Хай живе Україна! Хуй войне!
RSS статей сайта
Слушать «Не так»
Суд над членами молодежного «Союза борьбы за дело революции» по обвинению в создании «изменнической террористической организации», СССР, 1952
Дата эфира: 23 февраля 2020.
Ведущие: Алексей Кузнецов и Сергей Бунтман.
Видео-запись передачи доступна (пока) только посетителям с российскими IP. Если в Вашем регионе YouTube работает без проблем, смотрите, пожалуйста, эту передачу на ютуб-канале Дилетанта.
Сергей Бунтман — Добрый день всем! Мы в полном составе. Алексей Кузнецов...
Алексей Кузнецов — Добрый день!
С. Бунтман — ...Сергей Бунтман, Светлана Ростовцева. Все, кто надо здесь. Ну, у нас получился советский процесс. И очень интересно, что вот подобные истории Союзу... Союза борьбы за дело революции, подобная, она повторилась в совершенно другую эпоху. И у нас в качестве документа присутствует в 51-м номере «Дилетанта», вот который только вышел...
А. Кузнецов — Который завтра, видимо, появится...
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — ... на прилавках, потому что он был только... Или сегодня он уже продается?
С. Бунтман — Он уже в пятницу, по-моему, уже...
А. Кузнецов — А был, да?
С. Бунтман — В пятницу он уже пришёл и вот должен уже продаваться. И вчера мы его представляли. И вот такая... такая вещь. Тоже молодые люди, которые... Вот тогда это было в конце 60-70-х годах. А здесь в самом начале — о, ужас! — 50-х годов.
А. Кузнецов — Дело в том, что на самом деле вот таких вот юношеских, молодежных организаций людей, которые были не против советской власти, а наоборот...
С. Бунтман — А за настоящую.
А. Кузнецов — Да, за настоящую советскую...
С. Бунтман — За настоящую. Да.
А. Кузнецов — ... власть. Молодые люди, которые читали Маркса и Ленина и сравнивали это с их же работами, прошедшими всяческое там купирование и цензурирование, которые сравнивали их с работами Сталина и других идеологов послевоенных, они приходили к выводу, что искажён настоящий марксизм.
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — Искажен...
С. Бунтман — И потом приходили, потому что искажен. Ну, вот здесь Сэм Стоун у нас вспоминает в чате: «Группа революционного коммунизма была в Саратове в 67-м».
А. Кузнецов — Да. Ну, а вот то дело, которое в «Дилетанте», о котором ты говоришь, это Туапсе. То есть это...
С. Бунтман — Да, да, да.
А. Кузнецов — ... по всей стране. И в прошлый раз мы когда представляли эти процессы, мы вспоминали о том, что в перестройку мы узнали об этом, когда были «Чёрные камни» Анатолия Жигулина опубликованы, вот о такой молодежной организации. Сегодня, ну, специалистам, наверное, известны несколько десятков...
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — Но даже в принципе не будучи специалистом, без труда вы найдете десяток подобных молодежных организаций в основном послевоенных. С чем это связано? Я думал, с чем это связано, почему вот именно на конец 40-х — начало 50-х приходится большая их часть. Я думаю, что здесь несколько вещей причём совершенно разных совпало. Во-первых, очевидно, что в это время следственные, назовём их так уж, органы уделяют этому повышенное внимание. Вот это повышенное внимание мы увидим, как трагически сработает в частности вот деле СДР — так привычно сокращать название вот этой организации. Да? Понятно, что они наверняка заимствовали идею ленинского союза борьбы за, значит, дело рабочего класса, Союз борьбы за освобождение рабочего класса, по-моему. Да? За дело освобождения рабочего класса. Вот. Ну, и просто, так сказать, вот так привычно: Союз борьбы за дело революции — СДР. Да я уж буду следовать этой... этой аббревиатуре. Значит, почему после войны? Во-первых. есть заказ у следствия. И следствие за такие дела хватается и раздувает их до масштабов титанических. Это, видимо, вписывается в общую обстановку в стране, потому что в конце 40-х годов безусловно идёт очередной большой террор, может быть, по масштабам несколько меньше, чем предвоенный, но если смотреть на, во-первых, на фигуры известные, которые попадают в этих жернова, это, конечно, напоминает, — да? — так сказать, когда по тому же Ленинградскому делу пойдёт и Кузнецов, и Вознесенский. То есть люди, входящие...
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — Ну, скажем так, во второй уровень партийного руководства сразу за самым-самым тесным, за Политбюро. Да? Вот. Ну, и масштабы действительно послевоенного вот этого террора, они, конечно, тоже впечатляющие. 2-е — это то, что в одном учебнике было очень удачно названо в 90-е годы демократическим импульсом войны. Вот при всём том, каким ужасом, какой колоссальной бедой была эта война люди, вернувшиеся с нее, и они это транслировали там своим детям, своим младшим братьям и сестрам, они пришли с большей степенью внутренней свободы, которая появляется у человека, который на протяжении нескольких лет ежедневно мог погибнуть, который поднимался в атаку, который приобрел чувство собственного достоинства, который был никем, а стал солдатом, защищающим свой дом, свою страну. И это прочувствовано было, конечно. И вот эти репрессии конца 40-х годов безусловно вызваны тем, чтобы этот импульс погасить максимально. 3) Выросло поколение абсолютно советских мальчишек и девчонок. Вот фигуранты того дела, о котором мы сегодня говорим, они начала 30-х годов, с 30-го по 34-й годы рождения...
С. Бунтман — Рождения. Да.
А. Кузнецов — Это ребята, которые никогда не знали ничего несоветского. Да? Этого воспитанники советской школы. И вот здесь мы сталкиваемся с одной из самых омерзительных сторон советской власти. Она была очень лжива. Она воспитывала людей на высоких идеалах. Она говорила им не лгите, будьте всегда искренними, будьте прямыми, будьте честными, так сказать, будьте несгибаемыми борцами за социальную справедливость. И при этом всё время подсовывала какую-нибудь тухлятину. Быть честным — выясняется, это значит отказаться от родителей. Быть честным и принципиальным — это значит донести на товарища. Да? И так далее, и так далее, и так далее. И вот в этой обстановке неудивительно, что именно молодые ребята 14-15-16-летние со всем обостренным чувством справедливости, которое вообще свойственно этому возрасту, вот они... И плюс наконец история, которую опять-таки изучали, уже изучали в Советской школе, — да? — в середине 30-х годов предмет вернулся в школу. Три этапа революционного движения в России. И, конечно, образцами для них были и народовольцы, и марксистские кружки, в какой-то степени, может быть, декабристы, хотя они, так сказать, и страшно далеки от народа, но тем не менее...
С. Бунтман — Не менялись.
А. Кузнецов — ... люди благородные и всё прочее.
С. Бунтман — Но и дело в том, что вот эта самоубийственная ошибка, если так можно сказать, советской власти, то она при том, что... при всём патриотизме, при всём середины 30-х годов, особенно во время войны там в приоритете там русский народ, там русская история, наше великое прошлое и так далее. Все равно революционный дух проповедовался невольно выбором литературы...
А. Кузнецов — Разумеется.
С. Бунтман — ... выбором героев, потому что всё преподавание истории, всё, не только три этапа революционеров, а ещё и любой там бунтарь, любой крестьянский вождь: Пугачев, Разин и Болотников — это были га... герои!
А. Кузнецов — Да, конечно. Извините, они ходили в Москве по Бакунинской улице, например. Да?
С. Бунтман — Да, да, да. И всё это было. И, конечно, вопрос себе ставили ребята, которые потом... И это поколение станет основой вот так называемых шестидесятников, основой всего движения времен Оттепели от стиляг до диссидентов. Это всё они будут.
А. Кузнецов — И ещё, конечно, есть одна вещь, о которой замечательно сказал в одной из своих самых интимных, самых проникновенных песен их ровесник Юрий Визбор, у которого есть такие строки:
«Много знали мы, дети войны,
Дружно били врагов-спекулянтов
И неслись по дворам проходным
По короткому крику: „атанда!“
Кто мы были? Шпана не шпана,
Безотцовщина с улиц горбатых...»
Да? Вот у него там есть такие строки: «Вот стоит, подпирая забор, На войну опоздавшая юность». Вот этот вот мотив младших братьев тех, кто ушел на фронт, конечно, был очень важен. Им важно было доказать себе, что они бы тоже не струсили, что они тоже бойцы. Да? От этого делались самые, так сказать, глупые, и холодным рассудком сегодняшним выражаясь, вещи, но вот этот поиск себя попытка доказать себе и окружающим там, хотя бы друзьям, что я такой же, я бы тоже не струсил, я бы тоже поднялся в атаку, я бы тоже там, так сказать, готов был жизнь отдать, вот это тоже, конечно, для этого поколения чрезвычайно важно. И в результате начиналось всё, как правило, достаточно безобидно и вполне, так сказать, традиционно, по-советски. Как в данном случае, например, началось с литературного кружка. Я хочу процитировать... Вообще когда вот эта передача готовилась, передо мной стояла такая вот дилемма очень серьёзная, я над ней пару дней размышлял. Её всю можно было построить на документах. Потому, что точнее этих документов и страшнее этих документов, и правдивее этих документов я всё равно не расскажу, разумеется. Но этих документов столько! Потому, что не только опубликован довольно большой объем материалов, посвященных этому делу, но есть и воспоминания многих участников. Некоторые из них, кстати, живы до сих пор. Да? И дай им Бог максимального здоровья и долголетия. Вот. Что это просто... Я боюсь, что вот в этом изложении многое бы потерялось. Но кое-что я, конечно, буду цитировать. И вот одна из... Вот она Сусанна Печуро перед вами сейчас. Мы специально запустили вот это слайд-шоу без всяких особенных комментариев. Вот просто смотрите в их лица. Да? Как у того же Визбора: «Может, кто-нибудь вглядится в наши судьбы, в наши лица». Вот как Сусанна Печуро вспоминала собственно, с чего. Да? «Наша организация началась с литературного кружка городского Дома пионеров, — ну, это разумеется еще не Ленгоры. Да? Это переулок Стопани. — В начале сентября 48-го года я, ученица восьмого класса, пошла в Дворец пионеров, записываться в литературный кружок. Я очень волновалась. Руководительницы не было. По зеркальному залу гуляла стайка мальчиков и девочек, видимо, несколько старше меня. Они оживлённо переговаривались, шутили, смеялись. Видно было, что они все дружны между собой. Я ходила одна, робко глядя на них. От стайки отделились два мальчика и направились ко мне. Это были Владик и Боря. Подойдя ко мне, Борис спросил, что я тут делаю? Услышав, что пришла поступать в литературный кружок, сказал: „Значит, Вы к нам“. Владик отпустил какую-то добродушную реплику, но Борис его остановил. „Помнишь, как мы сами волновались? Нужно помочь человеку“. Меня попросили прочесть что-нибудь. Я промямлила совершенно дебильное и примитивное стихотворение.
Меня приняли, и Борис с этого дня начал помогать мне войти в их дружное общество.
Борис был не по годам начитан и умен. Высокий, плотный, с крупной головой, с высоким лбом под шапкой густых волнистых темных волос, он выглядел взрослее своих шестнадцати лет. Борис был явным лидером. Рядом с ним всегда был Владик, добряк и умница, мягкий и ироничный. Кружковцы, читавшие на занятиях свои стихи, побаивались его критики». И вот из этого кружка постепенно... точнее внутри этого кружка выкристаллизовывается вот такое вот небольшое, совсем небольшое, там полдюжины человек, сообщество единомышленников. Что их объединяет? Значит, во-первых, это дети из интеллигентных семей. Это дети, которые уже чувствуют определённую свою социальную ущемлённость, как бы ни ужасно эти казённые слова звучали. В каком смысле? Вспомним послевоенное время. Да? К интеллигенции отношение настороженно пренебрежительное. А ещё шляпу надел. Да? А ещё в очках. И вообще интеллигенция... Всё чаще и чаще вспоминают известную ленинскую цитату по этому вопросу. Плюс они практически все евреи. Вот из 16 ребят...
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — ... привлеченных к этому делу и осужденных по этому делу 14 будут евреями. Тоже понятно почему. Конец 40-х годов — это...
С. Бунтман — Да, большая радость для советской власти, которая начала свою антисемитскую кампанию.
А. Кузнецов — Это уже государственная антисемитская...
С. Бунтман — Абсолютно.
А. Кузнецов — Вот я многих людей, уже бывших взрослыми в это время, в том числе совершенно необязательно евреев, спрашивал о том, когда в Советском Союзе прорвался вот этот вот гнойник, когда опять антисемитизм стал... И мне все практически люди, с разным надо сказать опытом, практически все говорили, началось это в войну.
С. Бунтман — 43-й год.
А. Кузнецов — Началось это в войну. И, видимо, это имеет две природы. Во-первых, общий курс на державность, которой как раз в середине войны начинают офицерский...
С. Бунтман — Абсолютно верно.
А. Кузнецов — ... погон. Да. Так сказать, в... вновь обращение к там царским временам, к традициям русской армии, к возрождению офицерства в его золото погонном варианте и всё прочее, и всё прочее. Об этом написаны десятки больших книг. Вот. А бытовой, который был всегда, конечно, но просто раньше он был на коммунальных кухнях, он почувствовал вот это и прорвался. И благо всегда, так сказать, находилось для этого некой обрамление. И вот это знаменитое, что еврейская дивизия взяла Ташкент. Да? Вот это...
С. Бунтман — Да, да, да.
А. Кузнецов — Да. Пока русский Иван, так сказать, в окопе мерзнет и гибнет...
С. Бунтман — Да, да, да, да.
А. Кузнецов — Да? Абрам с его женой там, так сказать, в эвакуации. Вот эта вся мерзость моментально просто вот как будто она никогда никуда не уходила, она тут же вернулась. Эти ребята, конечно, всё это чувствуют. Мальчишки, конечно, уже не раз им разбивали носу, так сказать, когда они пытались там в школах и во дворах отстаивать свое достоинство. Девочки много что про себя тоже выслушали по этому поводу. Это, конечно, их объединяло. Плюс руководительница кружка оказалась, видимо, такой совершенно обычной советский тёткой-учительницей. И она вот всячески стремилась любое малейшее проявление какой-то их личностной самостоятельности загнать в прокрустово ложе вот этих требований. Она требовала, чтоб обсуждались только те вещи, которые пройдут её одобрение. Она требовала, чтобы, значит, все свои литературные опыты, которые ребята представляли на кружке... Ну, это был нормальный кружок. Да? Они читали свои стихи, обсуждали там и так далее. Значит, вот там какая-то девочка не из-за этого кружка, какая-то девочка прочитала грустное там, видимо, лирическое стихотворение, и тут же ей прилетело, что комсомолка не может, значит, вот это упадничество. Слушайте, ну, это же как раз после постановления известного об известных журналах.
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — Когда Ахматовой прилетело за то же самое. Ну, естественно вот эта тетушка всё это транслирует в школьный кружок. И они, конечно, от этого кружка отдаляются, но они между собой-то уже сблизились. И им, конечно, хочется быть вместе, потому что мы с тобой одной крови. Вот это никто никогда не отменял, и думаю, что не отменит. Вот это ощущение своего. Ну, а дальше они радикализируются. Да? И превращаются вот в такой вот революционный кружок, в котором, конечно, очень много игры. Они придумали себе клички. Они придумали там какую-то систему конспирации, абсолютно такую вот игрушечную, потому что на практике они были открыты городу и миру, и, конечно, вышли на них очень быстро. Да? Все... Они повторяют практически в сжатой... Вот за буквально за год они повторяют в сжатой форме всю историю российского революционного движения с расколами по вопросу о тактике. Вот приходит Гуревич и говорит: «А вот недостаточно пропаганды». Вот он.
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — Евгений Гуревич. Недостаточно пропаганды. Нужны действия. Нужен теракт. Потом за это следствие ого-го как ухватится...
С. Бунтман — Ну, конечно. Да.
А. Кузнецов — ... хотя ничего кроме разговоров не было. Якобы обсуждался не просто теракт, а против совершенно конкретного человека — Георгия Максимилиановича Маленкова. Трудно сейчас разобраться, что там следствием до... додумано и домыслено. Вполне возможно, что фамилия Маленков звучала в их разговорах, понятно почему. Я не знаю насколько это в реальности соответствовало действительности, я не специалист по этому вопросу, но действительно была... было такое общее убеждение, что именно Маленков был главным идеологом вот этого государственного антисемитизма в сталинском окружении. По крайней мере в еврейской среде так говорили. И, конечно, ребята разговоры старших слышали. И вполне возможно, что это, так сказать, привело к тому, что когда они...
С. Бунтман — Нет, ну, конечно, никто бы без самого Сталина всё это не сделал.
А. Кузнецов — Да нет. Ну, разумеется.
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — Вот. И...
С. Бунтман — Но разработчиком во многом он и до этого и товарищ Щербаков еще.
А. Кузнецов — Ну, конечно. Да вообще все, кто отвечал за идеологию... А что товарищ Жданов — что ли? — в стороне, что ли...
С. Бунтман — Жданов. Да.
А. Кузнецов — ... находился. Да нет. Команда работала дружная. Вот. И очень быстро естественно они привлекали внимание компетентных органов. Вот опять же в воспоминаниях содержится, как там одному под видом электропроводки подслушивающее устройство засунули под кровать. Они, в общем, чувствовали это. Кто конкретно предал? Значит, я могу назвать только одно имя. Во-первых, этого человека очень давно нет в живых. Во-вторых, это имя есть в материалах делах. И поэтому есть документ, на который можно сослаться. Вот когда... Я сегодня не буду цитировать их дело 52-го года. Я буду цитировать дело пересмотра 56-го года, потому что оно очень полно рассказывает как раз о том оригинальном. «В отношении Воина, — это фамилия, — материалами дела и дополнительной проверки установлено, что он в декабре 50-го года познакомился с Фурманом, который предложил ему вступить в антисоветскую организацию. Об этом предложении Воин сообщил секретарю комитета комсомола Маркову и секретарю парторганизации Уткину. От Уткина Воин получил установку выяснить у Фурмана более подробные данные об „СДР“, для чего дать формальное согласие на вступление в эту организацию». Вроде бы однозначно вот он предатель. Да? Но вот уже в 2000-е годы Владимир Мельников, один из участников организации, напишет другой участнице организации письмо, оно есть в интернете в открытом доступе. И вот что он там по этому поводу скажет: «Очень больно читать о Воине. Он давно умер, сорокалетним. Это неправда, что он „предал эту организацию“. Воин не был провокатором, с ним было так: он поделился „тайной“ со своей подружкой, а та, испугавшись за него, сочинила историю, будто бы их разговор подслушала другая девушка и грозится донести. Так что лучше напиши донос сам — а их всё равно посадят и без тебя. Он и написал, но будучи вызван в МГБ, так себя повёл от угрызений совести, что его тоже забрали и дали, как и другим, 25 лет». И, в общем, это полностью соответствует действительности. Он действительно получил 25 лет.
С. Бунтман — Мы продолжим через несколько минут после новостей и рекламы.
**********
С. Бунтман — Мы с вами продолжаем. Продолжаем мы с вами эту историю. История совершенно невероятно мучительная, эта история, конечно.
А. Кузнецов — История мучительная.
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — И она, судя по всему, не должна была закончиться так трагически, как она в результате закончилась: тремя расстрелянными и 10-ю, получившими 25 лет лагерей. Они, конечно, получили бы что-то безусловно. И, судя по тому, что времена стояли уже совсем не вегетарианские, используя выражение той же Анны Андреевны Ахматовой, получили бы много. Но дело в том, что как это часто бывает, в дело вмешалась, что называется, государственная целесообразность. И человек, который начал придавать этому делу гораздо больший вес и гораздо больший масштаб, чем оно на самом деле имело даже по тогдашним советским законам и представлениям, потому что по современным цивилизованным законам и представлениям это вообще ничто. Да? Люди собирались и обсуждали, так сказать, то, что им не нравится. Но надо сказать, что в истории нашей страны...
С. Бунтман — Пока по современным представлениям!
А. Кузнецов — Пока.
С. Бунтман — Это ничто.
А. Кузнецов — Пока.
С. Бунтман — Пока еще.
А. Кузнецов — Да.
С. Бунтман — Ничто.
А. Кузнецов — Да, конечно.
С. Бунтман — Хотя мы видим, что это уже что-то...
А. Кузнецов — Да.
С. Бунтман — ... когда надо.
А. Кузнецов — Ну, в России, как известно, за 20 лет может измениться всё, а за 200 ничто. Так вот в истории, так сказать, российской сыскной мысли, скажем так, есть другие примеры дел, которые были, ну, абсолютно ерундовыми, что называется, по тому, что там было, но в силу каких-то причин совершенно неадекватная реакция. Можно вспомнить кружок братьев Критских в 20-е годы.
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — Но это Николай, ещё напуганный восстанием декабристов. Да? Конечно, вспоминается дело Петрашевского, которое набрало... заняло второе место в голосовании по этому мы его скоро предложим в повторных процессах, где тоже полная ерунда, а в результате смертные приговоры. Это поздний Николай. Это мрачное семилетие. И вот здесь та же самая история. Человека, который начал это дело раскручивать, фамилия его Рюмин. Фамилия эта хорошо известная.
С. Бунтман — О, да!
А. Кузнецов — Да. Полковника Рюмин, один из высокопоставленных, скажем так, начальников следственного управления МГБ. И копал Рюмин под своего шефа, до какого-то момента всесильного министра государственной безопасности Абакумова, который был знаком с делом СДР и который высказался... Он некоторое, так сказать, число обвиняемых вызвал к себе на допрос, а потом высказался в том смысле, что пороть надо, чтоб неповадно было, там волосы драть надо. Но это ерунда. Да? И вот здесь Рюмин, копая под Абакумова сразу несколько подземных ходов, в том числе вытаскивает это дело, что гражданин Абакумов из, так сказать, антисоветских соображений намеренно просмотрел опаснейшую вооруженную организацию...
С. Бунтман — Да, да, да.
А. Кузнецов — ... готовящую покушение на конкретного вождя, товарища Маленкова, да плюс ещё организация еврейских националистов. Значит, они были евреями. Но вот еврейскими националистами даже, так сказать, как бы там не относится к самому словосочетанию, они не были вообще. Вот я прочитал в том числе интервью внука Сусанны Печуро, хорошо известного нашим слушателям. Он бывал у меня в «Родительском собрании», у тебя в «Дилетантах», когда вот о крымских татарах. Алексей Макаров, он её внук.
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — Да? Сотрудник «Мемориала*», учитель одной из московских школ. Вот он говорил, они были интернационалистам, как и положено советскому комсомольцу до глубины души. Они совершили... Были... Да, были сионистские кружки в это время, разумеется.
С. Бунтман — Были. Да.
А. Кузнецов — Были ребята...
С. Бунтман — Но это не имеет отношения...
А. Кузнецов — ... которые там иврит изучали, которые...
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — ... действительно мечтали о том, чтобы оказаться в Израиле. Они — нет. Они совершенно не по этой части. Но на волне подготовки, так сказать, разгрома еврейского антифашистского комитета, подготовки будущего Дела врачей, это всё очень в жилу. Поэтому их называют, значит, еврейской организацией. И вот, собственно говоря, что в обвинительном заключении Абакумова по этому поводу будет говориться: «Как установлено следствием изменник родины Абакумов вместе с предателями Шварцманом, Лихачевым и Леоновым умышленно скрыли от ЦК КПСС, что участники еврейской молодежной организации, именовавшей себя „Союзом борьбы за дело революции“ („СДР“), вынашивали злодейские замыслы и разрабатывали планы совершения террористических актов против руководителей партии и советского правительства.
Особенно активное участие в этом преступлении принимал обвиняемый Шварцман...» — Ну, понятно кто. Не Леонов же с Лихачевым.
С. Бунтман — Ну, естественно. Да.
А. Кузнецов — Да. «... которому АБАКУМОВ поручил корректирование направлявшихся в ЦК КПСС протоколов допроса арестованных, — видите, аж! Да? участников «СДР».
С. Бунтман — ... Да.
А. Кузнецов — «Признавая свою вину в этом, ШВАРЦМАН показал, — цитата, — «...Абакумов... дал преступное указание выбросить из протокола допроса арестованного Слуцкого показания о терроре». Ну, понятно. Вот. И...
С. Бунтман — Нет, это со... Это точно также. Это обратная сторона всего. Если вот эти ребята, вот эти конкретные ребята не представляли собой никакую националистическую группу, то товарищ Шварцман не проявлял никакой националистической солидарности. Он просто... Он просто был мерзавец-интернационалист...
А. Кузнецов — Абсолютный.
С. Бунтман — ... как и очень многие, кто были в 30-х и даже еще и оставались в 40-х годах в органах.
А. Кузнецов — Вот. И в результате главный интерес следствия заключается в том, что это дело нужно как подкладка под дело Абакумова.
С. Бунтман — Ну, конечно. Очень... Очень красивое...
А. Кузнецов — Если бы...
С. Бунтман — ... такое. Да.
А. Кузнецов — Если бы не это, они бы прошли краешком, скорее всего, получили бы, ну, возможно, те, кого сочли организаторами получили 25, остальные кто-то — 10, кто-то — 5, как давали другим вот этим вот юношеским организациям в то время. Ну, а тут поскольку такое дело, трое были приговорены к смертной казни: Евгений Гуревич, Борис Слуцкий и Владилен Фурман. К 25 годам заключения будут приговорены Ирэна Аргинская, Ида Винникова, Феникс Воин тот самый, Григорий Мазур, Владимир Мельников, Екатерина Панфилова, Сусанна Печуро, Алла Рейф, Майя Улановская и Инна Эльгиссер. И к 10 годам заключения — Тамара Рабинович, Галина Смирнова* и Нина Уфлянд, самая молодая. Вот она 34-го года рождения из всей этой, значит, группы. А дальше в 56-м году на волне вот той достаточно половинчатой, достаточно... Ну, как сказать? Ну, в общем, Вы меня поняли. Но тем не менее всё равно великой реабилитации. Это дело по заявлению... Да, ребят, значит, кого-то там к этому времени уже привели, так сказать, из лагеря в ссылку и так далее. И вот, значит, они начали обращаться, писать просьбы пересмотреть их дело. И вот что собственно... Самая большая цитата сейчас будет, потому что здесь всё излагается, на мой взгляд, ну, скажем так, близко к реальности: «ВОЕННАЯ КОЛЛЕГИЯ ВЕРХОВНОГО СУДА СССР в составе: Председательствующего полковника юстиции БОРИСОГЛЕБСКОГО, полковника юстиции ЛИХАЧЕВА и полковника юстиции ДОЛОТЦЕВА рассмотрела в заседании от 21 апреля 56-го года в порядке статьи 373 УПК РСФСР ЗАКЛЮЧЕНИЕ ГЛАВНОГО ВОЕННОГО ПРОКУРОРА... — и так далее, — УСТАНОВИЛА:
На допросах во время дополнительной проверки МЕЛЬНИКОВ, ПЕЧУРО, МАЗУР, АРГИНСКАЯ, ЭЛЬГИССЕР, ПАНФИЛОВА, УЛАНОВСКАЯ, РЕЙФ, СМИРНОВА, УФЛЯНД, ВИННИКОВА, ВОИН и РАБИНОВИЧ отказались от показаний, — это вот это 56-й год — да? — дополнительная проверка, — данных ими на предварительном следствии и в суде, о том. что организация и отдельные ее участники имели изменнические или террористические намерения, заявив, что такие показания от них получены под принуждением или иным незаконным влиянием следователей. Заявления осужденных о необъективном ведении предварительного следствия по данному делу находят свое подтверждение. Проверкой установлено, что в процессе предварительного следствия действительно имели место нарушения законности и что в отношении осужденных по настоящему делу применялись меры принуждения, выразившиеся в систематических и длительных ночных допросах арестованных, чем они лишались нормального сна и отдыха, в лишении передач, в лишении права пользоваться ларьком. Показания арестованных записывались необъективно, многие вызовы на допросы протоколами не оформлялись, практиковалось составление протоколов допроса в отсутствии арестованных, составлялись так называемые «обобщенные протоколы допросов».
Так, ПЕЧУРО вызывалась следователем ОВЧИННИКОВЫМ на допросы 56 раз, а протоколов им составлено только 11; УФЛЯНД вызывалась тем же следователем 34 раза, а протоколов допроса составлено 6.
Допрошенные во время дополнительной проверки бывшие следователи по данному делу ОВЧИННИКОВ и СМЕЛОВ подтвердили факты нарушения Закона и пояснили, что это делалось по указанию бывшего руководства следственной части при МГБ СССР ЛИХАЧЕВА и ПУТИНЦЕВА (оба осуждены за фальсификацию следственных дел)«, — уже к тому времени.
С. Бунтман — Да. Это 56-й, да?
А. Кузнецов — Да, 56-й. «ОВЧИННИКОВ показал, что СЛУЦКОМУ, ГУРЕВИЧУ...» — как раз Пермь-36 в это время переформатируют в лагерь для вот этих бывших высокопоставленных сотрудников госбезопасности. «ОВЧИННИКОВ показал, что СЛУЦКОМУ, ГУРЕВИЧУ и другим в начале предварительного следствия не предъявлялось обвинение в террористических намерениях, тогда на одном из оперативных совещаний ЛИХАЧЕВ упрекнул следователей в том, что они не получили показаний о террористических намерениях участников, хотя у одного из них было изъято оружие». По поводу оружия. Да? «Что касается изъятого у ГУРЕВИЧА револьвера, то следует учесть, что он являлся неисправным и, как показал МЕЛЬНИКОВ во время дополнительной проверки, был передан ГУРЕВИЧУ без каких-либо преступных целей». «Бывший следователь СМЕЛОВ показал, что „в протоколах записывались показания арестованных с явно обвинительным уклоном“.
В приобщенной к делу „программе“ и других документах „СДР“, изъятых при аресте участников организации, не имеется указаний о террористических методах борьбы против существующего в СССР строя, не содержится этого и в составленных ГУРЕВИЧЕМ „тезисах о тактике“, при обсуждении которых произошел так называемый „раскол“ якобы на почве разногласий по вопросу о терроре». Следствие 52-го года, значит, действительно случившееся у них там расхождение интерпретировало, что вот якобы Гуревич поставил вопрос о переходе к террору. Там остальные члены руководящего ядра... Как положено, даже в маленькой организации было ядро, и была, так сказать, внешняя оболочка. Да? Что вот остальные члены организации, значит, осудили тактику террора, и тогда Гуревич и там несколько его сторонников ушли. На самом деле опять же по воспоминаниям через много лет после описываемых событий, по воспоминаниям участников этого дела действительно был раскол по совершенно другим вопросам. Ребятам по 18-19 лет, мало ли по какому вопросу может в этом возрасте случиться раскол. По любому. Да? Но для...
С. Бунтман — Да в любом возрасте по любому поводу.
А. Кузнецов — Да. Да. А в 18 лет...
С. Бунтман — Да. Да.
А. Кузнецов — ... особенно, когда, так сказать, вся жизнь сплошные расколы. Да? А... но для абакумовского дела, конечно, нужен был раскол именно по вопросу о терроре, потому что это организацию делало очень важной, значительной и опасной. Ну, и вот в результате, значит, Военная коллегия в 56-м году дело пересмотрела. Расстрелянным... Извините, трудно от язвительного тона удержаться в данном случае. Расстрелянным расстрел заменили на 10 лет задним числом. Остальным соответственно сроки сократили как фактически уже отбытые, соответственно их выпустили. Но дальше всё равно на протяжении жизни по крайней мере той части... у той части и той части, которая проходила в Советском Союзе, они будут постоянно сталкиваться с тем, что висит вот эта самая непогашенная судимость. Поэтому там, скажем, ту же Сусанну Печуро, которая сдала блестяще экзамены на истфак МГУ, не взяли в МГУ. Да? И она в результате училась в Историко-архивном, где были гораздо менее, так сказать, жесткие там требования на мандатной комиссии. Кого-то не допускали к защите диссертации. Там ещё какие-то возникали неприятности. В результате ничего удивительного, что большая часть оказалась сначала в диссидентском движении, потом соответственно за пределами Советского Союза. Сегодня живут и в Канаде, и в Израиле вот те, кто еще живы. Все-таки это уже очень немолодые люди.
С. Бунтман — Да, конечно.
А. Кузнецов — Вот. Ну, и понятно, у нас давно не было такого единодушного голосования. Вот мы предложили 5 дел, причём 4 других тоже очень интересные.
С. Бунтман — И когда-нибудь они пройдут у нас.
А. Кузнецов — И когда-нибудь...
С. Бунтман — Конечно. Да.
А. Кузнецов — Конечно.
С. Бунтман — Обязательно.
А. Кузнецов — Во-первых, они уже бывали. Мы еще их будем предлагать. Да. Но вот у нас очень большое было голосование. Вместо обычных полутора тысяч две проголосовало. И 70% выбрали это дело. Понятно почему. Понятно почему. И собственно об этом деле вспоминать начали без нас сразу же, как только дело «Сети*» (организация запрещена в России — прим.ред.), значит, добралось до некоего своего нынешнего состояния.
С. Бунтман — Ну, и очень много аналогий.
А. Кузнецов — Да аналогий...
С. Бунтман — Поехало! Поехало уже! Всё поехало у нас.
А. Кузнецов — А вот сейчас когда вот...
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — ... ну, последние два дня те, кто следит за ситуацией в связи с известными публикациями всё то же, — да? — так сказать, аналогий становится еще больше.
С. Бунтман — Ну, да.
А. Кузнецов — И тоже вопрос, кто предатель. И тоже, так сказать, какую роль сыграли те или иные, и для чего это нужно, и как подкладка к какому нынешнему делу это нужно. Конечно, в этих... в обсуждении этих вопросов много спекуляций, но, во-первых, всё-таки аналогии никто не отменял, и зачем-то они возникают. А, во-вторых, для этих спекуляций тоже есть свои основания, в том числе, как мы видим, вот и исторические тоже.
С. Бунтман — Абсолютно. Ну, что ж? Вот такое дело. Мы вам предлагаем на следующее... на то, что посмотреть 1 марта. Мы вам предлагаем следующий список: «Судебные процессы над женщинами. Часть первая. Зарубежная история».
А. Кузнецов — Дело в том, что мы решили, что мы наших дам будем поздравлять дважды. Да? И 1-го...
С. Бунтман — Вот таким способом.
А. Кузнецов — ... и 8 марта. Да.
С. Бунтман — Ну, да.
А. Кузнецов — Ну, понимаете, у нас все-таки специфическая передача. Мы много лет...
С. Бунтман — Мы можем поздравить...
А. Кузнецов — Кстати говоря, мы делали подборки к 8 марта и активисток, борцов за равноправие женщин...
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — ... и женщин-жертв преступлений. Ну, в конце концов сколько можно? Мы решили показать сильных женщин. Женщин...
С. Бунтман — Да! Сильных, независимых женщин как, например, Катрин Монвуазен, обвиненной в отравлениях, ворожбе и убийствах младенцев, «Дело о ядах», Франция, 1679-1680 год.
А. Кузнецов — Да, это знаменитое Дело о ядах...
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — ... маркиза де Бренвилье. Да. Мы не раз его предлагали...
С. Бунтман — Да, да.
А. Кузнецов — Как-то оно вот у нас...
С. Бунтман — 2) Суд над Анной Гёльди по обвинению в отравлении ребенка, «Последняя казненная ведьма Европы».
А. Кузнецов — Ее обвиняли — да? — в том, что она пыталась там напихать иголок своей, ну, не воспитаннице, дочке хозяина дома, где она была служанкой. И в результате ее не обвинили в колдовстве, но это крутилась вокруг всего процесса.
С. Бунтман — Ну, да.
А. Кузнецов — Поэтому ее так и называют.
С. Бунтман — Суд над Лиззи Эндрю Борден по обвинению в убийстве отца и мачехи.
А. Кузнецов — Это...
С. Бунтман — Соединенные Штаты...
А. Кузнецов — ... знаменитое дело...
С. Бунтман — ... 1893 год.
А. Кузнецов — Одно из самых известных американских дел. Очень загадочное. До сих пор непонятно, уж такой небольшой спойлер, сделала это Лиззи Борден или нет. Ну, и кроме того нас очень настойчиво последние полгода один из слушателей, комментаторов в «Ютьюбе» просит это дело. Ну, в конце концов сколько можно над человеком издеваться?
С. Бунтман — Суд у нас теперь 4-й номер над Маргаритой Горгоновой по обвинению в убийстве воспитанницы, «Дело Горгоновой», Польша, 32-й год.
А. Кузнецов — Вот на это дело обратите внимание. Я не помню, предлагали ли мы его. Мне кажется, что один раз предлагали. Это одна из самых знаменитых криминалистических загадок XX века. Снят очень известный фильм польский «Sprawa Gorgonowej», значит, «Дело Горгоновой». Ломаются копья... В общем, это такая по степени напряженности вот внимания по сей день к этому делу, я бы сказал такое дело Бейлиса или дело Дрейфуса, но только лишённое вот это националистической окраски. Да? Но вот по, так сказать, наличию партий за и против...
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — ... это вот примерно из этой...
С. Бунтман — Вполне. По разделению.
А. Кузнецов — Да, да, да.
С. Бунтман — Суд над четырьмя сестрами Гонсалес по обвинению в организации проституции, пытках и убийствах, «Адский бордель», Мексика, 64-й год.
А. Кузнецов — Это совершенно кошмарное дело. Естественно мы будем стараться избегать всяких натуралистических подробностей, как всегда это делаем. Но всё равно в этом деле мерзости много. Но я его выбрал потому, что это, пожалуй, самое громкое, если не считать нарко... наркобаронские дела, дело Мексики. А у нас западает Латинская Америка. Я вот на это обратил внимание, у нас очень редко центральные и латиноамериканские страны появляются, что несправедливо. Это прекрасная часть планеты.
С. Бунтман — Да. Ну, что ж? Голосуйте! Поскольку сегодня передача историческая, и сегодня 23 февраля давайте не забывать про 23 февраля 44-го года...
А. Кузнецов — Конечно.
С. Бунтман — ... и высылку, депортацию вайнахов, которая в этот день и состоялась. Не забыли мы об этом.
А. Кузнецов — И других народов.
С. Бунтман и А. Кузнецов — Да.
Алексей Кузнецов — Добрый день!
С. Бунтман — ...Сергей Бунтман, Светлана Ростовцева. Все, кто надо здесь. Ну, у нас получился советский процесс. И очень интересно, что вот подобные истории Союзу... Союза борьбы за дело революции, подобная, она повторилась в совершенно другую эпоху. И у нас в качестве документа присутствует в 51-м номере «Дилетанта», вот который только вышел...
А. Кузнецов — Который завтра, видимо, появится...
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — ... на прилавках, потому что он был только... Или сегодня он уже продается?
С. Бунтман — Он уже в пятницу, по-моему, уже...
А. Кузнецов — А был, да?
С. Бунтман — В пятницу он уже пришёл и вот должен уже продаваться. И вчера мы его представляли. И вот такая... такая вещь. Тоже молодые люди, которые... Вот тогда это было в конце 60-70-х годах. А здесь в самом начале — о, ужас! — 50-х годов.
А. Кузнецов — Дело в том, что на самом деле вот таких вот юношеских, молодежных организаций людей, которые были не против советской власти, а наоборот...
С. Бунтман — А за настоящую.
А. Кузнецов — Да, за настоящую советскую...
С. Бунтман — За настоящую. Да.
А. Кузнецов — ... власть. Молодые люди, которые читали Маркса и Ленина и сравнивали это с их же работами, прошедшими всяческое там купирование и цензурирование, которые сравнивали их с работами Сталина и других идеологов послевоенных, они приходили к выводу, что искажён настоящий марксизм.
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — Искажен...
С. Бунтман — И потом приходили, потому что искажен. Ну, вот здесь Сэм Стоун у нас вспоминает в чате: «Группа революционного коммунизма была в Саратове в 67-м».
А. Кузнецов — Да. Ну, а вот то дело, которое в «Дилетанте», о котором ты говоришь, это Туапсе. То есть это...
С. Бунтман — Да, да, да.
А. Кузнецов — ... по всей стране. И в прошлый раз мы когда представляли эти процессы, мы вспоминали о том, что в перестройку мы узнали об этом, когда были «Чёрные камни» Анатолия Жигулина опубликованы, вот о такой молодежной организации. Сегодня, ну, специалистам, наверное, известны несколько десятков...
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — Но даже в принципе не будучи специалистом, без труда вы найдете десяток подобных молодежных организаций в основном послевоенных. С чем это связано? Я думал, с чем это связано, почему вот именно на конец 40-х — начало 50-х приходится большая их часть. Я думаю, что здесь несколько вещей причём совершенно разных совпало. Во-первых, очевидно, что в это время следственные, назовём их так уж, органы уделяют этому повышенное внимание. Вот это повышенное внимание мы увидим, как трагически сработает в частности вот деле СДР — так привычно сокращать название вот этой организации. Да? Понятно, что они наверняка заимствовали идею ленинского союза борьбы за, значит, дело рабочего класса, Союз борьбы за освобождение рабочего класса, по-моему. Да? За дело освобождения рабочего класса. Вот. Ну, и просто, так сказать, вот так привычно: Союз борьбы за дело революции — СДР. Да я уж буду следовать этой... этой аббревиатуре. Значит, почему после войны? Во-первых. есть заказ у следствия. И следствие за такие дела хватается и раздувает их до масштабов титанических. Это, видимо, вписывается в общую обстановку в стране, потому что в конце 40-х годов безусловно идёт очередной большой террор, может быть, по масштабам несколько меньше, чем предвоенный, но если смотреть на, во-первых, на фигуры известные, которые попадают в этих жернова, это, конечно, напоминает, — да? — так сказать, когда по тому же Ленинградскому делу пойдёт и Кузнецов, и Вознесенский. То есть люди, входящие...
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — Ну, скажем так, во второй уровень партийного руководства сразу за самым-самым тесным, за Политбюро. Да? Вот. Ну, и масштабы действительно послевоенного вот этого террора, они, конечно, тоже впечатляющие. 2-е — это то, что в одном учебнике было очень удачно названо в 90-е годы демократическим импульсом войны. Вот при всём том, каким ужасом, какой колоссальной бедой была эта война люди, вернувшиеся с нее, и они это транслировали там своим детям, своим младшим братьям и сестрам, они пришли с большей степенью внутренней свободы, которая появляется у человека, который на протяжении нескольких лет ежедневно мог погибнуть, который поднимался в атаку, который приобрел чувство собственного достоинства, который был никем, а стал солдатом, защищающим свой дом, свою страну. И это прочувствовано было, конечно. И вот эти репрессии конца 40-х годов безусловно вызваны тем, чтобы этот импульс погасить максимально. 3) Выросло поколение абсолютно советских мальчишек и девчонок. Вот фигуранты того дела, о котором мы сегодня говорим, они начала 30-х годов, с 30-го по 34-й годы рождения...
С. Бунтман — Рождения. Да.
А. Кузнецов — Это ребята, которые никогда не знали ничего несоветского. Да? Этого воспитанники советской школы. И вот здесь мы сталкиваемся с одной из самых омерзительных сторон советской власти. Она была очень лжива. Она воспитывала людей на высоких идеалах. Она говорила им не лгите, будьте всегда искренними, будьте прямыми, будьте честными, так сказать, будьте несгибаемыми борцами за социальную справедливость. И при этом всё время подсовывала какую-нибудь тухлятину. Быть честным — выясняется, это значит отказаться от родителей. Быть честным и принципиальным — это значит донести на товарища. Да? И так далее, и так далее, и так далее. И вот в этой обстановке неудивительно, что именно молодые ребята 14-15-16-летние со всем обостренным чувством справедливости, которое вообще свойственно этому возрасту, вот они... И плюс наконец история, которую опять-таки изучали, уже изучали в Советской школе, — да? — в середине 30-х годов предмет вернулся в школу. Три этапа революционного движения в России. И, конечно, образцами для них были и народовольцы, и марксистские кружки, в какой-то степени, может быть, декабристы, хотя они, так сказать, и страшно далеки от народа, но тем не менее...
С. Бунтман — Не менялись.
А. Кузнецов — ... люди благородные и всё прочее.
С. Бунтман — Но и дело в том, что вот эта самоубийственная ошибка, если так можно сказать, советской власти, то она при том, что... при всём патриотизме, при всём середины 30-х годов, особенно во время войны там в приоритете там русский народ, там русская история, наше великое прошлое и так далее. Все равно революционный дух проповедовался невольно выбором литературы...
А. Кузнецов — Разумеется.
С. Бунтман — ... выбором героев, потому что всё преподавание истории, всё, не только три этапа революционеров, а ещё и любой там бунтарь, любой крестьянский вождь: Пугачев, Разин и Болотников — это были га... герои!
А. Кузнецов — Да, конечно. Извините, они ходили в Москве по Бакунинской улице, например. Да?
С. Бунтман — Да, да, да. И всё это было. И, конечно, вопрос себе ставили ребята, которые потом... И это поколение станет основой вот так называемых шестидесятников, основой всего движения времен Оттепели от стиляг до диссидентов. Это всё они будут.
А. Кузнецов — И ещё, конечно, есть одна вещь, о которой замечательно сказал в одной из своих самых интимных, самых проникновенных песен их ровесник Юрий Визбор, у которого есть такие строки:
«Много знали мы, дети войны,
Дружно били врагов-спекулянтов
И неслись по дворам проходным
По короткому крику: „атанда!“
Кто мы были? Шпана не шпана,
Безотцовщина с улиц горбатых...»
Да? Вот у него там есть такие строки: «Вот стоит, подпирая забор, На войну опоздавшая юность». Вот этот вот мотив младших братьев тех, кто ушел на фронт, конечно, был очень важен. Им важно было доказать себе, что они бы тоже не струсили, что они тоже бойцы. Да? От этого делались самые, так сказать, глупые, и холодным рассудком сегодняшним выражаясь, вещи, но вот этот поиск себя попытка доказать себе и окружающим там, хотя бы друзьям, что я такой же, я бы тоже не струсил, я бы тоже поднялся в атаку, я бы тоже там, так сказать, готов был жизнь отдать, вот это тоже, конечно, для этого поколения чрезвычайно важно. И в результате начиналось всё, как правило, достаточно безобидно и вполне, так сказать, традиционно, по-советски. Как в данном случае, например, началось с литературного кружка. Я хочу процитировать... Вообще когда вот эта передача готовилась, передо мной стояла такая вот дилемма очень серьёзная, я над ней пару дней размышлял. Её всю можно было построить на документах. Потому, что точнее этих документов и страшнее этих документов, и правдивее этих документов я всё равно не расскажу, разумеется. Но этих документов столько! Потому, что не только опубликован довольно большой объем материалов, посвященных этому делу, но есть и воспоминания многих участников. Некоторые из них, кстати, живы до сих пор. Да? И дай им Бог максимального здоровья и долголетия. Вот. Что это просто... Я боюсь, что вот в этом изложении многое бы потерялось. Но кое-что я, конечно, буду цитировать. И вот одна из... Вот она Сусанна Печуро перед вами сейчас. Мы специально запустили вот это слайд-шоу без всяких особенных комментариев. Вот просто смотрите в их лица. Да? Как у того же Визбора: «Может, кто-нибудь вглядится в наши судьбы, в наши лица». Вот как Сусанна Печуро вспоминала собственно, с чего. Да? «Наша организация началась с литературного кружка городского Дома пионеров, — ну, это разумеется еще не Ленгоры. Да? Это переулок Стопани. — В начале сентября 48-го года я, ученица восьмого класса, пошла в Дворец пионеров, записываться в литературный кружок. Я очень волновалась. Руководительницы не было. По зеркальному залу гуляла стайка мальчиков и девочек, видимо, несколько старше меня. Они оживлённо переговаривались, шутили, смеялись. Видно было, что они все дружны между собой. Я ходила одна, робко глядя на них. От стайки отделились два мальчика и направились ко мне. Это были Владик и Боря. Подойдя ко мне, Борис спросил, что я тут делаю? Услышав, что пришла поступать в литературный кружок, сказал: „Значит, Вы к нам“. Владик отпустил какую-то добродушную реплику, но Борис его остановил. „Помнишь, как мы сами волновались? Нужно помочь человеку“. Меня попросили прочесть что-нибудь. Я промямлила совершенно дебильное и примитивное стихотворение.
Меня приняли, и Борис с этого дня начал помогать мне войти в их дружное общество.
Борис был не по годам начитан и умен. Высокий, плотный, с крупной головой, с высоким лбом под шапкой густых волнистых темных волос, он выглядел взрослее своих шестнадцати лет. Борис был явным лидером. Рядом с ним всегда был Владик, добряк и умница, мягкий и ироничный. Кружковцы, читавшие на занятиях свои стихи, побаивались его критики». И вот из этого кружка постепенно... точнее внутри этого кружка выкристаллизовывается вот такое вот небольшое, совсем небольшое, там полдюжины человек, сообщество единомышленников. Что их объединяет? Значит, во-первых, это дети из интеллигентных семей. Это дети, которые уже чувствуют определённую свою социальную ущемлённость, как бы ни ужасно эти казённые слова звучали. В каком смысле? Вспомним послевоенное время. Да? К интеллигенции отношение настороженно пренебрежительное. А ещё шляпу надел. Да? А ещё в очках. И вообще интеллигенция... Всё чаще и чаще вспоминают известную ленинскую цитату по этому вопросу. Плюс они практически все евреи. Вот из 16 ребят...
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — ... привлеченных к этому делу и осужденных по этому делу 14 будут евреями. Тоже понятно почему. Конец 40-х годов — это...
С. Бунтман — Да, большая радость для советской власти, которая начала свою антисемитскую кампанию.
А. Кузнецов — Это уже государственная антисемитская...
С. Бунтман — Абсолютно.
А. Кузнецов — Вот я многих людей, уже бывших взрослыми в это время, в том числе совершенно необязательно евреев, спрашивал о том, когда в Советском Союзе прорвался вот этот вот гнойник, когда опять антисемитизм стал... И мне все практически люди, с разным надо сказать опытом, практически все говорили, началось это в войну.
С. Бунтман — 43-й год.
А. Кузнецов — Началось это в войну. И, видимо, это имеет две природы. Во-первых, общий курс на державность, которой как раз в середине войны начинают офицерский...
С. Бунтман — Абсолютно верно.
А. Кузнецов — ... погон. Да. Так сказать, в... вновь обращение к там царским временам, к традициям русской армии, к возрождению офицерства в его золото погонном варианте и всё прочее, и всё прочее. Об этом написаны десятки больших книг. Вот. А бытовой, который был всегда, конечно, но просто раньше он был на коммунальных кухнях, он почувствовал вот это и прорвался. И благо всегда, так сказать, находилось для этого некой обрамление. И вот это знаменитое, что еврейская дивизия взяла Ташкент. Да? Вот это...
С. Бунтман — Да, да, да.
А. Кузнецов — Да. Пока русский Иван, так сказать, в окопе мерзнет и гибнет...
С. Бунтман — Да, да, да, да.
А. Кузнецов — Да? Абрам с его женой там, так сказать, в эвакуации. Вот эта вся мерзость моментально просто вот как будто она никогда никуда не уходила, она тут же вернулась. Эти ребята, конечно, всё это чувствуют. Мальчишки, конечно, уже не раз им разбивали носу, так сказать, когда они пытались там в школах и во дворах отстаивать свое достоинство. Девочки много что про себя тоже выслушали по этому поводу. Это, конечно, их объединяло. Плюс руководительница кружка оказалась, видимо, такой совершенно обычной советский тёткой-учительницей. И она вот всячески стремилась любое малейшее проявление какой-то их личностной самостоятельности загнать в прокрустово ложе вот этих требований. Она требовала, чтоб обсуждались только те вещи, которые пройдут её одобрение. Она требовала, чтобы, значит, все свои литературные опыты, которые ребята представляли на кружке... Ну, это был нормальный кружок. Да? Они читали свои стихи, обсуждали там и так далее. Значит, вот там какая-то девочка не из-за этого кружка, какая-то девочка прочитала грустное там, видимо, лирическое стихотворение, и тут же ей прилетело, что комсомолка не может, значит, вот это упадничество. Слушайте, ну, это же как раз после постановления известного об известных журналах.
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — Когда Ахматовой прилетело за то же самое. Ну, естественно вот эта тетушка всё это транслирует в школьный кружок. И они, конечно, от этого кружка отдаляются, но они между собой-то уже сблизились. И им, конечно, хочется быть вместе, потому что мы с тобой одной крови. Вот это никто никогда не отменял, и думаю, что не отменит. Вот это ощущение своего. Ну, а дальше они радикализируются. Да? И превращаются вот в такой вот революционный кружок, в котором, конечно, очень много игры. Они придумали себе клички. Они придумали там какую-то систему конспирации, абсолютно такую вот игрушечную, потому что на практике они были открыты городу и миру, и, конечно, вышли на них очень быстро. Да? Все... Они повторяют практически в сжатой... Вот за буквально за год они повторяют в сжатой форме всю историю российского революционного движения с расколами по вопросу о тактике. Вот приходит Гуревич и говорит: «А вот недостаточно пропаганды». Вот он.
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — Евгений Гуревич. Недостаточно пропаганды. Нужны действия. Нужен теракт. Потом за это следствие ого-го как ухватится...
С. Бунтман — Ну, конечно. Да.
А. Кузнецов — ... хотя ничего кроме разговоров не было. Якобы обсуждался не просто теракт, а против совершенно конкретного человека — Георгия Максимилиановича Маленкова. Трудно сейчас разобраться, что там следствием до... додумано и домыслено. Вполне возможно, что фамилия Маленков звучала в их разговорах, понятно почему. Я не знаю насколько это в реальности соответствовало действительности, я не специалист по этому вопросу, но действительно была... было такое общее убеждение, что именно Маленков был главным идеологом вот этого государственного антисемитизма в сталинском окружении. По крайней мере в еврейской среде так говорили. И, конечно, ребята разговоры старших слышали. И вполне возможно, что это, так сказать, привело к тому, что когда они...
С. Бунтман — Нет, ну, конечно, никто бы без самого Сталина всё это не сделал.
А. Кузнецов — Да нет. Ну, разумеется.
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — Вот. И...
С. Бунтман — Но разработчиком во многом он и до этого и товарищ Щербаков еще.
А. Кузнецов — Ну, конечно. Да вообще все, кто отвечал за идеологию... А что товарищ Жданов — что ли? — в стороне, что ли...
С. Бунтман — Жданов. Да.
А. Кузнецов — ... находился. Да нет. Команда работала дружная. Вот. И очень быстро естественно они привлекали внимание компетентных органов. Вот опять же в воспоминаниях содержится, как там одному под видом электропроводки подслушивающее устройство засунули под кровать. Они, в общем, чувствовали это. Кто конкретно предал? Значит, я могу назвать только одно имя. Во-первых, этого человека очень давно нет в живых. Во-вторых, это имя есть в материалах делах. И поэтому есть документ, на который можно сослаться. Вот когда... Я сегодня не буду цитировать их дело 52-го года. Я буду цитировать дело пересмотра 56-го года, потому что оно очень полно рассказывает как раз о том оригинальном. «В отношении Воина, — это фамилия, — материалами дела и дополнительной проверки установлено, что он в декабре 50-го года познакомился с Фурманом, который предложил ему вступить в антисоветскую организацию. Об этом предложении Воин сообщил секретарю комитета комсомола Маркову и секретарю парторганизации Уткину. От Уткина Воин получил установку выяснить у Фурмана более подробные данные об „СДР“, для чего дать формальное согласие на вступление в эту организацию». Вроде бы однозначно вот он предатель. Да? Но вот уже в 2000-е годы Владимир Мельников, один из участников организации, напишет другой участнице организации письмо, оно есть в интернете в открытом доступе. И вот что он там по этому поводу скажет: «Очень больно читать о Воине. Он давно умер, сорокалетним. Это неправда, что он „предал эту организацию“. Воин не был провокатором, с ним было так: он поделился „тайной“ со своей подружкой, а та, испугавшись за него, сочинила историю, будто бы их разговор подслушала другая девушка и грозится донести. Так что лучше напиши донос сам — а их всё равно посадят и без тебя. Он и написал, но будучи вызван в МГБ, так себя повёл от угрызений совести, что его тоже забрали и дали, как и другим, 25 лет». И, в общем, это полностью соответствует действительности. Он действительно получил 25 лет.
С. Бунтман — Мы продолжим через несколько минут после новостей и рекламы.
**********
С. Бунтман — Мы с вами продолжаем. Продолжаем мы с вами эту историю. История совершенно невероятно мучительная, эта история, конечно.
А. Кузнецов — История мучительная.
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — И она, судя по всему, не должна была закончиться так трагически, как она в результате закончилась: тремя расстрелянными и 10-ю, получившими 25 лет лагерей. Они, конечно, получили бы что-то безусловно. И, судя по тому, что времена стояли уже совсем не вегетарианские, используя выражение той же Анны Андреевны Ахматовой, получили бы много. Но дело в том, что как это часто бывает, в дело вмешалась, что называется, государственная целесообразность. И человек, который начал придавать этому делу гораздо больший вес и гораздо больший масштаб, чем оно на самом деле имело даже по тогдашним советским законам и представлениям, потому что по современным цивилизованным законам и представлениям это вообще ничто. Да? Люди собирались и обсуждали, так сказать, то, что им не нравится. Но надо сказать, что в истории нашей страны...
С. Бунтман — Пока по современным представлениям!
А. Кузнецов — Пока.
С. Бунтман — Это ничто.
А. Кузнецов — Пока.
С. Бунтман — Пока еще.
А. Кузнецов — Да.
С. Бунтман — Ничто.
А. Кузнецов — Да, конечно.
С. Бунтман — Хотя мы видим, что это уже что-то...
А. Кузнецов — Да.
С. Бунтман — ... когда надо.
А. Кузнецов — Ну, в России, как известно, за 20 лет может измениться всё, а за 200 ничто. Так вот в истории, так сказать, российской сыскной мысли, скажем так, есть другие примеры дел, которые были, ну, абсолютно ерундовыми, что называется, по тому, что там было, но в силу каких-то причин совершенно неадекватная реакция. Можно вспомнить кружок братьев Критских в 20-е годы.
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — Но это Николай, ещё напуганный восстанием декабристов. Да? Конечно, вспоминается дело Петрашевского, которое набрало... заняло второе место в голосовании по этому мы его скоро предложим в повторных процессах, где тоже полная ерунда, а в результате смертные приговоры. Это поздний Николай. Это мрачное семилетие. И вот здесь та же самая история. Человека, который начал это дело раскручивать, фамилия его Рюмин. Фамилия эта хорошо известная.
С. Бунтман — О, да!
А. Кузнецов — Да. Полковника Рюмин, один из высокопоставленных, скажем так, начальников следственного управления МГБ. И копал Рюмин под своего шефа, до какого-то момента всесильного министра государственной безопасности Абакумова, который был знаком с делом СДР и который высказался... Он некоторое, так сказать, число обвиняемых вызвал к себе на допрос, а потом высказался в том смысле, что пороть надо, чтоб неповадно было, там волосы драть надо. Но это ерунда. Да? И вот здесь Рюмин, копая под Абакумова сразу несколько подземных ходов, в том числе вытаскивает это дело, что гражданин Абакумов из, так сказать, антисоветских соображений намеренно просмотрел опаснейшую вооруженную организацию...
С. Бунтман — Да, да, да.
А. Кузнецов — ... готовящую покушение на конкретного вождя, товарища Маленкова, да плюс ещё организация еврейских националистов. Значит, они были евреями. Но вот еврейскими националистами даже, так сказать, как бы там не относится к самому словосочетанию, они не были вообще. Вот я прочитал в том числе интервью внука Сусанны Печуро, хорошо известного нашим слушателям. Он бывал у меня в «Родительском собрании», у тебя в «Дилетантах», когда вот о крымских татарах. Алексей Макаров, он её внук.
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — Да? Сотрудник «Мемориала*», учитель одной из московских школ. Вот он говорил, они были интернационалистам, как и положено советскому комсомольцу до глубины души. Они совершили... Были... Да, были сионистские кружки в это время, разумеется.
С. Бунтман — Были. Да.
А. Кузнецов — Были ребята...
С. Бунтман — Но это не имеет отношения...
А. Кузнецов — ... которые там иврит изучали, которые...
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — ... действительно мечтали о том, чтобы оказаться в Израиле. Они — нет. Они совершенно не по этой части. Но на волне подготовки, так сказать, разгрома еврейского антифашистского комитета, подготовки будущего Дела врачей, это всё очень в жилу. Поэтому их называют, значит, еврейской организацией. И вот, собственно говоря, что в обвинительном заключении Абакумова по этому поводу будет говориться: «Как установлено следствием изменник родины Абакумов вместе с предателями Шварцманом, Лихачевым и Леоновым умышленно скрыли от ЦК КПСС, что участники еврейской молодежной организации, именовавшей себя „Союзом борьбы за дело революции“ („СДР“), вынашивали злодейские замыслы и разрабатывали планы совершения террористических актов против руководителей партии и советского правительства.
Особенно активное участие в этом преступлении принимал обвиняемый Шварцман...» — Ну, понятно кто. Не Леонов же с Лихачевым.
С. Бунтман — Ну, естественно. Да.
А. Кузнецов — Да. «... которому АБАКУМОВ поручил корректирование направлявшихся в ЦК КПСС протоколов допроса арестованных, — видите, аж! Да? участников «СДР».
С. Бунтман — ... Да.
А. Кузнецов — «Признавая свою вину в этом, ШВАРЦМАН показал, — цитата, — «...Абакумов... дал преступное указание выбросить из протокола допроса арестованного Слуцкого показания о терроре». Ну, понятно. Вот. И...
С. Бунтман — Нет, это со... Это точно также. Это обратная сторона всего. Если вот эти ребята, вот эти конкретные ребята не представляли собой никакую националистическую группу, то товарищ Шварцман не проявлял никакой националистической солидарности. Он просто... Он просто был мерзавец-интернационалист...
А. Кузнецов — Абсолютный.
С. Бунтман — ... как и очень многие, кто были в 30-х и даже еще и оставались в 40-х годах в органах.
А. Кузнецов — Вот. И в результате главный интерес следствия заключается в том, что это дело нужно как подкладка под дело Абакумова.
С. Бунтман — Ну, конечно. Очень... Очень красивое...
А. Кузнецов — Если бы...
С. Бунтман — ... такое. Да.
А. Кузнецов — Если бы не это, они бы прошли краешком, скорее всего, получили бы, ну, возможно, те, кого сочли организаторами получили 25, остальные кто-то — 10, кто-то — 5, как давали другим вот этим вот юношеским организациям в то время. Ну, а тут поскольку такое дело, трое были приговорены к смертной казни: Евгений Гуревич, Борис Слуцкий и Владилен Фурман. К 25 годам заключения будут приговорены Ирэна Аргинская, Ида Винникова, Феникс Воин тот самый, Григорий Мазур, Владимир Мельников, Екатерина Панфилова, Сусанна Печуро, Алла Рейф, Майя Улановская и Инна Эльгиссер. И к 10 годам заключения — Тамара Рабинович, Галина Смирнова* и Нина Уфлянд, самая молодая. Вот она 34-го года рождения из всей этой, значит, группы. А дальше в 56-м году на волне вот той достаточно половинчатой, достаточно... Ну, как сказать? Ну, в общем, Вы меня поняли. Но тем не менее всё равно великой реабилитации. Это дело по заявлению... Да, ребят, значит, кого-то там к этому времени уже привели, так сказать, из лагеря в ссылку и так далее. И вот, значит, они начали обращаться, писать просьбы пересмотреть их дело. И вот что собственно... Самая большая цитата сейчас будет, потому что здесь всё излагается, на мой взгляд, ну, скажем так, близко к реальности: «ВОЕННАЯ КОЛЛЕГИЯ ВЕРХОВНОГО СУДА СССР в составе: Председательствующего полковника юстиции БОРИСОГЛЕБСКОГО, полковника юстиции ЛИХАЧЕВА и полковника юстиции ДОЛОТЦЕВА рассмотрела в заседании от 21 апреля 56-го года в порядке статьи 373 УПК РСФСР ЗАКЛЮЧЕНИЕ ГЛАВНОГО ВОЕННОГО ПРОКУРОРА... — и так далее, — УСТАНОВИЛА:
На допросах во время дополнительной проверки МЕЛЬНИКОВ, ПЕЧУРО, МАЗУР, АРГИНСКАЯ, ЭЛЬГИССЕР, ПАНФИЛОВА, УЛАНОВСКАЯ, РЕЙФ, СМИРНОВА, УФЛЯНД, ВИННИКОВА, ВОИН и РАБИНОВИЧ отказались от показаний, — это вот это 56-й год — да? — дополнительная проверка, — данных ими на предварительном следствии и в суде, о том. что организация и отдельные ее участники имели изменнические или террористические намерения, заявив, что такие показания от них получены под принуждением или иным незаконным влиянием следователей. Заявления осужденных о необъективном ведении предварительного следствия по данному делу находят свое подтверждение. Проверкой установлено, что в процессе предварительного следствия действительно имели место нарушения законности и что в отношении осужденных по настоящему делу применялись меры принуждения, выразившиеся в систематических и длительных ночных допросах арестованных, чем они лишались нормального сна и отдыха, в лишении передач, в лишении права пользоваться ларьком. Показания арестованных записывались необъективно, многие вызовы на допросы протоколами не оформлялись, практиковалось составление протоколов допроса в отсутствии арестованных, составлялись так называемые «обобщенные протоколы допросов».
Так, ПЕЧУРО вызывалась следователем ОВЧИННИКОВЫМ на допросы 56 раз, а протоколов им составлено только 11; УФЛЯНД вызывалась тем же следователем 34 раза, а протоколов допроса составлено 6.
Допрошенные во время дополнительной проверки бывшие следователи по данному делу ОВЧИННИКОВ и СМЕЛОВ подтвердили факты нарушения Закона и пояснили, что это делалось по указанию бывшего руководства следственной части при МГБ СССР ЛИХАЧЕВА и ПУТИНЦЕВА (оба осуждены за фальсификацию следственных дел)«, — уже к тому времени.
С. Бунтман — Да. Это 56-й, да?
А. Кузнецов — Да, 56-й. «ОВЧИННИКОВ показал, что СЛУЦКОМУ, ГУРЕВИЧУ...» — как раз Пермь-36 в это время переформатируют в лагерь для вот этих бывших высокопоставленных сотрудников госбезопасности. «ОВЧИННИКОВ показал, что СЛУЦКОМУ, ГУРЕВИЧУ и другим в начале предварительного следствия не предъявлялось обвинение в террористических намерениях, тогда на одном из оперативных совещаний ЛИХАЧЕВ упрекнул следователей в том, что они не получили показаний о террористических намерениях участников, хотя у одного из них было изъято оружие». По поводу оружия. Да? «Что касается изъятого у ГУРЕВИЧА револьвера, то следует учесть, что он являлся неисправным и, как показал МЕЛЬНИКОВ во время дополнительной проверки, был передан ГУРЕВИЧУ без каких-либо преступных целей». «Бывший следователь СМЕЛОВ показал, что „в протоколах записывались показания арестованных с явно обвинительным уклоном“.
В приобщенной к делу „программе“ и других документах „СДР“, изъятых при аресте участников организации, не имеется указаний о террористических методах борьбы против существующего в СССР строя, не содержится этого и в составленных ГУРЕВИЧЕМ „тезисах о тактике“, при обсуждении которых произошел так называемый „раскол“ якобы на почве разногласий по вопросу о терроре». Следствие 52-го года, значит, действительно случившееся у них там расхождение интерпретировало, что вот якобы Гуревич поставил вопрос о переходе к террору. Там остальные члены руководящего ядра... Как положено, даже в маленькой организации было ядро, и была, так сказать, внешняя оболочка. Да? Что вот остальные члены организации, значит, осудили тактику террора, и тогда Гуревич и там несколько его сторонников ушли. На самом деле опять же по воспоминаниям через много лет после описываемых событий, по воспоминаниям участников этого дела действительно был раскол по совершенно другим вопросам. Ребятам по 18-19 лет, мало ли по какому вопросу может в этом возрасте случиться раскол. По любому. Да? Но для...
С. Бунтман — Да в любом возрасте по любому поводу.
А. Кузнецов — Да. Да. А в 18 лет...
С. Бунтман — Да. Да.
А. Кузнецов — ... особенно, когда, так сказать, вся жизнь сплошные расколы. Да? А... но для абакумовского дела, конечно, нужен был раскол именно по вопросу о терроре, потому что это организацию делало очень важной, значительной и опасной. Ну, и вот в результате, значит, Военная коллегия в 56-м году дело пересмотрела. Расстрелянным... Извините, трудно от язвительного тона удержаться в данном случае. Расстрелянным расстрел заменили на 10 лет задним числом. Остальным соответственно сроки сократили как фактически уже отбытые, соответственно их выпустили. Но дальше всё равно на протяжении жизни по крайней мере той части... у той части и той части, которая проходила в Советском Союзе, они будут постоянно сталкиваться с тем, что висит вот эта самая непогашенная судимость. Поэтому там, скажем, ту же Сусанну Печуро, которая сдала блестяще экзамены на истфак МГУ, не взяли в МГУ. Да? И она в результате училась в Историко-архивном, где были гораздо менее, так сказать, жесткие там требования на мандатной комиссии. Кого-то не допускали к защите диссертации. Там ещё какие-то возникали неприятности. В результате ничего удивительного, что большая часть оказалась сначала в диссидентском движении, потом соответственно за пределами Советского Союза. Сегодня живут и в Канаде, и в Израиле вот те, кто еще живы. Все-таки это уже очень немолодые люди.
С. Бунтман — Да, конечно.
А. Кузнецов — Вот. Ну, и понятно, у нас давно не было такого единодушного голосования. Вот мы предложили 5 дел, причём 4 других тоже очень интересные.
С. Бунтман — И когда-нибудь они пройдут у нас.
А. Кузнецов — И когда-нибудь...
С. Бунтман — Конечно. Да.
А. Кузнецов — Конечно.
С. Бунтман — Обязательно.
А. Кузнецов — Во-первых, они уже бывали. Мы еще их будем предлагать. Да. Но вот у нас очень большое было голосование. Вместо обычных полутора тысяч две проголосовало. И 70% выбрали это дело. Понятно почему. Понятно почему. И собственно об этом деле вспоминать начали без нас сразу же, как только дело «Сети*» (организация запрещена в России — прим.ред.), значит, добралось до некоего своего нынешнего состояния.
С. Бунтман — Ну, и очень много аналогий.
А. Кузнецов — Да аналогий...
С. Бунтман — Поехало! Поехало уже! Всё поехало у нас.
А. Кузнецов — А вот сейчас когда вот...
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — ... ну, последние два дня те, кто следит за ситуацией в связи с известными публикациями всё то же, — да? — так сказать, аналогий становится еще больше.
С. Бунтман — Ну, да.
А. Кузнецов — И тоже вопрос, кто предатель. И тоже, так сказать, какую роль сыграли те или иные, и для чего это нужно, и как подкладка к какому нынешнему делу это нужно. Конечно, в этих... в обсуждении этих вопросов много спекуляций, но, во-первых, всё-таки аналогии никто не отменял, и зачем-то они возникают. А, во-вторых, для этих спекуляций тоже есть свои основания, в том числе, как мы видим, вот и исторические тоже.
С. Бунтман — Абсолютно. Ну, что ж? Вот такое дело. Мы вам предлагаем на следующее... на то, что посмотреть 1 марта. Мы вам предлагаем следующий список: «Судебные процессы над женщинами. Часть первая. Зарубежная история».
А. Кузнецов — Дело в том, что мы решили, что мы наших дам будем поздравлять дважды. Да? И 1-го...
С. Бунтман — Вот таким способом.
А. Кузнецов — ... и 8 марта. Да.
С. Бунтман — Ну, да.
А. Кузнецов — Ну, понимаете, у нас все-таки специфическая передача. Мы много лет...
С. Бунтман — Мы можем поздравить...
А. Кузнецов — Кстати говоря, мы делали подборки к 8 марта и активисток, борцов за равноправие женщин...
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — ... и женщин-жертв преступлений. Ну, в конце концов сколько можно? Мы решили показать сильных женщин. Женщин...
С. Бунтман — Да! Сильных, независимых женщин как, например, Катрин Монвуазен, обвиненной в отравлениях, ворожбе и убийствах младенцев, «Дело о ядах», Франция, 1679-1680 год.
А. Кузнецов — Да, это знаменитое Дело о ядах...
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — ... маркиза де Бренвилье. Да. Мы не раз его предлагали...
С. Бунтман — Да, да.
А. Кузнецов — Как-то оно вот у нас...
С. Бунтман — 2) Суд над Анной Гёльди по обвинению в отравлении ребенка, «Последняя казненная ведьма Европы».
А. Кузнецов — Ее обвиняли — да? — в том, что она пыталась там напихать иголок своей, ну, не воспитаннице, дочке хозяина дома, где она была служанкой. И в результате ее не обвинили в колдовстве, но это крутилась вокруг всего процесса.
С. Бунтман — Ну, да.
А. Кузнецов — Поэтому ее так и называют.
С. Бунтман — Суд над Лиззи Эндрю Борден по обвинению в убийстве отца и мачехи.
А. Кузнецов — Это...
С. Бунтман — Соединенные Штаты...
А. Кузнецов — ... знаменитое дело...
С. Бунтман — ... 1893 год.
А. Кузнецов — Одно из самых известных американских дел. Очень загадочное. До сих пор непонятно, уж такой небольшой спойлер, сделала это Лиззи Борден или нет. Ну, и кроме того нас очень настойчиво последние полгода один из слушателей, комментаторов в «Ютьюбе» просит это дело. Ну, в конце концов сколько можно над человеком издеваться?
С. Бунтман — Суд у нас теперь 4-й номер над Маргаритой Горгоновой по обвинению в убийстве воспитанницы, «Дело Горгоновой», Польша, 32-й год.
А. Кузнецов — Вот на это дело обратите внимание. Я не помню, предлагали ли мы его. Мне кажется, что один раз предлагали. Это одна из самых знаменитых криминалистических загадок XX века. Снят очень известный фильм польский «Sprawa Gorgonowej», значит, «Дело Горгоновой». Ломаются копья... В общем, это такая по степени напряженности вот внимания по сей день к этому делу, я бы сказал такое дело Бейлиса или дело Дрейфуса, но только лишённое вот это националистической окраски. Да? Но вот по, так сказать, наличию партий за и против...
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — ... это вот примерно из этой...
С. Бунтман — Вполне. По разделению.
А. Кузнецов — Да, да, да.
С. Бунтман — Суд над четырьмя сестрами Гонсалес по обвинению в организации проституции, пытках и убийствах, «Адский бордель», Мексика, 64-й год.
А. Кузнецов — Это совершенно кошмарное дело. Естественно мы будем стараться избегать всяких натуралистических подробностей, как всегда это делаем. Но всё равно в этом деле мерзости много. Но я его выбрал потому, что это, пожалуй, самое громкое, если не считать нарко... наркобаронские дела, дело Мексики. А у нас западает Латинская Америка. Я вот на это обратил внимание, у нас очень редко центральные и латиноамериканские страны появляются, что несправедливо. Это прекрасная часть планеты.
С. Бунтман — Да. Ну, что ж? Голосуйте! Поскольку сегодня передача историческая, и сегодня 23 февраля давайте не забывать про 23 февраля 44-го года...
А. Кузнецов — Конечно.
С. Бунтман — ... и высылку, депортацию вайнахов, которая в этот день и состоялась. Не забыли мы об этом.
А. Кузнецов — И других народов.
С. Бунтман и А. Кузнецов — Да.
