Сайт Евгения СычёваEugi Gufo

Сергей Бунтман — Ну, что ж? Мы продолжаем наши программы. И вот в след предыдущей программы я не забыл свое обязательство никогда не говорить слово «комикс», говорить «графический роман». И вот сейчас мы будем говорить об истории в программе «Не так», говорить об истории и говорить о том, что из нее остается, из французской революции. Я вот только недавно осознал, что уже прошло, простите меня, с 200-летнего юбилея прошло 25 лет. 25 лет прошло. И исполняется 225 лет взятию Бастилии 14 июля, в понедельник 14 июля вот в этом году опять будут празднества. Хотя Франция, если посчитать, пережила со времен взятия Бастилии 5 республик. Сейчас 5-я республика, которая очень отличается и своими конституциями и устройством. Она пережила две империи Наполеона I и Наполеона III. Она пережила ряд реставрированных и преобразованных монархий. Сначала такую обычную почти что буквальную реставрацию старого режима в 1814 и после 100-дневного перерыва с Наполеоном в 15-м году до 30-го года. С 30-го года по 48-й она пережила июльскую так называемую монархию, когда был король, но при сохранении очень многих, большинства демократических завоеваний французской революции. Для вас, скажите мне, дорогие друзья, и присылайте смски — плюс 7 985 970 45 45. То же самое мы будем делать по телефону — 363-36-59. Код — 495. Все мы проходили французскую революцию. Мало кто из нас скажет взятие Бастилии парижскими коммунарами, как это бывало, что коммуна — это одно, и мешалось у нас. Я думаю, что далеко не все покупаются на шутки интернета, когда при слове картинка Великая французская революция возникает знаменитая свобода на баррикадах Делакруа, относящаяся к 1830 году. И это совершенно другая революция. Вот та легендарная Великая французская революция, которая много чего подарила и много чего отняла у людей. Вот что подарила, что отняла. Что вы считаете ее несомненным завоеванием? И что вы считаете ее темным пятном? Вот именно два примера для вас, пожалуйста, самые для вас очевидные, будь то там права человека, свобода, равенство, братство. Или наоборот террор, казнь короля, и аристократы на фонарь и так далее и прочее привело к агрессивной 1-й империи Наполеона. Это ведь тоже завоевание революции французской. Вот что для вас французская революция? И для России списанная почти под копирку: Отечество в опасности. И только прибавлено «Социалистическое Отечество в опасности», был манифест. Что для вас это? Ну, а для начала мы с вами послушаем, как в 2013 году 14 июля на Елисейских полях, где проходит торжественная церемония, где каждый год проходит парад в присутствии главы государства, Президента французской республики, в данном случае Франсуа Олланда, и парад и исполняется... Вот например, как достаточно, для тех, кто знает, необычно, потому что это версия Эктора Берлиоза, это не в прямую там гимн, который сочинил Роже де Вилль там за одну ночь в такой патриотической горячке перед наступлением немцев, коалиции, антиреволюционной, антифранцузской сочинил эту песню и слова, и музыку, которая была сначала песней рейнской армии, а потом через Марсель пришла в город Париж и стала, в конце концов, национальным гимном. Это «Марсельеза». Вот как она исполнялась в версии Эктора Берлиоза торжественно с чуть-чуть даже измененными словами, исполнялась она год назад.

Звучит «Марсельеза»

С. Бунтман — Очень торжественно. И вот церемония 14 июля, парад, который в себя вбирает многое, начиная с французской революции и с революционных армий, революционных войн, и войны империи, конечно. И когда выходит наш любимый с Евгением Сергеевичем, выходит сапер с бородой до колен в фартуке — это знаменитые вот эти саперы... Жуткое существует блюдо в Лионе, где любят требуху, оно называется... прости Господи, оно называется «Фартук сапера». Оно называется. Сапер — профессия опасная. Но когда он выходит, и все это так торжественно. И люди в касках, которые уже скорее относятся ко 2-й империи, эти конные гвардейцы. И когда при инаугурации Президента играют... именно как он был консульской гвардии марш, марш потом императорской гвардии, а сейчас это марш республиканской гвардии. Вот какая преемственность. Хуже со старым режимом, хотя во Франции давно померились со старым режимом и воспринимают историю и как мучительную, и как страшную, и как великую. И полководцы, например, Людовика XIV, они в доме инвалидов, их могилы и надгробия, памятники занимают те же места. Не как могила Наполеона, которая находится посередине, и вот прах Наполеона, перенесенный через 20 лет после его гибели уже в 1841 году, там стоит гробница. И там и пышные памятники, которые там были раньше и Тюренну, и великому Конде, вот полководцам Людовика XIV. И маршалу Вобану рядом памятник. И когда великий Конде говорил, там цитата: «Если бы я не был Конде, я был бы Тюренном». Вот такие вот. И маршал Фош там памятник уже между двумя войнами. Так что все это сохраняется. И так называемые республиканские ценности, они существуют, хотя в пяти разных вариантах.

«Октябрьская большевистская — ее дочь», — пишет Владимир. Ну, несомненно. Только пошло еще гораздо дальше.

Алексей из Ганновера: «Плюс французской революции для меня: она смела прогнивший насквозь режим Бурбонов, открыв путь развитию капитализма во Франции, фактически заложив фундамент для современной Франции. Минус — это, конечно, было ужасное кровопролитие с обеих сторон и братоубийственная война». Несомненно. И террор, и террор якобинский, и это было чудовищно. Но то, что вот когда мы думаем, вот в августе 1789 года отменили привилегии. И все думают, это только равенство сословий. Ну, нет, это не только равенство сословий. А привилегиями обладала каждая провинция Франции. Вот то, что мы сейчас ой, историческая... ой, Бургундия. Мы едем туда, пьем вино и смотрим романскую архитектуру. Да? Там ой-ой-ой мы говорим. Ой, Прованс. Там Прованс, все, у нас лаванда, то же самое вино и вообще лазурный берег, который не так давно к Франции отошел, в позапрошлом веке только. Ой-ой-ой! Там все такое замечательное. Ницца и так далее. Но каждая из этих провинций имела привилегии. Вы скажите: чего тут плохого? Плохого тут то, что одни законы в Провансе, другие законы в Бретани, третьи законы в Артуа где-нибудь на севере. И пробиться... Это как стенки. И пробиться, например, торговле совершенно было невозможно. Это в то время в конце 19-го века, когда Англия ушла далеко вперед. Одна Германия только разодранная была. Многие страны ушли. Даже Испания уходила вперед по сравнению с Францией.

«Не понимаю ни слова в „Марсельезе“, а мурашки от франкского гимна бегут. Вот и сейчас тоже не понимаю, почему. Может, это советское детство?» Нет, не советское детство. А с детством была интересная история про «Марсельезу», просто замечательная история, которая в 92-м году... игры были в Альбервиле, насколько я понимаю, во Франции, в Верхней Савойе. И вышла маленькая девочка и спела французский гимн со всеми словами. Взрослые послушали детским голосом, и потом была безумная дискуссия во всех газетах, на телевидении, на радио. Везде. Только в водопроводе, по-моему, не было такой дискуссии. Что мы поем, ребята? Что у нас за гимн? И пусть вражья кровь вот чуть ли не по колено у нас будет стоять в бороздах наших полей. Сначала ужас, против нас тирания. Они там с женами то-то делают, с детьми то-то делают. Всем перерезают горло. А мы наполним кровью вражьей все вот борозды наших полей. Замечательно совершенно. Я потом думаю, не изменить ли слова. Но как всегда поговорить поговорили, плюнули. Ну, и слава Богу.

«Французская революция подарила нам нечаевщину, террор и гибель романовской монархии», — Виталий Авилов пишет. Ну, да, понимаете, нечаевщину... Хорошо. А почему она не подарила нечаевщину Англии? Почему она не подарила нечаевщину Франции? Германии подарила очень во многом. Всем подарила. И во Франции тоже было еще то веселье. И покушения, и попытки. А одна история парижской коммуны... Кстати, о ней будет повторение передачи «Вот так» в ночь с 13-го на 14-е. Те, кто не будут смотреть финал Чемпионата мира, пожалуйста, послушайте эту передачу очень суровую о парижской коммуне 1871 года. Да, подарила гибель монархии, подарила. А почему это не английская революция, которая 1-й осудила короля? Подарила. Ну, вы знаете, некоторые подарки не стоит принимать. Знаете, незнакомые пакеты и посылки, как мы знаем, не надо как-то вскрывать у себя на столе и наклоняться посмотреть, что там внутри. Может быть бомба. Так у нас и получилось вот, в общем-то. Могли и отказаться, тем более нарочно никто не говорил, сами взяли то, что называется. И во Франции два раза реставрировалась монархия после французской революции 89-го года. Но простите меня, она не уживалась, не приживалась снова.

«Террор и свобода. И память их событий во Франции как о сторонниках, так и о противниках революции. Юлия».

«Вот одно только устранение сословных перегородок стоит многого», — Сергей пишет.

«Жуткая французская революция отчасти помогла стране, через буйство обратилась к порядку, — ну, да, Серж Труманян. — То ли дело Россия? Всегда думаем о себе». Это правильно. Всегда думаем о своей истории. И, кстати, вот о словах. Давайте-ка мы с вами сейчас посмотрим, у нас будет сейчас «Карманьола». Вот тоже спляшем «Карманьолу». Веселая французская революционная песня, но без смертоубийства в ней тоже не обходится. Как пели разные люди. Джонни Холлидей поет, кумир стиля «йе-йе», французский рокер 60-х, начала. Он до сих пор жив, он до сих пор поет. Но вот как он пел «Карманьолу». Это о том, как живет это, в общем-то, даже в эстраде. И это не партия и правительство его заставляло, а он взял сам, спел «Карманьолу». Сейчас послушаете.

Звучит «Карманьола»

С. Бунтман — Да, это Джонни Холлидей так вполне классически спел только со своими вот этими интонациями, он спел. Сейчас читаю то, что вы...

«Возможность кричать: свобода, равенство, братство и петь „Марсельезу“ — это плюс. А гильотина — это минус. Сергей». Ну, не только кричать, а каким-то образом реализовать.

Вот Владимир говорит: «Вечная память защитникам Вандеи. Французские большевики такие же кровавые каннибалы как наши. Наши у них учились. Владимир из Санкт-Петербурга». Ну, вандейцы и шуаны особенно, вот читайте наш номер «Дилетанта», был соответствующий номер. Да и так читайте всякую литературу, смотрите кино. Кстати, про шуанов было три замечательных французских фильма. Был фильм «Шуаны» по роману Бальзака. Был фильм «Шуаны!» с восклицательным знаком, фильм 87-го года, где играет Филипп Нуаре, где играет Ламбер Вильсон, играет Жан-Пьер Кассель, старший Кассель, отец Кассель, и Софи Марсо. Прекраснейший фильм. И был фильм «Повторный брак», который он назывался у нас, называется «Супруги 2-го года республики», он назывался во Франции. С Бельмондо. Прекрасный совершенно фильм. Там тоже шуанская история. Да, шуаны — это контрреволюционное движение, это архаичное движение Бретани, где сеньор был главнее короля вообще. И шуанская... пафос шуанский, он сопровождался и шуанской резней, и то, что они делали с несчастными ребятами, которые были мобилизованы, между прочим, в республиканскую революционную армию и шли на подавление. Их вырезали десятками, если не сотнями. Просто как шуаны воевали? Они у-у. Крик совы. От этого шуаны. Только крик совы днем — это страшно. Это у-у. И дальше выскакивают неизвестно откуда эти долгогривые, заросшие, в овечьих шкурах, вот в таких безрукавках из овечьей шкуры мехом наружу в шляпах больших, вот эти заросшие с волосами до попы практически у них были, выскакивают, стреляют, режут всех и исчезают в лесах. Это же тоже, это действительно братоубийственная война.

25 лет назад я видел листовки в городе Гренобле, где на год раньше празднуется 200-летие революции, потому что там замки Визиль... И в самом городе Гренобле еще в 88-м году были выступления, ну, они считают, что вот мы раньше всех. Но там я видел листовки: «Мы не будем праздновать братоубийственную бойню, юбилей». Видел листовки. Видел маленькую демонстрацию, которая собралась 21 января, собиралась на площади каждый раз, это была демонстрация роялистов. Такие были хорошо одетые люди, и они скорбно отмечали каждую годовщину казни короля Людовика XVI. Так что это все есть.

«В этот день главное погулять, чтобы не говорить, что день взятия Бастилии опять прошел в сухую. Алексей из Перьми». Да, замечательно. Но это... С тех пор, как вот было написано на месте разрушенной Бастилии, стояла... вот была сделана надпись «Здесь танцуют». И с тех пор, когда все и даже как-то... ну, мы потом с вами послушаем, как это отражено в искусстве. И во время оккупации пытались 14 июля отмечать.

«Вы поддерживаете теорию 3-х революций? Мы повторяем путь Франции». Алексей, нет, не так все буквально.

Ольга пишет: «А у меня 14 июля как раз день рождения». А у нас у Татьяны Пелипейко всегда день рождения. Представляете, каждый год 14 июля. Ну, вот я не знаю, как подгадали или специально.

Да. «А это же шуаны кричали как неясыть?» Конечно, Евгений. Да. Вот это они. И называется это — местное произношение вот неясыти. Вот одной из совиных разновидностей.

Так. «У Вас программа в записи? Владимир». Нет, не в записи, а в живу. Вот я продолжаю Вашу грамматику.

Так, от Михаила, Москва: «Ведь гильотину как таковую придумали задолго до французской революции». Ну, есть, что доктор Гильотен и все остальные ее придумали как машину для чистого разрезания бревен, вот то, что косое лезвие и так далее. Давайте-ка мы прервемся на этой веселой нотке про гильотину, и через 5 минут мы продолжим нашу программу. Много всего услышите и много всего напишите, я думаю, и телефону скажите.

С. Бунтман — Конечно все не так. «Бунтману. Гильотину придумали англичане. Смотри халифасджибет...» Да. Ну, да, да. Может быть. Знаете, 7 городов, 7 стран спорили, вот кто придумал гильотину. Гильотины придумали, чтоб сигары резать. Ну, да, отрезать кончик сигар. Ну, ни тот... пожалуй, нигде, кроме Франции и ее владений, никто вот не придумал такое интересное вот применение гильотине. Но должен вам сказать, что гильотина считалась актом гуманизма. По сравнению с теми казнями, которые существовали, что во Франции, что в той же Англии между прочим, где величайшим считалось вот топором отрубить голову без всяких сопутствующих... или повесить без всяких сопутствующих развлечений считалось большой милостью. И вот в 1746 году, когда в Тауэре был казнен последний человек — лорд Ловут, я о нем рассказывал в другой передаче, вот о том самом лорде Ловуте... Это было... ему просто отрубили голову. Вот не буду описывать. Ну, сами посмотрите, наберите там «четвертование». Это пока можно. Там не считается это культом насилия, узнать действительно, как проходили казни по-настоящему. Вот. Дальше. Да, может быть. Давайте-ка мы сейчас послушаем еще одну интерпретацию вот о том, где какие слова. Меня спрашивают: «А чем „Марсельеза“ отличается от „Интернационала“?» Всем. Чем отличается песня о Стеньке Разине от «Гроздьев акации»? Вот тем же самым. То есть и слова и музыка, все про другое. «Интернационал» сочинил Пьер Дегейтер. И потом был переведен на русский язык. Кстати, очень красивая. Очень серьезная песня. И вот взятые «кто был ничем, тот станет всем» — это все-таки евангеливские слова. «Мы наш, мы новый мир построим» в русском переводе, а во французском там более научно «le mond va changer de base», то есть основание поменяется у всего мира. И дальше логически, кто был ничем, тот станет всем. Мы — ничто, мы станем всем там во французском оригинальном тексте. Но это совершенно другой эпохи песня Эжена Потье, замечательного поэта, и композитора Пьера Дегейтера. Ну. вот сейчас о том, как веселая красивая песня «Ca ira» — «Дело пойдет», и сначала в ней было... в ней били такие хорошие куплеты, были про ассамблею, про генеральные штаты, про то, как проходили там заседания, как добивались свободы. А кончилось все словами «аристократов на фонарь» в новой интерпретации. И вот сейчас символ всей Франции — Эдит Пиаф споет эту песню «Дело пойдет» — «Ca ira». И она ее пела в фильме Саша Гитри «Когда Версаль поведал нам». О Саша Гитри мы два слова скажем, потому что это будет тоже к тем, как живет революционное такое сознание. Саша Гитри после войны достаточно пострадал, как человек, которого заподозрили в коллаборационизме. Он просто работал в это время и в театре работал, и снимал кино, как многие другие, как актриса Арлетти, которая просто в лагере вообще сидела за роман с немецким офицером. И Саша Гитри пострадал от этой чистки, которая происходила во Франции с большими эксцессами, как и во Франции и в Голландии. Вот это бритье наголо девушек, которые гуляли с немцами, немецких овчарок бритье наголо. Но потом очень интересно Франция всегда осознает. Вообще многие страны... Вот осознает свои странные и иногда страшные, жесточайшие и чудовищные моменты. И когда вышел фильм «Хиросима — любовь моя» вот о такой девушке как раз и любовь к японцу, и это было... Алена Рене фильм. Это было большим шоком так же, как когда был снят фильм Луи Маля «Лакомб Люсьен» о мальчике, которого привела в петеновскую милицию судьба. Мальчик замкнутый, жестковатый, деревенский мальчик, который потом пошел служить. Его нигде не принимали. И в сопротивлении его как-то выбросили. И он пошел служить в петеновскую милицию. И вот его такая жестокая и драматичная судьба, жестокая и по отношению к нему, и по отношению к его жертвам, потому что повторю еще раз, что петеновскую милицию люди, которые ее знали, вспоминали, что она была хуже гестапо гораздо. Свои были хуже во время оккупации. Ну, так вот сейчас послушаем Эдит Пиаф, которая поет вот «Ca ira», где «аристократов на фонарь». Пожалуйста.

Звучит песня «Ca ira»

С. Бунтман — Вот так. Во как! Это же какое дыхание надо иметь, чтобы в таком темпе? Она была гораздо медленнее в самом начале, эта песня. И вот как Эдит Пиаф ее загнала. И вы слышали, взяла дыхание для того, чтобы фермату вот сделать, вот в конце вот эту ноту потянуть как до самого... Ну, у нас не музыковедческая передача. Сейчас я бы хотел и вас послушать все-таки и по телефону — 363-36-59. Вот очень четко, знаете, очень четко вот позитив, негатив от французской революции. Или если она вас совсем не греет ни в позитив, ни в негатив, тогда не звоните. Вот телефон сейчас соединится, вот когда... 363-36-59. Код — 495. Но у нас и без того есть занятие еще такое. Один из наших любимых видов спорта. Давайте-ка мы и проголосуем еще. Скажите, пожалуйста, вот для вас и для человечества в целом французская революция скорее это позитивное явление или скорее негативное явление. Если вы считаете, что позитивное — 660-06-64. Если вы считаете, что скорее негативное — 660-06-65. Если эта самая шайтан-машина у меня заведется, тогда мы с вами будет голосовать. Вот пробую я завести ее. Ну, давай. Давай, милая. Как там уговаривал Леонид Утесов кобылу вот в песне извозчика. Ну, что-то у меня не получается. Давай-ка. Вот. Итак... Во! Поехали! Все отлично. Маленьким движением волшебной палочки.

Так. А сейчас я бы вас послушал. Алло! Добрый день! Алло! Здравствуйте!

Слушатель — Здравствуйте!

С. Бунтман — Здравствуйте! Как Вас зовут? Где вы нас слушаете?

Слушатель — Я звоню из Москвы. Меня зовут Валентина Сергеевна.

С. Бунтман — Валентина Сергеевна, вот Вы считаете, французская революция, если так ее взвесить на весах?

Слушатель — Дело в том, что мой муж имеет непосредственное отношение к этой истории. То есть он потомок тех аристократов, тех людей, которые бежали из Франции.

С. Бунтман — Так?

Слушатель — И один из них — это Ланжерон. Наверное, Вы знаете?

С. Бунтман — Конечно.

Слушатель — Да, вот. И поэтому очень большая интересная история его семьи. Но вот я знаю его отношение, то, конечно, это кровавая история, страшная. Но французы в целом как нация победили эту революцию. То есть они сумели с ней справиться.

С. Бунтман — Так?

Слушатель — Вот. И... Ну, вот такое мнение. Коротко.

С. Бунтман — Замечательно. Мне кажется, что это замечательно, что и кровавая история, с которой сумели французы справиться и, наверное, извлечь из нее очень многое.

Слушатель — Да. То есть они не потеряли так, как в России это произошло страшно.

С. Бунтман — Да. То есть не было сметено просто навсегда очень многое, что существовало в российской цивилизации.

Слушатель — Да. То есть в этом им можно позавидовать.

С. Бунтман — Ну, не надо завидовать. Давайте заниматься будем своей страной и переваривать.

Слушатель — Да, вот я с Вами совершенно согласна.

С. Бунтман — Да?

Слушатель — Поэтому вот, Сергей Александрович...

С. Бунтман — Да?

Слушатель — ... я знаю, что Вы этим занимаетесь и вообще любите Фарнцию.

С. Бунтман — Да, очень.

Слушатель — Вот. И, честно говоря, хотелось бы с Вами связаться. У нас очень много интересного. А Вы человек...

С. Бунтман — Ох-ох-ох! Хорошо. Напишите, пожалуйста, наш адрес, если можно электронный. Мне передадут девочки. И там все контакты будут. Хорошо?

Слушатель — Хорошо.

С. Бунтман — Договорились. Спасибо Вам большое. Спасибо.

Слушатель — Всего доброго!

С. Бунтман — Всего хорошего!

Слушатель — До свидания!

С. Бунтман — Всего хорошего! Ну, вот это чрезвычайно интересно. И мне кажется, что вот это очень... Понимаете, я действительно очень люблю Францию. Мне она настолько близка, что я, ну, почти с равным как к России и с равной там болью и скепсисом, часто и с иронией и с самоиронией отношусь к ней. И поэтому для меня это тоже очень родная история, для и вот России нашей тоже.

Давайте еще послушаем. Алло! Добрый день! Алло! Здравствуйте!

Слушатель — Здравствуйте!

С. Бунтман — Как Вас зовут? Где Вы нас слушаете?

Слушатель — Геннадий Григорьевич. Из Москвы.

С. Бунтман — Здравствуйте, Геннадий Григорьевич! Вы как считаете?

Слушатель — Я считаю так, что после французской революции, когда... родилась пословица: история повторяется дважды, 1-й раз как величайшая трагедия, а потом как фарс.

С. Бунтман — Так? Ну, а где же был фарс?

Слушатель — Ну, история не учит. Сейчас фарс.

С. Бунтман — А!

Слушатель — Сейчас, понимаете, это не дважды, это можно считать как маятники, которые туда, то сюда...

С. Бунтман — Трагедия — фарс, фарс — трагедия.

Слушатель — ... трагедия — фарс.

С. Бунтман — Ну, это...

Слушатель — ... колесо, если можно сравнить.

С. Бунтман — Ну, в общем...

Слушатель — Понимаете, история ничему не учит. Мы...

С. Бунтман — Есть хорошие ученики, которые учатся на истории.

Слушатель — ... Вы сравните наши сегодняшние. Как Вам?

С. Бунтман — Ох! Вот уж где уроков нет совершенно. Мало кто чего читает и какие уроки воспринимает. Спасибо большое. Это уж точно. Да. Сравните сегодня. Да и вчера сравните. Вот понимаете, это да, конечно, хотя достаточно затертая вещь, что история повторяется дважды. Ну, многократно и как фарс. Вы знаете, столько было и внутри той же самой французской революции трагедий и фарсов. И трагедий, и фарсов, и повторений, и вырождения самых замечательных идей, и преображение революционеров в каких-то кровавых маньяков. Кстати, вырезали когда-то у нас из вот «Повторного брака», вырезали кусочек, когда в нашем прокате он шел. Там бежит из тюрьмы из революционной, где его должны были казнить, и прихватывает с собой еще одного человека, который там сидел. Вы понимаете, он говорит, вот я в этой революции... вот вы там в Америке провели все это время. Там просто герой Бельмондо провел в Америке это время. А я здесь был, и революция — это я. Вы понимаете, декларация прав человека и гражданина — это я. Вот национальное собрание — это я. Это вот все мы делали. Потом как-то все так стало непонятно, как-то так все закрутилось, ничего сейчас не понимаю. Это вот во время терроров в 93-м году и говорилось.

«Как в современной Франции воспринимается аристократ? С каким смыслом?» Ну, в революционном смысле только иронически воспринимается и с большой грустью. Вот аристократ, которого надо на фонарь. Есть аристократ и такое достаточно ироничное... ну, он аристократ. Вот, ну, он аристократ. Это когда почти сноб. Но есть аристократическое как и везде воспринимается как достойное, честное, воспитанное. И вот вы знаете, какое вот... как многие люди и вот, когда мы говорим о королях, например, говорим про Людовика XVI, говорим когда о царях, про Николая II. Люди, которые прожили небезупречную жизнь и неэффективную, извините за это слово, и действенную как главе государства. Но то, как они умирали. Вот здесь вот это настоящая аристократия и есть. Людовик XVI, который сохранял полное спокойствие, его предшественник на эшафоте из королей европейских Карл I, который не хотел, чтобы видели, что у него руки дрожат от холода, поэтому у него было две рубашки, чтоб никто не подумал, что он боится. Говорят, есть такой исторический анекдот, что Людовик XVI спрашивал, а жив ли, есть ли вести о капитане Лаперузе. Это больше всего интересовала география, географические открытия, ремесла и так далее. И он от Лаперуза ничего не слышно? Капитан Лаперуз пропал в своем кругосветном путешествии тогда. И вот этот молодой аристократ, я уже не помню, как его звали, но меня в свое время потрясла эта сцена, когда он входил на эшафот и его везли вот в этой телеге жуткой, он входил на эшафот и у него в руках была книга, и он читал книгу все это время. Он читал книгу. И потом, когда его уже позвали в ряду прочих, позвали уже к гильотине, он книгу... он посмотрел книгу, заложил ту страницу, где он читал, закрыл ее закладкой, завернутым уголочком, и отдал палачам. И вот эта потрясающая... Заложил. Ведь понятно, что он никогда ее больше читать не будет, эту книгу. Но он ее заложил, как это делал всегда. И абсолютно хладнокровно взошел на эшафот.

Священные коровы и гимны и так далее. Франция — страна с хорошим таким... я бы сказал прививкой свободы и внутренней свободы, и пойти против всех, и эпатажности тоже. Серж Генсбур, знаменитая его история, когда он сочинил свою интерпретацию песни, такую вот в стиле регги он сделал с ямайскими музыкантами, в стиле регги он сочинил «Марсельезу» свою, которая называется «К оружию и так далее». И его хотели убить, вообще побить и убить там бывшие ветераны ВДВ французские, парашютисты французские... Но он, правда, во время одного концерта он вышел, все готовились его там побить, избить, выгнать, а он взял, подошел к микрофону и запел, как полагается, «Марсельезу» как государственный гимн. Все встали. И кто был в головных уборах, отдавали честь. Но вот как она выглядит вот эта самая «К оружию и так далее» интерпретация «Марсельезы». Вспомните ее.

Звучит интерпретация «Марсельезы»

С. Бунтман — Серж Генсбур. Ну, правда в 2000-х годах был принят закон, который не позволяет, в общем-то, так с французским гимном поступать. Но дело в том, что все равно люди поют, существует... а вот другой, вот обратный сейчас пример. И я его взял из фильма «Касабланка», там есть дивный момент. И «Марсельеза», которую могут любить — не любить, учить — не учить. Вот по-всякому. Вот как во время матча вот Карим Бензема не поет... Кто-то поет, кто-то не поет. Кто-то слова знает, кто-то не знает. Ну, в общем, как обычное такое, хорошее, нормальное, свободное разгильдяйство. Но вот когда «Марсельеза»... И вот послушайте сейчас маленькую сценку из фильма «Касабланка». Вы поймете там, в чем дело. Там немцы начинают петь. И все вот в этом баре у Рика в «Касабланке», вот как они подбираются, и что означает «Марсельеза», ну, вот для каждого из них, кто поет вот в то время, как вся Франция оккупирована.

Фрагмент фильма «Касабланка»

С. Бунтман — Да здравствует Франция! Да здравствует демократия! И вот все, все девушки легкого поведения, там гитаристки какие-то, вот все оркестранты, все поют, потому что это безобразие, ну, не можем мы слышать, как немцы поют свои песни, вот когда Франция оккупирована. Вот не можем. Не можем и все. Вот это замечательное... и вот это ощущение свободы, которое... Когда осознали все ужасы французской революции и пытались их осознать, и пытались из этого извлечь настоящие уроки. И когда Франция, вот как наша слушательница, которая вот из Ланжеронов, вот из тех аристократов, которые бежали из Франции, когда она сохранила себя, преобразила и преобразовала Франция и получилось такое вот... И сейчас она переживает нелегкие времена. И сейчас ей надо что-то постоянно как-то себя изменять и сохранять то главное, что у нее есть. Спасибо большое всем, кто слушал эту программу. А с 14 июля поздравляют всех, кто любит Францию и всех французов с днем взятия Бастилии, который будет 14 июля.