Сайт Евгения СычёваEugi Gufo

Сергей Бунтман — Добрый день! С Новым годом ещё раз всех! Светлана Ростовцева, Алексей Кузнецов...

Алексей Кузнецов — Добрый день! С Новым годом!

С. Бунтман — Все здесь. И мы такой абсолютно черный процесс мы сегодня разбираем. Суд над группой евреев города Велижа. И у нас здесь велижская драма как раз.

А. Кузнецов — Ну, это одна из самых известных сочинений по этому вопросу.

С. Бунтман — ... Да. Из истории ритуальных процессов в России. Это 20-30-е годы XIX века. Вот мы сейчас и разберём.

А. Кузнецов — Да, вы выбрали... Мы собственно не настаивали на кровавом навете. Да?

С. Бунтман — Ну, да.

А. Кузнецов — Мы предложили вам дела Российской империи преимущественно ХIХ века, в которых осталась какая-то не... недорасследовательность, какие-то сомнения, какие-то... значит, какая-то загадка. И вот вы выбрали, достаточно убедительным большинством вы выбрали один из самых известных кровавых наветов в Российской империи. Ну, вот я встретил такое утверждение, что это второе по известности после дела Бейлиса похожее дело. У меня нет такого ощущения. Насчёт второго, всё-таки Кутаисское дело ничуть не менее известное.

С. Бунтман — Да. Которое мы разбирали. Да.

А. Кузнецов — Которое мы разбирали. И еще целый ряд: Фастовское дело, которое сразу за делом Бейлиса там и возможно с ним как-то связано, появляется. Но в любом случае это действительно одно из очень важных после...

С. Бунтман — Конечно. Все хит-парады — это такая...

А. Кузнецов — Да, это всё очень большая условность. Начнем мы с того, что в результате 3-х разделов Польши в составе Российской империи в правление Екатерины II оказывается несколько миллионов евреев. Сколько, точно посчитать мы не можем, потому что даются достаточно разные цифры, но, в общем, от миллиона до 2-х с небольшим. Вот такое примерно количество. Не то, чтобы Россия не была с евреями не знакома до этого, нет, так сказать, встречались безусловно. Но их воспринимали как иностранцев, даже тех, кто там жил не одним поколением, всё равно они воспринимались как иностранцы. А тут вот появляются свои подданные, и надо что-то с этим делать, надо как-то, значит, мириться или не мириться с тем, что на твоей территории проживает большой народ, придерживающийся другого образа жизни, других религиозных представлений. Да? Это не католики и не протестанты, уже более или менее привычные, потому что те хотя бы христиане. Здесь все-таки своё.

С. Бунтман — И не магометане.

А. Кузнецов — И не магометане. Да. К которым тоже, так сказать, уже более или менее привыкли. Но надо сказать, что Екатерина II достаточно, так сказать, либерально восприняла вот это вот вхождение. Да? Основная идея заключалась в том, что, ну, вот как в Польше было заведено, в Речи Посполитой, вот пусть так... А потом мы посмотрим, там мы поглядим. И, в общем, по большому счёту хотя кое-какие изменения происходили, но и в екатерининское... Павел как-то проблемы вообще не успел заметить особенно. И в александровское царствование...

С. Бунтман — Ну, Павел... Там были предложения, были тоже, как мы говорили...

А. Кузнецов — Предложения были все время.

С. Бунтман — Там Державин разбирал дела.

А. Кузнецов — Совершенно верно.

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — Да. Предложения будут все время, но вот каких-то изменений в судьбе евреев при Павле, насколько я помню, не происходило. Значит, что касается Александра, то вот с чего начинается по сути дело, такой пролог к нему. 6 марта 1817 года министр народного просвещения и духовных дел Голицын Александр Николаевич от имени императора, он это подчеркивает несколько раз в своей бумаге, обращается к губернаторам нескольких западных губерний. Кусочек из этого обращения, заключительный: «По поводу оказывающих и ныне в некоторых от Польши к России присоединенных губерниях изветов на евреев об умерщвлении ими христианских детей, якобы для той же надобности, — имеется в виду для обрядов, — его императорского величество, приемля во внимание, что таковые изветы и прежде неоднократно опровергаемы были беспристрастными следствиями и королевскими, — имеется в виду польских королей, — королевскими грамотами, высочайше повелеть соизволил объявить всем господам управляющим губерниями монаршую волю, чтобы впредь евреи не были обвиняемы в умерщвлении христианских детей без всяких улик, по единому предрассудку, что якобы они имеют нужду в христианской крови, но если бы где случилось смертоубийство и подозрение падало на евреев, без предубеждения однако ж, что они сделали сие для получения христианской крови, то было бы производимо следствие на законном основании по доказательствам, к самому происшествию относящимся, наравне с людьми прочих вероисповеданий, которые уличались бы в преступлении смертоубийства». То есть в чем смысл?

С. Бунтман — Ну, абсолютно...

А. Кузнецов — За этим казенным, — да? — так сказать, языком, трудно воспринимаемым, особенно на слух. Хватит клепать на евреев по самому... по... по самой мысли, что им нужна христианская кровь. А если где-то будет какое-то убийство, к которому окажутся причастны евреи, то расследуйте его обычным порядком...

С. Бунтман — Где подозреваются. Да.

А. Кузнецов — Да, где подозреваются евреи. Расследуйте обычным порядком точно так же, как это делается в отношении лиц других вероисповеданий. А вот вроде бы такая совершенно определенно высказанная монаршая воля. Но переломить многовековые предрассудки одним монаршим рескриптом невозможно. И действительно польские короли в свое время издавали похожие, так сказать, рескрипты, и даже Папа Римский в ХVIII веке нечто похожее отдельной буллой прописал. Но вот тем не менее. А теперь переносимся в крошечное совершенно местечко Велиж, сейчас это самый западный из районов Смоленской области на границе с Беларусью.

С. Бунтман — Спасибо чату, что напоминают.

А. Кузнецов — Да. В то время... А что напоминают? Где Велиж находится?

С. Бунтман — Да, да, да. Там очень хорошо. Сразу написали.

А. Кузнецов — Вот у нас есть план...

С. Бунтман — Кракен написал нам.

А. Кузнецов — ... 20-х годов города Велижа...

С. Бунтман — Ну, это какой-то регулярный совершенно город. Да.

А. Кузнецов — Да, совершенно регулярный план. И, судя по старым фотографиям уже конца ХIХ век, это план был соблюден. Действительно улицы пересекаются под прямыми углами. Дело в том, что...

С. Бунтман — Так обычно делали военные... фурштаты делали.

А. Кузнецов — Ну, а кто в 20-е годы планирует особенно, так сказать, вот эти города? Дело в том, что Велиж довольно сильно пострадал в 12-м году. За него не было отдельно крупных сражений, ни когда французы шли туда, ни когда французы шли обратно, но он находясь на так называемой линии обеспечения французской армии, он был превращен в город, предназначенный... место для отдыха отдельных частей Великой армии. И в результате он был практически полностью разгромлен. К началу войны в нём проживало более 10 тысяч человек. Когда французская армия оттуда ушла, в нём осталось около 600 человек. То есть девять десятых из него просто-напросто ушло. Да? Кстати говоря, под Велижем действовали 2 партизанских отряда русской армии, летучих отряда. И вот за действия под Велижем успешные командир одного получил генерал-майора. Это был Александр Христофорович Бенкендорф. А другой командир отряда Сергей Волконский получил подполковника. Вот они товарищи...

С. Бунтман — Сергей Григорьевич?

А. Кузнецов — Сергей Григорьевич. Совершенно верно. Вот они товарищи по оружию воевали, так сказать, в одних краях в Отечественную войну. И город, в общем, к 23-му году, с которого начинается Велижское дело, восстановился лишь отчасти. Собственно вот этот план — это план восстановления города. Хотя здесь показаны определенные места, которые имеют отношение непосредственно к этому делу. Так вот 24 апреля 1823 года в полицию было заявлено о том, что 2 дня назад, 22 апреля, пропал маленький мальчик Фёдор Иванов. Ему было 3 годика. Он значился солдатским сыном. Заявила о пропаже его мать Агафья, солдатка. Мальчика начали вяло искать. Причём, ну, полиция просто была проинформирована. Да? Там полиция потыкалась, потыкалась, вроде как нигде его нет. А к самой Агафье через несколько дней после пропажи явилась некая Мария Терентьева. Это ключевое лицо во всей этой истории. Значит, она профессиональная нищая и женщина легкого поведения одновременно. Она законченная пьянчужка. Живёт она вот этими соответственно тихими радостями. Но при этом она весьма активна, деятельна. И вот она, значит, является к матери пропавшего мальчика и заявляет, я цитирую, что... Заявляет она, что она гадала на пропажу, пустила воск на воду и заявила, что мальчик находится «в доме еврейки Мирки, в погребе; ещё жив, сегодняшнюю ночь намерены его освободить, — имеется в виду евреи его намерены отпустить, — но сомневаются, чтоб зло не открылось, а когда не будет освобождён, то умертвят». Вот в этой фразе совершенно непонятно, а зачем тогда евреи похищали этого ребенка. Да? Логика где? Если они похитили его для того, чтобы использовать его кровь в ритуальных целях, то мальчик должен быть убит. Это понятно. Если они его похитили там, я не знаю, для выкупа, то это совсем не тот мальчик, которого надо похищать для выкупа. В общем, логики пока нет никакой. Мы увидим, что вообще в дальнейшем в показаниях Теретьевой будет всё, кроме логики. И надо сказать, что Агафья Иванова ей не поверила. Но мысль о гадании запала ей в голову, а, может быть, она и раньше про это думала. И она отправился... отправилась, значит, на окраину Велижа, где проживала некая 12-летняя Анна Еремеева, которая имела репутацию гадалки по местным меркам большой силы. Значит, видимо, это была психически больная девочка, судя по всему, которая сравнительно недавно в этих краях поселилась. Ее потом допросило следствие. И вот, что она на следствии показала, что она 2-й год живет в Велиже подаянием. 25 марта, то есть за месяц до происшествия, она была в Сентюрах — это село, и там во сне ей представился в виде старца архистратиг Михаил, который, взяв её за руку, водил по разным местам и, рассказывая ей много из будущего, сказал между прочим, что на первый день Святого Христова воскресенья одна христианская душа будет загублена евреями. О чём, проснувшись, объявила хозяину дома, в котором нашла приют. А перед пасхой она ещё раз увидела во сне Святого Михаила, сказавшего ей, что в наступающую ночь евреи захватят христианскую душу, и будет она в доме еврейки Мирки. Когда же на третий день к ней явилась солдатка Агафья, она ей объявила: «Ты, идучи ко мне, заходила в тот дом, где сын твой хранится, и если в силах взять его, то приложите старания, а буде не умеете, — то есть не можете, да? — то по крайней мере караульте». Дело в том, что идучи к Анне Агафья Иванова действительно в нерешительности постояла некоторое время около дома вот этой самой Мирки Аронсон, пожилой женщины, которая жила в большом, довольно зажиточном по тамошним меркам доме с еще тремя поколениями своих потомков. Там жила её дочь с зятем. Там жили её внуки уже взрослые со своими семьями. И у них уже были маленькие дети. Ей за... под 70 этой самой Мирке. И тем не менее Агафья не рискнула в этот дом зайти и пошла дальше вот к этой самой Анне. Значит, когда Анна ей напророчила, что вот в этом доме мальчик находится, значит, Агафья начала мужа своего, солдата, дёргать насчёт того, чтобы он пошёл, поговорил. Но тот тоже как-то замялся, не решился. В общем, решили, что эти дамы, скажем так, ясновидящие, они не заслуживают никакого доверия.

Ну, а в начале мая, 2 мая, в полуверсте от города рядом с проезжей дорогой, то есть на виду, ни в каком ни в укромном месте был обнаружен труп мальчика с несколькими ранениями. Местный врач, военный врач сделал вывод о том, что мальчик умер от потери крови, и соответственно версия о посещении евреями... Правда, не очень понятно зачем. Классический кровавый навет ведь заключается в том, что кровь христианских младенцев нужна евреям под их пасху.

С. Бунтман — Ну, да.

А. Кузнецов — Которая обычно за неделю до православной пасхи. Да? То есть мальчик должен был пропасть...

С. Бунтман — Когда за неделю, когда за две...

А. Кузнецов — Да. А иногда совпадает, но в любом случае не после православной пасхи...

С. Бунтман — Ну, да.

А. Кузнецов — ... вот совсем непонятно зачем. Но тут явно совершенно живое творчество масс. И полиция начинает следствие, но следствие ведется... Ну, как сказать? Полиции явно очень не хочется во всём этом участвовать, потому что население местечка ровно пополам делится на евреев и католиков, которые на самом деле униаты. Это, в общем-то, белорусы.

С. Бунтман — Греко-католики.

А. Кузнецов — Да. Греко-католики. Очень, значит, небольшое количество — это польское дворянство, а на самом деле это крестьяне белорусские. Ну, мещане. Да? И вот, скажем так, подыгрывать и тем, и другим при такой... Да, русских практически нет. Там их число насчитывается там десятками буквально, в том числе, кстати говоря, вот эта самая Агафья Иванова, и вполне возможно это не случайный выбор. Полиции не очень хочется всё это дело раздувать, понимая, что в любом случае половина города будет недовольна результатами следствия, и могут произойти всякие, значит, неприятности. В результате полиция пренебрегла, ну, всеми, даже уже тогда к тому моменту имевшимися возможностями провести нормальное следствие. Никакого исследования специальных... специалистами-медиками тела не было проведено. Вот как произвел вскрытие военный доктор, так, собственно говоря, на этом остановились. Единственная улика, которая могла как-то пролить свет из материальных улик на вот, собственно говоря, пропажу тела и убийство: мальчик лежал рядом с дорогой, на которой четко отпечатались следы двуколки. Да?

С. Бунтман — Так.

А. Кузнецов — То есть, ну, скажем так, не каждый день по этой дороге, где обычно ездили крестьянские телеги — да? — не каждый день проезжал двухместный экипаж. Полиции бы начать эту двуколку искать. Полиция поискала ровно у евреев. У евреев ничего похожего не нашла и на этом успокоилась. Тогда евреи, понимая, что, в общем, понятно, что они в любом случае будут крайними начали свои поиски. И не довольно быстро обнаружилось, что ровно 2 числа в город приехали... на двуколке приехали два человека: землемер и католический, ну, униатский, видимо, ксёндз. Евреи потребовали, чтобы эту двуколку замерили расстояние между колесами, там посмотреть какие-то специфические...

С. Бунтман — Ну, да. Колею. Всё...

А. Кузнецов — ... особенности следа и так далее. 2-х полицейских, нехотя, для этого дела отрядили. Естественно их сопровождала большая толпа евреев. По поводу чего и землемер, и ксёндз заявили в полицию претензию об оскорблении чувств, дескать, сам факт осмотра при большом количестве не христиан их транспортного средства бросает на них тень, и это потом отдельным пунктом войдёт в первый вариант приговор суда, потому что наиболее активные участники осмотра с еврейской стороны будут приговорены к четырём неделям тюрьмы и выплате там какого-то штрафа. Но в конечном итоге, когда всех кого можно допросили, были проведены повальные обыски. То есть опросили... Мы как-то в свое время подробно рассказывали, что это за мера такая петровского ещё законодательства, но по сути это опрашивают население о ком-то из известных им людей не на предмет фактов, а на предмет репутации общей, так сказать, поведения, прошлого и всего прочего. Были проведены вот эти самые провальные обыски. В конечном итоге всё это большое достаточно бумажное делопроизводство поступает в нижний поветовый, ну, городской на самом деле суд. Напомним, что до судебной реформы на нижних инстанциях отдельно были суды для дворян, отдельно для городского населения, отдельно для государственных крестьян. А крестьян помещичьих в большинстве случаев судил сам помещик. И вот всё это великолепие... Да, а суды рассматривают только бумаги. В суде пока никакого состязательного процесса нет.

С. Бунтман — Да, мы это уже неоднократно отмечали. Да.

А. Кузнецов — Да, мы это неоднократно говорили. И вот, значит, поветовый суд в течение нескольких месяцев всё это читает и в конечном в итоге выносит следующую резолюцию. Большая достаточно цитата для того, чтоб вы себе представили, как всё это действовало. «Хотя возникло подозрение на дом еврея Шмерки Берлина или тещи его, еврейки Мирки, в загублении в оном, — то есть в доме, — сына солдата Иванова, а по ворожбе Марьи Терентьевой, по словам предугадывающей девки, людей показывающих, что видели проскакавших в бричке 2-х неизвестных евреев, и по свидетельству уездного штаб-лекаря, заключившего, что, по мнению его, мальчик рассудительно замучен, и следует положить сомнение на евреев, но как по обыску в доме Берлина ничего подозрительного не открыто и никаких законных улик к безошибочному обвинению их не предвидится, основываться же на показаниях угадывающих невозможно, и как все они в поведении одобрены, то... до времени, не откроется ли впоследствии винности, оставить их от суждения и взыскания свободными». Перевожу на современный русский язык. С одной стороны есть показания против евреев. С другой стороны эти показания ровно ничем материальным не подкреплены. Поэтому поветовый суд счел мудрым, что сделать? Евреев оставить в подозрении, но освободить их от каких бы то ни было санкций — это распространённая формула суда того времени. Подозреваем, доказать не можем, оставляем в подозрении. Глядишь потом, может быть, что-нибудь откроется. Никакой апелляции не было. Да и кому собственно апеллировать? Поветовый суд сам на всякий случай отправляет своё решение на проверку в Витебск, в губернию, в суд более высокой инстанции. И всё бы, вполне возможно, на этом бы закончилось.

С. Бунтман — Просто рассосалось.

А. Кузнецов — Дело бы рассосалось. Слухи бы, конечно, какие-то там ещё ходили, в корчмах бы вспоминали, но через какое-то время всё, вполне возможно, и успокоилось бы. Но в 25-м году осенью через город Велиж в третий раз в своей жизни проезжает государь-император Александр Павлович. И как и первые два раза он едет в сторону Таганрога. Естественно, что по прибытии императора императору подаются челобитные, в том числе когда император изволил остановиться и выйти, так сказать, для осмотра небогатых, прямо скажем, велижских достопримечательностей, в ноги ему бросилась та самая пьянчужка и дама легкого поведения Марья Терентьева, которая заголосила, что евреи убили её собственного сына. Да? Идёт сознательная ложь.

С. Бунтман — Её?

А. Кузнецов — Да, она якобы солдатская вдова, хотя на самом деле у неё ни роду, ни племени неизвестно. Да? Она солдатская вдова. Вот ее трехлетнего сына, мальчика, значит, евреи умучили. Александр Павлович изволил повелеть в этом разобраться. Повелел он разобраться в этом случившемуся одесную Ивану Ивановичу Дибичу, начальнику главного штаба, который будет его в этой поездке сопровождать, и которому теперь предстояло в это дело влезть, потому что теперь как бы на нём поручение, потом уже — да? — покойного, вскоре покойного государя. Никто его не отменял. Вот в архиве Дибича сохранится переписка, он будет запрашивать о состояние дел на протяжении еще нескольких лет. Как помните у Самойлова? «В окно всё это видел Дибич, но не успел из хаты выбечь». Вот он... И в этом деле он тоже остается таким вот наблюдателем. Значит, было поручено генерал-губернатору Николаю Николаевичу Хованскому, он губернатор 3-х губерний. Да? То есть генерал-губернатор. Генерал-губернаторство объединяло, как правило, несколько губерний. Вот соответственно Смоленскую, Могилёвскую, Витебскую. Вот он генерал-губернатор. Значит, ему велено назначить следователей. И он назначает своего чиновника особых поручений, надворного советника Страхова. В помощь ему дается штабс-ротмистр Бенкендорф, поскольку в каждом порядочным деле должен быть Бенкендорф. Мне не удалось установить, какой именно водой на киселе приходится наш штабс-ротмистр соответственно Александру Христофоровичу, но это не прямое его потомство, поскольку у Александра Христофоровича... ему Господь сыновей не дал, только дочек. Вот. И вот эта, значит, команда из двух человек является в Велиж, приступает к следствию. Интересно, что Страхов прежде, чем приступить к следствию в течение 6 недель переодетый шляется по городу и собирает слухи. Вот на этом давайте прервёмся. Да.

С. Бунтман — Пусть собирает пока. Минуты 4 примерно. Мы прервемся.

**********

С. Бунтман — ... семейный. Так, мы здесь обсуждаем следующую передачу уже. Будущее и рубрики в связи со всевозможными законами и разъяснениями НРЗП о семейном праве. Так. От чего так криво... ехал в Таганрог?

А. Кузнецов — Вы знаете, это с нашей московскоцентричной точки зрения, это кривой путь. А если Вы посмотрите на карту, то ничуть не кривее, чем ехать через Москву. Я думаю, что просто путь через Москву был сопряжен с гораздо большим расходом времени, не в связи с дорожными обстоятельствами, скажем так, а в связи с тем, что надо было бы в Твери задержаться, надо было бы в Москве задержаться. Да? Ведь план был составлен...

С. Бунтман — ... по губернским городом очень сильно не надо было...

А. Кузнецов — Конечно.

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — Имелся план, к лету 90... Ой! К лету 26-го года император должен был оказаться на Украине. Там торжества планировать по случаю 25-летия его восшествия на престол. На этом всём первоначальный план декабристов, вот тот, который ещё до смерти Александра был разработан, он, собственно говоря, и строился. Да? Южное общество захватывает императора, Северное контролирует столицу, оставшуюся без него.

С. Бунтман — Здесь вопрос от Натальи Славинской. Всё-таки что там был на самом деле? Мальчик умер. И что за раны у него были? Но вот пока он...

А. Кузнецов — Вы знаете...

С. Бунтман — ... собирает слухи вот у нас.

А. Кузнецов — Да, сейчас у нас собирают слухи. Собственно и дальше будут только собирать слухи. На вопрос о том, что там было, вот из-за этого, собственно говоря, дело и попало в ту подборку, которую мы вам предложили перед Новым годом, потому что мы не можем на этот вопрос ответить однозначно, хотя я в конце предложу свое видение событий, но оно именно, что версия. И вот надворный советник Страхов... Надворный советник — это подполковник на военные деньги. Вполне вероятно, что ему мерещился впереди генеральский мундир, ну, штатского генерала. Да? Действительного статского. С невероятной совершенно энергией берется за это дело, и 1-е... 1-го, кого он арестовывает — это жалобщица Марья Терентьева.

С. Бунтман — Вот.

А. Кузнецов — Она попадает в тюрьму. И дальше она начинает плести совершенно невероятные вещи. Причём среди того, что она плетет, например, что да, вот она видела, и при ней это всё происходило, а потом даже вот она в этом участвовала. Евреи ее вынудили. И в конце труп мальчика бросили в реку. «Ой! Нет, нет, нет, — говорит Страхов и другие следователи. — Не получается». Да? Труп мальчика без всяких признаков бросания в реку нашли у дороги. А! Да, да, да. Не в реку, не в реку, а...

С. Бунтман — А на... А на дорогу.

А. Кузнецов — Вот это будет продолжаться в течение нескольких лет. Отметим, что несмотря на многолетнее, значит, чистосердечное пьянство, видимо, какие-то начатки логики в ней ещё зимовали. Откуда берётся версия с бросанием реку? Она понимает, что если евреи похитили и убили мальчика, то надо тело-то скрыть. Что ж его выставлять со всеми признаками ритуального убийства на место, где его немедленно найдут около проезжей дороги? Но вот тем не менее раз так получилось, то надо, значит, менять показания. В каком-то показании у неё мелькнёт, что когда на её глазах одна из евреек привела мальчика в один из еврейских домов, там ее встретила русская служанка этого еврейского дома Авдотья Максимова и её взрослая дочь, незаконнорожденная дочь Маланья. Надо сказать, что в зажиточных еврейских семьях, как правило, среди прислуги был один или была одна русская служанка. И это объясняется не желанием еврейского народа...

С. Бунтман — Унизить...

А. Кузнецов — ... унизить гоев, — да — а совершенно прагматическим изображениями. Суббота. Да? Бедные, те, кто не мог нанять себя прислугу, они договорились с соседями, чтобы в субботу за них подоили корову, разожгли печку в холодное время года и так далее. Ну, а зажиточные нанимали просто. Среди прислуги был один человек, которому религия не запрещала в субботу работать. И вот такая, значит, служанка Авдотья Максимова. Ее тоже арестовывают. Она сначала отпирается, вообще не видела ничего, но потом начинает давать показания. Чем это объясняется? Ну, во-первых, конечно, психологией. А в случае Терентьевой, я думаю, уже даже не психологией, а психиатрией. А кроме того методами Страхова, который был, видимо, такой вдохновенный следователь. И вот я просто процитирую фразу из его собственного отчета, как он воздействовал на своих арестованных: «Хорошее с преступницами обращение, порядочное их продовольствие, доставление им способов заниматься работою в собственную пользу, часто посылая в церковь для слушания Божественной литургии, и священническими увещеваниями возбуждая в них время от времени чувство раскаяния... располагать их... к чистосердечному признанию, оставляя каждой свободу приводить себе на память обстоятельства, сопровождавшие происшествие». Вот представьте себе этих 2-х несчастных, в общем, по сути женщин, которые вдруг неожиданно попадают в райские условия. Значит, да, они содержатся в заключении, но не очень строгом, их в церковь водят там — да? — и вообще, видимо, дают общаться с людьми. Их хорошо кормят. Им дают заниматься какой-то работой в собственную пользу. То есть они еще какие-то денежки получают. С ними уважительно разговаривают. Их наставляют священники. И среди дам начинается, извините меня, конечно, социалистическое соревнование. Они начинают придумывать подробности одна невероятный другой. Страхов буквально замучился приводить эти показания. Значит, ему нужно соблюдать две линии. Во-первых, эти показания должны совпадать, ну, по крайней мере в крупных деталях, а иначе они не пройдут в суде. Да? Потому, что нужны согласные показания. Два согласных показания — требования формального процесса. А кроме того надо их как-то сопрягать с фактами, потому что если они поют, что тело бросили в реку, а оно согласно протоколу обнаружено при дороге, то это, ну, совершенно ни в какие ворота не лезет. Вот этим Страхов...

С. Бунтман — Еще они заинтересованы в затягивании этой ситуации.

А. Кузнецов — Они об этом, видимо, даже не думают. Они живут сегодняшним днем, и сегодняшний день их более или менее устраивает. А тем временем, значит, государь требует доклад. У государя несколько освободилось время к 27-му году. Да? Стало понятно, что всё более-менее стабильно. Он занимался повседневными делами. Дибич докладывает опять же. Пунктуальный немец Дибич. И в конечном итоге, значит, государь-император Николай Павлович приходит к выводу, что да, жиды зловредные; да, сколько волка не корми, они всё равно будут своими делами грешными заниматься, но всё-таки надо бы это дело как следует дорасследовать. Вот Николай Павлович почувствовал, что здесь что-то вот всё-таки не до конца... Правда, он распорядился на время прекратить в Велиже всякие... всякую еврейскую религиозную активность, запретил в синагогах собрания, велел отобрать и опечатать священные свитки, торы там и так далее. В общем, религиозная жизнь еврейская, если не замерла, то ушла в подполье. Но распорядился дорасследовать. Поручили расследовать всё тому же... Вот он Николай Николаевич Хованский такой — да? — из галереи 12-го года. Он герой войны. Да? Его портрет. Надворного советника Страхова, он по себе никаких портретов не оставил. И Страхов... Да, послали им в помощь еще одного следователя, военного тоже, такого полковника Павла Шкурина. В свое время был адъютантом сначала у Беннигсена в 12-м, потом у Барклая в 14-м. Ну, исполнительный служака. Он моментально попадает под обаяние Страхова и его версии. А Страхов уже чувствует, что нужен размах. И он просит затребовать бумаги о других делах, значит, исследует известное польское прецедентное дело начало XVII века — Ленчицкий процесс. Там двух евреев признали виновными, приговорили к смерти. Он явно хочет замахнуться на гораздо большее. Он хочет показать страшную картину вот этого еврейского заговора, их изуверских обрядов и всего прочего, видимо, рассчитывая, что он... Ну, что вот такого рода докладная записка будет государю приятна. Ох, я хочу сказать, как же с Николаем Павловичем много народу ошибалось. Магницкий вспоминается, который был уверен, что если он разгромит университеты, то Николаю Павловичу это будет приятно, и прогадал. Вот надворный советник думает, что если он откроет, так сказать...

С. Бунтман — Великий заговор.

А. Кузнецов — ... великий еврейский заговор, то Николаю Павловичу это будет приятно. Находится лжесвидетель. Потом лжесвидетель честно признается, что он на деньги рассчитывал. И этот лжесвидетель будет рассказывать... Он выкрест. Он еврей, который крестился в православие, а, может быть, в униатство. Я, честно говоря, не знаю. Выкрест. Значит, вот он будет рассказывать, что он когда был евреем, сам принимал участие в этих кровавых обрядах. И это допекло, надо сказать, Николая Павловича, который во всем любил порядок. И он наложил резолюцию, вот этих детей, которые были якобы умерщвлены, должно быть, написал государь, несложно разыскать. Разыщите их, а иначе получится, что всё это жуткие враки. Начали искать детей, обнаружили, как ни удивительно, что всё это жуткие враки, что ничего похожего не было. Николай Павлович слегка, так сказать, насупил брови. А тем временем евреи, понимая, что дело совсем уже пахнет керосином, обращаются через одного из своих, живущего в Петербурге, находят выход на человека, которого они считают своим покровителем, своим недавним, на самом деле довольно давним соседом. И это человек совершенно замечательный. Это Николай Семенович Мордвинов.

С. Бунтман — Гениальный человек.

А. Кузнецов — Да, совершенно гениальный человек. Русский англичанин. Вот он. Я выбрал специально такой его довольно штатский портрет, хотя вы видите, что под халатом у него военный мундир. Значит, человек искренний, честный, единственный, кто отказался подписывать смертный приговор декабристам из участников Верховного уголовного суда. Дело в том, что имение Мордвиновых расположено в 20 верстах от Велижа. Когда-то отцу, адмиралу Мордвинову-старшему, Екатерина подарила его... это имение, 2 тысячи душ крепостных. И дет... Ну, не детство, юность Николая Семёновича прошла там. Он не бывал уже много лет в тех краях, но вот местные евреи решили, что, ну, хоть как-то. Да? Утопающих хватается за соломинку. А Мордвинов в это время занимал должность председателя департамента гражданских и духовных дел государственного совета. Евреям было бы совсем плохо, но заподозривши, что здесь не всё чисто, император велел, чтобы это дело обязательно рассмотрел сенат. Вот чтобы не поставили суды низших инстанций, пока не будет сенатской конфирмации, а сенат должен единогласно утвердить решение. И сенат утверждает. Да. Сенат не сомневается, что имеет дело, значит, ритуальное убийство, но возникает разногласие по вопросу о конкретном приговоре виновным. К этому времени арестовано уже несколько десятков, там около 40 человек будет находиться под следствием, в том числе и очень пожилые люди как та же Мирка, которой исполнится 70 лет. В тюрьме она там умрёт. Значит, и вот из-за того, что возникли разногласия, по правилам того времени дело требуется передать еще на одну инстанцию выше — в государственный совет. И вот тут оно попадает Мордвинову. Мордвинов не оставил камня на камне от выводов нижестоящих судов, от выводов следствия. Интересно, что когда стало известно, что в Петербурге Мордвинов написал государю обстоятельнейший разбор доказательств с указанием на абсолютную несообразность их. Главный, так сказать, мотор этого дела, наш надворный советник Страхов взял и умер. Официально было объявлено о смерти от естественных причин, но похоже, что он покончил с собой. Ну, понятно, так сказать, такой скандал допустить местные власти не могли. Поэтому было объявлено о смерти от естественных причин. А, может быть, я не знаю, с ним, так сказать, приступ сердечный случился при получении таких разочаровывающих новостей. В общем, так или иначе дело было поручено столичному прокурору. Столичный прокурор всё это рассмотрел повнимательнее, согласился с Мордвиновым. И когда прокурор представил дело в государственном совете, то единогласным решением государственного совета было решено, что ничего, так сказать, такого, что указывало бы вот на обвиняемых как на совершителей ритуального убийства, и вообще ничего такого, что однозначно указывало бы на то, что совершено именно ритуальное убийство, значит, сделано не было. Заслуга эта двух людей: Мордвинова Николая Семёновича, которого я уже назвал, и товарища министра юстиции тогдашнего, графа Виктора Никитича Панина. Это сын, правда, не Никиты Ивановича...

С. Бунтман — Никита Петрович там...

А. Кузнецов — Никиты Петровича Панина, дипломата известного.

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — Совершенно верно.

С. Бунтман — То есть он внучатый племянник Никиты Ивановича.

А. Кузнецов — Вот. Да, он... Нет, он не внучатый. Он просто племянник... А нет, правильно.

С. Бунтман — Внучатый...

А. Кузнецов — Внучатый. Внучатый, конечно.

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — Вот. И в результате в решении государственного совета будет такая очень интересная фраза: «Обвинение евреев в ужасных преступлениях имело источником злобу и предубеждение и было ведено под каким-то сильным влиянием, во всех движениях дела обнаруживающимся». Вот у нас стоит вопрос, что же это за закулисные кукловоды, которые двигали Марьей Терентьевой, видимо, возможно ненормальной Анной Еремеевой и прочими основными, так сказать, источниками всех вот этих вот жутких россказней. Ничего положительно сказать не можем. Какая-то особая инициатива от властей не просматривается. Власти хотели на этом деле, так сказать, заработать очередной орден, очередное повышение. Карьеристские соображения видны. Но вот чтобы прямо стояли, это дело инспирировали. Мальчик, похоже, был похищен и убит специально для того, чтобы возбудить вот эту самую ненависть к евреям. Обращают на себя внимание два человека и их деятельность: местный учитель и местный сапожник. Причём местный сапожник известен своим пьянством, буйством, жутким совершенно даже по тамошним достаточно мягким стандартам антисемитизмом. Вот это пара, судя по всему, и по крайней мере возбуждала в населении Велижа вот эту вот, значит, злобу, направленную на несколько еврейских семейств. У учителя была какая-то книга, которую он перевёл то ли с латыни, то ли с польского. Одно из средневековых сочинение, где доказывалось, что евреи христианскую кровь пьют. Да? И вот он это всё... Кто них мотор, кто из них научный руководитель, и вообще они ли, трудно сказать, но дело в том, что уши их торчат. Буквально на каждом повороте следствия выясняется, что они призывали, они распространяли, Они общались с Терентьевой. Трудно сказать. Они очень влияли на Страхова, собственно говоря. Ну, вот такая вырисовывается картина.

С. Бунтман — Да, всё равно оно, дело остается темным. И кто...

А. Кузнецов — Да, дело темное.

С. Бунтман — И кто убил мальчика, вот это непонятно. Ну, не надо так обобщать, что все сапожники известны своим пьянством, Ирина.

А. Кузнецов — Ну, другое дело, что выражение «пьян как сапожник» было безусловно.

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — Но дело в том, что было и много других выражений «пьян как» ещё...

С. Бунтман — Еще напиваться в стельку — это ведь тоже...

А. Кузнецов — В стельку — тоже из той же...

С. Бунтман — Да, да.

А. Кузнецов — ... профессии.

С. Бунтман — В общем, надо подумать, Ирина. Так что может быть. Вот. Мы с вами процессы особ королевской крови разбираем в преддверии следующей воскресной передачи. Суд над Генрихом Львом, герцогом Саксонии и Баварии, по обвинению в захвате земель и неуважении к императору. Это Священная римская империя, 1180 год.

А. Кузнецов — А император кто у нас?

С. Бунтман — А кто у нас император?

А. Кузнецов — А кто у нас император?

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — Император у нас, конечно, Фридрих Барбаросса. Да.

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — И вот именно его умение со своими противниками, а Генрих Лев будет его многолетним противником, умение с ними не только сражаться на поле боя, но и в зале судебного заседания полемизировать, вот тут очень интересно на самом деле.

С. Бунтман — Суд над «девятидневной королевой» знаменитой Джейн Грей, ее супругом Гилфордом Дадли и архиепископом Кранмером по обвинению в государственной измене. Естественно Англия, 1553 год.

А. Кузнецов — Да, напомним, что она была между Эдуардом VI и его единокровной сестрой Марией будущей Кровавой.

С. Бунтман — Да. И это казнили ее только в 54-м году. Это...

А. Кузнецов — Да, да, да. Мария успеет вступить на престол.

С. Бунтман — Это длительная история достаточно.

А. Кузнецов — Да.

С. Бунтман — Ну, естественно суд над Марией Стюарт, королевой шотландцев, по обвинению в намерении убить королеву Англии Елизавету I, 1572 год. Абсолютно политический процесс.

А. Кузнецов — Да, поговорим об умении фабриковать доказательства, если выберете.

С. Бунтман — Да. Да. Суд над королем Франции Людовиком XVI по обвинению в заговоре против свободы нации. Тиран, Капет. 1792-93 годы.

А. Кузнецов — Ну, да, это знаменитый процесс. Его нельзя было в такую подборку не вставить.

С. Бунтман — И Суд над Пьером-Наполеоном Бонапартом, племянником Наполеона I по обвинению в убийстве журналиста Виктора Нуара, Франция, 1870 год.

А. Кузнецов — Выберете, узнаете, почему он убил журналиста, и как его оправдали при этом. Да, это сын Люсьена Бонапарта, младшего брата Наполеона.

С. Бунтман — Да. Ну, что ж? Голосуйте, всё есть. Спасибо Юлии из Минска, которая нам прямую ссылку в чате даёт на голосование. Спасибо.

А. Кузнецов — Спасибо.

С. Бунтман — Всего доброго!

А. Кузнецов — Всего доброго!