Сайт Евгения СычёваEugi Gufo

Сергей Бунтман — Добрый день! Мы начинаем процесс. И наш ветеран наших соревнований — процесс Джона Фелтона, убийцы герцога Бекингема у нас всё-таки победил в голосовании. И сейчас этот нам известный в основном по «Трем мушкетёрам» эпизод исторический мы сейчас будем разбирать. Алексей Кузнецов, Светлана Ростовцева, Сергей Бунтман. Все мы здесь.

Алексей Кузнецов — Добрый день! Да я думаю, что только по «Трем мушкетерам» он и известен, потому что в учебниках истории наших по крайней мере об убийстве герцога говорится, но, по-моему, фамилия Фелтона не называется. Вот естественно мы сегодня будем пытаться разобраться. Это не всегда, кстати говоря, просто. Разобраться, что у Дюма совсем выдумано, что у Дюма не совсем выдумано, а то, что называется, основано на реальных событиях, а что, в общем, соответствует исторической действительности. Итак, Фелтон и Бекингем. У этих двух людей изначально довольно много общего. Они оба... Ну, во-первых, они почти ровесники. Бекингем 92-го года, Фелтон по общемпризнанной его биографии 95-го. Они родились в одной и той же части Англии, в районе Лейстершира. Они родились... по рождению принадлежали к такому хорошему старому, но не богатому и не слишком знатному провинциальному дворянству. Дальние родственники крупной аристократии, скажем так, но дальние, не имеющие никаких особенных прав. Про семью Фелтона известно, что его отец занимал всякие небольшие, но существенные провинциальные должности, какое-то время был шерифом, какое-то время был даже членом парламента недолгое время от своего графства. Что касается, матери Бекингема, она довольно быстро овдовела и, не имея ни особенных средств, ни особенных связей, как обычно пишут, приложила максимальные усилия к тому, чтобы обеспечить карьеру своего сына, готовя его не к военной, не к политической, а к придворной карьере. Поэтому собственно основной упор, который юноша делал в своих занятиях, — это был упор на занятия танцами и вообще физическим упражнениям. И вот когда ему было 20... около 20 лет, через каких-то дальних знакомых его представили людям, чья политическая забота заключалась в том, чтобы, ну, скажем так убрать от короля его... от короля Якова I. Мы говорим о времени Якова I. Убрать от короля его бывшего, его тогдашнего фаворита Роберта Карра, графа Сомерсета.
Дело в том, что Яков I, несмотря на то, что старался выглядеть весьма религиозным человеком и даже писал богословские труды, но при этом было хорошо известно по крайней мере при дворе, что у короля имеется такая непроходящая страсть к смазливым молодым людям. И вот, собственно говоря, именно такой путь осознанно, неслучайно, а целенаправленно и был предложен будущему герцогу Бекингему. Будущему, потому что титул герцогов Бекингемов довольно старый, с позднего средневековья. Но в определенный период там за некую государственную измену герцог Бекингем был казнён, соответственно титул был ликвидирован. И вот он будет возрожден уже специально для Джорджа Вильерса, как его изначально звали. Король увидел на охоте, ему представили молодого человека. Король сразу почувствовал к молодому человеку сильнейшую привязанность, и дальше начинается десятилетний роман молодого человека, почти юноши, со стареющим Яковом I.
Вот у нас на следующей картинке это вот вы видите портрет Бекингема работы Рубенса. А вот портрет, я специально выбрал, ну, такого уже совсем зрелого Якова I. Между ними больше 20 лет разницы. Отношения эти были, ну, совершенно, что называется, даже по рамкам того, ну, довольно свободно в отношениях в придворных кругах, разумеется, века, отношения были совершенно скандальными. Яков I не скрывал своих пристрастий. Бекингем, будущий Бекингем при нём выполнял роль и возлюбленного, и шута. Даже вот зафиксированы ситуации, когда он по желанию своего покровителя там собачку изображал комнатную, лаял на четвереньках и так далее. Сохранились письма, которые на протяжении вот этого почти одиннадцатилетнего романа король в достаточно большом количестве писал своему любимцу. Письма эти, ну, в общем, даже сегодня читать, ну, скажем так, несколько удивительно — да? — по степени такой откровенной интимности, которую король вкладывал в свои послания.
Более того он, в общем, постоянно находился на грани богохульства. Во-первых, прозвище, которым он своего любимца наградил Стини, происходило от святого Стефана, который, как принято считать, значит, отличался совершенно ангельской внешностью. Вообще надо сказать, что все, кто описывает внешность герцога Бекингема, они как-то совершенно не могут удержаться от каких-то таких вот скабрезностей. Ну, вот, например, я встретил описание одного из англиканских епископов, который пишут, что герцог был самым красивым молодым мужчиной в королевстве. Окей, констатировал факт. Казалось бы, остановись на этом. Но дальше он начинает описывать подробности, в чём собственно его красота. И там пошли бедра, осанка, цвет губ. Ну, совершенно как бы для епископа неприличное описание. Да? И настолько эти отношения, в общем, заботили английских политиков, что... Да, на Вильерса высыпался золотой дождь. Его последовательно там раз в год каждый год производили всё в новые и новые аристократические титулы. Вот он виконт. Вот он маркиз. Вот он граф. Вот он герцог наконец. Колоссальные деньги на него сыпались. Подарками его король забрасывал. И даже Тайный совет, Private Council, такое, в общем, теневое правительство страны в какой-то момент потребовало от короля объяснений, что собственно происходит. На что король высказался, ну, на мой взгляд, предельно откровенно. Он сказал так близко к тексту примерно следующее, что, господа, я не люблю Бекингема больше, чем кого бы то ни было из вас. И дальше фраза, которая для доброго христианина совершенно, на мой взгляд, не позволительна. Он сказал: «У Христа был Иоанн, у меня Бекингем». Ну, мягко говоря, очень смелая параллель. Да?

С. Бунтман — Да уж.

А. Кузнецов — Вот. Одним словом... Да, ну, понятно, почему он выбрал апостола Иоана, потому что действительно есть в некоторых местах указания на особо близкие, особо личные отношения Христа с этим апостолом. Да? Их противопоставляют с Петром. Вот Пётр — это, так сказать, рассудочный такой — да? — вот типа отношений, а Иоан — это человеческий. Ну вот, видимо, это натолкнуло его вот на эту аналогию. Одним словом к концу жизни Якова, а он скончается в 25-м году, Джордж Вильерс — фаворит во всех смыслах этого слова. При этом интересно, что у него завязывается очень тесная дружба, на этот раз действительно дружба, судя по всему, никаких, так сказать, там других отношений не было, с наследником престола, с принцем Уэльским, с будущим Карлом I. И такой вот широко известный тоже из литературы, но... но не из Дюма момент. В 23-м году, когда планируется... как один из возможных вариантов планируется брак Карла I с испанской... Да, ну, вот у нас на следующей, по-моему, картинке будет молодой... Да, вот молодой совсем Карл I. Как раз это портрет 23-го года, вот о котором идет речь. А на следующей картинке, если можно, Серёж, сразу её тоже. Это вот женщина, которую прочитали одно время ему в невесты. Это испанская принцесса, инфанта Мария Анна. И вот этот эпизод с таким совершенно неожиданным и, в общем, не очень понятно насколько заранее продуманным посольством... Или не посольством. В общем, у Артуро Переса-Реверте в одном из его романов о капитане Алатристе описана эта детективная интрига, когда принц Уэльский и герцог Бекингем чуть ли не инкогнито пребывают в Испанию, вроде как не получив на это согласие испанского двора, для того, чтобы тоже не очень понятно что, то ли соблазнить инфанту, то ли уговорить инфанту, то ли... Одним словом, это вот такая, ну, очень такая резкая экспедиция вполне, кстати говоря, в бегингемовском стиле. В дальнейшем он подтвердит не раз. Она закончилась провалом во многом потому, что, ну, как принято считать герцог вёл себя там особенно развязно, особенно неосторожно. И хотя главные причины того, что в брачный союз не состоялся, видимо, заключались в религиозных разногласиях, потому что инфанта отказалась выходить замуж, не за католика, а Карл соответственно отказывался менять веру. Ну, кроме того, видимо, вообще испано-английские отношения в этот момент были не в самой своей хорошей точке в очередной раз. И тем не менее вот это вот авантюра, она послужило к закреплению или возникновению, ну, в общем, очень прочной дружбы, которую они пронесут всю достаточно недолгого остающуюся совместную жизнь.
И когда в 25-м Яков умирает, и Карл становится следующим королем, то положение герцога Бекингема не поколеблено. Он по-прежнему фаворит. При этом никакими не государственными, ни военными талантами он, судя по всему, не обладал, пытаясь их компенсировать быстротой, натиском, решительностью. Sturm und Drang. Да? Вот его, так сказать, манера поведения. И это проявилось... Тем не менее его назначают командовать различными крупными военными операциями. И вот еще при жизни, в последние месяцы жизни Якова I была такая совершенная катастрофическая, совершенно провальная английская военно-морская экспедиция к Кадису. Такой наш ответ великой арме... армаде — да? — через почти полвека после тех событий. Когда огромная флотилия, больше 120 кораблей, с очень значительным количеством морской пехоты на борту отправилась к главному военному порту Испании Кадису, но настолько всё было плохо организовано, что так же как у испанцев с великой армадой в предыдущем столетии, в общем, как такового даже более не получилось. Вот эта огромная флотилия была рассеянна из-за отсутствия координации между командирами отдельных отрядов. В результате было потеряно более половины кораблей. Около 7 тысяч человек умерло от различных инфекционных заболеваний, от плохой пищи, от плохой воды или в небольших боевых столкновениях с испанскими кораблями. В общем, катастрофа полная. Настолько, что когда... Да. А Бекингем, он был её инициатором, этой экспедиции. И когда всё это закончилось вот таким вот крахом, парламент, очень недоброжелательно к нему настроенный, попытался призвать его к ответственности. И уже после смерти Якова Звёздная палата — Star chamber, такой, ну, в общем, тайный, закрытый высший суд в Англии пытался предъявить ему обвинение в государственной измене, но он был полностью оправдан. Ну, и понятно, что за этим естественно стоял король.
Теперь следующий поворот в биографии Бекингема — это его знаменитые взаимоотношения с Анной Австрийской. На следующей картинке у нас должна быть Анна Австрийская. Да. Это... Рубенса. Значит, насколько их взаимоотношения с Бекингемом носили платонический или не платонический характер, насколько они вообще были, или это выдумка, это вопрос, который по сей день остается дискуссионным. Дело в том, что в значительной степени всё, что об этих отношениях рассказывали, и, кстати говоря, чем будет пользоваться Дюма, взято у Ларошфуко, который в своём очередь, пересказывая вот там эти анекдоты, анекдоты в старом смысле слова, — да? — вот эти такие забавные истории, он сослался на человека, который ему предоставил эту информацию. Он источник раскрыл. Это Мария де Роган, которую все поклонники Дюма знают под её аристократическим именем, герцогиня де Шеврез. Это совершенно реальный персонаж. Действительно фантастическая интриганка. Действительно человек, вокруг которого, по-моему, все тогдашние придворные интриги, которые были при дворе Людовика ХIII, так или иначе она имела к ним какое-то отношение. И вот именно герцогиня де Шеврез и сообщила Ларошфуко якобы имевшую место историю с подвесками. Никто не знает, имела ли она место на самом деле. Но Дюма её позаимствовал именно оттуда. Это понятно.
Кроме того вообще неизвестно, насколько было даже платоническая влюбленность. Собственно говоря, они встречались дважды в жизни. В 25-м году, когда герцог был направлен как официальный посол для того, чтобы окончательно подтвердить уже обговоренный брак Карла I... будущего Карла I с Генриеттой Французской, сестрой Людовика ХIII. И вот во время всяких официальных торжеств по этому поводу в Париже герцог блистал. А надо сказать, что несмотря на свою связь с Яковом I, он при этом пользовался огромным успехом у женщин, причём отвечал им взаимностью. Он был женат. И это был, судя по всему, вполне полноценный брак. В нём родится четверо детей. Один из них, один из сыновей унаследует титул потом после смерти отца. И герцог старался обаять чуть ли не весь Париж. Описано, причём тут вот описана в нескольких разных местах одна и та же история, что на одном из балов на нем был костюм, расшитый каким-то фантастическим количеством крупных жемчужин, причём они нарочито были не очень хорошо пришиты. Поэтому с герцога всё время осыпался жемчуг. А когда придворные и слуги наклонялись, подбирали и протягивали ему со словами: «Месье, это Вы потеряли», он на это им отвечал: «Да, Господи, какая ерунда. Оставьте себе. Вообще не стоило беспокоиться из-за такой мелочи». То есть он производил впечатление вот такого вот человека необычайно широкой души. Вот там собственно он разговаривал с Анной. Вот там он с ней танцевал. Впрочем вполне в рамках придворного этикета. И дальше когда посольство уже с Генриеттой отправиться в сторону Англии, Анна вызовется сопровождать это посольство. И вот на одной из остановок, где на несколько дней они остановились, вот там и произошел эпизод, на который обычно ссылаются, когда говорят, что у герцога был роман с французской королевой. Вечером их застали в некой беседке. Он якобы стоял перед ней на коленях. У неё якобы были порваны чулки, видимо, вот этими самыми бусинами его придворного костюма. Всё. Больше ничего. Никаких компрометирующих интимных писем. Они встретятся еще раз в 27-м году, незадолго до гибели Бекингема, но там всё будет уже под контролем. Там, что называется, со всех сторон он будет обложен всякими недоброжелательными наблюдателями. И соответственно, судя по всему, возможности увидеться наедине у них не было. Хотя Дюма, конечно, такую возможность им предоставил.
Следующая картинка изображает женщину, которой обычно отводят очень важную роль в этой истории. Это главный прототип Миледи — леди Карлайл. Люси Хэй — ее, так сказать, настоящее имя. Действительно авантюристка. Действительно интриганка. Действительно любовница Бекингема, которую он бросил. И она, видимо, действительно питала к нему личную неприязнь. Она была агентом Ришелье. С этим никто не спорит. Но вот её роль в срезание вот этих самых подвесок опять-таки такая же сомнительная, как и вся история с подвесками. Она была агентом-информатором. Это не вызывает сомнений. А вот насчёт того, что она осуществляла какие-то, как мы бы сейчас сказали, спецоперации, вот на этот счет существуют большие, скажем так, разногласия. Но последнее, что я успеваю сказать перед новостями и, наверное, расстроить многих наших слушателей, она не имела никакого дела с Джоном Фелтоном.

С. Бунтман — Ну, вот. Вот разоблачение и срывание всяческих масок произошло прямо перед новостями. Мы сейчас послушаем новости, а потом продолжим дело Джона Фелтона, который у нас появится наконец.

**********

С. Бунтман — Мы продолжаем дело Фелтона, дело об убийстве герцога Бекингема. Алексей Кузнецов, Светлана Ростовцева, Сергей Бунтман. Ну, что же? Продолжим теперь.

А. Кузнецов — Итак, никакого «Имя, сестра, имя!», к сожалению, не было. Да? Вот эта история выдумана Дюма с самого начала. А что было? Значит, был офицер Джон Фелтон. Его довольно часто называют морским офицером, военно-морским. Это неправда. Он никогда не служил на флоте. Он офицер армейский. Судя по всему, это берется потому, что те экспедиции, большинство тех экспедиций, в которых принимал Фелтон в качестве офицера участие, его рота играла роль морской пехоты. И вот, видимо, поэтому про него иногда пишут, что он флотский. Значит, он... Ничего мы про него не знаем до середины 20-х годов, когда ему около 25 лет. Первый раз, вот первая, так сказать, какая-то привязка к историческим событиям, он участвовал в качестве лейтенанта, то есть одного из двух заместителей командира роты в этой самой несчастной морской экспедиции в к Адису. Вернулся из нее. Где-то он до... Ну, в ней или до этого, трудно сказать, но он получил ранение, и у него плохо действовала левая рука. Дальше он в 26-м году будет принимать участие в экспедиции в Ирландию, в очередной экспедиции в Ирландию карательной. Да? Там командир его роты умрет. И Фелтон рассчитывал, что его сделают капитаном вместо него, и ходатайствовал об этом. Но его обошли. Значит, он остался лейтенантом. Он не оставлял своих надежд на капитанство. И когда в 27-м году Бекингем объявляет уже под собственным руководством экспедицию в помощь осажденной Ла-Рошели, такой типичный бекингемский... бекингемовский разворот. В 25-м Бекингем переговорился с Ришелье о помощи французским католикам под Ла-Рошелью, рассчитывая на то, что Франция взамен поможет Англии с испанцами бороться. Да? А через два года уже экспедиция в помощь французским гугенотам. Цель экспедиции была захватить и удержать остров Ре. Это остров в Бискайском заливе довольно большой, там 5 на 30, по-моему, километров, который является по сути морскими воротами Ла-Рошели. Да? Тот, кто владеет островом, тот блокирует крепость с моря. Да? Обойти его флот не может, подходя к крепости. И вот Бекингем, значит, набирает людей в экспедицию к этому самому острову Ре. И Фелтон опять подает прошение. Он просится в эту армию, но в качестве капитана. А его зачисляют, но по-прежнему в качестве лейтенанта. Экспедиция закончится еще одной катастрофой, не такой как при Кадисе, но тоже с большими потерями и в кораблях, и в людях. В результате помочь французским гугенотам англичане не смогут, никак решающим образом на эту ситуацию подействовать. И Фелтон, вернувшись, значит, обратно в Англию, начинает бомбардировать различных официальных лиц всякими жалобами.
Вообще его описывают как такого, судя по всему, крайнего мизантропа и меланхолика. Человек мрачный, нелюдимый, не имевший друзей. Более того говорят, что у него с коллегами на службе всё время происходили какие-то стычки, ссоры, там драки. Он даже один раз себе кусочек мизинца отрубил, обвинил в этом офицера, который его обидел для того, чтобы того выгнали со службы. В общем, какая-то очень странная история. Значит, чего он просит? Он просит две вещи. Во-первых, он утверждает, что ему задолжали жалование, причём ни много ни мало, а 80 фунтов. На это вообще год жить можно. А, во-вторых, он по-прежнему вот с таким навязчивым, маниакальным упорством добивается капитанства. И вот с этими жалобами... Да, он специального нанял писца для... Он, видимо, был не очень грамотным сам человеком. Для того, чтобы вот эти вот письма рассылать в инстанции. И вот как-то раз зайдя к этому писцу в очередной раз, он увидел у него, что тот занимается копированием парламентской претензии, обращённой к королю — remonstrance. Сейчас этого слова в английском уже, по-моему, нет. А вот в ХVII веке достаточно часто оно использовалось для обозначения именно парламентских претензий, обращённых к королю. Это была очередная претензия против герцога Бекингема с требованием отдать его под суд и лишить его его, значит, полномочий и влияния. И написана она была в виде такого очень острого памфлета. И Фелтон, настолько ей заинтересовался, что даже несмотря на стесненное положение материальное, купил себе копию этой петиции.
Вот, видимо, в этот момент у него сложились две линии. Личная неприязни к Бекингему, которого он почему-то считал виновным во всех своих неудачах, отсутствии служебного роста, бедности и всем прочим. И то, что в его голове поселилась, что Бекингем не просто его личной недруг, а что он враг народа, что он вот такой public enemy. Собственно говоря, один из депутатов парламента уже Бекингема с парламентской трибуны назвал таким образом — враг государства. И вот у Фелтона в голове складывается. Он отомстит Бекингему. Но отомстит не за свое жалкое существование, не за свое вечное лейтенантство, — да? — а он отомстит за то, что тот... интересы, что тот виноват в гибели, значит, английских солдат и моряков, английских кораблей и так далее, и так далее.
Вот с этим настроением он покупает себе кинжал. На следующей картинке мы увидим... Портретов Фелтона нет достоверных. Все те... Да, это здание, современная естественно фотография, здание, где всё это произойдет. Сейчас это гостиница в старой части Портсмута. Поэтому если вас когда-нибудь в Портсмут занесёт, вы можете переночевать на месте вот этого самого события. Гостиница работает. А вот на следующей фотографии это гравюра уже 40-х годов XIX века. Поэтому здесь, конечно, никакого портретного сходства в принципе быть не может. Изображена сцена убийства. Значит, в этот день герцог был в Портсмуте, потому что планировал отправку в очередную экспедицию для завоевания всё этого самого острова Ре. И его... А дело... Дело было утром. Да? Герцог отзавтракал и собирался выходить. Он был окружен толпой людей. Кто-то там с какими-то прошениями, кто-то просился в экспедицию, кто-то просто использовал возможность засвидетельствовать свое почтение. И когда один из людей, который в этот момент разговаривал с герцогом, учтиво поклонился, Фелтон из-за него поверх его спины нанес удар кинжалом. Удар был абсолютно точным. Между третьим и четвертым ребром слева. То есть удар был прямо в сердце. Когда во время следствия Фелтона пытаются запутать и скажут ему: «Да ладно. Да Вы не убили герцога. Да он жив». Фелтон на это сказал: «Нет, это был абсолютно смертельный удар. Это было ясно с первого момента. Я убил бы его даже через кольчугу», — сказал он. Фелтон нанес этот удар и отошел. И вообще, видимо, у него была возможность скрыться с места происшествия, потому что началась жуткая паника, все заорали: «Французы! Французы! Лови французов!» Тут же поймали какого-то француза и уже начали было его бить, и вот тут Фелтон вышел и сказал: «Не трогайте его. Я тот человек, который нужен. Я не хочу, чтобы пострадал невиновный». То есть, видимо, он когда вот на это решался, он рассчитывал именно на мученичество, а не на спасение. Об этом свидетельствует хотя бы то, что отправляясь убивать Бекингема, он пришпилил изнутри к своей шляпе две записки, два небольших текста. Они сохранились, до сих пор находятся в частной коллекции. Где он объясняет... В одном тексте объясняет свою ненависть к Бэкингему, почему тот, собственно говоря, враг общества. А во втором пишет, что тот, кто побоится вот от этого мерзавца избавить, что называется, Англию, тот недостоин называться джентльменом и офицером. То есть он идёт убивать как спаситель отечества. Он себя осознает в этом смысле совершенно четко. Его чуть не линчевали на месте. Но в результате как бы он остался жив. Его тут же доставили к местным магистратам, местном судьям. Официально они должны были санкционировать его арест. Они это сделали. И его перевозят в Лондон, помещают в Тауэр для следствия.
Король лично требовал от следователей, чтобы они нашли его связи. Чарльз был уверен... Карл I был уверен, что Фелтон лишь исполнитель некоего, так сказать, организованного действа, что он просто-напросто вот шпага, — да? — так сказать, орудие в чьих-то руках. Но Фелтон с самого начала сказал, что нет, я, так сказать, действовал сам. Никаких связей у меня нет. И надо сказать, что следователи, а за ними и судьи в конечном итоге с ним согласились. Действительно не было найдено никаких причин. Мотивы, а Фелтон тоже вполне откровенно рассказывал и о жаловании, и о капитанстве. Мотивы были признаны настоящими. И вообще суд состоялся бы гораздо раньше, если бы король не настаивал на пытке. Король требовал, чтобы его подвергли испытанию на дыбе. Глядишь, тогда он назовет истинных заговорщиков. И вот здесь, конечно, совершенно изумительная история, которая свидетельствует о том, что в Англии уже в то время существовали некие представления о независимости суда. Суд сказал: хорошо, мы изучим этот вопрос. Собирается целый пленум Верховного суда на наши деньги. Собирается суд королевской скамьи. И каждого судью лично опрашивают: как вы считаете, ваша честь, может ли в данном случае быть применено пытка? И все судьи без исключения говорят нет, в данном случае попытка применена быть не может, нет такого закона, на основании которого она бы, так сказать, могла применяться. Он не скрывается. Он свою вину признал. Никаких оснований для пытки нет. Короля это приводит в совершенное неистовство. И он говорит: «Как?! Ну, хорошо. Ну... Ну, что же делать?» — «А ничего не делать, — говорит суд. — Нельзя его пытать и всё». И в результате пытка к нему применяться не будет.
В ноябре 1628 года очень быстрое судебное заседание. Один из высших судов... В Англии довольно сложная система. Мы когда-то про это рассказывали подробно. Один из трех высших королевских судов, суд королевской скамьи рассматривает его дело. Там не предусмотрены ни адвокаты, ни присяжные, тем более что упрощенный порядок, потому что на вопрос «Признаете ли Вы себя виновным?» он отвечает: «Признаю». Всё. На этом процесс заканчивается, потому что в то время если человек признавал себя виновным, и не было никаких объективных свидетельств против того, что он говорит правду, то в этом случае считалось, что, ну, значит, так оно есть. А наказание в этом случае было предусмотрено только одно — смертная казнь. Фелтон из каких-то соображений говорит: «А я прошу, чтобы мне перед смертью отрубили руку». Вот это вообще очень странная история. На что суд говорит: «Да нет. Ну, как? Ну, не можем мы поговорить тебя к отсечению руки. Нет закона, на котором это основывается». Тогда с такой же инициативой выступает король, который говорит: «Да, я тоже хочу, чтобы ему отрубили руку перед смертью. Найдите прецедент». Суд говорит, есть прецедент, но не работает в этой ситуации. Было однажды, что отрубили преступнику руку перед тем, как его обезглавить. Но это было, когда во время судебного заседания преступник бросил камень в судью. Еще при Елизавете. Вот тогда ему руку за это отсекли. Но этот прецедент в данном случае не годится, потому что совершенно другое деяние. И в результате Фелтона казнили в Тайберне в обычном, так сказать, месте для такого рода мероприятий, повесив его в цепях. Это делалось для того, чтобы в назидание, как можно дольше, труп висел, не распадаясь на части, как говорится, на публике, на... поглазеть.
А вот дальше с телом, я бы сказал с мощами, происходят удивительные вещи, потому что когда тело привозят в Портсмут по месту совершения преступления, оно становится объектом паломничества людей, которые поют ему осанну. Фейерверки организуются. В трактирах пьют за упокой его души. По этому поводу будут отдельные судебные процессы. Одного молодого человека, сына известного оксфордского профессора, к отсечению ушей приговорили за то, что он произнес тост за то, что вот сейчас Бекингем в аду встретился со своим любимым королем Яковом I.
И в результате... Вот последняя картинка. Там будет сейчас ещё одна гравюрка, её можно быстро проскочить. Она неважна. Там вот кинжал изображается с двумя лезвиями, которыми был убит герцог. А вот последняя картинка — это обложка книжка, изданная уже в XIX веке. Это целое собрание поэм и песен, посвященных Фелтону. И о направленности этой книге там вот меленько можно прочитать такое совершенно анти-карловское. Да? «Управляет Англией король. Королем управляет герцог. А герцогом управляет ад». Сатана. Да?

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — То есть такой вот, так сказать, сборник памфлетов. И в результате Фелтон становится национальным героем. И по сей день, в общем, о нём... Ну, памятников ему, насколько я знаю, нет. Но по сей день о нём говорят как о человеке, который избавил Англию от одного из самых, так сказать, злополучных её правителей.

С. Бунтман — Да, очень не любили Бэкингема. Очень. Это была одиознейшая фигура для английского общества того времени. Но мы остаемся в том веке. Остаёмся, только переселяемся в Московское царство, в Россию к нам, сюда. И век, который у нас стал бунташным, тоже имеет свои интересные процессы. Первый из них — судное дело суздальского дворянина Григорий Аргамакова об измене царю Дмитрию Ивановичу, 1609 год. Это которому Дмитрию Ивановичу?

А. Кузнецов — Это уже вторая редакция Дмитрия Ивановича. Это его тушинцы судят за измену Лжедмитрию II.

С. Бунтман — Да. 2) Судное дело боярина Шеина сотоварищи по обвинению в изменнической капитуляции под Смоленском, 1634 год. Это уже новая война там.

А. Кузнецов — Это рассказ о том, как искали крайнего в ХVII веке.

С. Бунтман — Да, да. Судное дело Фёдора ШелудЯка, одного из разинских атаманов, 1672 год. ШелудякА скорее.

А. Кузнецов — Это очень интересно... ШелудякА, наверное. Да.

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — Это человек, которого Разин оставил Астраханью командовать.

С. Бунтман — Вот. Дело о краже товара — 4-е, — из лавки азовского десятника Ивана Кузьмина, 1698 год уже.

А. Кузнецов — Совершенно заурядное дело, но оно задокументировано. Самое главное — это только что занятый русскими Азов. Вот что там творилось, Да? Так сказать, в этом смысле очень интересно.

С. Бунтман — И 5) следственное дело о восстании московских стрельцов, 1698 год.

А. Кузнецов — Интересно, что следствие вел правнук Михаила Борисовича Шеина, будущий первый русский генералиссимус, который на этом деле очень крупно погорел и сам чуть головы не лишился.

С. Бунтман — Ну, вот такая преемственность здесь есть. А вы выбирайте из всех этих пяти дел Бунташного века. Всем спасибо. Алексей Кузнецов, Светлана Ростовцева, Сергей Бунтман. Вот. Всего доброго!

А. Кузнецов — Всем всего хорошего!