Сайт Евгения СычёваEugi Gufo

Сергей Бунтман — Добрый день! И мы сегодня будем заниматься тем процессом, который вы выбрали. Хотя есть у нас Алексей Кузнецов, вот понятно. Добрый день, Алёша!

Алексей Кузнецов — Добрый день! Добрый день!

С. Бунтман — Светлана Ростовцева, Сергей Бунтман. Но вот у нас проблемы с выборами как просто... как у Трампа или как у нас этим летом. Вот Наталья Слатвинская пишет: «Опять на пеньках голосовали. Такая подборка была интересная, а победило это». А потом она говорит: «Малый советский Нюрнберг. Суд над судьями». Тоже... тоже...

А. Кузнецов — Аналогия, в общем...

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — ... такая, ну, понятная, разумеется. Да. Но дело в том, что в Советском Союзе не раз будут суды над судьями и в 30-е годы и после войны в конце 40-х. Другое дело, что вот после этого процесса, который был проведён гласно с привлечением прессы, широко достаточно освещался, книжечка материалов была издана по результатам, речь Вышинского вошла во все сборники. Последующие процессы над судьями будут полузакрытыми или закрытыми, потому что если здесь советская власть еще надеется перевоспитать и устрашить, и вообще послать обществу определенный сигнал, дальше она будет просто чистить, что называется, авгиевы конюшни, которые довольно быстро будут опять наполняться. Вот. Так что судов над судьями будет немало в советское время, именно, я имею в виду, не над одним-двумя, а вот такие целые, так сказать, групповые процессы как в этом, более 40 человек. Но перед тем, как мы перейдем собственно к делу, нужно дать две небольшие исторические справки. Вот у Сергея Бунтмана над плечом находится один из самых известных карикатурных плакатов того времени. Это целая серия «Лица нэпа». Ну, и я выбрал собственно нэпмана такого вот одетого, так сказать, в... не очень понятно по какой-то моде, но напоминающий западную, английскую вероятно или, может быть, так сказать, судя по кепи, там французскую. Интересно, что...

С. Бунтман — В бриджах. Да. В бриджах.

А. Кузнецов — В бриджах...

С. Бунтман — В крагах.

А. Кузнецов — В крагах.

С. Бунтман — В крагах. Да. В крагах. И такой... И тут я в моём полувоенном костюме. Это вот... Да.

А. Кузнецов — Ну, это, видимо действительно того времени. В этом я не разбираюсь. Но вот интересно, что у нэпмана откровенно то ли семитский, то ли кавказский такой вот профиль. Да? При том, что здесь...

С. Бунтман — А кто... кто рисовал-то у нас?

А. Кузнецов — Я не знаю, честно говоря. Вот я не посмотрел.

С. Бунтман — ... Нет, нет.

А. Кузнецов — Не посмотрел, кто рисовал. Но дело в том, что действительно среди нэпманов будет и немало евреев, немало будет армян преимущество, если брать кавказские народы. Но просто странно. На советском плакате обычно всё-таки не подчеркивали национального тему. Ну, уж по крайней мере в 20-30-е годы. Да?

С. Бунтман — Мне еще «кафе» нравится с «э» оборотным.

А. Кузнецов — Это тоже. Вот. Значит, в 21 году после нескольких очень важных вещей вроде провала мировой революции, советско-польская война 20-го года закончилась совсем не так, как рассчитывалось, вроде участившихся восстаний и на фоне Кронштадтского восстания на Х съезде принимается решение о переходе к новой экономической политике. Это абсолютный разворот или по крайней мере многим кажется, что это абсолютный разворот. После лет военного коммунизма наступает опять некая, так сказать, некий вариант капиталистический. И самое главное, что характеризует вот этот новый период... Серёж, переключи, пожалуйста, картиночку. И у нас будет герой этих лет. Вот он советский червонец, обеспеченный золотом. Вот прям на нём крупно написано, что содержит 1 золотник 70 там 8 ещё там каких-то долей чистого золота. То есть он конвертируется. Он обменивается на золото. И вот эта твёрдая советская валюта возвращает дореволюционные отношения. Как только появляются деньги, неизбежно появляется коррупция. Да? Это просто одно без другого существовать не может. Сразу о масштабе цен, потому что сегодня будут фигурировать взятки. И взятки будут фигурировать, начиная... в размерах начиная от 600 рублей. Но это редко. А чаще полторы тысячи, 2 с половиной тысячи, 3 тысячи, 10 тысяч. И самая крупная взятка, которую не дали в конечном итоге, но не потому, что не хотели дать и взять, а потому, что уже вмешалось ГПУ в эту процедуру — 30 тысяч рублей. Вот много это или мало?

С. Бунтман — Это гигантская сумма.

А. Кузнецов — Это абсолютно гигантская сумма. Вот я напомню, наверняка многим памятна 1-я, так сказать, часть, 1-я глава «Собачьего сердца», где замерзающий Шариков смотрит за девушкой, шмыгнувшей от ветра в подворотню, и думает, вот там секретарша, пишбарышня — да? — вот голодает, денег на кино не хватает, — да? — только на дешёвую столовку. Не разгуляешься на 4 с половиной червонца. Вот её зарплата 45 рублей. И действительно в 25-м году... Наш процесс 24-го года. По 25-му году я нашёл статистику, 46 рублей 50 копеек — средняя зарплата по промышленности. То есть взятка в 30... даже не то, что в 30, даже в 10 тысяч — это огромные деньги. Значит, это что касается нэпа. Второе, что касается судебной системы. Когда произошла революция, первое время советская власть очень легкомысленно отнеслась к этому вопросу, видя в суде в основном репрессивный орган на ряду с ЧК, — да? — на ряду с тройками, которые первые тройки, не те, которые будут потом в 30-е годы. А вот первые такие, так сказать, расправленные тройки, потому что государство ж должно было скоро отмереть. Какое государство? А суд — это старый государственный такой вот атрибут ветвласти. Поэтому декрет о суде номер 1 старый суд упраздняет, адвокатуру упраздняет, прокуратуру упраздняет, судебных следователей упраздняет, а вместо этого революционные военные трибуналы, обвинять может любой гражданин, непораженный в правах, защищать может любой гражданин, непораженный в правах. И принципы вакханалии Красного террора это все не мешает. Да? Это наоборот нормально. Обычное дело, за убийство рабочего такого-то приговорить к смертной казни, наказание заменить на общественное порицание в связи с пролетарским происхождением. Но затем когда выясняется, что надо всё-таки на какое-то неопределенное время строить государство, среди всего прочего проводится судебная реформа. Это 22-й год. Сначала в мае воссоздается прокуратура, за ней адвокатура в виде коллегии защитников, куда нужно вступать и нужно отвечать определённым квалификационным требованиям. А осенью 22-го года издаются основы судопроизводства, которые закрепляют систему судов. И суды общей юрисдикции выглядят так: есть народный суд или районный суд. Там либо судья единолично рассматривает дело, либо с двумя заседателями. Следующая инстанция — это губернский суд. И наконец Верховный суд РСФСР. Да? Это еще до того, как СССР был провозглашен. Соответственно губернский суд рассматривает по первой инстанции крупные гражданские, уголовные дела, а Верховный суд РСФСР только крупнейшие, самые резонансные, которые только можно себе представить. Да? Большинство дел рассматривается в народном районном суде. И вот эта вся система начинает потихонечку работать. Она во многом напоминает ту систему, которая была до революции. Существует институт судебных следователей. Они пока не при милиции. Они пока не отдельная структуры. Они не прокуратура. Они при суде. Вот при каждом губернском суде есть штат судебных следователей. Так же было до революции. Прокуратура следствие не ведёт, она только надзирает за ним, смотрит за соблюдением законов всеми должностными лицами, поддерживает государственное обвинение в суде. Это вот такие две небольшие преамбулы.
А теперь собственно пошло дело. Лев Шейнин в своих «Записках следователя», которые мы уже не раз цитировали, в рассказе «Волчья стая» описывает свой приезд в Ленинград. Это будет чуть позже, через несколько лет после 24-го года, но ещё нэповский период. «В городе неистовствовал нэп. Он отличался от московского нэпа прежде всего самими нэпманами, которые здесь в большинстве своем были представителями дореволюционной коммерческой знати и были тесно связаны с еще сохранившимися обломками столичной аристократии. Ленинградские нэпманы охотно женились на невестах с княжескими и графскими титулами и в своем образе жизни и манерах всячески подражали старому петербургскому „свету“.
Нэпманы нередко обманывали руководителей государственных трестов и предприятий, с которыми они заключали всевозможные договоры и соглашения. Стремясь разложить тех советских работников, с которыми они имели дело, нэпманы старались пробудить в них стремления к „легкой жизни“, действуя подкупом и всякого рода мелкими услугами, угощениями и „подарками“. А соблазнов было много». Вот это истинная правда. Последние три строчки, они полностью соответствует действительности. И разложить пытались, и соблазнов было много. Прологов к делу судебных работников становится так называемая... Так. Дело... Дело... Не провизоров. Господи! Сейчас я вспомню. Дела апте... Не аптекарей. Там как-то немножко по-другому. Одним словом, в чём дело? Вот помнишь, как миллионер Корейко...

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — ... заработал свой первый нэповский миллион. Не в гражданскую войну, а в нэп.

С. Бунтман — Нет, не помню как-то.

А. Кузнецов — Он взял кредит под мелкое производство чего-то медицинского. Взял потом ещё несколько кредитов и с ними растворился. А когда комиссия из банка пришла по заявленному адресу, она обнаружила мальчика, две ёмкости, трубку и жидкость, которая в трубке булькала. Когда из верхней бочки перетекало в нижнюю, мальчик ведром вычерпывал, таскал на антресоли, и опять заливал в верхнюю бочку. В бочке естественно была вода. Интересно, что Ильф и Петров, в общем, срисовали картинку практически с натуры. Действительно одна из самых жульнических сфер была сфера, связанная с лекарствами. Потому, что что получилось? Аптеки разрешено было иметь частные. Нэпманы могли иметь аптеки. А производство лекарств полностью оставалось за государственным сектором. Ну, и грех, конечно, было... Кроме того надо сказать, что, конечно, нэпманы понимали, им всё время про это напоминали, что нэп их ненадолго, что они враги советской власти, и в этих условиях, конечно, они торопились срубить деньги по-быстрому. А это, конечно, означает в первую очередь жульнические схемы. Да? Кроме того советская власть была таким валенком в финансовых вопросов, что не обмануть её было, ну, просто, так сказать, для художника обидно. Что они делали? Они либо закупали контрабандные, значит, лекарства. Значительная часть контрабанды шла интересно через Эстонию и Финляндию, ну, в Петроград естественно, потому что близко. Да? Либо было налажено подпольное производство каких-то там несложных микстур, каких-то несложных порошков, каких-то несложных мазей. Закупались под липовые договоры компоненты на государственных складах химические, значит, всякие материалы, а дальше на коленке делались какие-то там несложные средства и реализовывались через частные аптеки. И ещё одна поразительная вещь, связанная с нэпом, заключается в том, что советская власть, одной рукой всё время показывая нэпманам фигу и грозя им пальцем, даже чаще грозя пальцем, чем фигу показывая, другой рукой поощряет своих верных приверженцев встраиваться в нэп, но не в качестве нэпманов, а в качестве их конкурентов. «Учитесь торговать» — лозунг того времени, обращенный к коммунистам. И в замечательном фильме «Свой среди чужих, чужой среди своих» мы видим красного командира Сергея Шакурова, точнее героя артиста Сергея Шакурова, который пытается овладеть наукой бухгалтерией. Да? И потом там гоняется...

С. Бунтман — О, да!

А. Кузнецов — ... за стареньким бухгалтером с шашкой в руках. Это всё вот приметы этого времени, когда советская власть сказала: коммунисты, давайте в фининспекцию. Коммунисты становитесь за прилавок. Мы должны победить нэп, так сказать, в честной борьбе. И в результате вещь абсолютно невозможная сегодня, совет судей города Петрограда — это общественная организация, но состоящая из государственных служащих, судей, судебных следователей, других судебных работников, создает торговый кооператив. И от его имени, от имени этого кооператива начинается торговлишка. Торгуют уличные лотошники, какие-то лавочки, какие-то будочки. И вот один из главных фигурантов этого дела, судебный следователь и заместитель руководителя вот этого кооператива, ну, руководителем был какой-то там... какое-то высокое лицо для, что называется, для вывески. Да? А вот этот самый Семён Сенин-Менакер, заместитель руководителя кооператива, полностью погружается в эту работу. И на него естественно тут же выходят профессиональные торговцы, которые чуют, что это замечательный канал. И он действительно становится таким каналом. Схема очень простая. Есть спрос на закрытие уголовных дел. Есть спрос на переквалификацию тяжёлых приговоров на лёгкие. Есть спрос даже на устранение при помощи судебной системы ненужных людей. И есть предложение. Есть люди, которые готовы за это взяться. Значит, возникает схема: нэпманы — запрос, дальше идёт группа посредников. В эту группу посредников войдёт несколько адвокатов. В эту группу посредников войдёт несколько судебных работников, но не судей и не следователей, а, так сказать, канцеляристов и так далее. И в эту группу войдёт несколько нэпманов как бы в той стороны. И вот эта группа посредников через в первую очередь вышеупомянутого Сенина-Менакера, затем еще несколько человек к нему присоединится, выходят на судей, на судебных следователей, которые за определенную сумму готовы, значит, либо закрыть дело, либо изменить квалификацию. И даже вот один случай будет, когда по просьбе человека и за большие деньги его жену упекут в судебном порядке в сумасшедший дом. Видимо, она ему жить мешала, потому что если бы она действительно была сумасшедшей, ну, почему не пойти, что называется, прямой дорогой? И всё это работало, замечательно работало. Но в конечном итоге ГПУ выходит на какие-то дальние подступы к этому делу, и у одного из фигурантов не выдерживают нервы. Я всё попытался вспомнить, где же я фамилию этого фигуранта раньше встречал. Адвокат Маснизон. И я вспомнил, подумав некоторое время. За год до описываемых событий, чуть больше чем за год он защищал Лёньку Пантелееву. И он описан у Льва Шейнина в другом его рассказе, который так и называется «Лёнька Пантелеев». Это молодой человек. В описании Льва Романовича абсолютной циник, жулик, трус к тому же. Да? Ну, кстати говоря, похоже, что так оно и было. Значит, вот этот самый адвокат Маснизон, чувствуя, что дело пахнет керосином, пишет повинную. Граждане, вот так и так, значит, вот такое творится безобразие. После чего органы доблестно начинают работать и арестовывают, и отдают под суд 42 человека. Это очень большой процесс. Значит, что грозит фигурантам? Фигурантам всем в том или ином виде предъявляется 114-я статья тогдашнего УК РСФСР. Ну, я имею в виду тем фигурантам, кто от государства, нэпманам эту статью не предъявишь, но у них соседняя статья. У них дача взятки. А тут получение взятки должностным лицом, совершенное при отягчающих обстоятельствах, карается лишением свободы со строгой изоляцией на срок не ниже 3-х лет вплоть до высшей меры наказания. То есть за взятку в том числе и расстрел. И вот это дело, поскольку ему решено придать значительный, так сказать, вес... И кроме того действительно слухи ходят уже не только по... уже Ленинграду, но и, так сказать, и в столице, и по другим городам, да и газеты, кстати, пишут про это дело. Поэтому решено сразу по первой инстанции заслушать его на выездной сессии Верховного суда СССР.

С. Бунтман — Ну, вот.

А. Кузнецов — В Ленинград специально прибывает выездная сессия во главе с Николаем Немцовым. Серёж, если можно следующую картинку? А! Следующей картинка не Немцов. Немцов будет ещё следующая. Да что ж такое?! Спасибо. Если можно, тогда назад на здание...

С. Бунтман — Вот мы сейчас прервемся, и тогда...

А. Кузнецов — Хорошо.

С. Бунтман — Да. И тогда...

А. Кузнецов — Хорошо.

С. Бунтман — ... продолжим.

**********

С. Бунтман — Я надеюсь, что зрители «Ютюба» и «Яндекс.Эфира» выучили наизусть. Да. Причём набрано... набрано тем же шрифтом, что «Правда» и «Известия».

А. Кузнецов — Конечно. Да.

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — И вот интересно, что вот это... Ну, фотография этого объявления нэповских времен...

С. Бунтман — «... взяток, обращайтесь в тройку с жалобами на вымогателей взятки. Ваша жалоба будет рассмотрена немедленно. Суровая кара ждет взяточников». Вот.

А. Кузнецов — Так вот интересно, что оно в очень большом ходу и пользуется большим спросом у любителей доказать, что при товарище Сталине зря не сажали. Я не помню, с какого сайта я это взял. Но с какого-то из этих, потому что практически вот все говорят: «Вот видите! Вот видите! Всё правильно делалось!»

С. Бунтман — Ну, мало ли что...

А. Кузнецов — Я приношу... Приношу свои извинения слушателям программы. Я не мог вспомнить дело 23-го года. Дело лаборантов. Не провизоров...

С. Бунтман — Лаборантов.

А. Кузнецов — Не провизоров, не аптекарей. Да. Не учеников...

С. Бунтман — Ну, понятно. Лошадиная...

А. Кузнецов — Лаборантов.

С. Бунтман — Лошадиная фамилия.

Светлана Ростовцева — Да.

А. Кузнецов — Лошадиная фамилия Овсов. Совершенно верно.

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — Вот. Это дело развалилось на стадии передачи в суд. И это вызвало серьезные подозрения у контролирующих органов, потому что вот как-то очень оно так нагло и весело развалилось. А вот оказывается за этим вот такая вот схема стоит. Значит, вот решено... Да. Следующие... Следующая картинка. Это здание, где всё это будет происходить. Это, значит, петроградский, а затем Ленинградский губернский суд. Набережная реки Фонтанки, дом 16. Прямо напротив вот справа как бы — да? — находится Михайловский замок. Вот. А это здание с давней долгой полицейской историей. Там 3-е отделение полвека находилось. Потом департамент полиции там находился. И в советское время там будет, значит, суд. А сейчас там... отделение судебного департамента Минюста по, значит, Петербургу. То есть оно по-прежнему сохраняет свой профиль. И вот следующая фотография нам... Следующий будет уже, так сказать, портрет. Это человек, который председательствовал в процессе. Николай Павлович Немцов. Вот интересно, что за люди становились судьями в то время. Немцов имеет начальное образование. Он рабочий. Он профессиональный революционер. Он после первой русской революции загремел, кстати, вместе с Троцким в бессрочную ссылку. Он, значит, вернулся после Февральской, принимал участие очень активное в создании Красной гвардии. Затем он будет в Сибири работать. Затем он будет работать в Тамбове. И будет первым секретарём губернского, значит, губкома РКП (б) как раз вовремя Антоновского восстания. И, кстати говоря, будет сторонником диалога с крестьянами, а не того, что там будет устроено в конечном итоге. Ну, сразу скажу, что советская власть, за которую Николай Павлович так боролся, его разъяснила в 37-м году. Правда, в 56-м разъяснила обратно. И теперь он реабилитирован, и улица в Тобольске его именем названа. Вот. Ну, не знаю, так сказать, насколько он... что он думал в последние, скажем так, месяцы своей жизни. Вот он председательствовал в этом процессе.
А с обвинителем получилась интересная история. Это выездная сессия Верховного суда РСФСР. Уже Советский Союз. Уже есть Верховный суд СССР. По идее обвинять должен кто-то из прокуроров Верховного суда РСФСР. Возглавляет эту службу хорошо нам известный Крыленко, первый заместитель наркома юстиции РСФСР в это время. И, казалось бы, известный судебный оратор. Да? Уже не раз выступавший в крупных процессах. Самое ему дело. А вот собирается 4 человека во главе с Дзержинским и решают, что не надо товарищу Крыленко отдавать обвинение, и отдают молодому, перспективному товарищу Вышинскому, который работник союзного Верховного суда. То есть нарушается ведомственная принадлежность. Но тем не менее вот выбирают Вышинского. Я встретил одно объяснение, почему Вышинского предпочли Крыленко. Дело в том, что с Крыленко как раз незадолго до этого был такой замятый скандальчик, он одно из зданий, которое было выделено под судебные учреждения, приспособил для собственного проживания. Ну, и вот, видимо, чтобы это всё не муссировалось, решили выставить Вышинского, к которому не было подобных коррупционных претензий.
Значит, надо сказать, что Андрей Януарьевич, конечно, развернулся по полной программе. Он проводил самые невероятные параллели. Он подсчитывал количество коммунистов, упирал на это. Вот, например, отрывочек: «Сорок два человека сидят здесь перед нами... Вот первая группа преступников — получатели взяток — 15 судебных работников, и среди них есть коммунисты. Вторая группа — посредники — 10 человек, и среди них есть тоже коммунисты. Получают „коммунисты“, посредничают „коммунисты“. Конечно, коммунисты в кавычках... на деле — маленькие, грязненькие, развратные обыватели». Вот такой вот Андрей Януарьевич. Но это даже не самый, так сказать, ударный эпизод. Суд начинался вообще для обвинения достаточно нехорошо. Дело в том, что когда суд начал как обычно в начале опрашивать обвиняемых, признают ли они свою вину, а на следствии они все её признали, они все один за другим отказываются и говорят, на нас было психологическое давление оказано. Да? Следователь нас запугал. А вот сейчас мы видим, так сказать, и при всем честном народе отказываемся. Правда, как обычно находится слабое звено. Вот если бы они удержались, конечно, всё равно были бы обвинительные приговоры, но вполне возможно, что части удалось бы смягчить, улизнуть. Ну, вот один из следователей, некто Шаховнин, видимо, решив, что таким образом он сумеет выскочить, если станет первым, первым опять изменил показания, сказал, нет, признаю, я на следствии всё правильно говорил. Вот я готов здесь подтвердить. Я готов на них показать. Ну, и все, конечно, тоже посыпались, потому что запираться было бесполезно. Так вот как описывает Вышинский Шаковнина. Обратите внимание на стиль, на метафоры и прочие архитектурные излишества. «В этом же эпизоде появляется и Шаховнин; это первая ласточка, хотя и не первая скрипка. Это щебечущая о взятке судейская птица. Шаховнин — это своего рода пионер взяточнической эпопеи. Даже когда он спит, скажи ему: «Сеня, взятка», — он ответит: «Готов, всегда готов». Конец цитаты.

С. Бунтман — Поэт.

А. Кузнецов — Поэт абсолютный. Да еще вообще... Значит, Вышинский довольно аккуратно разложил доказательства, но по целому ряду эпизодов он открыто говорит, здесь нет прямых доказательств, здесь есть только косвенные, но, товарищи судьи... Вообще кто прочитает эту речь, даже мы не слышим, мы можем только глазами прочитать, но кто его прочитает, видно как Вышинский, молодой, начинающий обвинитель, он очень судом себя ставит строго. Он всё время судьям напоминает. Он всё время судей инструктирует. Он всё время судьям говорит, а вот не забудьте, а вот сюда посмотрите. В результате, ну, наверняка какое-то предварительное решение было. Оно было, видимо, более дискретным, чем это будет в последующих процессах вроде там Шахтинского дела, процесса Промпартии, потому что, например, нескольких фигурантов признают не то, чтобы невиновными. С ними поступят так. Значит, будет признано, что положительных доказательств их вины нет, но в Уголовном кодексе РСФСР была изумительная статья 49-я. Я думаю, что у нас скоро такая должна появиться по логике законодательства этой недели. «Лица, признанные судом по своей преступной деятельности или по связи с преступной средой данной местности социально-опасными, могут быть лишены по приговору суда права пребывания в определенных местностях на срок не свыше трех лет». То есть высылка за то, что тебя сочли связанным с криминальным миром. Мы не доказали ничего. Но по роже твоей видно, но кругам, в которых ты вращался, видно, поэтому отправляйся-ка ты, товарищ дорогой, из крупных городов на срок до трех лет. Вот Маснезона, который написал вот эту самую закладную записку, с которой всё и началось, его, собственно говоря, отправят вот таким вот административным образом. Ну, здесь надо сказать, что советская власть тоже не изобретает велосипед. Она опять-таки заимствует опыт Российской империи. Да, там тоже полиция могла в административном порядке, значит, выслать человека из определённых областей. Вот поразительно, как быстро советская власть приходит к тому, что надо пользоваться прежним опытом, тем самым опытом, который Ленин так горячо обличал в «Государстве и революции», в лекции о государстве и в других своих так называемых юридических трудах. В результате из 42 обвиняемых 17 приговорены к расстрелу, к высшей мере социальной защиты, как это называлось тогда, 8 получили по 10 лет с последующим поражением в правах. 8 и 5 по рогам это называлась в народе.

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — Да? 5 лет поражения в правах. Остальные отделались более мягкими приговорами. Ну, что значит «более мягкими»? 3 года, 4 года. Да? То есть, в общем, на самом деле с учетом того, что никого не убили, так сказать, никого там... Ну, да, государство, конечно, пограбили, но в основном всё-таки не государство. Да? Они же получали деньги не государственные. Они получали деньги нэпмановские, жульнические. Но государство, в общем, справедливо сочло, что судебные работники, которые его дискредитируют, — это опасные для него враги. Вот.
А дальше? Дальше будет что? Дальше будет постепенное выживание из органов юстиции всех бывших. Их собственно и так почти нет. Но вот из кого набираются судьи в первые годы советской власти? Адвокаты — ладно. Адвокаты — в основном бывшие дореволюционные адвокаты. А вот судейские и прокурорские работники не могут быть взяты из судей и прокуроров старого режима. Да? Это категорически, так сказать, противоречит целям и задачам советской власти. Но всё-таки люди должны хоть что-то соображать в этом деле. Поэтому берут из работников аппарата, из секретариата всяких, так сказать, там перекладывателей бумажек, которые при каждом суде, так сказать, в большом количестве имелись. И вот эта публика, обычно достаточно жуликоватая, вот она, оказавшись на слабо контролируемых судейских местах, конечно, пускается в отрыв да еще и нэп вокруг. Поэтому советская власть ставит задачу резко обновить кадры. Создаются школы для юристов, краткосрочные курсы. Вот в этом здании на Фонтанке, 16 тоже будет такая юридическая школа повышения квалификации открыта. И к концу 20-х годов возникнет иллюзия, что у нас теперь своих специалистов достаточно. Проводится переаттестация. И я хочу закончить байкой, которую мне рассказал человек, услышавший ее от своего деда, юриста с дореволюционным стажем, который всё это наблюдал своими глазами. Переаттестовывают старых адвокатов. Их вызывают сдавать квалификационный экзамен. И вот сидит комиссия. Появляется старый такой присяжный поверенный, берёт билет, отвечает на вопросы. А последний вопрос у него из колхозного права, которое только-только возникло. И он говорит: «Ну, товарищи, я не знаю колхозного права». И молодой какой-то, видимо, из комсомольцев ему говорит: «Ну, а как же, товарищ адвокат? Придет к Вам товарищ колхозник, задаст вопрос. Как Вы поможете ему отстоять свои, так сказать, права?» Тот, не теряясь, говорит: «Ну, как? Я подойду к шкафу, возьму кодекс, открою его и зачитаю товарищу колхознику его права». На что молодой человек сдуру говорит: «Ну, так это и я так могу». «Нет, — говорит старый адвокат, — Вы подойдёте не к тому шкафу». Ну, вот что интересно...

С. Бунтман — Вот так.

А. Кузнецов — Да, вы подойдете не к тому шкафу.

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — Но интересно, что эти с пролетарским происхождением, безупречные, без родимых пятен капитализма тоже будут брать, как чёрт знает что. И нэп уже закончится. Да? А всё равно будут брать. И ничего с этим нельзя будет сделать за все годы советской власти.

С. Бунтман — Вот Алексей Кузнецов и процесс 24-го года. Да, Ленинград уже был, потому что Ленинград сразу после смерти Ленина...

А. Кузнецов — Сразу. Сразу.

С. Бунтман — Петроград переименовали. Вот. И у родившихся в 24-м году уже всех стояло в свидетельстве о рождении Ленинград. Мы с вами рассмотрим судебные процессы говоривших против власти. И это будет в Российской империи XIX века.

А. Кузнецов — Я честно хочу сказать, что у меня были другие планы на подборку. Но когда во вторник заработала законодательная инициатива, выдав на-гора, по-моему, двухмесячную, так сказать, норму всяких законодательных предположений, я понял, что надо как-то исторического свету на всё на это пролить.

С. Бунтман — Да. И это вывод из этого, что не надо заранее ни к чему готовиться. У нас есть очень много сотрудников на самом верху.

А. Кузнецов — Да.

С. Бунтман — Вот. Итак дело кружка братьев Критских, рассуждавших о цареубийстве и восстании народа в 1827 году. Это опасное время.

А. Кузнецов — Это очень опасное время. И как раз вот это дело про абсолютно неадекватную реакцию на, в общем, ну, не скажу безобидные, но... ну, достаточно дурацкие действия.

С. Бунтман — Суд над участниками кружка Буташевича-Петрашевского, это «петрашевцы», не одобрявшими политики правительства и восторгавшимися письмом Белинского Гоголю. Ну, знаменитое дело. 1849 год. Именно читали они вот это письмо.

А. Кузнецов — И это войдет в обвинение вот именно это письмо...

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — ... Белинского Гоголю. Поэтому если что, расскажем и об этой переписке знаменитой, и о Достоевском, конечно.

С. Бунтман — Суд над писателем Чернышевским, обвинявшимся в составлении антиправительственной прокламации, 1864 год.

А. Кузнецов — Там есть некоторая загадка. Поговорим о ней. если выберете. С этой прокламацией не до конца всё ясно. И очень интересные исследования были проведены для того, чтобы установить уже в советское время авторство Чернышевского, либо не Чернышевского. Ну, и, конечно, обязательно, если выберете, немножко поговорим о романе, который он будет писать и напишет во время следствия, потому что «Что делать?», конечно, книга, оказавшая невероятное на умы влияние в это время.

С. Бунтман — И дальше. А вот над критиком Писаревым, тоже нашим школьным другом, критиком Писаревым, написавшим нелегальную статью-прокламацию, содержавшую призыв к свержению самодержавия в 64-м году.

А. Кузнецов — Я напомню, что это любимый литературный критик Владимира Ильича Ленина. Он считал его непревзойденным образцом.

С. Бунтман — Да. Да. А мы мучились из-за этого. Да. Суд над членами кружка «долгушинцев», организаторами... организовавшими подпольную типографию и печатавшими народнические прокламации, 74-й год.

А. Кузнецов — Это классические народники-пропагандисты, такие лавровцы. Да.

С. Бунтман — В общем, всё это показательно каждое для своего времени. И здесь есть, о чём поговорить в каждом из этих дел.

А. Кузнецов — Безусловно.

С. Бунтман — А вы выбираете. Выбирайте. Можете на пеньке, можете не на пеньке. Здесь у нас полная свобода. Вот. Хорошо, друзья, всего доброго! Сейчас будет скоро у нас «Родительское собрание». Это про вторую школу оно будет, да?

А. Кузнецов — Это будет посвящено памяти Владимира Федоровича Овчинникова.

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — Разумеется, про вторую школу. Создание его рук. Да.

С. Бунтман — Математическая. Да.

А. Кузнецов — Да. Будем вспоминать этого замечательного человека, ушедшего от нас.

С. Бунтман — И в 15 ещё ваше казино будет, сэр.

А. Кузнецов — Да, да, да.

С. Бунтман — Да. Да.

А. Кузнецов — Да.

С. Бунтман — Книжка. Алексей Кузнецов там будет. Вот. Хорошо. Всё. А сейчас мы обращаемся к «Ну, и деньку». И я с вами прощаюсь. Всего доброго!

А. Кузнецов — Всего доброго!