонстративная, доказывающая, что, вот, до конца, во всем... Мельтиад — победитель при Марафоне? В тюрьму его. За некий проступок. Вот это они делят. И еще, конечно, делят — особенно не сама Спарта, она... ее коллектив, так сказать, гражданский был самодостаточен, они были очень довольны своим устройством жизни. А вот те, кто помельче, к ним присоединились, еще один стимул для войны — завистники. Зависть к Афинам, которые именно усилиями Перикла так взлетели, что это еще один повод для войны. Но когда потом немножко скажем о том, что же он сделал, мы увидим, какими стали Афины. И вот это вторая война — 431, закончится она в 404. Но Перикл умрет в самом начале — в 429 году. И как написал прекрасный, еще советский автор книги серии «Жизнь замечательных людей» о Перикле, «он умер вовремя». Иначе его и без того трагическая жизнь завершилась бы просто отчаянно. Он умер в тот момент, когда Афины были близки к страшному, неожиданному, невероятному поражению. Потому что они не должны были, по идее, быть разбитыми Спартой, но это было уже на пороге.

А. Венедиктов — Так что Перикл поместился, вот, свою жизнь поместил, если так можно сказать, между двумя войнами, и именно богатство Афин являлось одной из причин этих чудовищных войн. Я напомню, что это программа «Все так!», мы с Натальей Ивановной Басовской говорим о человеке, который в российской историографии, в советской историографии абсолютно был лишен пороков — ну, кроме формы черепа, наверное. Еще раз напомню, изображался всегда в шлеме, никто не видел его без головного убора. Мы продолжим.


НОВОСТИ


А. Венедиктов — Мы возвращаемся к Периклу с Натальей Ивановной Басовской. Наталья Ивановна, все-таки давайте посмотрим: вот он родился, вот он учился, вот он... нет, не женился.

Н. Басовская — Вот он страдал.

А. Венедиктов — Вот он страдал...

Н. Басовская — Он женился.

А. Венедиктов — Женился?

Н. Басовская — У него была жена, с которой он разошелся.

А. Венедиктов — Имя которой никто не знает.

Н. Басовская — Да. Я не встретила. Он разошелся с ней, она была ему, как бы, не интересна, он ей. А там развод был очень легким, в Афинах, в этой их демократической системе — при наличии желания обеих сторон и миролюбивом разделе имущества он не составлял никакого труда. Она тут же вышла замуж за другого, а его молодой, 20-летний тогда Сократ познакомил с Аспазией. Как мило звучит: Сократ познакомил его с Аспазией.

А. Венедиктов — А Аспазия — это кто?

Н. Басовская — Аспазия — вот это его гражданская жена. Это умница женщина, которая выделялась из среды афинских домохозяек, конечно, решительно. Дело в том, что в Афинах, при всей демократичности, положение женщины было сугубо домашним. На женской половине, никакого участия в гражданской жизни. Вся эта демократия, она была ограничена многими рычагами, многими заборами — она не имела никакого отношения к рабам, она не имела никакого отношения к тем, кто не родился в Афинах. И Перикл...

А. Венедиктов — К приезжим, приезжим.

Н. Басовская — К приезжим. Перикл предложил закон, что только ребенок, рожденный от двух граждан — ах, если бы он знал, что его ждет впереди...

А. Венедиктов — Да.

Н. Басовская — ...только он имеет полные гражданские права. И женщины не имели этих прав. И они должны были жить сугубо домашней жизнью, затворнической, на рынок выходить только в сопровождении служанок и каких-то лиц из дома. Вот эта затворническая скучная жизнь. А Аспазия была другая. Она была из Милета, но дело, конечно, было не в этом. Она была по структуре личности, видимо, видимо, иной. Женщина-философ, женщина-оратор. Злые языки потом придумали, злые умы — комедиографы, прежде всего, — когда стали злиться на Перикла — а на заметных лидеров злятся всегда — что, наверное, это она ему пишет прекрасные речи. Это неправда, свои самые знаменитые кое-какие речи он успел произнести до того, как Сократ их познакомил. Ему было интересно, как и Сократу, в ее обществе. Они спорили, в доме бывали совершенно выдающиеся люди и...

А. Венедиктов — Подождите, а вот... некоторые тут и на пейджер пишут, что она была куртизанкой, вообще, по профессии.

Н. Басовская — Есть версия, что она была гетера.

А. Венедиктов — Да.

Н. Басовская — Это не совсем... вот давайте здесь применим это правильное слово.

А. Венедиктов — Да.

Н. Басовская — Гетера. Есть нюанс между куртизанкой и гетерой. Гетера — образованная, практически светская дама, но принимающая положение развлекающей женщины для данного конкретного человека на какое-то время, мужчины. Это не куртизанка, которая просто за деньги с любым. Вот эта версия есть, что она побыла гетерой до встречи с Периклом. Вполне возможно. Ее образованность, ее обхождение, ее манеры, ее умение свободно разговаривать с мужчинами в век, когда это делать нельзя, вольно, невольно наводят на эту мысль. Но в те времена это не было ни полным позором, ни чем-то таким, невозможным. Умные мужчины встречаются в обществе, конечно, гетеры, а не этой домохозяйки, которая только покупкой овощей... там она царица — какую луковицу выбрать на рынке. Это нормально. Возможно, была, возможно, нет. Ее поведение было свободным, поэтому ее должны были назвать гетерой. Перикл пошел на нарушение традиций. Он никогда не нарушал законов, а вот традицию нарушил. Она выходила к гостям, она свободно общалась с мужчинами. В Афинах это было нельзя. И он давал прекрасный повод своим врагам строить против него козни на этой почве. Ну вот...

А. Венедиктов — Еще раз напомним, что она была приезжая. Т.е. она не была гражданкой Афин.

Н. Басовская — И он до встречи с ней не без труда добился своим авторитетом принятия того самого закона. Пройдут годы, и это будет его трагедия. От первой жены у него были два сына. И ужасная судьба — Ксантипп и Порал, во-первых, духовной близости, особенно с Ксантиппом, не было, Ксантипп дурно отзывался об отце. Но это бывает после развода. Рассказывал он что-то нехорошее о его жизни с Аспазией. Как раз, может быть, он слухи во многом создавал. Но дело не в этом, они еще оба умерли во время эпидемии. У него не осталось сыновей от первого брака. И Аспазия родила ему сына. Его назвали тоже Перикл, Перикл-младший. И это тоже, вероятно, говорит о какой-то большой близости между ними, большой любви. Не дал бы он свое имя, если это был бы случайный ребенок от случайной женщины. И наверняка это были близкие люди, глубоко близкие люди. Но он, этот Перикл-младший, не имел гражданских прав. Итак, два первых умерли, отец Ксантипп — его отец — победитель над персами в битве при мысе Микале, великолепное сражение — изгнан остракизмом. Жена Аспазия со временем обвинена врагами в сводничестве. Друг Фидий, гениальный скульптор, обвинен в святотатстве...

А. Венедиктов — Знаменитый Фидий, да...

Н. Басовская — И умер в тюрьме. Величайший. Сейчас, говоря об Афинах, мы его вспомним. И умер в тюрьме. Предположительно, отравлен. Перикл, предположительно, готовил его побег. Его великий учитель, любимец, философ Анаксагор обвинен. Перикл успел устроить ему побег из города. Анаксагор стал эмигрантом, но живым. Умница, критический разум. Конечно, он смотрел уже критически на языческие верования греков и говорил, что все не так. В этих олимпийских богов так наивно верить не надо. Ну, это опасный человек.

А. Венедиктов — Опасный.

Н. Басовская — И чтобы ударить Перикла, надо ударить его. Когда ему сообщили, что он заочно приговорен к смерти в Афинах, он сказал: «Я приговорен от рождения». Подумал и добавил: «Впрочем, они тоже». Это был действительно философ. Но как страшно! — этот обвинен, этот... Фидий умер в тюрьме, сыновья погибли, Перикл-младший не гражданин. И слава Богу, Перикл, которому придется порыдать, выпрашивая ему права — он выпросил их у народного собрания — не узнает, что спустя большое время после его собственной смерти, Перикла-старшего, Перикл-младший тоже будет обвинен после победы в сражении в Пелопонесской войне, как и группа других офицеров, командиров афинских, обвинен в том, что не помог морякам, которых разбросала буря, и как бы, еще не были погребены все воины — это спорный момент, о нем историки спорят. И приговорен к смерти. Периклу-старшему лучше было это не знать. Потому что он внес выдающийся вклад в развитие Афин, в их красоту, богатство и в развитие той самой демократии, которая острое, опасное, страшное оружие, особенно в руках толпы. Ну что же он, в сущности, сделал? Все его законодательные инициативы — почти все — проходили сначала не на ура, а потом на ура. Авторитет немыслимый.

А. Венедиктов — Хотя он был одним из 10 стратегов.

Н. Басовская — Одним из. Но, видимо...

А. Венедиктов — Одним из.

Н. Басовская — И появилось название официально «Первый стратег». Ограничил власть архонтов — смело. И в начале карьеры. Это было трудно. Кто такие архонты? Прямые продолжатели старейшин при родовом строе, авторитетнейшие люди. Их власть рассматривалась почти как священная, почти как от богов. И вот, он постепенно, шаг за шагом, закон за законом, оставил им такие тоже, символические функции. Ввел с великим трудом оплату за работу в системе демократических должностей, в системе демократии...

А. Венедиктов — Это в школьном учебнике, чтобы... я сейчас как помню: чтобы бедные граждане могли избираться...

Н. Басовская — Совершенно верно.

А. Венедиктов — Да. Плата за госслужбу.

Н. Басовская — Бедный гражданин, крестьянин, не может приходить регулярно на народное собрание — раз в 10 дней — и бросать свое хозяйство, не может работать членом совета, булэ, — все это органы, придуманные, отшлифованные еще Солоном — у него на это не хватает средств. Он добился этого с трудом. Но великое ли счастье — участие этих крестьян? Я чуть-чуть маленькую паузу себе позволю: одна из жертв этой самой демократии — изгнанный с помощью остракизма Аристид. Современник Перикла. Но человек, чьи достоинства признавали все. Благородный, порядочный, честный, хороший полководец и т.д., и т.д. Завистники выдвигают предложение — надо остракизмом проверить, не опасен ли он для демократии. И такая притча: Аристид идет на это самое собрание, встречает на дороге крестьянина, который говорит: «Приветствую тебя, милый человек! Плохо я знаю буквы. Вот черепок, нацарапай-ка здесь имя, пожалуйста, а то я буквы плохо знаю». Тот говорит: «Какое имя?» «Аристид». И Аристид спрашивает...

А. Венедиктов — Чтобы изгнать, да?

Н. Басовская — Да, чтобы изгнать его из Афин. Опасен для демократии. Аристид говорит: «Скажи, пожалуйста, добрый человек, крестьянин, а что он такое тебе плохое сделал?» «Да я, говорит, редко бываю в Афинах, но когда приезжаю на рынок, все со всех сторон: „Ах, какой он благородный! Ах, какой Аристид честный!“ Раздражает».

А. Венедиктов — Раздражает.

Н. Басовская — И Аристид понял, что он будет изгнан. И был. И вот это острое оружие, этот опасный механизм — хотя и благородный, как бы — изо всех сил оттачивал, смазывал и запускал именно Перикл. Ареопагу, совету этих самых старейшин, он оставил со временем только религиозные вопросы. Вот разбирайтесь с божественным, а реальная политическая жизнь вне вас. Ввел должность номофилаков — семь человек. Наивно, надо все время, конечно, помнить, что эта демократия детская, но детство определяет во многом дальнейшую жизнь. И детство европейского человечества — это греки. Во многом оно определило нашу цивилизацию. Кто такие эти номофилаки? Семь человек, которые на один год избираются для контроля за судом и исполнением законов. Строго следят, докладывают собранию, если что-то не так, что-то волнует. В маленьком сообществе это, в общем-то, возможно. И ввел знаменитый принцип «графэ параномон» — обвинение, которое может, вот, произнести любой человек по поводу любого закона: «Проверьте его еще раз. Я считаю его опасным для демократии». И этого было достаточно, чтобы создавалась комиссия, закон тщательно изучался, перепроверялся, привлекали экспертов, т.е. механизм, который, по идее, должен был обеспечить вот это противостояние греков деспотизму Востока. Не деспот, тиран, царь, а вот такая машина, работающая безотказно, определяет нашу жизнь и подчеркивает: «мы все свободные люди». Алексей Алексеевич, скажите мне, пожалуйста, вот в годы школьного учительства, подготовки к этому, почему советская власть, которая отнюдь не была реальной реализацией демократии — там была игра: бюллетени, в которых никто не избирался — давала в учебниках его с такой совершенно Вами справедливо отмеченной симпатией?

А. Венедиктов — Ну, совершенно очевидно: он боролся против аристократов и поднимал вот этот самый... бедных.

Н. Басовская — Потому как за народ.

А. Венедиктов — За народ, да.

Н. Басовская — Потому как за народ. И в этом смысле настоящий демагог, как это звучит сегодня двусмысленно. Личные качества Перикла с этим сочетались как-то великолепно. Сто раз подчеркнуто всеми — о нем писали так много и так ярко, что, конечно, там истина проступает — образован, его учитель Анаксагор, человек совершенно необычайных познаний и выпадающий из своего времени. Вот говорим, опередил научное представление своего времени. Музыкальное образование получил прекрасное, красноречив. Как полководец всегда щадил солдат. И это везде отмечалось. И все это, действительно, вызывало к нему огромную симпатию. На чем же споткнулся Перикл? Раз все так замечательно...

А. Венедиктов — Ну подождите, мы же еще не поговорили об украшении Афин просто. А, Вы к этому...

Н. Басовская — Да, на этом...

А. Венедиктов — На этом и споткнулся.

Н. Басовская — Между прочим...

А. Венедиктов — На деньгах споткнулся...

Н. Басовская — Совершенно верно. Дело в том, что украшение Афин стоило, конечно, огромных средств. Знаменитые длинные стены между гаванью Пирей и Афинами...

А. Венедиктов — Но это защитное все-таки сооружение, да.

Н. Басовская — ...для безопасности города. Очень трудно и очень дорого. Театр Одеон для музыкальных и поэтических состязаний.

А. Венедиктов — Кстати, раздавал день... зрелищные деньги ввел, да?

Н. Басовская — Обязательно. Он настаивал, чтобы люди посещали театр обязательно.

А. Венедиктов — Но за деньги. Но за деньги.

Н. Басовская — И бедным давали билеты бесплатно.

А. Венедиктов — Да. Ну, нет, ну... казна платила. Казна платила.

Н. Басовская — Казна платила за бедных.

А. Венедиктов — Называлось зрелищные деньги.

Н. Басовская — Потому что театр — это у них и телевидение, и кино, и радио...

А. Венедиктов — И школа.

Н. Басовская — ...и школа. Это...

А. Венедиктов — И школа для взрослых.

Н. Басовская — Это полити... и к тому же, он политический театр.

А. Венедиктов — Политический театр.

Н. Басовская — При Перикле было установлено 60 праздничных дней в году. Это много. Афины празднуют, Афины ликуют, Афины поют. И в этих праздниках раздают какие-то яства, бесплатно раздают хлеб беднякам — это постоянно, а на праздники еще и что-то повкуснее. Как украшен Акрополь? По счастью, Афин, это скала, и по сей день показывает, что это просто созданная природой выдающаяся трибуна, которая подчеркивает... вот, она уже почти храм. И на ней поставлен трудами Иктина и Калликрата совершенно выдающийся храм Парфенон. Парфенон — значит Афина Парфенос, Афина Дева, покровительница города. А украсил скульптурами гений и друг Перикла Фидий. Результат, конечно, ошеломительный. Внутри Парфенона скульптура Афины Парфенос, исполненная в специальной особой технике: слоновая кость, золото, серебро, все доспехи в золоте, серебре. И на это пошли деньги, отчасти, союзных государств. Им объясняли: это полезно, потому что вам же будет хорошо.

А. Венедиктов — Нам надо напомнить слушателям, что Афинский морской союз, взносы на оборону. Вот Перикл оттуда залез...

Н. Басовская — Да.

А. Венедиктов — ...взял деньги, как бы, оборонные.

Н. Басовская — Да. Объясняя, что стены, конечно, оборона, а само величие и красота Афин тоже защищают союзников. И еще две скульптуры поставил там Фидий: Афина Промахор — Воительница — и Лемния. Это деньги дали те колонисты, которые уезжали из Афин на Лемнос. А вот Промахос — Воительница, гениальная, как все у Фидия, бронзовая скульптура. Шлем сияющий и копье огромное. Солнце падает на Акрополь и на эти шлем и копье таким образом, что издалека над Акрополем сияет какая-то звезда. И они все пытались объяснить союзникам, что это хорошо, но люди — и не только люди, но и боги завистливы, и это, видимо, сказалось. Итак, сначала Фидия обвинили в том, что он присвоил золото и серебро, не все надел на Афину Парфенос. Но...

А. Венедиктов — Откат.

Н. Басовская — Нашелся провокатор — ученик скульптора.

А. Венедиктов — Ну, это понятно.

Н. Басовская — Ему платили, видимо — такой храбрец. А Фидий оказался умнее — ну, гений же. Он сделал так, что — есть версия, что по совету Перикла — что все это облачение, золотое и серебряное, было съемное. Можно было кощунственно временно богиню раздеть, и доспехи взвесить, что и было сделано. Донос отмели. А он не растерялся, этот провокатор — видимо, уж очень большие силы противников Перикла за ним стояли. Тогда он обвинил Фидия в святотатстве, ибо на щите одного из воинов в сцене сражения, которая там, на храме, Фидий изобразил в виде воина Перикла, своего любимого друга и свой идеал, и себя, гораздо скромнее. Это было объявлено святотатством, и за это был Фидий брошен в тюрьму. Гения там, видимо, отравили. И все — знаменитые ворота-пропилеи, роскошные для шествий — дорого, скульптуры — дорого, идут огромные средства. Праздники 60 дней — дорого. Строительство флота — но тут хоть понятнее. И большое недовольство, с одной стороны, союзников, чьи средства идут на это — а почему же только Афины так прекрасны? — а с другой стороны, аристократии, которая говорит: «Вот вам, народный вождь. А ведь на народные, так сказать, средства». В большой мере он споткнулся на этом, на своем фанатичном убеждении, что величие Афин бесспорно, и это радость для всех. Он никогда в этой мысли не усомнился. И споткнулся еще и на том, что, видимо — трудно прийти к этому выводу — как переменчива та самая толпа, которой он управляет. Что как только она в чем-то или усомнится, или увидит опасность, как в начале войны со Спартой, она тебя же так же будет хулить, проклинать, убивать, на клочки растерзает. Он, веривший в силу народа, часто об этом говоривший, наверное, этого не понимал. Есть еще одна чудесная притча. Ему приписывают многие личные качества, в том числе, выдержку. Рано утром на главной площади к нему подошел человек из простых, из самых простых. Плохо, грубо говорящий, наверное, не знающий буквы. Обратился с просьбой. Перикл выслушал и сказал, что помочь не может. Тогда этот — частичка той толпы — начал его громогласно поносить, самыми паршивыми, погаными словами. Перикл не реагировал. Шел туда, куда ему надо — хулитель за ним. Делал то, что мог — хулитель дожидался, снова шел за ним. Так продолжалось весь день. Вечером, уже смеркалось, Перикл подошел к дому, он плелся за ним по улице и, так еще и не охрипнув, продолжал предавать его анафеме. И все плохое, что мог сказать, сказал. Перикл вошел в дом и закрыл дверь. «Ага! — закричал хулитель. — Спрятался!» Дверь раскрылась, вышел раб с факелом и сказал: «Темнеет, господин приказал мне проводить тебя до дома». Древним нравились эти рассказы и эти качества Перикла. Но в конце его жизни — почему сказано было, что умер вовремя...

А. Венедиктов — Да.

Н. Басовская — ...они были готовы его растерзать. До него остракизмом изгнали Мельтиада, победителя при Марафоне, Фемистокла, победителя при Саламине.

А. Венедиктов — ...при Саламине.

Н. Басовская — Ксантиппа, победителя при Микале, Аристида, руководившего многими победами греков. И т.д. Кого-то возвращали — ну вот, Кимон был возвращен потом. Кто-то досрочно вернулся, кто-то вернулся. А кто-то умер в изгнании. Как, например, Фемистокл — есть ведь такая версия. Фемистокл был большим патриотом своей страны. Но после победы под Саламином, где он спас — спас! — Афины от персов, он действительно зазнался. Ну, слаб человек. Ну, гордился он собой, ну, любил пиры и на пирах позволял себя восхвалять. Проявлял элементарные человеческие слабости. Изгнали. Бежать ему было некуда, как к врагам Афин.

А. Венедиктов — Персам.

Н. Басовская — Ну, он и оказался у персов. И есть версия, что когда персы начали готовить очередной поход, Фемистокл понял: они заставят его руководить этим походом. И принял яд. Версия, никто окончательно ее до конца не принимает, но она существует. Так что ж такое золотой век Перикла? Чтобы не заканчивать наш разговор на излишне грустной ноте...

А. Венедиктов — Ну, подождите, еще там было — его же не переизбрали, потом через год снова переизбрали стратегом.

Н. Басовская — Не переизбрали, наложили штраф.

А. Венедиктов — Да.

Н. Басовская — Как блюститель законов, штраф выплатил очень высокий, смиренно, спокойно, с той самой выдержкой принял это непереизбрание. И на следующий год снова выдвинул свою кандидатуру в стратеги, а та самая толпа его избрала вновь.

А. Венедиктов — Но уже на недолго, он умер от чумы буквально на следующий год.

Н. Басовская — Он был одной из последних жертв этой чумы, эпидемия шла на убыль, и как досадно, а может, для него лучше, что жертвой стал именно Перикл. И все-таки золотой век Перикла, век духовного подъема, был возможен только при отсутствии жесткой тирании. Не при дворце какого-либо фараона, не при дворе какого-либо фараона. Я думаю, в этом жизнь Перикла, в этом смысле, была абсолютно не напрасной, и учебники правы. Все так!

А. Венедиктов — Наталья Ивановна Басовская.