Сайт Евгения СычёваEugi Gufo

Сергей Бунтман — Так, друзья мои, мы сегодня обращаемся... возвращаемся к русской эмиграции. Ну, уже теперь не во Франции, не их издания, которые у нас были... были «Современные записки». Кстати говоря, вот, Олег, я рассказывал, что тут же после нашей второй передачи я пошел на «NON/FICTION» и, как полагается, тому, кто ищет, всегда все сразу попадается: почти первое, что я увидел — это репринтные издания двух первых томов «Современных записок», которое я тут же купил, тут же и каталог купил и тут же в «НЛО» купил то, что вокруг, редакционное, «Современных записок». И не пожалел об этом, это упоительное чтение. И то, что мы советовали, например, почитать первый вариант Алексея Николаевича Толстого «Хождение по мукам» начало, все, конечно, завис на самом интересном. После публикации-то продолжалось. Надо теперь дальше читать и открывать...

Олег Будницкий — Да, «Современные записки» — в каждый дом.

С. Бунтман — Да, да, да. просто это — замечательно! Какие обзоры событий! Просто в 20-м году, в конце 20-го года, очень точный и довольно жесткий разбор того, что происходило в Крыму. Вот. Это все замечательно. И когда просто так лучшие русские прозаики, поэты того времени, просто как авторы журнала... Вот, это, конечно, производит впечатление. Но сегодня у нас — русская эмиграция в нацистской Германии. Об этом мы знаем гораздо меньше, хотя, желающий может узнать довольно много. Ну, тут остается немало всего неизвестного и непонятного.

О. Будницкий — Да, ну, я бы сказал, что мы не просто очень мало знаем, а почти ничего не знаем. Хотя есть ряд работ на эту тему, но они захватывают некие кусочки ситуации. Во-первых, что такое русская эмиграция в нацистской Германии? Напомню, что нацистской она стала в январе 1933-го года.

С. Бунтман — Да.

О. Будницкий — Во-первых, сколько русских эмигрантов было в Германии? Мы не знаем точной цифры, но наиболее близкая к реальности — цифра 50 тысяч человек, что совсем немало. Конечно, не 600 тысяч, — пик русского присутствия в Германии в начале 20-х годов, когда в эпоху гиперинфляции любой обладатель иностранной валюты в Германии чувствовал себя королем. Это было замечательное, блаженное время. Ну, чтобы вы представили себе, что такое германская гиперинфляция: между знакомством Веры Слоним и Владимира Набокова и их последующим свиданием через 3 месяца, цена трамвайного билета, на котором нужно было приехать на свидание, выросла в 700 раз. Это были, так сказать... это был не предел. Но те времена прошли, эмиграция схлынула, прежде всего, по экономическим причинам, во Францию. И вот в Германии оставалось примерно 50 тысяч русских эмигрантов, около 10 тысяч из них — в Берлине. Но, во-первых, что такое «русская эмиграция»? Это вовсе не только русские. Там были три основные крупные такие этнические группы. Кроме русских, это были немцы, причем, немцы, естественно, русские.

С. Бунтман — Русские немцы.

О. Будницкий — Опять-таки, русские немцы делились условно на русских русских немцев и на прибалтийских немцев. Это были, все-таки... некоторая разница между ними. Вот, русские немцы, те, которые были потомками немцев, живших во внутренних губерниях России, еще, там, с екатерининских, или, бог знает, с каких, времен, они себя считали русскими. И, там, фон Лампе, скажем, или Бельгард, генерал фон Лампе, Александр Бельгард, они себя считали русскими. Они были, чаще всего, православными, а не лютеранами, как это было обычно у русских, и идентифицировали себя однозначно с Россией, с русской эмиграцией.

С. Бунтман — Да, да, исторически тоже были азейскими немцами, но потом жили вот на службе как те же самые Бенкендорфы или Майендорфы...

О. Будницкий — Да, но у прибалтийских там было по-разному. Там были разные немцы. Ну. например, там был Альфред Розенберг среди них.

С. Бунтман — О!

О. Будницкий — Да, один из них. Технически, это русский эмигрант. Он из бывшей Российской Империи.

С. Бунтман — Да.

О. Будницкий — Так же как Арно Шикеданц, один из его ближайших, так сказать, сподвижников и видных деятелей национал-социализма.

С. Бунтман — Розенберг в Риге, да, он учился?

О. Будницкий — Да, он учился в Политехническом институте, потом он переехал в Иваново, в Иваново Розенберг у нас учился некоторое время. Так что такая была публика. И, кстати, один из таких, не то, чтобы наставников, Гитлера, но человеком, который оказал на него влияние, Шейбнер-Рихтер, тот тоже был эмигрант из Российской Империи, но еще до Первой мировой войны уехал, был убит во время пивного путча. Шел, буквально, чуть ли не об руку с Гитлером. Так, и третья группа — это евреи. Вот, три, значит, группы.

С. Бунтман — Крупнейшие.

О. Будницкий — Крупнейшие, да, среди русских эмигрантов. И русские евреи, — я имею в виду, опять-таки, разумеется, приехавшие из России. Как эти... как повлиял на этих людей, собственно, приход к власти нацистов, и как они себя вели в условиях нацистской диктатуры? Очень по-разному. Обычно в литературе об эмиграции такое общее клише, что люди, значит, сели и немедленно уехали из Германии. Это было совсем не так. Отчасти, потому, что это было просто невозможно. Это был не вопрос выезда, это был вопрос въезда, потому что получить визы в другие страны было не так легко.

С. Бунтман — Какие документы были, в основном, у эмигрантов? Вот, это очень важный момент.

О. Будницкий — Ну, были разные...

С. Бунтман — Нансеновский паспорт...

О. Будницкий — Нансеновский паспорт. Да, как правило, нансеновский паспорт, такое международное как бы удостоверение без подданных, на основании нансеновского паспорта, вот, выдавали визы. Но надо иметь в виду, что в разных странах были свои какие-то обстоятельства, и иногда там применялись какие-то другие документы, другие дополнительные или основные удостоверения личности. Но это очень такая... извилистая тема, поэтому я бы не хотел в нее уходить. Но в основном, конечно, нансеновский паспорт. Так. И что происходит на самом деле? На самом деле не только из Германии поехали эмигранты, но и в Германию поехали. Не очень много, но поехали те, кто считал, что национал-социализм — это очень перспективно, и что нацисты освободят Россию. Они — антибольшевики, значит, нам с ними по дороге. Более того, как нередко бывает в случаях вот такого успешного переворота, — а, хотя нацисты пришли к власти совершенно легальным путем, то, что последовало вслед за этим, это была бесспорная революция. У нас как-то это не принято было называть: ну, как это, у нас революция, и у них революция? Но, вообще, это бесспорно была такая нацистская революция, когда они, в общем, используя легальные формы нередко, а чаще — формы, которые выходили за рамки законов, по существу, полностью изменили...

С. Бунтман — Ну, там революция в Рейхстаге. Я имею в виду не поджег, а революция в Рейхстаге, уже в котором было значительное количество нацистских депутатов. И там сделали так: закрыли, сделали невозможными дальнейшие демократические...

О. Будницкий — Конечно, и, кроме этого...

С. Бунтман — ... плюс новые законы, плюс...

О. Будницкий — ... просто были устроены лагеря для инакомыслящих и потенциальных или настоящих противников режима. Лагеря, которые, в общем, не вписывались ни в какую юридическую практику, ни в какие нормы. И это было с первых же дней. И были же убийства, причем убийства, — это еще, конечно, не нацистский террор последующего времени эпохи войны, когда война списывала все, когда начался холокост и прочее, — но это были убийства, когда были убиты сотни и потом тысячи людей. Так. И это была такая вакханалия, что последствия даже сами нацисты пресекли, я имею в виду убийство Рема и укрощение штурмовиков. Гитлер, все-таки, хотел контролировать ситуацию полностью и не зависеть от той...

С. Бунтман — ... внутренняя борьба. Как всегда...

О. Будницкий — ... конечно... улицы, которая привела его к власти. Так вот, успех вот этой нацистской революции, эта революционная волна такая, правая, она выявила подражателей среди российских эмигрантов. Немедленно возникло Российское освободительное народное движение, РОНД так называемый. Это вот такой аналог штурмовиков. Они и одевались сходным образом, и носили нарукавные повязки, довольно своеобразные. Это была красная повязка, там посредине был такой голубой круг, и в центре — белая свастика.

С. Бунтман — Белая свастика...

О. Будницкий — Да. нетрудно заметить, что это цвета российского...

С. Бунтман — ... цвета российского...

О. Будницкий — ... национального флага, да? Значит, вот с такой свастикой посредине. Причем, штурмовики, они почувствовали в них своих и вручили им одно из знамен Российской императорской армии, захваченное в Первую Мировую войну.

С. Бунтман — Так...

О. Будницкий — И 1-го мая 33-го года, вот, колонна рондовцев вышла на демонстрацию вместе со штурмовиками и прочей гитлеровской сволочью, да простят мне это не совсем парламентское выражение. 1-е мая — это был праздник гитлеровской Германии, это был День труда. Это был день Труда, напомню...

С. Бунтман — Партия рабочая...

О. Будницкий — ... партия рабочая, национал-социалистская рабочая партия Германии. То есть, и социализм, и рабочая, и, пожалуйста, 1-е мая — День труда. Демонстрация, только под другими лозунгами. Но любопытно, что лидеры вот этих рондовцев, это были люди, в общем, ниоткуда, это были не известные, не признанные какие-то эмигрантские деятели. Это были те, кто воспользовался ситуацией. Воспользовались ситуацией, и очень забавно, что среди них были и русские, и русские немцы. Причем, поскольку движение как бы русское, то вот один из русских немцев, который был среди лидеров этого довольно маргинального, в общем-то, движения, Генрих Пельхау, он взял себе псевдоним Андрей Светозаров.

С. Бунтман — Да...

О. Будницкий — И это была не очень многочисленная группа, хотя сами они заявляли, что их 2 тысячи человек. Но на фоне того, что всего было 50 тысяч эмигрантов, и учитывая их такой национальный состав, и учитывая то, что там были все-таки женины, дети и так далее, это не так мало. Ну, на самом деле, их, видимо, было меньше. По данным прусского министерства полиции, их было где-то 1100 человек.

С. Бунтман — Ну, все равно это...

О. Будницкий — Вот, во всяком случае...

С. Бунтман — Это много. 2 или 4 процента — это много.

О. Будницкий — ... когда советское посольство выразило недовольство, то германские власти запретили это движение. Запретили, что, вообще, довольно любопытно. Почему? Отчасти, военные были недовольны. Ведь, по инерции, какое-то сотрудничество продолжалось между СССР и Германией, еще начатое в период Веймарской республики. И, во-вторых, там, значит, были консультации, консультации на политическом уровне. И нацистским вождям объяснили, что, понимаете, что вот эти люди, бывшие военные, помещики, буржуа и прочее-прочее, они в России популярностью — в Советском Союзе — не пользуются. И что использовать их в пропагандистских каких-то целях или, допустим, в будущем, в столкновениях с Россией, контрпродуктивно, это вызовет негативную реакцию. Поэтому они, в общем, или бесполезны или вредны. И зачем устраивать конфликт с Советским Союзом из-за какой-то маргинальной группы, да еще такой группы, которая впоследствии не пригодится. И их просто разогнали. Ну, разогнали — не было каких-то особенных репрессий, хотя некоторых иногда нацисты, нисколько не смущаясь, сажали в тюрьму на несколько месяцев, самых разных людей, даже чуть ли не личный знакомый Гитлера генерал Бискупский был посажен на несколько месяцев одно время там. Это такая обычная была практика нацистов: если какая-то свара эмигрантская, шум, то их для охлаждения сажали на некоторое время, потом выпускали. Что не отвращало этих людей, побывавших в нацистских тюрьмах, от того, чтобы они по-прежнему пытались как-то с нацистами сотрудничать и припадали, так сказать, к той самой руке, которая... и к тому же самому сапогу, который их топтал. Более того, более респектабельные люди, как, скажем, Сергей Дмитриевич Боткин — это был глава организации по защите интересов русских беженцев, это бывший дипломатический представитель, из известной очень российской семьи...

С. Бунтман — ... брат...

О. Будницкий — Это брат царского врача, который был убит с царской семьей в Екатеринбурге, этот самый Боткин на страницах газеты «Наш век», единственной, оставшейся русской газете в Берлине, в 33-м году от имени 28-ми русских организаций, он напечатал приветствие по случаю прихода Гитлера к власти.

С. Бунтман — Олег Будницкий, мы продолжим через 5 минут после подведения итогов нашей игры.


НОВОСТИ


С. Бунтман — Ну, что ж, мы сейчас продолжаем программу «Не так», но должны подвести итоги нашей игры после рубрики «Красная площадь дом 1». Мы сейчас примем один телефонный звонок и зададим вопрос, тот же самый, который был задан всем. У нас есть 7 выигравших книгу «Александр Блок» из серии «Жизнь замечательных людей», Владимир Новиков написал. И сейчас разыгрываем шикарный каталог «Наполеон из собрания музеев Франции. Лувр». Вопрос такой, вот: демонстрация, парад, 1-е мая 60-го года, и чем-то озабочено советское начальство, и Никите Сергеевичу Хрущеву что-то сообщил маршал Бирюзов. Что он ему сообщил? О чем? 363-36-59. Слушаем вас. Алло. Добрый день.

Слушатель — Добрый день.

С. Бунтман — Как вас зовут?

Слушатель — Меня зовут Владимир.

С. Бунтман — Откуда звоните, из Москвы?

Слушатель — Черноголовка.

С. Бунтман — Из Черноголовки. Ну, так, что ж там произошло такое?

Слушатель — Он сообщил ему, что летел самолет У–2 и Пауэрс там летел, самолет-шпион.

С. Бунтман — Да. летел-летел, и был сбит в конце концов.

Слушатель — Был сбит, да.

С. Бунтман — Да. Пауэрс попал в плен дальше, и история... остался жив... Спасибо большое, отлично. Получаете шикарный каталог. Вот. Не забудьте его взять в течение 2-х недель. Мы записали ваш телефон, спасибо большое, всего доброго. Да, действительно, речь шла о полете Пауэрса и о том, что его сбили. Сбили болванкой, так что...

О. Будницкий — Применение было. Да?

С. Бунтман — Да. так что, это было совершенно непонятно: куда он летит, зачем он летит, что летит... такая вот история 60-го года. Правильно ответили у нас с помощью смс: Гульнара 909–181, Таня 905-797, Сергей 915–282, Сергей 131, Алексей 915–284, Стас 916-740 и Анна 915–137. Все 7 человек этих получают книгу «Александр Блок» «Жизнь замечательных людей», Владимир Новиков. Издает, конечно, «Молодая Гвардия», как вы прекрасно знаете. Мы возвращаемся в Берлин. В Берлин нацистского времени. И русская эмиграция. Во всяком случае, эмиграция из России. Разные ее слои, и этнические, и социальные, и идеологические, я бы сказал.

О. Будницкий — Да, безусловно.

С. Бунтман — Олег Будницкий, напомню, у нас в передаче.

О. Будницкий — И, опять-таки, у нас гораздо больше известно о тех людях, которые придерживались либерально-демократической ориентации, которые, в общем-то, стремились из Германии выехать. И большинство из известных людей успело это сделать до начала если не Второй мировой войны, то до начала войны против СССР. Так, но я сегодня говорю о тех людях, которые ориентировались на нацистскую Германию и которые хотели использовать национал-социализм, использовать нацизм в своих целях. Но, скорее, сами были использованы нацистами в той степени, в которой те считали это для себя нужным. Если говорить о печати русской эмиграции, то некогда в Берлине выходило, в начале 20-х годов, больше книг на русском языке, — названий, — чем в России. Был такой период. Это был потрясающий... множество изданий повременных, периодических, журналов, газет, и так далее...

С. Бунтман — А книги какие 20-х годов берлинское издание!

О. Будницкий — Да, все эти «Петрополисы» и прочие замечательные «Логосы», и так далее.

С. Бунтман — Ой, мама родная...

О. Будницкий — ... «Слово»... Замечательные были издания. Но это заслуживает отдельного разговора.

С. Бунтман — Да, это отдельная передача, отдельный разговор, издание классики, которая у них была... Кто у меня украл моего Гоголя?

(смех)

О. Будницкий — А вы задайте вопрос в эфире, пообещайте книжку о Наполеоне. Может быть, Гоголя вернут. Вот. И теперь стала выходить одна газета, ну, они постепенно умерли все, берлинские газеты, в том числе «Руль» знаменитый, выходил еженедельник «Наш век», но и «Наш век» кончился в начале нацистского периода. Стала выходить одна газета под названием «Новое слово». Газета, которая финансировалась ведомством Розенберга, и газета, которая была, конечно, нацистской газетой на русском языке. Редактором был такой Владимир Михайлович Деспотули, бывший поручик русской армии, публицист был адъютантом генерала Баратова. А так — участник белого движения. В эмиграции он занимался разными вещами, и писал, и был одно время владельцем ресторана. Но, в общем, человек был такой небезызвестный в литературных кругах. И вот он утверждал в одном из своих частных писем, что теперь-то он, наконец, свободен. И что, вот, утверждают, что он продался за крупную сумму, он получает всего 300 марок в месяц. Вот. И писал о том, что как замечательно и как отличаются приемы для печати у Розенберга и у Геббельса по сравнению с тем, что было раньше. Они очень скромны и они носят такой деловой характер. Газета была, разумеется, антисемитская, газета была такой, прогитлеровской. Но на ее страницах иногда печатались и любопытные вещи. Печатались, в том числе, заметные писатели русской эмиграции, да и вообще, русские писатели заметные. Я имею в виду Ивана Шмелева и Илью Сургучева. Шмелев впоследствии, после войны уже, конечно, открещивался от этого сотрудничества с нацистской печатью и в берлинской и в парижской, вот. Но тогда это ни для кого не было секретом. И, как однажды Иван Алексеевич Бунин, который был, вообще, такой человек, как мы знаем, резкий, высказался о Шмелеве: а, эта сука замоскворецкая! Прочитав очередной опус в парижском нацистском в «Парижском вестнике». Ну, это было уже позднее.

С. Бунтман — ... да, суров.

О. Будницкий — Да, он был суров, значит, но потом Шмелев объяснял, что его, там, бес попутал и так далее. И вот сейчас некоторые его биографы пытаются доказать то же самое, хотя...

С. Бунтман — ... что попутал бес?

О. Будницкий — Да, попутал бес. Да. бес...

С. Бунтман — Это универсальное объяснение.

О. Будницкий — Да. Очень любопытны были статьи такого некогда известного публициста Колышко, публиковавшегося под псевдонимом Баян. Очень интересна его оценка национал-социализма. Он считал, что это нечто, подобное Реформации лютеровской. И что вот это новая религия, пришедшая в мир. И он сравнивал в этом отношении Россию и Германию. И считал, что Россию спасет вот такая новая религия. Что большевизм можно победить только вот таким способом.

С. Бунтман — В той части, что это новая реформация, и причем, ну, я бы даже сказал, и об апостасии вообще, серьезнейшей. Он был не так неправ.

О. Будницкий — Ну, смотря что, какой смысл в это слово вкладывать. Но совершенно очевидно, что он, так же как и вся газета в целом, рассматривала Гитлера как нового Мессию, а национал-социализм — как спасение человечества от большевизма, и России, в частности. Тем временем у нацистов дошли... да, интересна судьба Деспотули последующая. Он редактировал газету, аж до 44-го года она выходила. И любопытно, что за несколько месяцев до конца не только газеты, но и вообще нацистской Германии, он был снят с поста за публикацию текстов, в которых содержалась информация противника. Именно он опубликовал статью под названием «Приказы Сталина». Но не републикация приказов Сталина, естественно, была немыслима, а рассуждения о том, что в России национализм сменил идеологию большевизма, русский национализм. За это он был снят, но потом до него добрались советские спецслужбы, он был арестован, приговорен, я уж не помню, к какому точно сроку заключения, но сидел 10 лет в советских лагерях. В 55-м году...

С. Бунтман — Настоящие 10 лет...

О. Будницкий — Нет-нет, настоящие 10 лет в лагерях он отсидел и потом вместе с немецкими военнопленными, которых возвращали на родину в 55-м году, Деспотули тоже был отправлен в Западную Германию и там в 70-х годах благополучно скончался. Так. Нацисты постепенно унифицировали русскую эмиграцию, ликвидировали одно за другим учреждения, которые представляли ее интересы. И более десятка, как я уже сказал, разных обществ, их постепенно закрывали. Закрыли, в том числе, вот то учреждение, которое Боткин возглавлял, который приветствовал приход нацистов к власти, был принят министром иностранных дел тогдашним Германии фон Нейратом, с которым там они обсуждали всякие вещи, и фон Нейрат ему сказал: вы знаете, вообще, на вас тоже, вот, доносы поступают. Вообще, русские — большие мастера писать доносы. И, как пишет...

С. Бунтман — Внутренние доносы? Сами писали?

О. Будницкий — Да, друг на друга, да. И, значит, как даже у Геринга, — это Романа Гуля я цитирую, — он ввел такое понятие «русский донос». Он такой бестолковый, часто бессмысленный, и доносов этих очень много.

С. Бунтман — ... но беспощадный.

О. Будницкий — Да. Геринг был министром полиции, напомню, Пруссии, и, значит, он об этом говорил. Сам Гуль, кстати говоря, — известный писатель, один из немногих таких крупных довольно писателей, остававшихся еще в Германии, — он угодил в лагерь на несколько недель. За что? Как раз не по доносу. Его книгу перевели, — книгу «Генерал БО», БО — это боевая организация, биография Савенкова, — перевели на немецкий и прислали ему из Вены, там была штаб-квартира издательства. По-немецки это звучало так: «Борис Савенков. Роман террориста» Немецкий чиновник понял, что роман террориста, то есть, этот роман написал террорист. Значит, Гуль — террорист, его арестовали и отправили в лагерь. Он три недели просидел в немецком лагере, в мемуарах оставил яркое описание всего этого дела. Его бы никогда не выпустили, или выпустили бы уже, я не знаю, в каком состоянии, — там он описывает, что там творилось, в этом лагере. Но один из адвокатов, Борис Элькин, когда, значит, жена Гуля, — из русских адвокатов, которые еще не уехали из Берлина, — пошла к нему за помощью. Он говорит, вы понимаете, это совершенно за пределами законов, тут я вам ничем помочь не могу. Это его арестовали в несудебном порядке и так далее. Но если у вас есть какой-нибудь знакомый нацист, то, может быть, он может помочь. И жена Гуля вспомнила, что их зубной врач, русский немец, он таки нацист. Вот. Пошла, значит, к этому зубному врачу, и у него оказался — можете себе представить — партийный билет номер 4.

С. Бунтман — Четыре?

О. Будницкий — Да. у Гитлера был билет номер 7. И он, значит, надел эти свои партийные регалии, вооружился билетом, пошел в Гестапо и сказал: послушайте, вы тут посадили человека ни за что. Я его знаю. Отпустите. И его отпустили. Вот, такие вещи иногда тоже случались в нацистской Германии. Гуль, конечно, очень быстро уехал во Францию. И вот он пишет об этих самых доносах, которые просто заполонили канцелярию полицай... германской полиции в Берлине. Я думаю, что аналогичная ситуация была и в других городах Германии. Ведь русская эмиграция была атомизирована, расколота. Там были разные политические течения, и просто разные группировки, враждовавшие друг с другом. А свести счеты вот таким способом — совершенно замечательно, руками немцев. Так, но вот эта вся эта разноголосица, разнобой и все эти какие-то непонятные возникавшие организации, в общем, нацистам надоели. Они решили провести унификацию. И 1-го мая, — опять, вот, такое число, если не роковое, то знаменательное для русской эмиграции, — 1936-го года было учреждено Управление по делам русской эмиграции. И возглавил его генерал Василий Викторович Бискупский. Личность довольно примечательная, о которой, вообще, следует сказать несколько слов. Почему именно Бискупский? Я уже упоминал, что он был знаком с Гитлером, и что после пивного путча Гитлер в Мюнхене скрывался на его квартире некоторое время. Бискупский был знаменит, прежде всего, тем, что он был — в России, я имею в виду — тем, что он был мужем Вяльцевой, знаменитой певицы Анастасии Вяльцевой. Причем это история, которую я просто не могу обойти. Бискупский был, вообще, офицером конногвардейского полка. И он вообще был сын вице-губернатора Томской губернии, то есть, человек... потомственный дворянин и, в общем-то, сливки, элита общества. Вяльцева происходила ниоткуда. Она, вроде, была крестьянкой, но ходили слухи, что он незаконнорожденная, там, кого-то... Девочкой работала, там, выносила какие-то помои. Потом ее определили в подгорничные, — даже не горничные, она была совсем маленькая — в подгорничные в гостиницу, где останавливались певцы оперетты. И она с детства это слушала и мечтала быть певицей и что-то там подхватывала, что-то пела. И, что вы думаете? Стала какой-то там на вторых ролях певичкой оперетты. Но впоследствии в Петербурге — очень сокращаю ее жизненный путь — обзавелась покровителем, одним известным адвокатом, стала, как тогда говорили, его воспитанницей, и он ей нанял преподавателя пения. Она три года училась, и, наконец, она вышла на эстраду. На эстраду, и это была сенсация.

С. Бунтман — Да, это было изумительно.

О. Будницкий — Это была сенсация.

С. Бунтман — Есть отреставрированные записи, можете послушать, если хотите, кто не слышал, это здорово.

О. Будницкий — И Вяльцева... то есть, славу ее невозможно себе представить. Невозможно представить. Это была единственная и неповторимая, что называется. Она разбогатела необыкновенно и чудесно. За концерт ей платили полторы тысячи рублей, — это вот теми золотыми рублями. У нее было два огромных дома в Петербурге и так далее и так далее. И, тем временем, покровитель ее скончался неожиданно. Начался роман с гвардейским офицером Бискупским. И она вышла за него замуж тайно. Тайно, потому что ему, как гвардейскому офицеру, невозможно было на ней жениться, при всей ее всероссийской славе. Они тайно обвенчались, причем Вяльцева была на 7 лет его старше. И, тем не менее, шила в мешке не утаишь, это стало известно. И Бискупский был вынужден подать в отставку. В чине полковника он вышел в отставку. Вот. И занялся, чем бы вы думали? Поисками нефти на Дальнем востоке. Составил компанию, вовлек офицеров каких-то. Но нефти не нашли. Компания разорилась. Тем временем Вяльцева скончалась. Увы. Кстати, бюллетень о ее здоровье на газетных киосках развешивали по России, настолько люди переживали. У нее был рак крови, и она умерла в 42 года. Увы. Во время Первой мировой войны Бискупский возвращается в армию, естественно, он был очень неплохим военным. Несколько раз был ранен. Получил кучу орденов. В 17-м году был уже генерал-майором. И, как пишет о нем генерал Врангель, его товарищ некогда по конногвардейскому полку, хотел в период революции сделать карьеру. Мечтал стать председателем совета. Представьте себе, да, но председателем совета избрали не Бискупского, а, как с таким злорадством пишет Врангель, какого-то фельдшера. Но Бискупский не потерялся и стал командующим войсками гетмана Скоропадского на Украине.

С. Бунтман — Так.

О. Будницкий — Потом командовал Первой кавалеристской дивизией, которая сдала атаману Григорьеву Одессу. Ну, без боя. Ну, это было понятно, потому что григорьевские войска десятикратно превосходили то, что было у Бискупского. И уже в 19-м году он эмигрировал в Германию, где был таким активным участником общества «Ауфбау», «Возрождение», русско-германского, в которое входили, в числе прочего, скажем, Шейбнер-Рихтер, я уже упоминал его, один из гитлеровских, близких к Гитлеру людей и редактор «Фёлькишер беобахтер», нацистской главной газеты. И вообще, Гитлер называл эту газету одно время балтийским изданием, потому что во главе были эти самые балтийские немцы, там, Розенберг и другие активно, много печатались. В 23-м году он помогал Гитлеру, был близок к Великому князю Кириллу Владимировичу, провозгласившему себя Императором всероссийским.

С. Бунтман — Да.

О. Будницкий — И этот самый Кирилл Владимирович, женатый на весьма состоятельной особе, он передавал через Бискупского деньги нацистской партии в начале 20-х годов. Впоследствии Бискупский говорил: мы же вам передали полмиллиона золотом, ну, уж дайте нам что-нибудь. Но нацисты ничего, в общем, не дали. Вот он был назначен главой русской эмиграции. И любопытно, кого он взял себе в сотрудники. Его заместителем стал Сергей Таборицкий, а секретарем — Шабельский-Борк. Это те самые два человека, которые стреляли в Милюкова во время его лекции и убили Владимира Набокова-старшего.

С. Бунтман — Владимира Дмитриевича.

О. Будницкий — Когда вот выяснилось, что во главе русской эмиграции стоит Бискупский, а у него ближайшими сотрудниками являются убийцы его отца, Владимир Набоков уехал из Германии. Но, собственно говоря, Вера Набокова сказала, что надо уезжать, потому что хорошим это не кончится.

С. Бунтман — Да.

О. Будницкий — И в январе 37-го года Владимир Набоков уехал из Германии, в мае уехала его жена, там, по определенным обстоятельствам немножко задержалась. Вот, такая была любопытная картина. И в Германии продолжали еще, кроме этого управления, существовать какие-то организации, небольшое количество, среди них было отделение Русского общевоинского союза, во главе которого стоял генерал-майор Алексей фон Лампе. Это был довольно близкий к Врангелю человек, который в свое время публиковал его записки, Врангеля. Ну, нацисты запретили называться им Русским общевоинским союзом, потому что, раз штаб-квартира в Париже, то это нельзя, отделение иностранной организации. Ну, они переименовались, стали называться объединением русским. Так, значит, и как в этой ситуации, особенно после начала Второй мировой войны, и явного нарастания, так сказать, угрозы войны с Советским Союзом, как ведут себя эти самые, так сказать, патриоты. 15-го мая 41-го года фон Лампе пишет письмо генералу Браухичу, командующему сухопутными войсками гитлеровской Германии, пишет письмо о том, что он и вверенные ему офицеры, которые находятся на территории Германии, они готовы быть мобилизованными и вместе с Вермахтом идти против СССР. Кстати, обратите внимание, наш, так сказать, тогдашний вождь, товарищ Сталин как бы не знает, что будет война. Фон Лампе, который никто, который не имеет никакого доступа...

С. Бунтман — Какой год, 40-й?

О. Будницкий — Что? 41-й.

С. Бунтман — Это уже начало?

О. Будницкий — 15-го мая.

С. Бунтман — Мая, да. Это уже всем ясно...

О. Будницкий — Все понятно.

С. Бунтман — Барбаросс уже работает...

О. Будницкий — Да, и это, в общем, настолько известно, что даже, в общем-то, лидер маргинальной эмигрантской организации в курсе дела и предлагает услуги. Но Браухич на это не отреагировал, фон Лампе написал письмо Гитлеру, это уже было в июне. Вот. Но, в конце концов, получил такое указание через Бискупского, что находиться в готовности, ждать указаний. Пока не нужно. Гитлеровцы не хотели привлекать русских к войне против Советского Союза. У них были совершенно другие планы. И они не были уверены в том, как себя русские поведут. Когда началась война, кстати, — ну, в Германии этого не было, — а во Франции, скажем, в превентивном порядке арестовали вообще всех видных русских антибольшевиков, включая Великих князей и так далее. На всякий случай, мало ли что там им придет в голову. И в итоге из этих людей, которые готовы были служить нацистам, привлекли человек 50 постепенно, но в качестве переводчиков. В качестве военнослужащих их не использовали. И вовсе не потому, что они были уже не юные, а потому что они были не нужны. Опять-таки, нацисты считали, что эти люди, которые олицетворяют в СССР прошлое, будут, в общем-то, для них скорее минусом, чем плюсом. Любопытна дальнейшая история вот этих самых русских военных, которые оказались в Германии. И, так сказать, бывших офицеров Белой армии, и казачьих частей, — генерал Краснов, напомню, тоже жил в Берлине и сотрудничал активно с нацистами. У них возникает боязнь того, что немцы предпочтут им красных. Они так и пишут в своей переписке. Красные — это власовцы. Когда появился Власов, когда появились военнопленные советские, когда из них стали формировать эту самую Русскую освободительную армию, то эмигранты переполошились, что они оказываются задвинутыми, а все внимание уделяется Власову, красным. Но поведение немцев понятно: этих мало, в России их никто не знает, или, если знают, то скорее относятся к ним враждебно. А что касается Власова и тех, кто вступает в его армию, то это более перспективно, их просто больше гораздо, они моложе, они ближе, понятней, и, может быть, от них будет некая польза, хотя, как мы знаем, к ним относились с большим подозрением. Когда говорят о власовцах, воевавших, там, на советско-германском фронте, это обычная путаница. Собственно, армия Власова на советско-германском фронте практически не воевала, это были другие части. И, наконец, фон Лампе, они не знают, кто это такой, они подозревают, что на самом деле он — какой-то скрытый большевик, Власов, или что-нибудь в таком духе. Наконец, в 43-м году фон Лампе удается с ним встретиться, с Власовым, и он пишет, — вот я скопировал в Гуверовском архиве длиннейшее такое письмо фон Лампе, под свежим впечатлением он делится с другим генералом Архангельским, который жил в Брюсселе. Он пишет, ну, вот, я увиделся с ним. Вы знаете, конечно, никакой культуры, конечно, он менее образован, нет кругозора и так далее и так далее, но он по духу наш. У него, в принципе, такие же воззрения, как у нас. Есть, там, некоторые, с его точки зрения, ошибки или перегибы, но с ним можно иметь дело. Вот такое заключение, и мы знаем, что некоторые белые эмигранты вошли в комитет освобождения народов России позднее и, собственно, сотрудничали с Власовым и с теми структурами, которые были созданы. И, разумеется, что любопытно, что не только любопытно, но и естественно, после войны они всячески отрицали свое стремление служить нацистам и придти с ними на родину. Таким образом, бороться с большевиками. И тот же фон Лампе, естественно, писал, что я обращался к Браухичу и к Гитлеру с тем, чтобы защитить русскую эмиграцию, иначе бы там что-то такое с ней сделали.

С. Бунтман — Ну, да, да.

О. Будницкий — То есть, эта история, эта вот картина, она была очень сложной и неоднозначной. Я осветил только...

С. Бунтман — ... один кусочек...

О. Будницкий — ... один кусочек, и то частично. Все это было гораздо сложнее: были организации взаимопомощи, были люди, которые участвовали в сопротивлении в той же Германии. Были люди, которые создавали организации взаимопомощи. Были русские евреи в Германии, которых надо было каким-то образом вывозить, или лишившихся абсолютно работы, не имеющих ни средств, ни виз. Как-то кормить просто. И была создана такая полулегальная организация для этого. То есть, картина была очень пестрая и чрезвычайно интересная.

С. Бунтман — Я думаю, мы к ней вернемся в свое время. Олег Будницкий, это наша совместная программа с журналом «Знание-сила». Я думаю, вернемся к этому вопросу. Обязательно.