Сайт Евгения СычёваEugi Gufo

Сергей Бунтман — Добрый день! Мы начинаем. Светлана Ростовцева здесь, Сергей Бунтман, Алексей Кузнецов. И у нас такая рамочка получается временная, историческая, потому что у нас посвящён «Дилетант» новый самый делу царевича Алексея. Это ближе к концу царствования Петра, а недалеко от его начала, и бурные времена. Это вот то, что вы выбрали. Следственное дело о восстании московских стрельцов, 1698 год. Так что мы эпоху не покидаем. И вообще вероятно она не особо-то и изменилась за эти 20 лет, которые между двумя делами прошли.

Алексей Кузнецов — Добрый день! Да. И более того я хочу сказать, что довольно многие историки и ХIХ, и ХХ века считают, что вот то ожесточение, которое демонстрирует Пётр, в том числе в деле своего сына, что оно корнями уходит к стрелецким бунтам, его детство и отрочество, что вот оно именно сформировало его характер на всю его оставшуюся жизнь. Понятно, что это спорное утверждение, но ничего нелогичного, в общем, в нём нет. Мы ещё в одной рамочке находимся. Дело в том, что оба места, из которого вещает эта передача, и студия на Арбате, и моя квартира в Гагаринском переулке буквально со всех сторон окружены стрелецкими слободами в конце XVII века. У меня вокруг три. У меня только с тылу Конюшенная Слобода, собственно в которой я нахожусь. А вокруг меня сплошные стрелеццкие. Это Левшинская Слобода. Там, где сейчас Большой и Малый Левшинские переулки. Это Азарьевская Слобода. Там, где сейчас высотка МИДа. И между нами находится очень большая слобода в Песковсковских переулках, там, где была когда-то Церковь, значит, на Песках. Там даже вот, по-моему, Большой Николопесковский раньше назывался Стрелецким переулком. Да? То есть тоже это вот такая вот география Москвы.

Пара слов о том, что такое и кто такие стрельцы. Это... Значит, все служилые люди Московского государства допетровского времени делятся на служилых по отечеству — это те, кого мы потом назовём дворянами, это люди, получающие земельные пожалования и за это наследственно служащие, и служилые по прибору. То есть люди, которых набирают, которых вербуют. Из них формируется артиллерия. Из них формируются инженерные всякие части. И из них формируется стрелецкое войско, в основном пешее. Хотя принято считать, что начало правления Петра — это закат стрелецкого войска, но с другой стороны это и определённые кульминация и его количественного, и его качественного состояния. Стрельцы делятся на три разряда. Есть стрельцы стремянные. Но это, можно сказать, личная охрана государя. Это вот гвардия-гвардия того времени. Да? Не та, которая потом вырастет из Преображенского и Семеновского полков, а это то, что ей предшествует. Дальше идут московские стрельцы, вот те самые, слободами которых мы окружены. Их к концу ХVII века, видимо, около 20 тысяч, потому что насчитывается не менее 15 стрелецких полков, а в полках служит от 600 до 1200 человек. Значит, если население Москвы в конце XVII века приблизительно мы оцениваем как 200-220 тысяч человек, то получается, что каждый 10-й, там, может быть, каждый 12-й её житель носит стрелецкий кафтан. Ну, а если вместе с членами семьи, с чадами и домочадцами, то понятно, что доля вот этого стрелецкого сословия в московском населении очень большая. Здесь на картинке вот за... на экране они изображены в своей, так сказать, ну, обычной, повседневной форме. А в бою они надевали вместо вот этих вот островерхих шапок, они надевали такие железные каски, в общем, напоминающие вполне себе современные.

Значит, стрельцы служат за две вещи. Во-первых, они получают жалованье. Жалование, правда, им полагается исключительно в походе. Да? То есть когда они несут службу. Но дело в том, что в конце ХVII века, и это станет одной из главных причин вот этого последнего стрелецкого бунта, они практически всё время в походе. Прошло то время, когда на зиму они возвращались в Москву и полгода здесь занимались своими делами. Теперь их дёргают постоянно. И 2-е... Жалование очень разное. Стрелецкий полковник мог получать 200 рублей в год. Это огромные деньги. Можно было там деревню купить с её населением, причём довольно такую доходную, приличную. У нас что-то с картинками случилось. Они почему-то пропали. Пропали. Вот.

С. Бунтман — Нет. Всё есть.

А. Кузнецов — Ага. Спасибо. Вот. Ну, а что касается рядовых стрельцов, в зависимости от того, насколько год выдался, значит, хлопотный они получали 5-6 рублей в год. Плюс к этому они получали некоторое продовольствие. Хлебный провиант они получали. Ну, и получали свинец, получали порох, там то, что им необходимо для службы. Но самое главное, видимо, по крайней мере для московских стрельцов — это то, что они получали торговые и ремесленные привилегии, и то, что стрелецкие слободы не платили тягло, не несли тягло. То есть не платили налоги. И вот это, видимо, в денежном отношении гораздо более значительная штука. Ну, понятно, сам стрелец в лавке стоял только в то время, когда он был свободен от службы. В основном это его жена, его там младший брат, ещё кто-то из домочадцев. Кто-то нанимал приказчика. Они торговали и занимались ремеслом. В Москве это весьма доходное занятие.

И вот собственно говоря, 1698-й год. Закончились азовские походы, трудные походы. Первый поход был неудачным. Второй был удачным, но достаточно трудным. И после этого в захваченном Азове были оставлены на гарнизонную службу 4 стрелецких полка. Это порядка 2-х с половиной — 3-х тысяч человек. Эти полки были оставлены на год. Это практика того времени. Московских стрельцов довольно часто посылали, как бы сейчас сказали, в командировки, отправляли их на окраины, значит, нести гарнизонную, пограничную службу. Но существовала негласная, но такая четко соблюдаемая традиция — на год. И только один пункт — туда на два. Это в Астрахань. Слишком далеко — да? — добираться. Вот поэтому астраханская служба двухгодичная, но соответственно за нее и компенсация гораздо больше. Это как работа вахтовым методом. Ты работаешь, потом ты отдыхаешь. В остальных пунктах, значит, на год. Год они в Азове отсидели, и по всем писанным и неписанным законам они должны возвращаться в Москву. Их должны сменить. Их и меняют, но к их негодованию вместо того, чтобы их отправить в Москву им дают новое назначение без всякого отдыха. Им велено следовать в Воронеж. Значит, они в полной уверенности, что из Воронежа они пойдут дальше на север в столицу по домам отдыхать, а им в Воронеже приходит новое назначение в Великие Луки.

С. Бунтман — Зачем?

А. Кузнецов — Дело в том, что Петр в это время как раз находится в Европе в Великом посольстве. И одна из главных целей Великого посольства — это активизация действий антитурецкой лиги. И вот предполагается, что потенциальному союзнику польскому королю и по совместительству саксонского курфюрста Августу II может понадобиться военная помощь. Поэтому на западной границе под командованием Михаила Ромодановского, это очень дальний родственник Федора Юрьевича Ромодановского, который сегодня у нас, князь-кесарь, разумеется, не раз появится, формируется некая такая обсервационная армия, которая в случае чего должна быстренько прийти на помощь Августу II, ну, скажем, против крымских татар, которые верный союзник Османской империи, соответственно вот предположительно могут напасть на него с тылу. Тогда московские войска ему придут на помощь. Более того когда стрельцы просят разрешить им пройти через Москву, им говорят: Нет, нет, нет. В Москву не суйтесь. Идите прямо на Великие Луки, значит, рокадными дорогами. Да? А в Москву не суйтесь. Вы в Москву сейчас придёте, мы вас потом там не выцарапаем из ваших домов — да? — и, так сказать, там подвалов. Мы вас потом не соберем. Поэтому срочно быстро, так сказать, пешим порядком на ту границу.

И вот весной, ранней весной в марте месяце 98-го года в Москву пробирается довольно большая команда оттуда, из Великих Лук. В общей сложности в Москву прибыло, как потом запишут в розыске, 175 стрельцов. Из тех примерно 2-х с половиной тысяч, которые находятся вот там, в районе Великих Лук. Значит, они сюда прибрели. Это ни много ни мало 400 с лишним верст. Они прибрели жаловаться, попросить о задержанном им жаловании и просить отдыха и возвращения в Москву. То есть они как бы... Они по крайней мере себя подают как делегация от всего стрелецкого общества, которое там у Ромодановского находится. Значит, их сначала пытаются задобрить. Им выплачивают часть жалованья. Сохранились ведомости. Дали им по рубь 60, по рублю и по 20 алтын каждому. Дескать, вот вам ваша там задолженность. На самом деле, видимо, она была гораздо больше. И давайте-ка быстренько возвращайтесь обратно на границу. Они говорят: ну, куда мы сейчас пойдём? Дороги раскисли. Мы уж тут пересидим, пока просохнет. Нет, валите отсюда сейчас. Кого-то удалось из Москвы вывихнуть. А некоторые рассосались по домам. И действительно их сыскать в этих самых слободах абсолютно невозможно. Но они настолько себя уверенно чувствуют, что двое, вообще напившись пьяными, припёрлись в избу Стрелецкого приказа и чуть ли не за бороду начали хватать главу приказа, значит, требуя, чтобы им там вот деньги заплатили, чтобы их в Москву вернули, чтобы их сменили и так далее, и так далее, и так далее. Пока в Москве думают, что делать... Да, в Москве не надумали ничего другого, как перевести их из Великих Лук в соседний Торопец. Это недалеко сравнительно. Дескать, любое перебазирование, любая смена позиции, она должна как-то вот, так сказать, их... их вот бездельное волнение прекратить. Но получилось только хуже, потому что 5 июня они прямо в Торопце и восстали и двинулись к Москве.

В Москве про это довольно быстро узнали. И в Москве объявляется, ну, как мы бы сейчас сказали, чрезвычайное положение. Есть такой очень известный мемуарист этого времени, современник этих событий Иван Афанасьевич Желябужский. Я очень рекомендую. Еще в середине XIX века были изданы его воспоминания. И там довольно много всяких интересных бытовых подробностей. Вот что он пишет: «Июня в 11-й день, — то есть прошла всего неделя, даже меньше недели с того момента, как стрельцы за 400 вёрст в ТоропцЕ... в ТорОпце восстали. Да? — в 11-й день сказана сказка стольникам и стряпчим, и дворянам, чтоб имена их записывали в Разряде, — то есть в разрядном приказе, — для того, что в нынешнем 7206-м году своим самовольством, без указу идут с службы с Великих Лук 4 приказа стрелецких, покинув своих 4-х полковников; а вместо тех полковников выбрали они, стрельцы, из своей братьи начальных людей четыре человека, и идут к Москве собою для волнения и смуты, и прелести всего Московского государств». Напомню, что слово «прелесть» тогда имело ровно противоположное значение. Да?

С. Бунтман — То есть прельщать.

А. Кузнецов — Прельщать...

С. Бунтман — Это прельщать...

А. Кузнецов — То есть смуту вносить.

С. Бунтман — ... привлекать... привлекать...

А. Кузнецов — Да, да, да.

С. Бунтман — Прелестные письма Пугачёва. Да.

А. Кузнецов — Совершенно верно. Сбивать с толку порядочных людей. Вот они идут для того, чтобы возмутить, взволновать Московское государство. Это к вопросу о том, как скорость... какая скорость. Разведка и связь поставлены. Да? В Москве становится известно не только о том, что состоялось возмущение, но что вот полковников сменили, выбрали своих. То есть все признаки бунта. Поэтому, вот как пишет Желябовский... Желябужский, собирают дворянское ополчение, поместную конницу и выдвигают ее под командованием генералиссимуса Алексея Семёновича Шеина, получившего это первое звание в российской истории за Азов, выдвигают навстречу. И встречаются они, эти два войска, в районе Ново-Иерусалимского монастыря, то есть примерно в 40-50 верстах от Москвы на Истре. Соотношение сил примерно такое. Значит, где-то 2 200 стрельцов, около 4-х тысяч дворян у Шеина и плюс ещё некоторая, так сказать, артиллерия имеется, что в конечном итоге и станет ключевым фактором победы.

А дальше начинаются переговоры. Опять же не сразу в стрельцов начинают стрелять. Да? Сначала, так сказать, высылают переговорщика. И вот, собственно говоря, процитирую документ: «В нынешнем 2006-м... 206-м, — то есть 7206-м...

С. Бунтман — 7206-м. да.

А. Кузнецов — Да. Но пишут в...

С. Бунтман — Пишут обычно...

А. Кузнецов — ... без 7 тысяч.

С. Бунтман — ... без 7 тысяч. Да.

А. Кузнецов — Да.

С. Бунтман — Да, да, да.

А. Кузнецов — »... в 18 день, — то есть это войско дошлепало до Ново-Иерусалимского монастыря меньше, чем за две недели. Скорость очень большая. Да? Им предстояло пройти порядка 350 километров, — по указу Великого государя, великого князя Петра Алексеевича Великия, Малыя и Белыя России боярин и большого полку воевода Алексей Семенович Шеин во время противности четырех полков московских стрельцов посылал товарища своего, генерала-поручика князя Ивана Михайловича Кольцова-Масальского к ним, стрельцам, говорить, чтоб они по его указу шли в указные места, а противности б не чинили. И в то число вышед из обозу их стрелец и подал ему, генералу-поручику, два письма, и говорил, что те письма прочесть большого полку в народе, — то есть он... Мало того, что он ему некие, так сказать, передал тексты, так он еще и распорядился, чтобы воевода их прочел своему войску. Да? Вот такая вот неслыханная наглость. — И генерал-поручик князь Иван Михайлович те письма у того стрельца приняв, и его, стрельца, взяв с собою, объявил боярину, и большого полку воеводе Алексею Семеновичу Шеину. А тот стрелец сказался Федорова полку Колзакова десятник..." — интересно пишут «командир полка Федор Колзаков». Слово «полк» вставляется посередине, — Фёдорова полку Колзакова. И это стандартная формула. «...Ваською зовут Андреянов сын Зорин». Значит, вот это Василий Андрианович Зорин, он такой вот парламентер от восставших казаков.

Ну, а теперь, собственно говоря, письмо, потому что оно лучше, чем я перескажу, говорит о том, в чём стрелецкие претензии: «Служили мы, холопи твои, и прежде нас прародители, и деды, и отцы наши, вам, великим государем, во всякий обыкновенной христианской вере и обещались до кончины жизни нашей благочестие хранити, яко же содержит святая апостольская церковь».

Вот любой винегрет, а это наше национальное блюдо, он должен состоять минимум из трех главных элементов. В нем должна быть секла, картошка и соленые огурцы. Всё остальное — это на вкус хозяйки. Класть горошек, лук, варёную морковку — это каждая сама делает. Да? Так вот здесь в этом винегрете, а письмо собой представляет абсолютный винегрет, здесь три главных элемента. 1-й — это напоминание, что мы не мятежники. Тут прямо пишется, вот наши, так сказать, предки во время бунта 82-го года были на правильной стороне, и нас тогда пожаловали. То есть мы вот не их как бы идейные наследники. 2-е... 2-е, и это занимает больше половины письма, это недовольство командирами, в первую очередь немцами. И самая главная фигура, вот как Чубайс в наше время, в то время у стрельцов во всём виноват Лефорт. «А в том же году, будучи под Азовым, умышлением еретика иноземца Францка Лефорта, чтоб благочестию великое препятствие учинить, чин наш московских стрельцов, подвед под стену безвременно и ставя в самых нужных крови местах, побито множество». То есть Лефорт якобы для того, чтобы извести верных государевых слуг, их в самый огонь кидал. Да? «Его же умыслением сделан подкоп под наши шанцы, и тем подкопом он побил человек с триста и больши». Это, видимо, неудачно пытались минную галерею повести, и она в самом начале бабахнула. Да? Ну, и как это бывает, пострадали свои. «Его же умыслом на приступе под Азовым, что посулено было по десяти рублей рядовому, а кто послужит, тому повышение чином честь. И на том приступе, которую сторону мы, холопи твои, были, тут побито премножество что ни лутчих».

И наконец 3-я составная часть этого блюда заключается в претензиях. Претензии заключается в том, что жалованье не доплатили, что смены не присылают, что используют без всякого отдыха в самых разных местах, что служить очень трудно. Здесь всё описано. «И, будучи на польском рубеже в зимнее время в лесу, в самых нужных местах, мразом, — то есть морозом, — и всякими нуждами утеснены...» И вот наконец поэтому и рвануло. Прими нас, батюшка. Пожалуй. И кроме того идём мы к Москве не потому, что мы обижены. Нет, мы по-прежнему слуги твои верные. И заканчивается письмо такой фразой: «Да нам же слышна, что идут к Москве немцы и то, знатно, последуя брадобритию и табаку, всесовершенное благочестию испровержение. Аминь». То есть мы идём к Москве еще для того, чтобы защитить столицу и тебя, великий государь, от неслыханного глумления со стороны немцев, брадобрития и табаку. Совершенно стрельцы не понимали, с кем они имеют дело, и что это на самом деле и есть главный тому брадобритию и табаку зачинщик. Ну, а дальше... Да? Прошу прощения. Что?

С. Бунтман — Да. Здесь... А кто... Кто у нас, надо напомнить, кто у нас гла... за главного на Москве.

А. Кузнецов — А на Москве у нас за главного 4 человека. Значит, оставлена большая тройка из людей, которым официально даны полномочия втроём издавать указы именем царя. Это Лев Кириллович Нарышкин, его родной дядя. Это князь Борис Алексеевич Голицын. И это Пётр Иванович Прозоровский, глава Приказа Большого прихода. Но главнокомандующим оставлен Фёдор Юрьевич Ромодановский, верный цепной пёс Петра. Вот он именно командует московским гарнизоном.

С. Бунтман — Ну, вот мы расставим всё по местам. Мы придём к продолжению событий через 5 минут.

**********

С. Бунтман — Алексей Кузнецов, Сергей Бунтман. Продолжаем стрелецкий бунт.

А. Кузнецов — Ну, а дальше к стрельцам в очередной раз высылают парламентера. И очень важно кого. Их явно совершенно провоцируют. То есть Шеин уже взял курс на усмирение, что называется, железом и кровью. Да? Потому, что если бы хотели договориться, ну, не сам Шеин, предположим, он главнокомандующий, ему как бы не по чину, ну, пошли кого-нибудь из стрелецких полковников. А он посылает Гордона. Был бы Лефорт, он бы послал Лефорта. Но Лефорт в Великом посольстве. Лефорт в Европе. Его физически нет. Да? То есть зная, что вот они так настроены против иностранцев, к ним посылают Патрика Гордона. Он им официально заявляет, разойдитесь, ребята, возвращайтесь к месту несения службы. Они ему говорят, посторонись, мы на Москву идём. Мы в своем праве. После чего Гордон командует артиллерии стрелять. Два залпа стрельцы выстояли. После третьего залпа начали разбегаться и сдаваться в плен. Погибших со стрелецкой стороны порядка дюжины убитых, около 40 раненых. В правительственном войске — 4 убитых и около десятка раненых. Вот собственно чем закончилось это такое кратковременное сражение. После чего Шеин тут же прямо там, на Истре начинает розыск. И, видимо, рассчитывает на то, что вот царь... Царь, уже известно, что он возвращается. Он вот-вот будет. Да? Там через несколько месяцев. К его приезду всё будет готово. Бунт подавлен. Вот результаты розыска. Вот зачинщики. Вот их останки. Всё. Да? Всё выполнено образцово. Вот пример одного из допросов вот этого 1-го розыска: «Да у розыску в роспросех и с пыток говорили: Чюбарова полку Ларка Шелудяк: к Москве де он шол для бунту и побиения бояр, — вот уже не просто. Да? А «для бунту и побиения бояр», — а говорил он те слова с Артюшкою Масловым, с Федулейкою Ботеем, с Елескою Пестряковым. И большого полку с ратными людьми бой хотели дать они, Артюшка и Федулейко, и порох для стрельбы взяли в черном полку. А как де они шли на Воскресенской монастырь и уведали, что на них идут большого полку ратные люди, и он де, Артюшко, говорил, чтоб Воскресенской монастырь обойтить, и хотели занять Савинской монастырь. А Елеска Пестряков против болшого полку ратных людей кричал ясаком: «Сергиев». То есть иными словами они разошлись во мнениях, давать ли бой или уйти на юг к Звенигороду в Саввино-Сторожевский монастырь, или уйти на север в Троице-Сергиеву. Да? Попытаться обойти вот это вот, значит, московское войско. «А после того он, Ларка, с них, Артюшки Маслова, и с Федулейки Батея, и с Елески Пестрякова о побиении бояр заговорил, что он затеял на них напрасно, — то есть он провинился, что он их оговорил. — И он, Ларка, пытан, и огнем зжен, и с пытки их очистил же, — то есть подтвердил под пыткой, что он их зря оговорил, — и за то он, Ларка кажнен смертию и писан выше сего». Вот по итогам этого розыска, который занял около 2-х недель 56 пущих заводчиков, то есть главных заводил, повешены. После этого 74 беглеца, которые сочтены их помощниками, отправлены в Москву. 140 человек биты кнутом и сосланы. То есть наказаны своей властью на месте. А около 2-х тысяч человек разосланы по тюрьмам, по городам и монастырям. То есть это виноватые низшей категории. Да? Это простые участники бунта. Их посадили в темницы. Всё. Не тут-то было.

Когда Петр узнает об этом бунте, он... Хотя он не собирался так скоро возвращаться, он собирался ехать медленно, по дороге ещё раз встретиться с Августом, который на него произвел большое впечатление в свое время и так далее. Пётр мчится, как можно быстрее, мчится в Москву. И в сентябре, когда он прибывает, начинается то, что историки называют Большой сентябрьский розыск. Вот мы говорим «розыск», точнее мы цитируем людей того времени, но надо понимать, что это и суд в одном флаконе. Это сейчас у нас есть доследственная проверка, следствие, а потом суд. А тогда это всё в одном флаконе. Вот их допрашивают. Вот их пытают. Вот на основании их показаний выносится заочно решение и приводится в исполнение. Апеллировать не к кому. Ну, то есть можно к царю, конечно, но на практике это абсолютно бесполезно.

Начинают пытать. Создают более 10 различных следственных комиссий. Такой огромный объём вот этого самого следствия. Причем возглавляют эти следственные комиссии самые-самые, что ни на есть, доверенные: Ромодановский, Черкасский, Долгоруков, Прозоровский, Троекуров, Стрешнев, Голицын, Щербатов, Никита Зотов. Да? Самые-самые вот птенцы гнезда Петрова, то, что называется. Особая роль у комиссии Федора Юрьевича Ромодановского. Всё-таки не зря он главный кнутобоец и глава Преображенского приказа.

Дело в том, что именно комиссии Фёдора Юрьеича поставлена задача установить связи с Софией, причем это сформулировано вот именно так: нужно доказать, что любезная сестрица стоит за этим делом. Вот образец отчёта о её допросе: «Сентября в 27 день Великий государь царь, Великий князь Петр Алексеевич Великой Малой и Белой Руси сестре своей царевне Софии Алексеевне про то письмо, которое явилось в розыску от ней, царевны, на Двину в стрелецкие четыре полка, ей, царевне, изволил говорить, — то есть лично допрашивал, — и письма Артюшки Маслова и Васьки Игнатьева показывал, и они, Артюшка и Васька, перед нею ставлены, — то есть очная ставка, — И царевна Софья Алексеевна ему, государю, сказала: таковы де письма, которое явилось в розыску от ней, царевны, в те стрелецкие полки не посылывано, — то есть я не посылала. Да? Я не знаю, что это за документы, — а что де те же стрельцы говорят, что пришед было им к Москве, зват было им ее, царевну, по-прежнему в правительство, и то де не по письму от нее, а знатно потому, что она со 190-го году, — то есть с 1682-го, — была в правителстве». То есть она говорит, может, они хотели меня посадить на твоё место, но не потому, что я их к этому подбивала, а потому, что они помнят и помнят добром моё прежнее правление. «И они, Артюшка, и Васька, перед нею, царевною, говорили: Васька, что письмо Артюшка, взял на Двине у Мишки Обросимова, и в полках чол, принес с Москвы. И сказал про то именно, что он то письмо взял подлинно из того монастыря от ней, царевны, через нищую, — ну, то есть какая-то нищенка вынесла это письмо, собственноручно Софьей писаное из Новодевичьего монастыря. — А она, царевна, ему государю, сказала: такова де письма она, царевна через нищую ему, Ваське, не отдавала, и ево, Васьки, и Артюшки, и Васьки Игнатьева не знает». Но она, конечно, их не знает. Это несомненно. Вопрос о том, имела ли Софьи какое-то отношение, по сей день остается открытым. Хотя большинство историков склоняются к тому, что не имела. Пытать Софью Пётр пока не решился. Вот к Алексею он дозреет. Да? Через 20 лет Алексея уже приказано будет пытать, и по некоторым слухам Пётр якобы даже лично в этом принимал участие.

С. Бунтман — У меня один вопрос вот в связи с этим. Обычно ссылаются, почему Алексея пытали. И это подчинялась всё воинскому артикулу, который уже Пётр гораздо позже издаст. И воинский артикул, который не предполагал, что можно там кнутом бить дворянина, но если речь идет не о политических преступлениях. То есть не о государственных преступлениях. А чем здесь регламентировалось, если регламентировалось?

А. Кузнецов — Ну, в случае с Алексеем там есть еще один нюанс. Я не знаю, насколько он работал или нет. Дело в том, что первые признания Алексей сделал без пытки. И Петр сделал вид, что он его простил. А потом, когда допросили Ефросинию, и выяснилось, что Алексей вроде как солгал, вот тогда к нему применена пытка...

С. Бунтман — Да, но сам факт применения пытки как... Мало того что дворянин, он член семьи, а и к женщинам там не при... не применяли к беременным и так далее. Но это воинский артикул. А до этого...

А. Кузнецов — Пока ничего нет. Нет, пока...

С. Бунтман — А пока такого... такой регламентации...

А. Кузнецов — Это...

С. Бунтман — ... ещё нет пока.

А. Кузнецов — Вроде бы нет. Да. Потому что понятно, что это дело, которое ни в какое Соборное уложение или какой-то другой нормативный акт не вписывается. Тут розыск направляет лично царь по своему усмотрению. Софью не пытали. Но ей будет значительно устрожен режим. Если до этого она жила в Новодевичьем на положении, ну, пленницы, но, что называется, под домашним арестом, довольно свободно там перемещалась, продукты получала с царского стола, там с людьми могла общаться, то теперь её насильно постригут в монахини, и она будет фактически в тюремном заключении, от которого она и скончается через 5 с небольшим лет.

А стрелецкий розыск набирает, как всё, за что берется лично Пётр, колоссальные совершенно обороты. После чего начинаются казни. Каждый день списки по 40-50 человек. Вот знаменитая картина Сурикова «Утро стрелецкой казни»... Я ужасно извиняюсь, я забыл про картинки. Давайте их посмотрим сейчас. Значит, вот перед нами сейчас будет... Не... Не получается?

С. Бунтман — Сейчас получится всё. Сейчас получится всё. Да.

А. Кузнецов — Вот у нас Алексей Семёнович Шеин, который командует подавлением и розыском, первым вариантом. Значит, дальше у нас там будет... Вот, ну, гравюра иностранного художника, как он себе представляет вот этот бой под Ново-Иерусалимским монастырем. Да? Такая аллегорическая картина. Но на ней с чертами портретного сходства справа от Шеина... справа от Петра находится Шеин. Он туда Петра поместил, хотя его не было. Это знаменитое изображение, репинское изображение царевны Софьи в Новодевичьем монастыре. Это она еще до того, как его постригли в монахини. Да? Это она ещё под домашним арестом. Это знаменитый портрет Фёдора Юрьевича Ромодановского. Лицо... лицо монстра. Превеликий нежелатель добра никому. Но государю верный был. И наконец знаменитая репродукция картины Сурикова «Утро стрелецкой казни». И вот у людей, которые, конечно, знают, она есть во всех школьных учебниках, возникает ощущение, что вот эта кульминация, вот один день собственно казнили на Красной площади стрельцов. Казни будут продолжаться больше месяца. Вот навскидку один из списков, причём я прочту только его начало для колориту: «В нынешнем 207-м году сентября в 30 день по указу государя Федорова полку Колзакова, Тихонова полку Гундертмарка, Иванова полку Чернова стрельцы казнены смертью, повешены». Казнены: «Пашка Иванов сын Долгленок, Никишка Ильин сын Сарай, Терешка Парфеньев сын Кубов, Федька Григорьев, Фадейка Ильин, Евдокимка Павлов, Климка Федотов, Данилко Васильев сын Анничь, Костка Евстратьев, Макарка Антропов...» Всего 57 человек. И вот таких списков несколько десятков. В конечном итоге будет казнено более полутора тысяч человек. То есть практически все, кого Шеин в свое время разослал по дальним темницам, их всех выцарапали обратно в Москву и... За исключением тех, кто сумел смыться по дороге. Несколько десятков человек, понимая, видимо, или предчувствуя, так сказать, чем дело пахнет, скрылись на этапе вот по этапу. Извините, за тавтологию. Ну, а в конечном итоге, значит, следствие будет продолжаться, правда, затухая постепенно, до мая 1707 года. То есть 9 лет. Самое последнее, что прилетит, прилетит двум торопЕцким... торОпецким мещанам. «А товарищи ево, Артюшкины, такие ж воры и бунтовщики, стрелцы Савостька Плесунов, Якушко Алексеев в роспросе говорили имянно, что в том обозе искали...» Короче этот документ про то, что, значит, прихватили стрельцы двух местных жителей, которых звали Сергей и Тихон. И те вроде как по принуждению, никто не говорит, что добровольно, по принуждению, но отдали своих лошадей им и оказывали какие-то услуги. А потом были взяты с собой тоже насильно в поход пушкарями. И прям в следственном деле сказано, что они были прикованы у пушек. То есть они не добровольцы. Но всё равно. «Великий царь-государь Петр Алексеевич указал вам за то ваше воровство и за приход в изменничей обоз сослать в ссылку в Сибирь на пашню в дальные городы з женами и з детми на вечное житье. Вышеописанный указ сказан мая 27 день нынешнего 1707 году. Того же числа казнён стрелец Артемий Маслов, отсечена ему голова». Всё. Розыск закончился.

С. Бунтман — Если подытожить, что Петр так лютовал, потому что в отличие от бывших действительно мощнейших и страшных, и опасных для его жизни и правления волнений, это был, в общем-то, достаточно локальное и раздутое было дело.

А. Кузнецов — Во-первых, я думаю, что накопилось. А, во-вторых, и это, наверное, самое главное, не в 82-м, когда он ребёнок, не в 89-м ему неким заменить пока стрельцов. А в 98-м уже есть. Уже есть Лефортов. Уже есть Преображенский, Семёновский, Бутырский полки. Да? И поэтому он чувствует, что он может их наказать так, как считает нужным, а не пытаться делить стрельцов на плохих и хороших, на верных и неверных. А они потом всё равно, собаки, взбунтуются, поскольку сколько стрельца ни корми, он всё равно в бунт смотрит.

С. Бунтман — Ну, да.

А. Кузнецов — Думаю, что вот этот.

С. Бунтман — Уничтожить стрельцов как класс. Да.

А. Кузнецов — Хотя надо сказать, что стрелецкое войско просуществует еще пару десятилетий. Их постепенно будут переделывать в солдатские мушкетерские полки. Но на окраинах, на границах еще в 20-е годы упоминаются стрельцы.

С. Бунтман — Ну, что ж? Ну, мы дело закрываем сейчас пока это. И обращаемся к 115-летию манифеста 17 октября 5-го года, 1905 года. И вот какие здесь предлагаются дела: суд над 167-ю депутатами Государственной Думы, подписавшими Выборгское воззвание с протестом против роспуска I Думы. Это 906-й год здесь.

А. Кузнецов — Да, это очень известное дело.

С. Бунтман — 2) Военно-полевой суд над участниками боевой дружины эсеров-максималистов, совершившими налет на карету, перевозившую деньги в банк, «Ограбление в Фонарном переулке». Это Кронштадт, 1906 год.

А. Кузнецов — Если выберете это дело, мы поговорим о военно-полевых судах, о столыпинском галстуке, вот об этих вещах в том числе. Не только об эсерах.

С. Бунтман — Суд над молодежью, забаррикадировавшейся в реальном училище Фидлера, по обвинению в сопротивлении властям, «Процесс детей», 1906-й.

А. Кузнецов — Вот это совершенная школота Навального. Это абсолютно вот такая проекция на наши дни.

С. Бунтман — Судебный процесс фабриканта Баранова и рабочего Калинина, провозгласивших в городе Александрове Владимирской губернии демократическую республику. Судили во Владимире в 1907 году.

А. Кузнецов — Это фантастическое дело. Действительно крупный фабрикант провозгласил республику в бывшей резиденции Ивана Грозного.

С. Бунтман — Ряд процессов членов «Союза русского народа», убивших депутата Государственной думы Герценштейна, Великое княжество Финляндское, 7-9-й годы.

А. Кузнецов — Ну, поскольку Михаил Герценштейн был убит на территории Финляндии вот соответственно финские суды — часть судебной системы Российской империи, — будут рассматривать эти дела.

С. Бунтман — Прекрасно! Выбор у вас есть. Пожалуйста, проголосуйте на сайте. А новый процесс будет в следующую субботу. В следующее воскресенье.

А. Кузнецов — В воскресенье.

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — А в субботу будет новый журнал, видимо, да? «Мой район».

С. Бунтман — Да. Да. Новый журнал. Да.

А. Кузнецов — Всё. Всем всего доброго!