Слушать «Не так»


Суд над Варфоломеем Чайкиным и его сообщниками, обвиняемыми в похищении и уничтожении Казанской иконы Божьей матери, Российская империя, 1904


Дата эфира: 2 августа 2020.
Ведущие: Алексей Кузнецов и Сергей Бунтман.
Показать видео-запись передачи

Видео-запись передачи доступна (пока) только посетителям с российскими IP. Если в Вашем регионе YouTube работает без проблем, смотрите, пожалуйста, эту передачу на ютуб-канале Дилетанта.

Сергей Бунтман — Друзья мои, это вторая из серии записанных передач. Алексей Кузнецов, Сергей Бунтман.

Алексей Кузнецов — Добрый день!

С. Бунтман — И мы здесь будем разбирать дело, которое выбрали совершенно произвольно и волюнтаристически вот... Telle est notre plaisir, как говорил...

А. Кузнецов — Да.

С. Бунтман — Такова наша воля. Вот. Мы сегодня будем судить Варфоломея Чайкина и его сообщников. Они обвиняют... Это потрясающее дело и которое имело очень большие последствия...

А. Кузнецов — И имеет вплоть до сегодняшнего дня. Да.

С. Бунтман — Вплоть до сегодняшнего дня. И с ней связана совершенно патетическая история, которая произошла уже какое-то время назад...

А. Кузнецов — С передачей...

С. Бунтман — ... на рубеже веков.

А. Кузнецов — Да.

С. Бунтман — Да, да, да.

А. Кузнецов — Списка. Да, одного из списков.

С. Бунтман — Одного из списков. Да. И здесь очень много на этот счет разговоров. Речь идет о похищении и уничтожении Казанской иконы Божией Матери. Это в 904-м году произошло.

А. Кузнецов — Ну, произошло это раньше. Суд в 904-м. Да.

С. Бунтман — раньше. Суд в 904-м...

А. Кузнецов — А в 900... Ой, нет! Прошу прощения. Вру, вру, вру. Произошло в 904-м.

С. Бунтман — Ну, вот. А я поддался...

А. Кузнецов — Виноват...

С. Бунтман — Я поддался мнению специалиста.

А. Кузнецов — Виноват. Виноват.

С. Бунтман — Ну, вот...

А. Кузнецов — Специалист подобен флюсу, полнота его односторонняя, как известно.

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — Да. История Казанской иконы Божией Матери начинается со следующего текста, ну. отрывочек маленький естественно: «Яви убо себе Богородицына икона сицевымъ образомъ. Не яви убо образа своего Владычица ни святителю града, ни начальнику властелинску, ниже вельможи или богату, ниже мудру старцу: но яви своё честное сокровище, источникъ неизсчерпаемый приходящимъ с вѣрою, чудный свой образъ, нѣкоего мужа от простыхъ, имуща мудрость на войнѣ стрелебную, сего дщи юнна, десяти лѣтъ суща, именемъ Матрона. Сей бо дѣвицы явися чюдная она и пресвѣтлая икона Богородицына. И после убо пожара в томъ же лѣте и месяце, сице нача являтися дѣвицы оной, ей же имя преди рекохомъ, икона пресвѣтлая Божия Матери». Это напишет священник Казанской гостинодворской церкви Ермолай, которого мы прекрасно знаем как одного из важных деятелей российской истории. Он примет монашество под именем Гермогена. И уже в качестве патриарха из плена будет призывать к восстанию и в годы Смуты к освобождению, значит, Московского государства от поляков.

История такая. В Казани был страшный пожар. Сгорела значительная часть города. Вскоре после него десятилетней девочке Матроне, вот как это всё описано в его тексте, дочери некоего стрельца стала являться, несколько раз являлась Богородица, которая поведала ей, что вот в определённом месте, она его четко описала, в определённом месте под пожарищем спасённая, не... не затронутая пожаром находится икона. Девочка сначала говорила разным взрослым. Никто ее не слушал. Потом она убедила мать. Мать начала ходить и говорить, что вот раз за разом вот дочери является то-то и то-то, и то-то. В общем, в конечном итоге решили в этом месте покопаться. Начали копаться. Сначала ничего не было, а потом сама девочка Матрона, по официальной как бы версии, приняла участие в раскопках, и на глубине метра была под пожарищем обнаружена вот эта самая икона.

Икона довольно быстро станет одной из самых почитаемых в России во многом благодаря тому, что один из списков этой иконы отправиться... Ну, а здесь надо пояснить для людей, может быть, там не очень сведущих в этих делах, что любой список иконы — это всё равно икона, что нет... Ну, то есть с искусствоведческой точки зрения, есть оригинал и списки...

С. Бунтман — Да, есть оригинал. Есть подлинник. Есть...

А. Кузнецов — Да, да.

С. Бунтман — ... копии, списки такого-то времени, сякого-то времени...

А. Кузнецов — Но в любом случае чудотворной силой всё равно обладает, так сказать, любой из списков.

С. Бунтман — В определенных обстоятельствах сделанный.

А. Кузнецов — Разумеется. Да. Сделанный там с соответствием... с соблюдением соответствующих процедур. Ну, и в результате есть подробный рассказ о том, как именно вот, так сказать, с этой иконы были видения, в том числе и церковным людям, которые предсказали, что с этой иконой станет возможно освобождение Москвы от поляков. В 1812 году она сыграет большое значение, потому что, так сказать, тоже... Ну, собственно вот у Толстого всё это описано. Да? Есть разногласия у историков церкви, у искусствоведов, но вот магистральная версия заключается в том, что вот та первая оригинальная, чудесным образом обретённая икона все время оставалась в Казани, в специально основанном на этом месте Богородицком девичьем монастыре. А вот те чудеса, которые происходили во время Смуты, во время войны 12-го года, происходили с её списками.

Значит, сама эта икона находилась в казанском Богородицком девичьем монастыре. За несколько недель до вот этих вот печальных событий в городе гостила ещё одна чрезвычайно почитаемая на Руси икона, Смоленская икона Божией Матери. Значит, она была выставлена в монастыре. По этому поводу в монастырь валом естественно валили паломники, постоянно проходили службы и так далее. То есть было очень много народу. Такое постоянное коловращение. И вот 28 июня, накануне собственно событий икона смоленская была вынесена из монастыря для возвращения домой. Ее пребывание в монастыре закончилось. Явно совершенно воры это учитывали, потому что логика какая? Вот было народу много, много, много. Да? Все естественно устали. Мероприятие закончилось. И монастырь должен быть свалится мертвым сном, приходить в себя после такого, так сказать, могучего...

С. Бунтман — Довольно естественный...

А. Кузнецов — Совершенно естественно...

С. Бунтман — ... психологический воровской расчет.

А. Кузнецов — Да, да.

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — И вот в ночь с 28-го на 29 июня по старому стилю, или соответственно 12 июль 1904 года, икона была похищена вместе с еще одной чрезвычайно ценной реликвией — с образом Спасителя в драгоценных ризах. Причем если икона была украшена, но — как сказать? — умеренно богато, с точки зрения материальной, с материальных ценностей, то образ Спасителя был украшен 30 бриллиантами и 56-ю...

С. Бунтман — Оклад — да? — имеется в виду?

А. Кузнецов — Да, конечно. Неограниченными алмазами. В общей сложности вот в материальном выражении стоимость похищенного была оценена примерно в 100 тысяч рублей, тогдашних рублей. А это совершенно...

С. Бунтман — Это очень...

А. Кузнецов — Это миллионы, десятки, наверное, миллионов на нынешние деньги. Кроме этого воры не погнушались и прихватили ещё 350 рублей наличными из ящиков для пожертвований, которые еще не были, что называется, оприходованы. Это вот люди несли, несли, несли как раз пришедшие — да? — поклониться, в том числе смоленской иконе. Да? И вот, так сказать, это тоже украли.

Как это дело раскрылась? Воры сделали свое дело достаточно спокойно. А в середине ночи некая послушница, которая по каким-то там делам пересекала монастырский двор, она услышала сдавленный крик «Караул!», который раздавался со стороны колокольни. Она естественно сама забоялась. Она разбудила нескольких работников, трудников. Они пошли на звук и в... достаточно быстро добрались до двери в подвал колокольни, обнаружили, что замок сорван, что дверь не заперта, и обнаружили там монастырского сторожа Фёдора Захарова, старика почти 70 лет от роду. То есть по понятиям того времени человека весьма дряхлого. Значит, были обнаружены следы взлома. А сам Захаров показал, что он производил обход, как положено. На задней паперти собора он увидел четырёх мужчин, которые на него набросились, приставили к нему нож, приставили к нему револьвер, загнали его в подвал и там заперли. Появилась полиция. Было начато расследование. И довольно быстро... Да, сразу возникли подозрения, что сторож... Ну, в таких случаях часто бывает, что сторож, что называется, при делах. Да? Наводчик, информатор, — да? — так сказать, пособник. Открыл, помог войти, помог выйти. Потом они инсценировали, так сказать, чтобы его вывести из-под подозрения, инсценировали нападение на него.

Но довольно быстро расследование показало, что, ну, по крайней мере очевидных оснований для того, чтобы подозревать старика нет, потому что вроде всё, что нашли, подтверждают проникновение извне обычном воровским порядком. К монастырю примыкал сад, обычный сад обычного, значит, дома. Там проживал зажиточный человек купец Попрядухин. И вот к стене общей сада с монастырем была представлена какая-то там деревяшка, по которой они забирались, и явно совершенно этим же путем они уходили, потому что на кусте акации в саду Попрядухина было найдено два куска розовой ленты, которые были принадлежностью образа Богоматери, она была украшена этим лентами. На земле лежало несколько жемчужин. Я так понимаю, что это речной, видимо, жемчуг, которым часто украшаются оклады русских икон, и золотой брелок, который служил привеском к иконе. Но это достаточно обычное время, люди... То есть дело. Люди, которые хотят пожертвовать какие-то ценности, они могли пожертвовать деньги, а могли вот, скажем, иконе подарить... ну, могли целый оклад подарить. Да? А могли какое-то вот украшение. Значит, и больше всё, никаких следов. Ничего. Полиция работает. Полиция напрягает информаторов как обычно в таких случаях. Ничего никто ничего не слышал. Никто ничего не продает. И в результате доведенный до отчаяния казанский градоначальник обращается к населению: братцы, позор великий на нашем городе. Да? Пропала, значит, священная реликвия. Никогда нам перед Россией не оправдаться, если не найдем.

Был учреждён благотворительный фонд. Сначала было объявлено, что за информацию, которая поможет в раскрытии, значит, похищения будет выплачена премия в 300 рублей, но тут же монастырь удвоил, купцы начали в этот фон жертвовать. В общем, всего за несколько дней, которые пройдут от момента преступления до момента обнаружения воров, фонд вырастет до 4-х тысяч. И в конечном итоге один человек, смотритель ремесленного училища местного, приходит в полицию и говорит: знаете, очень подозрительное дело, к нашим мастерам пришёл человек. Я его хорошо знаю. Ювелир, золотых дел мастер Максимов. И заказал якобы для своего приятеля разжимные щипцы, вроде тех которые используют ювелиры для того, чтобы разжимать кольца, например, слишком тесные. Да? Но щипцы необычно мощного... мощной конструкции. То есть такие щипцы, которые могут разжать не только там из мягкого драгоценного металла небольшое кольцо, но и стальное кольцо там от скобы замка, например. Полиция, значит, начала интересоваться золотых дел мастером Максимовым. Максимов сначала — я не я, кобыла не моя. Но когда полиция уже ухватила след, почуяла, что здесь. Да? И когда они начали копать вокруг него, они довольно быстро обнаружили людей, которым он продал несколько жемчужин. Ну, всё уже. Да? Запираться бесполезно. И Максимов признался, что заказать щипцы от него потребовал, пригрозив ему ножом, его знакомец некий Фёдор Чайкин. И при этом прямо сказал, что ему нужны такие щипцы, чтоб могли разогнуть стальное кольцо. А потом через несколько дней пришел, заплатил вот там пригоршнею вот этого речного жемчуга и сказал, что вот помни, что ты теперь, значит, с нами повязан, и если ты начнешь трепать языком, то тоже, что называется, пойдёшь по этому делу.

Начали брать этого самого Фёдора Чайкина. Он попытался к этому времени скрыться, сел на пароход. Но его на пароходе вместе с сожительницей и перехватили. А когда полиция его прихватила, то довольно быстро, всё-таки уже начало ХХ века, всё-таки уже картотеки, всё-таки уже какие-то фотографические собрания, сказали: ба! Фёдор Чайкин. Очень приятно. Фёдор Чайкин, они же Сорокин, он же Чернышов, он же Гаркуша, он же Ткачёв. Список можно продолжать. По пачпорту значится крестьянином Варфоломеем Андреевичем Стояном. На суде в материалах дела он потом так и будет писаться Стоян, в скобках Чайкин, или Чайкин, в скобках Стоян, потому что пачпорт, судя по всему, тоже липовый. Поэтому определить, как там его на самом деле, так сказать, следует называть по правде, так и не смогли в конечном итоге. Но самое главное, что он был хорошо полиции известен, причем полиции нескольких губерний, потому что был носителем полупочтенной, не очень уважаемой, но довольно распространенной воровской специальности. Был он клюквенником.

С. Бунтман — То есть... Что такое?

А. Кузнецов — А вот по этому поводу надо вот, так сказать, немножечко углубиться в теорию. Дело в том, что наша русскоязычная «Википедия» в статье «Вор» называет различные воровские специальности и допускает досадную ошибку. Она пишет, что клюквенник — это человек, который ворует иконы и другую церковную утварь. Это, товарищи, неправильно. Клюквенник определяется не тем, что он ворует, а тем...

С. Бунтман — А как.

А. Кузнецов — ... где он ворует.

С. Бунтман — Где! А!

А. Кузнецов — Если человек крадет икону или какой-то другой предмет ценной церковной утвари, но, скажем, из частного дома, он домушник.

С. Бунтман — Все-таки?

А. Кузнецов — Все-таки. А вот если он украл пусть даже деньги из церковной кружки, но в церкви, вот тогда он клюквенник.

С. Бунтман — То есть он должен обязательно или утварь, или ценность любую...

А. Кузнецов — А главное — церковь.

С. Бунтман — Но это специалист по храмам...

А. Кузнецов — Я думаю...

С. Бунтман — ... монастырям и прочему...

А. Кузнецов — ... дело... В сознании блатных, я думаю, дело в том, что во втором случае, чтобы он не упер из церкви, он совершает святотатство. Вот украсть икону из частного дома, если человек с ней обращался бережно и уважительно, в этом святотатства нет. А украсть из храма даже деньги из церковной кружки — это в любом случае святотатство.

С. Бунтман — Да даже коврик, половичок.

А. Кузнецов — Всё, что угодно, — да? — там пучок свечей, я не знаю...

С. Бунтман — Да, да.

А. Кузнецов — Вот Чайкин был клюквенник. Ну, или... Да, я уж буду его Чайкиным называть, хотя мы помним, что он же и Стоян. Значит, он неоднократно попадался на этом деле. При этом хотя он и числился по пачпорту крестьянином, но имел такие вполне полуинтеллигентные манеры. Видимо, был грамотен, любил одеваться. Есть фотография его задержания, в интернете ее можете найти. Мы сегодня с вами, к сожалению, без картинок. Но вот на пароходе, например, он в такой хороший пиджачный тройке при галстуке в шляпе. Дама при нём тоже одетая как... как приличная, что называется. Вместе с Чайкиным прихватили его приятеля Комова. Ну, а также уже прихвачен ювелир Максимов. Ну, и полиция, конечно, не отказала себе в удовольствии прихватить и сторожа Захарова тоже, потому что хотя никаких прямых, значит, свидетельств против него нет, но всё равно выглядит всё это подозрительно. Кроме этого прихватили ещё двух дам. Одна дама — это любовница Чайкина по фамилии Кучерова, другая — владелица дома, где они квартировали в Казани, по фамилии Шиллинг.

Значит, что им предъявили? Четвёрки мужчин было предъявлено, что «по предварительному между собой соглашению и имея при себе оружие, коим могли причинить смерть или увечье, в ночь на 29 июня в городе Казани из запертого собора в честь явления Казанской Божией Матери тайно похитили: а) святые иконы Казанской Божией Матери и Спасителя в драгоценных ризах и б) из свечных шкафов с лишком 3000 руб. незаписанных в церковные книги денег, причем для совершения означенных похищений сломили замок у западных дверей собора». Кучерова и Шиллинг обвинялись в том, что «не принимая никакого участия в самом содеянии совершенных вышеуказанными лицами описанных преступлений, уже после их совершения принимали меры к сокрытию похищенного, зная обстоятельства, при которых были учинены похищения». Четверым — кража со взломом по предварительному сговору, организованному группой. Двум другим — укрывательство и пособничество в форме содействия в сбыте похищенных вещей.

С. Бунтман — Так.

А. Кузнецов — Классические составы. Абсолютно, так сказать. Да.

С. Бунтман — Ну, в общем, пока такое дело рутинное, если б не было такой ценности.

А. Кузнецов — Вот! Дело рутинное, если б не было такой ценности, или если бы хотя бы какие-то ценности, самые главные ценности нематериальные, понятное дело, а духовные. Да? Две иконы. Если бы они были возвращены. Ну, потому что... Ну, хорошо, там пообдирали от жадности, повыковыривали какие-то жемчужины, может быть, там бриллиантик, другой...

С. Бунтман — Ну, ладно, оклады...

А. Кузнецов — Да, отодрали там серебро от оклада, ещё что-нибудь, как говорится, дело житейское. Добрые люди пожертвуют, всё это восстановить можно. Но дело в том, что когда Чайкина и его подельников начали как грушу трясти с вопросами, где иконы, Чайкин сказал: «Сжёг». Ему не поверили, конечно. Ну, он же клюквенник. Клюквенник, конечно, понятно, человек безбожный совершенно, и в первую очередь он охотится там за драгоценным металлом.

С. Бунтман — Ну, да. Но...

А. Кузнецов — ... и другой дешёвой ликвидностью, но представить себе, чтобы зная, он же все-таки человек, который должен разбираться в том, какая материальная ценность у этих икон помимо драгоценностей, — да? — понимая, что он держит в своих руках десятки, если не сотни тысяч рублей, чтобы он просто вот так вот бросил как обычную крашенную доску в печку, этого, конечно... в этом никто из следователей поверить не мог. Но...

С. Бунтман — Честно говоря, до сих пор не верится.

А. Кузнецов — Но девочка, дочка квартирной хозяйки, десятилетняя, то есть простая душа, которую трудно заподозрить в том, что, значит... что, она там что-то врёт. Значит... Вру. Не квартирной хозяйки, а любовницы. Значит, она показывала, да, я видела как дядя такой-то, дядя такой-то разрубили доски топором, сожгли в печке.

С. Бунтман — Попробуем осознать и сделаем перерыв.

**********

С. Бунтман — Ну, что, друзья мои? Мы продолжаем. И это всё-таки ужасная какая-то история, когда пропадает навсегда такая вещь. Там можно верить, не верить. Можно, что угодно говорить. Но вот когда пропадает на-всег-да из-за какой-то странной воровской истории...

А. Кузнецов — История действительно очень странная. И вот самый недорасследованный во всей этой истории, самый нерасследованный аспект — это, конечно, что у Чайкина... Явно это его инициатива, потому что второй человек, вместе с которым он рубил иконы, сжигал их в печке, Комов, его подельник, абсолютно примитивный тип, совершенный питекантроп. Поэтому он слушался Чайкина безоговорочно, и явно это всё пришло не ему в голову. Он явно просто весело ржал, когда вот колол эти, значит, иконы как доски на щепочки и кидал их в печку. Да? Это что-то произошло в голове, конечно, у самого Чайкина. 4 дня продолжался обыск. 4 дня перерыли в прямом смысле слова... Обычно, когда мы говорим «перерыли», мы подразумеваем там, ну, сундуки...

С. Бунтман — Ну, да.

А. Кузнецов — ... вытряхнули...

С. Бунтман — Потому, что поиски.

А. Кузнецов — Да, поиски.

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — Перерыли, вскопали на метр всё в саду. Вынули там хороший такой культурный слой земли в подвале. Не могли поверить в то, что две иконы... Но в печке, к сожалению, были обнаружены обгоревший жемчуг, оплавленные металлические детали, парочка гвоздиков, видимо, не попавших в печку валялись рядом. То есть были признаки того, что иконы действительно оказались в печи. Ну, и плюс показания вот этой маленькой девочки, которая, значит, говорила о том, что она своими глазами видела, как иконы были сожжены.

Готовится процесс. Процесс... Казанской Окружной суд. знаменитый суд, старый суд, имеющий очень серьёзную положительную репутацию в системе российского судопроизводства, сталкивается с проблемой, которая бывает, но очень редко. Адвокаты отказываются их защищать. Суд сначала обращается к, значит, присяжным поверенным Казанской судебной палаты, как мы б сейчас сказали — да? — в адвокатскую палату Республики Татарстан, обращается с предложением, выделите, пожалуйста, адвокатов, которые по соглашению готовы взять на себя... Присяжные поверенные принимают на общем собрании резолюцию: «Пожалуйста, мы просим суд назначить адвокатов. Ни один из нас добровольно этих людей защищать не будет». Суд пытается назначить адвокатов. Несколько уважаемых, известных адвокатов берут отвод. Кто-то говорит, здоровье не позволяет. Кто-то говорит, у меня билеты взяты, я там в отпуск уезжаю. Да? И так далее.

Дело в том, что тут надо вот еще понимать, это 1904 год. В стране чудовищный, может быть, это самый верхний пик черносотенного разгула. Один за другим по нескольку раз в год страшные еврейские погромы. Черносотенные организации ещё не оформились до манифеста 17 октября нельзя формально создавать — да? — и регистрировать такие организации, но они, конечно, уже сложились. И по поводу вот произошедшего, а черносотенцы чрезвычайно подчеркивают свою 300-процентную православность, значит, бушуют дикие страсти и раздаются звуки, что любая сволочь, которая попытается спасти, значит, от справедливого гнева этих, непонятно как их земля носит, соответственно будет иметь дело с возмущённым народом. В результате находят с трудом 6 человек, каждому обвиняемому по адвокату. Это всё в основном молодые люди. Только трое из них полноценные присяжные поверенные. Трое — это вообще помощники присяжных поверенных. То есть это люди, которые не более 4-х лет как занимаются адвокатской практикой. На практике разницы никакой. Помощник по доверенности от своего патрона может полноценно выступать как адвокат по законам того времени. Значит, собственно Чайкина, главного обвиняемого, защищает помощник присяжного поверенного Георгий Густавович Тельберг. Словосочетание Георгий Густавович Тельберг произвело в черносотенных кругах невероятное...

С. Бунтман — Ликование.

А. Кузнецов — ... ликование, невероятное парение духа. Цитирую: «Известный еврей Шальберг нанялся за сто тысяч рублей защищать гнусного святотатца; вся христианская адвокатура возмущена очередной еврейской наглостью». Значит, сам...

С. Бунтман — Как всё-таки... Какой перо! Просто вот как... как пишут ребята!

А. Кузнецов — Буквально в душе своей находит их родник. Да?

С. Бунтман — Да, да.

А. Кузнецов — Сам Тельберг, он оставит мемуары. Вообще у него будет довольно богатая биография. Он в дальнейшем оставит мемуары. По поводу высказался так: «Будучи от рождения христианином, и притом очень кротким, я прямо испугался, не вызову ли я волны еврейских погромов». Дело в том, что Георгий Густавович Тельберг — потомок древнего шведского рода...

С. Бунтман — Ну, это понятно.

А. Кузнецов — Разумеется, лютеранин.

С. Бунтман — Это ощущается. Да.

А. Кузнецов — Разумеется, лютеранин. Да. Он станет... успеет стать довольно известным адвокатом. Зате... Потом уйдет в науку, будет преподавать историю права сначала в Казанском, потом в Московском университете. Станет довольно активным деятельным кадетской партии, войдёт там в некие руководящие органы. А в годы Гражданской войны он побудет министром юстиции и даже несколько недель заместителем председателя Временного Всероссийского правительства у Колчака. Но, к своему счастью, успеет поцарапаться с адмиралом из-за его диктаторских, значит, замашек и будет отправлен в отставку. И поэтому он уберется в эмиграцию еще до того, как колчаковское движение придет к своему известному финалу. Он уйдет как... ну, как, так сказать, очень многие из Сибири, он уйдёт сначала в Харбин, затем на германскую военно-морскую базу в Циндао, а потом переберется в США, и там уже, так сказать, прожив достаточно долгую жизнь... Он везде, надо сказать, продолжал работать практикующим юристам. Сначала преимущество в среде... в Харбине в среде русской эмиграции. А в Соединённых Штатах, я думаю, что английский язык он знал, наверное, ещё и в России, в Соединенных Штатах он станет просто практикующим адвокатам. Среди других адвокатов будут тоже интересные люди, например, Константин Викторович Лаврский, который будет защищать старика-сторожа. Вот...

С. Бунтман — Вообще подозрительно фамилия.

А. Кузнецов — Лаврский? Ну, как? Духовная фамилия, семинаристская, священническая вполне.

С. Бунтман — Ну, ладно. Поверю на слово.

А. Кузнецов — Нет, нет. Он закончил Нижегородскую гимназию. Нижний Новгород далеко от черты оседлости. Поступил в Казанский университет...

С. Бунтман — Ну, не знаю.

А. Кузнецов — ... и в 1864 году был из Казанского университета исключен за участие в студенческих волнениях. Вообще хорошая традиция. Да? А что этот... Значит, что за студенческие волнения были? Вот мы знаем, что единственный из видных российских общественных деятелей, кто поддержал польское восстание 63-го года был Герцен. Да? Ну, морально поддержал, имеется в виду. Вот оказывается, несколько десятков студентов Казанского университета устроили манифестацию в поддержку, значит, поляков и их борьбы за нашу и вашу свободу.

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — Достойно.

С. Бунтман — Очень мощный университет.

А. Кузнецов — Да, казанский... Да. Ну, если Лобачевский был в начале века ректором. Да?

С. Бунтман — Да, да, да. Но он сейчас и университет Лобачевского...

А. Кузнецов — Конечно. Абсолютно естественно.

С. Бунтман — Я... Абсолютно. Это очень мощный...

А. Кузнецов — Он был приговорён к каторге, но вот помилован, и занимался журналистикой, сотрудничал в либеральной печати. За журналистские уже прегрешения его выслали в Вологодскую губернию. Но вот либеральные веяния того времени, это не помешало ему стать адвокатом. И, как положено, человеку вот таких убеждений, он в основном занимался защитой крестьян, часто выступал естественно безвозмездно, а потом был избран депутатом Первой Государственной Думы от фракции трудовиков, которая в той Думе была, пожалуй, наиболее такой вот левой. Да? Эсеров в Думе не было, формальных эсеров, но трудовики — это фракция депутатов с близкой к эсеровской программой. Да? Вот.

Ещё один адвокат... Ну, я об адвокатах могу бесконечно рассказывать. Еще один адвокат Никандр Миролюбов тоже приват-доцент Казанского университета. Впоследствии он будет назначен прокурором Казанской судебной палаты в 17-м году Временным правительством. И потом в этом качестве будет надзирать, ну, осуществлять прокурорский надзор за следствием, которое будет вести следователь Соколов по делу об убийстве царской семьи. То есть он не будет там участвовать в следственных действиях, но он будет проверять законность действий Соколова. То есть над Соколовым стояли два начальника: Дитерихс, генерал Дитерихс, которого Колчак поставил курировать всё это дело, ну, и вот соответственно формально по крайней мере Никандр Миролюбов в качестве прокурора.

Процесс происходил при, ну, сказать, что полном зале — не то слово. Для того, чтобы получить пропуск на этот процесс там, так сказать, уважаемые люди только что не дрались. Надо сказать, что адвокатам накануне угрожали настолько открыто, что присяжный поверенный Бабушкин, который был старшим по возрасту и стажу, и таким соответственно неформальным лидером этой команды, он обратился к председательствующему с просьбой, чтобы тот напомнил присяжным, зачем вообще в процессе адвокат. И судья Дьяченко произнес вступительную речь перед началом процесса, сказав такие слова, которые мне очень хочется процитировать: «Закон предоставляет и самым тяжким преступникам иметь защитников. Какое бы гнусное и возмутительное обвинение ни тяготело над подсудимым, закон вменяет суду в обязанность дать ему защитника, и горе защите, которая отказывается от исполнения этой тяжелой, но священной задачи: представить суду те данные, которые могут повлиять на смягчение участи подсудимого. В условиях жизни подсудимого, воспитания, в обстановке защитник должен тщательно искать все, что может быть истолковано в его пользу, и представить их суду». Ну, надо сказать, что задача у защиты была практически нерешаемая. Кроме адвоката Лаврского, потому что старика ему удалось отмазать, извините за просторечие...

С. Бунтман — Сторожа, да?

А. Кузнецов — Сторожа. Да. Достаточно легко. Следствие не смогло доказать никакой связи между сторожем... Нет, он знал кое-кого из фигурантов дела, но доказать, что было что-то, кроме был там знаком не очень коротко, они не смогли. У него не нашли ничего. Тоже естественно обыск делали. В общем, одним словом естественно, что присяжные в вердикте своём указали, что вина его не доказана. Остальные получили суровые приговоры. Трёхдневный процесс, и в результате Чайкин, он на Стоян — 12 лет каторжных работ. Его помощник Комов — 10 лет. А Максимов, который, значит, был пособником, доставал для них инструменты и часть краденого сбывал, — 2 года 8 месяцев исправительных арестантских отделений. ЭТО примерно эквивалент нынешнего тюремного заключения, но соединенный ещё с работами в тюрьме. Ну, и дамы получили по 5 месяцев и 10 дней тюрьмы за пособничество.

С. Бунтман — Но там что? Фокусировался взгляд и тех, и других, то есть и суда, и общественности на вот этом Варфоломее Стояне-Чайкине.

А. Кузнецов — Конечно.

С. Бунтман — Да, в основном. Конечно.

А. Кузнецов — Конечно. И с ним после суда в тюрьме продолжали очень плотно работать, потому что полицейские не поверили...

С. Бунтман — Не поверили?

А. Кузнецов — Не поверили. И более того ходили слухи. Слухи эти, скорее всего, создала народная, так сказать, молва на пустом месте. Но они логичны. Слухи заключались в том, что Чайкин выполнял заказ, что богатые оклады — это всё для отвода глаз. Поэтому неслучайно в печке нашли...

С. Бунтман — Жемчужинки.

А. Кузнецов — ... жемчужины обгорелые, там какие-то даже части серебряного оклада нашли, что самые главные деньги... Ну, и дальше там молва называла всякие мульоны. Что самые главные деньги пришли с Рогожки. Рогожская застава в Москве. Рогожская слобода. Староверы заказали похищение 2-х дониконианских икон. Известно, как старообрядцы охотились за старыми книгами, за старыми иконами. И вот якобы богатейшая купеческая рогожка через своих людей в уголовном мире, а купцы и уголовники, разумеется, всегда найдут общий язык, вышли на Чайкина, и им и уплыли эти иконы. Понятно, что...

С. Бунтман — Ну, такого...

А. Кузнецов — Понятно, что им не нужны ни жемчуга, ни бриллианты. Понятно, что мы нужны доски. Да? И вот, собственно говоря, по сей день ведь ищут икону. Есть энтузиасты, которые по сей день ищут эту икону.

С. Бунтман — Но та, что была в Вати... у Иоанна Павла, это не она.

А. Кузнецов — Это не она. Хотя когда пришла информация, и первое, что...

С. Бунтман — Я помню. Да.

А. Кузнецов — ... в Ватикане что-то обнаружилось...

С. Бунтман — Да, да, да.

А. Кузнецов — ... вот люди, которые искренне интересуются поисками казанской иконы, они побежали в церковь ставить богу свечку. Они были уверены, что наконец всплыла вот это самая первая икона из Казани. Нет, это просто один из списков.

С. Бунтман — Да, но жест был очень хороший. И вы послушайте, у меня была передача с участником этих событий Адольфом Хампелем, который вот священником немецким... который был одним из посредников очень важным...

А. Кузнецов — При передаче...

С. Бунтман — При передаче. Да, да.

А. Кузнецов — Вот. А Чайкин в тюрьме всем говорил: «Да нет. Да сжег я ее». Уж ему и так, и сяк и угрожали, покупали. Нет, вот записано за ним в донесении полицейского агента: «Мне не хочется, чтобы непорядочные люди шантажировали моим именем и вводили в заблуждение утверждением, что иконы целы». Его на допросе, конечно, спрашивали, ну, зачем ты их сжег-то...

С. Бунтман — Ну, да.

А. Кузнецов — ... ты, дурья башка, их сжег. И вот как он сам показал, насколько этому верить, ну, я не знаю: «Мне ужасно хотелось тогда доказать всем, что икона вовсе не чудотворная, что ей напрасно поклоняются и напрасно ее чтут, что я сожгу ее, и никакого не случится чуда: сгорит и все». С одной стороны кажется, что для вора-клюквенника как-то то ли слишком сложно...

С. Бунтман — Но он так...

А. Кузнецов — ... то ли слишком просто...

С. Бунтман — ... вот у нас...

А. Кузнецов — Ну, это же Иван Карамазов.

С. Бунтман — Прилично...

А. Кузнецов — Это же Иван Карамазов. Да?

С. Бунтман — Ну, да.

А. Кузнецов — Брошу-ка я богу вызов и посмотрю...

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — ... есть он. Если есть, он меня бздынкнет. Да?

С. Бунтман — Да, да, да.

А. Кузнецов — Или нет его, и тогда всё это доски крашеные. Правда, надо сказать, что он раскаялся. И его допрашивали же и по другим делам, и вот как вспоминая одно из ограблений, он, значит, вспоминал, как он пытался вытащить из раки мощи какого-то святого. То есть он их вытащил, сами мощи выкинул, а рака, которая была серебряная, значит, вот ее он пытался украсть. И он сказал: «Теперь бы я всего этого и не подумал бы сделать. Хотя я и неверующий, но я понимаю, что ничего не стоящая для меня вещь может быть для других святыней».

С. Бунтман — Вообще, конечно, время достаточно больное.

А. Кузнецов — Конечно. Это вот продолжение вот этого...

С. Бунтман — Время такое ниспровержения всего. Да?

А. Кузнецов — Pas de Siècle. Да. Когда у всех мозги...

С. Бунтман — Да, да, да.

А. Кузнецов — ... встали набекрень...

С. Бунтман — Да, и это ниспровержение всего, и проверка всего на вшивость, и на истинность всего на свете.

А. Кузнецов — Конечно, уже после революции, конечно, уже в наши дни у Чайкина нашли еврейские корни...

С. Бунтман — Ну, да, да. Эти ребята

А. Кузнецов — ... само собой. Да. Да, да, да.

С. Бунтман — Ребята, конечно...

А. Кузнецов — И всё это, как Вы понимаете...

С. Бунтман — ... работают без устали.

А. Кузнецов — ... было сделано не по заказу старообрядцев, а...

С. Бунтман — Ну, конечно. Да.

А. Кузнецов — ... известно кого.

С. Бунтман — Да, да, да, да.

А. Кузнецов — И понятно, почему.

С. Бунтман — Да, да, да, да. Да, да.

А. Кузнецов — Так что если вы начнете что-то читать по этому делу, вы наткнетесь на большое количество всякой хрени. Постарайтесь найти отчет который был издан в 1905 году, он есть в интернете, где подробно стенографически заседания с допросами буквально по дням. Там всё очень...

С. Бунтман — Ну, и я думаю, что вот такие действительно... возвращаясь, вот такое самоощущение, вот геростратское самоощущение, оно есть, и оно было очень во многих людях, особенно вот в этом обострении и нравственном, и психологическом, которое тогда...

А. Кузнецов — Ему скучно стало просто тырить.

С. Бунтман — Да уж. Понятно.

А. Кузнецов — Это не Иван Карамазов. Я каждый раз... помесь Ивана Карамазова и Смердякова.

С. Бунтман — Смердякова. Да. И анархиста Лукени, который там придумал... придумал... Масса идеологических подпорок...

А. Кузнецов — И Петруши Верховенского!

С. Бунтман — Да!

А. Кузнецов — Конечно! Тут много отцов у этого преступления...

С. Бунтман — Нет, ну, это было учуяно совершенно абсолютно... Абсолютно ясно и четко, и болезненного учуяно Достоевским тогда.

А. Кузнецов — Да.

С. Бунтман — Что это еще такое нравственно? Да. Но это потрясающая история, совершенно поразительная. Ну, что ж, дорогие друзья? Мы с вами потихоньку закругляемся. И в следующий раз я уже надеюсь, мы...

А. Кузнецов — Мы предложим. Мы сейчас не называем, но в воскресенье, 2 августа — да? — на сайте в нужное время появится набор голосований для процессов. Просто уходя в отпуск, я его не подготовил. Я его естественно пришлю.

С. Бунтман — Ну, давайте. Конечно.

А. Кузнецов — Да.

С. Бунтман — Вот так... Так вот мы и сделаем. И мы как этот самый... как Октавиан с Лепидом и с Антонием. Это не то, что вы думаете.

А. Кузнецов — Да, да.

С. Бунтман — Это всего на 5 лет и в рамках законности.

А. Кузнецов — ... совершенно верно.

С. Бунтман — Да. Хорошо. Всего доброго! До свидания!

А. Кузнецов — Всего доброго! До свидания!