Сайт Евгения СычёваEugi Gufo

Сергей Бунтман — Добрый день, двенадцать часов, десять скоро минут, а у нас всё так: и трансляция идёт, да? Вот. То есть не так — не так только там где-то. Хорошо. Алексей Кузнецов, доброе утро, добрый день.

Алексей Кузнецов — Доброе утро!

С. Бунтман — День, день. Да. Сергей Бунтман, Светлана Ростовцева там, вдалеке, в специальном боксе. Наше сегодня... в другом зале у нас сегодня суд проходит. У нас дело серьёзное и кровавое. Здорово. Господа, у нас баннер с книжкой должен быть где-то. Есть ли у нас? Нет ещё? Нет, пока нет. Ну хорошо, тогда книжку отставим, а то я увидел ник «Анна Каренина», а у нас в нашем магазине, у нас Павел Басинский и его новая толстовская книга, ещё, во всяком случае, в нашем магазине про «Анну Каренину» как раз. Я увидел, у нас здесь Анна Каренина, которой я всегда советую в чате аккуратно обращаться с РЖД, вот, во всяком случае. Ну и со всевозможными наездниками смазливыми. Вот. Да, Алёш, да.

А. Кузнецов — Сразу хотел сказать, что у нас сегодня Павел Басинский в «Книжном казино».

С. Бунтман — А! Прекрасно, прекрасно!

А. Кузнецов — Именно, да, да, именно в связи с этой книгой.

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — Поэтому если вы её сейчас купите, то у вас будет совсем другое настроение, когда вы будете слушать через три часа новую передачу.

С. Бунтман — Да, вы сможете быстро прочитать, быстро уже пролистать и задать какие-нибудь каверзные вопросы. Вот. Хорошо. Так что вот, друзья мои, мы с вами — не идёт, да, трансляция? Нет, идёт. Идёт. Всё в порядке. Вот. Хорошо. Друзья мои, так что мы с вами сейчас начнём этот процесс. Я всё оттягиваю, ты знаешь, я оттягиваю начало этого мрачного процесса. Ну давай начнём всё-таки.

А. Кузнецов — Серёж! Я прекрасно понимаю, да, потому что на самом деле я тоже, вот, восьмой год идёт наша передача, да, дело Геннадия Михасевича предлагается впервые. Дело Чикатило мы вообще не предлагали, да, у нас было, там, боковое дело Кравченко, которое, ну, как, прикосновенно, но, в общем, отдельно, да? Потому что, конечно, каждый раз, когда рассказываешь о таких делах, когда готовишься к таким делам, несмотря на всю тренировку, ну, всё равно, что называется, это очень серьёзный удар по твоей собственной психике. Я постараюсь сегодня, насколько это возможно, избегать — как обычно — подробностей, только то, что абсолютно необходимо для понимания происходящего. Разумеется, мы не будем демонстрировать картинки с убитыми — их, их есть, и вообще в Интернете чрезвычайно много информации об этом деле, в том числе и вещи, написанные по горячим следам, и мемуарного характера, и документального характера, документальные фильмы, я имею в виду, и что-то я сегодня буду называть из того, что, на мой взгляд, особенно заслуживает внимания, для тех, кто захочет об этом деле получить более подробную... Гораздо более подробную информацию. Рассказать о деле Михасевича в отведённое нам время подробно невозможно, поэтому в любом случае тем, кому, у кого возникнет дополнительный интерес, придётся самим что-то поискать. Мы сегодня сосредоточимся на двух моментах, с этим делом связанных. Значит, во-первых, собственно, сам Михасевич и его жертвы. Всё начинается в 1971 году, когда преступник ещё совсем молод, он сорок седьмого года рождения, то есть своё первое убийство он совершил, когда ему было двадцать четыре года. Из протокола: «16 мая 1971 года в сорока восьми метрах от грунтовой дороги, отходившей от шоссе Полоцк-Новополоцк, в борозде, вблизи посаженных в том месте яблонь был обнаружен труп, ноги и туловище которого покрыты кусками дёрна, лицо присыпано землёй. От указанной грунтовой дороги до места обнаружения трупа вёл след волочения, проходивший по пашне, а затем по лугу. В начале его находились туфли и брошка потерпевшей, а на шее трупа разорванная цепочка». Погибшей оказалась девятнадцатилетняя девушка, жительница деревни Экимань под Полоцком, Людмила Андаралова, и за это убийство довольно быстро был осуждён человек, которого осудили, в общем, как сегодня становится понятно, потому что он был, вроде бы, да, в районе, так сказать, где произошло убийство, а самое главное, что против него говорило — то, что у него уже был к этому времени определённый опыт конфликта с законом и, так сказать, он представлял собой, что называется, лёгкую жертву.

С. Бунтман — Ну да.

А. Кузнецов — Он получил пятнадцать, пятнадцать лет, напомню, что статья сто вторая Уголовного кодекса РСФСР и, соответственно, аналогичные статьи...

С. Бунтман — БССР, да?

А. Кузнецов — Уголовных кодексов, кодексов союзных республик, по БССР были только основы законодательства, а уголовные кодексы по пятнадцати республикам, но, естественно, в каждой, в каждом кодексе была аналогичная статья «умышленное убийство с отягчающими обстоятельствами» и санкция, в общем, примерно одинаковая во всех кодексах, от восьми до пятнадцати лет лишения свободы, пятнадцать — максимальное по советскому законодательству, либо исключительная мера наказания: смертная казнь. Почему — в конечном итоге суд признает доказанными тридцать шесть убийств, совершённых Михасевичем, и, хотя сам он признается на следствии более чем в сорока, но несколько эпизодов суд сочтёт недоказанными — и почему так долго, в течение четырнадцати лет, эти убийства оставались безнаказанными, более того, как мы прекрасно знаем, это один из самых печальных примеров в истории советских правоохранительных органов, советской юстиции позднего СССР, по этим делам было осуждено в конечном итоге четырнадцать человек, причём один был расстрелян.

С. Бунтман — О господи!

А. Кузнецов — О нескольких — о нескольких эпизодах сегодня речь пойдёт подробней, но сразу хочется сказать. Значит, вот когда мы смотрим какой-то фильм, документальный или — особенно — художественный, хочется воскликнуть: ну как же они не видят, ну серия же, да, вот, вот совершенно очевидно, что появился серийник. На самом деле далеко не во всех случаях серию распознать удаётся быстро. Это нелегко сделать, это потом, когда известны все обстоятельства дела, задним числом, особенно с дивана, видя бой со стороны, конечно, хорошо воскликнуть: ну смотрите, ну вот здесь же вот это, вот это, вот здесь же вот это, вот это. Объективности ради, надо сказать, что Михасевич действительно оказался очень трудным для обнаружения преступником, и очень непросто было понять, что речь идёт о серии. Почему? Во-первых, это до последнего, предпоследнего года большие перерывы. Большую часть, вот первые двенадцать лет своей кровавой жатвы, он совершал два или три убийства в год. Перерывы были достаточно большие. Второе. Потом он сорвётся, в восемьдесят четвёртом году, как с цепи, по-моему, сразу двенадцать, да? А вот до этого, в общем, он, так сказать, пока мог — держал себя в руках. Во-вторых. Притом что действительно, все жертвы вроде бы обладают общими признаками — ну смотрите. В отличие от того же Чикатило — который не убивал только взрослых мужчин, а так у него среди жертв есть и мальчики, и девочки, и молодые девушки, и пожилые женщины, и женщины средних лет — здесь как бы тип жертвы гораздо более узкий, это всё женщины, начиная от молодых девушек и заканчивая женщинами средних лет. Но. Типаж — разный. Вот очень часто говорят, что у каждого сексуального маньяка есть свой тип жертвы. Далеко не всегда. У Михасевича, судя по всему, не было. Блондинки, брюнетки, высокие, невысокие, статные, худощавые — в этом смысле, насколько я понимаю, психиатры не сделали заключения, что у него есть приверженность к какому-то определённому типу, да и сам он, в общем, в своих показаниях даёт понять, что не было такого. Способ убийства. Во всех случаях удушение. Но. Способы удушения совершенно разные. Кого-то руками, кого-то косынкой, где-то есть кляп, где-то нет кляпа. Где-то бельевая верёвка, где-то есть ограбление, где-то нет ограбления, да, у каких-то своих жертв он забирал вещи, причём вещи тоже разные. Бывает так, что сексуальный маньяк забирает, там, я не знаю, либо заколки, либо какие-то, ну я не знаю, там, носовые платки, шейные косынки. Тут он мог где-то взять колечко, например, своей жене — а он был женат, у него была благополучная семья, жена, двое детей, да? — своей жене он сделал по советским меркам такой, достаточно дорогой подарок, золотую коронку на зуб, когда ей понадобилось. В качестве золота он отдаст мастеру обручальное кольцо одной из жертв, да? Мог взять драгоценность, мог взять какую-то вещь, вроде бы, там, ничего особенного не стоящую, поэтому даже понять, что что-то взято, было трудно. Следующее. Да, и более того, в одном случае — как минимум одном случае, о котором мне известно, например — в качестве способа окончательного убийства будет другое. Он задушит жертву, уже решит, что она мертва, станет уходить и услышит, что она возится, что она жива, да, что она издаёт какие-то звуки. Он вернётся к делу и, как потом он сам будет показывать — я понял, что второй раз я её задушить не смогу. В сумочке у жертвы обнаружились небольшие ножницы, он добьёт её этими ножницами.

С. Бунтман — Господи.

А. Кузнецов — Значит, тоже не, тоже не помещается, что называется, в схему. Иными словами, что, как бы, можно было заметить, да, если бы был, что называется, незамутнённый глаз. Витебская область — вот у нас, если, там... Я не вижу, к сожалению, картинки, которые выводятся на экран, поэтому я буду Серёже говорить, вот, и наде...

С. Бунтман — Да. Скажите номер, маэстро, да.

А. Кузнецов — Да. Первый нумер, там должна быть такая чёрно-белая карта Витебской области. Вот вы видите, кто не очень хорошо, так сказать, в географии разбирается, Витебская область — это север или, можно сказать, северо-восток Беларуси, или Белоруссии (я, поскольку речь идёт о советском времени, я уж буду говорить Белоруссия, или Белорусская ССР, вот). Ой!


С. Бунтман — Появилась, да.

А. Кузнецов — Да! Вижу, отлично вижу, да. Значит, это граница Смоленской области России, это граница с Латвией, это граница с Литвой. Так вот, с криминальной точки зрения это одна из самых спокойных областей одной из самых спокойных республик СССР в описываемый период, то есть в семидесятые — первая половина восьмидесятых. И в общем-то при вот таком относительном криминологическом благополучии можно было бы увидеть возрастание. Но, во-первых, видеть его ну совершенно не хочется. Это семидесятые годы, это период застоя, да? Это рекордные урожаи, это стотысячный грузовик, сошедший с конвейера завода, это постоянные рапорты съездам, пленумам и всему прочему — ну кто же захочет докладывать, что у вас, так сказать, криминогенная обстановка осложняется? А кроме того, пока непонятно, что это серия, не создаётся единая бригада, значит, соответственно, расследуется всё разными группами. Да, вроде бы орган один, поскольку по советскому законодательству вопроса, кто расследует убийство, нет — убийство расследует прокуратура. И если это убийство мало-мальски запутанное, то, конечно, никто его не оставляет в районной прокуратуре, это как минимум областная прокуратура. И все знают, что если, так сказать, местные товарищи не справятся, то приедут важняки из республиканской прокуратуры, и позор для руководства республики, если пришлют важняков из союзной прокуратуры, это значит — вы, товарищи, сами, так сказать, ничего не можете на своей земле, приходится вам присылать, так сказать, специалистов из Москвы. Это, кстати говоря, сыграет свою драматическую роль в деле Чикатило, где будет очень много противоречий между ростовскими областными сыщиками и заезжими, то, что называется. Но помимо вот этих, совершенно объективных сложностей, которые я уже описал, были сложности субъективные. И вот они-то и составляют второй пласт этого страшного дела. Дело в том, что с самого начала, вот с первого же эпизода, пойдёт фабрикация доказательств. Косвенные будут притягиваться за уши, иногда при помощи некоторых манипуляций из косвенных превращаться в прямые. Хотя Михасевич — не преступный гений. Он, конечно, какие-то вещи рационально учитывал, я примеры приведу, но было — бывало так, что удача, как говорится, от него отворачивалась и могла бы тем самым развернуться к сыщикам. На втором же эпизоде он напал на женщину в темноте, на молодую женщину, и начал её душить, значит, и специально припасённой для этого удавкой, но женщина обнаружила, во-первых, редкое присутствие духа, во-вторых, видимо, определённую физическую подготовку, кроме того, он как-то там неудачно её прихватил, и в результате она смогла прокусить ему руку и при этом отбиваться и громко кричать. За ними шла группа школьников, которая услышала эти звуки, но ребята, естественно, испугались, но они молодцы. Они начали тоже громко кричать, светить карманным фонариком, они его спугнули. И в результате на месте преступления остался, остался вот этот, самодельная удавка, причём не просто кусок верёвки, а уже приготовленная удавка. Вопросов нет, уже сделан скользящий узел, и на нём следы крови. Первой группы. Но борьба за показатели. Убийства нет? Нет, всё обошлось. Покушение на убийство? Ну да, вроде как есть, но представляете — это ж гарантированный висяк! Кого вы найдёте по удавке и по, так сказать, там, микроскопическим следам крови. И в результате дело просто тихо закрыли за отсутствием события преступления и даже вещественные доказательства уничтожили, это потом всё будет вскрываться, когда будет уже следствие о следствии, когда начнут разбираться с тем, почему вообще всё это стало возможным. Следующая картинка, значит, там должна быть — вот, отлично! Фотография молодой красивой женщины. Это одна из немногих фотографий жертв, которые я решил показать, Людмила Корейченко. Она пропала в совершенно, как бы, обстоятельствах, где, казалось бы, ничего с человеком случиться не должно: небольшая деревня, она возвращалась из бани к себе домой, двести метров. Вот на этих двухстах метрах она пропала, и её нашли через некоторое время в силосной яме, когда уже достаточно затруднены будут работы с уликами. То есть он демонстрирует такую дерзость, выходящую за рамки, что называется, инстинкта самосохранения. Откуда всё это? Ну, тут во многом приходится полагаться на слова самого Михасевича, эта история с его слов. Значит, он рос в неблагополучной семье, его отец был алкоголиком, буйным алкоголиком, склонным распускать руки, периодически, значит, гонял мать, там, по деревне. Деревня сравнительно небольшая, все, естественно, всё это знают, всё это у всех на виду, мальчишки его дразнили, потому что в деревне выпивают все, но вот кто, что называется, сверх меры, тот становится объектом насмешки. Вот, ну и детям тоже прилетало. Он застенчив, ему с девушками вроде как хочется иметь дело, но вот его ухаживания не вызывают у них большого интереса. Почему, кстати говоря — трудно сказать, он внешне-то видный. Потом, там, покажем его фотографии — он высокий, выше ста восьмидесяти, в молодые годы, после армии, уже такой, стройный, физически крепкий, безусловно располагающий к себе, и это будет облегчать ему его страшную, скажем так, работу. Не лишённый обаяния. Ну вот школьные годы — вот какая-то вот робость, застенчивость, как он опять-таки сам, так сказать, утверждал. И дальше — классическая история. Он уходит в армию, попадает на флот, с какой-то девушкой у него, там, была договорённость, что они будут переписываться, а потом она его из армии не дождалась, хотя он не отслужил все положенные на флоте три года, потому что сначала у него в боевом походе, там, травма случилась, черепно-мозговая, на него упал люк, потом он заболел гепатитом, если я не ошибаюсь...


С. Бунтман — А когда он служил, уже три было, да?

А. Кузнецов — На флоте три, по-моему, уже, да, по-моему, уже в армии два, на флоте три.

С. Бунтман — Уже всё-таки...

А. Кузнецов — Ну, посчитаем.

С. Бунтман — Потому что было, три и пять там было.

А. Кузнецов — Шестьдесят седьмой год. Три-четыре...

С. Бунтман — Нет, пятёрка должна быть, ещё, по-моему, пять.

А. Кузнецов — Да? Боюсь соврать. Но в любом случае он отслужил, по-моему, год или полтора. Его комиссовали...

С. Бунтман — Ну неважно. Да.

А. Кузнецов — Не гепатит, я оговорился, менингит, если я не ошибаюсь.

С. Бунтман — Ого! А!

А. Кузнецов — Могу сбиться, да. Но в любом случае он вернулся, значит, выяснилось, что, вот, девушки-то, как говорится, больше нет, и вот якобы — вот тут дальше уже чисто с его слов — якобы он настолько пришёл в отчаяние, что решил покончить с собой, взял бельевую верёвку, куда-то побрёл, а тут навстречу ему молодая женщина, и вот ему в голову пришла мысль — а чего это я буду расплачиваться своей жизнью, там, за измену любимой, давайте я женскому, значит, полу отомщу. Вот так своё первое убийство он и совершил и испытал такое облегчение, что у него впоследствии выработалась потребность в периодической разрядке. Вот, два-три раза в год он себе будет эту разрядку позволять.

С. Бунтман — Ох! Ну, отметим, что очень многое со слов. Вот.

А. Кузнецов — Да!

С. Бунтман — Очень многое со слов. Алексей Кузнецов, Сергей Бунтман, мы продолжим программу «Не так» через три-четыре минуты.


РЕКЛАМА


С. Бунтман — Ну, во-первых, книги не с автографом Анны Карениной, вот тут у нас и сейчас, и в «Книжном казино», а с автографом Павла Басинского, который написал книжку «Подлинная история Анны Карениной», и в shop.diletant.media можно её купить за девятьсот девяносто девять рублей и просветиться прямо сейчас перед «Книжным казино», где будет с ним, с автором, разговор. Второе — Алексей Кузнецов, Сергей Бунтман здесь, Светлана Ростовцева. Алёш, тут написали, что вот как раз в шестьдесят седьмом году был принят новый закон о воинской обязанности.

А. Кузнецов — Да, я, я посмотрел, у меня же есть тоже смски, я вижу.

С. Бунтман — А, у тебя есть тоже!

А. Кузнецов — Да, да, мне для «Одина» поставили, я вот теперь этим пользуюсь.

С. Бунтман — А, ну, ну чудесно!

А. Кузнецов — В корыстных целях.

С. Бунтман — Кот не желает ничего видеть, ничего слышать. Вот он там где-то валяется, за Алексеем Кузнецовым, и иногда только пошевеливает ушами. Вот.

А. Кузнецов — Да, это дежурный кот, вот.

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — Попросим Серёжу третью картинку нам поставить, там тоже будет фотография молодой красивой девушки. Это один из самых известных эпизодов дела Михасевича, но связан не, не столько с ним, сколько с невинными жертвами этого дела, скажем так. Девушка была убита на поле ржи, задушена жгутом, скрученным из стеблей, и к этому делу был привлечён человек, о котором мы в своё время подробно говорили. В октябре восемнадцатого года была передача о так называемом мозырском деле. И вот тогда прозвучало в нашей передаче впервые имя Михаила, или Михала, как произносят в Белоруссии часто, Жавнеровича, человека, который уже к тому времени носил громкое звание следователя по особо важным делам при генеральном прокуроре Белорусской ССР. Безупречно уважаемый человек, известный, ему поручаются самые важные дела. Когда случится, вот, с Петром Машеровым, когда он погибнет в автокатастрофе, тоже Жавнерович будет принимать участие в расследовании этого дела. Притом что никакого специального образования у него нет, но большой опыт, вот он в сорок четвёртом году стал, буквально сразу же после освобождения Белоруссии, в котором он принимал участие, он принимал участие в партизанском отряде, значит, вот он становится народным следователем, ещё была тогда такая должность, такое название, и довольно быстро вырастает до важняка. Почему? Стопроцентная раскрываемость.


С. Бунтман — Ох!

А. Кузнецов — Вот справка потом будет, объективка подготовлена для уголовного дела уже в отношении него, и там будет чётко сказано: ни одного возвращения суду, ни одного оправдания по суду по делам, которые он вёл, и практически никаких нареканий. Да, стопроцентная раскрываемость. Вот для примера, вот в этом убийстве, в котором обвинили трёх молодых людей, вся вина которых заключалась в том, что они прогуливались с собачкой одного из них неподалёку от места преступления, их видела одна свидетельница. Вот все доказательства, только что называется. Значит, Жавнерович получает это дело в качестве следователя, и вот дальше сухими строками протокола, то, что называется: «Жавнерович вывел Янченко на место убийства, подсказал ему неизвестные детали преступления, следователь составил протокол, в котором заведомо ложно записал, что Янченко сам указал обстоятельства и сам показал место убийства. Понимая, что метод стравливания» — стравливания трёх друзей, да? — «может не сработать в суде, Жавнерович дал Янченко прочитать заявление Ковалёва о том, что женщину задушил Янченко, озлобившись и стараясь избежать наказания за убийство, которого он не совершал, Янченко тут же дал вымышленные показания, что его друзья не только убили, но и изнасиловали потерпевшую. Двадцать третьего апреля работники милиции избили Ковалёва», — ещё один из фигурантов, — «за якобы совершённую им попытку побега. На самом деле Ковалёв выходил за водой по предложению Жавнеровича». То есть они ему разрешили выйти из кабинета, а потом якобы за попытку побега, значит, избили. «Через три дня Ковалёва избили старшие следователи прокуратуры Витебской области и прокурор следственного управления в присутствии Жавнеровича». Впрочем, опять же, справедливости ради надо сказать, что далеко не во всех случаях использовались пытки, избиения, да, прямое физическое давление. Большинство тех, кто давал признательные показания в отношении себя, себя оговаривали в результате психологической обработки. И со стороны Жавнеровича, и со стороны других следователей, которые работали по другим эпизодам этого дела. Дело в том, что когда человек, ничего не совершавший, оказывается в камере, когда ему говорят, что на тебя показали, вот, так сказать, в отношении тебя... При этом, например, в другом деле, которое вела транспортная прокуратура Белоруссии, потому что тело было обнаружено в полосе отчуждения железной дороги, это ей будет подведомственно, этой прокуратуре. Там просто следователь пошёл на открытую фальсификацию доказательств, когда был изготовлен ложный акт экспертизы, якобы указывающей на подозреваемого однозначно, что вот ему принадлежат, там, следы на теле. Для того чтобы это сделать, следователь с оперативником при помощи клейкой ленты переносили на поддельный акт экспертизы печать с настоящего, ну то есть совершенно уголовщина такая вот откровенная. Вот этот следователь, забегая вперёд скажу, будет единственным, кто получит реальный срок: четыре года. Оперативники отделаются условными приговорами и направлениями на стройки народного хозяйства. Система хотя и осудит своих, но наказывать как следует, так сказать, всё-таки не станет. И вот таких эпизодов много, да? Там, ещё один очень известный эпизод — когда, собственно, вот единственный, когда расстреляли человека за убийство девушки в семьдесят девятом году, был задержан человек, его фамилия Тереня, он действительно такой, то, что называлось — асоциальный тип, подолгу нигде не работал, кочевал, значит, не имел постоянного места жительства, имел всякие сомнительные заработки, у него была приятельница Кадушкина, и вот на них надавили, она, видимо, оказалась чрезвычайно впечатлительным человеком — он-то на суде отказался от своих показаний, а она продолжала его топить, видимо, веря в то, что ей пообещали: что если она до конца будет давать признательные показания, то получит незначительный срок. Ему расстрел, ей десятку. Вот.

С. Бунтман — О-хо-хо!

А. Кузнецов — И вот это вообще неизвестно, сколько бы всё это продолжалось, но, во-первых, в восемьдесят третьем году грянуло вот это самое мозерское дело, Жавнеровича отстранили по нему, и, значит, начали негласную, но проверку тех дел, которые он вёл, а оттуда полезло, так сказать, достаточно сразу полезли вот эти самые белые нитки. Во-вторых, к делу привлекли... Да, давайте Жавнеровича тоже покажем, тот ещё герой.

С. Бунтман — Покажите мне его!

А. Кузнецов — Но тем не менее следующая фотография — да, к сожалению, более чёткой нет, но вот такой вот он невысоконький, весь такой вот мужичок такой ладненький, чем-то немножечко на Никиту Сергеевича Хрущёва похожий.


С. Бунтман — Ну да, ну как, как...

А. Кузнецов — О нём даже фильм сняли в своё время как об образцовом работнике, он там грозит, пальцем там, да, пронизывает взглядом подсудимого таким... Называли белорусским Мегрэ. Большего оскорбления для героя Жоржа Сименона, мне кажется, придумать нельзя. Тот-то как раз всё время сомневается, до последнего, всё время колеблется, всё время, так сказать, выискивает, не ошибся ли он где-то, а не свернул ли. Этот уверен в себе, вот у него есть и надо додать...

С. Бунтман — Скорее белорусский Федотов или Шварцман, да.

А. Кузнецов — Да! Да-да-да. Да много, к сожалению, там, да, владимирские, много можно назвать фамилий.

С. Бунтман — Да, далее по списку, по списку дальше.


А. Кузнецов — Далее по списку, да. И вот, значит, в конечном итоге дело сдвинулось с мёртвой точки в значительной степени, когда к делу вернули молодого следователя Николая Игнатовича — Серёж, следующее фото покажите нам, пожалуйста. Вот он там будет у дверей на этом фото, у дверей редакции «Литературной газеты» вместе с очень известным — справа — очень известный юридический обозреватель, Игорь Гамаюнов, да. Вот они беседуют, потому что Игорь Гамаюнов напишет несколько документальных таких книг потом об этом деле в постперестроечные годы. Сменится руководство витебской милиции — ещё одно, следующее фото: человек, который потом сделает очень большую, так сказать, карьеру в политике, это Мечислав Гриб, который будет после Шушкевича и перед Лукашенко в течение долгого времени формально руководителем Белоруссии, вот, а в то время он был назначен начальником витебского ОВД и с милицейской точки зрения будет вести всё это, значит, расследование.


Каким образом в конечном итоге выйдут на Михасевича? Ну, во-первых, главная, наверно, заслуга Игнатовича в том, что он не поверил в материалы предыдущих расследований, вновь поднял эти дела и наконец убедил всех, что это серия. Вот, смотрите — он клал карточки с фотографиями, он говорил: смотрите, вот, вот, вот, вот, вот. Ну а дальше — неоднократно мы с вами говорили о том, что в таких делах чаще всего милицейская или полицейская, как угодно, сеть срабатывает, а не гениальная работа отдельных сыщиков. В данном случае помог прокол самого Михасевича. Точно так же, как Чикатило в своём деле, точно так же, как ещё один известный маньяк, днепропетровский убийца начала семидесятых, Александр Берлизов, Михасевич был дружинником, участвовал в мероприятиях по поимке самого себя, и вообще у меня такое ощущение, что если б Советский Союз не накрылся и вместе с ним добровольные народные дружины, то со временем выработалась бы методика поиска серийных убийц — первым делом прочёсываем ДНД, внештатников и оперотряды, а потом уже начинаем искать всех остальных. Так часто это происходило. И вот в силу этого, будучи осведомлён, по крайней мере, о масштабах поисков и о некоторых направлениях — например, Михасевич знал как участник поисков, что проверяют владельцев красных «запорожцев», одна свидетельница видела жертву садящейся в его красный «запорожец», но номера, к сожалению, не запомнила. И он тогда решил увести следствие в сторону и написал письмо от группы подпольных мстителей, витебские мстители, вот, типа, всем ментам поганым, там, вот, вот, берегитесь, а потом, через некоторое время — отправил его в редакцию газеты, а потом одной из убитых им женщин на теле оставил записку, подписанную этими же самыми витебскими мстителями. Но надо отдать должное, там ещё межведомственные — записка попала сначала в КГБ, КГБ не сразу об этом известило уголовный розыск, ну чёрт-те что. Но в конечном итоге, когда это оказалось в руках у сыщиков, они не поверили, они сразу поняли, что это отвод глаз, да, бросание камней по кустам, и вот тут заработала сеть. Организовали колоссальную проверку по почерку. Более шестисот тысяч образцов было изучено. Забирали личные дела, забирали различные учётные карточки, забирали подписные квитанции на почте — в общем, вот все, все возможные образцы почерков Витебской области проверяли. А локализация очень чёткая — между Витебском и Полоцком, да? То есть было понятно, что, уже что убийца где-то тут. И в конечном итоге вышли на почерк Михасевича, правда, он был изменён, но эксперт сделал своё дело хорошо, он сказал — я некоторые элементы совпадения вижу, надо перепроверить: добыли тайно другие образцы, где он не старался почерк изменить — окей, вот оно, да. Его задержали, и он довольно быстро начал давать признательные показания, делал это с показным таким вот цинизмом, даже весёлостью. Давайте и его уже покажем, Серёж, дайте нам, пожалуйста, следующую фотографию.


С. Бунтман — Ой!

А. Кузнецов — Вот эта фотография — самая, может быть, известная. Она наверняка сейчас, многие скажут — ну смотрите, ну видно же, да? Волк, волчара.

С. Бунтман — Да не видно ничего.

А. Кузнецов — Волчара. Ничего не видно, хотя на этой фотографии ещё можно что-то домыслить. Но давайте следующую сразу, да? В том же возрасте и, вот, на следующей фотографии, Серёжа нам сейчас её покажет, вы увидите — вот прямо во время следственных действий, вот там сотрудник милиции в форме сзади. Смотрите: улыбчивое лицо, да, ямочки. Ничего волчьего, обычный, ну, сорокалетний мужчина.


С. Бунтман — Абсолютно обычный сорокалетний мужчина того времени.

А. Кузнецов — И вот это ещё одна причина, почему так долго искали — искали человека с явной патологией, искали человека, уже где-то засветившегося, там, на сексуальной почве или на почве какого-то насилия, искали человека, ведущего антиобщественный образ жизни — почему так легко бросались на предыдущих жертв, да?

С. Бунтман — Ну да.

А. Кузнецов — Образцовый работник, никаких нареканий, член партии, жена не нарадуется, соседи по всем местам, где они живут, говорят — ой, как мы ей завидовали, почти не пьёт, не ругается, при нём, там, скабрезный анекдот расскажут — он краснеет, двое детей, дочку балует, там. Образцовый человек. И вот, собственно говоря, вот это всё — и пороки системы, и совершенно объективно и действительно существовавшие реальные трудности в расследовании такого дела привели к тому, что по меньшей мере около сорока человек, около сорока женщин стали его жертвами. Сегодня написано много, вот я обещал, что я что-то порекомендую. Ну, значит, во-первых: посмотрите, если вас действительно всё это заинтересовало и если у вас крепкие нервы, потому что там много документального материала — фильм, снятый белорусским режиссёром Виктором Дашуком, «Витебское дело», три большие части, каждая примерно по полтора часа. Найти его несложно: вы заходите на Михасевича в «Википедии», в ссылках на все три части даётся, значит, на YouTube эти самые, ссылки. Вот, кроме этого — вот тот следователь, который был осуждён и который отсидел несколько лет за фальсификацию доказательств, Валерий Сороко, он, так сказать, потом, выйдя, стал писать книги мемуарного характера, бороться за свою реабилитацию. У него есть книга «Витебское дело, или Двуликая Фемида», у него есть канал на YouTub’е — можете его почитать, он излагает свою версию происшедшего, говорит, что вот и тут недорасследовано, и тут остаётся сомнение. Может быть, я никоим образом не хочу сказать, что в этом деле всё абсолютно ясно, наверно, остаются какие-то, так сказать, недоговорённости и непрояснённые моменты, но в целом — вот я надеюсь, что сегодняшняя передача кому-то в достаточной степени рассказала об этом деле, а кого-то подвигла к тому, чтобы начать самостоятельно исследовать.

С. Бунтман — Хорошо. Вопрос возникает.

А. Кузнецов — Да.

С. Бунтман — Вот здесь всё время он возникает в чате, вопрос — вот люди, которые были осуждены по этим делам, по этим, за эти убийства, ну там сколько, там трое было расстреляно, да?

А. Кузнецов — Нет, один был расстрелян.

С. Бунтман — Один был расстрелян.

А. Кузнецов — Один был расстрелян.

С. Бунтман — Что, были какие-то решения, какие-то пересмотры?

А. Кузнецов — Да, конечно, они все реабилитированы.

С. Бунтман — Вот, вот это очень важно.

А. Кузнецов — Они все реабилитированы, они получили квартиры, так сказать, в одном, там, районе Витебска, от государства, какую-то материальную компенсацию: ну вот смотрите, один из тех, кто был приговорён к длительному сроку лишения свободы, в тюрьме ослеп. Ему дали трёхкомнатную квартиру, его досрочно, после шести лет, освободили, ему дали бесплатно собаку-поводыря. Но он умер, он спился. Ну не может шесть лет тюрьмы, да ещё для невинно осуждённого, пройти безнаказанно. Другой там человек, вот который много работал с кинематографистами, тоже вспоминает режиссёр — всё время принимал успокоительные, потому что у него, там, руки тряслись, губы ходили, как только он начинал об этом говорить. Этих людей — всех, конечно, переломало. Даже тех, кто отсидел сравнительно немало.

С. Бунтман — На самом деле — немного, да?

А. Кузнецов — То, что они пережили! То, что они пережили на следствии и потом в тюрьме — ну это ж, конечно, никому не пожелаешь.

С. Бунтман — Мда. Ох-ох-ох. Ну это очень мучительное дело, о котором сегодня шла речь. А мы предлагаем вам проголосовать, да, для следующего воскресенья за процесс какой-нибудь из пяти, из тех, которые заняли вторые места в голосованиях. Суд над адмиралом Уолтером Рейли, учёным и поэтом, фаворитом королевы Елизаветы, по обвинению в государственной измене, Англия, 1603 год. Несколько раз уже.

А. Кузнецов — Ветеран нашего голосования.

С. Бунтман — Да, ветеран, да. Второе — суд над врачом Томасом Кримом, убивавшим женщин лёгкого поведения. Великобритания, 1892-й. Далее идём — ряд судов над евреем Леопольдом Хильснером по обвинению в ритуальных убийствах, это вот австро-венгерские наветы всевозможные, 1899–1900 год. Суд военного трибунала — наоборот — над Антоном Шмитом, фельдфебелем вермахта, спасавшим евреев от смерти. Это Германия, сорок второй год. И пятое — судебный процесс по делу о крушении поездов на станции Крыжовка Белорусской железной дороги. Это Советский Союз, 1977 год. Голосуйте, пожалуйста, и по вашему голосованию — по результатам вашего голосования будем делать передачу в следующее воскресенье. Сегодня мы знаем, что Павел Басинский с новой книгой «Подлинная история Анны Карениной», которую вы можете приобрести с автографом автора на shop.diletant.media, а что будет в «Родительском собрании»?

А. Кузнецов — Очень приглашаю в «Родительское собрание», мы сегодня говорим о воспитании театром, в день рождения создателя первого русского профессионального театра Фёдора Волкова, кстати говоря, такое совпадение. Мы говорим с Галиной Зальцман, режиссёром Российского академического молодёжного театра, у неё в четверг была премьера чрезвычайно важной в воспитательном отношении именно пьесы, это «Волна» американского драматурга — сейчас у меня вскочит обратно фамилия в голову, я её в начале следующей передачи произнесу.

С. Бунтман — Хорошо! Спасибо большое! Слушаем программу «Ну и денёк!», а потом будет «Родительское собрание» после новостей. Счастливо!

А. Кузнецов — Не прощаюсь.