Слушать «Цена победы»


Новый фильм о войне – не смотрел, но осуждаю


Дата эфира: 12 мая 2012.
Ведущие: Виталий Дымарский.
Виталий Дымарский – Добрый день, здравствуйте. Это программа «Цена победы» и я, ее ведущий Виталий Дымарский. Сразу же признаюсь, что вы слушаете эту программу в записи, а сама запись сделана 9 мая в День Победы. И рядом со мной – вот, мы отмечаем этот день вместе с известным актером, продюсером, режиссером Алексеем Гуськовым. Алексей Геннадьевич, добрый день.

Алексей Гуськов – Здрасьте, здрасьте.

В. Дымарский – Ну, я думаю, что не секрет, по какому поводу мы сегодня с Алексеем Гудковым беседуем именно в этот день. Поскольку, вот, 9 мая предшествовали некоторые события, поразившие многих. А многих, между прочим, обрадовавшие. Я имею в виду сначала объявленный в эфире фильм «4 дня в мае» в эфире компании НТВ, а затем из этого же эфира и снятый.

А. Гуськов – Ну, передвинутый, как говорят, все-таки.

В. Дымарский – Передвинутый. Ну, пусть будет передвинутый. Но передвинутый же не просто так, да?

А. Гуськов – Конечно.

В. Дымарский – То, что я увидел в интернете, я давно уже такой кампании, ну, не считая уже маршей несогласных и вот этого всего... Пожалуй, это шло на втором месте.

А. Гуськов – Да, я отличился, я отличился.

В. Дымарский – Да, на втором месте по популярности в интернете было обсуждение фильма «4 дня в мае». Хотя, по-моему, Алексей, его толком никто не видел еще. Это по старой советской привычке «Не видел, не читал, но осуждаю», да?

А. Гуськов – Ну, мне друзья написали, коллеги, которые смотрели картину: «Ну, ты уж теперь как Пастернак – высекли, не читая, убрали, не смотрев». Не могу сказать, что его мало кто видел. Мы еще выходили когда в феврале-месяце в прокат достаточно ограниченным количеством копий, тоже был определенный рекорд, потому что вокруг фильма давно уже ведется такая некая полемика, дискуссия. Вокруг сюжета и первоисточника это уже длится на протяжении 5 лет. Мы потом поговорим, да. И у нас был рекорд в торрентах по скачиванию – 28 тысяч было скачиваний за день. Но это такие, печальные, конечно, для продюсера и производителя данные. Но так погордиться можно, если бы не надо было деньги возвращать.

В. Дымарский – А скажите, пожалуйста, маленькое количество копий – это ваша политика или политика прокатчиков?

А. Гуськов – Вы знаете, ну, вы затрагиваете вообще такой, глобальный вопрос.

В. Дымарский – Вопрос проката.

А. Гуськов – Вопрос проката именно нашего российского контента, нашего кино. Все, ведь, проваливается с треском. И если это поддерживает государство, если это поддерживает канал, если это не поддерживает канал. У нас, ведь, нет возвратных картин. Ведь, вы знаете.

В. Дымарский – Ну да.

А. Гуськов – И поэтому... Как же эта формула есть такая циничная? «Непотраченный в производстве рубль возвращается рублем с проката» – это вот такая есть тема.

В. Дымарский – Это долго соображать надо. (все смеются) А. Гуськов – Ну, кто знает, поймет. И, конечно же, в общем, после проката в Германии (потому что картина имеет world-sale – это вообще мало кто знает). Она, ведь, создана в копродукции, мажоритарно там немецкие деньги. И, в общем, проката по Европе как-то пафос, вы знаете, действительно, тратить деньги в нашем прокате не было у нас никакого. И Парадиз вышел вот тем, что он считал, что выпустит. Тем более, что нас немножко подплющил «Август. Восьмого» – они должны были на месяц позже выходить нас, и количество копий было большое. По-моему, ТВЦ делал некий сюжет, и на одной из их волн была очень огромная-огромная передача, тоже вот такая, дискутирующая. Они прямо пошли в кинотеатры, и можно погордиться, что в субботу-воскресенье залы на эту картину были полные. Так что, в общем, все для меня в порядке. Вы знаете, ведь, 7 числа показал кабельный канал.

В. Дымарский – А, показал кабель, да?

А. Гуськов – Конечно, конечно.

В. Дымарский – А какой?

А. Гуськов – «Дом кино». И посмотрели, в общем, все. А когда я разговаривал...

В. Дымарский – Ну, он в каких-то пакетах, да? Там, по-моему, в НТВ Плюсе, да?

А. Гуськов – Я не знаю.

В. Дымарский – Ну, не важно.

А. Гуськов – И когда я разговаривал с людьми с НТВ и говорю «Вы знаете, лучшей пиар-кампании, конечно, не придумать».

В. Дымарский – Это правда.

А. Гуськов – Абсолютно это так получилось, что вольно-невольно, но интерес к картине огромный.

В. Дымарский – Алексей, ну вы понимаете, что из того, что вы мне сейчас сказали, в этих словах вы допустили огромную ошибку? То есть вы сейчас подбросили такие аргументы всем тем, которые выступали против фильма...

А. Гуськов – Да пусть выступают, боже мой.

В. Дымарский – ...сказав, что это немецкие деньги.

А. Гуськов – Да пусть выступают, господи.

В. Дымарский – Да? Теперь понятно, почему такой фильм – потому что это немцы оплачивают вот такую трактовку войны.

А. Гуськов – Ну, это совместная картина. А немецкие деньги (это все в процентах) – там 12% украинских денег, 26% русских денег и, вот, считайте, 62% получается немецких денег. Это все связано с тем, что может данная страна потратить на картину, чтобы она была возвратная. Но это экономическая составляющая. А там есть некая нравственная составляющая. А вы сами-то тоже не видели картину?

В. Дымарский – Я честно скажу, не видел, но я очень хорошо знаю сюжет.

А. Гуськов – Нет-нет-нет, это забыли и проехали. Потому что все, что пишется в прессе, все, что пишется в интернете, это не имеет никакого отношения.

В. Дымарский – Нет-нет, я знаю из нейтральных источников.

А. Гуськов – Ну, кто там герой? Кто герой, расскажите?

В. Дымарский – Ну, в смысле?.. Там герой – мальчик.

А. Гуськов – Правильно. Отгадал. Он знал, он знал. (смеется)

В. Дымарский – Нет-нет, Петр Вензель, правильно?

А. Гуськов – Да-да-да.

В. Дымарский – Нет-нет. Ну, во-первых, я могу сказать так, что Дмитрий Фост, который, я так понимаю, автор, да?

А. Гуськов – Ну, я услышал историю у Соловьева в передаче 5 лет назад.

В. Дымарский – Так вот этот вот писатель Фост – я могу сказать, что он был у меня здесь в программе и мы тоже говорили об этом же. Я, кстати говоря, сегодня, признаюсь вам, перед эфиром ему позвонил. Просто меня, знаете, что заинтересовало? От него я слышал, что есть некий документ, подтверждающий эту историю документально. Он мне сказал, что он эту знает историю в пересказе маршала Москаленко. Он разрешил это говорить, поэтому...

А. Гуськов – Я все это знаю, я все это знаю.

В. Дымарский – Ну это я, скорее, нашим слушателям все это объясняю. С другой стороны, я разговаривал с другим историком (не писатель уже, а историк реальный, питерский), который мне тоже сегодня же прислал смску по моей просьбе, сказал, что он держал в руках документ, подтверждающий вот эту историю на острове Рюген, что она была реальной. Теперь давайте расскажем вообще-то историю.

А. Гуськов – Ну, я вам скажу так. Рядом с Рюгеном есть памятник. История какая? Давайте я буду за себя отвечать, да?

В. Дымарский – Да, давайте.

А. Гуськов – 5 лет назад я ехал на машине, и у Соловьева в эфире был Фост, который озвучивал некие документы, потому что прошло уже 60 лет. Ну, мы не откроем архивы, так другие откроют. И, вот, этот, в общем, непростой заповедник под названием «Вторая мировая», а для нас «Великая Отечественная», что не так все уж и было просто, понимаете? И что только ни происходило и с точки зрения движения масс, именно больших масс как таковых и мирного населения, и просто на человеческом уровне. Это уж о чем говорить? Он озвучивал какие-то свои рассказы, воспоминания, что-то зачитывал документы. И уже в конце передачи он сказал: «А вы знаете, что вообще было? Что разведчики с танкистами, разведчики попали в детский дом немецкий и прожили там 3 или 4 дня. Фактически выясняли отношения до боестолкновения, предположительно там еще немцы, которые нам не сдавались, а сдавались англичанам или американцам, подключились, и весь сыр-бор состоял из-за немок. Я думаю, как же так, 8-го мая? Что должно было случиться с людьми, чтобы, пройдя 4 года вот этой мясорубки, один другому сказал «Нельзя»? Вот, они же вместе, они из одной армии, они из одной идеологии. И идеология победителей всегда везде, да? И война сотрет все, спишет все. Это форма жизни. Она неестественная, но это форма жизни. И почему вдруг один сказал другому «Нельзя. Вот этого делать нельзя»? Меня на эмоциональном уровне это так шандарахнуло, что я тут же набрал Соловьева и говорю: «Кто был? Дай мне встретиться, дай мне поговорить». Я встретился, он мне показал этот документ. Он достаточно сухой. Донесение такого-то такому-то, разобраться – такого-то числа разведчики остались там-то, через 3 дня приехал командир танкового батальона, был выпивши, стал к кому-то приставать, разведчики его в подпол посадили для протрезвления. Дальше он вернулся в свой батальон и объявил, что там сидят власовцы с членами семей и приказал атаковать. Попытались вступить в переговоры – бессмысленно, кого-то убили (ну, понимаете, под парами), и все, и пошла вот эта мясорубка. Вот это очень сухой документ. Больше там ничего нет. И как мы мучились со сценарием, вы даже не представляете. Ну, порядка 8 авторов. В итоге, конечно, нужно сказать о Валентине Константиновиче Черныхе, человеке, которого затронул тот период, и Эдуарде Резнике. И, вот, основа вот этой вот истории, основа прописанная – мы ее здесь получили. Но как только мы упирались в идеологию немцев, вот, абсолютно появлялась вот эта... Знаете, как вам сказать? История особистов, каких-то еще там историй, что-то еще, что-то еще. И ничего не складывалось. Я на Берлинском фестивале встретился с этим Ахимом фон Боррисом, он привез заявку. Он говорит: «Слушай, это что-то невероятное совершенно. Меня это так волнует, потому что меня этот тоже период интересовал. Ну, во-первых, один мой дед лежит у вас там, второй, в общем-то, дошел и я его помню, остался жив, после лагерей вернулся. Давай делать вместе». И могу вам сказать, что я его возил на 9-е мая вот сюда 2 раза и сказал: «Ахим, ты знаешь, я не позволю тебе. Вот, если где-то будет незамотивированность, вот, я мгновенно разворачиваюсь, ухожу из проекта. И если где-то будет что-то...» И, вот, дальше получился сценарий. И, возвращаясь к тому, что мажоритарно, что миноритарно, просто стали складывать бюджет. Потому что в картине есть некая подлинность. Я страшно волновался и переживал, как воспримет публика. И первый показ был...

В. Дымарский – А снимали на Рюгене?

А. Гуськов – На Рюгене, на Рюгене. И сейчас я еще вам дорасскажу. И когда первый показ был в Выборге перед нашей аудиторией...

В. Дымарский – Это на фестивале, да?

А. Гуськов – Да. Я был один. Стресс у меня был невероятный, потому что битком зал, билеты там продаются просто в кассе (это открытый фестиваль). Я представил картину и, якобы, ушел, а сам встал за шторкой. И весь-весь фильм я смотрел. А до этого, 9-го числа была премьера мировая картины в Локарно. Там тоже представьте одновременно 8 тысяч человек смотрит твой фильм – это там проходит на площади, 4-этажный дом, экран и все. И когда минут через 15-20 я услышал идентичные реакции зрительской аудитории, я позвонил всем и сказал: «Слушайте, мы, наверное, действительно, сделали такое, что одинаково воспринимается всеми». И на следующий день было вручение призов. Более ценного приза в моей жизни, хотя у меня этих много игрушек, чем приз зрительских симпатий у меня не было. Вы не представляете. Вот это самое такое...

В. Дымарский – Это в Выборге, да?

А. Гуськов – В Выборге. Я полагал, что мы что-то от жюри получим, потому что там хорошая и картинка, и есть некая подлинность, там и замечательно по режиссуре все сделано, там и сыграно все очень достойно с обеих сторон. Но вот этого я не предполагал никак. А после того как, извините, на Фестивале военного кино имени Озерова мы получили за лучший фильм и лучшую роль, а на фестивале «Рубеж» еще один получили приз имени Бондарчука, я абсолютно успокоился. И вот эта вот грязь, которая в интернете, причем она написана, ведь, что «толпы насильников 8 мая двигаются на детский дом с девочками». Это же бред! Это люди даже просто не удосужились посмотреть. Ну, хоть трейлер посмотреть! Ну, там ничего этого нет. Там речь идет о чести и достоинстве вот этих людей, которые кроме того, что они пришли со своей болью, потому что для меня... У меня 2 деда воевали и я их помню, и для меня это тоже праздник большой. И я еще советский человек, воспитан в этом. Они принесли свою справедливость. Потому что, дорогие мои, знаете, это, как бы, русская такая национальная черта, еще Чехов подметил ее очень хорошо, что «хорошо там, где нас нет» (есть пословица, да?) и «любовь к чужим биографиям, любовь к чужому». Вот, родись бы я через 200 лет или так далее, да? На что всегда ответ: «Вы были бы то же самое».

В. Дымарский – (смеется)

А. Гуськов – Вот, собственно говоря, мессадж-то фильма об этом. И если кто-то думает, что нас воспринимают в Европе с большой радостью, то глубоко заблуждаются. На уровне «Как дела?», «How are you?» – «I’m fine» – это да. А дальше? А дальше вот они вот есть там у себя, вот пусть они и будут. И парадокс состоит в том, что немцев при выходе картины... Там, ведь, неофашисты по ней так проехали, что немцы сняли русский фильм про хороших русских – это нам не надо, вы что, с ума сошли, вы продались этим уродам? Парадоксальная ситуация, вы понимаете? Ну, то, что читать безымянные вот эти письма в интернете, это смешно.

В. Дымарский – дело даже не в безымянных. Меня потрясает логика. Я, например, там читаю не просто безымянные, я прочитал огромную статью, если не ошибаюсь, доктора исторических наук, Алексей, который пишет (это женщина), она пишет... Меня потряс аргумент. Говорит: «О чем они снимали фильм? А почему они не сняли фильм о том, что творили американцы в своей зоне оккупации?» Вот на таком уровне идет аргументация, понимаете? А почему вы не сняли фильм, действительно, о том, как американцы творили безобразия или французы?

А. Гуськов – Да это не об этом, это не об этом.

В. Дымарский – Не об этом речь, понимаете?

А. Гуськов – Вообще это художественное произведение. И вы знаете, видел ли князь Андрей Болконский Наполеона на Бородино или не видел? Это совершенная ерунда. И был ли князь Андрей Болконский на Бородино, действительно? Но есть вот этот образ бессмысленности мясорубки (то, что написал Толстой), вот этого некоего императора, который на фоне солнца. У Сергея Федоровича Бондарчука замечательно снято это в «Войне и мира» на уровне солнца. И вот он лежит умирающий, с вывороченными кишками, а тот говорит: «Какая прекрасная смерть». А он не увидел своего ребенка и так далее, и так далее. Это мощнейший образ. Мне абсолютно наплевать. Картина сделана о чести и достоинстве вот этих людей со своей болью, с тем, что они натворили у нас. Но, вот, с этим нельзя. Вот, то, что нас отличает от животных. Нельзя. Есть какие-то вещи, которые нельзя преступать, они даже необъяснимы.

В. Дымарский – А вот насчет можно и нельзя. Я приехал сюда к вам, ну, вот, на нашу встречу в этом эфире из Переделкино, где в Доме творчества писателей была тоже встреча ветеранов, мы там говорили, там собрались ветераны-писатели и не только ветераны. Ну, в общем, говорили о войне. И, вот, собственно говоря, обсуждали такой вопрос (поэтому он у меня еще до сих пор в голове), а нужна ли вообще вся правда о войне о той?

А. Гуськов – Ну, если это идеология, то это не нужна.

В. Дымарский – Понимаете, если она причиняет боль, если она какие-то идеалы разрушает, да? Если разрушает представления..

А. Гуськов – Ой какой сложный разговор. Вот, знаете, я вам скажу так. Вот, ведь, у меня лично (вот, давайте каждый будет отвечать за себя) отношение к георгиевской ленточке на ручке автомобиля или на антеннке, или на женской сумочке резко отрицательное.

В. Дымарский – Почему?

А. Гуськов – Потому что я знаю, что этот георгиевский крест давали за пролитую кровь единицам. А, вот, сделать из этого некую такую, вот, ленточку, понимаете, вот, некую такую ленточку...

В. Дымарский – Все мы – герои?

А. Гуськов – С одной стороны, это хорошо. Но с другой стороны, это какая-то, знаете, такая... Как сказать?

В. Дымарский – Профанация, да?

А. Гуськов – Ну да, это мое отношение. Плюйте на голову, он с ума сошел, но это так. Или шандарахнуть стакан за память, выйти во двор и дурными голосами орать «Землянку» или петь, как наша эта эстрада, ни хрена не понимая про то, о чем это написано. Да поставьте вы Шульженко, мать твою за ногу! Вот, понимаете, это же память и скорбь. Она сама по себе тихая. Она не барабанная дробь. Она не буффонада. А то, что сейчас происходит... Еще циничней скажу, ну, еще циничней скажу. Извините, сколько Победе? 67 лет? Ну, хотя бы в 20 лет надо было пойти воевать, чтобы 1945-й год застать? 87? Каждому ветерану – по квартире. Не стыдно? А, вот, мне стыдно уже давно это слышать. Я вот про это говорю. Нужно или не нужно, надо или не надо. Это, к сожалению, так, понимаете, устроилось, что да, мы же достаточно, в общем, хоть не говорим там «у нас идеи нет, чего-то», но мы – общество, в общем, ищущее некие вот... Ну, вот, Новый год, мы говорим, семейный праздник. Мы чего-то себе придумываем обязательно, да? Вот, есть... Вот, праздник. Я иногда спрашиваю молодых ребят и даже чуть меня положе, лет на 10, я говорю: «Слушай, с какого года отмечают?» Он говорит: «Ну ты что? С 1945-го». Я говорю: «Нет. В 1945-м году они все помотали в лагеря. Сталин их вышвырнул. А потом Брежневу надо было вернуть это». Или то, во что сейчас превратилось, например, вот это так называемое военное кино. Эту картину, вы знаете, охаивают... А я, например, читал такое, что упала летающая тарелка, Сталин послал наших разведчиков ее добыть, спецтехнологии и Гитлер послал. А вдруг оттуда вылез монстр и, значит, 2 разведки объединились и стали мочиться с инопланетянами. Ну, ведь, такого тьма. Ведь, такого или подобного – тьма. Сейчас же все это высосано из пальца с этими... Я не верю ни микрона. Для меня вообще даже... Я из семьи военных, я помню деда всего искалеченного, я отца помню. И некое есть отношение к этому, должна быть некая правда, А когда я смотрю вот этот целлофаново-художественно-вылизанное непонятно про что, кого снятое, ну, неужели это лучше? К слову говоря, и с детства для меня была «Хроника пикирующего бомбардировщика», «На войне как на войне», «Проверка на дорогах», безусловно, там, «Чистое небо» Чухрая, «Баллада о солдате». Для меня были фильмы, которые...

В. Дымарский – «Летят журавли».

А. Гуськов – Безусловно. ...которые говорят о людях. Движение танков и масс, и как кто-то надрал задницу кому-то, ну, не было никому...

В. Дымарский – Что сказал Сталин Молотову.

А. Гуськов – А вот этот меня совершенно не интересовал никогда (персонаж), абсолютно. Плюйте мне на голову – я с ума сошел.

В. Дымарский – (смеется) Да нет, вроде все нормально. Я думаю, что не вы один такой, да? У меня, знаете, просто здесь какой вопрос? Сама война (просто я сейчас успею задать вопрос, а отвечать мы уже будем после перерыва), сама война – она, ведь, таким была моментом единения народа, да?

А. Гуськов – Ну да.

В. Дымарский – Ну, в общем, народ как-то вдруг весь сплотился, я не знаю там. Мы – послевоенное уже поколение, но такое представление. История войны, воспоминания о войне раскалывают общество, раскалывают людей, разъединяют всех. Потому что у нас общество совершенно...

А. Гуськов – Вы знаете, у меня до этого картина была под названием «Отец» – она основана на рассказе Платонова «Возвращение». Платонова за это вышвырнули из литературы. А я думаю, что если бы ее тогда, в 60-х годах сняли, вы представляете, что было бы со мной?

В. Дымарский – Давайте мы продолжим этот разговор через некоторое время.

А. Гуськов – Давайте.


НОВОСТИ


В. Дымарский – Еще раз приветствую нашу аудиторию, это программа «Цена победы» и я – ее ведущий Виталий Дымарский. Я напомню, что у нас сегодня в гостях Алексей Гуськов, режиссер, актер, продюсер.

А. Гуськов – Актер (я не режиссер).

В. Дымарский – Хорошо. Актер и продюсер. Но продюсер – точно совершенно. По-моему, сколько, 5 фильмов уже продюсировали?

А. Гуськов – Да больше.

В. Дымарский – Больше?

А. Гуськов – Больше.

В. Дымарский – Начитал где-то около 50 ролей в кино. Правильно, да?

А. Гуськов – Да, где-то так.

В. Дымарский – Вот, считаю я правильно, оказывается.

А. Гуськов – Олег Николаевич говорил, когда ему артисты жаловались: «Я вот, вы знаете, вот это сделал, там-то снялся, вот я в таком-то концерте, вот здесь я записался. Вот, в театре как-то еще сделал. Ну и все» – «Что ты сделал, старик?» – «Да я вот еще это сделал» – «Эка ты накалибздонил». (все смеются) Так что я, вот, это слово больше 50-ти.

В. Дымарский – Вот. Ну, последнее, что накалибздонил Гуськов – это фильм «4 дня в мае», который вызвал бурную общественную реакцию, вплоть до того, что руководству канала НТВ пришлось снять фильм 7 мая с эфира или, как правильнее сказать, отодвинуть на другой срок под давлением неких ветеранских организаций.

А. Гуськов – Это ложь, я думаю. Это большая-большая ложь.

В. Дымарский – А что правда?

А. Гуськов – Ну, мне раздался звонок. Я играл спектакль. Тогда первая была такая публикация в «Комсомольской правде», где опять было написано вот это вот «Толпы насильников насилуют детей» и так далее, и так далее вот про это кино. Ну, во-первых, этого нету там. Там нету этого просто вообще – ни толп насильников, ничего нет. Ну так, как-то я это почитал, кто это пишет, думаю «Ну, бог с ним, его совесть все это» и проехали. И вдруг мне раздается звонок: «Здрасьте, это ветеранская организация. Мы очень вас любим, мы ваши картины смотрели». Бескудниково, по -моему, или что-то, Тимирязевского района Москвы и так далее. «Я, – говорит, сам не воевал, вы извините, если будете спрашивать (ну, уже в возрасте человек). Ну, правда, как же так, Алексей Геннадьевич?» Я говорю: «Скажите. Вот, одну минуту, Вы фильм смотрели?» – «Нет». Я говорю: «А почему вы верите написанному? Ну, вот, сколько лет вас обманывают, а, вот, вы все верите? Это ложь, это неправда. Там этого нет». Он говорит: «А зачем это пишут?» Я говорю: «Вы их спросите. А с вами мы договоримся так. Вот, вы посмотрите и если сочтете что-то мне сказать, вот, я вам даю свое слово, я приеду к вам, сяду и все выслушаю. И на что смогу ответить, отвечу. За свое отвечу. Может, я что-то неправильно, действительно, в жизни понимаю? Может, действительно, вы мне что-то объясните, что я что-то не так сделал». Вот и все. К сожалению, не перезвонили пока, но...

В. Дымарский – Ну, если не перезвонили, значит, нет вопросов, может быть?

А. Гуськов – Вероятно. Дай бог. Вчера раздался звонок очень такой, хороший, приятный. Боевой, в общем, вертолетчик, афганский. Где-то года 3 назад они обращались ко мне, хотели снимать картину. В возрасте тоже, военные, генерал немного-немало. Он мне сказал: «Не надо, не делайте эту картину. Я вам советую. Это вызовет очень много споров. Даже если вы ее талантливо сделаете». И вдруг, вы знаете, вот когда человек от сердца говорит, он говорит: «Я очень внимательно посмотрел. Вам удалось замотивировать там все. У меня нет вопросов. Я беру свои слова обратно». Вот так. Это мне очень приятно. Но мы с вами там остановились еще на очень забавной теме. Платонов, «Возвращение». Ведь, это гениальнейшая повесть, тоже, кстати, глазами мальчика записанная. И его за что, в общем, выперли? Он же потом дворником работал. За вот этот клеветнический рассказ Платонова (по-моему, Акимов начал в «Правде» эту всю вакханалию). Я с ним столкнулся (с этим рассказом) в театре и потом думаю: «Но, действительно, это совершенно тоже вне русла стоящая история. Ну, насколько она там вне русла идеологического». Почему? Потому что, вот, 4 года, он дошел почти до Берлина, 4 года, раненый в ногу пришел домой, а там дома хозяин – сын. Он уходил, мальчику было 9 лет, пришел – ему 13. Он ему говорит: «Отец, мы не курим. Ну-ка выйди. Ты чего натоптал? Ну-ка, дай я нарежу. Ты все не так делаешь». Понимаете? А он пришел, прямо, вот, победитель, туда-сюда.

В. Дымарский – Это тот фильм «Отец», да?

А. Гуськов – «Отец», да-да. Но там еще более щемящий момент. Он уходил, дочке было 8 месяцев, а пришел – 4. И он ее на руки раз к себе прижал, а она от него. Он говорит: «Подожди. Чего ты, доченька, пугаешься? Я же твой папа». Она говорит: «А ты не мой папа». Он: «А кто же папа-то?» И она показывает на его же фотографию, где он ее держит в пеленочках, только 4 года назад. И там другое лицо. Он говорит: «Так это я, я, доченька, это я! Он – это я, а я – это он. Он – это я». Ну, просто до слез. Когда картину возили, мы были, по-моему, с ней в Монреале на фестивале, вот, они все подходили и говорили: «Слушайте, это вот наши так из Вьетнама возвращаются. Это вот так, это некая такая тема». А человек... Видите, представляете, картина бы снята была в 60-е годы, я думаю, что, наверное, мы бы с вами сидели где-нибудь на другом радио в другом государстве.

В. Дымарский – Я тоже так думаю. Да, и о другом говорили.

А. Гуськов – И о другом говорили, да.

В. Дымарский – Скажите мне, пожалуйста. Все-таки, возвращаясь к «4 дням». Вот, как вы думаете, что, все-таки, руководит этими людьми, которые возмущались, протестовали, чего-то писали? Что? Почему? Они же не просто так там, не то, что фильм не посмотрели, кто-то их ввел в заблуждение. Они же сами себя ввели в это заблуждение.

А. Гуськов – Нет, ну, там, ведь, в общем, мотивы, я думаю...

В. Дымарский – Что за общественный феномен?

А. Гуськов – Нет, я думаю, мотивы разные. Ну, один из первых – это... Ну, вы видите, что у нас общество абсолютно расколото и расколото оно неоднозначно. Как показывают и Сахарова, и Болотная, всё. Потому что, что, например, мне совсем непривлекательно было на Сахарова? Потому что я увидел националистов. Я никогда с этими людьми не пойду никуда. Никогда. Я абсолютный космополит, я не знаю, как хотите называйте. Но вообще мир меняется, понимаете? Я много езжу.

В. Дымарский – Сейчас надо говорить «глобалист».

А. Гуськов – Ну, глобалист. Франция на 30% мусульманская. Вот я в январе был в Лондоне – странный город, где иногда можно встретить англичанина. Про Москву можно сказать: удивительный город, где редко вечером встретишь русское лицо. Мир меняется, понимаете? И он изменится, ничего с этим не сделаешь. Это постойте у Колизея в Риме рядом со стенкой, и посмотрите, как от этого сапожка росла Империя Римская и потом она уменьшалась, и пришла к сапожку, и всего 150 лет назад, когда мы крепостное право отменили, они создали некую республику. Вы понимаете? И сейчас эти люди не имеют никакого отношения к римлянам. Это итальянцы. И также мы изменимся, и к этому надо спокойно относиться. А есть такой, знаете, у меня любимый анекдот, такой, совершенно. Вот, националист зашел в церковь, привел ребенка, мальчика маленького, перекрестился, развернулся, засучил рукав. И мальчик говорит: «Папа, папа! Вот, мы все кричим „Бей жидов!“ А, ведь, Христос – тоже еврей. Как это объяснить?» Он так, почесал репу и говорит: «Как же? Да, интересно. Понимаешь, сынок, вот, когда он жил, время было такое». (все смеются) Но это, я думаю... Вот, я стал говорить о некоем протестном ощущении. Ведь, есть такое, что на все – нет. На все человек говорит «Нет». Свойство памяти такое, что, вот, был некий Союз и было хорошо, да? Или при Брежневе было хорошо, или при Сталине было хорошо, или до Путина было хорошо, или когда-то было хорошо, понимаете? И вот этот протест – на все «Нет». Есть некий стандарт восприятия, подачи, стандарт жизни, и что-то такое чуть-чуть влево-вправо вызывает раздражение. Это один из первых моментов. Еще из моментов есть такой, что называется «Мы – великая нация». Мы – великая нация. Мы – страна, которую невозможно победить никому. Никому. Никогда.

В. Дымарский – Но?

А. Гуськов – Никогда. Но? Но... (все смеются) Понимаете?

В. Дымарский – У вас просто в интонации я услышал «Но».

А. Гуськов – Со своим домом мы никак не управляемся.

В. Дымарский – Это правда.

А. Гуськов – Все как-то у нас, понимаете, как-то так вот, все экспериментируем. Не учимся, например, у других, а совершаем бесконечно свои ошибки, на наших ошибках учатся, понимаете? Но мы – великая нация при всем этом. Великая. Всю эмиграцию на Западе называют русскими. А там тебе и таджики, и эстонцы, и украинцы, и русские, и евреи, и узбеки, и кого там только нет. Это все русские.

В. Дымарский – Да не просто эмиграция. Просто мы как только пересекаем границу, кто бы там ни был, то мы сразу становимся...

А. Гуськов – Конечно-конечно. Поэтому что этими людьми движет? Ну, я не хочу их обижать, но, во -первых, скудоумие немножко, наверное. Ведь, это у Чехова написано «Дело не в оптимизме, пессимизме. Дело в том, что у 99 из 100 нет ума». Ну, извините, я вот такую вот... Простите, если я кого-то обидел, дорогие слушатели. Ну, это не я написал, это Антон Павлович. Почитайте там рассказ о любви – там есть, это все написано.

В. Дымарский – Но возвращаясь к одному вопросу, который мы обсуждали до нашего небольшого перерыва в первой части, я бы, может быть, его даже хотел бы и повторить. Потому, что, вот, великая нация... В связи с тем, что великая нация, ну, как-то в XX веке у нас как-то не очень получалось все. И Победа вот эта вот в войне – это какое-то такое единственное достижение, которое неоспоримо. Вот, Победа. И вдруг... Я, вот, чего думаю, чем руководствуются люди. И вдруг там Гуськов, там, Дымарский со своей программой, Гуськов со своим фильмом, еще там кто-то у нас отбирают вот это вот единственное, чем можно гордиться.

А. Гуськов – Если нам единственное, чем можно гордиться, это какой ценой эта победа далась... Но, ведь, об этом тоже, ведь, надо помнить, мои дорогие. Я недавно просто летел, читал журнал. Я в самолетах летаю, читаю. И исследование двух историков. Они по переписи населения наши потери. Потому что Генштаб подал 6,5 миллионов, а они высчитывают 26 миллионов. Но, ведь, массированный удар живой силой – это, ведь, только в РККА было понятие. «Массированный удар живой силой». Одна винтовка на троих, первого убивают, второй подбирает. Я не знаю, это страшно. Вот, это, знаете, это так вот сидеть рассуждать, если это не касается, ну, например, твои детей. Вот, твоих детей если это не касается. А так – вообще. Вот, я думаю, у них очень много вообще у этих людей. У них есть вообще. Ну, сложный разговор. Я считаю, что и Сталин-то скудоумный человек был. Потому что совершать такие поступки... Ведь, самое ценное на Земле – это человеческая жизнь.

В. Дымарский – Нет. Только... Вот, как раз хотел сказать, что в нашей стране она стоит копейку, к сожалению.

А. Гуськов – Это к сожалению, это от скудоумия, я думаю, от эмоциональной тупости, я думаю. Я думаю так.

В. Дымарский – Очень многие проблемы (ну, это на мой взгляд, да?) именно от того, что у нас человеческая жизнь ничего не стоит. То есть когда она чего-то стоит, то очень многие вопросы по-другому решаются. Очень многие вопросы. Начиная с тех, которые мы не можем решить там на уровне нашего быта и так далее. Это все идет оттуда. Сложный разговор.

А. Гуськов – Не хочется никого обижать. Ведь, это мнение тоже надо, в общем-то, уважать. Другой вопрос, что они не уважают чужое. Вот это печально.

В. Дымарский – Это правда, это правда.

А. Гуськов – Ведь, чем, как бы, образованней человек, чем более нравственен, тем, ведь, он... Как у Высоцкого, «никто не знает, что хочу, но есть огромный список не хочу и не буду». Вот это я не буду делать по определению.

В. Дымарский – Вот то, что запретное.

А. Гуськов – Да, да.

В. Дымарский – Внутренний запрет.

А. Гуськов – Некие ограничения. И к разговору и про нас, что когда там спорили сейчас, давайте, дескать, введем государственные заказы, цензуру и так далее в мою сферу, область, в театральную, в кинематографическую. Да я бы, наверное, лет, знаете, эдак 10 лет назад даже и поддержал бы. А сейчас я абсолютно точно понимаю, какую мне идею предложит мое государство. Ну, оно должно же предложить? Ну хорошо, коммунисты предлагали коммунистическую идею, условно говоря, Библию наоборот, Кодекс христианина, но наоборот. Это, ведь, то же самое – они те же христиане, понимаете?

В. Дымарский – Ну да. Моральный кодекс строителей коммунизма.

А. Гуськов – А сейчас мне какую идею? Сейчас какую идею мне предложат из Кремля, скажите, идеологи? Вот, расскажите мне, вот, художнику. Я готов, ребят, я готов сплотить общество, я хочу, чтобы мы были более нравственными, я хочу, чтобы мы уважали друг друга.

В. Дымарский – Выполнить госзаказ на эту тему.

А. Гуськов – Да. Я хочу, чтобы мы, действительно... Чтобы у нас были честные выборы, я хочу, чтобы у нас был порядочный президент. Я хочу, чтобы у меня были образованные сограждане, я хочу, чтобы мы не плевали друг другу на ботинки, я хочу, чтобы мы уступали дорогу. Я хочу. Я – художник, я отвечаю за это. Ау, дайте мне идею. Какую вы мне идею дадите? Какую? Очередной фильм «Сталинград», что сейчас снимается? Только в 3D.

В. Дымарский – Снимается, да?

А. Гуськов – Конечно. Федор Сергеевич – талантливый человек.

В. Дымарский – Ну, мне не очень удобно было спрашивать вас про ваших коллег. А как вы вообще относитесь к современному военному кино, то, что сейчас делается про войну? Вы же сами снимались во многих фильмах про войну, да?

А. Гуськов – Нет-нет-нет, нет-нет-нет. Сейчас я вам скажу. В «Диверсанте» у меня была история, но я абсолютно гражданский (вор в законе был там, по понятиям отвечающий). Фильм «Отец» – вот это моя картина, сделана от сердца.

В. Дымарский – Ну хорошо.

А. Гуськов – «4 дня в мае». Все.

В. Дымарский – Ну а вот современное кино. Ведь, фильмы про войну до сих пор делают.

А. Гуськов – Я не могу это смотреть.

В. Дымарский – Вот, Никита Сергеевич наш сейчас «Утомленными солнцем» порадовал.

А. Гуськов – Вот, вы знаете, я вот так резко никого в эту картину не буду. Там, во-первых, это связано с его общественной деятельностью больше, потому что это все равно... Ну, согласитесь, что это мастер. Ну, я уверен, что сейчас... Вот, «Бунина» он сейчас снимет, вот, поверьте, и опять... Ну, это мастер. Ну, тут есть некий гамбургский счет – давайте не будем чего-то из себя изображать, да? Он просто не нравится как личность Бесогонами своими, вот этой вот всей, некими общественными там. И это проецировалось как...

В. Дымарский – На восприятие.

А. Гуськов – Да. Блогер Второй у него был и он искренне его спрашивал, он говорит: «Почему? Ну, почему? Объясните мне». И он ему сказал, заикающийся человек, он говорит: «Да потому что это сняли вы». И он растерялся. Это проецировалось. Еще я говорил с... Ну, может, он не хочет (он мне не позволял говорить), ну, уж с очень известным режиссером. Я говорю: «А от чего? Какая там ошибка?» Он говорит: «Ты понимаешь, когда ты хочешь очень рвануть и показать „Эх, сейчас я!“, обычно не очень получается. А вот когда ты делаешь свое дело, вот, ты просто делаешь свое дело»...

В. Дымарский – И вдруг это выстреливает, да?

А. Гуськов – И вдруг оно выстреливает. Ведь, вообще успех запрограммировать невозможно. Ты только понимаешь потом. Это, знаете, как ребенок – ты его сделал, ну, какой-то он и он живет.

В. Дымарский – Алексей, но вы же знаете, наверное, лучше чем я, тем не менее (хотя, это не относится к военному кино, а вообще к кинематографу), что существует же, например, так называемое фестивальное кино, которое делают специально для фестивалей. То есть программируют успех, да?

А. Гуськов – Не знаю. Я этим не занимался. Нет, я не знаю.

В. Дымарский – Нет, я не говорю про вас. Но вы же знаете, что это существует, да?

А. Гуськов – Не знаю. Я не понимаю. Я вообще не делю кино на авторское и не авторское.

В. Дымарский – Ну это да – это хорошее или плохое.

А. Гуськов – И не смотрю, поверьте мне, и этим не занимаюсь. Вы затронули тему вот этого военного кино, вам отвечу абсолютно точно. Я лишний раз включу и посмотрю «Они сражались за Родину», я лишний раз включу «На войне как на войне». Беги, Малешкин, давай, Малешкин. Давай, жми, Малешкин! Что за идиот бежит впереди самоходки? Я буду вот про это. Я буду смотреть «Проверку на дорогах» с Быковым, когда он говорит «Вот так вот. И, вот, позор тебе надо смыть кровью. Вешайся, не вешайся». Я вот про это. А то, что сейчас...

В. Дымарский – Фильм замечательный, Гурченко с Никулиныым.

А. Гуськов – Да-да-да, «20 дней без войны».

В. Дымарский – «20 дней без войны», да.

А. Гуськов – Да. Вот это мое кино. Потому что, во-первых, оно сделано людьми, которых это коснулось. Во-вторых, там некий такой есть уровень правды. А сейчас это уже превратилось... Ведь, это все военные приключения. Ну вот такая операция задумана такими-то...

В. Дымарский – Триллеры такие.

А. Гуськов – Триллеры или что-то. Ну, приключения. Это больше приключения. Уже не важно, насколько это отслежено, правда, не правда. Есть, знаете, эти униформисты, любители, и вот там они смотрят, что такая медалька была, сякая.

В. Дымарский – Ну да.

А. Гуськов – Ну как? Ну, чего мы говорим? Это же понятно, надо заполнять эфир. Вот, еще раз давайте вернемся к тому, что, вот, к этому празднику, что для меня он должен быть тихий. Вот, для меня он должен быть тихий. И тоже едешь, вот люди говорят «Как там отмечают, эти выходят». Вот, я помню своего дедушку. Вот, я его помню. Я его помню израненного. К нему приходил второй. Вот они сидели и они тихо пели, они выпивали эти фронтовые 100 грамм. Никто не орал никогда. Никто. Дед всегда стеснялся медалей. Его заставить надеть – это было просто что-то невероятное. Это... Да ну.

В. Дымарский – Ну, я так понял, что можно делать кино или ставить спектакли...

А. Гуськов – А сейчас чуть происходит на этой теме мародерство. (смеется) Для меня абсолютно мародерство.

В. Дымарский – Ну да. Я говорю, можно ставить спектакли или делать фильмы про войну как некую человеческую трагедию, что так и есть, да?

А. Гуськов – Конечно.

В. Дымарский – А можно делать про то, что война – это сплошной подвиг, да? Это сплошные Матросовы и кто там еще? Там, Панфиловцы и кто там еще? Хотя, вчера показывали телефильм, где опять рассказывали, что Панфиловцев не было.

А. Гуськов – Ой, господи.

В. Дымарский – Ну, это уже там тоже...

А. Гуськов – Тогда если их не было, их надо было выдумать. Так что надо успокоиться по этому поводу.

В. Дымарский – Это, кстати говоря, по-моему, любая пропаганда работает в таком плане.

А. Гуськов – Абсолютно. Вы знаете, вот, в «4 днях в мае» есть такой эпизод. Немецкий мальчик, у которого погиб отец, который сирота, который ненавидит этих русских свиней пришедших и с автоматом их встречает. И он потом спрашивает капитана (русского): «Как ты воевал? Какой твой самый героический поступок? И что такое герой?» И он ему рассказывает такую историю, что, вот, он знал мальчика, который хотел быть врачом. Но он пошел воевать, погиб на второй день. «Мертвый – герой?» – он его спрашивает. А,вот, если бы он был врачом, он бы помогал людям, он бы их спасал. Вот тогда он был бы герой. А мертвый герой – это не герой.

В. Дымарский – Ну это, кстати, и философия отношения, опять же, к человеческой жизни.

А. Гуськов – Абсолютно. Для меня она уникальна. Каждая. Во что веришь, то и есть. Мне так кажется.

В. Дымарский – Ну давайте на более оптимистичной ноте заканчивать.

А. Гуськов – Давайте.

В. Дымарский – Какая судьба у этого фильма? Чего ждете?

А. Гуськов – Более, естественно, громкой истории, в которую не было вложено такого пиар-хода, вот, в моей судьбе не существовало. И я абсолютно уверен, что он все равно будет жить долго. Есть такое у нас понятие, знаете, «вертикальный прокат» – это уик-энд первый и второй, забыли и выбросили, а есть горизонтальный – долгий, когда ты пересматриваешь, когда это достается потом, меняется ситуация общественная и вдруг это понадобится, меняется что-то. Эта история, действительно, со всех трех сторон была сделана очень бережно, и говорилась она только о людях, которые очень хотели жить. И один из мессаджей, который там существует, такой, что, вот, какую бы ты идеологию ни разделял, в какую бы ты форму ни был одет, с кем бы ты ни воевал, за, против или что-то, но как только ты вспоминаешь о том, что ты, прежде всего, сын, муж и отец или дочь, мать, сестра, ты мгновенно возвращаешься к тому понятию, что есть человек и что отличает человека от животного мира, и называется «нравственное чувство». Вот на такой оптимистической ноте мы закончим.

В. Дымарский – Мы заканчиваем нашу программу. Спасибо Алексею Гуськову за этот разговор. Мне кажется, он был очень важный не только с точки зрения понимания того, что сделал Гуськов в фильме или не только Гуськов, а вся команда.

А. Гуськов – Для меня – важно. Спасибо, что пригласили.

В. Дымарский – Да. А важно, мне кажется, вообще в подходах, что ли, к нашей истории, к восприятию истории, к восприятию нашей военной, в первую очередь, истории. И я желаю, все-таки, действительно, фильму хорошей, успешной судьбы.

А. Гуськов – Спасибо.

В. Дымарский – Спасибо. До встречи через неделю.