Слушать «Цена победы»
Мемуары летчика Дмитрия Панова
Дата эфира: 30 июля 2007.
Ведущие: Дмитрий Захаров.
Дмитрий Захаров – Здравствуйте. В эфире программа «Цена Победы» и я, ее ведущий Дмитрий Захаров. Виталия Дымарского сегодня нет, гостей тоже, и вести программу я буду в гордом одиночестве. Я сразу напоминаю наши телефоны, 783-90-25 для москвичей, 783-90-26 не для москвичей, а также телефон для отправки сообщений 970-45-45. Итак, как было заявлено, сегодняшняя программа посвящена мемуарам летчика-истребителя Дмитрия Пантелеевича Панова. Книга эта издана, к сожалению, не у нас, издана она в Львове, на Украине, в 2003 году, и попала она ко мне в руки только этим летом. Книга во многих отношениях замечательная, это почти тысяча страниц воспоминаний человека, который, что называется, от звонка до звонка провоевал, причем Панов воевал не только во время Великой Отечественной, он воевал в Китае, и его воспоминания удивительная вещь – с одной стороны, очень легкий язык, иногда напоминающий «Похождения бравого солдата Швейка Ярослава Гашека», иногда очень горькая, уничижительная ирония, от которой просто хочется плакать, потому что вещи, о которых он пишет, он пережил сам, пережили многие из тех, с кем он служил и те, кто погиб, воюя в составе истребительных полков, в которых он служил. Причем Панов в расцвете своей карьеры, скажем так, был комиссаром истребительного полка, который сначала был просто 2-й полк, потом его сделали Гвардейским 45-м, вот в составе этого полка он провоевал большую часть войны, начиная со Сталинграда. Эта книга просто потрясает. Я думаю, что в дальнейшем мы сделаем в рамках программы рубрику, в конце каждой программы в течение пяти, плюс-минус, минут мы будем цитировать мемуары кого-то из фронтовиков, которые в последнее время выходят, когда люди уже не боятся рассказывать, что происходило на самом деле и называть вещи своими именами. И сегодняшнюю программу я хочу построить именно как цитирование воспоминаний Панова, потому что лучше, чем человек, которому пришлось все это пережить, что называется, на собственной шкуре, рассказать не может никто.
Но сначала несколько слов относительно вопросов, которые пришли к нам через Интернет. Вот некий Валентин, видимо, очень «удачно» шутит: «Так и не получил от уважаемых ведущих ответа на вопрос, а сколько вообще стоит Родина? Это о Цене Победы. Какую сумму за Родину, то есть продать ее или купить, обменять, сдать в ипотеку вы бы посчитали приемлемой для себя и какая вас заведомо не устраивает? Желательно указать в евро и по курсу. Спасибо». Ну, вообще-то, наша программа рассказывает о том, какова была Цена Победы, исчисляемая в человеческих жизнях, поэтому ваш вопрос относительно евро или долларов, наверное, надо адресовать в первую очередь вам самому себе, Валентин.
Александр: «Добрый вечер. Я регулярно слушаю вашу передачу, с самого начала. К сожалению, я не знаю, кто такой Дмитрий Панов. Расскажите о нем подробней». Ну, вот, сегодня я о нем и расскажу.
Борис Барыкин: «Правда ли, что в боях под Халхин-Голом на каждый сбитый японский истребитель приходилось пять потерь с нашей стороны и какие выводы были сделаны армейским руководством из данной статистики?». Ну, про Халхин-Гол я сегодня рассказывать не буду, поскольку я цитирую Панова, но зато расскажу немножко, вернее, процитирую его книгу относительно боев в Китае. Это было чуть позже и даст достаточно наглядное представление о том, что являла собой японская и наша авиации во время китайского конфликта.
Виктор Сударев: «Уважаемый ведущий, цель вашей передачи – установление истины, поэтому прошу вас, сформулируйте, по вашему разумению, озвучьте объективные причины слабости нашей авиации в ходе войны, исходя из фактов и документов, а не внезапного нападения, гибели на аэродромах и прочей идеологической чуши. Из передачи и других источников очевидно, что не только умением, но и числом-то воевать не могли, а горькая правда нужна и нам, и в назидание потомкам, в их поучение, чтобы помнили».
Ну, есть еще несколько вопросов, которые не имеют отношения к сегодняшней программе и, собственно говоря, я перейду к существу дела. Процитирую немножко того, что писал Дмитрий Пантелеевич Панов в своей книге. Книга называется «Русские на снегу или судьба человека на фоне исторической метели». Вот, что пишет Панов о летчиках, которые воевали в Испании:
«Слишком много товарищей погибло в Испании. Многие другие наши были общие знакомые. На этом фоне трескучие рассказы о подвигах испанцев звучали святотатством, хотя некоторые из этих летчиков, которых вытащили из испанской воздушной мясорубки в качестве образцово-показательных экспонатов, совсем потеряли голову и плели невероятное. Например, маленький блондин летчик Лакеев из нашей истребительной эскадрильи тоже получил Героя. Но ему не повезло – фамилией дальше не вышел. Селекция Героев производилась по фамилиям. Не было среди них Коровиных и Дерюгиных, а были благозвучные Стахановы и боевые Рычаговы, которым предстояло переворачивать мир капитала. В начале уже нашей серьезной войны большинство «испанцев» имели весьма жалкий вид и нрав, практически не летали: зачем рисковать головой, увенчанной такой громкой славой? Такими были командир дивизии Зеленцов, командир полка Шипитов, командир полка Грысенко, командир полка Сюсюкало. В начале Отечественной войны мы ожидали от них примеров того, как надо бить «мессеров», которые нас буквально заклевывали и которых эти былинные герои в своих рассказах десятками уничтожали в испанском небе, но слышали от них в основном комиссарское подбадривание «давай, давай, вперед, братишки, мы свое уже отлетали». Помню жаркий день июля 41-го года. Я сижу в кабине И-153 «Чайки» на аэродроме южнее Браваров, где сейчас птицекомбинат, перед вылетом. Через несколько минут мне вести «восьмерку» на штурмовку противника в район хутора Хотунок, что сейчас за выставкой достижений народного хозяйства. За день до этого именно в этом месте мы потеряли летчика Бондарева, а в этом бою едва не сбили меня. В районе Хотунка скапливались немецкие танки, отлично прикрытые огнем эффективных немецких мелкокалиберных зениток «Раликон» и крупнокалиберных пулеметов, которые пробивали наши фанерные самолеты насквозь. К борту моего самолета подошел генерал-майор без должности, испанский Герой Советского Союза Лакеев, дивизию которого, где он был командиром, немцы сожгли на земле в первый же день войны, и теперь он без дела болтался по нашему аэродрому. Летать Лакеев трусил и занимался тем, что вдохновлял летный состав. Решил вдохновить и меня: «Давай, давай, комиссар, задай им перцу». Очень хотелось послать воспетого в прессе, стихах и песнях героя подальше, но мне не позволила высокая комиссарская должность. Лакеева послал подальше и показал ему комбинацию из кулака, прижатого к локтю другой рукой, один из пилотов соседнего 2-го полка Тимофей Гордеевич Лабок, которому Лакеев предложил покинуть самолет и уступить ему, генералу, место, чтобы такая большая ценность вылетела из окружения, когда до этого дошло дело...".
Вот такая небольшая цитата про испанских героев, судьба которых сложилась весьма и весьма по-разному во время Великой Отечественной войны. Конечно, не все из них были трусами и не все из них требовали себе самолет, чтобы вылететь в тыл, но вот с такими людьми пришлось столкнуться Панову непосредственно. Вот, что пишет, вспоминая о Китае, Дмитрий Пантелеевич Панов:
«Я впервые наблюдал тактику боя японских истребителей, но сразу оценил мощь двигателя И-98, машины новой модификации. Таких машин не было на Халхин-Голе. Авиационная промышленность Японии мгновенно среагировала на потребности армии. И-98 был великолепной современной машиной, покрытой тонким дюралюминиевым листом, оснащенной четырьмя пулеметами, тремя средними и одним тяжелым типа «Кольт» с мощным 14-цилиндровым двигателем двурядная звезда в скрупулезном японском исполнении. Наши «чижики» в погоне за японским монопланом по свече могли преследовать его только первые 250 метров вверх, а потом мотор терял мощность и захлебывался. Приходилось переворачиваться через крыло и становиться в горизонтальный полет на виражи и болтаться, как ... в проруби, ожидая, пока японец, вышедший со своей свечой на высоту более 1100 метров, осмотрится и наметит новую жертву для своего стремительного клевка с большой высоты. После взлета, набрав примерно 4000 метра высоты, мы развернулись, чтобы атаковать противника из верхнего эшелона, имея солнце за спиной, и устремились к месту воздушного боя, который уже начинался. Над аэродромом крутилась огромная карусель истребителей, гонявшихся друг за другом. Японцы следовали своей прежней тактике – нижняя группа вела воздушный бой на виражах и в боевых разворотах, а верхняя крутилась, выискивая себе жертвы для атаки на пикировании. Наша эскадрилья, разбитая на две группы по пять самолетов, атаковала нижнюю группу противника с двух сторон. Гриша Воробьев завел пятерку слева, я справа. Японская карусель рассыпалась и бой приобрел хаотичный характер. Мы вели его по принципу папы: один атакует, другой прикрывает. Японцы же действовали по принципу коллективной ответственности: верхние прикрывали нижних. Японский способ ведения боя оказался заметно эффективнее. Итак, наступил, пожалуй, главный момент в жизни летчика-истребителя – воздушный бой с противником. Это всегда вопрос жизни, победить или быть побежденным, жить или умереть, на который нужно давать ответ, не откладывая. Ручка сектора газа мотора отдана до упора и двигатель дрожит, отдавая все, что может; руки пилота на гашетке спуска пулемета; сердце бьется в бешеном ритме, а глаза ищут цель. Это на учениях смотрят в трубку тубы с прицела, а в бою стрельба из пулемета ведется по-охотничьи – направляешь нос самолета на противника и открываешь огонь, делая поправку по ходу полета трассирующих пуль, да не забывай почаще вертеть головой, заглядывая под хвост своего самолет – не появился ли там противник? Иногда меня спрашивают, как вышел живым из многолетней воздушной мясорубки? Ответ прост: не ленился вертеть головой, благо шея у меня короткая и голова вертится легко, как башня у танка. Я всегда видел в воздухе противника и мог хотя бы примерно предугадать его маневр, да и, видимо, родители дали мозги, которые могут постоянно держать в себе всю картину воздушного боя. Сначала царил полный хаос и стрелять приходилось наугад. Потом мое внимание сосредоточилось на секретаре нашего эскадрильного партбюро Иване Карповиче Розинке, который, выбрав себе цель, отважно атаковал ее в пикировании и, догнав самолет противника, открыл огонь из четырех пулеметов. Самолет японца охватило пламя, он рухнул на землю, превратившись в огненный шар. Но верхний эшелон японцев крутился недаром. Когда Розинка выводил свой самолет из пикирования, его атаковали сразу два японских истребителя и первыми же очередьми подожгли «чижика». Попадание было настолько точным, а бензиновые баки настолько полными, что «чижик» не долетел даже до земли. Огненный факел, в который он превратился, оборвал свой путь примерно на высоте полкилометра. Не знаю, был ли ранен Иван Карпович или просто не сумел выпрыгнуть из вспыхнувшей машины, но в эти мгновения он нашел в небе Китая свою огненную смерть. Розинку любили в эскадрилье. Это был спокойный, рассудительный, толковый пилот. У него осталась семья. Я вздрогнул от жгучей обиды, видя гибель товарища, и устремился в сторону одного из японцев, сбивших его. По обычной манере японца, поставив самолет свечой, он выходил из атаки, набирая высоту, как раз мимо пары, где я был ведущим. Ведомым был Саша Кондратюк. Я пошел на сближение с японцем, выходящим из атаки и атаковал его из очень удобного положения – сбоку, когда он летел вертикально, обращенный ко мне макушкой головы под плексигласовым колпаком, которыми были оснащены японские «98». Я хорошо видел летчика и открыл огонь немного раньше. Японец влетел в огненную струю и вспыхнул как факел. Сначала бензин плеснулся на левое крыло – видимо, пули попали в бензобак и плоскость сразу охватило пламя, оканчивавшееся шлейфом дыма. Японец в горячке еще метров двести выполнял свечу, но потом перевернулся через крыло и встал в горизонтальный полет, потянул свой охваченный пламенем самолет на восток в сторону своего аэродрома. В бою не до любопытства, впрочем, естественного – что же случилось с противником? Мое внимание переключилось на других японцев, а китайские наблюдатели с земли докладывали потом, что японский «фити» – самолет не дотянул до линии фронта, у него отломилась плоскость и летчик покинул самолет, спустившись на парашюте. Китайцы захватили японца и привезли его на аэродром. Узнав об этом, мы уже вечером после боя стали просить главнокомандующего ВВС Китая, который прилетел вслед за нами на аэродром, показать пленного пилота. Джао Джоу сначала выкручивался, объясняя, что он сидит в каком-то сарае, а потом стал нам объяснять, что пилота, в общем-то, уже нет, а нам покажут его обмундирование. Принесли какую-то бедную одежонку и тапочки на толстом войлоке со шнурками. Как мы узнали позже, аэродромная китайская прислуга по китайскому обыкновению взяла японца за руки – за ноги и по команде «ай-ца-ли» – «раз, два, взяли» разорвала его на части. Страшная штука война. Судя по его воздушным маневрам, японец был хороший пилот и смелый парень, которому не повезло, что могло случиться с любым из нас. Но и китайских крестьян, одетых в солдатскую форму, которых японские пилоты убивали десятками тысяч, тоже можно было понять. На войне не бывает абсолютно правых и абсолютно невиноватых. Во всяком случае, эта история оставила у меня на душе тяжелый осадок...«.
Японцы воевали грамотно, не числом, а умением. Но самое, наверное, сильное впечатление из того, что написал в своей книге Панов, это звездный налет на Сталинград. Если вы помните, в одной из предыдущих программ мы с Виталием обсуждали этот налет, в ходе которого еще в августе 42-го года город фактически выгорел полностью, и так получилось, что Панова в день звездного налета перевели из одного полка в другой, в полностью разбитый полк, который был на левом берегу Волги и в котором Панову предстояло занять должность комиссара полка. В этой должности он совершил 450 боевых вылетов только к 43-му году и сбил к этому времени более 10 самолетов лично. Как Панов сам вспоминал, он был редкий экземпляр того, что называется «летающий комиссар». Ну, вернемся к его книге и к этому событию о том, как все это происходило. Происходило это следующим образом:
«Мои раздумья были не из веселых. Согласно расчетам, получалось, что в ночь с 22 на 23 августа 42-го года немецкие танки, оказавшиеся под Сталинградом, прошли по степи 90 километров от Дона до Волги, а если дело пойдет дальше такими темпами... За невеселыми раздумьями наступил вечер. Багрово-красное волжское солнце уже почти касалось земли своим диском. Честно говоря, я подумал, что приключения этого дня закончились, да не тут-то было. Над Сталинградом раздался хриплый завывающий рвущий душу сигнал сирен воздушной тревоги и сразу же над городом появилось десятка полтора истребителей дивизии ПВО под командованием полковника Ивана Ивановича Красноюрченко, моего старого знакомца еще по Василькову. Золотая геройская звезда, полученная им в Монголии, которую Иван Иванович буквально выскандалил, демонстрируя пластинки с маркировок, снятые со сбитых японских самолетов, помогала ему всю войну быть на втором плане боевых действий, умело разделяя славу и создавая впечатление, но ни рискуя при этом головой – тоже своего рода искусство. Но на этот раз от дивизии Красноюрченко трудно было ожидать чего-нибудь путного по той простой причине, что парад его дивизии ПВО Сталинграда в воздухе очень напоминал смотр образцов давно списанной советской авиационной техники. Удивительно, как весь этот музейный хлам, на котором летчики гробились, даже когда он был новый, мог держаться в воздухе. Если на фронт все-таки стремились давать Яки и Лаги, Миги последних выпусков, то среди жужжавшего в небе Сталинграда хлама дивизии Красноюрченко я даже заметил «грозу пилотов» И-5 33-го года выпуска. Были там И-153, И-15, И-16 и устаревшие английские истребители «Харрикейн». Да и тактические действия истребителей ПВО Сталинграда напоминали какую-то клоунаду в цирке шапито: они тарахтели над центром города, поднявшись тысячи на 4 метров и летали парами, в то время как грозный сомкнутый строй немецких бомбардировщиков Ю-88 и «Хенкель-111» под прикрытием истребителей Ме-109, не обращая внимания на всю эту клоунаду, спокойно проследовал на юг Сталинграда в Бекетовку, где размещалась главная городская электростанция. По ней немцы и ухнули свой бомбовый груз. Земля закачалась. Видимо, легли тонные бомбы. Свет по всему городу погас, а над южной окраиной стали подниматься густые черные клубы дыма от грандиозного пожара. Видимо, горели запасы мазута на электростанции. Бомбардировщики противника перестроились и принялись спокойно уходить от цели. Истребители к ним даже не приблизились, продолжая свою воздушную клоунаду, а очевидно неопытные зенитчики стреляли крайне неудачно. Горящие осколки, сыпавшиеся на крыши домов, явно грозили убить больше своих, чем немцев. Когда я, взвалив на спину свой вещевой мешок с летной амуницией – комбинезон, унты, шлем и прочее двинулся в сторону переправ, немцы, выстроившись по три девятки, продолжали налет на город со всех сторон. С интервалом в минута-полторы две группы бомбардировщиков по 27 самолетов каждая наносили удары по знаменитым сталинградским заводам, которые строили, вырывая кусок хлеба изо рта умирающих от голода крестьян. Вскоре огромные пожары поднялись над тракторным заводом, заводом «Баррикады», «Красный Октябрь». Но самым страшным было то, что у немцев, которые совершили в те сутки более 2 тысяч самолетовылетов с удобно расположенных возле Сталинграда аэродромов Миллерово, Котельниково, Жутово и других, явно хватало бомб и для уничтожения города. Примерно через полчаса они подожгли огромные емкости с нефтью на берегу Волги и прекрасно осветив город этими колоссальными факелами принялись класть по жилым кварталам бомбовые ковры из осколочных и зажигательных бомб. Город мгновенно превратился в сплошной огненный костер. Это был знаменитый звездный налет немецкой авиации на Сталинград 23 августа 42-го года, в адском огне которого я, свежеиспеченный комиссар авиационного полка, пробирался к волжским переправам через горящие кварталы. Ужасней картины мне не приходилось видеть за всю последующую войну. Немцы заходили со всех сторон – сначала группами, а потом уже одиночными самолетами. Среди ревущего огня в городе появился какой-то стон и будто бы подземный гул. Истерически рыдали и кричали тысячи людей, рушились дома, рвались бомбы. Среди ревущего пламени дико выли коты и собаки. Крысы, выбравшись из своих укрытий, метались по улицам. Голуби, поднявшись тучами, хлопали крыльями, встревоженно крутились над горящим городом. Все это очень напоминало Страшный Суд, а, возможно, это были проделки дьявола, воплотившегося в образе плюгавого рябого грузина с округлым задом лавочника. Стоило только появиться чему-либо, связанному с его именем, как сразу же гибли миллионы людей, все рушилось, горело и взрывалось. Город дрожал, как будто оказался в жерле извергающегося вулкана. Нужно отдать должное героизму мужиков-волгарей. В этом гигантском костре они не растерялись и действовали, как русские мужики на пожаре – энергично, смело и ухватисто. Вытаскивали из горящих домов людей и кое-какой скарб, пытались тушить пожары. Хуже всего приходилось женщинам. Буквально обезумев, растрепанные, с живыми и убитыми детьми на руках, дико крича, они метались по городу в поисках убежища, родных и близких. Женский крик производил не менее тяжелое впечатление и вселял не меньше ужаса даже в самые сильные сердца, чем бушующий вокруг огонь. Дело шло к полуночи. Я пытался пройти к Волге по одной улице, но уперся в стену огня. Поискал другое направление движения, но результат был тем же. Пробираясь между горящими домами в окнах второго этажа горящего дома я увидел женщину с двумя детьми. Первый этаж был охвачен пламенем и они оказались в огненной ловушке. Женщина кричала, просила спасения. Я остановился возле дома и закричал ей, чтобы она бросала мне на руки грудного ребенка. После некоторого раздумья она завернула младенца в одеяло и осторожно выпустила его из своих рук. Я удачно подхватил ребенка на лету и положил в сторону. Затем удачно подхватил на руки пятилетнюю девочку и последнюю пассажирку, мать этих двоих детей. Мне было 32 года. Я был закален жизнью и неплохо питался. Сил хватало. Для моих рук, привыкших к штурвалу истребителя, этот груз не составлял особенных проблем. Едва я успел отойти от дома, где выручал женщину с детьми, как откуда-то сверху из огня с яростным мяуканьем на мой вещевой мешок приземлился большой рябой кот, сразу же яростно зашипевший. Животное находилось в таком возбуждении, что могло сильно поцарапать. Покидать безопасную позицию кот не стал. Пришлось стащить мешок и прогнать с него кота, вцепившегося когтями в политическую литературу...«.
Дальше он описывает, как происходила переправа и, собственно говоря, описывает, как он продолжал спасать людей из пожарищ, продвигаясь в сторону пристани. История, конечно, очень и очень печальная. Вот, что он пишет, как он увидел город во время переправы:
«С середины реки мне в полном масштабе стал виден размер наших потерь и несчастий. Горел огромный промышленный город, протянувшийся вдоль правого берега на десятки километров. Дым пожарищ поднимался на высоту до пяти тысяч метров. Горело все то, ради чего мы десятилетиями отдавали последнюю рубашку. Ясно было, в каком настроении я находился. 2-й истребительный авиационный полк в это время отсиживался в кустах на берегу Волги и находился в достаточно плачевном, как материальном, так и моральном состоянии. 10 августа 42-го года на аэродроме Ворапоново, где я оказался на следующий день и увидел летное поле, изрытое воронками от бомб, немцы неожиданно на земле захватили этот полк и нанесли по нему бомбовый удар. Погибли и люди, и часть самолетов была разбита. Но самым серьезным уроном было падение боевого духа личного состава полка. Люди впали в депрессию и, перебравшись на восточный берег Волги, укрылись в зарослях лозы в междуречье Волги и Ахтубы и просто лежали на песке. На протяжении целых двух суток никто даже не предпринимал никаких попыток раздобыть продовольствие. Именно в таком настроении у фронтовиков заводятся вши и по-глупому погибают хорошо оснащенные подразделения...».
Когда Панов стал интересоваться, как бы добыть самолеты для его полка, ему сообщили, что в хрюкинской армии он является шестым истребительным полком в очереди, который стоит на получение самолетов, еще пять полков были безлошадными, и ему также сообщили, что вы не единственные полки и не единственные армии, которые нуждаются в самолетах, поэтому какое-то время полк находился на земле. И только через несколько месяцев им выдали десятка полтора Як-1, которых явно было недостаточно для того, чтоб оснастить полк целиком. Но тем не менее воевать они начали и воевали они очень достойно, то есть это был не маршальский полк, не элитный полк, это были обычные работяги войны, которые в основном летали на прикрытие штурмовиков и бомбардировщиков, а если им удавалось сбить хотя бы один «Мессершмитт», это считалось достаточно серьезным делом. Вот, что Панов пишет о Яке:
«По-прежнему сохранялось преимущество немецкой техники. Самолет Ме-109 развивал скорость до 600 км, а наш самый современный Як всего до 500, а, значит, не догонял в горизонтальном полете немца, что мы хорошо видели, наблюдая за воздушными боями над Сталинградом с противоположного берега. И, конечно, очень заметна была неопытность наших пилотов. Однако в случае, если в поединок с немцем вступал наш опытный ас, то ему удавалось довольно удачно использовать преимущества нашей машины в маневре».
Это одно замечание по поводу Яка. Другое – это то, насколько прочным самолет Як был с точки зрения конструктивной. Как-то в полк, в котором служил Панов, приехал Маленков:
«Маленков позвонил секретарю обкома партии в Куйбышеве и тот нашел способ подвезти его к Сталинграду. Действительно, скоро нам стали выдавать хороший гуляш, гарниром к которому служила, – о, чудо! – настоящая, не мороженая, как раньше, картошка. Еще Маленков вроде бы нас немного журил: „Часто наблюдаю воздушные бои над Сталинградом, но больше падают наши самолеты, охваченные пламенем. Почему так?“. Здесь уж все летчики заговорили, перебивая друг друга – Маленков будто кровоточащей раны коснулся. Пилоты объясняли, что давно было всем известно: немецкие алюминиевые истребители летают на 100 километров быстрее, чем Як, а нам даже пикировать нельзя, больше чем на скорости 500 км, иначе отсос воздуха с верхней части плоскости сдирает с нее обшивку и самолет разваливается, раздеваясь клочьями. Мне дважды приходилось наблюдать подобное в воздушных боях. Один раз – под Сталинградом, другой раз – над Ростовом. Наши ребята, стремясь показать „мессерам“ кузькину мать, увлеклись и просто забыли о возможностях наших „гробов“. Оба летчика погибли. Особенно трагически выглядело это в Ростове. Як-1 подбил „мессера“ на высоте 3 тысяч и, увлекшись, кинулся догонять немецкую машину на пикировании. „Мессер“ уходил на бреющий полет на скорости 700-800 км в час. Скоростная алюминиевая машина, проносясь мимо нас, выла и свистела, как снаряд, а Як-2 нашего парня принялся разваливаться прямо в воздухе, сначала лохмотьями, а потом по частям. Пилот всего на полсекунды опоздал покинуть самолет, парашют не успел раскрыться и он ударился о пятиэтажку общежития завода „Россельмаш“. Сюда же упали обломки самолета. А Маленков спрашивает, будто в первый раз об этом слышит. Он благостно поулыбался и туманно пообещал, что „самолеты будут с большой скоростью, меры принимаем“. Ждать этих мер пришлось до самого конца войны...».
Вот такие у него воспоминания о самолетах, на которых он провоевал до самого конца. Очень любопытное замечание у Панова и по поводу «лаптежника» «Юнкерса-87 Штука», которых в наших мемуарах, которые выходили в советское время, сбивали буквально пачками. Тут надо бы сказать, что «Юнкерсов-87» за войну выпустили порядка 4 тысяч, а Ил-2 выпустили более 35 тысяч. При этом 40% потерь нашей авиации составляли именно штурмовики. По поводу Ил-87:
«Иногда точность была такой, что бомба попадала прямо в танк. При вхождении в пикирование, Ил-87 выбрасывал из плоскостей тормозные щитки, которые кроме торможения производили еще ужасающий вой. Эта вертлявая машина могла использоваться и как штурмовик. Имея 4 пулемета, а сзади крупнокалиберный пулемет „Натуреле“ подступиться к „лаптежнику“ было не так то уж и просто. Весной 42-го года под Харьковом над селом Муром стрелок „лаптежника“ едва не сбил мой истребитель. Вместе с группой истребителей и две эскадрильи, которых я привел для прикрытия наших войск в районе Мурома, я встретил над позициями нашей пехоты 5 „лаптежников“. Хотел развернуть свою группу для атаки, но когда оглянулся, за мной никого не обнаружил. Я оказался один на один с ними. Проклятые каракатицы не упали духом. Они оставили в покое нашу пехоту и, развернувшись, пошли на меня в атаку, открыв огонь сразу из всех своих 20 пулеметов. К счастью, расстояние было таким, что трассы, вырывавшиеся вместе с дымом из дул пулеметов, загибались, не долетая, теряя убойную силу метрах в 10 ниже меня. Если бы не это везение, они бы разнесли мой фанерный мотылек вдребезги. Я мгновенно резко бросил самолет вверх и вправо, уйдя из зоны огня. Это выглядело, как если бы собравшиеся вместе лоси принялись гоняться за охотником. Выйдя из атаки со снижением, „лаптежники“ перестроились и опять принялись бомбить наши войска...».
Вот такие воспоминания. Есть у Панова воспоминания о том, как два наших полка были вывезены на немецкие аэродромы, мягко говоря, не очень квалифицированными штурманами. Очень много воспоминаний о быте, жизни...
Теперь перейдем к вашим сообщениям. «Большое спасибо за информацию о книге и за весь цикл передач. Ольга». Ну, не за что, стараемся.
Елена, Москва: «Ну что же вы так скромно – не все были трусами летчики. Говорите прямо, что все наши летчики трусы и негодяи были. Как хорошо, вы теперь можете цитировать не только труды немецких летчиков, но и львовского. Тоже нашли одного, как говорится, с больной головой, на здоровых наших летчиков плевать». Прочитайте книгу, потому что он описывает фантастические подвиги людей, которых не отметили никакими наградами и которые зачастую гибли из-за совершенно идиотских приказов.
Татьяна, Москва: «Фактор внезапности нападений и нехватки самолетов в первые месяцы войны сбрасывать нельзя. Хотелось бы, чтобы либерально настроенные историки и журналисты критиковали, но не очерняли огульно исторические факты». Вы знаете, на момент нападения немцев на Советский Союз у нас преимущество в авиации было приблизительно семикратное.
«Большое спасибо вам за вашу передачу». Да.
«Повторите, пожалуйста, автора и название». Дмитрий Панов «Русские на снегу или судьба человека на фоне исторической метели».
«Дмитрий, а можно ли достать эту книгу у нас? Ведь держите же вы ее в руках. Кирилл, Санкт-Петербург». Вы знаете, она мне тоже досталась чудом, мне ее привезли с Украины.
«В мае в тематической передаче не было упомянуто формирование на Волге 16-й воздушной армии. Мой отец Журавель Александр Пантелеевич, пилот-истребитель, воевал на Яках от Сталинграда до Берлина, упомянут в книге «16-я воздушная армия». К сожалению, автор послания не представился.
«Дымарскому. Виталий, сердечное вам спасибо вам за ваши передачи и особенно за книгу Дмитрия Панова». Вообще-то я Дмитрий Захаров.
«Мой муж родился в Сталинграде, а воевал в Белоруссии. Его уже нет на свете, его догнала война. Низкий поклон от вдовы солдата».
«Что в данных воспоминаниях мы не знали раньше? Банально. Про японцев не слышал, а все остальное не новость. Юрий. Конечно, дополнительных источников много не бывает». Вы знаете, для меня самым, наверное, сильным элементом, частью этой книги, было описание звездного налета на Сталинград, потому что действительно город погиб почти полностью и, главное, Панов объяснил в книге то, что я не очень понимал – почему пожар был столь стремительным. Ведь Сталинград, это же, по сути, дореволюционный Царицын, и основные каменные здания, которые там имелись, это, собственно, заводы, которые были построены в годы первых пятилеток. Жилой фонд-то города оставался по-прежнему деревянный, тот самый, который был до 17-го года и, соответственно, город сгорел просто как факел, молниеносно. Ну и, конечно, как Панов пишет, это было самое ужасное, что ему приходилось видеть за все годы войны.
«Зачем ложь? Японцы никогда не убивали тысячи китайцев. А, в общем-то, эта книга очередная туфта после ста лет окончания Великой Отечественной войны. Ура. Дима». Товарищ подписался Правдин. Ну, наверное, вам виднее. Панов-то, собственно говоря, все это на своей шкуре выстрадал и все это пережил.
«В какие годы написаны мемуары Панова? Смело он о Сталине пишет. Леша». Вы знаете, книга, во всяком случае издание этой книги, которая мне досталась, оно 2003 года. Естественно, что в это время он уже мог бы писать.
«В какие дни недели выходит ваша передача? Вадим, Томск». Ну, вот, собственно, она по понедельникам выходит.
Такие вот мемуары у Дмитрия Пантелеевича Панова. Есть очень много описания того, как складывался наземный быт летчиков, психология людей. В частности, он пишет очень интересно о своих сослуживцах, о том, кто как воевал, и к числу таких капитальных бед нашей армии и нашей авиации он относит два фактора: это, как он пишет, командование, которое зачастую было таким, что Гитлеру было бы в самый раз вручать этим горе-командирам немецкие ордена, это с одной стороны; с другой стороны, на фоне боевых потерь, колоссальные потери наши войска несли еще из-за употребления алкоголя, вернее, жидкостей на спиртовой основе, которые, в общем-то, употреблять в качестве алкоголя было нельзя. Причем у Панова описано несколько случаев, когда, в общем, хорошие, толковые и ценные люди погибали именно потому, что выпивали то, что принимать внутрь в качестве горячительного нельзя категорически. Ну и, как правило, если выпивают, то не в одиночку и, соответственно, это три, пять, иногда даже больше человек погибали из-за отравления алкоголем.
Вот кто-то пишет: «Книга отличная. Как китайцы порвали – я в шоке. Алена. Тольятти». Ну, знаете, эту книгу стоит прочитать всю, там много от чего можно оказаться в шоке.
«Можно ли скачать эту книгу в Интернете. Очень понравилось. Спасибо, с уважением, Андрей». Вы знаете, не готов сказать, можно ли ее скачать в Интернете, поскольку я не очень хорошо знаком с украинскими сайтами, где могла бы быть выложена эта книга.
Юрий: «Ну, Сталинград. А Дрезден под союзниками? Не дореволюционный и не сплошь деревянный? Просто правильно организованный процесс войны». Вы знаете, по числу жертв, никто не знает на самом деле точного числа жертв среди мирного населения после звездного налета в августе 42-го года, и я не уверен, что кто-либо озадачивался вопросом поисков точных данных по количеству погибших. Ну, мы говорили об этом в одной из предыдущих программ и, собственно говоря, этот вопрос по-прежнему остается открытым. Я думаю, что в каждой программе, хотя бы 5-10 минут мы будем посвящать тому, что цитировать мемуары тех, кто выжил, и мемуары которых вышли в последние годы, потому что, допустим, для меня были большим открытием мемуары Дмитрия Лозы «Танкист на иномарке», где он описывает, как воевал на «Шермане». Ну, «Шерман», вроде бы очень высокий, очень неказистый танк, и тем не менее экипажи очень любили эту машину, и объяснения этому у Лозы даны достаточно исчерпывающие. Помимо эргономики, помимо того, что все было организовано так, чтобы танкисту было удобно воевать, у «Шермана» было одно колоссальное преимущество перед всеми нашими танками: у него не детонировал боезапас. Как американцы сумели этого добиться, вопрос достаточно сложный. Ну, я думаю, что Лозу мы процитируем в одной из последующих передач, он просто описывает, как лежал под своим подбитым «Шерманом» и ждал, когда начнут взрываться снаряды, а боезапас достигал почти 100 снарядов, ну и, соответственно, можно представить себе, что произошло бы с экипажем. Снаряды хлопали, то есть в них взрывался порох, в гильзах, но боевая часть снаряда не взрывалась. Как мне приходилось читать, на снаряде у американцев был поясок, который срывался только прохождения снаряда через канал ствола пушки, и только после этого снаряд становился на боевой взвод. А во время сгорания пороха и выбрасывания снаряда из гильзы во время пожара танка он на боевой взвод не становился и, соответственно, не взрывался.
Кирилл, Санкт-Петербург: «А по поводу внезапности и превосходства немцев в 41-м пусть сомневающиеся почитают Марка Солонина».
«Скажите, где можно купить эту книгу? Лена». Лена, к сожалению, не знаю, где ее можно купить. Хорошо было бы, если бы ее издали и в Российской Федерации.
«Во Львове эта книга на русском? Это невероятно. А что за издательство? Книга зацепила. Спасибо. Марина». Издательство называется «Сполом». Не знаю, что это значит на украинском. Львов, 2003 год.
«Повторите, пожалуйста, название и автора. Борис». Дмитрий Панов «Русские на снегу». На обложке нарисован 110-й «Мессершмитт» и Як-3, на котором летал Георгий Нефедович Захаров, командир 303-й истребительной авиадивизии. Не знаю уж, почему нарисовали его самолет, да ладно, все равно хорошо.
Кстати говоря, очень интересно Панов пишет и о 110-х «Мессершмиттах». Это двухмоторные истребители-бомбардировщики, которые не самым удачным образом показали себя во время битвы за Британию, и в дальнейшем были переведены в ночную авиацию в качестве перехватчиков или в качестве легких бомбардировщиков и штурмовиков. Так вот Панов развенчивает миф о том, что 110-й был легкой добычей. Он описывает, как ему приходилось сталкиваться со 110-ми в сталинградском небе, а учитывая, что у него было два мотора, то опытные пилоты убирали газ с одного, добавляли на другом тягу и разворачивали его фактически, как танк, на месте, а учитывая, что у него было 4 пулемета и 2 пушки в носу, когда такая машина поворачивалась к истребителю носом, ничего хорошего ждать не приходилось.
«Очень хочу прочитать книгу, подскажите, где купить». Не знаю, где купить, не знаю, где достать. Вот процитировал по тому, что удалось.
«Видимо такие, как этот Валентин, стояли в заградотрядах, родину «защищали». Это, видимо, о Валентине, который по поводу Цены Победы. Не знаю, не берусь комментировать.
«Вы положите текст книги в Инете? Дмитрий». Дмитрий, тут тысяча страниц. Я не знаю, кто сможет взять на себя такой титанический труд, чтобы перепечатать эту тысячу страниц и выложить, а сканировать тысячу страниц – вы тоже, понимаете, занятие не самое простое.
У нас осталось немножко времени на телефонные звонки. Телефон для слушателей сегодня другой, 363-36-59. Алло, добрый вечер.
Слушатель – Здравствуйте. Я слышал отзывы американских танкистов о «Шермане», по телевизору показывали просто, старый танкист рассказывает. «Шерман» взрывался от малейшего попадания, даже от самого незначительного попадания «Шерман» загорался. Они очень плохого мнения были о «Шерманах».
Д. Захаров – Ну, а вот Дмитрий Лоза, который сменил несколько модификаций «Шерманов» с 42-го по 45-й год, он закончил воевать в Вене, был очень высокого мнения об этой машине, потому что ему пришлось лежать под горящим «Шерманом», у которого боезапас не детонировал. И это был не единственный случай. То есть он очень хорошо знал эту машину, просто, как любым оружием, им нужно было уметь пользоваться. Если хотите, найдите книгу, она называется «Танкист на иномарке», Дмитрий Лоза. Уж, наверное, он знал, о чем пишет.
«А что же немцы идеальные такие были, а наши – нет? Снова Алена, Тольятти». Ну, я не знаю, что вы имеете в виду.
«Сколько самолетов сбил Панов? Какие имел награды и звания?». Вы знаете, он сбил больше десятка самолетов. Собственно говоря, его представляли к званию Героя Советского Союза, но поскольку он был летающий комиссар, то не летающие комиссары помогли ему Героем Советского Союза не стать. Все остальные награды, то есть ордена Боевого Красного Знамени, Красной Звезды, Великой Отечественной войны он получил, потому что этим его обнести просто не могли.
Он описывает достаточно любопытный момент, когда один из не летающих комиссаров, причем комиссар не полка, а дивизии всячески учил Панова как жить. На что Панов ему сказал: «Давай сядем на Як-7 в спарке и слетаем в бой, вот ты мне во время боя сзади и будешь объяснять, как надо воевать». – «Ты хочешь обезглавить политотдел дивизии», – возмутился не летающий комиссар, найдя замечательную мотивацию того, почему он не совершил ни одного вылета за годы войны. И таких людей Панову приходилось встречать, что называется, пачками. Еще звонки. Алло, слушаю вас.
Слушатель – Добрый день. Николай, Москва. Насчет вашей передачи, насчет вот этой книги. Ну, человек, который писал эту книгу, слабо вообще знает авиацию, потому что у меня перед глазами книга «Вооружение самолетов» издания 40-го года. Истребитель Японии, сделанный по лицензии Англии И-93...
Д. Захаров – В данном случае речь шла о И-98.
Слушатель – И-98, прекрасно. Вооружение: два синхронных пулемета. Представляете, что это такое?
Д. Захаров – Ну да, представляю.
Слушатель – Через винт. Второе, Ме-109. Ну, это серьезная машина, там масса вариантов вооружения...
Д. Захаров – И масса вариантов двигателей.
Слушатель – Да, да, конечно. Но Ю-87, которые сбивали над Сталинградом самолеты, это смешно.
Д. Захаров – Да нет, ну, понятно, смешно. Естественно, смешно. Подполковник, который провоевал войну с 41-го по 45-й год. Это все смешно, это понятно.
Слушатель – Нет, нет. Комиссар, это во-первых. Во-вторых, если уж он летчик, то он должен знать вооружение Ю-87.
Д. Захаров – Вы знаете, очень многие наши летчики имели очень смутное представление о том, какие самолеты у противника.
Слушатель – Нельзя книги писать.
Д. Захаров – Ну вот писали же. И не он один. Совершенно не ориентируясь в технике, потому что Юнкерсов-87, я могу с вами вступить в длительную дискуссию...
Слушатель – Два. Две модификации.
Д. Захаров – Да я вас умоляю. Была Юнкерс-87 от «а» до «г». «Г» были вооружены двумя 37-мм пушками, как вы, наверное, знаете.
Слушатель – Знаю.
Д. Захаров – Двигатели были тоже разные абсолютно.
Слушатель – Ну, это уже 43-44-й год.
Д. Захаров – Ну да. Но сейчас мы не будем вступать в полемику по поводу тактико-технических характеристик...
Слушатель – Нет, тут вопрос другой, что война в Китае, И-15 человек назвал, это И-153.
Д. Захаров – Он называл там И-153.
Слушатель – Даже И-13 я слышал.
Д. Захаров – Вы знаете, нет идеальных книг, нету идеальных людей, но прочитать ее, я вас уверяю, стоит, потому что человек совершил больше полутысячи боевых вылетов и, наверное, не задаром хлеб жевал. Спасибо вам за звонок.
«На чем летал Покрышкин? Евгений». В 41-м году Покрышкин летал на МиГ-3, который очень любил и который вывозил, когда его подбили, на грузовике и в конечном итоге был вынужден его сжечь, когда его уже нельзя было починить и вылететь из окружения. Потом он летал недолго на Як-1, а после до конца войны он летал на «Белл-Р39-Аэрокобра», которую тоже очень любил. Еще звонки. Алло, слушаю вас. Добрый вечер.
Слушатель – Добрый вечер. Олег из Тамбова. Скажите мне е-мейл свой.
Д. Захаров – И что?
Слушатель – Я не слышал, не успел записать. У меня много вопросов.
Д. Захаров – Так вы отправьте на «Эхо» и все, я получу. Спасибо.
«Помню описание Кожедуба, когда встречные „Юнкерсы“ без прикрытия истребителей становились в оборонительный бой. Андрей из Москвы». Ну, вы то же самое можете найти и у Покрышкина, и у кого угодно из летчиков еще. Немецкие бомбардировщики трусами не были, а Ганс-Ульрих Рудель, который совершил более тысячи боевых вылетов на Юнкерсе-87, по-моему, шесть или семь раз садился за линией фронта, чтобы вывезти своих товарищей, то есть для них это была достаточно традиционная практика. Кстати говоря, Рудель потерял за годы войны 16 самолетов и воевал вплоть до последних дней. Еще звонки. Алло, здравствуйте.
Слушатель – Здравствуйте. Это Дмитрий, Нижний Новгород. Такой вопрос небольшой. Зимой примерно я слышал передачу по радио Финляндии про бомбардировки 44-го года Хельсинки, который практически не пострадал от действий советской авиации. Насколько вообще те действия были сопоставимы со звездным налетом и как удавалось технически достигать такого при обороне? Спасибо.
Д. Захаров – Вы знаете, я не готов говорить сейчас относительно бомбардировок Хельсинки, но зато могу сказать, что в результате бомбардировок Турку окончательная реставрация исторического центра города закончилась только, по-моему, к 67-му году – так хорошо его отработали, не знаю уж зачем и почему. Еще звонки. Алло, добрый вечер.
Слушатель – Добрый ночи. Валерий, Москва. Хотел бы небольшое уточнение по издательству, которое издало книгу Панова. Скорее всего, издательство называется «Полох».
Д. Захаров – Сейчас, я просто не знаю украинский язык. Написано: «Сполом». Вот, извините, что написано, то написано. Алло, здравствуйте.
Слушатель – Андрей, Петербург. Прекрасная передача, спасибо огромное. Знаете, слушаю и думаю, все знают – сегодня услышал, кстати, по «Эху» – два миллиона тираж Гарри Поттера. Может быть, кто-нибудь из издателей возьмется все-таки, напечатает?
Д. Захаров – Вы знаете, наверное, Панова бы стоило опубликовать, да и тиражи таких книг, как Лозы, книг, которые издает Артем Драпкин, наверное, тоже стоило бы делать больше. К сожалению, я должен закончить нашу передачу. Спасибо всем, кто слушал. До встречи через неделю, всего доброго.
Но сначала несколько слов относительно вопросов, которые пришли к нам через Интернет. Вот некий Валентин, видимо, очень «удачно» шутит: «Так и не получил от уважаемых ведущих ответа на вопрос, а сколько вообще стоит Родина? Это о Цене Победы. Какую сумму за Родину, то есть продать ее или купить, обменять, сдать в ипотеку вы бы посчитали приемлемой для себя и какая вас заведомо не устраивает? Желательно указать в евро и по курсу. Спасибо». Ну, вообще-то, наша программа рассказывает о том, какова была Цена Победы, исчисляемая в человеческих жизнях, поэтому ваш вопрос относительно евро или долларов, наверное, надо адресовать в первую очередь вам самому себе, Валентин.
Александр: «Добрый вечер. Я регулярно слушаю вашу передачу, с самого начала. К сожалению, я не знаю, кто такой Дмитрий Панов. Расскажите о нем подробней». Ну, вот, сегодня я о нем и расскажу.
Борис Барыкин: «Правда ли, что в боях под Халхин-Голом на каждый сбитый японский истребитель приходилось пять потерь с нашей стороны и какие выводы были сделаны армейским руководством из данной статистики?». Ну, про Халхин-Гол я сегодня рассказывать не буду, поскольку я цитирую Панова, но зато расскажу немножко, вернее, процитирую его книгу относительно боев в Китае. Это было чуть позже и даст достаточно наглядное представление о том, что являла собой японская и наша авиации во время китайского конфликта.
Виктор Сударев: «Уважаемый ведущий, цель вашей передачи – установление истины, поэтому прошу вас, сформулируйте, по вашему разумению, озвучьте объективные причины слабости нашей авиации в ходе войны, исходя из фактов и документов, а не внезапного нападения, гибели на аэродромах и прочей идеологической чуши. Из передачи и других источников очевидно, что не только умением, но и числом-то воевать не могли, а горькая правда нужна и нам, и в назидание потомкам, в их поучение, чтобы помнили».
Ну, есть еще несколько вопросов, которые не имеют отношения к сегодняшней программе и, собственно говоря, я перейду к существу дела. Процитирую немножко того, что писал Дмитрий Пантелеевич Панов в своей книге. Книга называется «Русские на снегу или судьба человека на фоне исторической метели». Вот, что пишет Панов о летчиках, которые воевали в Испании:
«Слишком много товарищей погибло в Испании. Многие другие наши были общие знакомые. На этом фоне трескучие рассказы о подвигах испанцев звучали святотатством, хотя некоторые из этих летчиков, которых вытащили из испанской воздушной мясорубки в качестве образцово-показательных экспонатов, совсем потеряли голову и плели невероятное. Например, маленький блондин летчик Лакеев из нашей истребительной эскадрильи тоже получил Героя. Но ему не повезло – фамилией дальше не вышел. Селекция Героев производилась по фамилиям. Не было среди них Коровиных и Дерюгиных, а были благозвучные Стахановы и боевые Рычаговы, которым предстояло переворачивать мир капитала. В начале уже нашей серьезной войны большинство «испанцев» имели весьма жалкий вид и нрав, практически не летали: зачем рисковать головой, увенчанной такой громкой славой? Такими были командир дивизии Зеленцов, командир полка Шипитов, командир полка Грысенко, командир полка Сюсюкало. В начале Отечественной войны мы ожидали от них примеров того, как надо бить «мессеров», которые нас буквально заклевывали и которых эти былинные герои в своих рассказах десятками уничтожали в испанском небе, но слышали от них в основном комиссарское подбадривание «давай, давай, вперед, братишки, мы свое уже отлетали». Помню жаркий день июля 41-го года. Я сижу в кабине И-153 «Чайки» на аэродроме южнее Браваров, где сейчас птицекомбинат, перед вылетом. Через несколько минут мне вести «восьмерку» на штурмовку противника в район хутора Хотунок, что сейчас за выставкой достижений народного хозяйства. За день до этого именно в этом месте мы потеряли летчика Бондарева, а в этом бою едва не сбили меня. В районе Хотунка скапливались немецкие танки, отлично прикрытые огнем эффективных немецких мелкокалиберных зениток «Раликон» и крупнокалиберных пулеметов, которые пробивали наши фанерные самолеты насквозь. К борту моего самолета подошел генерал-майор без должности, испанский Герой Советского Союза Лакеев, дивизию которого, где он был командиром, немцы сожгли на земле в первый же день войны, и теперь он без дела болтался по нашему аэродрому. Летать Лакеев трусил и занимался тем, что вдохновлял летный состав. Решил вдохновить и меня: «Давай, давай, комиссар, задай им перцу». Очень хотелось послать воспетого в прессе, стихах и песнях героя подальше, но мне не позволила высокая комиссарская должность. Лакеева послал подальше и показал ему комбинацию из кулака, прижатого к локтю другой рукой, один из пилотов соседнего 2-го полка Тимофей Гордеевич Лабок, которому Лакеев предложил покинуть самолет и уступить ему, генералу, место, чтобы такая большая ценность вылетела из окружения, когда до этого дошло дело...".
Вот такая небольшая цитата про испанских героев, судьба которых сложилась весьма и весьма по-разному во время Великой Отечественной войны. Конечно, не все из них были трусами и не все из них требовали себе самолет, чтобы вылететь в тыл, но вот с такими людьми пришлось столкнуться Панову непосредственно. Вот, что пишет, вспоминая о Китае, Дмитрий Пантелеевич Панов:
«Я впервые наблюдал тактику боя японских истребителей, но сразу оценил мощь двигателя И-98, машины новой модификации. Таких машин не было на Халхин-Голе. Авиационная промышленность Японии мгновенно среагировала на потребности армии. И-98 был великолепной современной машиной, покрытой тонким дюралюминиевым листом, оснащенной четырьмя пулеметами, тремя средними и одним тяжелым типа «Кольт» с мощным 14-цилиндровым двигателем двурядная звезда в скрупулезном японском исполнении. Наши «чижики» в погоне за японским монопланом по свече могли преследовать его только первые 250 метров вверх, а потом мотор терял мощность и захлебывался. Приходилось переворачиваться через крыло и становиться в горизонтальный полет на виражи и болтаться, как ... в проруби, ожидая, пока японец, вышедший со своей свечой на высоту более 1100 метров, осмотрится и наметит новую жертву для своего стремительного клевка с большой высоты. После взлета, набрав примерно 4000 метра высоты, мы развернулись, чтобы атаковать противника из верхнего эшелона, имея солнце за спиной, и устремились к месту воздушного боя, который уже начинался. Над аэродромом крутилась огромная карусель истребителей, гонявшихся друг за другом. Японцы следовали своей прежней тактике – нижняя группа вела воздушный бой на виражах и в боевых разворотах, а верхняя крутилась, выискивая себе жертвы для атаки на пикировании. Наша эскадрилья, разбитая на две группы по пять самолетов, атаковала нижнюю группу противника с двух сторон. Гриша Воробьев завел пятерку слева, я справа. Японская карусель рассыпалась и бой приобрел хаотичный характер. Мы вели его по принципу папы: один атакует, другой прикрывает. Японцы же действовали по принципу коллективной ответственности: верхние прикрывали нижних. Японский способ ведения боя оказался заметно эффективнее. Итак, наступил, пожалуй, главный момент в жизни летчика-истребителя – воздушный бой с противником. Это всегда вопрос жизни, победить или быть побежденным, жить или умереть, на который нужно давать ответ, не откладывая. Ручка сектора газа мотора отдана до упора и двигатель дрожит, отдавая все, что может; руки пилота на гашетке спуска пулемета; сердце бьется в бешеном ритме, а глаза ищут цель. Это на учениях смотрят в трубку тубы с прицела, а в бою стрельба из пулемета ведется по-охотничьи – направляешь нос самолета на противника и открываешь огонь, делая поправку по ходу полета трассирующих пуль, да не забывай почаще вертеть головой, заглядывая под хвост своего самолет – не появился ли там противник? Иногда меня спрашивают, как вышел живым из многолетней воздушной мясорубки? Ответ прост: не ленился вертеть головой, благо шея у меня короткая и голова вертится легко, как башня у танка. Я всегда видел в воздухе противника и мог хотя бы примерно предугадать его маневр, да и, видимо, родители дали мозги, которые могут постоянно держать в себе всю картину воздушного боя. Сначала царил полный хаос и стрелять приходилось наугад. Потом мое внимание сосредоточилось на секретаре нашего эскадрильного партбюро Иване Карповиче Розинке, который, выбрав себе цель, отважно атаковал ее в пикировании и, догнав самолет противника, открыл огонь из четырех пулеметов. Самолет японца охватило пламя, он рухнул на землю, превратившись в огненный шар. Но верхний эшелон японцев крутился недаром. Когда Розинка выводил свой самолет из пикирования, его атаковали сразу два японских истребителя и первыми же очередьми подожгли «чижика». Попадание было настолько точным, а бензиновые баки настолько полными, что «чижик» не долетел даже до земли. Огненный факел, в который он превратился, оборвал свой путь примерно на высоте полкилометра. Не знаю, был ли ранен Иван Карпович или просто не сумел выпрыгнуть из вспыхнувшей машины, но в эти мгновения он нашел в небе Китая свою огненную смерть. Розинку любили в эскадрилье. Это был спокойный, рассудительный, толковый пилот. У него осталась семья. Я вздрогнул от жгучей обиды, видя гибель товарища, и устремился в сторону одного из японцев, сбивших его. По обычной манере японца, поставив самолет свечой, он выходил из атаки, набирая высоту, как раз мимо пары, где я был ведущим. Ведомым был Саша Кондратюк. Я пошел на сближение с японцем, выходящим из атаки и атаковал его из очень удобного положения – сбоку, когда он летел вертикально, обращенный ко мне макушкой головы под плексигласовым колпаком, которыми были оснащены японские «98». Я хорошо видел летчика и открыл огонь немного раньше. Японец влетел в огненную струю и вспыхнул как факел. Сначала бензин плеснулся на левое крыло – видимо, пули попали в бензобак и плоскость сразу охватило пламя, оканчивавшееся шлейфом дыма. Японец в горячке еще метров двести выполнял свечу, но потом перевернулся через крыло и встал в горизонтальный полет, потянул свой охваченный пламенем самолет на восток в сторону своего аэродрома. В бою не до любопытства, впрочем, естественного – что же случилось с противником? Мое внимание переключилось на других японцев, а китайские наблюдатели с земли докладывали потом, что японский «фити» – самолет не дотянул до линии фронта, у него отломилась плоскость и летчик покинул самолет, спустившись на парашюте. Китайцы захватили японца и привезли его на аэродром. Узнав об этом, мы уже вечером после боя стали просить главнокомандующего ВВС Китая, который прилетел вслед за нами на аэродром, показать пленного пилота. Джао Джоу сначала выкручивался, объясняя, что он сидит в каком-то сарае, а потом стал нам объяснять, что пилота, в общем-то, уже нет, а нам покажут его обмундирование. Принесли какую-то бедную одежонку и тапочки на толстом войлоке со шнурками. Как мы узнали позже, аэродромная китайская прислуга по китайскому обыкновению взяла японца за руки – за ноги и по команде «ай-ца-ли» – «раз, два, взяли» разорвала его на части. Страшная штука война. Судя по его воздушным маневрам, японец был хороший пилот и смелый парень, которому не повезло, что могло случиться с любым из нас. Но и китайских крестьян, одетых в солдатскую форму, которых японские пилоты убивали десятками тысяч, тоже можно было понять. На войне не бывает абсолютно правых и абсолютно невиноватых. Во всяком случае, эта история оставила у меня на душе тяжелый осадок...«.
Японцы воевали грамотно, не числом, а умением. Но самое, наверное, сильное впечатление из того, что написал в своей книге Панов, это звездный налет на Сталинград. Если вы помните, в одной из предыдущих программ мы с Виталием обсуждали этот налет, в ходе которого еще в августе 42-го года город фактически выгорел полностью, и так получилось, что Панова в день звездного налета перевели из одного полка в другой, в полностью разбитый полк, который был на левом берегу Волги и в котором Панову предстояло занять должность комиссара полка. В этой должности он совершил 450 боевых вылетов только к 43-му году и сбил к этому времени более 10 самолетов лично. Как Панов сам вспоминал, он был редкий экземпляр того, что называется «летающий комиссар». Ну, вернемся к его книге и к этому событию о том, как все это происходило. Происходило это следующим образом:
«Мои раздумья были не из веселых. Согласно расчетам, получалось, что в ночь с 22 на 23 августа 42-го года немецкие танки, оказавшиеся под Сталинградом, прошли по степи 90 километров от Дона до Волги, а если дело пойдет дальше такими темпами... За невеселыми раздумьями наступил вечер. Багрово-красное волжское солнце уже почти касалось земли своим диском. Честно говоря, я подумал, что приключения этого дня закончились, да не тут-то было. Над Сталинградом раздался хриплый завывающий рвущий душу сигнал сирен воздушной тревоги и сразу же над городом появилось десятка полтора истребителей дивизии ПВО под командованием полковника Ивана Ивановича Красноюрченко, моего старого знакомца еще по Василькову. Золотая геройская звезда, полученная им в Монголии, которую Иван Иванович буквально выскандалил, демонстрируя пластинки с маркировок, снятые со сбитых японских самолетов, помогала ему всю войну быть на втором плане боевых действий, умело разделяя славу и создавая впечатление, но ни рискуя при этом головой – тоже своего рода искусство. Но на этот раз от дивизии Красноюрченко трудно было ожидать чего-нибудь путного по той простой причине, что парад его дивизии ПВО Сталинграда в воздухе очень напоминал смотр образцов давно списанной советской авиационной техники. Удивительно, как весь этот музейный хлам, на котором летчики гробились, даже когда он был новый, мог держаться в воздухе. Если на фронт все-таки стремились давать Яки и Лаги, Миги последних выпусков, то среди жужжавшего в небе Сталинграда хлама дивизии Красноюрченко я даже заметил «грозу пилотов» И-5 33-го года выпуска. Были там И-153, И-15, И-16 и устаревшие английские истребители «Харрикейн». Да и тактические действия истребителей ПВО Сталинграда напоминали какую-то клоунаду в цирке шапито: они тарахтели над центром города, поднявшись тысячи на 4 метров и летали парами, в то время как грозный сомкнутый строй немецких бомбардировщиков Ю-88 и «Хенкель-111» под прикрытием истребителей Ме-109, не обращая внимания на всю эту клоунаду, спокойно проследовал на юг Сталинграда в Бекетовку, где размещалась главная городская электростанция. По ней немцы и ухнули свой бомбовый груз. Земля закачалась. Видимо, легли тонные бомбы. Свет по всему городу погас, а над южной окраиной стали подниматься густые черные клубы дыма от грандиозного пожара. Видимо, горели запасы мазута на электростанции. Бомбардировщики противника перестроились и принялись спокойно уходить от цели. Истребители к ним даже не приблизились, продолжая свою воздушную клоунаду, а очевидно неопытные зенитчики стреляли крайне неудачно. Горящие осколки, сыпавшиеся на крыши домов, явно грозили убить больше своих, чем немцев. Когда я, взвалив на спину свой вещевой мешок с летной амуницией – комбинезон, унты, шлем и прочее двинулся в сторону переправ, немцы, выстроившись по три девятки, продолжали налет на город со всех сторон. С интервалом в минута-полторы две группы бомбардировщиков по 27 самолетов каждая наносили удары по знаменитым сталинградским заводам, которые строили, вырывая кусок хлеба изо рта умирающих от голода крестьян. Вскоре огромные пожары поднялись над тракторным заводом, заводом «Баррикады», «Красный Октябрь». Но самым страшным было то, что у немцев, которые совершили в те сутки более 2 тысяч самолетовылетов с удобно расположенных возле Сталинграда аэродромов Миллерово, Котельниково, Жутово и других, явно хватало бомб и для уничтожения города. Примерно через полчаса они подожгли огромные емкости с нефтью на берегу Волги и прекрасно осветив город этими колоссальными факелами принялись класть по жилым кварталам бомбовые ковры из осколочных и зажигательных бомб. Город мгновенно превратился в сплошной огненный костер. Это был знаменитый звездный налет немецкой авиации на Сталинград 23 августа 42-го года, в адском огне которого я, свежеиспеченный комиссар авиационного полка, пробирался к волжским переправам через горящие кварталы. Ужасней картины мне не приходилось видеть за всю последующую войну. Немцы заходили со всех сторон – сначала группами, а потом уже одиночными самолетами. Среди ревущего огня в городе появился какой-то стон и будто бы подземный гул. Истерически рыдали и кричали тысячи людей, рушились дома, рвались бомбы. Среди ревущего пламени дико выли коты и собаки. Крысы, выбравшись из своих укрытий, метались по улицам. Голуби, поднявшись тучами, хлопали крыльями, встревоженно крутились над горящим городом. Все это очень напоминало Страшный Суд, а, возможно, это были проделки дьявола, воплотившегося в образе плюгавого рябого грузина с округлым задом лавочника. Стоило только появиться чему-либо, связанному с его именем, как сразу же гибли миллионы людей, все рушилось, горело и взрывалось. Город дрожал, как будто оказался в жерле извергающегося вулкана. Нужно отдать должное героизму мужиков-волгарей. В этом гигантском костре они не растерялись и действовали, как русские мужики на пожаре – энергично, смело и ухватисто. Вытаскивали из горящих домов людей и кое-какой скарб, пытались тушить пожары. Хуже всего приходилось женщинам. Буквально обезумев, растрепанные, с живыми и убитыми детьми на руках, дико крича, они метались по городу в поисках убежища, родных и близких. Женский крик производил не менее тяжелое впечатление и вселял не меньше ужаса даже в самые сильные сердца, чем бушующий вокруг огонь. Дело шло к полуночи. Я пытался пройти к Волге по одной улице, но уперся в стену огня. Поискал другое направление движения, но результат был тем же. Пробираясь между горящими домами в окнах второго этажа горящего дома я увидел женщину с двумя детьми. Первый этаж был охвачен пламенем и они оказались в огненной ловушке. Женщина кричала, просила спасения. Я остановился возле дома и закричал ей, чтобы она бросала мне на руки грудного ребенка. После некоторого раздумья она завернула младенца в одеяло и осторожно выпустила его из своих рук. Я удачно подхватил ребенка на лету и положил в сторону. Затем удачно подхватил на руки пятилетнюю девочку и последнюю пассажирку, мать этих двоих детей. Мне было 32 года. Я был закален жизнью и неплохо питался. Сил хватало. Для моих рук, привыкших к штурвалу истребителя, этот груз не составлял особенных проблем. Едва я успел отойти от дома, где выручал женщину с детьми, как откуда-то сверху из огня с яростным мяуканьем на мой вещевой мешок приземлился большой рябой кот, сразу же яростно зашипевший. Животное находилось в таком возбуждении, что могло сильно поцарапать. Покидать безопасную позицию кот не стал. Пришлось стащить мешок и прогнать с него кота, вцепившегося когтями в политическую литературу...«.
Дальше он описывает, как происходила переправа и, собственно говоря, описывает, как он продолжал спасать людей из пожарищ, продвигаясь в сторону пристани. История, конечно, очень и очень печальная. Вот, что он пишет, как он увидел город во время переправы:
«С середины реки мне в полном масштабе стал виден размер наших потерь и несчастий. Горел огромный промышленный город, протянувшийся вдоль правого берега на десятки километров. Дым пожарищ поднимался на высоту до пяти тысяч метров. Горело все то, ради чего мы десятилетиями отдавали последнюю рубашку. Ясно было, в каком настроении я находился. 2-й истребительный авиационный полк в это время отсиживался в кустах на берегу Волги и находился в достаточно плачевном, как материальном, так и моральном состоянии. 10 августа 42-го года на аэродроме Ворапоново, где я оказался на следующий день и увидел летное поле, изрытое воронками от бомб, немцы неожиданно на земле захватили этот полк и нанесли по нему бомбовый удар. Погибли и люди, и часть самолетов была разбита. Но самым серьезным уроном было падение боевого духа личного состава полка. Люди впали в депрессию и, перебравшись на восточный берег Волги, укрылись в зарослях лозы в междуречье Волги и Ахтубы и просто лежали на песке. На протяжении целых двух суток никто даже не предпринимал никаких попыток раздобыть продовольствие. Именно в таком настроении у фронтовиков заводятся вши и по-глупому погибают хорошо оснащенные подразделения...».
Когда Панов стал интересоваться, как бы добыть самолеты для его полка, ему сообщили, что в хрюкинской армии он является шестым истребительным полком в очереди, который стоит на получение самолетов, еще пять полков были безлошадными, и ему также сообщили, что вы не единственные полки и не единственные армии, которые нуждаются в самолетах, поэтому какое-то время полк находился на земле. И только через несколько месяцев им выдали десятка полтора Як-1, которых явно было недостаточно для того, чтоб оснастить полк целиком. Но тем не менее воевать они начали и воевали они очень достойно, то есть это был не маршальский полк, не элитный полк, это были обычные работяги войны, которые в основном летали на прикрытие штурмовиков и бомбардировщиков, а если им удавалось сбить хотя бы один «Мессершмитт», это считалось достаточно серьезным делом. Вот, что Панов пишет о Яке:
«По-прежнему сохранялось преимущество немецкой техники. Самолет Ме-109 развивал скорость до 600 км, а наш самый современный Як всего до 500, а, значит, не догонял в горизонтальном полете немца, что мы хорошо видели, наблюдая за воздушными боями над Сталинградом с противоположного берега. И, конечно, очень заметна была неопытность наших пилотов. Однако в случае, если в поединок с немцем вступал наш опытный ас, то ему удавалось довольно удачно использовать преимущества нашей машины в маневре».
Это одно замечание по поводу Яка. Другое – это то, насколько прочным самолет Як был с точки зрения конструктивной. Как-то в полк, в котором служил Панов, приехал Маленков:
«Маленков позвонил секретарю обкома партии в Куйбышеве и тот нашел способ подвезти его к Сталинграду. Действительно, скоро нам стали выдавать хороший гуляш, гарниром к которому служила, – о, чудо! – настоящая, не мороженая, как раньше, картошка. Еще Маленков вроде бы нас немного журил: „Часто наблюдаю воздушные бои над Сталинградом, но больше падают наши самолеты, охваченные пламенем. Почему так?“. Здесь уж все летчики заговорили, перебивая друг друга – Маленков будто кровоточащей раны коснулся. Пилоты объясняли, что давно было всем известно: немецкие алюминиевые истребители летают на 100 километров быстрее, чем Як, а нам даже пикировать нельзя, больше чем на скорости 500 км, иначе отсос воздуха с верхней части плоскости сдирает с нее обшивку и самолет разваливается, раздеваясь клочьями. Мне дважды приходилось наблюдать подобное в воздушных боях. Один раз – под Сталинградом, другой раз – над Ростовом. Наши ребята, стремясь показать „мессерам“ кузькину мать, увлеклись и просто забыли о возможностях наших „гробов“. Оба летчика погибли. Особенно трагически выглядело это в Ростове. Як-1 подбил „мессера“ на высоте 3 тысяч и, увлекшись, кинулся догонять немецкую машину на пикировании. „Мессер“ уходил на бреющий полет на скорости 700-800 км в час. Скоростная алюминиевая машина, проносясь мимо нас, выла и свистела, как снаряд, а Як-2 нашего парня принялся разваливаться прямо в воздухе, сначала лохмотьями, а потом по частям. Пилот всего на полсекунды опоздал покинуть самолет, парашют не успел раскрыться и он ударился о пятиэтажку общежития завода „Россельмаш“. Сюда же упали обломки самолета. А Маленков спрашивает, будто в первый раз об этом слышит. Он благостно поулыбался и туманно пообещал, что „самолеты будут с большой скоростью, меры принимаем“. Ждать этих мер пришлось до самого конца войны...».
Вот такие у него воспоминания о самолетах, на которых он провоевал до самого конца. Очень любопытное замечание у Панова и по поводу «лаптежника» «Юнкерса-87 Штука», которых в наших мемуарах, которые выходили в советское время, сбивали буквально пачками. Тут надо бы сказать, что «Юнкерсов-87» за войну выпустили порядка 4 тысяч, а Ил-2 выпустили более 35 тысяч. При этом 40% потерь нашей авиации составляли именно штурмовики. По поводу Ил-87:
«Иногда точность была такой, что бомба попадала прямо в танк. При вхождении в пикирование, Ил-87 выбрасывал из плоскостей тормозные щитки, которые кроме торможения производили еще ужасающий вой. Эта вертлявая машина могла использоваться и как штурмовик. Имея 4 пулемета, а сзади крупнокалиберный пулемет „Натуреле“ подступиться к „лаптежнику“ было не так то уж и просто. Весной 42-го года под Харьковом над селом Муром стрелок „лаптежника“ едва не сбил мой истребитель. Вместе с группой истребителей и две эскадрильи, которых я привел для прикрытия наших войск в районе Мурома, я встретил над позициями нашей пехоты 5 „лаптежников“. Хотел развернуть свою группу для атаки, но когда оглянулся, за мной никого не обнаружил. Я оказался один на один с ними. Проклятые каракатицы не упали духом. Они оставили в покое нашу пехоту и, развернувшись, пошли на меня в атаку, открыв огонь сразу из всех своих 20 пулеметов. К счастью, расстояние было таким, что трассы, вырывавшиеся вместе с дымом из дул пулеметов, загибались, не долетая, теряя убойную силу метрах в 10 ниже меня. Если бы не это везение, они бы разнесли мой фанерный мотылек вдребезги. Я мгновенно резко бросил самолет вверх и вправо, уйдя из зоны огня. Это выглядело, как если бы собравшиеся вместе лоси принялись гоняться за охотником. Выйдя из атаки со снижением, „лаптежники“ перестроились и опять принялись бомбить наши войска...».
Вот такие воспоминания. Есть у Панова воспоминания о том, как два наших полка были вывезены на немецкие аэродромы, мягко говоря, не очень квалифицированными штурманами. Очень много воспоминаний о быте, жизни...
Теперь перейдем к вашим сообщениям. «Большое спасибо за информацию о книге и за весь цикл передач. Ольга». Ну, не за что, стараемся.
Елена, Москва: «Ну что же вы так скромно – не все были трусами летчики. Говорите прямо, что все наши летчики трусы и негодяи были. Как хорошо, вы теперь можете цитировать не только труды немецких летчиков, но и львовского. Тоже нашли одного, как говорится, с больной головой, на здоровых наших летчиков плевать». Прочитайте книгу, потому что он описывает фантастические подвиги людей, которых не отметили никакими наградами и которые зачастую гибли из-за совершенно идиотских приказов.
Татьяна, Москва: «Фактор внезапности нападений и нехватки самолетов в первые месяцы войны сбрасывать нельзя. Хотелось бы, чтобы либерально настроенные историки и журналисты критиковали, но не очерняли огульно исторические факты». Вы знаете, на момент нападения немцев на Советский Союз у нас преимущество в авиации было приблизительно семикратное.
«Большое спасибо вам за вашу передачу». Да.
«Повторите, пожалуйста, автора и название». Дмитрий Панов «Русские на снегу или судьба человека на фоне исторической метели».
«Дмитрий, а можно ли достать эту книгу у нас? Ведь держите же вы ее в руках. Кирилл, Санкт-Петербург». Вы знаете, она мне тоже досталась чудом, мне ее привезли с Украины.
«В мае в тематической передаче не было упомянуто формирование на Волге 16-й воздушной армии. Мой отец Журавель Александр Пантелеевич, пилот-истребитель, воевал на Яках от Сталинграда до Берлина, упомянут в книге «16-я воздушная армия». К сожалению, автор послания не представился.
«Дымарскому. Виталий, сердечное вам спасибо вам за ваши передачи и особенно за книгу Дмитрия Панова». Вообще-то я Дмитрий Захаров.
«Мой муж родился в Сталинграде, а воевал в Белоруссии. Его уже нет на свете, его догнала война. Низкий поклон от вдовы солдата».
«Что в данных воспоминаниях мы не знали раньше? Банально. Про японцев не слышал, а все остальное не новость. Юрий. Конечно, дополнительных источников много не бывает». Вы знаете, для меня самым, наверное, сильным элементом, частью этой книги, было описание звездного налета на Сталинград, потому что действительно город погиб почти полностью и, главное, Панов объяснил в книге то, что я не очень понимал – почему пожар был столь стремительным. Ведь Сталинград, это же, по сути, дореволюционный Царицын, и основные каменные здания, которые там имелись, это, собственно, заводы, которые были построены в годы первых пятилеток. Жилой фонд-то города оставался по-прежнему деревянный, тот самый, который был до 17-го года и, соответственно, город сгорел просто как факел, молниеносно. Ну и, конечно, как Панов пишет, это было самое ужасное, что ему приходилось видеть за все годы войны.
«Зачем ложь? Японцы никогда не убивали тысячи китайцев. А, в общем-то, эта книга очередная туфта после ста лет окончания Великой Отечественной войны. Ура. Дима». Товарищ подписался Правдин. Ну, наверное, вам виднее. Панов-то, собственно говоря, все это на своей шкуре выстрадал и все это пережил.
«В какие годы написаны мемуары Панова? Смело он о Сталине пишет. Леша». Вы знаете, книга, во всяком случае издание этой книги, которая мне досталась, оно 2003 года. Естественно, что в это время он уже мог бы писать.
«В какие дни недели выходит ваша передача? Вадим, Томск». Ну, вот, собственно, она по понедельникам выходит.
Такие вот мемуары у Дмитрия Пантелеевича Панова. Есть очень много описания того, как складывался наземный быт летчиков, психология людей. В частности, он пишет очень интересно о своих сослуживцах, о том, кто как воевал, и к числу таких капитальных бед нашей армии и нашей авиации он относит два фактора: это, как он пишет, командование, которое зачастую было таким, что Гитлеру было бы в самый раз вручать этим горе-командирам немецкие ордена, это с одной стороны; с другой стороны, на фоне боевых потерь, колоссальные потери наши войска несли еще из-за употребления алкоголя, вернее, жидкостей на спиртовой основе, которые, в общем-то, употреблять в качестве алкоголя было нельзя. Причем у Панова описано несколько случаев, когда, в общем, хорошие, толковые и ценные люди погибали именно потому, что выпивали то, что принимать внутрь в качестве горячительного нельзя категорически. Ну и, как правило, если выпивают, то не в одиночку и, соответственно, это три, пять, иногда даже больше человек погибали из-за отравления алкоголем.
Вот кто-то пишет: «Книга отличная. Как китайцы порвали – я в шоке. Алена. Тольятти». Ну, знаете, эту книгу стоит прочитать всю, там много от чего можно оказаться в шоке.
«Можно ли скачать эту книгу в Интернете. Очень понравилось. Спасибо, с уважением, Андрей». Вы знаете, не готов сказать, можно ли ее скачать в Интернете, поскольку я не очень хорошо знаком с украинскими сайтами, где могла бы быть выложена эта книга.
Юрий: «Ну, Сталинград. А Дрезден под союзниками? Не дореволюционный и не сплошь деревянный? Просто правильно организованный процесс войны». Вы знаете, по числу жертв, никто не знает на самом деле точного числа жертв среди мирного населения после звездного налета в августе 42-го года, и я не уверен, что кто-либо озадачивался вопросом поисков точных данных по количеству погибших. Ну, мы говорили об этом в одной из предыдущих программ и, собственно говоря, этот вопрос по-прежнему остается открытым. Я думаю, что в каждой программе, хотя бы 5-10 минут мы будем посвящать тому, что цитировать мемуары тех, кто выжил, и мемуары которых вышли в последние годы, потому что, допустим, для меня были большим открытием мемуары Дмитрия Лозы «Танкист на иномарке», где он описывает, как воевал на «Шермане». Ну, «Шерман», вроде бы очень высокий, очень неказистый танк, и тем не менее экипажи очень любили эту машину, и объяснения этому у Лозы даны достаточно исчерпывающие. Помимо эргономики, помимо того, что все было организовано так, чтобы танкисту было удобно воевать, у «Шермана» было одно колоссальное преимущество перед всеми нашими танками: у него не детонировал боезапас. Как американцы сумели этого добиться, вопрос достаточно сложный. Ну, я думаю, что Лозу мы процитируем в одной из последующих передач, он просто описывает, как лежал под своим подбитым «Шерманом» и ждал, когда начнут взрываться снаряды, а боезапас достигал почти 100 снарядов, ну и, соответственно, можно представить себе, что произошло бы с экипажем. Снаряды хлопали, то есть в них взрывался порох, в гильзах, но боевая часть снаряда не взрывалась. Как мне приходилось читать, на снаряде у американцев был поясок, который срывался только прохождения снаряда через канал ствола пушки, и только после этого снаряд становился на боевой взвод. А во время сгорания пороха и выбрасывания снаряда из гильзы во время пожара танка он на боевой взвод не становился и, соответственно, не взрывался.
Кирилл, Санкт-Петербург: «А по поводу внезапности и превосходства немцев в 41-м пусть сомневающиеся почитают Марка Солонина».
«Скажите, где можно купить эту книгу? Лена». Лена, к сожалению, не знаю, где ее можно купить. Хорошо было бы, если бы ее издали и в Российской Федерации.
«Во Львове эта книга на русском? Это невероятно. А что за издательство? Книга зацепила. Спасибо. Марина». Издательство называется «Сполом». Не знаю, что это значит на украинском. Львов, 2003 год.
«Повторите, пожалуйста, название и автора. Борис». Дмитрий Панов «Русские на снегу». На обложке нарисован 110-й «Мессершмитт» и Як-3, на котором летал Георгий Нефедович Захаров, командир 303-й истребительной авиадивизии. Не знаю уж, почему нарисовали его самолет, да ладно, все равно хорошо.
Кстати говоря, очень интересно Панов пишет и о 110-х «Мессершмиттах». Это двухмоторные истребители-бомбардировщики, которые не самым удачным образом показали себя во время битвы за Британию, и в дальнейшем были переведены в ночную авиацию в качестве перехватчиков или в качестве легких бомбардировщиков и штурмовиков. Так вот Панов развенчивает миф о том, что 110-й был легкой добычей. Он описывает, как ему приходилось сталкиваться со 110-ми в сталинградском небе, а учитывая, что у него было два мотора, то опытные пилоты убирали газ с одного, добавляли на другом тягу и разворачивали его фактически, как танк, на месте, а учитывая, что у него было 4 пулемета и 2 пушки в носу, когда такая машина поворачивалась к истребителю носом, ничего хорошего ждать не приходилось.
«Очень хочу прочитать книгу, подскажите, где купить». Не знаю, где купить, не знаю, где достать. Вот процитировал по тому, что удалось.
«Видимо такие, как этот Валентин, стояли в заградотрядах, родину «защищали». Это, видимо, о Валентине, который по поводу Цены Победы. Не знаю, не берусь комментировать.
«Вы положите текст книги в Инете? Дмитрий». Дмитрий, тут тысяча страниц. Я не знаю, кто сможет взять на себя такой титанический труд, чтобы перепечатать эту тысячу страниц и выложить, а сканировать тысячу страниц – вы тоже, понимаете, занятие не самое простое.
У нас осталось немножко времени на телефонные звонки. Телефон для слушателей сегодня другой, 363-36-59. Алло, добрый вечер.
Слушатель – Здравствуйте. Я слышал отзывы американских танкистов о «Шермане», по телевизору показывали просто, старый танкист рассказывает. «Шерман» взрывался от малейшего попадания, даже от самого незначительного попадания «Шерман» загорался. Они очень плохого мнения были о «Шерманах».
Д. Захаров – Ну, а вот Дмитрий Лоза, который сменил несколько модификаций «Шерманов» с 42-го по 45-й год, он закончил воевать в Вене, был очень высокого мнения об этой машине, потому что ему пришлось лежать под горящим «Шерманом», у которого боезапас не детонировал. И это был не единственный случай. То есть он очень хорошо знал эту машину, просто, как любым оружием, им нужно было уметь пользоваться. Если хотите, найдите книгу, она называется «Танкист на иномарке», Дмитрий Лоза. Уж, наверное, он знал, о чем пишет.
«А что же немцы идеальные такие были, а наши – нет? Снова Алена, Тольятти». Ну, я не знаю, что вы имеете в виду.
«Сколько самолетов сбил Панов? Какие имел награды и звания?». Вы знаете, он сбил больше десятка самолетов. Собственно говоря, его представляли к званию Героя Советского Союза, но поскольку он был летающий комиссар, то не летающие комиссары помогли ему Героем Советского Союза не стать. Все остальные награды, то есть ордена Боевого Красного Знамени, Красной Звезды, Великой Отечественной войны он получил, потому что этим его обнести просто не могли.
Он описывает достаточно любопытный момент, когда один из не летающих комиссаров, причем комиссар не полка, а дивизии всячески учил Панова как жить. На что Панов ему сказал: «Давай сядем на Як-7 в спарке и слетаем в бой, вот ты мне во время боя сзади и будешь объяснять, как надо воевать». – «Ты хочешь обезглавить политотдел дивизии», – возмутился не летающий комиссар, найдя замечательную мотивацию того, почему он не совершил ни одного вылета за годы войны. И таких людей Панову приходилось встречать, что называется, пачками. Еще звонки. Алло, слушаю вас.
Слушатель – Добрый день. Николай, Москва. Насчет вашей передачи, насчет вот этой книги. Ну, человек, который писал эту книгу, слабо вообще знает авиацию, потому что у меня перед глазами книга «Вооружение самолетов» издания 40-го года. Истребитель Японии, сделанный по лицензии Англии И-93...
Д. Захаров – В данном случае речь шла о И-98.
Слушатель – И-98, прекрасно. Вооружение: два синхронных пулемета. Представляете, что это такое?
Д. Захаров – Ну да, представляю.
Слушатель – Через винт. Второе, Ме-109. Ну, это серьезная машина, там масса вариантов вооружения...
Д. Захаров – И масса вариантов двигателей.
Слушатель – Да, да, конечно. Но Ю-87, которые сбивали над Сталинградом самолеты, это смешно.
Д. Захаров – Да нет, ну, понятно, смешно. Естественно, смешно. Подполковник, который провоевал войну с 41-го по 45-й год. Это все смешно, это понятно.
Слушатель – Нет, нет. Комиссар, это во-первых. Во-вторых, если уж он летчик, то он должен знать вооружение Ю-87.
Д. Захаров – Вы знаете, очень многие наши летчики имели очень смутное представление о том, какие самолеты у противника.
Слушатель – Нельзя книги писать.
Д. Захаров – Ну вот писали же. И не он один. Совершенно не ориентируясь в технике, потому что Юнкерсов-87, я могу с вами вступить в длительную дискуссию...
Слушатель – Два. Две модификации.
Д. Захаров – Да я вас умоляю. Была Юнкерс-87 от «а» до «г». «Г» были вооружены двумя 37-мм пушками, как вы, наверное, знаете.
Слушатель – Знаю.
Д. Захаров – Двигатели были тоже разные абсолютно.
Слушатель – Ну, это уже 43-44-й год.
Д. Захаров – Ну да. Но сейчас мы не будем вступать в полемику по поводу тактико-технических характеристик...
Слушатель – Нет, тут вопрос другой, что война в Китае, И-15 человек назвал, это И-153.
Д. Захаров – Он называл там И-153.
Слушатель – Даже И-13 я слышал.
Д. Захаров – Вы знаете, нет идеальных книг, нету идеальных людей, но прочитать ее, я вас уверяю, стоит, потому что человек совершил больше полутысячи боевых вылетов и, наверное, не задаром хлеб жевал. Спасибо вам за звонок.
«На чем летал Покрышкин? Евгений». В 41-м году Покрышкин летал на МиГ-3, который очень любил и который вывозил, когда его подбили, на грузовике и в конечном итоге был вынужден его сжечь, когда его уже нельзя было починить и вылететь из окружения. Потом он летал недолго на Як-1, а после до конца войны он летал на «Белл-Р39-Аэрокобра», которую тоже очень любил. Еще звонки. Алло, слушаю вас. Добрый вечер.
Слушатель – Добрый вечер. Олег из Тамбова. Скажите мне е-мейл свой.
Д. Захаров – И что?
Слушатель – Я не слышал, не успел записать. У меня много вопросов.
Д. Захаров – Так вы отправьте на «Эхо» и все, я получу. Спасибо.
«Помню описание Кожедуба, когда встречные „Юнкерсы“ без прикрытия истребителей становились в оборонительный бой. Андрей из Москвы». Ну, вы то же самое можете найти и у Покрышкина, и у кого угодно из летчиков еще. Немецкие бомбардировщики трусами не были, а Ганс-Ульрих Рудель, который совершил более тысячи боевых вылетов на Юнкерсе-87, по-моему, шесть или семь раз садился за линией фронта, чтобы вывезти своих товарищей, то есть для них это была достаточно традиционная практика. Кстати говоря, Рудель потерял за годы войны 16 самолетов и воевал вплоть до последних дней. Еще звонки. Алло, здравствуйте.
Слушатель – Здравствуйте. Это Дмитрий, Нижний Новгород. Такой вопрос небольшой. Зимой примерно я слышал передачу по радио Финляндии про бомбардировки 44-го года Хельсинки, который практически не пострадал от действий советской авиации. Насколько вообще те действия были сопоставимы со звездным налетом и как удавалось технически достигать такого при обороне? Спасибо.
Д. Захаров – Вы знаете, я не готов говорить сейчас относительно бомбардировок Хельсинки, но зато могу сказать, что в результате бомбардировок Турку окончательная реставрация исторического центра города закончилась только, по-моему, к 67-му году – так хорошо его отработали, не знаю уж зачем и почему. Еще звонки. Алло, добрый вечер.
Слушатель – Добрый ночи. Валерий, Москва. Хотел бы небольшое уточнение по издательству, которое издало книгу Панова. Скорее всего, издательство называется «Полох».
Д. Захаров – Сейчас, я просто не знаю украинский язык. Написано: «Сполом». Вот, извините, что написано, то написано. Алло, здравствуйте.
Слушатель – Андрей, Петербург. Прекрасная передача, спасибо огромное. Знаете, слушаю и думаю, все знают – сегодня услышал, кстати, по «Эху» – два миллиона тираж Гарри Поттера. Может быть, кто-нибудь из издателей возьмется все-таки, напечатает?
Д. Захаров – Вы знаете, наверное, Панова бы стоило опубликовать, да и тиражи таких книг, как Лозы, книг, которые издает Артем Драпкин, наверное, тоже стоило бы делать больше. К сожалению, я должен закончить нашу передачу. Спасибо всем, кто слушал. До встречи через неделю, всего доброго.