Сайт Евгения СычёваEugi Gufo

Михаил Соколов — В эфире «Эха Москвы» программа «Цена победы. Цена революции». У микрофона Михаил Соколов. Сегодня в нашей студии профессор, доктор исторических наук Константин Морозов, и мы говорим о 1918 годе. Самарское правительство, Комитет членов Учредительного собрания, сокращённо КОМУЧ. И говорим о борьбе с большевиками на Волге.

Вот начнем, наверное, немножечко издалека, чтобы понять расстановку главных действующих сил. Константин, как складывались отношения между большевиками и партией эсеров, которая была в тот момент самой популярной и, можно сказать, фактически вооруженной оппозицией?

Константин Морозов — Ну, Троцкий позже говорил, что мы эсеров от власти отстранили дважды, свергли дважды. Первый раз 25 октября 17 года, где они в немалой степени контролировали... Нет, наверное, сильное слово, нельзя сказать, что контролировали Временное правительство. Но, по крайней мере, имели видных представителей там, имели Керенского руководителем этого правительства, который, впрочем, сплошь и рядом игнорировал постановления ЦК и вел свою игру. А второй раз после разгона Учредительного собрания в январе 18 года, где самые демократические выборы в России... Я думаю, что и поныне они были самыми свободными, самыми демократическими, самыми правильно организованными. Может быть, за исключением выборов 90-91 года, и то под сомнением. Эсеры получили на этих выборах по всей стране с учетом национальных эсеровских партий 58%. Это значило, что они получили мандат на создание правительства и проведение всех преобразований, всех ключевых. Учредительное собрание — это не рядовые выборы, это совсем иное, чем скажем, наш парламент. Да? Учредительное собрание, конституционное собрание, оно получило (его называли «Хозяин земли русской») право определить все основные законы от конституционного строя, соответственно, форма правления аграрная, всё-всё-всё-всё. И фактически эсеры, надо сказать, ощущали себя правящей партией. Особенно после результатов выборов 18 года. И их политика после 25 октября, их отношение к большевикам, оно было официально... ЦК признало эту политику безумной (захват власти), ведущей к гражданской войне, что было достаточно очевидно. Но призвал проявлять всех своих сторонников спокойствие и не предпринимать резких шагов. Хотя внутри самого ЦК и внутри самого руководства эсеровской партии был достаточно сильный раздрай. Как минимум 3 линии стали формировать и делать шаги по формированию 3 правительств, независимо друг от друга. Чернов уехал в Могилёв и там, значит, с санкцией, точнее, по предложению армейских комитетов, которые предложили собрать Съезд армейских комитетов всех фронтов и совместно со Съездом советов крестьянских депутатов создать однородное социалистическое правительство без большевиков и, соответственно, во главе с Черновым. Это имело вполне большие шансы на успех, пока туда не приехали эсеры Гоц и Авксентьев и единственные стали возражать против этого, потому что у Авксентьева в кармане лежала бумага, подписанная Керенским, о передаче всех полномочий на формирование нового состава Временного правительства. Они выступали за сохранение преемственности власти, преемственности Временного правительства и главное — за проведение коалиционной политики с кадетами, против чего Чернов был уже давно. А неожиданным сюрпризом для них, когда они там спорили между собой, решилось заседание членов ЦК, которые в их отсутствие взяли и договорились с большевиками о создании коалиционного социалистического правительства, но уже с частью большевиков.

М. Соколов — Но и из этого ничего не получилось.

К. Морозов — Но и из этого ничего не вышло, потому что часть большевиков действительно были готовы идти, как мы знаем, часть из них тогда же выступила с открытым письмом, где говорили о том, что этот путь большевиков ведет к террору и что нужно коалицироваться (соединяться) с другими социалистическими силами, но Ленин и Троцкий, конечно, это всё поломали. Они совершенно это не собирались запускать в жизнь. Главное...

М. Соколов — Но они не собирались ведь и Учредительное собрание терпеть, если оно не признавало власть Совнаркома, что они и сделали, разогнав его.

К. Морозов — Ну, как выяснилось, они ничего не собирались и никого не собирались признавать.

М. Соколов — Да, но если говорить дальше, то вот мы имеем Учредительное собрание, имеем его разгон. Каковы были действия эсеров после этих событий января 18 года? Была ли какая-то попытка после разгона Учредительного собрания организовать протестные акции в Москве, в Петрограде, в каких-то других городах? То есть, показать себя действительно силой, которая имеет реальную поддержку не только населения, но, возможно, и каких-то вооруженных сил, что тогда было важно.

К. Морозов — В общем, уже стало ясно, что вооруженная сила, реальная поддержка вооруженных сил, это главное. Сколько угодно можно иметь морального превосходства, авторитета и права законно избранного Учредительного собрания, но большевики, в общем, жестко, четко показали, что они не отдадут свою власть и готовы раздавить любое сопротивление, любое движение. Было понятно, что достаточных сил, вооруженных сил у эсеров в этот момент нет. И принимается решение о том, что отказаться от тактики... То есть подтверждает прежнее решение, которое было еще в октябре — ноябре сформулировано, что большевики имеют опору в рабочем классе, но большевистские люди должны быть скоро изжиты, потому что большевики запустили машину штамповки декретов. Там чуть ли не по 15 или более декретов в день штамповали, которые вызывали большие симпатии, но оставалось только дождаться, когда всё это начнет рушиться и ломаться, потому что по большей части они были абсолютно несбыточные и имели мало отношения к реальной жизни, к экономике и вообще, к психологии людей. Надо сказать, что через полгода большевиков в немалой части страны жутко возненавидели, потому что то, что они делали, создавая свой знаменитый военный коммунизм, било по интересам огромного количества людей. Была взята тактика на отрыв рабочих от большевиков абсолютно мирными способами, пропагандой, агитацией, и, соответственно, укреплением партийных рядов, и, надо сказать, что довольно успешно эта тактика пошла. Но тут есть очень интересный момент. С одной стороны, эсеры создают при поддержке меньшевиков знаменитое движение уполномоченных рабочих в Питере и в Москве. Возглавляет его член эсеровского ЦК Берг, сам рабочий. И чем дальше, тем больше они пользуются влиянием среди рабочих. Но вдруг неожиданно выясняется, что к весне, к концу весны, к маю рабочие начинают разбегаться, просто разбегается рабочая сила.

М. Соколов — Они бегут в деревню от голода?

К. Морозов — Конечно. Они бегут от голода в деревню. И в 22 году на судебном процессе один из лидеров эсеров, Тимофеев, сказал: «Мы, делая ставку на рабочих и на свержение рабочими власти, не учли привычки, традиции русского народа бежать от проблем, убегать подальше от этих проблем». И фактически вдруг выяснилось (особенно после того, как правительство переехало из Петрограда в Москву, которая была очень большевистски настроена), что эта ставка не очень-то реализуема.

М. Соколов — Скажите, а приняли ли лидеры эсеров участие в такой подпольной структуре как «Союз возрождения России», в который входили, по-моему, представители разных партий?

К. Морозов — «Союз возрождения России» — очень интересная структура, которая была создана на персоналистских условиях. То есть её предложили сделать (выступили с инициативой) видные народные социалисты, включая Чайковского. И идея была такая: между собой демократические, социалистические партии договориться не в состоянии, а пусть войдут на признание определенных идей и определенной тактики те, кто захотят из этих партий. И туда вошли довольно видные представители из эсеровской партии. То есть создатели этого «Союза возрождения» были от эсеров Авксентьев и Фондаминский, но туда присоединились и многие из тех, которые потом, в общем-то, вошли состав Северного Архангельского правительства. Туда вошел из этих людей Дедусенко и министр труда эсеров Михаил Лихач. И целый ряд... Студенецкий — зам городского главы. То есть по большому счету даже толком до конца неизвестно, кто из видных эсеров, особенно второго, третьего ряда, входил туда, потому что это, в общем-то, стали прятать. Потому что это очень хитрая организация, она получилась таким образом, что с одной стороны, член партии эсеровской, не только эсеровской, а... Просто должен представлять интересы партии, а с другой стороны, он аффилирован со структурой, у которой совершенно другая тактика, которая выступает за интервенцию, которая, конечно же, хочет срыва Брестского мира. Но которая выступает за переизбрание Учредительного собрания — нового состава, потому что этот состав считает нелегитимным и, соответственно, выдвигает идею Директории — сосредоточения власти не в одних руках, а в руках нескольких человек. Вот, надо сказать, что их идея, их тактика полностью была реализована на Уфимском государственном совещании в сентябре 18 года, а потом в Уфимской директории, и она кончилась большим крахом для эсеров. Они, кстати говоря, только тогда поняли, чем это грозит, и был конфликт между ЦК и деятелями «Союза возрождения». Ну а позже (насколько я помню) потребовали просто уйти, покинуть «Союз возрождения» под страхом исключения из партии.

М. Соколов — Я напомню, что в программе «Цена победы. Цена революции» в студии «Эха Москвы» Константин Морозов — профессор, доктор исторических наук. Говорим о событиях 1918 года. Вот в мае 18 года прошел VIII Совет партии эсеров. Каковы были его решения? Вот именно тогда была принято решение сосредоточить основные силы партии на Волге?

К. Морозов — Да. Совершенно верно. С одной стороны, главная задача, которая стала перед партией эсеров после разгона Учредительного собрания, — это найти место, где можно развернуть работу Учредительного собрания и формировать правительство. Собственно, было принято решение на одном из последних, по-моему, тайных заседаний Учредительного собрания перед самым разгоном о том, что любая группа депутатов, более или менее полномочная, имеет... Получает право назваться властью, представителем, комитетом. Хотя слово «комитет», может быть, не звучало, но суть в том, что бы воссоздавать Учредительное собрание и его власть. Первоначально хотели... Было предложение, переданное от рабочих Семянниковского завода (питерского) перейти в цеха и сделать заявление, что Учредительное собрание не признаёт разгона, не признаёт Совет народных комиссаров и отдаёт себя под защиту русского Петербургского Петроградского пролетариата. И за это, надо сказать, выступили многие, включая Чернова. Но противники этого решения сказали, что вообще-то из Кронштадта уже пришла канонерка, которая стала на Неве как раз напротив этого завода и что нельзя подводить рабочих этого завода под обстрел. Ну, и вообще были и более серьезные аргументы, что это приведет просто к полной изоляции. А при запрете на свободу слова о работе этого Учредительного собрания, запертого в цехах завода, никто и не узнает. И послали делегатов, комиссаров, членов ЦК Лункевича и Рихтера в Киев, чтобы договориться там о развёртывании (это было в январе-феврале), но выяснилось, что киевские самостийники уже собираются договариваться с немцами, что Украина накануне оккупации, и они делают ставку в противостоянии с большевиками как раз на немцев. Это, естественно, тут же отпало. Приглашали на Дон, приглашал Каледин (Войсковой Круг), но было понятно, что эсеровскому Учредительному собранию ехать туда достаточно странно, потому что они станут заложниками (как тогда говорили) русской Вандеи. Слишком разные перепады и взгляды устремились на Волгу. Волгу выбрали по целому ряду соображений, главное из которых... Они все на самом деле главные. С одной стороны, это мощная преграда, на которой удобно строить фронт и легко контролировать попытки переправ кого бы то ни было, а с другой стороны, важно то, что эсеровская партия там была всегда сильна, особенно в Саратове. Саратов вообще называли «эсеровской меткой». В Саратове с 90’х годов создавалась одна из частей эсеровской партии, связи были достаточно мощными, плюс настроение. Выявились достаточно быстро антибольшевистские настроения самарского и саратовского (особенно саратовского) крестьянства. И, конечно, не будем забывать о Тамбовской губернии, которая граничит с Саратовской губернией. То есть вот эти крестьянства одних этих трёх губерний вполне позволяли рассчитывать, черпать из себя ресурсы, плюс ещё Урал, плюс рабочие Ижевска и Воткинска, соответственно. Ну, и стратегическое значение Волги (этого Волжского региона) было ещё и в достаточном потенциале для создания армии. Ведь цель была не просто создать Учредительное собрание, а создать новую боеспособную армию, которая сможет воевать на два фронта: и против немцев, если они окончательно задавят большевиков, а такая реальность вполне была, а с другой стороны, против самих большевиков. Жило в этом регионе порядка 20 миллионов человек, по расчётам можно было сформировать армию в миллион человек, что более чем достаточно для условий гражданской войны. Соответственно, были определенные запасы амуниции, хотя потом здорово её не хватало, но был и Уральский регион. То есть был оружейный завод в Вятке и судостроительный (механико-судостроительный, по-моему, так назывался) в Воткинске. И плюс, конечно, уральское казачество, которое с самого начала решило противостоять большевикам, и Оренбургское казачество.

М. Соколов — Всё-таки без так называемого мятежа чехословаков вряд ли что бы получилось. Была ли у социалистов революционеров прямая связь с руководством Чехословацкого корпуса, который восстал и фактически захватил власть по всей линии Транссибирской магистрали?

К. Морозов — Связь, конечно, была, но само восстание было всё-таки спровоцировано немцами и большевиками. То есть глупо себе представлять, что эсеровский ЦК уговорил, соответственно, Чехословацкий корпус, состоящий из двух дивизий, восстать, тут немножечко помочь. Дело в том, что (если в двух словах про историю Чехословацкого корпуса) изначально он начинался с Чехословацкой дружины, которую сформировали в июле 14 года из добровольцев. Потом в неё приходили бывшие военнопленные чехословаки. Надо сказать, что дрались они очень здорово и в плен не сдавались, потому что их в плен не брали. Чехи и немцы, как тогда это констатировалось теми же чехами, были заклятыми врагами, вековыми врагами. Поэтому после того, как этот Корпус разросся, а он сильно разрастается в 17 году, и когда фронт к концу 17 года рушится, становится понятно, что они вот-вот попадут в лапы немцам. И они договариваются, им, соответственно, предлагают...

М. Соколов — Они должны были уйти на Западный фронт, но конфликт с Троцким, конфликт с большевистскими комитетами на Транссибирской магистрали привел к этому выступлению. То есть все-таки получается, что эсерам в каком-то смысле повезло: чехи сделали за них часть этой работы по организации восстания.

К. Морозов — Собственно говоря, там не столько конфликт с Троцким и комитетами, сколько требование посла Мирбаха о разоружении чехословаков. Они уже не успевали даже прорваться к черноморским портам. На самом деле во Францию плыть значительно удобнее с Черного моря.

М. Соколов — Ну или через Архангельск, например.

К. Морозов — Да. Но было понятно, что они, скорее всего, не успеют. И поэтому было восточное направление. 27 мая Троцкий приказал разоружать чехов, выбрасывать из вагонов всех тех, у кого будет оружие, и кто будет оказывать сопротивление. После этого началось восстание, потому что чехи понимали, что их просто разоружат и передадут в руки немцев. Советские власти были ведь абсолютно бессильны перед немцами. Нужно понимать, что красногвардейские отряды тогда против регулярной немецкой армии — это сила несерьезная.

М. Соколов — Что ж, мы продолжим наш разговор о событиях на Волге уже после так называемого мятежа чехословаков с доктором исторических наук, профессором Константином Морозовым в программе «Цена победы Цена революции», которую ведет Михаил Соколов.

М. Соколов — В эфире «Эха Москвы» программа «Цена победы. Цена революции». Программу ведет Михаил Соколов. В студии профессор, доктор исторических наук Константин Морозов. Говорим о событиях начала лета 1918 года. Итак, Константин, собственно, Самару берут восставшие. Все-таки, что говорит современная историческая наука: кто взял там власть? Чехи, как пишет один из их командиров Чечек; или боевые дружины, которые готовили эсеры, как утверждают сами социалисты-революционеры?

К. Морозов — Было достаточно мощное эсеровское подполье. А за несколько дней... По разным источникам — за неделю: Дворжец об этом говорит. Кто-то говорит, за два дня был сформирован Комитет членов Учредительного собрания. А платформа для него, все идеи были выработаны вот на VIII Совете партии. КОМУЧ реализовал многое из внутренней и внешней политики, которая была на этом партийном Совете сформулирована. И первые приказы, и первые мысли были сформулированы еще в подполье до прихода большевиков. Силы были относительно небольшими. Речь идет о нескольких сотнях эсеровских боевиков, рабочих, студентов, интеллигенции, партийных деятелей и подпольной офицерской организация во главе с подполковником Галкиным. Он сам был, в общем-то, достаточно правых взглядов, но, как и многие из офицеров, исповедовал принцип: хоть с чертом, но против большевиков. Хотя, надо сказать (может быть, об этом надо вообще отдельно говорить), одной из крупнейших ошибок КОМУЧа явилось то, что они не взяли под контроль офицеров и доверили им формирование новой демократической народной армии, а те даже не понимали, что от них хотят. Они стали создавать обычную, привычную для них армию и говорили, что главное — дисциплина, а если кто-то не подчиняется, то репрессии.

М. Соколов — Но это то же самое, что Троцкий говорил. Тут они не были оригинальны ни с той, ни с другой стороны. Вообще те, кто критикует политику эсеровского правительства, в которое вошли разные деятели (по-моему, Климушкин, Нестеров, я уже всех не помню).

К. Морозов — Да. Брушвит.

М. Соколов — Да. Что оно было слишком мягкотелым, не смогло создать дееспособный аппарат, слишком мягко действовало и так далее. Мол, такая керенщина на Волге. Что вы скажете?

К. Морозов — Отчасти в этих словах есть правда. Но надо понимать, в каких условиях приходилось действовать. Надо понимать, что, например, большевики находились на значительно более выигрышных позициях с той точки зрения, что они сделали ставку на сохранение власти во что бы то ни стало. Это главная цель. Когда работаешь на сохранение власти, невзирая на свою идеологию, от которой ты временами отказываешься, а потом возвращаешься, даешь любые обещания, идешь на любые репрессии. Ты готов на все. Это получается самая кратчайшая линия к главному — сохранению власти любой ценой, не жалея никого и не останавливаясь не перед какими средствами. Такую политику эсеры вести не могли по определению, потому что, конечно, думали об идейных и моральных основаниях в политике, желая выражать интересы, скажем, трудящихся, тех же крестьян. Они сплошь и рядом вели себя так, как себя ведут в мирное время. Создали достаточно демократическую систему, восстановили все политические свободы, экономику (проводили экономическую политику, похожую на НЭП). Они в чем-то оказались очень прямодушными и немножечко наивными. Например, на офицерство и интеллигенцию (по воспоминаниям того же Климушкина) они смотрели как на группу очень важную, но не такую главную, как крестьянство; и считали, что офицерство и интеллигенция, конечно же, должны поддержать КОМУЧ, потому что действует он в интересах российского государства. Восстановление в интересах нации. Им не приходило в голову, что узкокорыстные интересы, военщина и туполобость (не побоюсь этого слова) старого офицерства, у которого своя рубашка оказалась ближе к телу... Это проявилось очень ярко, потому что многие из крупной буржуазии и офицерства стали интриговать в своих интересах. Кстати говоря, кадеты не вошли в правительство, хотя эсеры предлагали всем партиям (естественно, кроме большевиков).

М. Соколов — Но вошли отдельные меньшевики.

К. Морозов — Даже интереснее. На самом деле в советской историографии существует точка зрения, что вошел только один Майский по личной инициативе. Ничего подобного. В августе состоялось постановление областного комитета РСДРП, который признал КОМУЧ, ввел в правительство Майского и фактически дал добро всем желающим сотрудничать и входить уже на других постах. И несколько крупных меньшевиков там действовало, и, собственно, все структуры, включая газеты, сотрудничали. В этом смысле меньшевики были единственным союзом.

М. Соколов — Константин, а что происходило после взятия Самары? Ведь военные действия сначала шли достаточно успешно для Комитета членов Учредительного собрания, несмотря на довольно малые силы (Народная армия еще не была толком создана), тем не менее, были офицерские добровольческие отряды, чешские отряды, и удалось взять Симбирск и потом Казань. И фактически были какие-то шансы на продвижение в сторону Москвы, и вдруг все начало рушиться. Есть какое-то объяснение? Некоторые говорят, что проблема как раз была в том самом крестьянстве, на которое хотели опереться эсеры. Поскольку была объявлена мобилизация, а, как выяснилось, они не хотели идти ни в Красную армию, где тоже была мобилизация, ни в Народную. Но в Красную-то их загоняли силой, а в Народную загнать не удалось.

К. Морозов — В вашем вопросе на самом деле как минимум 5 вопросов. Я попробую на все ответить.

М. Соколов — Но коротко.

К. Морозов — Да. Значит, начинается формирование добровольческих частей сразу же. Были не только офицерские части, надо сказать. Это принципиально важно. Были дружины из рабочих-железнодорожников Сызрани, были очень мощные и боеспособные отряды КОМУЧа на юге (на северной части Саратовской губернии), где эти крестьянские отряды были основой сил Махина. И там были очень успешные боевые действия, и план, который был составлен Штабом и поддержан членами Комитета заключался в том, чтобы направление главного удара сделать не на север. Идти не на Казань, а на Саратов с тем, чтобы с одной стороны освободить железнодорожную ветку, которая идет к уральскому казачеству, и облегчить его участь; с другой стороны, формировать свои отряды Народной армии уже на основе саратовских и особенно тамбовских крестьян, где тоже уже была начальная фаза знаменитой антоновщины.

М. Соколов — И к Деникину, видимо, все-таки проложить дорогу.

К. Морозов — Конечно. Там же связь уже с астраханским казачеством, насколько я понимаю, и с донским. И с Деникиным. А потом главное направление удара — на Москву планировалось идти через Пензу.

М. Соколов — С Пензой, кстати говоря, произошла грустная для них история, поскольку она сначала была взята чехами, а потом они оттуда ушли. А в принципе это была достаточно короткая возможность двигаться на Москву.

К. Морозов — Ну да.

М. Соколов — То есть в общем можно говорить о каких-то, конечно, и тактических ошибках, которые были допущены. И сил у них было немного. Но все-таки не очень понятно. Вот взятие Казани было важной стратегической победой. Крупный центр, большие запасы вооружения, Военная академия, транспортный узел. И вдруг после этого все начинает разваливаться. Непонятно.

К. Морозов — Постараюсь объяснить. Это только на первый взгляд было победой. На самом деле это было началом конца, а именно гигантским провалом. И виновато здесь своеволие Лебедева, Фортунатова и полковника Степанова, которые, захватив Симбирск (в руки им попало немалое количество речных судов), решили идти на Казань. Они связались по телеграфу со Штабом и КОМУЧем, и Вольский, Галкин, чехи категорически им это запрещали. Они спорили целый день и полночи, и те сказали: «Да, хорошо, возвращаемся». Потому что эти войска, снятые с... Под Симбирском планировалось рыть окопы, сделать глухую линию обороны (позиционное действие) и весь удар направить в Саратов с тем, чтобы соединиться и с Добровольческой армией, и получить мощную поддержку сильно хорошо настроенного крестьянства. Они пообещали (Лебедев и Фортунатов), день-два все были уверены, что они возвращаются, а на 3-ий день они вдруг сообщают, что уже под Казанью. Это было абсолютное своеволие.

М. Соколов — То есть авантюра?

К. Морозов — Абсолютная авантюра и преступление. Степанов, кстати говоря, после этого скрылся, и его следы совершенно исчезают. Эти двое пришли со словами, что победителей не судят. На самом деле захват золотого запаса — это, конечно, здорово, но так как КОМУЧ считал себя временной властью, он ни копейки не потратил из этого золотого запаса, что даже Майский признает. А главная проблема, которая возникла после захвата Казани: население (татары) их не поддержали. Они вообще от гражданской войны дистанцировались. Казань — довольно мощный рабочий город, а рабочие поддерживают большевиков. Идти на Москву этим путем по районам, где мощные промышленные центры и крестьянство — это принципиальный момент. О нем мало, кто задумывается. Обратите внимание на крестьянство центральных губерний России: ведь практически это же районы крепостного права, оно в гражданской войне свой голос не очень показало. Плюс растянутый фронт. Казань (до которой от Самары около 1000 верст) — получилось так, что все силы пришло бросать под нее. К тому же это очень удобное место для сосредоточения и переброски войск Красной армии. То есть это была авантюра, и фактически эти три человека переиграли весь стратегический план, над которым думали лучшие умы Генштаба и правительства и с которым были все согласны. В итоге все единодушно поняли, что это начало катастрофы.

М. Соколов — Константин, все-таки времени мало. А вот отношения с крестьянством? Потому что отклика на КОМУЧевскую мобилизацию, как пишут многие мемуаристы, серьезного не было. То есть желающих участвовать в гражданской войне, как выяснилось, среди крестьян особенно-то и не было. То ли большевики не успели себя там сильно проявить, то ли что-то не так делали эти офицеры. Но факт в том, что какого-то энтузиазма тоже не было и народной поддержки. Это видно по многим мемуарам.

К. Морозов — Здесь все сложнее. На первом этапе абсолютное воодушевление и радость от гибели большевистского режима и большевистских властей. Надежды и приветствие Народной армии. Кстати говоря, в Народную армию (я уже говорил), если говорить о саратовских крестьянах, они очень сильно и охотно шли туда. Уфимские крестьяне, связанные соответственно, с ижевскими и воткинскими рабочими, вступали в Ижевскую и Воткинскую армию.

М. Соколов — Да. Не надо забывать, что на этих военных заводах произошло рабочее восстание против большевиков, о котором при большевиках не любили вспоминать.

К. Морозов — Да-да-да. Это вообще очень отдельная и очень интересная история. Если у нас останется несколько минут, мы об этом обязательно поговорим.

М. Соколов — Скорее, это будет отдельная тема. Это можно и нужно изучать очень подробно. Это очень интересная, действительно, история. Так что все-таки с крестьянами?

К. Морозов — Что касается крестьянства, то с одной стороны эсеры сделали на него ставку, понимая, что в лучшем случае рабочих удастся удержать в нейтралитете. А рабочие, надо сказать, в своей массе выступали против большевистских экспериментов. Но с другой стороны симпатии к рабочей власти и нежелание участвовать в братоубийственной войне были очень сильны. Это правда. И сделали ставку на крестьянство. Поэтому КОМУЧ по-моему сразу же принимает в одном из первых декретов закон социализации земли, который был принят Думой. Не Думой, конечно, а Учредительным собранием 5 января. Причем даже преступая свои пределы, предрешая этот вопрос, потому что для них это было принципиально важно. Крестьяне получают всё по максимуму. Надо сказать, что это стало точкой расхождения с кадетами, потому что кадеты условием начала переговоров вступления в правительство КОМУЧа сделали как раз отказ эсеров от этого вот закона — передачи земли крестьянам, на что, конечно, эсеры пойти не могли, потому что с одной стороны это главная сила, и как-то убирать завоевания крестьянами — это значило себя обессилить. А с другой стороны это значило потерять самоидентификацию, потому что аграрный закон, социализация земли — это было то, за что эсеры всегда боролись, и то, что они не сделали (не успели дать землю) в 17 году. Это они очень хорошо осознавали. Что касается мобилизации, да, совершенно верно: крестьянство к этому моменту, освободившись от власти большевиков, очень хорошо себя почувствовало и, конечно, уже не хотело уходить из деревень, не хотело никакой гражданской войны. Была усталость. И усталость от Мировой войны.

М. Соколов — Еще один вопрос коротко: а если бы так называемый мятеж полковника Муравьева из левых эсеров удался в Симбирске, это бы изменило ситуацию на фронте борьбы с большевиками?

К. Морозов — Возможно, и изменило бы. Но непонятно, что...

М. Соколов — Хотел Муравьев?

К. Морозов — Нет, то, что хотел Муравьев, — понятно.

М. Соколов — Он же поднял восстание, собирался повести армию на Москву, но был убит на переговорах с Варейкисом.

К. Морозов — Да-да-да, это известная история. Дело же не в этом. Дело в том, насколько бы это реально ему удалось. Все же было очень зыбко. Сам он мог проявить такую инициативу, и какое-то количество людей за ним пошло. Но пошла ли бы вся армия — это большой вопрос. Но в любом случае это бы изменило ситуацию. Пусть на какое-то время, но изменило.

М. Соколов — Если говорить о конце КОМУЧа как правительства, несколько слов об уфимском совещании, собственно, о создании новой всероссийской учредительной власти. Почему все-таки выбор был сделан, скажем так, в опоре на сибирские исполнительные структуры, а не на самарские?

К. Морозов — Еще на VIII Совете партии, когда было решено взять курс на вооруженное восстание, в Сибирь был отправлен для контакта с сибирским правительством Авксентьев. Авксентьев, который был одним из виднейших деятелей и вдохновителей «Союза возрождения России», и реализовал в уфимском совещании, а потом и в директории план этой организации, идея которой: коалиция направо, коалиция с кадетами, коалиция со всеми здоровыми силами страны. То есть левонастроенные эсеры и руководители партии, конечно, прозевали. Потому что Авксентьев всё подготовил, и в сентябре этот план был реализован при поддержке части эсеров в руководстве (той части эсеров, которые находились в это время на территории КОМУЧа и Урала). Самарское правительство, конечно, возражало против этого плана, но подчинилось. Гендельман сыграл, в общем, такую не очень хорошую роль. Он-то был уверен, что на самом деле эсеры вступают в хороший компромисс, что создание такой коалиции Временного всероссийского правительства при поддержке многих усиливает шансы на созыв Учредительного собрания. Но на самом деле Чернов очень справедливо раскритиковал. Фактически он предугадал и предсказал. Особенно разместивши правительство в Омске, где к этому моменту собрались промонархические силы. Вообще Сибирское правительство — это очень странная вещь. Оно было настроено сепаратистски, начало создавать таможенные границы на территории с КОМУЧем. М. Соколов — Правое сепаратистское правительство. И, видимо, директория была в каком-то смысле обречена к тому, чтобы власть взяли люди, типа Колчака. Хотя необязательно, наверно, сам Колчак. К. Морозов — Конечно. Авксентьев снова стал проводить, как и в 17 году, политику коалиции. Понимаете, сама по себе идея коалиции со всеми здоровыми антибольшевистскими силами страны очень неплохая. В том числе неплохая и в смысле утверждения, что нельзя строить сейчас социализм, нужно сохранять капитализм, возможны элементы. То есть это вполне себе правый типичный европейский социал-демократизм. Но в реальных условиях генералы, офицеры, правая буржуазия и многие из старых чиновников просто ждали момента перехватить власть. Они не хотели призваться, что не удержатся у власти, так как были уверены в совершенно обратном. То есть пытаться искать с ними компромиссы означало обречь себя на поражение. М. Соколов — Что и получилось. К. Морозов — Да. И Авксентьев, и Фондаминский, и Зензинов, конечно, несут очень серьезную ответственность и перед партией, и перед страной. М. Соколов — Что ж, спасибо. Сегодня в студии «Эха Москвы» был Константин Морозов — профессор, доктор исторических наук. Говорили мы о событиях 1918 года. И я хочу вам сообщить, что отправляюсь в летний отпуск. С вами в «Цене победы» теперь будет с темой Второй мировой войны Виталий Дымарский, а я, как и обещал Алексей Алексеевич Венедиктов, встречусь с вами уже осенью в новой сетке вещания, в программе с условным названием «Цена революции», которая будет посвящена событиям Первой мировой войны, революции и гражданской войны в России. Всего вам доброго. Вел передачу «Цена победы. Цена революции» Михаил Соколов. К. Морозов — Всего доброго.