Сайт Евгения СычёваEugi Gufo

Сергей Бунтман — Добрый день! 12 часов скоро 10 минут. Алексей Кузнецов.

Алексей Кузнецов — Добрый день!

С. Бунтман — Добрый день! Сергей Бунтман. Светлана Ростовцева — звукорежиссер. Вот вдогонку предыдущей рубрике об орденах и 250-летия ордена святого Георгия Победоносца в России, основания, вот этому будет посвящена в начале декабре... Собственно дата будет 9-го числа. У нас будет отдельная и большая передача с Андреем Хазиным в «Дилетантах» будет передача, судя по всему в «Дилетантах», посвящённая именно этому ордену и его жизни в России.

А. Кузнецов — Ну, сегодняшняя наша передача тоже имеет краешком отношение, потому что...

С. Бунтман — Краешком. Да.

А. Кузнецов — ... да, главный обвиняемый был кавалером ордена святого Георгия 4-й степени.

С. Бунтман — Ну, про него мы сейчас и послушаем еще...

А. Кузнецов — И послушаем песенку. Да.

С. Бунтман — Давайте послушаем. Да.

Звучит песня.

С. Бунтман — Ну, это хор у нас, так сказать. Да?

А. Кузнецов — Я затрудняюсь сказать кто.

С. Бунтман — Да. Они замечательно поют. Они...

А. Кузнецов — Это песня Дроздовской дивизии...

С. Бунтман — Одна из 2-х.

А. Кузнецов — Не путать. Одна из 2-х, потому что есть еще марш Дроздовской дивизии.

С. Бунтман — Да, «Шли дроздовцы бодрым шагом», который стал...

А. Кузнецов — Который мы знаем как «По долинам и по взгорьям».

С. Бунтман — «По долинам и по взгорьям». Да.

А. Кузнецов — Совершенно верно. Да.

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — Да. Но вот это другая. Это песня Дроздовской дивизии.

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — И там упоминается один из 2-х главных наших сегодняшних, скажем так, героев.

С. Бунтман — А сейчас загадка.

А. Кузнецов — Мориц... Вот! А сейчас загадка. Пришлось проводить целое расследование, которое ни к чему...

С. Бунтман — Ни к чему не привело.

А. Кузнецов — ... ничем не закончилось.

С. Бунтман — Висяк.

А. Кузнецов — Как правильно ставить ударение в фамилии? Ну, понятно, что если бы его предки были уроженцами какого-нибудь франкоязычного кантона Швейцарии...

С. Бунтман — Ну, там бы все понятно.

А. Кузнецов — Там было бы КонрадИ.

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — Морис КонрадИ. Да. Всё, вопросов нет. И так собственно его франкоязычная пресса, разумеется, и называла. Но дело в том, что его дедушка из кантона Граубюнден — это абсолютно немецкий кантон. И вот здесь нет четкого понимания. Значит, в поэзии, а есть два упоминания, ну, по крайней мере я нашёл, наверное, их больше. Вот это песня...

С. Бунтман — Песня.

А. Кузнецов — ... Дроздовской дивизии. И у Бальмонта в стихотворении, написанном в конце 20-х годов уже после убийства Войкова, значит, у него оно заканчивается фразой...

С. Бунтман — Войкова?

А. Кузнецов — Войкова. Да.

С. Бунтман — Войкова уже. Да.

А. Кузнецов — Войкова. Да. И, значит, у него заканчивается последняя строчка: «бойцы Коверда и Конради». Но дело в том, что Коверда точно КовердА.

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — Тут вопросов нет. И поэтому скорее всего и в песне, возможно, точно так же, хотя Туркул ударение правильное, — да? — «Вперёд поскачет Туркул славный, За ним Конради и конвой», что это, вполне возможно, для размера. В интернете в роликах есть маленькая... кусочек новостей там минутка 40 секунд, где говорится о годовщине вот этого самого события — убийства Вацлава Воровского. Там ведущий, озвучивая, называет его КОнради. Но дело в том, что ведущий там делает по меньшей мере одну ошибку в ударении. Он говорит, что убийство произошло в гостинице «CЕсиль», хотя она «СесИль» безусловно, название гостиницы. Поэтому его ударениям доверять нельзя. Словарь фамилий, словарь имен собственных, прошу прощения, даёт ударение в КОнради. Но я нашёл интервью с одной современной носительницей фамилии.

С. Бунтман — Она КонрАди.

А. Кузнецов — Она КонрАди. Одним словом полная, так сказать... туман. Если у вас есть какие-то железобетонные данные на этот счёт, пришлите нам, пожалуйста, по смс, мы с удовольствием...

С. Бунтман — Только не... не ссылайтесь на то же самое, на что...

А. Кузнецов — Да.

С. Бунтман — ... Алексей Кузнецов.

А. Кузнецов — ... на что мы ссылались.

С. Бунтман — Да, это мы все знаем.

А. Кузнецов — ... откуда-то знаете. Да?

С. Бунтман — А пока мы...

А. Кузнецов — Ну, я буду с Вашего разрешения...

С. Бунтман — ... волевым образом КонрАди.

А. Кузнецов — ... называть КонрАди. Я так привык. Да. Вот так я почему-то решил, что так будет правильно. Значит, как все это произошло? Значит, в 22-м году советская делегация проникает, буквально проникает на Лозаннскую конференцию. Значит, Лозаннская конференция была посвящена послевоенному урегулированию турецкого вопроса. Да? Распад Османской империи, османское наследство и так далее. Он не был окончательно урегулирован, значит, версальской системой, и вот в Лозанне была собрана отдельная конференция по этому вопросу. И советский КИД приложил большие усилия для того, чтобы на эту конференцию проникнуть. Пускать не хотели. Нечего вам тут делать. Вы помните, что вообще всё послевоенное урегулирование участие советских делегаций было увязано с вопросом царских долгов и прочее, и прочее, и прочее. Это всё в связи с Генуэзской конференцией много раз рассказывалось. Но советская делегация получила поддержку турецкой делегации. К этому времени отношения находятся в весьма радужной...

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — ... фазе. Подписан договор о дружбе и чуть ли не братстве. Там какая-то такая очень формулировка не... нетипично дипломатическая. И турецкая делегация заявляет, что она считает целесообразным участие советской делегации, и, скрепя, там уж не знаю, зубами, сердце или что, но организаторы конференции в первую очередь англичане, они соглашаются, но на частичное участие советской делегации только в вопросе, в обсуждении вопроса о проливах. Интересно, что молодой, совсем еще и не очень еще пока знаменитый, но уже набирающий славу корреспондент, присутствовавший на этой конференции вот как всё это опишет: «Именно эта ежедневная отчаянная борьба между Британской империей и будущей Российской империей, в котором Керзон — длинный, холодный, похожий на сосульку человек — козырял британским флотом, а Чичерин все парировал и парировал эти удары, приводя аргументы, примеры из истории, статистические данные, обращаясь со страстными призывами и в конце концов, видя, что все это бесполезно, просто говоривший для истории, фиксируя свои возражения, чтобы будущие поколения могли их прочесть, — именно эта схватка делала Лозаннскую конференцию столь интересной». Это Эрнест Хемингуэй. Его, так сказать, заметки о том...

С. Бунтман — А он был. И в Генуе был корреспондентом...

А. Кузнецов — Да, совершенно верно.

С. Бунтман — ... здесь.

А. Кузнецов — И потом конференция прерывается. А затем уже в апреле 23-го года она возобновляет свою работу. И Чичерин шлет инструкцию советскому постпреду в Италии Вацлаву Воровскому, что приложить все усилия для того, чтобы на эту конференцию как угодно, но чтобы советская Россия была представлена на ней. И Воровский, в общем, добивается того, что ему разрешают и его сотрудникам приехать в Лозанну, но они находятся там на совершенно неофициальном положении. И, собственно говоря, вот письма Воровского жене, последнее письмо написано утром 10 мая, вечером он будет убит. Он всё время пишет о том, пойми я не могу приехать, хотя близко. Я не могу, потому что... Ну, собственно я его процитирую: «Мое положение здесь такое: конференция, сиречь союзники, нас не признали „регулярной“ делегацией. Швейцарцы нас не трогают, не желая, видимо, ухудшать швейцарско-русских отношений и положение швейцарцев в России. Таким образом, если ничего не изменится, я могу сидеть до конца конференции. Но если я выеду „на минуточку“ из Швейцарии, мне могут не дать новой визы. Вот и сижу». То есть советская делегация находилась в Лозанне, будем говорить, на птичьих правах. Поэтому потом когда будут многочисленные гневные обвинения швейцарским властям, почему вы не охраняли делегацию так, как положено охранять соответственно дипломатическую миссию, швейцарцы не считали дипломатической миссией, они закрывали глаза на её приезд, но с их точки зрения это приезд, в общем, почти частной некой вот такой вот команды.

10-го вечером, когда Воровский в ресторане гостиницы, где он жил, и жили его сотрудники, они там ужинали, значит, ужинали они втроём. Там находился совсем его молодой помощник, МИДовский секретарь Максим Дивильковский. Не случайно он был направлен в помощь Воровскому. Дело в том, что Дивильковский... Вот если Конради, он русский швейцарец, он швейцарец по паспорту и по корням по некоторым, но он родился и вырос в России, в Швейцарии впервые оказался в эмиграции после, так сказать, уже Галлиполийского лагеря. А Дивильковский наоборот. Он швейцарский русский. Он сын русского подданного, но он родился и вырос в Швейцарии и приехал в Россию уже взрослый, очень плохо говоря по-русски. Поэтому он бесценный кадр, что называется, на швейцарской территории. Ну, и второй был сотрудник, как мы бы сегодня сказали, департамента информации МИДа, КИДа Аренс. Вот они втроём ужинали. Задолго до того, как они начали заканчивать ужинать, в гостиницу пришёл Морис Конради, сидел, пил коньяк, делал вид, что читает газету. И когда ужин уже заканчивался, он подошел. Ну, и вот дальше из обвинительного акта: «Тогда Конради встает, делает несколько шагов в направлении Воровского, держа правую руку в кармане брюк, выхватывает револьвер, целится Воровскому в голову, чуть повыше правого уха, и стреляет. Воровский падает — убит на месте. Убийца стреляет второй раз, в воздух, чтоб напугать других. Аренс, испуская крики ужаса, пытается укрыться за столом и падает. Конради дважды разряжает в него свой браунинг, раня его в плечо и бедро. Тем временем Дивильковский силится разоружить убийцу, схватив его за правую руку, но Конради ударом кулака повергает его на землю и делает в него три выстрела, раня его в правый и левый бок». Ну, скажу, что оба раненых выжили в конечном итоге. Аренс будет расстрелян во время Большого террора в 38-м году, а Дивильковский погибнет. Он ушел на фронт Отечественной войны добровольцем. В 42-м году погиб. Вот. Значит, Конради спокойно, разрядив свой браунинг, сел обратно на место, попытался заказать оркестру, который играл в ресторане, похоронную песню Грига. Оркестр отказался ее играть. И где-то полчаса еще Конради дожидался франц... швейцарской полиции, которая не очень быстро поспешила к месту происшествия. Значит, он сдался властям.

Через день был арестован его соучастник, значит, который по сути был, как мы увидим, организатором. Ну, вот собственно говоря, вот перед вами сейчас, кто нас смотрит, перед вами известный достаточно рисунок Воровского. Вот так примерно выглядит Морис Конради в это время. А вот его, значит, ну, соучастник Аркадий Полунин, его знакомой по фронтам гражданской войны, с которым они встретились незадолго до покушения уже в эмиграции. Значит, Полунин был сотрудником российского... российского представительства при международном Красном кресте. Это представительство продолжало оставаться на месте. Оно было еще тем, которое уехало в своё время до большевистской революции туда. Возглавлял его Юрий Ильич Лодыженский, врач, известный общественный деятель, последовательный враг советской власти. Он сражался в рядах белого движения в свое время. И вот он возглавляет вот эту вот такую миссию при Красном кресте. И у него нашло... значит, нашло работу много... в основном собственно она состояла из бывших белых офицеров, в том числе и Аркадий Полунин.

У него довольно туманная биография, потому что его послужной список показывает, что он, ну, обычный боевой офицер 1-й Мировой и Гражданской войны. А вот весьма компетентный сведущий автор книги о взаимоотношениях России и Швейцарии, бывший посол Российской Федерации в Швейцарии... Господи, боже мой! Андрей Иванович Степанов, который написал книгу «Русские швейцарцы», очень интересную, хотя, на мой взгляд, довольно однобокую. Вот он пишет... Он цитирует там много архивных документов. Он пишет, что Полунин был до 1-й Мировой войны сыскным агентом в полиции, а во время Гражданской был офицером контрразведки. Ну, врангелевская, деникинская контрразведка — известные организации, и соответственно репутация людей, там служивших, достаточно однозначная. Правда, я хочу сказать, что я не очень в это верю не потому, что я не верю Андрею Ивановичу Степанову, моему бывшему ректору, который мне вручал диплом...

С. Бунтман — Но ведь он ректор МГИМО.

А. Кузнецов — Он был ректором МГИМО, но...

С. Бунтман — Да, да, да.

А. Кузнецов — ... мы его застали 4 последних наших месяца. Он в начале 90-го года стал ректором, сменив Овинникова. И вот как раз мы уже 5-й курс заканчивали в это время. А потом он после МГИМО стал в 93-м, по-моему, послом в Швейцарии и вот написал очень интересную книгу. На самом деле я с большим удовольствием прочитал те куски, довольно большие, которые касаются советско-швейцарских отношений в связи вот с этим убийством. Там много всего интересного. Поэтому, не знаю, туманная биография. Дело в том, что в моем представлении человек, помешанный на офицерской чести, каким безусловно был Мориц Конради, с бывшим полицейским и контрразведчиком...

С. Бунтман — Абсолютно. Всяко бывало.

А. Кузнецов — Всяко бывало. Но не знаю. В общем, здесь...

С. Бунтман — Особенно в Гражданской войне.

А. Кузнецов — Здесь тоже знак вопроса есть, и их много в этой всей истории. Вот. И вроде бы именно Полунин подсказал, значит, Воровского в качестве объекта Конради, который безусловно к этому моменту уже искал на кого бы из советских руководителей совершить покушение. Он надеялся, что им удастся застрелить Чичерина во время соответственно 1-й части Лозаннской конференции. Не получилось. И тут вот якобы появляется Полунин и говорит, а вот смотри, а вот есть такой персонаж, и он ничуть не хуже. На самом деле вот это вот убийство будут впоследствии, конечно, сразу же тут же сравнивать с двумя делами, делами о личной месте. И об одном деле мы делали передачу в свое время и там упоминали 2-е дело. Это дела Киркора Гульгуляна и Согомона Тейлиряна. Да?

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — 2-х армян, убивших... Один в конце ХIХ века в Симферополе, другой в 20-е годы ХХ века в Берлине...

С. Бунтман — Да, он уже к этому времени убил, кстати говоря.

А. Кузнецов — Да.

С. Бунтман — И так же сдался всем.

А. Кузнецов — Да, да, да.

С. Бунтман — Горделиво.

А. Кузнецов — Да. Уже был берлинский процесс...

С. Бунтман — Согомон Тейлирян. Да.

А. Кузнецов — Ну, а Гульгулян — это вообще 98-й, если не ошибаюсь, год. Это люди, чьи родственники были убиты во время армянской резни в Османской империи. Гульгулян убил непосредственно убийцу своего отца и братьев, человека, которого он опознал как убийцу. А Тейлирян убил Талаат-пашу, министра внутренних дел того времени, который был безусловно одним из организаторов самого массового из...

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — ... из многочисленных геноцидов турецких армян. Но вот как раз дело Конради и его, значит, напарника Полунина, оно, в общем, мягко говоря, отличается, потому что Воровский был другого плана жертвой. Да? Вацлав Вацлавович Воровский, он такой аристократ большевистского подполья. Да, через него шли закупки в том числе оружия для боевых дружин в 905-м году. Да, он участвовал во всяких переговорах, в том числе и с такой мутной фигурой русской революции как Парвус, например. Но он не боевик. Он не имел непосредственного отношения ни к провозглашению, ни к осуществлению Красного террора.

С. Бунтман — И не палач. И не палач.

А. Кузнецов — Он не палач. Он не Войков, который имел непосредственное отношение к...

С. Бунтман — Убийству царской семьи.

А. Кузнецов — ... убийству царской семьи. Да. Он дипломат. Да, конечно, он видный деятель советского государства. Да, он своими действиями старается максимально это государство легитимизировать и легализовать, и так далее, и так далее. Но вот с тем красным террором, о котором ярко будут говорить на процессе, он, конечно, наименьшим образом из всех старых, так сказать, большевиков-подпольщиков связан. И это, конечно, по фигуре убийц, ну, наносит...

С. Бунтман — Как и большинство наркоминделовцев, между прочим, высоких... высоких постов.

А. Кузнецов — Да, потому, что те, кого собирался Конради убить — Чичерина и Литвинова, они тоже не... Ну, Литвинов имел некоторое отношение к, скажем так, боевикам, потому что боевая техническая группа РСДРП в свое время с ним, так сказать, контачила. Вот. Но лично он никого не расстреливал, не убивал, в ЧК не служил и так далее.

С. Бунтман — Нет, не служил.

А. Кузнецов — Не служил. Значит, после того, как Конради и Полунин были арестованы, впрочем они под домашним арестом находились, достаточно свободно перемещались, один журналист иностранный брал интервью у Конради в кафе. Ну, жандарм сидел за соседним столиком, но откровенно скучал, там читал газету, пил кофе. То есть такой режим был достаточно свободный. Значит, советское правительство начинает слать ноты швейцарскому правительству. И, не ограничиваясь нотами, даже принимается в июле 23-го года такой декрет: «Не выдавать визы на въезд в пределы РСФСР швейцарским гражданам, „кроме трудящихся, кои не несут ответственности за неслыханные действия швейцарского правительства“. Не вступать ни в какие торговые или иные коммерческие сношения с гражданами или представителями фирм. Немедленно отозвать представителей государственных и хозяйственных органов, имеющих в Швейцарии каких бы то ни было представителей. Прервать коммерческие переговоры. Главному концессионному комитету не вступать ни в какие переговоры по концессионным вопросам». Напомню, НЭП уже, концессии и так далее. Но, правда, Литвинов и Чичерин честно между собой обменивались... Они вообще были против этой меры. Наркоминдел был против. Они говорили: «Что мы их пугаем? У нас практически нулевой баланс, каких бы то ни было торговых отношений с Швейцарией. Понятно, что это иначе как давление на суд никто не воспримет». Но их не послушали, как ни раз бывало. Значит, белая эмиграция, вот иногда пишут, вообще сплотилась. Нет, она не совсем сплотилась. И в среде эмиграции было немало сил, которые осуждали это убийство. Кстати говоря, интересно, что его осудили эсеры, находившиеся в эмиграции. Вот уж казалось бы, как не эсерам осуждать индивидуальный террор, но сами...

С. Бунтман — Да, он бессмысленный. Или не... не правильно адресованный.

А. Кузнецов — Вот. Они как раз будут писать, Дан в частности, они будут писать, мы-то убивали царских сатрапов, мы-то убивали тех, кто командовал там расстрелами рабочих, так сказать, и так далее, и так далее. А здесь в данном случае человек, который не имеет к этому никакого отношения. Так что эмиграция не была единой. Но вот белое движение внутри российской эмиграции действительно выступало достаточно консолидировано, о чем мы расскажем уже после новостей и рекламы.

С. Бунтман — Да, минуты через 4.

А. Кузнецов — Да.


**********


С. Бунтман — Продолжаем. И вот реакция на убийство Воровского, скажем так, неоднозначная, потому что действительно левые... левые, причём левые террористы, так по определению еще террористы такие как социалисты-революционеры, они по себе все-таки... ребята, вы не тех убиваете. Что-то такое.

А. Кузнецов — Ну, вот и либеральная часть эмиграции, например, газета «Последние новости», она такая, — да? — так сказать, ну, я бы сказал, кадетского такого плана, тоже писала: «Поступок Конради в России при известных условиях — например, при защите своих родных от истязаний большевиков, мог бы быть геройством, хотя и безумным. Но тот же поступок, совершенный в Швейцарии над лицом, находящимся под покровительством законов, есть преступление, для которого можно найти смягчающие обстоятельства в душевном состоянии преступника, но оправдать которое невозможно».

С. Бунтман — Ну, справедливо.

А. Кузнецов — Дело в том, что у Конради действительно погибли родные. Действительно его отец, его дядя, значит, и неизвестна судьба 2-х из 6 его братьев и сестёр, которые дожили до совершеннолетия, оказались вот в эти события вовлечены, они все остались в России. И отец его и дядя погибли. Кто-то, так сказать, был убит непосредственно. Кто-то был взят в заложники, заболел, выпущен и через несколько дней умер в больнице. В общем, это можно было понимать как личную месть, но вот фигура Воровского... Воровский-то причем здесь?

С. Бунтман — Причем здесь Воровский?

А. Кузнецов — Причем Воровский?

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — Процесс начался довольно скоро — 5 ноября, то есть через полгода все того же 23-го года. Вот кто нас смотрит, пожалуйста, вот фасад казино «Де Монбенон» в Лозанне, где происходил этот процесс, который будет продолжаться полторы недели. Значит, по швейцарским законам кантональный суд должен был рассматривать. Не подпадало под...

С. Бунтман — Конфедеративный.

А. Кузнецов — ... конфедеративный суд. И поэтому суд кантона, кантональный суд Лозанны, кантона Во соответственно рассматривал это дело. 9 присяжных заседателей. Какая-то жуткая путаница! Вплоть до нашей русской «Википедии» пишет, там присяжные большом, 9 голосов против 5, то есть получается, что их было 14. Нет, присяжных всего было 9. О том, какой вердикт они вынесут, каким большинством, разговор впереди. Вот эти 9 присяжных, принадлежавших к самым разным общественным слоям, там был и слесарь, там был и предприниматель некрупный, там были чиновники государственные. В общем, разные там были люди. Они представляли народные элементы плюс соответственно судьи профессиональные. Очень серьезно готовились представители белой эмиграции к этому процессу. И, видимо, два главных организатора — это уже упоминавшийся мной представитель России при Международном обществе Красного Креста доктор Лодыженский, а 2-й, прекрасно нам известен, — это Александр Иванович Гучков. Вот они занялись тем, что начали разыскивать влиятельных, заметных, могущих хорошо выступить людей в русской эмиграции, потому что они запланировали превратить этот процесс в процесс над большевизмом, над советской России. И надо сказать...

С. Бунтман — Что в Берлине привело на процессе Тейлиряна, например, к первому подробному осуждению геноцида.

А. Кузнецов — Совершенно верно. И огромную они встретили в этом поддержку и фактически без этого человека они, конечно, не смогли бы этого сделать, суд им просто не разрешил бы. Вот перед вами, те, кто нас смотрит, перед нами известный, очень известный швейцарский адвокат Теодор Обер. Он горячо согласился с этой идеей, и, собственно говоря, с этого момента Гучков и Лодыженский стали фактически его помощниками. Интересно, что Обер защищал не Конради. Он защищал Полунина. Конради защищал другой известный адвокат Сидней Шопфер. Но вот так получилось, что хотя вроде бы Обер защищал второстепенного участника, но он стал фактически олицетворением защиты. И его заключительная речь в прениях, именно её цитируют. Она продолжалось два судебных заседания, 9 часов времени в конечном итоге. И вот именно он, обобщив показания и личные о терроре в России, о Красном терроре, и зачитанные, а, например, прислали письменные показания... Например, прислал историк Мельгунов, прислал социолог Питирим Сорокин. Они оба не могли быть на процессе. Но они оба прислали свои записки. Собственно говоря, записки Мельгунова потом выйдут отдельной книгой о Красном терроре. И завершая, подытоживая все это, вот что Обер скажет в своём заключительном...

С. Бунтман — Пока ты ищешь.

А. Кузнецов — Ага.

С. Бунтман — «Добрый день! — пишет нам Юлия. — Ксения Конради — сестра Мориса, Маврикия Конради...»

А. Кузнецов — Так.

С. Бунтман — «... моя прабабушка. Она умерла в 37-м году. Её дочь, моя бабушка рассказывала мне историю семьи. Ударение в фамилии Конради на «а».

А. Кузнецов — Ну, вот замечательно. Я думаю, что мы...

С. Бунтман — Спасибо Вам. Юлия Поколяева написала.

А. Кузнецов — Да, спасибо. Теперь я буду...

С. Бунтман — А это замечательно...

А. Кузнецов — ... спокоен.

С. Бунтман — ... что Вы написали. Спасибо.

А. Кузнецов — Спасибо. Да.

С. Бунтман — Это, конечно, полное нам. Да.

А. Кузнецов — Вот... Ну, да. Собственно кто лучше-то знает?

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — Вот завершение вот этого 9-часового вступления Обера, обращение к присяжным: «Ваш вердикт может способствовать освобождению великого народа, стонущего под рабским игом* большевизма. Однако для него этот вердикт должен явиться безоговорочным приговором коммунизму. Иначе ночь, царящая сейчас в России, станет еще беспросветнее, а рабство русского народа — еще более тяжким: он будет им еще более подавлен, и повсюду будут сомневаться в самой возможности правды и справедливости.
Кончая, я повторю еще раз: Конради и Полунин совершили не убийство, а акт правосудия. Они по мере своих сил и жертвуя собою, выполнили миссию, которую должна была выполнить Европа и которую она выполнить не посмела.
В то время как вы, господа присяжные, будете совещаться в этом отныне историческом зале, вокруг вас будет тесниться огромная, невидимая и молчаливая толпа — миллионы русских смертников, умерших от голода, миллионы страдальцев, умерших под пыткой, — мужчин, женщин, старых и молодых, врачи, сестры милосердия, горожане, крестьяне, рабочие, священники — распятые на кресте. Вы ясно почувствуете, души всей этой массы русских страдальцев на вашей совести.
Все они взывали и взывают о справедливости, но тщетно до сих пор. Никто им не ответил. Никто им не сказал слова утешения и правды. Но вы, вы им ответите!»

Надо сказать, что Обер явно совершенно работал не только на свою адвокатскую репутацию, не только на какой-то гонорар, который эмиграция ему собрала, думаю, что достаточно скромный. Дело в том, что он был последовательным врагом советской России. После процесса он станет одним из соучредителей общества борьбы с третьим интернационалом. И всю свою жизнь он будет занимать вот такую вот вполне себе однозначную позицию.

Советское государство было представлено юристом, юристом-международником, официально главным юридическим консультантом наркомата внешней торговли Семеном Борисовичем Членовым. Он тоже выступал на процессе. И вот основной его тезис: «Господа судьи — эти события, эту революцию ни один суд в мире судить не призван и не может. На этот счет между нами не должно быть никаких недоразумений. Вы судите убийц, Вы обязаны их судить, потому что они, злоупотребляя Вашим гостеприимством, совершили кровавое преступление на Вашей территории. Но ни Советскую Россию, ни русскую революцию — Вы не судите и судить не можете. Повторяю еще раз, — ни одному суду в мире...»

Он будет отстаивать такую логику: да, Красный террор был несомненно. Да, жертвы. Эти жертвы прискорбны. Но, во-первых, он оправдан. И смотрите... И называет, дальше перечисляет достаточно громкие имена людей, которые вроде бы не то, чтобы оправдывали красный террор, но не очень его осуждали из известных международных деятелей. А, во-вторых, белый террор был гораздо масштабнее, гораздо хуже. И если бы я мог, я бы вам привез доказательства белого террора...

С. Бунтман — Ну, да.

А. Кузнецов — ... и так далее, и так далее.

С. Бунтман — Это по-советски очень.

А. Кузнецов — А вот что...

С. Бунтман — Хотя вот 1-я фраза, вот то, что вы судите убийц, которые воспользовались вашим гостеприимством...

А. Кузнецов — Я вообще хочу сказать, что...

С. Бунтман — Это верно. А вот дальше...

А. Кузнецов — Речь Членова вообще хорошо написана, хорошо составлена. А вот то, что он будет писать, вернувшись в Россию, здесь об этом суде, ну, я просто процитирую как образчик. Я думаю, что вы узнаете этот стиль. Этот стиль и сегодня часто используется. «Бездарное бесстыдство, — этими двумя словами можно охарактеризовать то, что сделали в этой стадии процесса лозаннские судебные власти.
5-го ноября 1923 года в самом черносотенном из Кантонов Швейцарии, в Кантоне Во — в «Швейцарской Баварии», начался суд над убийцами.
В зале Казино, набитом русскими белогвардейцами и швейцарскими реакционерами, в городе, где клокотала ненависть к большевизму и Советской России, где пресса изо дня в день травила Россию и восхваляла убийц — 12 дней шла судебная трагикомедия.
В зале, где 9 тупых лозаннских мещан пытались изображать суд истории, где 2 маленьких адвоката в союзе с прокурором часами болтали клеветнический вздор о Советской России или читали толстые шпаргалки, сочиненные для них русскими белогвардейцами, —в этом зале судили и осудили не русскую революцию, а швейцарскую юстицию.

С. Бунтман — Ну, да.

А. Кузнецов — Да.

С. Бунтман — Такая, в общем, достаточно голимая публицистика.

А. Кузнецов — Ну, что я хочу сказать?

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — Вот фотография Семена Борисовича. Фотография эта взята из следственного дела, как вы понимаете. И я хочу зачитать формулу обвинения не по процессу Конради, а по процессу Членова.
«Следствие считает установленным:
1) что по указанию Л. Д. ТРОЦКОГО в 1933 году был организован параллельный центр в составе обвиняемых по настоящему делу — ПЯТАКОВА Ю. Л., РАДЕКА К. Б., СОКОЛЬНИКОВА Г. Я. и СЕРЕБРЯКОВА Л. П., задачей которого являлось руководство преступной антисоветской деятельностью подпольной троцкистской организации, направленной на свержение советской власти...
3) что вместе с тем этот центр через своих членов и других участников преступной троцкистской организации систематически занимался шпионажем в пользу этих государств, снабжая иностранные разведки секретными сведениями важнейшего государственного значения».
Вот именно по этому процессу Семен Борисович проходил 2-м рядом, был расстрелян. И прах его находится где-то в районе Донского кладбища. Так что...

С. Бунтман — О, да.

А. Кузнецов — История имеет своеобразное чувство справедливости, но какое-то безусловно...

С. Бунтман — Нет, это несправедливость абсолютная, конечно...

А. Кузнецов — Ну, не знаю. Да.

С. Бунтман — Это абсолютная несправедливость. И это абсолютно никак не связано с тем, что он писал. В том-то и прелесть, так скажем, во всех кавычках сталинского террора.

А. Кузнецов — Да, про 9 тупых лозаннских мещан.

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — Значит...

С. Бунтман — Что решили мещане?

А. Кузнецов — ... 9 тупых лозаннских мещан на самом деле вынесли приговор... вынесли вердикт, который очень мало кто цитирует, потому что белогвардейски ориентированная пресса писала и пишет до сих пор, что суд полностью безоговорочно оправдал. Наша пишет о комедии судебной. Да? Наша — того времени я имею в виду, российская, советская. И их потомки нынешние. А на самом деле на вопрос суда, виновен ли Морис Конради в убийстве, а Аркадий Полунин в соучастии в убийстве, из 9 присяжных 5 ответил да. То есть большинство присяжных высказалось за обвинительный вердикт. Но по законам кантона Вов данном случае для обвинительного вердикта необходим был минимум в две трети голосов. То есть минимум 6. Еще бы один голос тупого лозаннского мещанина и приговор был бы противоположным. Я уж не знаю какой... Какое конкретное решение в этом случае вынесли бы судьи. Но в данном случае, поскольку не набралось достаточного количества голосов для обвинения Конради и Полунина, то было принято решение о том, что они невиновны. На них были частично возложены судебные издержки. И было принято решение просить власти швейцарского союза об экстрадиции Полунина, потому что в отличие от Конради он не был швейцарским гражданином, а тот был.

С. Бунтман — А экстрадиции? Да.

А. Кузнецов — Экстрадиция Швейцарией. В результате его выслали, если я не ошибаюсь, в... во Францию. По-моему. Могу ошибаться. Вот во Францию или в Германию. Не знаю. Судьба дальнейшая этих 2-х людей сложилась так: Полунин погибнет, точнее умрет через 10 лет в 33-м году во Франции, вот тут точно во Франции. Он ехал в поезде. Ему стало плохо. Его выгрузили на ближайшей станции, поместили в больницу, но он скончался. Медики решили, что он скончался от болезни сердца. С учетом того, что на митингах...

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — ... в 23-м году... Вот один из митингов. Вы видите фотографию. Да, они тогда массово прошли по советским городам. Так вот с учетом того, что на одном из митингов Феликс Эдмундович Дзержинский лично пообещал, что мы доберемся до убийц нашего товарища. Ну, некоторые предполагают, что возможно, что...

С. Бунтман — Добрались.

А. Кузнецов — ... добрались. Хотя никаких...

С. Бунтман — Возможно.

А. Кузнецов — ... в эту, так сказать, нет сторону доказательств. А что касается Конради, то он убрался из Европы. Он, видимо, не исключал, что до него могут добраться. Поэтому он, хотя его из Швейцарии никто не выпроваживал, он поступил на службу в иностранный легион французский. Он служил в Африке. По некоторым данным он там погиб. На самом деле нет, он точно там не погиб. Он там имел проблемы. У него вообще, видимо, были проблемы серьёзные с алкоголем и с психикой. Значит, он был уже на пути к производству в офицеры иностранного легиона, он был унтер-офицером, но его из легиона выгнали, потому что он подрался с офицером. Якобы тот назвал его русской свиньей. Ну, не знаю. Но в любом случае, что человек это был весьма вспыльчивый. У него будет потом несколько уже чисто таких уголовных конфликтов с правосудием, ну, в основном по тому, что в нашей юстиции называется хулиганством. Он скончался то ли в 46-м, то ли в 47-м году в Швейцарии. Есть запись соответственно тамошних регистрационных органов. Вот. Вот такова его, собственно говоря, судьба.

С. Бунтман — Да. У нас еще есть картинка с памятником.

А. Кузнецов — Да. У нас есть картинка... Это, по-моему, годовщина установления памятника. Вот митинг...

С. Бунтман — Да, скульптора Каца в позе оратора. Воровский, мы все знаем, этот памятник. А здесь на трибуне стоит...

А. Кузнецов — Да, это же Никитский бульвар, если не ошибаюсь.

С. Бунтман — Какой Никитский бульвар?

А. Кузнецов — Тверской, да?

С. Бунтман — Да какой Тверской? О чем Вы говорите? Это площадь Воровского. Это вот здесь Лубянка проходит. Здесь Кузнецкий мост. Это здание Наркоминдела. Один... Вот тот дворик под углом, в углу Наркоминдела.

А. Кузнецов — А вот это что! А я почему-то думал, что это...

С. Бунтман — Нет, нет, нет.

А. Кузнецов — ... справа от Тверского бульвара, если идти к Никитскому.

С. Бунтман — Нет, нет, нет, нет. Это именно вот это. Это именно он стоит себе здесь. Здесь по-другому организовано движение. Здесь Кузнецкий Мост. Это подворотня Наркоминдела. Это стоит Чичерин.

А. Кузнецов — Да. Собственно это он очень похож, по крайней мере этот человек, который стоит на...

С. Бунтман — Нет, это стоит Чичерин явно совершенно, который любил гимнастерки, ходить с разговорами.

А. Кузнецов — И у него чуть ли не орден какой-то здесь.

С. Бунтман — Орден у него...

А. Кузнецов — Да? У Чичерина был...

С. Бунтман — Был. Да, да, да.

А. Кузнецов — ... знамени?

С. Бунтман — Вот так что здесь все... Вот. Вот здесь.

А. Кузнецов — Потому, что фотография...

С. Бунтман — ... почему-то написано. Это замечательно.

А. Кузнецов — ... настолько не четкая, что можно принять и за Луначарского тоже. Похож человек. Но тот, правда, в гимнастерке никогда не ходил.

С. Бунтман — Вряд ли.

А. Кузнецов — По-моему.

С. Бунтман — Это... Это Чичерин, который... Есть его фотографии в гимнастерках. Так что есть... Ну, что же? Подводим вот такое дело. Вот такое дело. И, конечно, здесь много есть, о чём говорить и размышлять и об этих людях, и вот такая...

А. Кузнецов — К сожалению, есть только одна...

С. Бунтман — ... и эпическая, и трагическая...

А. Кузнецов — ... большая монография об этом суде...

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — ... по-французски «L’affaire Conradi» она называется, написанная... Не помню сейчас имя женщины, которая написала эту книгу. Но мне не удалось в интернете найти бесплатно даже французский вариант. Вот. На... на русский она, видимо, никогда не переводилась. На английский тоже.

С. Бунтман — С Францией всегда беда.

А. Кузнецов — Да. Да, да.

С. Бунтман — Вот с книжками всегда беда.

А. Кузнецов — Так что с источниками не очень.

С. Бунтман — ... Вы мне дадите, Вы мне дадите автора...

А. Кузнецов — Хорошо, я...

С. Бунтман — Кстати, меня очень...

А. Кузнецов — Да.

С. Бунтман — ... интересует. А сейчас у нас будут... Так, как у нас инквизиционный номер будет инквизиторский «Дилетанта»...

А. Кузнецов — Как раз через неделю выходит очередной «Дилетант»...

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — Да. С главной темой — инквизиция.

С. Бунтман — Да. И мы с вами... Вот, что у нас выходит. «Процессы европейского Средневековья». Да.

А. Кузнецов — Не только инквизиционные.

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — Вообще Средневековья.

С. Бунтман — Суд над Вальтеофом, графом Нортумбрии и Роджером, графом Херефорда, по обвинению в мятеже против короля, Англия, 1076 год.

А. Кузнецов — Мятеж 3-х баронов так называемый. Их последнее крупное выступление против Вильгельма Завоевателя.

С. Бунтман — Ну, да.

А. Кузнецов — Там очень интересно с подсудностью будут всякие игры. Одного будут по англо-саксонскому, другого по нормандскому праву судить.

С. Бунтман — Да, вот это очень интересно.

А. Кузнецов — Любопытный процесс.

С. Бунтман — Два суда над Чекко д’Асколи, астрономом и математиком, по обвинению в ереси. Это Болонья, 1324 год и во Флоренции в 27-м.

А. Кузнецов — Два процесса будут...

С. Бунтман — Куда ж его-то... Да.

А. Кузнецов — А он в 1-й раз открутился с небольшими... Ну, вот это чисто инквизиция.

С. Бунтман — А в другом месте его... Да.

А. Кузнецов — Это чисто инквизиция.

С. Бунтман — Суд над Марино Фальеро, венецианским дожем... Марино Фальеро. Да. По обвинению в попытке государственного переворота. Республика...

А. Кузнецов — Это чисто венецианские дела.

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — Здесь нет никакой инквизиции.

С. Бунтман — О! Здесь какие там суды были.

А. Кузнецов — Да, да.

С. Бунтман — Ох, какие суды! 1365 год. Суд над Джоном Боллом, проповедником равенства.

А. Кузнецов — Ну, это восстание Уота Тайлера. Да. Это одна...

С. Бунтман — Да, да, да.

А. Кузнецов — ... из первых... первых раскатов будущей Реформации, скажем так, аккуратно.

С. Бунтман — Да. И божьей милостью Ричард II. Да?

А. Кузнецов — Конечно. Да. Божьей милостью. Да.

С. Бунтман — Да. Суд над Джироламо Савонаролой, фактическим правителем Флоренции, каким он тогда оказался, по обвинению... А так он доминиканский монах. По обвинению в ереси. Это Флоренция, 1498 год.

А. Кузнецов — Всего доброго!

С. Бунтман — Да.