Сайт Евгения СычёваEugi Gufo

Сергей Бунтман — Добрый день! Добрый день! Мы это показываем. Мы рассказываем в эфире радио. В «Яндекс.Эфире» видео и в «Ютюбе», конечно, тоже. И сегодня мы решили поступить предновогодне волюнтаристически. Алексей Кузнецов, Сергей Бунтман...

Алексей Кузнецов — Добрый день!

С. Бунтман — И Светлана Ростовцева у нас. Да. Ну, нет, Станислав, не надо быть таким нетерпеливым. Уже... у нас же... Вы знаете, что мы рассказываем про ордена. У нас Андрей Хазин рассказывает. До этого новости. Всему своё время.

А. Кузнецов — Будете плохо себя вести, он ещё больше будет про ордена рассказывать.

С. Бунтман — Да, ещё штук пять орденов. Про медали еще, например.

А. Кузнецов — И юбилейные значки.

С. Бунтман — Да, ну, и... Но он интересно рассказывает. Да.

А. Кузнецов — А мы...

С. Бунтман — А, Станислав, тем более привет из Вроцлава. Как я полюбил Вроцлав ваш, Станислав! Господи. Ладно. Возвращаемся.

А. Кузнецов — Мы на протяжении всего года не раз говорили о том, как нас всех на самом деле 5 лет как нас завораживают периодически случающиеся пересечения, совпадения, когда вдруг передача без всякого планирования с нашей стороны там выходит в круглой...

С. Бунтман — Да, да.

А. Кузнецов — ... прям дата в дату какую-нибудь. И вот очередная у нас случилась. Мы решили не противиться судьбе и волюнтаристически выбрать тему, которая буквально упала в руки следующим образом. Сначала вам была предложена подборка дел литературных прототипов. Вы выбрали Коровко. В прошлый раз была эта передача. Но среди них была в том числе предложена тема, она заняла второе место, это о прототипах рассказа, а мне кажется повести, Леонида Андреева «Рассказ о семи повешенных».

С. Бунтман — Это к Быкову.

А. Кузнецов — Ну, да, да. И я поэтому не буду, так сказать, на этот счёт рассуждать. Не моя поляна. Но вот была заявлена в том числе такая, в общем, достаточно ординарная тема. А дальше Сергей Бунтман взялся совершенно в другом месте, по совершенно другой линии заниматься совершенно, казалось бы, не имеющим...

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — ... к этому никакого отношения, и выбрел на то же самое. Мы не будем торопить события. Мы сделаем это в середине передачи.

С. Бунтман — Совершенно другой, даже из других краев просто пришёл.

А. Кузнецов — Да, да.

С. Бунтман — С другого континента даже, бы я сказал. Да.

А. Кузнецов — Ничего общего. Да.

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — Ну, и вот оказалось, что всё нам указывает, тем более предрождественская неделя, указания надо такие уметь видеть и выполнять, и мы решили сделать вот эту передачу, не дожидаясь, выиграет она или не выиграет в голосовании вторых мест, о так называемом боевом отряде северной области, одном из боевых отрядов партии эсеров в годы первой русской революции, то, что нашло довольно близкое к реальности отражение в знаменитом «Рассказе о семи повешенных» Леонида Андреева, который хорошо, ну, скажем так, неплохо знал одного из фигурантов этой истории, как раз того, о котором мы будем говорить в середине передачи. Вообще напомню, что в отличие от социал-демократов, которые по крайней мере на словах индивидуального террора не признавали, эсеры с самого начала, будучи идейными и прочими наследниками революционного народничества, они говорили о терроре как об одном из... наряду с пропагандой важнейших средств революционной борьбы. И поэтому когда в тысяча там 900-901-м там можно спорить о том, что именно формально стало моментом основания партии, но вот на рубеже веков, когда партия возникла, практически сразу же в рамках партии, но достаточно самостоятельно возникает БО — боевая организация. И ее возглавляет Григорий Гершуни, её создатель, её первый, так сказать, командир. Вот после того, как Гершуни будет арестован, на командную должность выдвинется его правая рука, его заместитель боевой организации Евно Азеф, к этому времени уже вполне себе, так сказать, доверенный агент департамента полиции. И когда начнётся первая русская революция боевая организация, которая к этому времени уже имела в своем активе успешные, очень громкие эти самые теракты... Ну, напомню, что был убит министр внутренних дел Сипягин. Был убит министр внутренних дел Плеве. Был убит харьковский губернатор князь Оболенский, уфимский губернатор Богданович. Был разорван фактически бомбой Великий князь Сергей Александрович. Готовились покушения на Николая II, на министра внутренних дел Дурново, на московского генерал-губернатора Дубасова. Какие-то из этих мероприятий оказывались успешными. И Азеф, которой вел двойную игру, не сообщал об их подготовки в департамент полиции. Какие-то оказывались не успешными, но не потому, что полиция там эффективно противодействовала, а потому, что что-то не складывалось. В таких делах удача чрезвычайно важна. А в каких-то случаях Азеф просто сдавал своих товарищей полиции, тем самым зарабатывая и наградные, и репутацию, и возможность дальше ввести вот эту двойную игру, которая, видимо, доставляла ему некую странную форму наслаждения. Когда начнется уже собственно событие 905-го года, то боевая организация как бы, ну, децентрализуется. Она и до этого, в общем, была не очень централизованной, но более или менее Азеф держал в руках все нити, морочил голову центральному комитету, благо он находился по сути весь в эмиграции, и, ссылаясь то на секретность, то на то, то на сё, так сказать, не давал сведений или давал ложные сведения. Это, в общем... Хотя никому даже в голову не могло пока пойти, не могли прийти масштабы азефовского предательства. Но это, в общем, вызывало серьезные дискуссии в ЦК. И, пользуюсь вот таким противостоянием определённым между ЦК и БО, начали возникать самостоятельные отряды, которые не подчинялись напрямую ни ЦК, ни БО. И вот в частности, например... Да, один из таких отрядов, например, когда мы рассказывали о Войкове, об убийстве Войкова, вот на покушение на одесского генерал-губернатора осуществил такой вот южный отряд эсеровской партии. Они, как правило, подчинялись какой-то... и то подчинялись, конечно, очень условно. Боевики всегда условно подчиняются. Они подчинялись какой-то местной организации. Вот в частности вот этот северный боевой отряд подчинялся петербургскому горкому эсеровской партии. Но опять-таки это очень условное подчинение. Они были, в общем, более чем самостоятельными. Вот те, кто нас смотрит, видят перед собой фотографию. Сейчас вы увидите. Этот человек не всегда так плохо выглядел. Просто на полицейской фотографии...

С. Бунтман — Ну, полицейская фотография — это особенности...

А. Кузнецов — Палка.

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — Ну, вот 2-я фотография, она тоже полицейская, но здесь вот несравненно более благообразно выглядящий человек. Это Альберт Трауберг, партийный псевдоним Карл. Человек, который был создателем и первым командиром вот этого самого отряда северного. Отряд был сравнительно небольшой. Если БО в лучшие как бы периоды своего существования, видимо, насчитывала до 40 человек, то вот этот отряд, он... его численность крутилась в районе 10. Когда вот тот суд, о котором мы рассказываем, на скамье подсудимых окажется 10 человек, это практически полный состав на тот момент вот этого северного отряда. Значит, Трауберг был человеком очень цельным, очень целеустремленным, очень сильной воли и умеющий подчинять своей воле других, но он как многие другие боевики он был плохим достаточно конспиратором. И с одной стороны он ставил перед своим отрядом очень масштабные задачи, и кое-какие успехи у них были. Вот, например, вы видите перед собой три наиболее известные жертвы этого северного боевого отряда. Слева — это главный военный прокурор Российской империи Павлов. Его вина с точки зрения эсеров заключалась в том, что он был по сути одним из главных организаторов и главным проводником военно-полевых судов. То есть галстук, который депутат назвал столыпинским, вообще-то гораздо логичнее называть павловским. Именно этот человек был двигателем этой системы. По центру вы видите генерала Мина, командира Семёновского полка. Понятно, ему ставили в вину чрезвычайно жесткое подавление московского вооруженного восстания в декабре.

С. Бунтман — Оно, правда, было жуткое.

А. Кузнецов — Оно, правда, было действительно...

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — Действительно. Да. Но власть была невероятно напугана. Это во всех её действиях чувствовалось. И, наконец, справа вот такой, так сказать, человек с не запоминающейся внешностью — это начальник тюремного управления МВД. То есть это по сути глава ГУЛАГа Максимовский. Ну, тоже понятно, многие, так сказать, эсеры к этому времени уже посидели в тюрьмах, что там творится, в общем, хорошо себе представляли. Вот эти три человека были убиты. Но всё время казалось Траубергу, что можно действовать гораздо масштабнее, гораздо эффективнее. И в конечном итоге он задумал ни много, ни мало как уничтожение императора и уничтожение государственного совета причём целиком.

С. Бунтман — Да. Взорвать...

А. Кузнецов — Взорвать государственный совет. И, значит, для того, чтобы подготовить покушение на императора... Тут они не стали изобретать велосипед. В качестве основного сценария то, что уже не раз пробовали и почти получалось, — это взрыв царского поезда. С этой целью Трауберг нарушил, ну, одно из самых главных, может быть, не самое, но одно из самых главных правил конспирации. Подпольные группы, независимые друг от друга, не должны контактировать.

С. Бунтман — Это а, б, в.

А. Кузнецов — Это мне тоже так кажется. Да? Вот всё. Вас не случайно сделали децентрализованными, да? Не случайно в пятёрке только один знает представителя штаба, а все остальные знают только руководителя пятерки. Да? Вот. Но дело в том, что у Трауберга, у самого не было никакого выхода на железную дорогу. Искать его дел долгое и, так сказать, достаточно рискованное. В результате он вышел на руководителя другой, небольшой совсем, еще меньшей, там буквально человек 7-8, боевой организации инженера Белоцерковеца, который как раз имел отношение к железной дороге. Они начали вместе планировать эту самую, значит, это мероприятие. Но одна из девушек, входивших в группу Белоцерковеца, привлекла к себе внимание полиции. Она не была агентом, но просто она, что называется, там не совсем удачно действовала, на неё положили глаз полицейские агенты. В результате вышли на её квартиру, устроили там засаду. Помните, наверное, — да? — в «Трёх мушкетёрах» глава «Мышеловка» начинается с утверждения, что как только общество придумало полицию, полиция придумала мышеловку.

С. Бунтман — Мышеловку.

А. Кузнецов — Да. Вот они устроили такую мышеловку, в которую попал сначала Трауберг, потом через день, по-моему, Белоцерковец. Но Траубергу повезло. Пока заполняли протокол, отвлеклись, и он просто смылся. Да? Охранное отделение тоже, прямо скажем, состояло далеко не только из профессионалов. Он бежал. Но его уже как бы, что называется, накололи. Его начали искать. И в конечном итоге на этот раз уже через агентуру полиция вышла на дачу, которую Трауберг и одна из его боевиков под видом его жены, они снимали эту дачу в Финском курортном местечке Келломяки. Мы прекрасно знаем его под названием Комарово.

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — До Петербурга с одной стороны близко, а с другой стороны это Великое княжество Финляндское, где скрывалось всегда много российских революционеров, потому что там гораздо более либеральные порядки, гораздо менее, что называется, настроенная на работу политическая полиция, плюс вполне понятное нежелание финнов особенно там, значит, выделываться, выполняя задание российского департамента полиции. В общем, такая своеобразная была ведь автономия. Когда в конце 17-го года финнам предоставили независимость, Ленин по сути признал сложившееся положение вещей. У нас это падают как там щедрый подарок советской власти. А он просто был реалистом. Финляндия фактически отделилась. Да? Фактически отделилась раньше. Вот. И вот, значит, эту дачу в Комарово накрыли. А там ну просто музей боевого отряда. Там взрывные устройства и части их. Там план зала, где проходили заседания государственного совета, подписанные... То есть там фактически... Там картина Репина. Заседание госсовета, вот кто, где сидит. Куда важно, где, чтобы рвануло, что называется, посильнее. Да? Где больше ненавистных. Да? Где там Семёнов-Тян-Шанский, значит, на которого всем, в общем, наплевать. Иными словами невероятно было много всего захвачено. В результате Трауберг выбывает. Его через некоторое время казнят. А фактическим руководителем этого самого северного боевого отряда становится главный герой нашей сегодняшней передачи Всеволод Лебединцев.

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — Я начну, а Сергей Бунтман продолжит. Значит, вот его полицейская карточка. И выписана она на имя, которое он... Собственно под этим именем он пойдет на следствие.

С. Бунтман — Кальвино.

А. Кузнецов — Под этим именем он пойдет на суд. Под этим именем он будет повешен. И только после будет наконец признано, что это на самом деле Всеволод Лебединцев. Молодой человек из очень приличной семьи. Его отец был действительным статским советником, видном судебным деятелем. В Одессе они жили. Значит, он в Одессе родился. Он в Одессе учился. Закончил университет Новороссийский, ближайший по, так сказать, расстоянию к Одессе. При этом он был чрезвычайно заинтересован, буквально заворожен всем итальянским. Ничего удивительного в этом нет, если учесть, что его матушка, вот она слева от него на фотографии, наполовину итальянка, причём тоже из очень такого хорошего известного рода. Её итальянских предков... фамилия её итальянских предков Перозио. И, оказывается, один из очень далеких предков, чуть ли не в IХ веке был даже Римским папой. Она поддерживала отношения со своими итальянскими родственниками. Она их знала. Она ездила сама в Италию несколько раз. И вот её сын, мечтавший, буквально бредивший этой страной, выучивший ещё в России итальянский язык так, что он мог на нем свободно общаться, вот он очень хотел в Италию. В конечном итоге он поехал в Италию, жил там, периодически заезжал во Францию, потом возвращался обратно. При этом он уже заинтересовался революционными идеями. Но вот таким активным, действующим революционером ещё не стал. Кстати говоря, его другом по одесской гимназии, не просто одноклассником, а именно другом был никто иной как Владимир, мы его знаем ещё как Зеэва Жаботинского. И Жаботинский в середине 20-х посвятит ему рассказ, где будет такой достаточно двусмысленный, где он будет рассказывать о том, что его одноклассник с одной стороны жалел тараканов, и на вопрос, что ты их не перебиваешь, скажет: «Ну, а что? Мы друг другу не мешаем», а с другой стороны проповедовал такую жёсткую революцию с неизбежными жертвами и говорил, что через это надо переступить там и так далее, и так далее. В общем... И вот, значит, он оказывается, живёт в Италии. И май 1907 года. Пастух в окрестностях Рима, не в самом городе, а на подходах к нему извлекает из Тибра тонущего человека. Человек на его глазах туда бросился. Вынимают... Он жив, так сказать, и даже, в общем, относительно невредим. Вынимают у него из кармана бумаги, русские бумаги, из которых следует, что его фамилия Лебединцев. А он... Это сознательное действие. Самоубийство. Он отправил накануне своим родным в Одессу письмо: «Дорогие мои. Все эти дни мне было страшно тяжело — может быть, дни эти были самыми ужасными в моей жизни... Только что послал я вам письма, и теперь пути к отступлению отрезаны». Очень подробное письмо, из которого следует, что, в общем, ничего не случилось. Ни несчастная любовь, ни смертельная болезнь, никакой другой... Общее разочарование в жизни.

С. Бунтман — Во всём. Да.

А. Кузнецов — Во всём. Да. Вот он пишет, значит, самое обидное оскорбительное «чувство какой-то жалости, почти сострадания к этим червям, ползающим по земному шару...»

С. Бунтман — О, да. Понятно.

А. Кузнецов — В общем, он разочаровался в человечестве как минимум. Да. Его вытащили, высушили, сообщили в посольство. Посол Муравьёв прекрасно знал отца. Поэтому он диппочтой тут же написал, зная, что тот отправил письма, диппочтой, чтобы его как бы записка опередила, не волнуйтесь, всё в порядке, придёт письмо, не обращайте внимание. Получилось. Почта пришла раньше, чем обычная итальянская. Но тем не менее матушка кинулась в Италию. Там приголубила, отмыла, очистила, привезла обратно в Одессу. И, как выяснилось, привезла на погибель, потому что здесь он, во-первых, удрал в Петербург, а, во-вторых, тут же включился в самую настоящую боевую работу. Поэтому вот одна из статей, кстати, очень неплохая в «Аргументах и фактах», по-моему, за 12-й год, которую я прочитал перед этой передачей, она называлась «Кому суждено быть повешенным, тот не утонет». В его случае это очень буквальная...

С. Бунтман — Это просто в прямую...

А. Кузнецов — ... буквальная сбыча поговорки.

С. Бунтман — Буквальная. Да. Да.

НОВОСТИ

С. Бунтман — Продолжаем. У нас для тех, кто смотрит в «Ютюбе» и «Яндекс.Эфире», у нас пышнейшие фотографии замечательные.

А. Кузнецов — Да, сейчас мы до них дойдем.

С. Бунтман — да.

А. Кузнецов — Вот Лебединцев перехватывает, значит, отряд, начинает, ну, с Николаем II приходится пока временно расстаться, потому что арестована та группа, через которую можно было как-то выйти. Остаётся идея с взрывом госсовета. Если не получится, как резервный вариант, Государственную Думу. Причём они хотят взорвать её правое крыло, поскольку там рассадка как в свое время в конвенте по партийной принадлежности. Они хотят взорвать крайне правых. Вот. Но ЦК запрещает. В ЦК очень крупная дискуссия. И довольно многие товарищи, в том числе Виктор Чернов, например, будущий лидер партии эсеров, они категорически выступают против вот такого. Они говорят, террор должен быть узконаправлен. Вот мы убиваем этого, понятно за что, этого — понятно за что. А когда взрывается госсовет, где в том числе есть совершенно безвредные люди, это плохо. Так нельзя. Давайте-ка, так сказать, выберем кого-то и адресно. И вот выбирают вот тех, кого зрители «Ютюба» и «Яндекс.Эфира» видят на фотографиях. Слева Великий князь Николай Николаевич младший, будущий главнокомандующий первой части Первой мировой войны русской армии. А на этот момент он командующий гвардейским корпусом. Соответственно Семёновский полк, залипший кровью Красную Пресню, его... под его началом тоже находится. Так что тут вот...

С. Бунтман — Жаль, не в полный рост.

А. Кузнецов — Да, он был очень высоким человеком.

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — Да. Верующих в Николая II очень оскорбляет эта известная фотография, где они стоят друг напротив друга, и Николай Николаевич сильно за метр 90, a Николай Александрович сильно недостает до этого. Ну, а справа Ванька-Каин, Иван Щегловитов, министр юстиции...

С. Бунтман — Щегловитов. Да.

А. Кузнецов — Да. Будущий идейный организатор и вдохновитель дела Бейлиса и, так сказать, многих других...

С. Бунтман — Но Щегловитов и на этом посту он прославился.

А. Кузнецов — Да, да, да.

С. Бунтман — Холодный расчет...

А. Кузнецов — Холодный, умный, совершенный прощелыга...

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — ... который в юности отличался весьма либеральными взглядами. Почему он Каин? Не... А потому, что он, в общем, предал предыдущего Ивана Щегловитова, того, каким он был. Очень много у Кони о нём написано. В общем, это фигура такая известная. И вот готовится покушение. Причём они хотят дуплетом, что называется, одновременно подловить момент и около своих домов убить этих двоих. Для этого готовятся, значит, бомбы. Причём даже сам вот Лебединцев, который сначала вызвался быть режиссером, а потом включился и решил исполнителем тоже стать, он вообще себя готовил на роль шахида, на роль живого снаряда. Его арестовали. У него на нём были, прямо на нём были эти взрывные устройства. Он собирался сам, видимо, броситься к своей жертве. Но Охранка всё-таки не совсем лаптем щи хлебала. Занимался этим... Занимались этим делом такие два известных ее деятеля как Герасимов и Спиридович. Спиридович как начальник охраны Зимнего дворца по линии политической полиции. Герасимов как глава Петербургского охранного отделения. В общем, они вышли, вышли через Азефа, но не только. Азеф сдал северный отряд. Во-первых, потому, что ему надо было кормить своё полицейское начальство чем-то, во-вторых, потому, что Азеф, конечно, ревновал к любой не подчиненной ему группе. И вот эти вот отдельные отряды он старался сдавать в первую очередь. Ну, и в результате к моменту, когда вот они назначили на 6 февраля 8-го года покушения, Охранка уже более или менее всё знала. И Николая Николаевича и Щегловитова уговорили посидеть дома. Причем Николай Николаевич буянил, кричал, а у него был назначен визит к царю. «Почему я не могу увидеть моего государя?» — кричал Николай Николаевич. Ему говорили: «Взорвут-с, Ваше Высокопревосходительство». А он... Ну, он человек был очень горячий. Да? В общем, каким-то образом его удержали дома. А на следующий день когда практически все боевики, разделившись на 2 группы, вот находились по адресам, их просто аккуратненько всех собрали на улице. Очень короткое следствие — всего несколько дней. И, выясняется, единственное препятствие к быстрому процессу. С одним человеком ничего непонятно. Вот это понятно. Эта и этот, эта и этот. И откуда-то в этой группе берется итальянский подданный...

С. Бунтман и А. Кузнецов — Марио Кальвино.

С. Бунтман — Марио Кальвино, итальянский подданный с итальянским паспортом и с журналистским удостоверением.

А. Кузнецов — 3-х газет, между прочим.

С. Бунтман — Да, 3-х газет. То есть он корреспондент. Начинается, как только узнают, что в этой группе есть итальянский подданный, начинается галдёж. Начинает возмущаться итальянское посольство в Петербурге. Начинает возмущаться итальянская пресса. Как итальянского поданного собираются в России казнить? Итальянский посол... Там Столыпина осаждают все. Он непреклонен. Допускают только то, что уже между судом и буквально перед казнью допускают итальянского посла...

А. Кузнецов — Секретаря посольства.

С. Бунтман — Секретаря посольства.

А. Кузнецов — Секретаря посольства...

С. Бунтман — Одного из дипломатического корпуса. И там выясняется, что это никакой не итальянец. Но Марио Кальвино существует на самом деле. Марио Кальвино — это известный ученый, агроном, преподаватель, дипломированный учёный, известный человек Марио Кальвино. И тут начинается вообще... А что? В чём дело? Откуда документы настоящего Марио Кальвино появляются у русского бомбиста? Здесь начинаются спекуляции, потому что то ли у него украли, то ли помогла... помогли... террористу помогли в Министерстве сельского хозяйства. Совершенно безумная для меня версия, что как... Причём тут Министерство сельского хозяйства...

А. Кузнецов — Ну, да, оно ж паспорта-то вроде не выдаёт.

С. Бунтман — ... и паспорта? Ну, хорошо. Чиновник министерства спер у Кальвино паспорта и отдал, сочувствовал анархистам. Был на лекции Кальвино у нас товарищ наш.

А. Кузнецов — Да, он был на одной как минимум. Он его видел.

С. Бунтман — Да. Но дело в том, что как раз поведение Марио Кальвино после этого дела, хотя преследования у него нет вроде бы, формальных предлогов нет, ни в чём он не участвовал, но Марио Кальвино собирает чемодан и через Францию отправляется в Соединённые Штаты Америки. Из Соединенных Штатов быстро причём... Без жены, без знакомых, без всего. Он из Соединенных Штатов он попадает в Мексику. И там он замечен в близком окружении Панчо Вилья. Во время мексиканской революции он достаточно активно в ней участвует. После того, как мексиканская революция закончилась, он оказался на Кубе. Но как вы понимаете, он живёт не 100 лет, и не с Фиделем Кастро он там оказывается.

А. Кузнецов — Ну, разумеется. Да.

С. Бунтман — А он оказывается там по-своему агрономическому действительно делу. Приезжает его жена, и там рождается... В 23-м году рождается замечательный писатель Итало Кальвино. Так это отец Итало Кальвино. Писатель, который нас своими парадоксальнейшими вещами радовал все 60-е, кусок 70-х годов...

А. Кузнецов — Он ведь бывал, по-моему, в советской России, да?

С. Бунтман — Он бывал. Итало Кальвино — человек левых взглядов, очень во многом от отца левых взглядов, но вне политики такой. Он говорит, что первое, что я увидел, когда мне было три года, когда мы вернулись в Италию, как избили для студента на улице. Избили фашисты. Фашистов он терпеть не мог, но ушел в сопротивление только, когда убили нескольких студентов. Уже 43-44-м году он ушел. И вместе со своим братом, геологом, он...

А. Кузнецов — Он же партизанил даже, по-моему, где-то он сражался...

С. Бунтман — ... и в конце он партизанил у себя в Лигурии. Над Лигурией там в горах он партизанил. Он потом вступил в компартию. Поссорился с компартией из-за разоблачения Сталина. Но то есть...

А. Кузнецов — Как очень многие. Да.

С. Бунтман — ... что в такой мерзости я участвовать не буду. И в партии НРЗБ я не буду состоять после событий венгерских. Всё. Он оттуда ушёл и вступил в замечательную литературную группу математиков и поэтов НРЗБ, которые работали с ограничениями. Я всем рекомендую почитать Итало Кальвино. Он обильно переведен на русский язык. И, например, «Таверна пересекающихся судьеб» и «Замок пересекающихся судеб», где всё выпадает как на гадальных картах Таро. Так вот, судя по всему, Марио Кальвино всё-таки был замазан в этом деле, потому что он состоял в 2-х ложах очень такого левого и почти анархистского толка. Он составлял. Анархистское движение было очень серьезное. И сочувствие... Он был республиканец в монархической Италии. И сочувствие ко всемирному движению против всякой деспотии было очень сильным. Может быть.

А. Кузнецов — И всё-таки не зря же он так действительно быстро смылся.

С. Бунтман — Быстро смылся. Это обходят очень сейчас стороной. Это обходят. Об этом много не говорят. Много не говорят. Но вот этот Марио Кальвино... Приехала его жена, тоже агроном. И вот отец двух совершенно замечательных сыновей. Одного очень большого...

А. Кузнецов — И вот на заднике у нас... Да.

С. Бунтман — Это школа.

А. Кузнецов — Здание типичной... типовой московской школы, пятиэтажки послевоенной.

С. Бунтман — Это, я бы так сказал, школьный международный гуртожиток. Вот такой. Потому, что там обозначается там японская школа международная. Там финская есть школа там ещё шведская...

А. Кузнецов — Шведская...

С. Бунтман — ... школа.

А. Кузнецов — И Итальянская. 4 школы на 5 этажей.

С. Бунтман — И итальянская. Да. И вот итальянский закуток, эта школа в Ломоносовском районе, и этот закуток итальянский носит имя Итало Кальвино. И, Вы понимаете, когда я писал вот про эту школу... Ой, Итало Кальвин, писатель, которого я обожаю. Чудесный совершенно. Всем рекомендую. Давайте-ка я про Итало Кальвино напишу. Стал срывать дедлайн подачи статьи в «Дилетант», в нашу... в нашу... «Мой район» стал срывать дедлайн. И, слава богу, что я не написал, потому что я всё-таки... я разберусь в этой истории с Марио Кальвино, потому что пишут в русской анархист, а в итальянской агроном. Я думаю, что это за агроном-анархист? Что он восстание овощей... Чиполлино... Чиполлино он руководил, агроном-анархист? Вот. И смотрю, и попадаю на эту историю, и звоню: «Кузнецов! Кузнецов!»

А. Кузнецов — Что делать?

С. Бунтман — Алёша! Смотрите, у нас всё короткое замыкание получилось у нас из этой истории.

А. Кузнецов — И вот мы решили сегодня этим коротким замыканием...

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — ... нашей радостью, каждый раз которая нас охватывает, когда мы находим что-то интересное, что-то такое необычное. И, ну, закончилась эта история печально. Когда итальянский дипломат, секретарь посольства пришёл в камеру, он был так впечатлен итальянским языком Лебединцева, он понимал, что тот не Кальвино, но по крайней мере он ему такую фразу якобы сказал, секретарь посольства, что если вы сможете подтвердить ваше итальянское подданство, я Вас вытащу...

С. Бунтман — Мы будем бороться. Да.

А. Кузнецов — Он прямо сказал: «Я Вас вытащу».

С. Бунтман — Вытащу. Да?

А. Кузнецов — Да. И на это Лебединцев мягко улыбнулся и ответил ему фразой: «Grazia per tante belle cose» — «Спасибо за такие Ваши добрые...»

С. Бунтман — Да, «спасибо за прекрасные...»

А. Кузнецов — «... добрые намерения». Да.

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — И больше ничего не ответил. Не стал даже пытаться делать вид, что он настоящий итальянец. Был процесс. Процесс продолжался 1 день. Это не военно-полевой суд. Военно-полевые суды прекратили за год до этого, чуть меньше, чем за год до этого своё существование. Но это военно-окружной суд. Разница не очень большая. Всё равно там всё очень быстро. Всё равно там хотя и юристы, но военные юристы. Ну, да, есть адвокат. Вот всех обвиняемых защищал присяжный поверенный Земмель, известный молодой адвокат, который с Керенским вместе работал, с Керенским как адвокатом во многих процессах уже отметился. Но сделать там ничего было нельзя. Дело в том, что большинство взяли, на ком-то была взрывчатка как на Лебединцеве. Три человека при задержании оказали сопротивление, отстреливались, там ранили одного стражника и так далее, и так далее. В результате из 10 человек, которые оказались под судом только троих приговорили не к смертной казни, точнее 9-х приговорили, но двоим заменили 15-летней каторгой. И только Веру Янчевскую, которой на момент её ареста было 17 лет, то есть она была несовершеннолетней, не только по тогдашним законам — 21 год, но и по нынешним российским она все равно была бы несовершеннолетней, ей дали 5 лет каторги. Тем более что у неё при себе ничего не нашли. Нашли, правда, дома при обыске кое-что, что её компрометировало. Вот семерых казнили.
У Леонида Андреева немножко не так. У него 5 казнимых из 7 — это революционеры, а двое — уголовники. Точнее один такой вот уголовник, типичный бубновый туз. А 2-й эстонец, он вообще такой садист, убивший своего хозяина где-то на хуторе в Эстонии, такой мрачный тип. Да? Ну, Леониду Андрееву... У нас, кстати, есть его фото. Сейчас покажем тоже. Да. Вот он такой романтический красавец. Ему это нужно было, видимо, ну, для вот создания таких определённых параллелей.

С. Бунтман — Да, параллели. Ему нужны были разбойники.

А. Кузнецов — И он хорошо знал Лебединцева. Дело в том, что они некоторое время были соседями в Финляндии по дачам. И даже жена Андреева брала уроки итальянского у Кальвино. То есть он бывал у них дома. Они с Андреевым довольно подолгу разговаривали. И вот это в частности...

С. Бунтман — С псевдо Кальвино.

А. Кузнецов — Ну, псевдо Кальвино. Конечно.

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — Лебединцев. Да.

С. Бунтман — Лже-Кальвино.

А. Кузнецов — Лже-Кальвино. Да. И вот эта вот история, она чуть-чуть не имела продолжения, потому что когда случились уже события 17-го года, то одесский совет, значит, рабочих солдатских депутатов сгоряча вспомнил о том, что вот был у них такой, значит, Лебединцев, революционер, уроженец этого города, и постановил поставить ему памятник. Но потом в Одессе начались, как пел Галич, грянули тут всякие хренации, в Одессе начались такие перемены власти, что это всё дело... Стало не до этого. Да? Деникин почему-то, так сказать, не стал выполнять решение одесского совета. Ну, а когда Одесса окончательно стала советской, — да? — уже, так сказать, как-то вот забылось. Да и, видимо, дело в том, что эсеровская принадлежность становилась стремительно всё более и более компрометирующей. Уже в 22-м году центральный процесс партии эсеров. Да? Они уже почти предатели. Поэтому скорее всего это не просто забыли, а мудро забыли об этом решении, о постановке памятника.
Я перечитал «Рассказ о семи повешенных». Я вам хочу сказать, что вот, конечно, Леонид Андреев... вот не повезло ему и многим другим очень талантливым писателям жить в одно время с Чеховым, с Толстым, с Горьким, — да? — который собственно и вытащил Леонида Андреева как и многих-многих других на литературные подмостки. Замечательный писатель. Очень интересно. И, кстати говоря, под Новый год хорошо перечитать. Если вы не хотите читать мрачные вещи, могу вас понять, вот такие как «Рассказ о семи повешенных» или «Иуда Искариот», у Андреева есть замечательные пасхальные, святочные рассказы.

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — Мой любимый «Баргамот и Гараська», про полицейского, который в Пасху стоит на посту.

С. Бунтман — Да, это единственный... Да.

А. Кузнецов — Вот. Вполне для рождественского настроения ничуть не хуже, чем «Дары волхвов» О’Генри.

С. Бунтман — И никогда не читайте «Жизнь Василия Фивейского».

А. Кузнецов — Ну...

С. Бунтман — Никогда не читайте, если вы бережете своё душевное здоровье.

А. Кузнецов — Искания. Искания. У него были искания.

С. Бунтман — Никогда. Ну, ладно. Хорошо. Друзья, мы оставили ещё на голосование...

А. Кузнецов — Да, мы попросили его опять вынести на первую страницу.

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — Надеюсь, что нас услышал наш сайт.

С. Бунтман — Да. В следующий раз мы несколько меняемся местами с Алексеем Валерьевичем.

А. Кузнецов — Ну, поменяемся в смысле геолокации. Да?

С. Бунтман — Да, да, да. Неважностью передачи. А поменяемся так, что я так как ухожу действительно в отпуск на две недели, то... А передачу пропускать не очень хочу именно эту, потому что другие, которые я сам веду, их нельзя вести откуда-то.

А. Кузнецов — Ну, да.

С. Бунтман — А вот здесь я с удовольствием проассистирую Алексею Валерьевичу, и это будет в следующее воскресенье. Спасибо.

А. Кузнецов — А я не прощаюсь, потому что сейчас через некоторое время в «Родительском собрании» сегодня Владимир Легойда, а в «Книжном казино» после 3-х Дина Рубина.

С. Бунтман — Очень хорошо. До свидания! С наступающим!