Сайт Евгения СычёваEugi Gufo

Алексей Кузнецов — 12 часов 9 минут в Москве. На Эхо Москвы программа «Не так» как обычно в это время по воскресеньям. И судебная коллегия в своем традиционном составе только немножечко как и в прошлый раз поменялась местами. Сергей Бунтман. Добрый день!

Сергей Бунтман — Добрый день!

А. Кузнецов — Ещё это воскресенье удалённо. А со следующей недели опять в привычном для всех нас и для него в первую очередь формате. Алексей Кузнецов. И Светлана Ростовцева за звукорежиссерским пультом.

С. Бунтман — Светлана Ростовцева. Я как раз хотел спросить. Я не вижу Светлану Ростовцеву.

А. Кузнецов — А я... А я как с марта мучился, вот интересно. Вот я...

Светлана Ростовцева — Да, да.

А. Кузнецов — Я вынужден был ее себе представлять, включать воображение.

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — Да, да, да. И сегодня у нас одно из дел-ветеранов нашего голосования, потому что чуть ли не с первого года, а скоро пойдёт уже 7-й нашей передаче, вот в конце января начнётся 7-й год, мы предлагали это дело — суд над Балтазаром Жераром, убившем принца Вильгельма Оранского. И сейчас мы перейдём к этому делу, но сначала хотелось бы ввести наших слушателей в предлагаемые обстоятельства и познакомить их с мнением одного видного современного, ныне здравствующего российского историка. Цитирую: «В 1584 году был убит Вильгельм Оранский. Его убийца, Балтазар Жерар, был казнен так: „Постановлено было, что правую его руку сожгут каленым железом, что плоть его будет в шести различных местах отодрана от костей щипцами, что его заживо четвертуют и выпотрошат, что сердце вырвут из груди и бросят ему в лицо и что его, наконец, обезглавят“. О, старая добрая Англия! Так казнили убийцу государственного деятеля, но людей пытали и убивали и за бытовые преступления». Владимир Ростиславович Мединский. На тот момент еще не доктор исторических наук, но уже стремящийся им стать, поместил это убийство в Англию. Но это детали. Это же неважно в конце концов. Но мы будем помнить о том, что всё-таки это не Англия.

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — Что Делфт — это республика соединённых провинций или, проще говоря, Нидерланды. Да? Вот. Ну, а на самом деле... Кому интересно, как было на самом деле, вот — да? — то, что было, это не так. А на самом деле было так. Вот перед вами, те, кто нас смотрит мне на YouTube-канале «Дилетант» или в «Яндекс.Эфире», вы видите фотографию, современную фотографию надгробия Вильгельма I, Вильгельма Оранского в Делфте, где он, собственно говоря, и был убит. И это место государственной важности, потому что там покоится основатель современного голландского государства. И, собственно говоря, сейчас мы послушаем маленький фрагментик главной песни современных Нидерландов, государственного гимна. И те, кто знает хотя бы немецкий, поскольку, ну, в общем, многие слова похожи, различат, что там идёт речь об этом человеке.

Звучит гимн Нидерландов

С. Бунтман — Ну, да, сейчас свисток дадут к началу матча...

А. Кузнецов — И начнется игра. Да. Я только хотел сказать...

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — ... что, в общем, многим людям, конечно, эта мелодия прекрасно известна, поскольку успехи Голландии в футболе, ну, кстати говоря, и в конькобежном спорте — да? — настолько значительны, что гимн звучит достаточно часто. Вообще этот гимн — это такая помесь двух музыкальных стилей. С одной стороны это «Хасбулат», потому что 15...

С. Бунтман — Я только хотел сказать, потому что у нас передачи не хватило на весь день... Да.

А. Кузнецов — 15 куплетов. Да. 15 строф. А с другой стороны это вот такая песнь акына или ашуга, потому что на самом деле, а просто дословно описывает всё, что было. Да? Вильгельм из Нассау, значит, немец по рождению и так далее, и так далее, и так далее вот про все его, так сказать, проблемы с испанским королем.
Здесь у нас в чате вот Марина Времевская вспомнила книгу, которую она читала в детстве, и которую я тоже читал в детстве, настолько часто, что, по-моему, наизусть ее в своё время знал. «Кеес Адмирал...» Не генерал только, Марина, а «Адмирал Тюльпанов». Это книга написана замечательным советским детским в основном писателем Константином Сергеенко, тот самым... тем самым, пьеса как... по пьесе которого спектакль «Собаки» в очень многих театрах шел, а в Театре на Юго-Западе, по-моему, до сих пор идёт. Вот. И действительно вот с этой книжки для меня началось знакомство с тем, что мы называли тогда Нидерландской революцией, да и сейчас, в общем, называем...

С. Бунтман — А не Шарля де Костера?

А. Кузнецов — Нет. Потому, что Сергеенко для более маленьких всё-таки. Вот эту книжку я прочитал...

С. Бунтман — А, ну, все-таки да.

А. Кузнецов — ... в классе, наверное, в 4-м. А Тиль Уленшпигель, несравненно книга гораздо более мощная. Да их сравнивать нельзя. Но это всё-таки уже как минимум для старшей школы, а то, может быть, даже и для студенческого. Потом уже я посмотрел гениальный совершенно фильм наш с Натальей Белохвостиковой, Лембитом Ульфсаком и Леоновым, конечно. Вот. Ну, так вот к нашим, собственно говоря, делам. Вот если пытаться определить место Вильгельма Оранского в истории и сказать: «Он был великим...» Кем? Кем великим он был? Великим...

С. Бунтман — Революционером.

А. Кузнецов — Великим полководцем? Нет. Хотя он много воевал. Он не раз и не два лично командовал войсками, но поражений у него было больше, чем побед. Поэтому в великие полководцы он не годится. Великим голландцем? Ну, строго говоря, это тоже некорректно. Вот во второй строчке голландского гимна прямо говорится, что он, в общем-то, немец, если по составу крови определять, то, в общем, почти стопроцентный. Великим дипломатом? Ну, в его биографии было несколько заключенных в том числе и от имени Испании в начале международных договоров, которые можно счесть достаточно успешными, но всё-таки это не делает его великим дипломатом. Великим государственным деятелем? Он побыл им, в общем, достаточно недолго. Всего несколько лет он формально возглавлял Нидерланды. Поэтому, так сказать, на это просто не набралось, что называется, материала. И вот конечном итоге размышляя над этим сегодня утром, я пришел к выводу, что пусть и расплывчато, но лучше всего его определяет словосочетание «великий политик». Вот он действительно, вся его жизнь, нет, нельзя сказать, чтобы очень долгая, но тем не менее вот несколько десятилетий постоянного поиска союзников, нейтрализации противников, союзы то с этим, то с тем, он, в общем, действительно не лезет ни в одну такую вот схему. Он в одно десятилетие один. В другое — другой. Внутри десятилетий он тоже несколько раз успевал сменить, если не лагеря, то по крайней мере какие-то коалиции. Изначально он воспитывался как совершенно, что называется, правоверный дворянин испанского короля, потому что ту... та территория, которая тогда называлась Нидерландами Нижними землями в ХVI веке, что это сегодня? Сегодня это Голландия целиком, Бельгия целиком, Люксембург целиком и несколько областей в северо-восточной Франции. Почему они Нижние земли? Потому, что это низ трёх великих европейских рек Рейна, Мааса и Шельды. Вот собственно на этих Нижних землях располагается это государство. В средние века они принадлежали в основном герцогству бургундскому. Мы не очень помним про то, что на протяжении нескольких столетий в Западной Европе было мощное Бургундское государство.

С. Бунтман — Несостоявшаяся империя.

А. Кузнецов — Несостоявшаяся империя. Прямой результат раздела империи Карла Великого. Да? То есть такая чрезвычайно влиятельная в западноевропейской да и в центральной европейской, в имперской политике государственное образование. Но вот наступил ХV век и начались, как пел Александр Галич, грянули тут всякие хренации, и в 1477 году знаменитый Карл Смелый, герцог Бургундии потерпел очень серьезное поражение от Людовика ХI. В результате земли как бы выпали из его рук. Затем единственная наследница его, а он погиб в бою, Мария Бургундская вышла замуж за Максимилиана Габсбурга. И в результате Нидерланды... В результате династического брака, хотя ему и предшествовала война, оказались в составе испанского королевства. А испанский король Карл I успешно совмещал свои королевские обязанности с императорскими. И в качестве императора Карла V он возглавлял Священную римскую империю германской нации. Вот когда он уходит, можно сказать, в отставку незадолго до смерти, он по сути разделяет свои владения. Испания опять отделяется от империи. Империя уходит к следующему императора. Я не помню к кому. К Максимилиану, по-моему.

С. Бунтман — Нет.

А. Кузнецов — Нет?

С. Бунтман — По-моему, брат... к брату Карла.

А. Кузнецов — Да?

С. Бунтман — Дмитрий Мезенцев, быстренько, пожалуйста...

А. Кузнецов — Да, Дмитрий, если можно, напомните нам, пожалуйста...

С. Бунтман — Да. Да.

А. Кузнецов — ... кто стал после Карла V следующим императором. Вот. А сын Карла V Филипп II собственно становится испанским королем и соответственно Нидерланды в его владении. Вот сейчас несколько портретов тех, кто нас смотрит. Вот перед вами собственно сам Вильгельм Оранский в зрелые годы. Вот Карл V, тот самый Карл V император, он же Карл I Испанский. И вот перед вами Филипп II, человек, который, я думаю, что большинству памятен по... Вот Дмитрий Мезенцев нам подсказывает, что Фердинанд стал...

С. Бунтман — Фердинанд. Да, да.

А. Кузнецов — Да, Фердинанд стал следующим. Спасибо, Дмитрий. Вот. Значит, вот образ этого человека, наверное, большинству людей читающих памятен, конечно, по Шарлю де Костеру, где он изображён, ну, абсолютно, так скачать, одним... одной палитрой, одним набором красок. Это мрачный, молчаливый... Вот кто молчаливый на самом деле, потому что Вильгельм I был довольно разговорчивым человеком и прекрасным оратором. Это, кстати, видно по его и письменным произведениями. И сохранились воспоминания о том, что он произносил вполне зажигательные речи. А вот Филипп II угрюмый, мрачный фанатик с садистическими склонностями. Я давно не перечитывал «Уленшпигеля», но я помню эту сцену убийства несчастный обезьянки, которую он мучает просто, так сказать, для своего развлечения. И похоже на самом деле, что Филипп II у Шарля де Костера не очень далек от реального Филиппа II. То, что мы знаем по... по делам его то, что называется. Так вот в начале правления Филиппа II Вильгельм Оранский ещё пока вполне лояльный, так сказать, испанский дворянин. Да? И вассал испанского короля. Он, в общем-то... Он тоже, в общем, такой феодал раннего Нового времени, потому что его владения, я уже о Вильгельме, располагаются и на территории нынешней Франции, во Франш-Конте. Да? То есть бывшее графство Бургундское. Не герцогство, а графство. У него есть Нассау, это современная Германия. У него есть земли на территории Нидерландов соответственно. И он представляет короля во время переговоров с французским королем Генрихом II о заключении мира. И вот как раз там, видимо, такой поворотный момент. Вроде как у Хмельницкого разговор с королем о восстановлении нарушенного права, когда король, помнишь ему говорит: «Ну, у тебя ж есть сабли. Что ты от меня-то хочешь». Да?

С. Бунтман — Ну, да.

А. Кузнецов — А с Филиппом II получилась немножко другая история. Филипп II действительно мрачный католический фанатик к этому времени уже задумал операцию и выбрал её исполнителя — герцога Альбу, печально знаменитого. Вот у нас опять же, кто нас смотрит, вот его портрет. Для того, чтобы провести в Нидерландах, пользующихся слишком большой политической свободой, слишком большой автономией и слишком большой религиозной свободой, потому что вот в «Кеесе Адмирале Тюльпанов» это очень хорошо показано, в тогдашних Нидерландах представлены, по-моему, все протестантские деноминации возможные. Там помимо кальвинистов и лютеран, там и баптисты. И кого там только нет! И он собирается провести, ну, назовём вещи своими именами, карательную операцию — задать и дворянству, и горожанам. А Нидерланды — уникальная в этом смысле страна. В середине ХVII века половина её населения — это городские жители. Нигде в Европе нет подобного ничего. Да? Это по сути 1-я урбанизированная европейская страна. А может быть, наверное, и страна мира. И в результате, если бы не случайность, не случайная неловкость Генриха II, вполне возможно, что эта операция имела бы сокрушительный успех, который планировал король Филипп. Но с Генрихом Филипп поделился, ну, поскольку по соседству. Да? Надо предупредить короля соседней страны, что это не подготовка к войне с ним, а что проходит нормальная, так сказать, внутренняя операция. Да? Практически спор хозяйствующих субъектов. Он поделился с Генрихом II, а Генрих II был простоват. Простоват. И хотя ему было сказано, что главным представителем короля на переговорах будет герцог Альба, он как-то принял вот Вильгельма Оранского, который тоже был в составе делегации, за главного представителя короля на переговорах, что мне сразу напомнило анекдот поездебрежневских времен. Сообщение ТАСС: вчера в Кремле...

С. Бунтман — Принял болгарского... Да.

А. Кузнецов — Да. Леонид Ильич Брежнев принял шведского посла за болгарского, имел с ним продолжительную беседу, по итогам которой посол, вернувшись в посольство, собрал дипломатов и сказал: «Ну, ладно, ракеты мы как-нибудь разместим. Но где мы возьмем столько помидор?» Так вот приняв, так сказать, Вильгельма за соучастника вот этой грядущий зачистки, он с ним достаточно откровенно обсуждает ее планы. И, кстати, по одной из версий прозвище Молчаливый и рождается в связи с тем, что Вильгельму удалось никак не выдать себя, так сказать, воспринять эту информацию так, что у Генриха II никаких подозрений не возникло. Но он стремительно начинает подготовку к противодействию. И вот собственно с этого момента он становится, если пока ещё не врагом, то по крайней мере противником планов испанского короля. Вот надо сказать, что очень многие революции начинались не тем, чем они потом станут. Через 200 лет после Нидерландской революции начнется война за независимость, которая, как мы знаем, изначально не была войной за независимость. Колонии пытались Англию вразумить. Да? Они не собирались... Они не собирались отделяться. Мы... Раз мы платим налоги, значит, мы подданные короля, значит, мы должны быть представлены в парламенте. Снимите ограничения, отмените навигацкие акты, отмените монополию Ост-индской компании и так далее, и так далее. Признайте нас равными подданными. Но Англия уперлась, и в результате получилось то, что получилось. Так вот за 2 века до этого в Нидерландах, несмотря на то, что Карл V, он же I был довольно суровым правителем, но Нидерланды при нём жили вполне сносно. Да? Они ему платили колоссальные совершенно деньги. Он имел огромные доходы от Нидерландов. Они поставляли ему очень неплохую, очень неслабую часть испанского войска. Голландские солдаты были очень ценимы в этом качестве. И вообще, собственно говоря, были таким практически образцовым его неиспанским владением. И поэтому вот... вот этим вот воспоминаниям немалая часть дворянства и даже высшей аристократии не собирались с королем рвать. Они хотели его то, что называется подкорректировать. Подкорректировать ему власть. Напомнить о старинных привилегиях, свободах, о генеральных штатах. A 17 провинций, из которых состояли Нидерланды, значит, были связаны общими генеральными штатами, плюс каждой провинции были свои генеральные штаты, такие маленькие парламенты с довольно приличными полномочиями, особенно в области тех самих налогов. не собирались эти дворяне поднимать широкие народные массы. Не виделась им гражданская война, которая развернется. Но король направляет Альбу. Альба — фанатик. Альба — палач. Альба... так сказать, совершенно ничто его не останавливает перед тем, чтобы залить Нидерланды кровью. И в ответ на это поднимается народное движение. Именно с него начинается революция, потому что организованная военная, так сказать, интервенция из Германии, которую Вильгельм, собственно говоря, приводит, она пока терпит неудачу за неудачей. Успехи начинаются вот у этих гёзов, у этих партизан. Там трудно сказать, как их правильно перевести.

С. Бунтман — Они нищие.

А. Кузнецов — Нет, я имею... Да. Это правильно. Слово «гёз» переводится как «нищие», как «люди в лохмотьях». Но я имею в виду, как вот их назвать. Партизанами в своей стране? Ну, наверное, да.

С. Бунтман — Нет, ну, нормально. Это ополчение. Это... это вполне... вполне ополчение. Это вполне вот такие нерегулярные войска, которые принимает образ регулятора. Это милиция то, что называется.

А. Кузнецов — Да, но это милиция в греческом, в старом смысле этого слова.

С. Бунтман — Ну, да, да, да.

А. Кузнецов — Не полиция. Да? Вот. И причём успехи в основном сначала на море, морские гёзы. Потом и лесные гёзы многому научились. Начинаются упорные осады городов с последующими кровавыми, так сказать, расправами, когда эти города будут взятыми. Трагедия Лейдена. Трагедия Харлема. Ужас, что творится. И каждая новая кровь естественно умножает ненависть жителей Нидерландов к испанцам, в результате чего они получают полновесную войну. Молчаливый маневрирует. Начав как добрый католик, он затем переходит в стан лютеран, затем из лютеран он становится умеренным кальвинистом. При этом никакой всенародной поддержки у него пока нет, потому что с точки зрения испанских дворян и лояльных голландских, он предатель. С точки зрения радикальных кальвинистов, он не докальвинист. С точки зрения лютеран, он, так сказать, человек неустойчивый в своих убеждениях. Он совершенно не выглядит пока национальным лидером. А вот как он им станет через 5 минут после новостей и короткой рекламы. Оставайся с нами. Это программа «Не так».

**********

А. Кузнецов — 12―35. Продолжается программа «Не так». Мы с Сергеем Бунтманом и Светланой Ростовцевой обсуждаем суд над Балтазаром Жераром, убившим принца Вильгельма Оранского. Вот в чате «Ютюба» Галина Храбровская спрашивает: «А разве Нидерланды не Филипп I Габсбург принёс испанской короне как своё приданое, женившись на Хуане Безумной?» Но я не рассказывал всю эту историю. Началось с Марии Бургундской, которая была его матерью соответственно. Да? А дальше, собственно говоря, это всё через... действительно через Хуану Безумную переходит...

С. Бунтман — Да, Филипп Красивый, конечно, умерший достаточно рано...

А. Кузнецов — Филипп Красивый французский. Да. Совершенно верно.

С. Бунтман — Нет, Филипп Красивый не французский. Филипп Красивый Габсбург. Вот. До... Сын...

А. Кузнецов — А! Филипп I.

С. Бунтман — Да, сын Марии и Максимильяна.

А. Кузнецов — В общем, одним словом, в какой момент Оранский становится вот уже таким непримиримым врагом Филиппа II? Это происходит в середине 70-х годов, когда происходит окончательное размежевание южных провинций, которые в принципе готовы мириться с Испанией, и северных провинциях, которые непримиримы. И в результате подписывается северными провинциями так называемая Утрехтская уния. К ней присоединяются 2 земли южные. И в результате получается вот с июля 81-го года формально существует республика соединенных провинций. Начинаются поиски монарха. И на эту должность предлагается младший брат французского короля, герцог Анжуйский и Алансонский, который формально побудет около 2-х лет, но окажется человеком, в общем, ну, не способным в этой критической ситуации возглавлять государство, думающего в основном о своих удовольствиях. Фактическим правителем становится Вильгельм Оранский. В 80-м году Филипп издаёт 15 марта специальный королевский эдикт об объявлении Вильгельма Оранского вне закона, где говорится, что всякий верный человек, всякий религиозный человек должен убить принца, цитата: «вождя, инициатора и зачинщика этих беспорядков и главного возмутителя всего нашего государства, короче говоря, чуму христианства, предателя и злого врага нас и нашей страны». Но поскольку слова — слова, а деньги — в общем, деньги, то добавляется, что тот, кому удастся это сделать, значит, 25 000 крон получит, а также амнистию за все прежние грехи. Грехи человеческие, я имею в виду, за все преступления и получит, если он не дворянин, получит потомственное дворянство он и все его потомки соответственно.
Вот опять же кто-то в чате «Ютюба» говорил, что в «Кеесе Адмирале Тюльпанов» уже как бы начинается охота на Вильгельма. Нет, там она ещё не начинается. Там она обсуждается пока как план. А вот собственно охота начинается после этого королевского эдикта. Сегодня известные 4 плана, так сказать, где уже исполнители были, где какие-то там предпринимались организационные усилия, направленные на убийство Вильгельма Оранского. В основном эти планы так или иначе от того имени или от другого имени, но курировал орден иезуитов, созданный за полвека для этого как передовой отряд католической церкви в деле контрреформации, в деле борьбы за ее интересы там, где нельзя действовать таким совсем официальным методом. И вот, собственно говоря, на авансцену выходит наш сегодняшний главный антигерой Балтазар Жерар. Те, кто нас смотрит, видят, ну, по сути единственной относительно достоверный его портрет. Он молодой человек совсем. В момент гибели ему будет 27 лет. С 20 лет он фанатичный католик. Он француз. Он из Франш-Конте. Он не испанец, как можно было бы подумать по его имени. Он ненавидит Вильгельма Оранского вот именно как предателя, как предателя веры, как предателя, так сказать, своего благодетеля и не раз говорил о том, что вот как бы он мечтал его убить. Там описан эпизод, когда он всадил нож в дверь своего дома и говорил: вот как я был бы счастлив, если это была бы не дверь, а там вот этот самый мерзавец. Его окружающие успокаивали, тихо-тихо, так сказать, подожди, они ещё помирятся с Филиппом. Да? И может всё не так плохо. Когда выходит этот эдикт Балтазар Жерар начинает искать возможности подобраться к Оранскому. Он отправляется в Люксембург. Он там изображает из себя протестанта. Он записывается в армию, надеясь, что это даст ему возможность свидеться с полководцем. У него это не выходит. Он становится секретарем. Он вообще юрист по образованию, что-то вроде помощника нотариуса. Он становится секретарем у одного местного вельможи, крадет у него печати. С этими печатями как вроде бы верный протестант он перебегает к голландцам. Перед этим он ездит в несколько мест, где получает инструкции от иезуитов. Некоторые из них сегодня известны по именам. Некоторые по именам неизвестны как, например, ректор одного из колледжей в Париже, который идет во всех документах как рыжий человек, рыжеволосый человек. Кто под этим скрывается, так до сих пор не дознались, и уже, конечно, не дознаемся скорее всего. Причем интересно, что кто-то... некоторые иезуитов его отговаривают. Нет единого мнения по этому поводу. Но в конечном итоге поскольку в нем самом решимость созрела, он прислушивается к тем советам, которые говорят, иди и убей. При этом он сам безусловно фанатик, но он не забывает про материальные выгоды и в переписке с своими покровителями он напоминает, а вот помните, обещали дворянство, так сказать, моим родственникам. А помните, обещали 25 000. И надо сказать, что он не собирался погибать. Ну, точнее скажем так, он надеялся, что ему удастся выбраться из этой передряги. Об этом свидетельствует то, что когда он пойдёт на дело, то за городской стеной, за городским рвом он припасет специально подготовленную оседланную лошадь для того, чтобы на ней ускакать. А для того, чтобы переправиться через городской ров, исходя из того, что скорее всего мост будет поднят по случаю тревоги, он взял с собой два надувных пузыря. Видимо, он не умел плавать или неуверенно плавал, и вот он взял с собой такой своеобразный спасжилет. Такие вот пузыри со специальными надувательными трубочками. Ему это не помогло. Его схватили прямо на городском валу. Он не успел спуститься ко рву. Но он рассчитывал, что ему удастся скрыться. Он приобрел два пистолета. И, судя по тому, что выстрел был один, а пуль было три, похоже, что пистолет был заряжен тремя пулями. Значит, он к этому времени уже один раз появлялся в обществе герцога, охране был известен. Он пришёл домой. Вот нынешний вид. Значит, это бывший женский, по-моему, католический монастырь, который стал потом резиденцией Вильгельма Оранского в Делфте. Это современный вид. Вот соответственно памятник ему находится. И попросил об аудиенции. Ему сказали, что принц обедает. Попросили прийти позже. И он сделал вид, что ушёл. На самом деле, видимо, спрятался в одном из подсобных помещений, потому что раньше считалось, что он убил принца, когда тот спускался со второго этажа по лестнице. Вот гравюра изображает этот момент. А на самом деле недавно проведенная баллистическая комплексная и судебно-медицинская экспертизы показали, что, судя по всему, он скрывался в каком-то помещении, выскочил из него прямо на одном уровне с принцем, потому что там каналы пулевые шли не так, как если бы он стрелял снизу вверх.

С. Бунтман — Но в том месте, — да? — где табличка висит вообще-то.

А. Кузнецов — Да, да. Вот там, где... Вот, собственно говоря... Вот.

С. Бунтман — Вот где табличка. Да.

А. Кузнецов — Вот эта лестница. Вот пулевые отверстия. Современные дотошные эксперты установили, что эти пулевые отверстия гораздо глубже, чем они могли быть на самом деле. Суровые голландские баллисты стреляли через окорок. Я прочитал описание экспертизы. Они через толстую ветчину стреляли, чтобы имитировать человеческое тело, из пистолета того времени и определили, что пули гораздо как бы ближе к поверхности стены должны были застрять. Но, видимо, их при всяких реставрационных работах специально углубляли для нужд экскурсантов, чтоб виднее было. Вот. И есть очень известная, очень красивая легенда, что принц упал, обливаясь кровью, и несколько минут ещё жил и успел произнести фразу, так сказать...

С. Бунтман — Очень длинную, кстати.

А. Кузнецов — ... отлитую в граните: о, Боже, Боже, пожалей меня и пожалей мой там добрый народ или что-то в этом роде.

С. Бунтман — Несчастный... Этот несчастный народ. Там что-то такое.

А. Кузнецов — Да. Одним словом, такую хорошо выстроенную фразу, так сказать, специально для памятника, там для учебника и так далее. Вот злые, бесчувственные современные судебно-медицинские эксперты установили, что... Была проведена аутопсия. И на латыни очень подробный отчет. Что вкралась ошибка, когда переводили с латыни уже позже медики результаты вскрытия, то они перевели, как пуля попала в желудок. Ну, и принц там некоторое время умирал от внутреннего кровотечения. Она попала в левый желудочек сердца. Смерть была мгновенной. Он падал, видимо, уже замертво. Поэтому все эти слова — это, конечно, легенда. Ну, и вряд ли умирающий человек вообще стал бы такие... такими фразами разговаривать, но вот в любом случае скорее всего ничего этого не было. Жерар пытался бежать. Его, как я сказал, схватили. Он проживет после этого 4 дня. Эти 4 дня будут наполнены невероятными совершенно пытками. Собственно говоря, вот то, что мы называем судом над Балтазар Жераром... Да, формально это был суд. Дело в том, что в это время судебная система Нидерландов, она была, в общем, сильно децентрализована. Практически в каждом городе, в каждом округе она могла иметь там свои нюансы. Но в целом она в значительной степени покоилась на прецедентным праве. И вообще голландский юристы в это время были знамениты по всей Европе. За год до этого происшествия родился будущий великий Гуго Гроций, основоположник современного международного права. То есть в Голландии к праву отношение было такое... с большим пиететом относились. И в каждом городе был суд, который состоял из магистратов. То есть городских судей. И эти магистраты судили в основном на основании местных прецедентов. И в данном случае вопрос был только в том, что прецедента не было. Надо было по аналогии что-то создать. Не убивали из огнестрельного оружия в городе Делфте фактического главу государства. Значит, вот судьи занялись поисками всяких там аналогий. А тем временем Балтазара Жерара пытали страшно. Я не буду, так сказать, хватит того, что я Мединского зачитал в начале. Больше никого искать не буду этими ужасами кормить. Вы без труда найдете, если вам захочется подробностей, в интернете всё это растиражировано. Но дело в том, что Балтазар Жерар, в общем, не запирался. Он уже при аресте сказал, что он верный слуга испанского короля. Он ни в коем случае не отказывался от того, что он убийца, что он сделал это по религиозным соображениям. Но тем не менее его пытали, как я понимаю, во-первых, для того, чтобы, так сказать, успокоить народ, потому что в отчёте будет сказано, что даже после казни совершенно жуткой, совершенно чудовищной, бесчеловечной народ расходился недовольный тем, что, так сказать, с преступником поступили недостаточно строго. А с другой стороны, видимо, ну, вот чтобы у них было время на то, чтобы как-то вот этому всему придать, так сказать, характер некоего правосудия. С прецедентами действительно было плохо, потому что вообще до этого политиков из огнестрельного оружия почти не убивали. И даже ходит, значит, такая... такое представление, что Молчаливый был первым главой государства, убитым из огнестрельного оружия. Нет. Он был вторым.

С. Бунтман — А кто первый?

А. Кузнецов — А первым был Джеймс Стюарт, 1-й граф Морей, регент при малолетнем Якове VI Шотландском, будущем Якове I Стюарте.

С. Бунтман — А еще там Шотландия. Да. Еще там.

А. Кузнецов — В Шотландии в 1570 году, за полтора десятилетия до Молчаливого он был убит выстрелом из ружья, когда проезжал по улице. И его убийца сумел скрыться. Известно, кто это. Но он сумел скрыться. И поэтому единственное, что можно сказать на счёт приоритетов, что Балтазар Жерар был первым казненным за убийство главы государства из огнестрельного оружия. Вот тут, что называется, не придерешься.

С. Бунтман — Ну, договорились. Ну, хорошо. Да.

А. Кузнецов — Договорились. Да. 14 июля... Покушение было 10-го. 14 июля Балтазар Жерар был казнён. Филипп выполнил свои обещания. Вот вы видите королевский документ, который потомкам... родственникам точнее. Потомков у него не было. Родственникам Бальтазара Жерара предоставляет дворянство и различные налоговые и прочие привилегии. Эти привилегии просуществуют у этой семьи до тех пор, пока Франш-Конте не вольется во Францию. Когда окончательно вольется, то французский губернатор демонстративно, прилюдно порвет все привилегии, порвет все документы, бросит их себе под ноги, и семья убийцы, значит, Вильгельма Молчаливого опять лишиться каких... какого бы то ни было вот такого вот наследства. А о нём самом память сохраняется, ну, я имею в виду так вот, формальная память сохраняется только в одном месте на земле — в маленьком пограничном со Швейцарией городке Вийяфан. Я посмотрел прямо-прямо на самой, так сказать, границе, там буквально пару десятков километров до границы с кантоном Женева. Значит, вот в этом городке, который когда-то был деревушкой, родился Балтазар Жерар. И там есть Rue Gérard — улица Жерара. Вот это, пожалуй, единственная такая memorabilia, которая в его адрес на сегодня существует.

С. Бунтман — Да, это поразительная совершенно история вот в том, что есть ещё улицы Жерара, и это именно этого Жерара улица. Но да, рядом с Женевой. Да, вполне возможно. Кальвинистов там достаточно. Гугенотов там много. Вот гугенотов много, чтобы они с католиками ссорились, и чтобы их можно было приструнить через улицу Жерара.

А. Кузнецов — Ну, вот я так понимаю, что между памятником Кальвину перед Женевским университетом и соответственно улицей Жерара на французской территории по прямой километров 20-30.

С. Бунтман — Ну, вот можно так как-то там стенка на стенку устраивать, если... если понадобится. Мы с вами обратимся к удивительным делам. Одно из них было уже у нас описано достаточно подробно в связи с обстоятельствами в журналах про районы московские.

А. Кузнецов — Да.

С. Бунтман — Вот. Но до этого ещё надо дойти, потому что...

А. Кузнецов — А другое в журнале «Дилетант» было в своё время в рубрике «Процесс».

С. Бунтман — Да, да. Так вот транспортные происшествия, так скажем, Российской империи и Советского Союза. Далеко не все. Их было гораздо больше. Но вот некоторые вот здесь вот выбраны были. Суд над виновниками Тилигульской железно-дорожной катастрофы. Это... это очень серьезная вещь была. 1876 год.

А. Кузнецов — Около 150 погибших солдат, перевозимых на юг в район Одессы в этой катастрофе. Это такая типичная российская катастрофа, потому что если выберете, расскажем... Она произошла от того, что все хотели как лучше, но при этом нарушали все возможные мыслимые и немыслимые правила безопасности.

С. Бунтман — Если я не ошибаюсь, есть подробнейшее описание в воспоминаниях Витте.

А. Кузнецов — Конечно! Потому, что он один из тех двух начальников, которых пытались привлечь к ответственности за это дело.

С. Бунтман — Это совершеннийший... шедевр технических подробностей, кстати говоря, у Витте. 2) Военно-морской суд по поводу крушения парохода «Владивосток», 1893 год.

А. Кузнецов — Это интереснейшая история о том, как на самом деле природная катастрофа может произойти без всякой человеческой вины. И капитан этого корабля, флотский... военно-морской флотский лейтенант проявил все чудеса распорядительности. Такая маленькая робинзонада вас ждёт, если вы выберете это дело.

С. Бунтман — С моря мы... Море мы не покидаем. Военно-морской суд над виновными в гибели броненосца «Русалка». Это 1894 год.

А. Кузнецов — Знаменитый памятник в Таллине есть такой крылатый. Да. Если выберете, расскажем про две версии: версия адмирала Макарова и версия писателя Константина Паустовского, который этим делом интересовался.

С. Бунтман — Суд над группой железнодорожников по поводу катастрофы пассажирского поезда у станции Перерва, здесь у нас в Москве фактически теперь, 1930 год. Там Демьян Бедный один из героев...

А. Кузнецов — Да.

С. Бунтман — ... потому что он написал фельетон и не попал.

А. Кузнецов — И товарищ Сталин ему лично ответил. Поэтому если что, порассуждаем о пролетарском искусстве.

С. Бунтман — Суд над работниками аэропорта Киева по поводу столкновения двух самолетов Ил-14. Это 1957 год.

А. Кузнецов — Да, я думаю, что среди наших слушателей есть люди, которые помнят, как это всё произошло, и как об этом... Ну, это как раз история о том, как бардак, начавшийся на земле, приводит к трагедии в воздухе.

С. Бунтман — Ну, что ж? Голосуйте! А мы с вами встречаемся уже все вместе очно в следующее воскресенье.

А. Кузнецов — Всего доброго!

С. Бунтман — До свидания!