Слушать «Цена победы»


Холодная осень 1941 года: чемоданное настроение в Кремле


Дата эфира: 11 сентября 2006.
Ведущие: Дмитрий Захаров.
Дмитрий Захаров – Добрый вечер. Это программа «Цена победы». Я сегодня веду ее один, без Виталия Демарского, который находится в командировке, и без каких бы то ни было гостей. Тема нашей сегодняшней программы: «Холодная осень 41-го года». Я попробую рассказать о том, что происходило в сентябре – начале октября 41-го года. Номер нашего эфирного пейджера – 7256633. Жду от вас сообщений. Наши телефоны: 7839025, 7839026. Быстро пролетело лето 41-го года. Первые дни войны – шок, потом паника, потом драп, нескоординированные усилия, попытки остановить немецкие войска, отдельные примеры выдающегося героизма людей и некоторых военачальников, которые принимали титанические усилия, чтобы остановить немецкую машину. Итог: к сентябрю 41-го года создалась реальная угроза на московском направлении. В книжечке «Гриф секретности снят» 1993-го года приводятся цифры, что к концу сентября 41-го года Красная Армия только в ходе 7 стратегических операций потеряла 15,5 тыс. танков, почти 67 тыс. орудий и минометов, около 4 млн. единиц стрелкового оружия. Потери авиации уже к концу июлю достигли 10 тыс. боевых самолетов, а к концу 41-го года они превысили 22 тыс. Такая печальная ситуация складывалась. Если какое-то время в Москве была неясная ситуация, если вскоре стало ясно, что все предвоенные планы несостоятельны, то к сентябрю существовало четкое ощущение и понимание того, что в очень скором времени враг будет, в буквальном смысле, у ворот. 3 сентября 41-го года Сталин направляет Черчиллю следующее послание: «Без этих двух видов помощи (тут он имел в виду высадку англичан во Франции и поставку в СССР 400 самолетов и 500 танков ежемесячно) Советский Союз либо потерпит поражение, либо потеряет надолго способность к активным действиям на фронте борьбы с гитлеризмом». Такие настроения царили у Сталина в тот момент. Уже 13 сентября он просит Черчилля высадить 25-30 дивизий в Архангельске или перевести их через Иран в южные районы Советского Союза. Черчилль был потрясен подобным поворотом событий и писал Рузвельту: «Мы не могли избавиться от впечатления, что они (то есть советские руководители), возможно, думают о сепаратном мире». Черчилль в этом отношении не заблуждался, потому что осенью 41-го года Сталин и Берия прилагали усилия, чтобы навести мосты и заключить перемирие с Германией приблизительно на тех же условиях, на которых в свое время большевики заключили Брестский мир. Что же происходило в это время у немцев? У них была достаточно любопытная ситуация. Если почитать дневники Федора фон Бока, командующего Центральной группой немецких войск, то ситуация такова: в Берлине существовала определенная эйфория, о чем неоднократно говорили, и она продолжала нарастать, а у таких командиров, как фон Бок, Гудериан, и других людей, которые находились непосредственно на театре военных действий, ощущение складывалось несколько иное. Во-первых, после того как 19 августа 41-го года Гитлер своим приказом разделил силы Центральной группировки и часть сил бросил на юг, она была значительно ослаблена. Во-вторых, до определенного момента не было принято решение относительно броска на Москву, хотя, как пишет тот же фон Бок, велись разговоры с Гитлером о том, что конечной целью военного похода на Восток в 41-ом году будет выход на Предуралье, как задача максимум. Это было вполне прогнозируемо. Кроме того, силы Вермахта, Люфтвафе в ходе этих трехмесячных боев тоже таяли. Немецкие войска несли тяжелые потери. Если почитать Хайнца Гудериана, то в сентябре 41-го года он слезно просит дать ему хотя бы 100 танков плюс к тем, с которыми он вошел на территорию Советского Союза. 100 танков ему не дали. Гудериану дали только 50 танков, и с этими дополнительными 50 танками он добежал до Москвы. Надо сказать, что, после того как Киевская и Ленинградская операции начали развиваться достаточно успешно, верховное командование германской армии приняло решение о необходимости броска на Москву. Киев был уже фактически в руках немцев, Ленинград был окружен, так что открывались возможности, некий оперативный простор, чтобы двинуться на Москву. Гитлер, как и Наполеон в свое время, прекрасно понимал, что у него не очень много ресурсов для затяжной войны, что зима не будет сторонником для его армии, поэтому планирование операции «Тайфун» (такое название она получила в немецком Генштабе) велось с расчетом на то, что все боевые действия на московском направлении должны быть закончены до наступления холодов. Директивой № 35 от 6 сентября решающая операция против групп армии Тимошенко, ведущих бои западнее Москвы, должна была привести к победоносному исходу всей кампании. В сентябре до Москвы оставалось всего 300 км. Понимая, что сроки поджимают, Гитлер указывал, что все должно быть сделано максимальными темпами. В директиве от 19 сентября на проведение новой операции с кодовым названием «Тайфун» подчеркивалось, что она должна быть проведена в самые сжатые сроки. Гитлер требовал, чтобы наступление началось в течение 8-10 дней, но это было нереально, потому что 2-ая армия и 2-ая танковая группа участвовали в боях за Киев, а оставшиеся силы после продолжительных боев восточнее Смоленска не имели ни материальных возможностей, ни ресурсов, чтобы это осуществить. Гитлер приказал передать на фронт 2-ую и 5-ую танковые дивизии, предусмотренные по плану на период после «Барбароссы». Таким образом, были задействованы последние боеспособные резервы, которые имелись у Вермахта. По замыслам германского командования, группа армий Центр должна была 3 мощными ударами 3-ех танковых групп и полевых армий расчленить оборону советских войск, окружить и уничтожить их в районе Вязьмы и Брянска и открыть себе таким образом путь на Москву. В дальнейшем действия сильных подвижных группировок должны были охватить столицу с севера и юга, одновременно фронтальным наступлением пехотных соединений овладеть Москвой. Сроки, поставленные Гитлером, были почти соблюдены. Подготовка к операции заняло всего около 2 недель. Была произведена перегруппировка сил немецких частей. На этом направлении был сконцентрировано 77 дивизий, в том числе 13 танковых и 7 моторизованных, в общей сложности около 1 млн. человек, свыше 14 тыс. орудий и 1700 танков. Это была очень мощная группировка на фоне того, насколько уже была измотана немецкая военная машина. 9-ая полевая армия с 3-ей танковой группой должны была выйти на рубеж дороги Вязьма-Ржев с целью охвата Вязьмы с севера и востока. 4-ая полевая, усиленная 4-ой танковой группой, должна была наступать из района Ярославля и выходить в направлении Вязьмы для окружения основных сил Западного фронта. Соединение 2-ой полевой армии, которая прикрывала южный фланг 4-ой армии, тоже должно было двигаться в этом направлении. 2-ая танковая группа должна была нанести главный удар в направлении Орел-Тула и выйти на Брянск. Что же противостояло немцам? 3-ем армиям немцев противостояло 15 советских армий, которые насчитывали 95 дивизий, в том числе 2 мотострелковых, 1 танковую, 9 кавалерийских и 14 танковых бригад, 1 млн. 250 тыс. бойцов и около 1,5 тыс. танков. Танков было поменьше, но учитывая, что наши войска должны были находиться в обороне (известно, что потери наступающего всегда больше, чем потери обороняющегося), то ситуация складывалась если не благоприятная, то казалось, что наступление отразить можно. Главные силы фронта сосредоточились вдоль шоссе Смоленск-Вязьма. Немцы сосредоточили свои основные силы на узких участках по флангам. Надо сказать, что весьма любопытная точка зрения существовала у нашего командования. Оно почему-то считало, что Вермахт не будет наступать на Москву осенью 41-го года. Господствовало мнение, что в преддверии осенней распутицы и после боев под Киевом немцы не будут проводить больших операций, дадут войскам отдых, будут наращивать силы, то есть наступит некое затишье. В то время как немцы разрабатывали операцию «Тайфун», вся многочисленная группировка наших войск проводила многочисленные частные наступательные операции, которые, по сути, ничего не давали, а только приводили к неоправданным потерям в личном составе и технике. Только 26 сентября, когда операция «Тайфун» уже планомерно осуществлялась фон Боком и его подчиненными, командование Западного фронта доложило в Ставку, что, по данным разведки, немцы собираются наступать на Москву. Операция «Тайфун» началась 30 сентября 41-го года, когда против левого крыла Брянского фронта в наступление перешла 2-ая танковая группа Гудериана, которая была укомплектована техникой всего на 50 %. Тем не менее, поставленные перед собой цели немецкое командование достигло, и угроза Москве становилась все более и более явственной. Фон Бок, который расположил свой штаб в Смоленске, в детских яслях, о которых он написал в своих дневниках, что там детьми и не пахло, зато было чудовищное количество тараканов, успешно руководил своими войсками, которые двигались в направлении Москвы. Тем не менее, подспудно он понимал, что с теми силами, которыми он обладает, вероятность взятия Москвы невелика, потому что обескровленные на 50% части Гудериана уже были не те, что в начале кампании. Они были боеспособны, эффективны, но мощи им не хватало. Августовское решение Гитлера в значительной степени обеспечило ту нехватку людских ресурсов и военных средств, чтобы немцы не смогли одним броском взять Москву. Что происходило в столице осенью? Осень была очень холодная. Уже в сентябре были минусовые температуры, рано выпал снег, на дорогах, к нашему счастью, создалась распутица. Как пишут фон Бок, Гудериан и многие другие, грузовики приходилось вытягивать танками, они вязли в грязи. Чтобы их можно было тянуть, застрявшие колонны снабжали веревками, которые сбрасывали по воздуху самолеты целыми пучками. Погода работала на нас. Немцы оказались к этому явно не готовы. Кстати, Гудериан начал просить для своих танковых частей зимнюю форму еще в начале сентября 41-го, понимая, что погода будет работать против него. В Москве ситуация складывалась весьма своеобразно. Я не буду повторять общие места относительно того, как организовывалась оборона Москвы, как строились укрепления, как собиралось ополчение и прочее. Это рассказывают каждый год к этой дате. В Москве начинался колоссальный бардак, потому что значительная часть милиции, сил внутренних дел, войск перебрасывались на удароопасные направления. В городе начало процветать мародерство, грабежи, воровство, то есть те явления, которые наблюдались в Багдаде после того, как американские войска заняли город, и после того, как режим Саддама Хусейна перестал существовать. Ситуация была на грани хаоса. Что происходило с руководством страны? Был разработан план эвакуации Правительства в Куйбышев. Планом предусматривалась эвакуация туда посольств, всевозможных организаций. Активно шло минирование стратегически важных зданий, формировались диверсионные отряды, которые должны были действовать на территории Москвы и Подмосковья после занятие столицы немцами. Бомбоубежище для Сталина было сооружено как под его квартирой в Кремле, так и на его даче в Кунцеве. На территории его дачи был установлен зенитный пулемет, а вокруг была развернута батарея тяжелых зенитных орудий. Что касается главного паникера в этой ситуации, то им, по воспоминаниям многих, в том числе людей их охраны Сталина, оказался Лаврентий Берия. Есть свидетельства такого рода: «Ночью 16 октября нас, первых секретарей райкомов ВКПб города Москвы, вызвал в присутствии Щербакова Лаврентий Павлович Берия, который заявил: „Связь с фронтом прервана. Поутру раздайте все продукты из магазинов населению. Стариков и детей ночью эвакуируйте. Оставьте по 500 человек актива для защиты Москвы“. Так и сделали. В городе возникла паника». Это вспоминал секретарь Свердловского райкома партии, член московского городского комитета партии Новиков. У самого Берии на случай входа немцев в Москву было заготовлено 4 поезда, чтобы на них можно было успешно эвакуироваться. В этот период времени местом проживания он выбрал трехэтажное здание недалеко от Выставки достижений народного хозяйства, чтобы оттуда было удобнее добираться до поездов. Отдельный поезд стоял, конечно, и ждал Сталина, также на аэродроме постоянно стоял самолет, который должен был его в случае необходимости вывезти из Москвы. Иногда в этот период времени Сталин работал на даче в Кунцеве, где, как я уже говорил, тоже было построено бомбоубежище. Настроения были у всех чемоданные. Неоднократно говорилось о том, что Сталин не собирается покидать Москву, потому что если он покинет Москву, то генералы сразу из Москвы убегут и фронт рухнет до того, как создастся реальная угроза сдачи города. Дочь Сталина Светлана Аллилуева писала, что один из телохранителей Сталина рассказывал ей, что октябре 41-го года он ездил на кладбище, чтобы попрощаться с прахом своей жены, то есть, по всей видимости, настроения воспользоваться самолетом или поездом у Сталина были. Тут нельзя не вспомнить Федора фон Бока, его военные дневники, один фрагмент которых меня особенно поразил. Незадолго до начала операции «Барбаросса» фон Бок встречался с дипломатом, который только что вернулся из Москвы. У них состоялся очень любопытный разговор. Заметьте: немцы еще не напали на нас. Этот дипломат сказал, что Сталина не очень беспокоит вероятность сдачи европейской части России и даже сдача Москвы, поскольку он вполне реально рассчитывает на продолжение войны из-за Урала. Наверное, у немецкого дипломата были какие-то основания так предполагать. Тем более, пример сдачи Москвы существовал в 1812 году, и Россия, как известно, от этого не рухнула. Ситуация в Москве принимала характер паники, о чем свидетельствовал секретарь райкома партии Новиков. В Москве 16 числа началась настоящая паника. Огромные колонны людей двигались по Владимирскому тракту, по которому шли в Сибирь ссыльные и каторжники, но в это время по нему шло огромное количество жителей Москвы. Было много случаев давки, ужасные сцены. Шоссе Энтузиастов превратилось в тропу жизни, по которой люди выбирались из Москвы, хотя до реальной угрозы взятия города было еще время. Так развивалась ситуация до начала основных сражений за Москву. Сейчас я почитаю ваши вопросы с пейджера. «Уважаемый ведущий, не пора ли уже честно признать, что если бы Германия не напала первой, то к концу лета Сталин оккупировал бы всю Европу? У Германии не было выхода. Сдержать наступательную мощь Красной Армии оборонительными методами немцы не смогли бы». Вопрос немного не в тему. Но даже если бы Красная Армия напала на немецкие войска в Польше, то, вероятно, немцы перешли бы от обороны к наступлению очень быстро, потому что боеспособность нашей армии в 41-ом году говорила сама за себя. «В „Огоньке“ сегодня прошел материла о бегстве Гитлера в Аргентину. Развейте эту тему, пока она актуальна». По-моему, ныне модная версия о том, что Гитлер укрылся в Аргентине, смешна. Это PR-кампания, чтобы лишний раз раздуть интерес к этой теме. «В 90-ые годы многие известные москвичи, пережившие 41-ый год, рассказывали историю, что немецкие танкисты могли легко войти в город, наступая по необороняемому шоссе. Именно свобода и легкость передвижения навела немцев на мыль о засаде». Были рассказы о том, что двое мотоциклистов прорвались в Серебряный Бор, что в Химках были легкие танки. Возможно, это было так, но чтобы нанести генеральный удар группировке сил, которые удалось собрать к декабрю 41-го года, у немцев уже не было. «Моя бабушка жила рядом с кондитерской фабрикой „Большевик“ и рассказывала, как все растаскивали». Да, таких случаев в Москве в то время было огромное количество. «Правдиво ли утверждение, что немцев под Москвой остановил мороз, потому что мерзла солярка, танки и прочее?» Как пишет Гудериан, такие проблемы были, но они очень быстро, вслед за нами, научились, прежде чем запускать двигатель, разжигать под ним костры. Солярки у них не было, у них были бензиновые двигатели. Еще у них были большие проблемы со снабжением горючим. В определенных период боев под Москвой Гудериан просил организовать доставку 500 тонн горючего ежедневно самолетами. «Моя мама, которая была в 41-ом году в Москве, рассказывала, что Москву были готовы взорвать, если ее займут фашисты. Это правда?» Всю Москву взорвать было бы невозможно, но стратегические здания, то есть здание ЦК, здание НКВД, здание Кремля, к взрыву готовились. К взрыву готовился даже Большой театр. Тут надо сказать, что немцы работали очень серьезно по целям в Москве, то есть налеты на Москву начались еще летом, но немецкое командование понимало, что ресурсов для нанесения стратегических ударов авиации у них нет – самолетов-бомбардировщиков было мало. Опыт Лондона показал, что без наличия стратегической авиации это стрельба из пушки по воробьям. Точечные удары они наносили невероятно, то есть бомбы клали с ювелирной точностью. Бомбу весом в тонну положили в здание Большого театра. Есть описание того, как это выглядело: «Ночью 16 октября 41-го года здание Большого театра было заминировано. Там покоилось ни много ни мало 3 тонны динамита. Взрыв заряда был поручен заместителю Лаврентия Берии, но 28 октября 41-го года в 15 часов 45 минут немецкий бомбардировщик сбросил бомбу весом в тонну возле центрального подъезда около колонн. При взрыве бомбы погиб сержант – его буквально разорвало в клочья. Погиб бывший костюмер, вахтер. Фасадную стену Большого театра снесло, в декорационном зале и на первом этаже все здание было покрыто тротиловой гарью и пылью от штукатурки». Театр пострадал очень сильно. Нужно иметь в виду, что в театре оставался не только реквизит, но и уникальная коллекция скрипок Страдивари, Амати и т.д. Обломками деревянного забора вокруг театра было убито 13 прохожих. Бомбы немцы клали ювелирно возле дачи Сталина в Кунцеве. Бомбы клали возле станции метро, где собиралось партийное руководство. Одну бомбу положили в здании ЦК. Если не по площадям, то точечно и достаточно эффективно. Надо сказать, что забавную роль играл в этом деле театр Советской Армии. Немцы использовали его в качестве сборочного пункта, потому что 5 лучей его звезды указывали на 5 вокзалов. Несмотря на все меры по маскировке города, он служил идеальным компасом, чтобы расходиться по целям. Как я говорил, количество немецкой бомбардировочной авиации к тому времени было не столь велико, чтобы нанести существенный ущерб городу, поэтому они работали ювелирно в поисках нужных и уязвимых мест. «В сентябре 41-го года немецкие десантники высаживались на Курский вокзал, но все погибли», – пишет Андрей Иванович. Ничего сказать не могу. Я не располагаю такой информацией. Честно говоря, не очень верю в это, потому что бессмысленных операций немцы бы не стали предпринимать, в результате которых просто погибли бы люди с нулевым результатом. «Как Вы относитесь к романам о войне Виктора Суворова?» В данном случае, я повторю слова Мильтюхова: «Винегрет». Там есть реальная фактология, а все остальное подведено под ту базу, которая представляла интерес для создателя этих вещей. Но я должен отдать должное их автору: он возбудил интерес и общественную полемику по данной теме. Подытоживая первую часть разговора по Москве и по чемоданным настроениям, можно сказать, что именно сокращение материальных и людских ресурсов плюс непогода сработали на нас. Митек: «Что за мазохизм – восхищаться уничтожавшими нас персоналиями? Скажите, эффективность немецких концлагерей Вас тоже восхищает?» Меня не восхищает эффективность персоналий, уничтожавших нас, меня огорчает неэффективность персоналий, которые должны были оборонять страну. Подобное упрощенное восприятие войны говорит об определенной зашоренности. «Скажите, какой смысл был в минировании Большого театра, здания ЦК? Почему не сработала взрывчатка, заложенная нашими минерами под Большим театром, когда была сброшена и взорвалась рядом с колоннами немецкая бомба?» Наверное, это здание было заминировано, как и ряд зданий на оставленных территориях, которые немцы использовали в качестве административных и публичных и которые совершенно замечательно взрывали, когда там собиралось достаточное количество немецких офицеров, высшего командования и администрации захваченных территорий. Скорее всего, Большому театру предполагалась та же участь. Когда большое количество немцев соберется там посмотреть балет или послушать оперу, то их оприходуют всех и сразу. Взрывчатка не взорвалась, наверное, потому, что хорошо работали саперы, и видимо, потому, что была система предохранителей, которая позволяла произвести взрыв только при определенных обстоятельствах. «Правда ли, что немцы собирались открыть шлюзы и затопить Москву?» В пропаганде встречается масса любопытных версий, но немцы были достаточно прагматичными людьми. Москва – главный центр всех коммуникаций в нашей стране, то есть там сходятся железные дороги, в Москве огромное количество промышленных предприятий, огромное количество ресурсов. Залить все это водой ради пропаганды, по меньшей мере, несерьезно. Если бы они были настолько глупы, они поступали бы так со всеми крупными административными центрами, которые они захватывали: взрывали бы их, сносили и прочее. Нет, как только они что-то захватывали, они начинали устанавливать промышленные предприятия, инфраструктуру, потому что все это впоследствии должно было работать на них. Захар: «Как Вы можете оценить ювелирность ударов немецкой авиации? Для чего было бомбить Большой театр?» Хороший вопрос. Мне бы тоже было интересно узнать, зачем они сбросили бомбу на Большой театр. Оценить эффективность ювелирных ударов я могу по воспоминаниям москвичей, военных, которые приводят описания этих ударов в своих мемуарах. Вероятно, что-то делалось в целях пропаганды, может быть, была какая-то информация о том, что Большой театр заминирован и они хотели его таким образом разминировать. Я не знаю. «Что заставляло военных переходить на немецкие позиции и сдаваться в плен при отсутствии окружения и при равных силах?» Это отдельная тема, почему миллион наших военнослужащих оказались потом в рядах российской добровольческой армии. «В отношении ювелирности бомбежек сомневаюсь. По Бородинскому мосту метили много раз, но все ложилось вокруг. Попадание в театр Вахтангова – случайная бомба». Вам виднее, Вы, наверное, свидетель. «Стоило ли читать мемуары Багромяна „Так начиналась война“? Насколько они правдивы? Какие из военных мемуаров наиболее правдивы?» Трудно сказать, какие наиболее правдивы, потому что они все писались в советское время и должны были отвечать определенному идеологическому уложению, поэтому все они выдерживались в одном ключе: немцев всегда больше, оружия у них больше, наших всегда меньше, наши –страшные герои, а немцы – трусы и негодяи. Я больше верю книгам, написанным такими людьми, как Виктор Астафьев. Недавно я прочитал книгу под названием «Дневник командира штрафбата». Фамилия этого командира штрафбата – Сукнев. Это сибиряк, человек невероятной судьбы, потому что только за первые несколько месяцев боев на Волховском направлении его батальон обнулился, как он пишет, 7 раз. Сколько раз убивали его батальон, наверное, подсчитать невозможно. Вероятно, он один из двух-трех человек, которые выжили. Это был не штрафной батальон. Штрафным он командовал несколько месяцев, но почему-то эту книгу назвали именно так. Это человек необычной судьбы, убежденный коммунист и в то же время человек, объективно описывавший все, что происходило. Первый командир его полка считал, что лучше не появляться на передовой, а играть в шахматы у блиндаж. Он написал, чего стоили политруки, чего стоили многие другие руководители, что командир дивизии, который отменно бил своим подчиненным морду, но как тактик ничего собой не представлял, он описал многократные броски на немецкие позиции без артподготовки, что приводило к бессмысленным жертвам. Я рекомендую вам прочитать эту книгу. Этот человек получил два ордена Александра Невского, что для офицера-пехотинца больше, чем Герой Советского Союза. «Почему мы бомбили Тулу?» Я не знаю, не готов ответить. «Почему так бездарно контратаковали противника – просто мясом для пуль? Орудия стреляли неразборчиво. Такое ощущение, что в армии вообще не понимали, что такое война». Даже фон Бок отметил, что не чувствуется наличие русской артиллерии. И он, и многие военачальники писали, что не чувствуется наличие русской авиации. Так умели пользоваться тем, что было. Я, наверное, соглашусь с Марком Солониным, который пишет, что если бы у нас превосходство было над немцами в 10 раз в технике и в 20 раз в вооружении, результаты были бы на первых порах такие же. «Как Вы считаете, кто был прав в споре Жукова и Рокоссовского об отводе войск за Истринское водохранилище?» Я с очень большим пиететом отношусь к Рокоссовскому – он был генерал – прикладник, а Жуков появлялся на фронте наездами, чтобы дать ценные указания, а потом удалиться оттуда. То же самое было и на Курской дуге, когда он познакомился с планом, который был подготовлен другими генералами, одобрил его и быстро покинул фронт. «Немцы попали огромной бомбой в церковь на Миусах, а предназначена она была для военного завода, который находился в километре оттуда – вот Вам ювелирность». А еще немцы положили бомбу на Линкор «Марат» и вернулись на аэродром с проводами с его мачт – бомба весом в тонну. Тоже, наверное, ювелирность. «Так в чем же гений победы?» Хороший вопрос. Знал бы я на него ответ – был бы величайшим военным историком современности. Спасибо всем, кто пишет нам на компьютер. Пришло несколько вопросов в преддверии передачи. «Был ли хотя бы минимальный шанс спастись от национал-демократической Германии, победи в России не социалистическая революция, а демократическая? С другой стороны, во время репрессий были уничтожены лучшие военные кадры». Репрессии унесли достаточно много жизней, но не столько, чтобы это разрушило армию в целом. Это касается офицерского корпуса и высшего командного состава. Что касается революции, то я должен сказать, что история не знает сослагательного наклонения. Владимир Седов, художник: «Правда ли, что некоторые деятели культуры с надеждой ожидали вторжения немцев?» Наверное, были и такие до тех пор, пока немцы не сделали то, что они сделали. В частности, фон Бок, к которому я часто сегодня апеллирую, потому что он был одной из основных фигур на Московском направлении, писал, что еще до начала войны был издан приказ, по которому войска имеют право наказывать местное население. Содержание приказа возмутило его, потому что, с его точки зрения, такая безнаказанность и своеволие по отношению к мирному населению в России привели бы к разложению его собственной армии. Он много сделал для того, чтобы к этому приказу появился дополнительный приказ, по которому если с населением будут обращаться неправомерно жестоко, то те, кто будут это делать, будут подвергаться военно-полевому суду немедленно, даже в ходе ведения боевых действий. Если бы такие приказы не появлялись, те, кто так жаждал прихода немцев, не были бы обмануты в своих надеждах. Немцы продемонстрировали чудовищную жестокость там, где это было совершенно не нужно. «Сейчас уже практически всем непредвзятым слушателям ясно, что миф о вооруженных до зубов полчищах Вермахта, неограниченных ресурсах и безоружных ополченцах, своими жизнями защитивших Москву, не очень соответствует действительности. Да, были чудовищные потери, но не была Красная Армия безоружной, да и ресурсы Германии были практически на исходе. Создается какое-то ощущение, что объективных предпосылок для падения Москвы в октябре, и уж тем более в ноябре, не было, а уж если что и было, то опять какой-то чудовищный просчет нашего командования. Слава Богу, что хотя бы в конце ноября-декабря просчетов нашего командования стало меньше, и Москву все-таки удержали». Добрый вечер.

Сергей – Добрый вечер. Это Сергей из Петербурга. В одной из книг я прочитал, что в середине октября 41-го года, когда над Москвой окончательно нависла угроза, московский метрополитен был остановлен для демонтажа оборудования и отправки его в тыл страны. Это явилось ключевым моментом начала паники в Москве? Что Вы можете сказать по этому поводу?

Д. Захаров – Спасибо. Судя по воспоминаниям Новикова, началом паники в Москве явилось распоряжение Берии о бесплатной раздаче продуктов населению, потому что если такие вещи происходят, то это уже край, люди понимают, что наступил некий итог. Ирина Алексеевна из Москвы пишет: «Я свидетельница военной Москвы. Хочу сказать, что бомбы падали на Никитском, дом 10. У Никитский ворот свалили памятник Тимирязеву. В эту же ночь бомба упала на Большой Бронной, 9, но она была с песком, в Богословском переулке, дом 4, на Садово-Кудринской, дом 30». Случаи, когда бомбы и снаряды были наполнены пеком, не единичны, то есть были люди, которые работали против руководства Германии. Спасибо им за это. Светлана: «Представьте себе Моссельпром в двух шагах от Кремля. Туда упала бомба, заклинило двери в бомбоубежище, и выбраться оттуда было невозможно. А на Курском вокзале немцев не было. Я эвакуировалась в октябре. Мне было 16 лет. Мы валялись на этом вокзале в мешках с надписью «Совершенно секретно». Спасибо за Ваши воспоминания, Светлана. «Правда ли, что на Болотной площади была построена деревянная модель Кремля, чтобы обмануть немецких летчиков? Расскажите подробнее о защите Кремля». Город был вообще превращен в своеобразный макет, но обмануть немецких летчиков достаточно трудно, потому что геометрия с воздуха просматривалась. Что касается Кремля, то вокруг него было поставлено очень много зенитных орудий, в том числе и на крыше ныне еще не достроенной или уже снесенной гостиницы «Москва», а также практически по всему периметру Кремля. Валентина из Москвы: «Я дочь боевого командира Стрюкова Александра Васильевича. Отец воевал с Жуковым и Рокоссовским. Заслуга Рокоссовского как командующего фронтом в том, что он берег солдат и штрафников посылал на передовую. Отец в 44-ом году пришел без глаза». Спасибо за Ваши воспоминания. Это, наверное, наиболее ценная информация, потому что людей, которые могут еще что-то рассказать о войне становится все меньше и меньше. Сергей из Москвы: «Известно, что золото националистической партии где-то сохранилось. Как Вы считаете, работает ли оно сейчас в России или нет?» Я думаю, что его так и не нашли. «Вы говорите только о недостатках Красной Армии. Достоинств не было? У Вас странная позиция – ругать все подряд». Я не ругаю все подряд. Я рассказываю то, о чем не рассказывали 60 лет, потому что Красную Армию восхваляли в хвост и в гриву, но есть миллионы потерянных людей, десятки тысяч единиц боевой техники, потерянной в течение нескольких месяцев – славы не добавляет. Владимир из Москвы: «Если раздавали продукты бесплатно – значит наступал коммунизм». Не знаю, удалась ли Ваша шутка. Добрый вечер.

Сергей – Добрый вечер. Сергей из Самары. Как Вы считаете, почему Гитлер вообще затеял эту войну? Он не понимал, что это проигрышная ситуация?

Д. Захаров – Вопрос не в тему. Мы говорили об этом неоднократно. Добрый вечер.

Олег – Добрый вечер. Олег. Дмитрий, мне кажется, что у Вас в каждой фразе звучит восхищение немцами. Вы напрасно думаете, что, кроме Вас, об этом никто не говорил. Я целый час Вас слушал. Вы говорите набор каких-то банальностей.

Д. Захаров – Что же Вы так мучались – целый час меня слушали? Я не восхищаюсь немцами. Как Вам сказать? Если немцы стоят и рассматривают в бинокль Москву, хорошо мы воюем или кое-как? К сожалению, наше время на исходе. Сейчас будет рубрика «Портрет».


Портретная галерея Елены Сьяновой.

«Если русские будут иметь к середине июля свежую полновесную танковую группировку, нашим частям между двумя их фронтами – Брянским и Западным – грозит серьезная опасность. Если же их группировка будет иметь и выдающегося командира, думать об усилении укреплений по реке Олешня станет уже поздно». Гудриан. Ради таких высказываний я и перекапывала пуды генеральских мемуаров, самое интересное находя не в самих текстах, а в случайно попадавшихся черновиках и приложениях. О чем идет речь? Те, кто знаком с историей Курской битвы, уже догадались. Генерал-инспектор бронетанковых войск заботится о середине июля 1943 года, предвидя наступление Брянского фронта. Для поддержки этого наступления была сформирована 3-ья танковая армия, командовать которой был назначен генерал-лейтенант Павел Семенович Рыбалко. Таким образом, оба опасения Гудриана сбылись: армия была сформирована, а командир был талантлив. Как все талантливые работяги, делавшие дело не ради наград, Рыбалко был несправедливо обойден даже во мнении своих же историков. Давайте вспомним хотя бы один эпизод из боевой биографии этого человека, прошедшего путь от комиссара 1-ой конной до академической кафедры. Приказ Ставки от 20 июля 1943 года, пункт 4: «При благоприятных условиях овладеть городом Орел». Подчеркиваю: это был приказ не для общевойсковой 3-ей армии Горбатого, а для 3-ей танковой Рыбалко. Документы говорят о том, что и Сталин, ограничившийся рекомендациями, и командующий фронтом – генерал Попов – предоставили, по сути, Рыбалко право окончательного решения красиво вкатиться в Орел или двигаться в обход на запад. Что такое громкая победа в судьбе любого военачальника, объяснять не нужно, но эта победа на узких улицах большого города стоила бы жизни многим экипажам. Рыбалко поступил так: он развернул армию на юг вперед вторым эшелоном. Этот маневр, давший армии возможность последовательно действовать на противоположных направлениях с максимальной пользой и минимальными потерями, проводился в очень трудной обстановке и вызвал восхищение того же Гудериана, ревниво следившего за танковыми перемещениями русских. Только смяв немцев на юге Брянского фронта, 3-ья танковая продолжила выполнение приказа Ставки двигаться на город Кромме. Так, с максимальной пользой, согласно ситуации, не нарушая общей стратегической задачи, сберегая жизни своих танкистов, Рыбалко провел этот маневр, а получил за это пренебрежение от некоторых военных историков, утверждавших, что в ходе операции «Кутузов» армия Рыбалко только пугала немцев своим грозным видом, то есть «сковывала» силы противника, а какие-то имевшие место маневры проводились по команде генерала Попова, которому лично звонил Сталин. Той же осенью во время наступления на Киев Рыбалко сумел так незаметно перегруппировать свою танковую махину севернее Киева, что даже весьма сдержанно описывающий эти события Гудериан признает, что немецкое командование до 13 ноября толком не знало, что ему предпринять, поскольку после взятия Киева 1-ый украинский покатился, как на гусеницах, давя противника уже в Житомире, Чернобыле и Фастве, где была настоящая паника. За Курскую и Киевскую операции Рыбалко получил Золотую звезду Героя Советского Союза, за Пражскую и Берлинскую – вторую Золотую звезду, и был произведен в маршалы бронетанковых войск. У него будет много наград, в том числе и иностранных, но главное – он безусловно и единогласно признан нашим лучшим танковым генералом. Только прожил Павел Семенович Рыбалко совсем недолго. Он умер в 48-ом в возрасте 54 лет. Знаете, в чем заключается ошибка молодых режиссеров, снимающих лихие боевики о той войне? Молодые, холеные лица актеров. 25-летние солдаты, возвращавшиеся домой, выглядели 40-летними, а 40-летние – стариками. Большинство наших боевых генералов не исключение. Мало кто из них дожил до 60 лет. Павел Рыбалко похоронен на Новодевичьем кладбище. Может быть, кто-то, кому наша передача напомнила это достойное имя, принесет на его могилу свежие цветы.


Д. Захаров – На этом наша программа подходит к концу. Вещий Олег опять прислал мне сообщение о том, что в программе передержки и скрытое вранье. Нет, Олег, здесь нет передержек и скрытого вранья. Купите книгу «Гриф секретности снят» за 1993 год. В основном, я цитирую именно ее.