Сайт Евгения СычёваEugi Gufo

«Маленькие трагедии великих потрясений»

Елена Съянова — Клинок вошёл ему сзади под лопатку, подло, точно не в открытом бою, а из-за угла на тёмной улочке Цюриха. Обидно. Ну так что же? Тело они могут убить, но не душу. А душа... Что произошло с нею, когда он несколько мгновений беспомощно трепыхался на штыке врага, как стрекоза на булавке. Говорили, он умер с открытыми глазами, в которых застыл крик, потрясший всех, кто в них заглядывал. И долго никто не смел закрыть эти кричавшие глаза, потому что не к ним, смертным, он обращался, а к Господу: «Почему? За что, Господи? Я, Ульрих Цвингли, пастырь великой монастырской церкви, проповедник, прозванный реформатором, воин, поднявший свой меч за слово Твоё. Я всё делал по совести. Я, Ульрих Цвингли, не отступил ни на шаг, борясь против лукавых толкователей, против посредников между Тобою и людьми. И вот теперь я, Ульрих Цвингли, Тебя вопрошаю: почему Ты поразил меня в спину этим ударом наёмного убийцы, за что?» Ульрих Цвингли, ровесник Мартина Лютера, отнюдь не был лишь его последователем, открывшим родную Швейцарию для той лавины реформации, что в первой половине 16-го века катилась по Европе. Если уж говорить о подлинном очищении веры, Писания, а главное всей жизни христианина от хитроумных условностей, навязанных чиновниками от Церкви, следует вспоминать именно этого швейцарца. 67 тезисов Цвингли шли гораздо дальше 97 тезисов Мартина Лютера, потому что если Лютер, выражаясь современным языком, выступил против «плохих» законов, то Цвингли потребовал отменить самого законодателя, то есть епископат. «Иисус Христос, — пишет реформатор, — вот единственный путеводитель к спасению. А если кто ищет или указывает другую дверь — тот убийца и похититель душ. Если Господь Бог послал людям сына своего Иисуса, наделив его чертами земными и божественными, то о каком ещё посреднике между Богом и людьми может идти речь? Люди, задумайтесь, вас морочат! На вас наживается гигантский аппарат псевдопосредничества в лице раззолоченного разжиревшего Рима! Люди, да сбросьте же вы паразита со своих плеч!» И сам показал пример. В Цюрихе добился закрытия всех монастырей и выноса из храмов статуй, икон, святых мощей, даже органа. В центре церковной службы поставил проповедь, а богословские диспуты превратил в жаркие схватки, где Священное Писание поднималось как меч против традиций, догматов и схоластики. Сложив с себя сан католического священника, Ульрих Цвингли в своём маленьком кантоне Цюрих, сделал то, что считал необходимым для всего христианского мира. Он в короткий срок заставил работать новую церковь и, соответственно, новый уклад жизни, согласующийся лишь со Священным Писанием. Но, поступая таким образом, Цвингли из теоретика превратился в практика, из проповедника в политика. И как политик совершил поступок: провозгласил Цюрих богоизбранным городом, причём в государстве, где бурнорастущие города жёстко боролись за первенство. Это привело к войне. Цвингли был последователен и совершил следующий поступок: отложив Писание, взял в руки меч. В октябре 1531 года в битве при Каппеле он погиб, сражённый смертельным ударом в спину. Рухнул навзничь, с глазами, прокричавшими небу тот вопрос: «За что, Господи? Почему? Ведь я всё делал по совести». Цельный, смелый, ясномыслящий Ульрих Цвингли понимал жизнь настолько, чтобы решиться её реформировать. Но он не понял своего ухода из неё, не прозрел сути своей смерти. И протест, застывший в его мёртвых глазах, испугал и смутил соратников. Протест, бывший сутью его жизни, остался с ним и после неё. Тот протест, что всегда неугоден властителю, даже небесному, даже во славу его.



Сергей Бунтман — Ну, вот мы сейчас слушали о Цвингли и о том, как человек, иногда и невольно, становится политиком. Может быть, это имеет какое-то отношение и к нашему сегодняшнему герою. На две передачи у нас герой, в серии «Красные и белые вожди». Серия, которую ведёт у нас Олег Будницкий. Добрый день.

Олег Будницкий — Здравствуйте.

С. Бунтман — Сегодня Колчак. Колчак. Вот для меня был всегда вопрос: то, что Колчак принимал на себя и политические полномочия, и какие-то попытки организовать государственность на определённой территории. Это осознание вот, он невольник чести вот этой, или у него всё-таки были политические устремления внутренние? Для меня всегда это был вопрос.

О. Будницкий — Это сложно всё, и однозначного ответа здесь не существует.

С. Бунтман — Наверняка.

О. Будницкий — С одной стороны, конечно, он был человеком чести, что он неоднократно доказывал и до революции, и после. С другой стороны, конечно, он был человек очень честолюбивый, безусловно. И это вот перетягивание каната — кто же будет Верховным: Деникин или Колчак — оно закончилось, как известно, в пользу Колчака. И Деникин здесь сделал такой жест, который вызвал у одних восторг, а у других — недоумение, потому что на самом деле, конечно, наибольшие шансы на то, чтобы войти в Москву и на то, чтобы реально одолеть большевизм, были у Деникина, у вооружённых сил Юга России. Но, тем не менее, знаете, Сибирь далеко, она огромная, и, кажется, что вот там, там-то и есть та сила, которая спасёт Россию. На самом деле, хотя мы назвали передачу «Верховный правитель России — адмирал Колчак», что и следовало по его титулу, Верховным правителем он, конечно, никогда не был, Верховным правителем России. Он контролировал Сибирь и часть Урала в лучшем случае. Да и Сибирь-то он целиком не контролировал. Целые районы были под властью атаманов: Семёнова, Колмакова, там, некоторых других. Дальний Восток де-факто контролировали японцы. В общем, ситуация была весьма сложная, но об этом, я думаю, мы поговорим позднее, когда будем говорить о том, что историк Сергей Мельгунов назвал в своё время «трагедией адмирала Колчака». Трагедия в том числе и в том заключалась, что по своим личным качествам Колчак, конечно, никак не подходил на роль Верховного правителя России. Почему же именно Александр Васильевич Колчак оказался всё-таки вот в этой роли, и почему именно он, прежде всего, ассоциируется с понятием российской контрреволюции и белого движения. Я думаю, возможно, потому судьба ему уготовила такую участь, что он был, наверно, наиболее крупным человеком, скажем так, наиболее известным человеком из тех, кто оказались во главе белого движения. И тому залогом была его предшествующая биография, о которой мы сегодня и поговорим, я думаю.

С. Бунтман — Да, сегодня, наверно, об этом как раз будет. Потому что там много всего, в отличие, от многих, кто выдвинулся или собственно в ходе Гражданской войны, или в Первую Мировую войну.

О. Будницкий — Конечно, Колчак и без, скажем так, «белой Сибири» был бы человеком достаточно...

С. Бунтман — Ну, то есть случись с ним что-нибудь, скажем, вот до этого...

О. Будницкий — Он бы всё равно остался в истории. Конечно, не в таком качестве и не со столь громкой известностью, но, если предположить на минуточку, что он вдруг скончался в семнадцатом году, то он бы вполне благополучно попал бы во все советские энциклопедии. И за свои заслуги вовсе не на военном поприще, то есть не столько на военном поприще, сколько на поприще научном, а именно исследования полярных морей и за участие в замечательных полярных экспедициях. Ну, у нас уже была коллизия с фамилией Фрунзе, но фамилия Колчак представляет не меньший, наверное, интерес. Фамилия вообще турецкого происхождения. И по легендам, да собственно и по родословной, Колчак вроде бы потомок Колчака Паши, который в своё время сдал крепость Хотин русским войскам. Это было при... где-то на переходе от Анны Иоанновны к Елизавете Петровне. И в Турцию не вернулся, поскольку, понятное дело, в Турции бы ему не миновать быть посаженным на кол или что-нибудь столь же мало ...

С. Бунтман — Не менее приятное.

О. Будницкий — Да, не менее аппетитное. Вот. Но, на самом деле, видимо, не сразу Колчаки оказались на службе российской, не сразу были причислены к российскому дворянству, а, скорее всего, после второго раздела Польши, когда некий Колчак оказался записанным в русскую службу. И был ли он прямым потомком того Колчака, или не был — это история умалчивает, но считается, что был. Красиво, ну, будем и мы так считать. И, собственно, в роду Колчака были сплошь военные люди, а его отец, Василий Колчак, он участвовал в обороне Севастополя в Крымскую войну, был ранен, был пленён, и, в общем-то, вся его жизнь была связана с армией и военной промышленностью. Он работал на артиллерийском заводе, служил на артиллерийском заводе. Ну, продвигался он по службе довольно медленно, генерала получил по случаю отставки, но после этого ещё полтора десятка лет, вот, заведовал там лабораторией и был специалистом по артиллерийскому делу. Ну, а сам Александр Васильевич Колчак, который родился в 1874 году в Петербургской губернии, он с детства увлекался географией, вот, и всякими военными делами, точнее военно-морскими. И совершенно неслучайно, что после окончания гимназии он поступил в Морской корпус. Корпус переименовали одно время в Морское училище, как бы его демократизировав, потом он опять стал называться Морским кадетским корпусом. И здесь, в отличие от гимназии, где он не блистал успехами, кстати, по иронии судьбы, его одноклассником был некоторое время Вячеслав Менжинский, в последующем известный чекист, то есть узок круг был вообще этих и революционеров и контрреволюционеров.

С. Бунтман — (неразборчиво) в советское время.

О. Будницкий — Да. Вот, и Колчак уже в Морском корпусе, он учился очень хорошо и якобы уступил первое место в списке своему товарищу, поскольку был возмущён, что тому снизили баллы за дисциплинарные какие-то проступки. Он считал, что должны оценивать исключительно по достижениям в науках. И, выйдя из корпуса, получив чин мичмана, младший, он отправился, как и положено моряку военному, в плавание. Плавал в разных морях и океанах, и в Тихом океане, на Дальнем Востоке, на разных судах. И увлекался весьма наукой: океанологией, гидрологией. И в качестве вот такого увлечённого наукой человека и увлечённого романтикой дальних странствий он попросился в полярную экспедицию, русскую полярную экспедицию барона Эдуарда Васильевича Толя, знаменитого полярного исследователя. И экспедиция барона Толя собралась отправиться искать землю Санникова. Вот эту легендарную землю, которую русский промышленник Яков Санников вроде бы видел ещё в начале 19 века, и даже там горы какие-то видел, потом ещё другие люди вроде бы видели, но никак эту землю Санникова не могли обнаружить. И, я думаю, что, большинство, я надеюсь, слушателей читали роман Обручева «Земля Санникова».

С. Бунтман — Ну хоть кино видели.

О. Будницкий — Вот там в романе, который вышел вообще-то первым изданием в 1926 году, в начале некий офицер морской докладывает о поисках земли Санникова, что там происходило и так далее. Вот этот офицер — несомненно, Колчак. Несомненно, Колчак, но, конечно, в 26-м году уже невозможно было об этом писать. И вряд ли эти миллионы советских школьников, которые прочли этот увлекательный роман, подозревали, что на первых же страницах встречаются с этим самым, который проходил через запятую: Колчак, Деникин и другие контрреволюционеры. И вот экспедиция. Экспедиция была их чрезвычайно увлекательной и в значительной степени авантюрной, особенно глядя из нашего времени. Просто какая-то фантастика. Они ведь пошли на яхте, яхте «Заря» в Карское, да, и Сибирское море, известное также как море Норденшельда и море Лаптевых ныне. И эта экспедиция продолжалась два с половиной года. Две зимовки полярные. Причём там бывали эпизоды, когда Колчак с Толем, они на собаках углублялись в различные земли на 500 вёрст, и они сами добывали себе там... Часть у них была, конечно, с собой, но они добывали себе пропитание, в том числе охотой и рыболовством. Это была, в общем-то, норма. Били птиц перелётных всяческих, животных, которые там встречались, тем более, многие совершенно непуганые и не подозревали, каких неприятностей можно ждать от ...

С. Бунтман — Встречи с человеком.

О. Будницкий — Да. Вот. И они описали, сделали подробное описание. Ну, не подробное в той степени, которое было возможно, описание побережья Таймыра. И один из островов, который был ими обнаружен, Толь ему дал имя острова Колчака. Который в последствии был благополучно переименован в остров Расторгуева, а сейчас ему опять возвращено имя Колчака.

С. Бунтман — Олег Будницкий. Мы продолжим рассказ через 5 минут после кратких новостей. Не забудьте, что у нас работает СМС: +7-985-970-45-45.


НОВОСТИ


С. Бунтман — И мы продолжаем. Это программа совместная с журналом «Знание — сила», наш цикл «Красные и белые вожди». И сегодня первая передача о Колчаке. Итак, Колчак, мы его оставили зимовать, добывать еду и пищу, еду и питье и все, что угодно, добывать вместе с бароном Толем.

О. Будницкий — Да, но кончилась экспедиция трагически. Барон Толь считал, что экспедиция своей цели не достигла, то, что Землю Санникова они не нашли, и он не хотел признавать, что Земля Санникова — все-таки это миф. Возможно, по одним данным, — это было сложение ископаемого льда, которое постепенно растаяло, по другой версии — это были айсберги, которые приняли за горы. Но, так или иначе, Землю Санникова не нашли, северным морским путем не прошли. И Толь, несмотря на то, что экспедиция сделала огромное количество наблюдений, которые потом выходили многие годы в виде отдельных выпусков и томов, и Колчак принимал самое активное участие в различных исследованиях, он решил провести исследования острова Беннета и там остался. Остался и сказал, что, вот, если яхта не сможет пробиться, к нему, к острову Беннета, в августе, если там останется 15 тонн угля, это была критическая уже цифра, то яхта пускай уходит, а он там перезимует, а потом его пускай придут и заберут. Так и поступили, и это было, конечно, очень опасно. Толь был с несколькими спутниками, и никаких признаков жизни он так и не подал. Экспедиция вернулась в Петербург, доложили и Русскому Географическому обществу, и Академии Наук, о том, что произошло. И было решено отправиться на поиски, на спасение барона Толя. Экспедицию возглавил Колчак. Колчак вновь отправляется в Арктику, переправляется на остров Беннета, причем там была отчаянная экспедиция, они ведь плыли на вельботе, на вельботе где-то там по льдам, ночевали на льдинах, которые были ... В общем, для современного человека это настолько экстремальные, вообще, вещи... А тогда это было, конечно, очень рискованно, но других вариантов не было. Адмирал Макаров предлагал ледокол, ледокол «Ермак», который, в общем, себя показал не очень достойно во льдах, и у Степана Осиповича была даже идея, что можно пробиться на «Ермаке» к северному полюсу. Идея, конечно, совершенно безумная. Потом, по-моему, только атомоход «Ленин» прорубился к северному полюсу.

С. Бунтман — Нет, не «Ленин» прорубился, «Арктика», которая стала называться «Брежнев».

О. Будницкий — Но, так или иначе, на вельботе и по льдам Колчак добрался до острова Беннета, нашел там записи Толя, нашел то, что я бы назвал его полевым архивом, но следы самого Толя терялись. Видимо, они увлеклись научными изысканиями, рассчитывая на то, что успеют как-то вернуться, и не успели заготовить себе достаточное количество пищи на зиму. Так или иначе, они пытались, видимо, выбраться на материк и где-то погибли. Следов так и не нашлось, а записки Толя были впоследствии изданы, опять-таки, то, что писалось о Колчаке, там было довольно сильно искажено. И в общем итоге, если говорить о Колчаке, как о полярном исследователе, это была еще не последняя глава в его этой деятельности. Он впоследствии докладывал Русскому Географическому обществу, был награжден Константиновской медалью, был принят в действительные члены русского Географического общества, и выпустил монографию научную «Лед Карского и Сибирского морей». Это такая книжка большого формата, 169 страниц с картами, таблицами, такое серьезное научное исследование. Но к этому не сводилась жизнь Колчака. Кстати говоря, такой штришок из личной жизни: когда он возвращался, но еще был достаточно далеко, возвращался на большую землю из экспедиции по поиску барона Толя, то навстречу им прислали какую-то провизию и вино. Им сказали, что какая-то дама прислала. Все были поражены совершенно. Стали выяснять, молодая или пожилая, выяснилось, что молодая. Молодая — это приехала невеста Колчака Софья Амирова, с которой он никак не мог обвенчаться, поскольку находился постоянно в различных разъездах. И это было совершенно фантастическое романтическое путешествие за полярный круг, чтобы прислать гостинца своего возлюбленному, и в Иркутске они обвенчались. Правда, для этого потребовалось, по тогдашним правилам, разрешение непосредственного начальника Колчака, поскольку к тому времени он был причислен к Академии Наук, то это Великого Князя Константина Константиновича, который написал, что он не возражает. Любой офицер должен был испрашивать разрешения начальства на женитьбу, такие были нравы. Но, опять-таки, с медовым месяцем было сложно, поскольку Русско-Японская война началась и Колчак, естественно для него, попросился на войну. Попросился на войну и он воевал в Порт-Артуре. Сначала он там командовал миноносцем, потом — батареей артиллеристской береговой. Сражался мужественно, был ранен, оказался в японском плену. И потом из плена был отпущен под обязательство, что он не будет принимать участие в войне. Там была такая форма, и Император Николай Второй разрешил офицерам, тем, кто в плену... Два варианта было: или остаться вместе с солдатами в плену и ничего не подписывать, или подписать и вернуться в Россию. При чем оба варианта были легитимны. Все-таки офицеров у России еще хватало и считалось, что очень существенно было бы, чтобы люди из плена вернулись. Колчак подписал этот договор, как бы соглашение, и через Америку добрался до Петербурга. Где вот отношение к пленным было совсем другое. При Советской власти, был в плену — это клеймо, да? Значит, здесь это были герои. И Колчак, вернувшись из плена, узнал, что награжден орденом и еще и золотой саблей за храбрость.

С. Бунтман — Это то самое золотое оружие, которое потом...

О. Будницкий — Нет, потом он кортик выбросил, золотой кортик.

С. Бунтман — Все-таки кортик...

О. Будницкий — Который потом, кстати, подняли со дна моря и ему вручили с надписью торжественно и так далее...Это уже было в Севастополе летом 17-го года. И Колчак, он все время разрывался между научными исследованиями и морской службой. После войны, которая закончилась для российского флота очень печально — он ведь был, по существу, уничтожен. Во время сражений на Дальнем востоке, особенно в Цусимском проливе в мае 1905 года стало понятно, что нужно флот реорганизовывать, реорганизовывать систему управления флотом, и, собственно говоря, строить новый флот. Причем, что любопытно, вот мы рассуждаем часто о гражданском обществе, гражданское общество стало расти в военной среде. Возникли целый ряд кружков офицеров молодых, которые обсуждали проблемы возрождения русского флота. Колчак вошел в один из таких кружков, видимо центральный, Санкт-Петербургский военно-морской кружок, такое он получил официальное название. И был весьма активным деятелем этого кружка. Был одно время даже его председателем. Молодые офицеры считали, что нужно создать морской генеральный штаб, который бы занимался стратегическим планированием и разработкой общей программы реорганизации русского флота. Надо сказать, что эта программа молодых офицеров, она была поддержана. Но это были не только молодые офицеры, которые об этом думали, думали и старшие офицеры, конечно же, думали и государственные деятели, в частности, депутаты Государственной Думы. В том числе весьма активно занимавшийся военными вопросами Александр Иванович Гучков. И это не было изолированное какое-то движение, и это не было нелегальное движение ни в коем случае. Кружок собирался с разрешения начальства. Они уведомили начальство о том, что мы вот собираемся, обсуждаем эти проблемы. Кончилось дело тем, что Морской Генеральный штаб был создан. И Колчак поступил на службу в чине лейтенанта в Морской Генеральный штаб. Кстати говоря, начальником его был некоторое время брат генерала Брусилова Юрий Брусилов, поддерживавший и продвигавший Колчака. Тогда же Колчак написал свою, если не единственную, то наиболее важную работу военно-теоретическую о том, каким быть должен вообще военно-морской флот России. В 1908 году она была напечатана в морском сборнике. Очень любопытный труд, где Колчак рассуждал о роли флота вообще и всячески подчеркивал необходимость активной роли флота. Надо сказать, что флот России всегда был слабым, в общем-то. Всегда был слабым и руководство флота находилось в руках, в общем-то, сухопутных людей. В том плане, что флот как вспомогательное средство рассматривался в войне, а не как самостоятельное...

С. Бунтман — Даже... нет, ну, стоп... даже во второй половине ХVIII века? Даже, скажем, в 20-30-е годы ХIХ века? Это, просто, самые славные...

О. Будницкий — Славные по отношению... с кем сражался русский флот? С турецким...

С. Бунтман — Турецкий флот, шведский флот

О. Будницкий — Вот я Вам напомню Ключевского, когда знаменитый этот самый поход Спиридова... флот под командованием Спиридова и Орлова, который обошел, там, вокруг Европы, вышел в Средиземное море, по дороге потерял половину судов, выяснилось, что забыли вообще в Россию взять на суда, например, половину команды, там, заболело часть... там умерло... и он был совершенно в жутком состоянии и вошел в Чесменскую бухту. И у флота был только один выход — атаковать. Потому что в противном случае он был бы уничтожен. Атаковали турецкий флот. И любопытно, что Екатерина Вторая, которая понятия не имела о том, в каком состоянии флот находится, и которая писала Алексею Орлову всякие письма вдохновляющие, она писала своему послу, по-моему, Семену Воронцову, что пройдет недолгое время, и ты услышишь о чудесах. И Ключевский пишет с присущей ему иронией: «И чудеса действительно произошли. В Европе нашелся флот хуже русского. Это был турецкий».

С. Бунтман — Ну, все-таки...

О. Будницкий — Россия все-таки никогда не была великой морской державой. И я не поручусь за то, что военная доктрина всегда была вот такой, но во всяком случае, в начале ХХ века, в конце ХIХ, флот рассматривался как нечто вспомогательное. Я скажу даже больше. Вот, скажем, Балтийский флот во время Первой Мировой войны. Он был подчинен командующему Северным фронтом, например. Был, конечно, у флота командующий свой, но в оперативном отношении он подчинялся командующему сухопутным Северным фронтом, конкретно генералу Русскому. Например, когда запрашивали начальников старших по вопросу об отречении Николая Второго в 17-м году, то командующего Балтийским флотом не спросили, потому что это было лицо, подчиненное командующему Северным фронтом. И Колчака, почему-то не спросили. Хотя Черноморский флот, которым он к тому времени командовал, был подчинен непосредственно Ставке. То есть, Колчак был более...

С. Бунтман — Черноморский был более самостоятельным.

О. Будницкий — Да, и Колчак был как бы на уровне командующего фронтом. По существу ведь на Черном море он и был там старшим начальником, и именно ему подчинялась и созданная по его инициативе морская дивизия, прообраз такой морской пехоты, о чем я скажу несколько позднее. И вот , в чем пафос работы этой Колчака... И, значит, сухопутные начальники считали и некоторые морские теоретики, что флот должен защищать берега, то есть быть сугубо оборонительной силой, защищать морские базы. Колчак писал и говорил, что, какой смысл защищать эти базы, для чего они нужны, если флот существует, чтобы их защищать. Флот должен проводить активные наступательные действия. И играть самостоятельную роль. Это было, безусловно, верно. И Колчак настаивал на постройке мощных, но в то же время быстроходных судов, в чем он, несомненно, совершил большую промашку, это в оценке роли подводных лодок. Он считал, что они очень тихоходные, что они «слепые», то есть обзор у них крайне ограничен, и что серьезной силой подводные лодки быть не могут.

С. Бунтман — Это какой год?

О. Будницкий — Это 1908 год.

С. Бунтман — 1908... Через 7 лет будет обратная реакция.

О. Будницкий — Да. И уже в Первую Мировую становится все более очевидным, что как раз эти крупные, мощные суда, они далеко являются не самыми успешными и важными в морских сражениях. Важны скорость, маневренность, важны различные поражающие средства. И вот Колчак служил в Морском штабе... И, кстати, любопытно еще, что составили программу, и ее тормозил Совет Государственной обороны, который возглавлял Великий Князь Николай Николаевич, поборник как раз сухопутных сил и который не давал хода вот этим бюджетным ассигнованиям значительным на флот.

Вот ведомственные противоречия и местнические, что называется, противоречия. Тем не менее, благодаря поддержке личной Императора Николая Второго и Государственной Думы, в конце концов программа была утверждена, хотя и в несколько сокращенном масштабе по сравнению с тем, чего хотели военные моряки. И вот, занимаясь как бы в Морском Генштабе и постепенно поднимаясь в чинах, Колчак стал уже капитаном второго ранга, он опять отправляется в полярную экспедицию, два судна, «Таймыр» и «Вайгач» отправляются, чтобы исследовать северный морской путь. Год он проводит в этой экспедиции, потом вновь возвращается в действующий флот и служит с тех пор на Балтике, совершая блистательную военную карьеру. Командир миноносца...вообще, миноносцы, минное дело, становится его коньком. Он был и теоретиком, и практиком этого дела. И, когда начинается война на Балтике, то Колчак проявляет себя как блестящий военно-морской начальник. Он вырастает до должности начальника минной дивизии военно-морской. Командовал флотом выдающийся флотоводец адмирал Эссен. Вот тоже парадокс российской истории, если делить по этническому принципу, он же немец этнический, Эссен. Это был блестящий русский военно-морской офицер, который обеспечивал прикрытие Петрограда от гораздо более мощного немецкого флота. Заминировали вход в Финский залив и в отношении минных заграждений проявили себя очень здорово.

С. Бунтман — Это правда, что план минных заграждений Финского залива Колчак во многом сделал?

О. Будницкий — Во всяком случае, принимал самое активное участие в разработке этого плана. Это не принадлежало какому-то одному лицу.

С. Бунтман — Он принимал в этом участие?

О. Будницкий — Принимал в этом участие, он считался вообще ведущим специалистом минного дела и, безусловно, был таковым. Впоследствии даже отправился делиться передовым опытом в Соединенные Штаты Америки.

С. Бунтман — Вот о чем нас спрашивают в Интернете: «Что он там делал?»

О. Будницкий — Ну, занимался он там разным, но целью командировки было посвятить союзников в искусство минного дела, но и самому посмотреть на опыт военно-морских сил союзных держав. Так вот, чем еще отличился Колчак на Балтике. Он атаковал транспортные суда, которые вывозили в Германию железную руду из Швеции. Швеция была нейтральной, но с Германией торговала и поставляла в Германию железную руду, в которой она весьма нуждалась. И Колчак со своими миноносцами атаковал один из транспортов и потопил пять судов противника, включая несколько транспортных, и надолго, если не вообще прекратил, то задержал, приостановил транспортировку этой самой железной руды. Колчак организовал десант в Рижском заливе, сорвав тем самым наступление немецких войск на Ригу. В общем, он себя проявил как талантливейший воинский начальник и, совершенно для себя неожиданно, в один прекрасный день получил извещение о том, что он назначается командующим Черноморским флотом и он стал уже контр-адмиралом и из контр-адмиралов производится в вице-адмиралы. Так сказать, предпоследняя ступень в военно-морской иерархии, дальше только полный адмирал, которым он станет впоследствии, став одновременно верховным правителем России.

С. Бунтман — Как он это воспринял, перевод на Черное море?

О. Будницкий — В общем, с интересом. С интересом в каком отношении, то, что задача, которая была ему поставлена, она была поистине грандиозна. Это не только противодействие... Ну, вообще, почему назначили, почему активизировалась роль Черноморского флота, — Румыния должна была вступить в войну. И вступление в войну Румынии должно было повлечь для России очень большие неприятности, на самом деле.

С. Бунтман — Это какой год? 1915?

О. Будницкий — 1916, это появляется союзник — вступление в войну Румынии я имею в виду — и с этим союзником надо что-то вообще делать, потому что он не очень в боевом отношении хорош, и этот союзник... в итоге русскую армию держал румынский фронт. Плюс Румыния была уязвима с моря, а в составе турецкого флота были два немецких крейсера мощнейших «Гебен» и «Бреслау». Они формально были проданы Германией Турции, но де-факто это были немецкие современные мощные крейсеры. И Колчаку нужно было, во-первых, деятельность этих двух судов как-то парализовать, во-вторых, возникла идея подготовки босфорской операции. Ни больше, ни меньше, высадки десанта на Босфоре и захвата Константинополя.

С. Бунтман — Вечная мечта...

О. Будницкий — Но эта мечта стала преобразовываться в план конкретный. Мы знаем, чем кончилась дарданелльская операция, да? Высадка союзников у Дарданеллы, кончилась она колоссальной катастрофой для союзных войск, гигантскими потерями, после чего военно-морской министр Черчилль ушел в отставку, считая, что он должен хотя бы этим расплатиться за свою эту неудачную идею, во всяком случае, неудачно реализованную, и после этого оказалось, что высадка на Босфоре — это такая же авантюра. Но, видимо, это было не совсем так. Во всяком случае, ведь и турки в ходе сражения на Дарданеллах были весьма потрепаны. Кроме того, у них войска были на месопотамском фронте, нынешнем Ираке, у них войска были на кавказском фронте против России. И по данным разведки получалось, что реально Босфор защищают две-три турецкие дивизии, не больше. И поначалу, когда был разработан план и представлен генералу Алексееву, фактически главнокомандующему, предполагалось, что должно быть высажено восемь-девять русских дивизий, не меньше. А транспортных судов могло хватить только на три дивизии. Но, учитывая то, что турецких войск осталось гораздо меньше, чем это считалось, и, во-вторых, под руководством Колчака подходы к Босфору были заминированы наглухо. Кстати говоря, когда он приехал, то через день буквально он повел флот в бой против «Бреслау» и отогнал это самый крейсер, а впоследствии они поставили настолько плотное минное заграждение при выходе из Босфора, что эти самые немецкие крейсеры оказались заперты там. Так что это был план относительно реалистичный, создали в рамках Черноморского флота и под командованием Колчака, под общим командованием, морскую дивизию, прообраз морского десанта, и вот ее стали комплектовать. Правда, там были большие проблемы, призвали бывших гвардейцев, и когда вместо этих ополченцев бог знает какого года призыва появляются рослые стройные гвардейцы, казалось, все замечательно, вот это и будет та самая ударная сила. Но ведь это же был глубокий запас. Они были в интервале от 35 до 43 лет, по тем временам это был почти преклонный возраст, во всяком случае для солдат, и они были страшно возмущены. Им говорили, что вы поедете в Крым и там будете вроде ополченцев охранять берег и греться. На курорт. Оказалось, что их готовят к тому, чтобы высаживаться...

С. Бунтман — Это учения, это работа. Ежедневная...

О. Будницкий — Да. Назначили начальником дивизии генерала Свечина, известного военного теоретика и практика и началась муштра, но постепенно дивизия стала приобретать такой, действительно, боеспособный вид. То есть иногда теория входила в противоречие с практикой. Ну, и еще один эпизод из деятельности, точнее из жизни Колчака в Севастополе и на Черном море. Эпизод на сей раз печальный. Это взрыв дредноута «Императрица Мария».

С. Бунтман — Да.

О. Будницкий — Нового совершенно судна, построенного по этой новой программе в Николаеве. Мощный дредноут, и вот он в один несчастливый октябрьский день 1916 года взорвался. Взорвался, начался пожар, серия взрывов, пытались что-то потушить, что-то успели, что-то не успели. Более трехсот моряков погибло, дредноут упокоился вечным сном на дне севастопольской бухты. Что случилось с «Императрицей Марией»? До сих пор это неизвестно.

С. Бунтман — Написано много, во всяком случае...

О. Будницкий — Написано много, Колчаку приписывают фразу, что он якобы сказал, что, как начальник, который несет ответственность, он заинтересован в том, чтобы признать это случайностью, случайным возгоранием пороха, но он-то сам понимает, что, несомненно, это диверсия. На самом деле, никто ничего не доказал, и диверсия, судя по обстоятельствам дела, еще меньше вероятна, чем самовозгорание пороха.

С. Бунтман — Неосторожность, мало ли что может быть...

О. Будницкий — Скорее всего, неосторожность. И, увы, это случилось. По правилам, вообще в таких случаях все должны уходить в отставку, начиная с командующего флотом. И должно было производиться разбирательство. По настоянию военного министра, разбирательство отложили до конца войны. Но Колчак находился в таком взвинченном и нервном состоянии, что, дабы его успокоить, и военный министр, и лично Император Николай Второй, передали ему, Император Николай Второй через одного из офицеров морских, лично передал этому морскому офицеру Колчаку, чтобы он не мучился, что он не считает его виновным, и что полностью ему доверяет. И, надо сказать, что к моменту революции февральской черноморский флот был в очень хорошем состоянии, не считая, конечно, общего для всей армии и флота — снижения дисциплины и боевого духа. Но, по сравнению с другими частями, он был в очень хорошем состоянии, и Колчак пользовался колоссальным авторитетом. Это был начальник, который часто выходил в море, который прекрасно знал матросов и младших офицеров, который был образцом службиста, был человеком, очень, правда, невоздержанным, нередко топтал фуражку. Иногда это было в буквальном смысле слова. Иногда, так сказать, это было метафорой, мог устроить чудовищный разгон, но, тем не менее, в бытность свою командующим не подписал ни одного смертного приговора, что для действующей армии и флота, в общем, не такой частый случай. И, бесспорно, жил, так сказать, у всех на виду и пользовался бесспорным авторитетом как специалист и как лично храбрый и ответственный человек. Но здесь случилась февральская революция, которую Колчак, как и многие другие, встретил, если не с восторгом, то с пониманием. Он считал, что революция произошла вследствие неправильного ведения, прежде всего, войны верхами. И считал, что революция послужит лучшему ведению войны. Как, собственно говоря, и думало большинство тех, кто в этой революции, я имею в виду образованное общество, участвовал.

С. Бунтман — Ну, что ж, мы здесь и оставим Колчака. Я хочу сказать Кириллу из Москвы, что мы не забыли, как раз это был один из ключевых моментов времен Первой Мировой войны, вот в рассказе Олега Будницкого, десант в Рижском заливе, мы его упоминали. Так что, Кирилл, здесь все чисто. А в следующую субботу мы продолжим. Это будет вторая часть рассказа о Колчаке. Олег Будницкий, программа «Не так», совместно с журналом «Знание — сила».