Сайт Евгения СычёваEugi Gufo

Сергей Бунтман — Ну, что ж, друзья? Мы начинаем. Все здесь. Все, где полагается. И у нас Светлана Ростовцева, Сергей Бунтман в студии. И у себя в узилище Алексей Кузнецов. Сегодня очень...

Алексей Кузнецов — Добрый день!

С. Бунтман — ... очень так это самое... потому что сегодня такое, я бы сказал, беловоротничковое преступление у нас сегодня. Абсолютно вот такое интеллектуальное преступление как фальсификация дневников Гитлера. Вот Пауль Куяу, который... Вот здесь уже написал у нас Люгер Макс Отто, замечательно написал, это он, по-моему, что баламутный был человек этот фальсификатор. Одно время даже продал свои творения под брендом «Фальшак от Куяу».

А. Кузнецов — Более того эта история имела ещё одну продолжение. Так что он действительно был очень такой шебутной человек. Пауль — это второе его имя. Он Конрад Пауль Куяу. Вот. Ну, вот сейчас за правым плечом у Сергея Бунтмана обложка...

С. Бунтман — «Штерн».

А. Кузнецов — ... журнала «Штерн» — да, — с которой... с этой обложки начинается, ну, может быть, самый большой журналистский скандал второй половины XX века. Я имею в виду не скандалы, вскрытые журналистами. Таких очень много. Там тот же Уотергейт и так далее, и так далее. Да? А вот именно скандал, который поразил журналистику, выявил определённые в ней кризисные области, привел к тому, что уничтожались репутации и людей, и изданий. Да? То есть, в общем, ну, так довольно заметно перекроил рынок европейской журналистики. И в США, в общем, небольшая волна пришла, хотя в основном, конечно, долбануло по Европе. Я хочу сразу порекомендовать две книжки. Они посвящены не этому скандалу. Книжку, которая этому скандалу посвящена, я тоже назову, но её нет в русском переводе. А вот на русском языке если вас вообще интересует тема фальсификаций, то вы можете прочитать сравнительно недавно изданную книгу Петера Келлера, которая называется «Фейк». Ну, и подзаголовок: «Забавнейшие фальсификации в искусстве, науки, литературе и истории». Кроме того если вот именно об искусстве, у нас месяца 3-4 назад в «Книжном казино» была Софья Багдасарова, которая выпустила книжку, тоже популярную как и книга Келлера, но при этом основанную исключительно на, как говорится, достоверных данных, посвященная различного рода дурацким фальшивкам. Да? Вот там такое ограничение. То есть не просто фальшивка, а обязательно с элементом какой-нибудь глупости. Вот. И тем, кто любит такой научный стиль, научный подход, научную основательность, конечно, я рекомендую... Она у нас звучала пару раз в прежних передачах. Книга, ей лет 12, наверное, Владимира Петровича Козлова, крупнейшего нашего специалиста, источниковеда, человека, несколько лет возглавлявшего Главное архивное управление, архивную службу Российской Федерации. Вот у него есть учебное пособие для исторических факультетов, который называется «Тайна фальсификации: анализ подделок исторических источников XVIII-XIX веков». Безумно интересное, но не легкое чтение. Оно требует определённой концентрации, так сказать, внимания и всего прочего. А я бы сказал, что ненаучно, как мне кажется, фальсификации можно разделить на две огромные группы по цели их изготовления. Первая — это, разумеется, коммерческие поделки. То есть такие, которые преследуют целью получение денег. Заработать на них. Да? Ну, здесь можно вспомнить, что были люди, которые это дело ставили буквально на поток, на конвейер. И наша страна может гордиться тем, что она здесь не в отстающих...

С. Бунтман — Нет, нет.

А. Кузнецов — ... потому что начало ХIХ века Сулакадзев, конечно же...

С. Бунтман — Сулакадзев. Да. Конец ХIХ — начало... То есть конец ХVIII — начало ХIХ...

А. Кузнецов — Да, целый магазин подделок. Да?

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — По сути.

С. Бунтман — ... Ивана Грозного там чуть ли не... Камень, на котором стояла нога того...

А. Кузнецов — Всё, что угодно.

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — Всё, что угодно у Сулакадзева можно было купить.

С. Бунтман — Да, Дмитрий Донского там нога стояла на камне. Там всё чудесное...

А. Кузнецов — Тем более что он, конечно, пользовался колоссальным вспыхнувшим в связи с карамзинской «Историей государства Российского» интересом к истории. И поэтому бизнес его процветал, — да? — так сказать. Вот. Это одна группа. Это вот, так сказать, такая вполне понятная и внятная по причинам. 2-я группа сложнее, и внутри неё, конечно, есть свои рукава и течения. Это то, что связано с амбициями. Это начиная от розыгрышей, таких весёлых мистификаций, которые не преследуют никаких иных целей кроме как талантливо подурачиться. Ну, и Козьма Прутков, конечно, здесь, — да? — разумеется, и Черубина де Габриак, наверное, из этой же оперы. Я не знаю, какими мотивами руководствовался Джеймс Макферсон, когда создавал своего... свои «Песни Оссиана», но вполне возможно, что тоже в этом была некая вот любовь к мистификации. Но, конечно, у них ещё и собственные авторские безусловно амбиции здесь прорываются. А вот смогу ли я убедить в том, что я создал подлинного, так сказать...

С. Бунтман — Но бывали трагические истории как история Чаттертона, который когда его разоблачили... Его собственные стихи мальчика восемнадцатилетнего, в общем-то, не очень хотели читать, а того поэта, которого он придумал, читали замечательно. И с восторгом сказали: а это вот восемнадцатилетний такой чудесный молодой человек пишет. Он потом покончил с собой, Чаттертон. Англичане в этом народ серьёзный.

А. Кузнецов — Сразу вспоминается одна из серий «Следствие ведут знатоки», посвящённая подделкам Фаберже, где молодой Караченцов играет такого талантливого парня-ювелира, который с горечью говорит: «Ну, вот-вот! Это же я сделал. А вот это мой Фаберже». Да?

С. Бунтман — Ну, да.

А. Кузнецов — «Но вот ты, — там он искусствоведу говорит, — но вот этим ты восхищаешься, а это для тебя там второсортная поделка». Ну, это искусство...

С. Бунтман — Это вечная дилемма. Да. Искусственная. Но есть ещё... Есть ещё политически абсолютно фальшаки вроде «Протоколов сионских мудрецов».

А. Кузнецов — Конечно. Конечно.

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — Там, где преследуется некая либо политическая цель, либо автор преследует свои какие-то цели, но не связанные с деньгами. Ну, например, когда изготавливает историк, любитель или профессионал изготавливает подделку, призванную стать провенансом. Мы сегодня не раз это слово будем произносить. Стать обоснованием, подтверждением некой его гипотезы, некого предположения и так далее. Да? Вот он не может доказать, что он прав, и он изготавливает документ, который доказывает, что он прав. Далеко не надо за примерами ходить. До сих пор продаётся в книжных магазинах и гуляет по интернету такого рода фальшивка совсем недавняя — это дневники Берия. Погуглите, посмотрите. Я не хочу сейчас на это время тратить и рекламировать эту, в общем, на мой взгляд, достаточно грязная вещь. Но вот амбициозный человек, который считает себя историческим исследователем написал книгу о том, какой Лаврентий Павлович, значит, гениальный менеджер отечественной промышленности, кователь ядерного и ракетного щита, как всё было бы, так сказать, по-другому там, останься он у власти. И когда его начали заслуженно пинать за это, — да? — он изготовил вот эти вот дневники Берии, где Лаврентий Павлович, вы удивитесь, именно таков. И, кстати говоря, у Козлова есть обстоятельнейшая статья, ссылку вы можете на неё найти на страничке, посвящённой Владимиру Петровичу в «Википедии», где он разбирает механизм изготовления, показывает, как это привязано к записям секретарей Сталина о том, кто, когда входил в его кабинет, то, что было издано, в общем, не так уж давно. Всё это очень интересно. Но вот давайте к нашему делу.

Значит, 25 апреля 1983 года. Журнал «Штерн» солидный, такой достаточно леволиберального направления, с большим количеством подписчиков, со сложившейся аудиторией, с определённой достаточно серьезной журналистской репутацией собирает пресс-конференцию, на которой, так сказать, взрывает бомбу: найдены дневники Адольфа Гитлера, причём сразу в достаточно большом количестве. Речь идет о десятках тетрадей. За эти дневники журнал заплатил совершенно баснословную сумму — более 9 миллионов немецких марок. Это более 3-х с половиной миллионов тогдашних долларов. Не раскрываются источники, так сказать, где куплено, у кого куплено и так далее, но журнал объявляет, что он собирается начать их публикацию в самых ближайших номерах. Анонсируется колоссальный интерес у других европейских изданий. Анонсируется, что ведутся переговоры о покупке права на публикацию на английском языке «Sunday Times». Значит, другие здания. «Repubblica» итальянская, значит, ведет переговоры о покупке такого права. И 28 апреля начинается публикация выдержек из дневников. Проходит чуть больше недели, и 6 мая «Штерн» вынужден признать: мы были введены в заблуждение, мы попались в ловушку. Это подделка. Ну, 6 мая «Штерн» аккуратно сказал: «судя по всему, это подделка», но уже было понятно, что раз это признано, пусть даже с такой оговоркой, это значит, что, в общем, серьёзных сомнений в этом не осталось.

И вот начинают разматывать эту историю. Как же так?! Ведь на пресс-конференции, на 1-й ссылались на такие авторитеты, значит, такие люди там... Я сейчас назову имя одного британского историка, действительно в высшей степени достойного, эксперта, который познакомившись с тетрадкой, пролистав ее, сказал: «Ну, да, вполне вероятно, что это подлинник. Там похоже на первый взгляд». И так далее. Вот как же всё это произошло? И начинает разматываться ниточка, которая довольно быстро приводит к Конраду Паулю Куяу.

Значит, он 38-го года рождения. Родился он под Дрезденом в очень бедной семье, довольно большой. Пятеро детей было в семье. Глава семьи, отец был сапожником. Он довольно рано умер. Мать осталась вдовой, значит, с маленькими детьми на руках. Да ещё война. Она не могла их прокормить, вынуждена была отдавать их в домах сиротские... в детские дома, в сиротские приюты. У него, видимо, вот это голодное детство, приютское детство, оно, видимо, какой-то психологический сильный след оставило, потому что когда вот я начал читать его биографию, я обратил внимание, он довольно рано встал на криминальной путь. Но криминальный путь этот до поры, до времени выглядел как-то ужасно вот, что называется, по-детски. Вроде взрослый уже мужик, там лет 20 ему было, когда у неё начались серьезные конфликты с полицией, а конфликты такие: он всё время крал еду. Вот он работал в баре, спёр пару бутылок коньяка. Вот он работал в каком-то магазине, украл ящик яблок. Вот ещё там какие-то чуть ли не бутерброды фигурируют. Ну, и соответственно где-то штраф, где-то 5 дней тюрьмы, где-то там ещё какая-то не очень серьёзная санкция. Вот похоже... Я такое отношение к еде, когда человек не может вот мимо неё спокойно пройти, встречал... Ну, вот мой папа, например. Да? 39-го года рождения, проведший в войну в партизанском отряде. Вот он относился к еде не жадно, но с трепетом. Да? Это вот из серии никогда не выбросить кусок хлеба надкушенный...

С. Бунтман — Ну, да, да. Конечно.

А. Кузнецов — Никогда не позволить там чему-то пропасть в холодильнике. А вот мы сегодня должны доесть вот это. Это, конечно, для людей, вот голодавших в войну, это понятно, что это такие воспоминания очень важные. Вот похоже, что у Куяу что-то вот это вот детство его определённую, так сказать, роль сыграло. Он никогда не учился художественному ремеслу. Он художник-самоучка. Видимо, очень одаренный. И, собственно говоря, в какой-то момент вот уже поездив по Германии, он возрасте 20 лет убрался в ФРГ. Он вообще-то в ГДР жил. Да? Но вот, так сказать, он перебрался в западную Германию. И он обнаруживает, что там довольно большим спросом в конце 60-х начинают пользоваться различные предметы, связанные с нацизмом. Какие-то элементы военной формы, какие-то сувениры, какие-то ещё приметы времени, значит, там всякие пряжки, фляжки, какие-то значки, жетоны, открытки. Вот на это на всё довольно, значит, заметной спрос в начале 70-х годов. Я посмотрел один документальный фильм и... посвященный вот этой фальсификации, оказывается, сами немцы вот этот вот такой эффект в начале 70-х назвали Hitlerwelle — гитлеровская волна.

С. Бунтман — Волна. Да.

А. Кузнецов — Волна. Вот, значит, такой вновь обострийвшийся интерес у молодого поколения. Вот в этом фильме так объясняют, что это интерес у молодого поколения, которое никакой ответственности за преступления Второй Мировой войны, за Холокост, за всё остальное на себе не чувствует, а вот им интересно, а вот им прикольно.

С. Бунтман — Это вот немецкие бэби-бумеры, вот те, который после войны...

А. Кузнецов — Да, да. Совершенно верно. Совершенно верно. Причем, конечно, есть ветераны всячекие, которые... для которых это священные реликвии, но вот основная масса людей, которая готова за неплохие деньги купить что-нибудь вот из этой меморабилии — это люди достаточно молодые. Им просто прикольно. И вот Куяу пользуясь тем, что западным немцам в восточную Германию приезжать было, в общем, можно, ну, там с туристическими всякими целями, он начинает, так сказать, туда наведываться, потому что там... там такого рода торговля запрещена, и демонстрация нацистской символики в ГДР запрещена. И поэтому люди, особенно если по знакомству у которых что-то есть, они с радостью за небольшие деньги это продают. Да? Всё равно не нужно, а тут деньги. И вот он это дело... Он начинает заниматься вот такого рода спекуляцией. Возит в западную Германию вот эти вот артефакты. И довольно быстро ему в голову приходит, в общем, не очень сложная идея. Одно дело — продать просто пряжку или фляжку, а другое дело — продать пряжку или фляжку с историей.

С. Бунтман — Ну, да.

А. Кузнецов — Да? Пряжку Гитлера, фляжку Геббельса. Ну, или там наоборот.

С. Бунтман — Так автомобили... Сколько автомобилей продавали! А это автомобиль Гиммлера. А это автомобиль Геринга. Если побольше. Вот это сколько у нас на рынке...

А. Кузнецов — Осторожные... Осторожные люди говорили: из гаража Гиммлера.

С. Бунтман — Ну, это да.

А. Кузнецов — То есть...

С. Бунтман — ... да.

А. Кузнецов — ... мы не утверждаем, — да? — но пока...

С. Бунтман — Может, сам не ездил. Да? Ну, да.

А. Кузнецов — Да. Ну, где-то рядом... где-то рядом да...

С. Бунтман — Машина проезжавшая мимо дома Геринга. Да.

А. Кузнецов — Да. Совершенно верно. Совершенно верно. Да. В моей семье сложным путем оказался казан, 8-литровый чугунный казан, очень хороший, очень старый, который в своё время дедушка купил за 3 копейки на закрытой распродаже имущества дачи Сталина. В 60-е годы. Он, так сказать, работал по ведомству, которое имело к этой распродаже отношения. Казан был треснут. Он его купил. Папа хорошо готовил... плов в этом казане. Его там отремонтировали, заварили и так далее. И вот каждый раз на определённом этапе возникал разговор, и папа каждый раз говорил: «Я не утверждаю, что лично вождь, но там, возможно, охрана...» Но там возможно ещё что-то...

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — В общем, он вроде как там был. Вот эта любовь людей к тому, чтобы потрогав вещь прикоснуться к истории, она, в общем, может быть вполне симпатичной. Да? Ну, конечно, найдутся всегда люди, которые захотят на этом нажиться. Вот собственно говоря, Куяу оказался очень талантливым изобретателем всяких баек. Он придумывал вполне правдоподобные, при этом очень захватывающие истории. Там, где надо, что называется, подправлял. Вот, например, одна из самых удачных его негоций заключалась в том, что он продал шлем времён 1-й Мировой войны, вот эту каску с шишаком немецкую. Да. А под кожаную подкладку, подбросив изготовленную им собственноручно записочку, из которой следовало, что этот шлем, так сказать, числился за ефрейтором Гитлером. И у него это ушло за несколько тысяч марок. Значит, ему понравилось, и была изготовлена целая серия. Значит, вот это, видимо, венец додневникового его жульничества. Значит, он продал какому-то любителю фрагмент мундира опять же ефрейтора Гитлера времен Первой мировой войны. Ну, то есть тряпку какую-то шерстяную. Он продал бюстгальтер Евы Браун.

С. Бунтман — Опа!

А. Кузнецов — И внимание! Вот это самое, причем он об этом... Я видел запись его интервью, он об этом рассказывает вот лично уже после отсидки. Он продал небольшой скляночку с прахом Гитлера и утверждал, что человек, который вот за неё заплатил там 3 или 4 тысячи марок, он ее схватил, открыл и чуть ли не половину вынюхал как нюхательный табак. Верить ему, конечно, нельзя после всего того, чего... что, так сказать, чем он прославился, но в любом случае вот... вот такая вот, что называется, атмосферка. Значит, на каком-то этапе вот поскольку ему нужны были эти провенансы, эти записочки, письма, ещё что-то доказывающее принадлежность вещей каким-то знаменитым людям, он довольно здорово набивает руку на изготовлении фальшивых документов. Да? Он становится таким вот имитатором почерка. Потом уже эксперты-почерковеды скажут: да нет, ну, в общем, это не мастерски, это просто...

С. Бунтман — Ой, задним числом...

А. Кузнецов — Да, задним. Конечно.

С. Бунтман — Это замечательно всегда. Да.

А. Кузнецов — По крайней мере это несколько лет замечательно проходило. И тот же самый почерк Гитлера... Ну, да, эксперты потом распознали, но вот люди, которые прекрасно знали, так сказать, почерк Гитлера, историки, они... при первом взгляде у них не возникало сомнений, что это почерк очень похож. Другое дело, он не учитывал некоторые вещи. Всё-таки он был необразованный человек, и кое-какие вещи он не мог учесть. Например, вот эти дневники... Сейчас у нас ещё есть минута, да? Эти дневники заканчиваются за 10 дней до смерти Гитлера. Заканчиваются его днём рождения — да? — 20 апреля. Почерк не меняется по сравнению с 43-м, 42-м годом. А известно, что под влиянием покушения 20 июля, под влиянием таблеток, которые ему доктор Морель давал, Гитлер практически последний своей жизни писать не мог, так у него дрожали руки.

С. Бунтман — Ну, да. У него потряхивало его здорово. Это все... всем, в общем-то, было уже известно. Но мы продолжим эту удивительную историю после новостей.

**********

С. Бунтман — Мы продолжаем. Конрад Пауль Куяу и его дневники Гитлера.

А. Кузнецов — Вот я подумал, что я на самом деле одну из книг, которые я рекомендовал, самую недавнюю по времени выхода в свет, я могу показать. Вот книга Софьи Багдасаровой, которая называется «Воры, вандалы...»

С. Бунтман — «Воры, вандалы...»

А. Кузнецов — «Воры, вандалы, идиоты, — да. — Криминальная история русского искусства». Вот для желающих она очень, так сказать, много всего интересного может рассказать по этому поводу. Вот. Значит, и теперь ещё одна фигура, которая появляется и которая будет ключевой, и которой собственно сядет на скамью подсудимых вместо с Куяу. Сереж, давай посмотрим несколько фотографий. Значит, вот... Вот уже после отсидки наш главный герой Конрад Куяу. Следующая фотография — это он с... вот собственно говоря, с выпуском «Штерна». Вот. А на следующей должен быть... Да. Вот этот человек нам сейчас и понадобится. Его зовут Герд Хайдеман. Человек, который на переднем плане в тёмном костюме. Герд Хайдеман, он высокопрофессиональный военный корреспондент. Он стрингер. Он работает в «Штерне» много лет. Неплохо... Очень неплохо зарабатывает. И вот в какой-то момент у него открывается такой, на мой взгляд, не совсем здоровый интерес к всяким вот вещам, связанным с 3-м рейхом. При этом все его знакомые в один голос утверждали, что у него не было у самого никаких нацистских взглядов, что он никоим образом не был нацистом. Но вот почему-то его это всё дело влекло. Апофеозом было то, что он приобрёл за 160 тысяч марок яхту, принадлежавшую в своё время Герингу. И это как раз не вызывает ни малейших сомнений. Действительно это была его лодка. И вот на эту самую яхту он приглашает в 81-м году, значит, руководителей «Штерна» и говорит: «Такое дело6 появились дневники Гитлера». Это, надо сказать, вызвало определенный скептицизм с самого начала, во-первых, потому что после войны довольно много фальшивых вот дневников различных фашистских деятелей было разоблачено. Рекорд, по-моему, принадлежал Муссолини. Там что-то 3 или 4 фальшивых его дневника в разное время всплывало. Вот. Это во-первых. А, во-вторых, ну, как бы считалось, что Гитлер вообще не... не вел... не только не вел дневники, а вообще не любил писать. Ну, вот например, кстати говоря, Куяу к вопросу о его квалификации исторической образованности, он кому-то втюхал рукописный вариант «Mein Kampf», причём написанный почерком Гитлера, причём на первой странице он художественно изобразил такой вот... авторскую борьбу. Там несколько раз разные заголовки, другие зачёркнуты...

С. Бунтман — Да. Ну, да...

А. Кузнецов — ... и потом под конец появляется...

С. Бунтман — Помнишь, это дневник... анекдот про дневник Чехова. Да. Дядя Петя. Зачёркнуто. Да.

А. Кузнецов — Да, да, да.

С. Бунтман — Дядя Вася. Зачеркнуто. Дядя Ваня! Восклицательный знак. Ну, да.

А. Кузнецов — Совершенно верно. Вот! Вот именно такого «Дядю Ваню» он изобразил при том, что хорошо известно, что, во-первых, записывал Гесс, а Гитлер диктовал. А, во-вторых, Гесс сразу записывал на печатную машинку. Вот. То есть это, так сказать, вот только очень несведущий человек мог в это во всё вляпаться. И дальше, значит, он, я имею в виду Хайдеман, начинает рассказывать о том, что вот он знаком с неким коллекционером Фрицем Штифелем. И вот этот коллекционер ему показал, значит, дневник. Тетрадка старая. Чернила выцветшие. Бумага желтая. Почерк похож на гитлеровский. Я проверял. И так далее, и так далее. Ну, хорошо. Давайте попробуем поторговаться, посмотреть. Может, купим. Штифель сначала всё уклоняется, уклоняется, уклоняется, потом говорит: ну, да, вот такой вот у меня есть знакомый по имени Конрад Фишер... И дальше рассказывается история, откуда это всё всплыло. Якобы в начале 20-х числе апреля 45-го года когда уже, так сказать, советские войска подходили к Берлину, Борман реализовывал операцию под названием «Сераль» по вывозу отдельных людей и отдельных ящиков с документами на юг в Берхтесгаден для того, чтобы, так сказать, скрыть их от окружающих Берлин союзников. И вот якобы один самолёт, в который были погружены 10 ящиков с личным архивом Гитлера, вылетел, но не долетел, а потерпел аварию, разбился. И крестьяне местные, которые, значит, на месте аварии первыми оказались, всё ценное, что смогли, утащили, и какие-то бумаги просто разлетелись, а какие-то бумаги тоже кто-то утащил. И вот они всплыли. Хайдеман всё-таки профессиональный военный корреспондент не проглотил это сразу в готовом виде. Он отправился в ГДР. Он при помощи своих знакомых нашёл следы. Действительно разбился самолёт. Действительно есть могилы на местном кладбище летчиков и еще нескольких человек из этого самолета сопровождающих груз. Вот это Хайдемана убедило, что эта история достоверная. Хотя на самом деле — да, — самолёт действительно разбился, но никаких свидетельств того, что он перевозил какие-то архивы нет. Похоже, что он людей перевозил. Но неважно. Провенанс был найден. И в результате начались переговоры. Вышел Хайдеман на Конрада Фишера. Это был на самом деле наш Конрад Куяу. И тот ему сказал: знаете, есть ещё 20 с лишним тетрадок, но они... Вот какие-то из них в восточной Германии, какие-то в США. Я их могу только частями. И сел за работу.

На процесс он потом рассказывал, что он по ночам у себя в мастерской дома это всё изготавливал и рассказывал, что ему очень нравилось это чувство, когда вот он вечером садится и становится Гитлером, и описывает, значит, там тот день, какие-то встречи, каких-то людей. Но главной основой его литературной стала книжка, вышедшая еще в 62-м году некого Макса Домаруса, которая называется «Гитлер: речи и заявления. 32-45-й год». Вот ровно этот период Куяу положил в основу своего дневника, оттуда переписывал целыми фрагментами, причём поскольку в книжке некоторые ошибки исторические содержались...

С. Бунтман — Он их тоже...

А. Кузнецов — Естественно они перекочевали. Но он добавил ещё от себя. Например, у него в дневнике воспроизводится секретный меморандум, подписанный в Мюнхене Гитлером и Чемберленом на английском языке. Так там в 2-х строчках он сделал 4 орфографические ошибки. Я имею в виду Куяу. Ну, он... Ну, не знал он английского по-человечески. Вот. И вот это всё... Да. А самое, конечно, меня что поразило, он чернила взял современные. Он, значит, для бумаги он в ГДР на какой-то... на каком-то складе купил уже бросовый, то есть, ну, невостребованные, пролежавшие несколько лет такие вот блокноты... Ну, не блокноты. А такие толстые тетради общие в кожаном переплете. Вот их он и использовал. Но поскольку всё равно бумага была слишком новой, то что он придумал? Он в паровой утюг заливал чайную заварку и проглаживал во влажном режиме страницы вот этим утюгом с чаем. Получалась желтоватая бумага, так сказать, ощущение, что эти страницы листали не один раз. Вот таким вот, в общем, технологически очень нехитрым...

С. Бунтман — Ну, такой лохотрон, такой, в общем...

А. Кузнецов — Абсолютно.

С. Бунтман — ... грубый...

А. Кузнецов — Абсолютно.

С. Бунтман — ... достаточно.

А. Кузнецов — Абсолютный. Вот потом пытаясь ответить всем и себе в том числе на вопрос, как мы на это купились, в общем, «Штерн» признал, что очень хотелось вот поверить в то, что мы напали на сенсацию столетия. Да? И вроде как всё было складно. И мы очень торопились. Мы боялись, что это выплывет как-нибудь, где-нибудь ещё помимо нас. Мы кому могли, показали. Ну, да, какой-то эксперт по почеркам подержал в руках... по почеркам по... подержал в руках, сказал: «Ну, вроде да. Вроде похоже». А вот, например, действительно очень крупный специалист, британский профессор, историк Хью Тревор-Ропер, специалист по нацистской Германии, он тоже полистал и сказал: «Ну, на первый взгляд да, ничего не вижу такого, что как бы вызывало бы сомнение». И «Штерн» решил дальше не проверять и взорвать эту бомбу. Уже на пресс-конференции... Перелисти, пожалуйста, ещё эту самую страничку. Там должно быть фото. Нет, это не оно. Это, так сказать... Вот собственно говоря, как выглядел этот дневник в исполнении Куяу. Вот одна из страниц. Ещё. Вот пресс-конференция. И крайним левым на ней сидит Ропер. Он уже к этому времени, так сказать, по... по некотором размышлении он уже начал сомневаться в том, что он столкнулся с подлинными документами. Ну, а дальше, когда сомнения накапливались как снежный ком, решили сделать то, что, конечно, должны были сделать с самого начала — сделать научную экспертизу, не историческую, а именно криминалистическую: бумагу посмотреть, чернила посмотреть, почерк посмотреть внимательно. Отдали экспертам. И моментально всё, сомнений не стало, потому что эксперты сказали: «Ой! Нет. Слушайте, вот смотрите, вот в таком-то облучении фосфоресцируют какие-то вещи. Этого не может быть в бумаге военного времени. Ой, смотрите! А тут вообще крепление из полиэстера. Ой, смотрите! А здесь нити современного производства эту тетрадку скрепляют, — да? — Ой, смотрите! А вот это чернила, которые образованы смешением двух баночек чернил знаменитой фирмы „Пеликан“, вот здесь пополам смешаны...»

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — «... смешаны чёрная и синяя для того, чтобы придать им такой вот не совсем новый вид». Да? И когда всё это начало выплескивать на страницы газет, Куяу понял, что пора идти сдаваться, что всё равно, так сказать, Он попался, а так он хотя бы изобразит, так сказать, деятельное раскаяние.

Следствие продолжалось почти 2 года. Точнее год продолжалось следствие. Год продолжался суд. Без малого год, около 11 месяцев судили. 40 заседаний провели. 30... 32 свидетеля было допрошено. Хайдеман сидел абсолютно потерянный, забивался в угол, прятал лицо от камер, буквально рычал, когда Куяу давал показания. А Куяу чувствовал себя... Просто вот у него бенефис. Он перемигивался. Он слал воздушные поцелуи. Он раздавал интервью. Он за 90 тысяч марок «Шпигелю» тут же продал, так сказать, рассказ обо всём об этом. Да? То есть человек был в своей, так сказать, этой самой... Плюс у него был очень хороший адвокат Курт Грёневольд. Это такой вот адвокат-левак, адвокат всех знаменитых ФРГшных леваков. Его за плохое поведение выгнали с процесса Баадер-Майнхоф...

С. Бунтман — Да, только хотел спросить...

А. Кузнецов — ... на 2 день.

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — Да, да, да. Естественно.

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — И вот, казалось бы, такой человек не должен был защищать человека, который пытался, значит, представить подлинные... точнее фальшивые дневники Гитлера за подлинные. Но Грёневольд построил защиту вот на чём: да, Куяу, конечно, виноват, но он мелкий жулик. Он сам стал заложником акул капиталистического пера. Крупные издания типа «Штерна» его заманили пожеланием... точнее обещанием миллионов. Да? А он виноват лишь тем, что в нём его мелкие жуликоватые наклонности оказались сильнее всего остального.

И в результате так складно он эту картинку представил, что в конце, когда судья зачитывал приговор, то Куяу получил меньше всех. Он получил меньше, чем Хайдеман. Хайдемана обвиняли в том, что он присвоил себе несколько миллионов марок. Выделено на покупку было 9 с лишним, а до потребителей дошло около 4-х. Похоже, он действительно положил себе что-то в карман такое большое. Вот, значит, Хайдеман получил 4 года 8 месяцев тюрьмы, Куяу получил 4 с половиной года тюрьмы. И вот в советском праве это называлось частное определение, суд в адрес редакции журнала «Штерн» вынес такое определение, что действия редакции создали почву питательную для совершения этого преступления, что вот непрофессионализм, неразборчивость в средствах и так далее создали объективно условия для совершения преступления. Куяу отсидел чуть более 2-х лет. У него обнаружили рак гортани. Он вышел из тюрьмы. И вот то, о чём в самом начале было сказано нашим... нашими слушателями, он ещё долго... Ну, как долго? Не очень долго, но больше 10 лет он прожил. Он в 2000 году умер в возрасте 62-х лет. Он... Он пытался заниматься политикой. Пытался в Бундеспарламент пройти от партии автомобилистов, по-моему. Пытался в своём родном городе избраться в мэры. Не набрал нужного количество голосов. Он торговал подделками, но теперь уже официальными поделками, поделками от лучшего в мире подделывателя. Да? Поделки от мастера.

С. Бунтман — Ой!

А. Кузнецов — Там был ещё один суд. Ему запретили торговать подделками некоторых мастеров, в том числе Пикассо там, — да? — Гогена, по-моему.

С. Бунтман — Да. Это не трогай. Да.

А. Кузнецов — Да, хорошо. Этим я не буду. И начал торговать подделками других мастеров. Так вот совсем недавно попалась его внучка, которая продавала уже поддельные поделки дедушки.

С. Бунтман — Хорошо.

А. Кузнецов — Экспертиза...

С. Бунтман — Бизнес должен оставаться в семье.

А. Кузнецов — Конечно, в семье. И таланты должны в семье оставаться. То есть изготовленные в Китае подделки подделок Куяу. Да? Вот такая вот совершенно замечательная история получается. Вот собственно говоря... А что касается самих дневников вот этих, Куяу, видимо, не преследовал никаких особенных целей кроме наживы, возвращаясь к нашей классификации, потому что Гитлер у него в дневниках, в общем, примерно такой, какой он был в жизни. Единственно, что он там периодически сетует на то, что слишком сурово Гиммлер поступает, слишком вот это... не надо всех евреев убивать. Давайте часть из них отселим куда-нибудь. Ну, то есть такое вот смягчение. Он чувствовал, что публике это должно понравиться. Но он, конечно, не рассчитывал переписать историю. Он прикалывался и зарабатывал на этом гигантские деньги. Вот его мотив.

С. Бунтман — Да. Ну, что ж? Вот здесь подведем черту под процессом Куяу и предложим вам на следующее воскресенье судные дела «Бунташного века», века ХVII.

А. Кузнецов — ХVII, Россия. Да.

С. Бунтман — Да. Судное дело боярина Шеина и окольничего Измайлова, обвиненных в неудаче против поляков под Смоленском, 1634 год. Это Смоленская война была. Итак, 2) судное дело воеводы Ивана Мещеринова — да? — о противозаконных его действиях, насилиях и краже казны при взятии Соловецкого монастыря, 1676-1677 год.

А. Кузнецов — Это суд.

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — А осада продолжалась 10 лет. Это знаменитая осада Соловецкого монастыря после Раскола.

С. Бунтман — Да. Иван Клеопин у нас следующий герой, выдававший себя за царевича Алексея Алексеевича, в действительности умершего. Это 1671 год и это вот восстание Стеньки Разина.

А. Кузнецов — Да, Разин, как известно, утверждал, что с ним на стругах плывут патриарх Никон и Алексей Алексеевич. Никон уже...

С. Бунтман — Ну, хорошая компания. Да.

А. Кузнецов — Никон уже сидел. Алексей Алексеевич уже умер. Да. Вот Клеопин исполнял эту роль.

С. Бунтман — Теперь Семен Грибоедов у нас есть и иные командиры, общим числом 16 человек, обвиняемые в притеснении стрельцов. Это 1682 год, бунт стрелецкий у нас.

А. Кузнецов — Совершенно верно. Это то, что... с чего начнётся вот это... вот эта вот Хованщина.

С. Бунтман — Судное дело, я бы выбрал, окольничего Соковнина, полковника Циклера и стольника Пушкина, умышлявших на жизнь царя Петра Алексеевича в 1697 году. Это замечательная тоже история, тоже прекрасная.

А. Кузнецов — Я так скажу, они все 5 замечательные. Выбирайте тот период, тех героев, которые вам по вкусу.

С. Бунтман — Выбирай на вкус. Да.

А. Кузнецов — Да.

С. Бунтман — Всё это будет 10-го числа. А вам всего доброго! До свидания! Спасибо.

А. Кузнецов — Всего доброго!