Хай живе Україна! Хуй войне!
RSS статей сайта
Слушать «Не так»
Суд над участниками «заговора Лопухиной», Российская империя, 1743 г.
Дата эфира: 26 мая 2019.
Ведущие: Алексей Кузнецов и Сергей Бунтман.
Видео-запись передачи доступна (пока) только посетителям с российскими IP. Если в Вашем регионе YouTube работает без проблем, смотрите, пожалуйста, эту передачу на ютуб-канале Дилетанта.
Сергей Бунтман — Ну что же? Мы сегодня всех приветствуем в записи. Алексей Кузнецов...
Алексей Кузнецов — Добрый день!
С. Бунтман — ... Сергей Бунтман. Ольга Рябочкина — звукорежиссер. В записи, потому что на гастроли отправился... отправляется Алексей Кузнецов здесь вот представлять книжку по мотивам наших передач. Вот когда-нибудь, может, и это войдёт в книжку, то, что мы сегодня будем рассказывать.
А. Кузнецов — Ну, по крайней мере тут есть, чему входить.
С. Бунтман — Мы вам предлагали XVIII век отечественный. И он чрезвычайно... Я жалею о Волынском, потому что там много всего так наплетено с Лажечниковым. Да?
А. Кузнецов — Ну, вот почему-то у нас ведь Волынского не первый, а раз 3-й, наверное, у нас его не выбирают...
С. Бунтман — Ну, вот...
А. Кузнецов — ... прокатывают, хотя это потрясающая история.
С. Бунтман — Ну, конечно.
А. Кузнецов — И записка его потрясающая.
С. Бунтман — Да. И я бы оправдал Василия Кирилловича Третьяковского, моего любимца...
А. Кузнецов — Ну, там вообще все... Хотя сегодняшняя история, она чем-то похожа, только она...
С. Бунтман — Да. Сегодня у нас чуть более поздняя, 1743 год. Это уже следующее царствование. Елизавета Петровна. И суд над участниками заговора Лопухиной. Да.
А. Кузнецов — Да. Заговор Ботта-Лопухиной его в науке часто называют.
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — Ну, а в народном сознании, если народное сознание что-то помнит, так сказать, он остался под не вполне политкорректным названием «Бабий заговор», потому что основные фигурантки этого заговора — это женщины, что нормально, поскольку женское царство...
С. Бунтман — У нас, извините, бабье царство. Простите, я в том же... в той же стилистике скажу.
А. Кузнецов — Валишевский. Да. Совершенно верно.
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — Царство женщин.
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — Оно же бабье царство. Сменилось женское правление. Да? Уже второе женское правление. Наступает... наступило 3-е женское правление.
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — И из этого, в общем, последовал совершенно женский... Ну, на самом деле заговором, конечно, это все сделали следователи. Следователи очень постарались. Они буквально из своих сюртуков выпрыгнули для того, чтобы превратить вот все то, о чём мы сегодня будем рассказывать, в заговор. Конечно, никаким заговором не было это все. Был треп. Но за этим стояли совершенно определенные политические интересы и политические интересы мужские. То есть женщины пострадали в борьбе двух очень мощных, очень неординарных мужчин. Один из этих мужчин — это человек, сделавший совершенно феерическую карьеру, но это был век феерических карьер. Он не один такой.
С. Бунтман — Да уж.
А. Кузнецов — Это лейб-медик Лесток.
С. Бунтман — О, да!
А. Кузнецов — Человек, который обладал, видимо, феноменальной способностью втираться в доверие. Он втерся в доверие Петру очень... Еще в молодые годы будущего императора он очень ему понравился. Он был жовиален. Он был обходителен. Он был легок на все вообще, на что можно быть лёгким. И благодаря этому вошёл, ну, не в самый ближний круг. Врачом он, видимо, был достаточно посредственным даже по тем не слишком разборчивым временам. Но он относился к числу тех врачей, которые свои нехитрые манипуляции умели производить с таким видом, что они вызывали сразу у пациента доверие. Да? Сегодня мы понимаем там по некоторым архивным записям, что, в общем, ничего особенного он собой не представлял. Коронкой его была чрезвычайно в то время распространенная, абсолютно универсальная операция — кровопускание, которую назначали вообще во всех возможных случаях...
С. Бунтман — Она такая вечная была...
А. Кузнецов — Вечная. Да.
С. Бунтман — Да, да, да.
А. Кузнецов — В том числе и в тех случаях, когда она была абсолютно, как сегодня понятно, противопоказана. Вот. Но вот именно манера себя подать, в этом отношении он был человеком очень способным. И протежировал многим, используя свое положение при дворе. И вот одним из людей, которым он помог начать подниматься, дальше уже они сами действовали, был Алексей Бестужев-Рюмин, вице-канцлер, выдающийся, действительно в данном случае без всяких кавычек выдающийся дипломат. И вот так получилось, что после того, как Елизавета Петровна приходит к власти, в Российской внешней политике происходит борьба двух партий.
С. Бунтман — Одна профранцузская.
А. Кузнецов — Франко-прусская назовем ее так. Да?
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — Профранцузская. Но это в то время как бы, так сказать, подразумевает ориентацию и на Пруссию тоже. А 2-я — англо-шведская. И вот Бестужев-Рюмин представляет англо-шведскую. А Лесток совершенно беззастенчиво, получая за это регулярное жалование, и об этом, в общем, было известно, в то время это не считалось большим грехом, представлял французские интересы.
С. Бунтман — Ну, да. Ну, он, в общем-то, как и считали, он один из организаторов переворота.
А. Кузнецов — Он несомненно один из организаторов...
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — ... переворота. И это вот то самое...
С. Бунтман — И человек, который посчитал себя, в общем-то, безгрешным и могущим делать всё, что... всё, что угодно.
А. Кузнецов — Это, видимо, в начале царствования показалось довольно многим. Вот многие решили, что наступило наше время, дщерь Петрова на троне. Да? Сводили счеты направо и налево. И вот собственно одним из людей, с которыми были сведены счеты, был один из братьев Лёвенвольде. Я напомню, что даже вот в школьном учебнике в самом его кратком и лапидарном изложении, когда речь идёт о правлении Анны Иоанновны, и говорят о засилье немцев, которого, как подсчитали дотошные историки...
С. Бунтман — Все не так.
А. Кузнецов — ... в общем, можно сказать, что и не было. То есть немцы были, а вот засилья не было. Но называют имена трёх фаворитов. Это Бирон, разумеется...
С. Бунтман — Разумеется.
А. Кузнецов — ... и братья Лёвенвольде, которые действительно присосались, беззастенчиво грабили и торговали должностями, просто запускали руку в козу... в казну и так далее. Значит, граф Лёвенвольде был сослан в Соликамск. И вот, значит, для того, чтобы проверить как там всё, к нему туда направляют в командировку поручика лейб-кирасирского полка по фамилии Бергер. Он тоже из Курляндии родом. И Бергеру, молодому человеку светскому, ну, вот совершенно ему не видется ехать в Соликамск. И настолько ему не хочется ехать в Соликамск, что когда ему представляется случай этого не делать, он этот случай использует на все 146%. А случай был следующий. Значит, он со своим приятелем, подполковником Иваном Лопухиным, сыном главной героини нашего сегодняшнего рассказа, на какой-то очередной пирушке они крепко подпили, причём Лопухин к своему, скажем так, последующему не удовольствию подпил значительно больше, чем его собеседник. И начал тут болтать Лопухин, что вот, дескать, все это правление Елизаветы Петровны ненадолго, и вот как плохо, что... чем помешала Анна Леопольдовна, так было хорошо при Анне Леопольдовне. Вот. Причем он совершенно не пытается придать этому характер каких-то там государственных соображений и заботы о благе отечества, он простодушно рассказывает, что вот при Анне Леопольдовне в силу там определённых личных причин его карьера хорошо шла, а сейчас вот непонятно, что с его карьерой будет. Одним словом, он наговорил всякого разного. Кроме того, и вот это будет использовано Лестоком в качестве главного обвинения, Наталья Фёдоровна Лопухина, мама подполковника... А я хочу напомнить нашим слушателям, что вообще вся эта компания очень хорошо известна по популярнейшему в своё время мини-сериалу «Гардемарины, вперед!», который... собственно вся его сюжетная история построена вот на этом заговоре. Там, конечно, много додумано...
С. Бунтман — Акценты там...
А. Кузнецов — Да. Нет, акценты...
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — ... расставлены совершенно определённым образом, кое-что просто довыдумано. Но в принципе, в принципе вот те, кто смотрел и хорошо помнит этот сериал, то я думаю, что многие обстоятельства вы сейчас будете узнавать. Значит, так вот Наталья Федоровна Лопухина попросила Бергера передать ссыльному, который когда-то был ее... одним из ее многочисленных любовников, просила передать поклон, передать ему уверение в том, что она его помнит, ободрить его, и помимо всего прочего была сказана такая фраза, хотя, может быть, Бергер даже ее выдумал, потом уже на следствии, так сказать, собственно никто не разбирался, все исходили из этого как из факта, передать ему, чтобы он твердо надеялся на лучшие времена. Дескать, потерпи, милый, скоро все переменится. И вот...
С. Бунтман — Это можно интерпретировать очень...
А. Кузнецов — ... ушлый Бергер, ушлый Бергер тут же побежал это интерпретировать. Побежал он не куда-нибудь, а к Лестоку, и начал говорить, что вот явно совершенно все не просто так, зреет заговор, паутина, то, сё, 5-е, 10-е. А Лестоку только этого и нужно, потому что связи между Лопухиными, семейством Лопухиных и Бестужевым-Рюминым прослеживаются совершенно определённо. Надо сказать, что само семейство, оно вообще тоже примечательно. Значит, кто такая Наталья Федоровна Лопухина? Она дочь Модесты Монс. Это старший ребенок в этом замечательном семействе. Виллим Монс и Анна Монс — это ее младшие брат и сестра соответственно. Ну, напомним, что Анна Монс — это сердечное увлечение молодого царя Петра в те поры, когда он активно посещал немецкую слободу.
С. Бунтман — А Виллим наоборот.
А. Кузнецов — А Виллим наоборот. Совершенно верно. Это сильнейшая... одно из последних сильнейших огорчений в жизни первого русского императора, потому что Виллим Монс состоял в предосудительной связи с будущей императрицей Екатериной I. И царь Петр за 6 недель до своей кончины об этом узнал. Впрочем он успел...
С. Бунтман — Ну, мы предлагали, кстати...
А. Кузнецов — Мы предлагали это дело. Конечно.
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — Петр Алексеевич уложился в 6 недель...
С. Бунтман — Итак, у нас старшая Монсиха...
А. Кузнецов — Старшая Монсиха, значит, в замужестве Балк. Ее муж Фридрих, в крещении Федор Николаевич Балк, видный военный. Кстати говоря, мы с Вами находимся в одном из тех районов, которые с ним, в общем, связаны, потому что в правление Анны Иоанновны, в бытность московским градоначальником Федор Николаевич Балк спрямил многие улицы в районе Арбата. Вот, так сказать, мы находимся... Ну, правда, та улица, на которой мы находимся, не он спрямлял...
С. Бунтман — Это не он.
А. Кузнецов — Это не он.
С. Бунтман — А хорошо бы так, на немцев вот все вот... Да.
А. Кузнецов — Свалить.
С. Бунтман — На Анны Иоанниных. Вот это на курляндцев все свалить...
А. Кузнецов — Настолько спрямить...
С. Бунтман — ... Новый Арбат в том числе.
А. Кузнецов — ... как Новый Арбат ему в голову не пришло, но тем не менее, значит, он спрямлял Москву. Да? Он был одним из тех, кто спрямлял Москву. Она, я имею в виду, значит, Наталья Федоровна была вторым... второй женой одного из сильнейших вельмож позднего периода петровского царствования Павла Ягужинского. Тому в первом браке очень не повезло. Там была жутко скандальная история. Ему пришлось в старорежимном, так сказать, варианте жену в монастырь определять, — да? — где она продолжала буянить. Ну, а вот 2-й брак получился достаточно, значит, у неё благополучный. И вот она... Но Павел Ягужинский скончался, и она вышла замуж за Степана Васильевича Лопухина. А тот, надо сказать, тоже был человек непростой. Значит, с ним была связана история... Он тоже будет естественно судим по этому делу, но это был не 1-й суд в его биографии. А первая неприятность, крупная неприятность случилась с ним в 1719 году, когда вошедшему в большую силу Петру Андреевичу Толстому, участнику дело царевича Алексея и прочее, и прочее, и прочее донесли, что 26 апреля Лопухин явился вечером в Троицкую церковь, что на петербургской стороне, пьяный явился, а собрались для встречи тела умершего царевича Петра Петровича, вот этого маленького Петруши...
С. Бунтман — Да, да, да.
А. Кузнецов — ... Шишечки — да? — любимого позднего сына Петра I. Вот он скончался маленьким совсем. Явились туда люди разного звания, значит, и Степан Васильевич, будучи под хмельком, встав у клироса, а не где-нибудь, то есть на видном месте переглядывался, перемигивался, подсмеивался со состоявшими напротив Ефимием Городецким и Тимофеем Кудряшовым. А почему? А потому, что они, так сказать, находились с ним во вражде. И вот ему показалось, что вот они явились в церковь еще более пьяными, чем он сам, и ему это показалось очень смешным. В общем, вели они себя в церкви непотребно. Да? Из этого, так сказать, тут же появились свидетели, которые показали, что Лопухин, дескать, говорил, что его, Лопухина, свеча не угасла, будет ему, Лопухину, время. Потом выяснилось, что свеча, которая не угасла, — это царевич, Великий князь Пётр Алексеевич, до которого...
С. Бунтман — Ну, он родственник-то вообще.
А. Кузнецов — Естественно.
С. Бунтман — Да, да, да.
А. Кузнецов — Конечно. Да. По матери...
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — ... Петра Алексеевича, значит. И, дескать, вот он не пропадёт, когда Пётр Алексеевич в силу войдет. То есть понимаете, это пролог того, что будет в 43-м году. Уже за абсолютно недопустимый по тем временам треп уже прилетало. Значит, в результате был суд. Ему били батоги нещадно. И вместе с женой и детьми сослали в Кольский острог на вечное житье. Ну, то есть под Мурманск нынешний его сослали. Но не таков был Степан Васильевич, чтоб в ссылке вести себя прилично. На протяжении тех двух лет с лишним, что он там пробыл, в Тайную канцелярию было подано несколько жалоб как от гражданских, так и от военных властей, на то, что он и Лопухин их нахально всех бьет и обиды им творит. Да? Местные власти жалуются, что он их бьет. Да? Дерется. Например, 24 декабря 1721 году он явился в кольскую канцелярию в первом часу ночи и бил караульных солдат по щекам. На комендантском дворе сержанта бил по голове дубиной, и оную дубину о его, сержантову голову, изломал.
С. Бунтман — Это он Рождество так встречал.
А. Кузнецов — Вероятно. Другой причины просто не видать. Угрожал караульному поручику Расу срубить голову. Поручик написал длинную жалобу и просил разрешения держать ссыльного за караулом, и закончил поручик свое письмо с такими словами: «Во истину такого человека злобного, чаю, на сем свете другого нет и о его происхождении на бумаге писать пространно невозможно». Но тем не менее несмотря на все эти непотребства, его вернули, И, так сказать, дальше вроде как у него получился... появился шанс начать жить жизнь с нового листа. Шансом он этим более или менее воспользовался и вел себя относительно спокойно, но вот супруга его слывшая первейшей красавицей своего времени... Посмотрев на сохранившийся портрет, ну, только удивляешься, как изменились стандарты красоты с того времени, — да? — потому что такая очень полнощекая, дородная дама, сильно курносая, но вот тем не менее вот Бантыш-Каменский, известный историк, мемуарист пишет: «Толпа воздыхателей, увлеченных фантазией, постоянно окружала красавицу Наталью. С кем танцевала она, кого удостаивала разговором, на кого бросала даже взгляд, тот считал себя частливейшим из смертных. Молодые люди восхищались её прелестями, любезностями, приятным и живым разговором, старики также старались ей нравиться; красавицы замечали пристально, какое платье украшала она... старушки рвались с досады, ворчали на мужей своих, бранили дочек...». Ну, такая гордыня ей, так сказать, пошла во вред, поскольку Елизавета Петровна такого поведения, как мы знаем, не терпела, даже в не очень старые годы. Строго было придворным дамам, по-хорошему, но строго сказано, в таких же платьях как у императрицы, с такими же аксессуарами как у императрицы не появляться на балах.
С. Бунтман — Ну, как это можно вообще?
А. Кузнецов — Да! Это даже...
С. Бунтман — Извините...
А. Кузнецов — ... даже и сегодня не комильфо.
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — А тут все-таки 1-я половина ХVIII века. Так вот Наталья Федоровна, как убеждены были свидетели, намеренно появилась в платье непросто напоминающем, а идентичным в том, что появилась императрица, с розой в волосах, причем роза была того же цвета. Значит, императрица не поленилась лично взять ножницы, лично все это, значит, порушить, включая розу. Значит, от чего Лопухина пришла в такую ажитацию, что упала в обморок. А когда императрице про то доложили, то ее императорское величество милостиво соизволило сказать: «Так ей дуре». Иными словами, я к чему? Это не просто анекдот. То, что Елизавета в этом деле... за это дело взялась очень ревностно, связано не только с тем, что она действительно опасалась особенно первые там год-два после прихода к власти различного рода оппозиций и заговоров, но у неё к Лопухиной было личное, а в её случае это важно. Она, в общем, не очень разделяла личное и общественное. Ну, в общем, все было готово. Заговор, так сказать, вырисовывался, тем более что благодаря колоссальным родственным и дружеским связям к этому заговору можно было притянуть просто кого угодно. Вот две трети русской аристократии годились для участия в этом заговоре. И поэтому дело было поручено тем следователям, которые, так сказать, себя уже неоднократно зарекомендовали. «Указ нашим генералу Ушакову, действительным тайным советникам князю Трубецкому и Лестоку». Ушаков — знаменитый пыточных дел мастер середины века. Лесток — интересант. Он инициатор всего этого дела, ему и расследовать. Кто расследует так же хорошо, как он? Ну, и князь Трубецкой для солидности. Всё-таки, знаете, так сказать, фамилия не последняя. Указ: «Сего числа доносили нам словесно поручик Бергер да майор Фалькенберг на подполковника Ивана Степанова, сына Лопухина в некоторых важных делах, касающихся против нас и государства; того ради, повелеваем вам помянутого Лопухина тотчас арестовать, а у Бергера и Фалькенберга о тех делах спросить и взять у них о том, в чем довести... доносят, на письме и по тому исследовать, и что по допросам Лопухина касаться будет до других кого, то, несмотря на персону в комиссию свою забирать, исследовать и, что по следствию явится, доносить нам, а для произведения того дела указали мы с вами быть от кабинета нашего статскому советнику Демидову.
Елизавет.
Июля 21 дня 1743 года».
С. Бунтман — Вот здесь бы нам стоило прерваться. Алексей Кузнецов, Сергей Бунтман и дело... заговор Лопухиной. Мы его продолжим через несколько минут.
**********
С. Бунтман — Продолжаем программу. Продолжаем расследовать заговор Лопухиной. Я надеюсь, за это время ничего не выяснилось такого, что мы пропустили.
А. Кузнецов — Ну, надеюсь, что...
С. Бунтман — Алексей Кузнецов, Сергей Бунтман.
А. Кузнецов — Надеюсь, что нет. Кто был привлечен к заговору помимо самой Лопухиной? Значит, был привлечен ее муж, камергер, кавалер ордена Святого Александра Невского Степан Васильевич Лопухин, по совместительству двоюродный брат 1-й супруги Петра Великого. Да? Сын их, подполковник, бывший камер-юнкер Иван Лопухин. Далее. Вот собственно говоря, очень важный мостик, потому что ради него всё и затевалось. Статс-дама, украшенная портретом императрицы... Это одна из почетнейших наград того времени. Наградная система ещё только начала складываться. Орденов мало. Собственно Екатерина... Да?
С. Бунтман — Ну, статс-дама портрета императрицы...
А. Кузнецов — Вот. И вот украшенная портретом императрицы...
С. Бунтман — Статс-дама портрета императрицы...
А. Кузнецов — Да, статс-дама, украшенная портретом императрицы...
С. Бунтман — ... это очень высокое...
А. Кузнецов — Да, да, да.
С. Бунтман — Это высоко очень.
А. Кузнецов — Отличие — да, — такое крупнейшее до того момента, как будет введен орден Святой Екатерины. Так вот...
С. Бунтман — Да и потом даже. Дашкова была статс-дама портрета.
А. Кузнецов — Конечно.
С. Бунтман — Вот.
А. Кузнецов — Так вот эта статс-дама — графиня Анна Гавриловна Бестужева-Рюмина, дочь великого канцлера графа Головкина и соответственно супруга гофмаршала Михаила Петровича Бестужева-Рюмина, родного брата Алексея Петровича. Вот собственно ради этого всего и затевалось. Дочь Анны Гавриловны от 1-го ее брака, графиня Настасья Павловна Ягужинская... Я перепутал в первой части передачи, сказав про Лопухину. Не она, а Бестужева-Рюмина была второй женой Ягужинского. Я прошу прощения.
С. Бунтман — Но я думаю, за это время не успели на нас донос написать.
А. Кузнецов — Ну, я не знаю, так сказать, хотя видите, смотрите, даже в ХVIII веке, в общем, поспешали. А также камергер Лилиенфельд и его жена Софья Васильевна. Это свидетели, которых нужно было пытать, потому что они могли дать нужные показания. Они сами никого не интересовали. Княгиня Гагарина, падчерица графини Бестужевой. Значит, крупный флотский чиновник Александр Ефимович Зыбин, гвардии капитан Иван Путятин, несколько офицеров гвардии. В общем, всего под следствие попало 25 человек.
С. Бунтман — Ну, из них основной... и род очень знатный, и очень...
А. Кузнецов — Почему...
С. Бунтман — ... очень серьезный.
А. Кузнецов — ... этот заговор называется заговором Ботта-Лопухиной? Потому, что для того, чтобы придать загар весомости к этому заговору был подтянут имперский габсбургский дипломат Антонио Отто д’Адорно Ботта. Он итальянец. Значит, дипломат габсбургской монархии. Он действительно такая светская фигура, обладал обширными знакомствами при дворе, сплетник, собиратель сплетен и все прочее, прочее. А самое удобное, что его уже нет. Он уже получил паспорта и уехал. То есть теперь на него можно любой иностранный след, что так любят любые следователи, так сказать, среди наших родных осин, и повесить. Понятно, что он не явиться сюда отстаивать честь своих бывших петербургских знакомых. Вот таким образом, значит, через этого дипломата тут и подтянули всякие якобы существовавшие, значит, связи с заграницей. Ну, дальше что? Дальше пытки. Дальше... Причем пытки достаточно суровые. И по 10 ударов кнута давали перед дыбой, и во 12. Очные ставки. Очных ставок очень много. Это вообще основное следственное действие. Ну, и как в суде ХVIII и 1-й половины ХIХ века заведено, бесконечные опросные листы. Опросный лист заполнит, так сказать, тот или иной обвиняемый, ему тут же шлют в 3 раза больший список уточнений, дополнительных вопросов к следующему опросному листу. Все они пытались крутится, выкручиваться, запираться, пытались объяснять: да нет, да этого не было, а вот было не это. А это было, но это, так сказать, совершенно другие там значения вы придаете, а мы вот просто-напросто шутили. Но как обычно собственно следователи, а уж особенно Ушаков свое дело-то знали замечательно, нашлись слабые звенья среди гвардейских офицеров, которые дали вообще нужные показания, после чего запираться было безнадежно, и подследственные старались только, ну, сделать так, чтобы мучения их были, как можно меньше. Был назначен суд. Лично императрица, которой докладывали... Судя по всему, вот каждый день, в который велись какие-то активные следственные действия, каждый вечер ей докладывали о результатах, потому что есть немало исходящих от нее указаний, а вот этого спросить о том-то, а вот эту расспросить о том-то, о сём-то, о 5-м, о 10-м. Вот судите, насколько представительную, так сказать, судебную коллегию под это дело собрали. Из Синода архиепископы Псковский, Суздальский, архимандрит Троице-Сергиева монастыря. Сенаторы — все и генерал-прокурор. То есть это высший состав суда, который только может быть. Да? Полный состав Сената, представители Синода. Да сверх Сената генерал-фельдмаршал, принц Гомбургский, действительный тайный советник... действительный тайный советник Лесток, генерал и гофмаршал Шепелев, генерал-лейтенант Степан Игнатьев, князья Василий и Юрий Репнины, князь Борис Юсупов, Петр Измайлов, Степан Апраксин, Бреверн, Петр Шипов...
С. Бунтман — Ой-ёй-ёй...
А. Кузнецов — ... Михаил Воронцов, Федор Наумов, генерал-майоры Шереметьев, Хованский, Брылкин, князь Шаховской, Воейков. Блестящий совершенно состав. Каждая вторая фамилия тут же вызывает самые-самые разные ассоциации. Да? Прославленные...
С. Бунтман — Это Воронцов Михаил Илларионович?
А. Кузнецов — Это Михаил Воронцов. Наверное, да. Судя по всему.
С. Бунтман — Будущее и вообще... В конце.
А. Кузнецов — Скорее всего да. Да. И соответственно дед, если не ошибаюсь, посла в Англии... или отец? Нет...
С. Бунтман — Он дядя.
А. Кузнецов — Дядя, дядя.
С. Бунтман — Он бездетным умер. Он дядя. Да.
А. Кузнецов — Ну, в результате, значит, что им инкриминировали? Инкриминировалось то, что, значит, существовал заговор с целью изведения, изничтожения императрицы, с целью возвращения Брауншвейгской династии на престол. Да? Суд признал преступления все доказанными и приговорил основных фигуранток к жесточайшим казням. Лопухину, Бестужеву, их мужей должны были по урезании языка колесовать, других участников — четвертовать, некоторым — отрубить головы. Ну, это тем, кто наименее виновен. Но в виде особой милости наказание смягчили, смертную казнь заменили кнутом, оставили вырывание языка и ссылка в Сибирь на каторгу. 29 августа... Смотрите, как быстро, да? В июле отдается именной рескрипт о начале следствия, в конце августа уже суд прошёл. Все. Все уже закончилось.
С. Бунтман — Да, это очень быстро. Но это государственное дело.
А. Кузнецов — Это очень быстро с учетом того, какую переписку вели тогда во всех судах, какая-то могла быть канитель на несколько лет. Но здесь понятно, исходя из того, что императрица ежедневно спрашивает о ходе следствия, понятно, что очень торопились.
С. Бунтман — Но Елизавета не казнит. Как вот нач...
А. Кузнецов — Старается. Старается не казнить.
С. Бунтман — Как начнет не казнить, так и не будет.
А. Кузнецов — Да. Другое дело, что некоторые наказания таковы, что от них всё равно умирают. Иногда во время наказания, иногда сразу после. Специальные меры были приняты для того, чтобы сделать казнь... чтобы сделать наказание, как можно более публичным. Специальные гвардейские патрули ходили по Петербургу, объявляли о том, что состоится. У здания 12 коллегий на берегу канала построили эшафот. 1 сентября народ с утра заполонил всю площадь, крыши. Привели осужденных. Началась расправа. 1-й истязали Наталью Федоровну. Вот как это всё описывается: «Один из палачей приблизился к Лопухиной, сорвал с нее мантилью...» Я зачитываю сейчас отрывки из материалов, которые опубликованы были в таком... Сейчас вы услышите язык гораздо более современный, чем ХVIII век, потому что это издательство замечательного журнала «Русская старина». И вот в 6-й его книжке, в 6-м его томе начата была публикация довольно подробных материалов, но пересказ документов...
С. Бунтман — В пересказе.
А. Кузнецов — ... он есть, но в основном, конечно, в пересказе. Вот оттуда. «Один из палачей приблизился к Лопухиной, сорвал с нее мантилью. Наталья Федоровна побледнела и заплакала, силилась прикрыться от бесчисленных взоров, устремленных на нее. Но она боролась напрасно. Говор сожаления и сострадания пронесся в толпе при виде слабой и прекрасной женщины, отданной в распоряжение заплечным мастерам. Один из них, взяв за обе руки бывшую статс-даму, круто повернулся и вскинул ее себе на спину...» Я думаю, что многие видели, она очень часто встречается в интернете, везде, где речь идёт о каких-то вот там пытках и следствиях ХVIII века, картинку, гравюру, которая иллюстрирует как раз вот этот момент. Один из палачей держит ее на своей спине.
«Страшный вопль огласил площадь. Почти без чувств, полумертвая, исстеганная кнутом, Наталия Федоровна была спущена наземь. По приговору ей вырезали или вырвали часть языка, — часть. Она могла говорить впоследствии, но весьма неразборчиво. Но что-то было понятно, — сделали перевязку и усадили в телегу.
Затем наказали Бестужеву. Когда палач раздевал ее, она сняла с себя драгоценный крест и подарила ему. За это ее били не так сильно и вырвали только маленький кусочек языка, так что она не потеряла способности изъясняться.
Лопухина же на всю жизнь осталась полунемой. Через 20 лет, при Петре III, она вернулась в Петербург и, изуродованная, явилась при дворе, возбуждая всеобщее любопытство».
Ну, надо сказать, что все те, кто дожил, были возвращены кто-то Петром III, кто-то Екатериной II. Да? То есть соответственно 62-63-й год. Иван Степанович Лопухин, вот тот, с которого вроде бы началось все дело, с нетрезвой беседы его с товарищем, он находился в Охотске. Да? Это даже не Сибирь. Это еще, можно сказать, дальше. Это вообще на океане. Возвращен собственноручным указом императора Петра III в марте 62-го года с разрешением жить у матери в деревнях. Князь Иван Путятин, отправленный в ссылку в Кецк, умер, не дожил. Зыбин, чиновник кригскомиссариата тоже умер в Кузнецке, в Сибири в 60-м, тоже не дожил. За год до него скончался камергер Лилиенфельд. Его жене, которой ещё раньше разрешили жить в своих деревнях, было дозволено жить в Москве или где пожелает. А Анна Гавриловна Бестужева-Рюмина умерла в Якутске в апреле 51-го года. Вот так закончилась эта история.
С. Бунтман — Но вопрос вопросов: был ли заговор?
А. Кузнецов — Нет. Вот этого вопроса нет. Никакого заговора не было. Был трёп. Причем трёп-то был, ну, такой вот, ну, дескать, ну, вот потерпеть надо, все это когда-нибудь само собой рассосется. Они, видимо, не имели в виду ничего конкретного. Они не имели в виду, что это каким-то конкретным образом рассосется. Просто, ну, вот люди, которые недовольны нынешним царствованием, они друг друга подбадривали при каждом каком-нибудь там кажущемся признаке. Да вот, да столько недовольных! Да столько обиженных! Да не может это долго продлеваться, продолжаться. А дальше из этого при желании опытные люди, предав этому совершенно определенное направление...
С. Бунтман — Ну, да.
А. Кузнецов — ... слепили вот этот...
С. Бунтман — Но у них были представления, что это будет так же скоротечно, как царствование Ивана Антоновича, Анны Леопольдовны...
А. Кузнецов — Да. Да.
С. Бунтман — ... младенца Ивана Антоновича. В общем, думали, что ещё продлится это достаточно бурное время.
А. Кузнецов — Ну, понимаете, какие у них были расчеты? Расчеты у них были самые примитивные. Значит, Брауншвейгская династия жива. Как бы то ни было, но с законной точки зрения они правильно коронованы. Елизавета Петровна, строго говоря, незаконнорожденная дочь Петра I, потому что...
С. Бунтман — Да, там она до бракосочетания...
А. Кузнецов — ... на 3 года раньше бракосочетания...
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — ... официального она была рождена. И то, что потом родители поженились, это, в общем, в глазах многих ничего особенно не меняло. Недовольных действительно было много. Мы так, в общем, обычно исходим из того, что когда Елизавета во главе роты или кампанцев совершила переворот, то все русские люди вздохнули с облегчением. Нет! Совсем нет. Ну, я имею в виду аристократию, потому что про простых людей мы вообще не говорим. Мы их мало знаем.
С. Бунтман — Мы мало знаем.
А. Кузнецов — Да. А вот на счет придворных, очень как бы по-разному, потому что все связывали те или иные обстоятельства со своими личными какими-то возможностями. Кто-то безусловно выиграл, а кто-то очень сильно проиграл. Те, кто...
С. Бунтман — И причем рядами сейчас они правы, потому что рядами пойдут новые люди.
А. Кузнецов — Ну, разумеется. Конечно. Потому, что те, кто были недовольны — это люди, прижившиеся ещё при Анне Иоанновне, соответственно продолжавшие свой случай, свою карьеру при Анне Леопольдовне.
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — И вот теперь все начало рушиться. Да? Пришли какие-то новые люди, вот эти самые преображенцы, так сказать, наглые...
С. Бунтман — Лейб-кампанцы там...
А. Кузнецов — Лейб-кампанцы собственно. Да. Вот эта вот...
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — ... рота — да? — Преображенского полка. Вот они теперь... Им теперь... Теперь им случай. Теперь они нас затирают. Да? Чего собственно подполковник был так недоволен? Он молодой человек, а подполковник. А теперь он чувствует, что его стремительный рост прекращается.
С. Бунтман — Ну, вот. Ну, мы с вами литературные процессы продолжим одним, предлагая вам на следующий раз, продолжим одним, который с лейб-кампанцами связан.
А. Кузнецов — Да.
С. Бунтман — И Михаил Шванвич, он, конечно, сын Шванвича, лейб-кампанца, соратника Елизаветы, если так можно сказать. Но прославился он другим. Он стал прообразом Швабрина в «Капитанской дочке». И Суд над Михаилом Шванвичем, который перешёл на сторону Пугачёва и за Пугачёва воевал в 1774 году.
А. Кузнецов — И если выберете, конечно, мы вам расскажем, чем реальный Шванвич отличался от пушкинского Швабрина. Там кое-какие отличия...
С. Бунтман — Есть.
А. Кузнецов — Конечно.
С. Бунтман — Конечно. Да. Суд над Пьером-Франсуа Ласенером, убийцей, один из прототипов Раскольникова в «Преступлении и наказании» Достоевского естественно. Это дело было во Франции в 1835 году.
А. Кузнецов — У нас был уже суд над Герасимом...
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — ... Чистовым. Тот как бы... У того Достоевский взял вот собственно обстоятельства убийства: топор и все прочее.
С. Бунтман — Да, там это...
А. Кузнецов — А Ласенер...
С. Бунтман — Все отечественное.
А. Кузнецов — Да, да, да. Все отечественное.
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — А Ласенер — это теория.
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — Вот эта теория — да? — избранности и проверки этой избранности. Это отсюда.
С. Бунтман — Далее. Дело по обвинению проститутки Розалии Онни — да? — в краже 100 рублей. Это сюжетная основа «Воскресения» здесь. Точка отсчета...
А. Кузнецов — Совершенно верно.
С. Бунтман — ... фабульная.
А. Кузнецов — Это потрясающая история, которая в чем-то очень похожа на несчастную историю Катюши Масловой и Нехлюдова. В чём-то абсолютно не похожа. Там внутри есть маленькая тайна, которая недавно раскрыта. Если выберите это дело, мы ее вам раскроем.
С. Бунтман — Это Российская империя, соответственно 1874 год. Суд над Станиславом Кроненбергом, обвиняемым в истязании малолетней дочери. Здесь дело в участниках суда этого. Спасович был прототипом действительно Фетюковича, да?
А. Кузнецов — Совершенно верно.
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — И говорящая, намекающая фамилия.
С. Бунтман — Ну, конечно.
А. Кузнецов — Хотя само дело абсолютно не похоже на то, за что судили, значит, Дмитрия Карамазова. Но если выберите это дело, я покажу вам, почему и к чему именно в деле Кроненберга прицепился Федор Михайлович...
С. Бунтман — Ой, это замечательно совершенно. Сейчас прозвучало совершенно как это... вступительная речь адвоката перед присяжными.
А. Кузнецов — Ну...
С. Бунтман — Я покажу вам, как.... Да, да, да.
А. Кузнецов — Ну, трудно не заразиться...
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — ... от их речей.
С. Бунтман — Совершенно верно. Вот. И наконец Суд над крестьянином Ефремом Колосковым, обвиняемым в убийстве ребенка, прижитого от падчерицы. Сюжетная основа пьесы «Власть тьмы» Льва Николаевича Толстого. И суд этот состоялся в 1880 году в России.
А. Кузнецов — И это именно полный мрак. То есть если вы выберете это дело и услышите о его обстоятельствах, вы поймете, почему Лев Николаевич свою пьесу назвал именно так. Тьмы, дремучести, мрака. Это вот все там.
С. Бунтман — Да. Ну, что ж? Мы вам предоставляем все возможности для того, чтобы сейчас голосовать. И вот хотя мы вам предоставили в записи это, но слышите-то вы её в то как раз время, когда голосование и должно появиться.
А. Кузнецов — Да. Ну, будем надеяться, что ничего не сбилось. Да? И...
С. Бунтман — Ну, да, да, да. Что ничего. Да.
А. Кузнецов — Наша любимая рубрика. Мы не в 1-й раз предлагаем прототипы различных, значит, литературных знаменитых героев. Что эта рубрика вам будет близка.
С. Бунтман — Хорошо. Голосуйте! А мы с вами прощаемся. Алексей Кузнецов, Сергей Бунтман. Звукорежиссер — Ольга Рябочкина.
А. Кузнецов — Всего доброго!
С. Бунтман — Всего доброго
Алексей Кузнецов — Добрый день!
С. Бунтман — ... Сергей Бунтман. Ольга Рябочкина — звукорежиссер. В записи, потому что на гастроли отправился... отправляется Алексей Кузнецов здесь вот представлять книжку по мотивам наших передач. Вот когда-нибудь, может, и это войдёт в книжку, то, что мы сегодня будем рассказывать.
А. Кузнецов — Ну, по крайней мере тут есть, чему входить.
С. Бунтман — Мы вам предлагали XVIII век отечественный. И он чрезвычайно... Я жалею о Волынском, потому что там много всего так наплетено с Лажечниковым. Да?
А. Кузнецов — Ну, вот почему-то у нас ведь Волынского не первый, а раз 3-й, наверное, у нас его не выбирают...
С. Бунтман — Ну, вот...
А. Кузнецов — ... прокатывают, хотя это потрясающая история.
С. Бунтман — Ну, конечно.
А. Кузнецов — И записка его потрясающая.
С. Бунтман — Да. И я бы оправдал Василия Кирилловича Третьяковского, моего любимца...
А. Кузнецов — Ну, там вообще все... Хотя сегодняшняя история, она чем-то похожа, только она...
С. Бунтман — Да. Сегодня у нас чуть более поздняя, 1743 год. Это уже следующее царствование. Елизавета Петровна. И суд над участниками заговора Лопухиной. Да.
А. Кузнецов — Да. Заговор Ботта-Лопухиной его в науке часто называют.
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — Ну, а в народном сознании, если народное сознание что-то помнит, так сказать, он остался под не вполне политкорректным названием «Бабий заговор», потому что основные фигурантки этого заговора — это женщины, что нормально, поскольку женское царство...
С. Бунтман — У нас, извините, бабье царство. Простите, я в том же... в той же стилистике скажу.
А. Кузнецов — Валишевский. Да. Совершенно верно.
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — Царство женщин.
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — Оно же бабье царство. Сменилось женское правление. Да? Уже второе женское правление. Наступает... наступило 3-е женское правление.
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — И из этого, в общем, последовал совершенно женский... Ну, на самом деле заговором, конечно, это все сделали следователи. Следователи очень постарались. Они буквально из своих сюртуков выпрыгнули для того, чтобы превратить вот все то, о чём мы сегодня будем рассказывать, в заговор. Конечно, никаким заговором не было это все. Был треп. Но за этим стояли совершенно определенные политические интересы и политические интересы мужские. То есть женщины пострадали в борьбе двух очень мощных, очень неординарных мужчин. Один из этих мужчин — это человек, сделавший совершенно феерическую карьеру, но это был век феерических карьер. Он не один такой.
С. Бунтман — Да уж.
А. Кузнецов — Это лейб-медик Лесток.
С. Бунтман — О, да!
А. Кузнецов — Человек, который обладал, видимо, феноменальной способностью втираться в доверие. Он втерся в доверие Петру очень... Еще в молодые годы будущего императора он очень ему понравился. Он был жовиален. Он был обходителен. Он был легок на все вообще, на что можно быть лёгким. И благодаря этому вошёл, ну, не в самый ближний круг. Врачом он, видимо, был достаточно посредственным даже по тем не слишком разборчивым временам. Но он относился к числу тех врачей, которые свои нехитрые манипуляции умели производить с таким видом, что они вызывали сразу у пациента доверие. Да? Сегодня мы понимаем там по некоторым архивным записям, что, в общем, ничего особенного он собой не представлял. Коронкой его была чрезвычайно в то время распространенная, абсолютно универсальная операция — кровопускание, которую назначали вообще во всех возможных случаях...
С. Бунтман — Она такая вечная была...
А. Кузнецов — Вечная. Да.
С. Бунтман — Да, да, да.
А. Кузнецов — В том числе и в тех случаях, когда она была абсолютно, как сегодня понятно, противопоказана. Вот. Но вот именно манера себя подать, в этом отношении он был человеком очень способным. И протежировал многим, используя свое положение при дворе. И вот одним из людей, которым он помог начать подниматься, дальше уже они сами действовали, был Алексей Бестужев-Рюмин, вице-канцлер, выдающийся, действительно в данном случае без всяких кавычек выдающийся дипломат. И вот так получилось, что после того, как Елизавета Петровна приходит к власти, в Российской внешней политике происходит борьба двух партий.
С. Бунтман — Одна профранцузская.
А. Кузнецов — Франко-прусская назовем ее так. Да?
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — Профранцузская. Но это в то время как бы, так сказать, подразумевает ориентацию и на Пруссию тоже. А 2-я — англо-шведская. И вот Бестужев-Рюмин представляет англо-шведскую. А Лесток совершенно беззастенчиво, получая за это регулярное жалование, и об этом, в общем, было известно, в то время это не считалось большим грехом, представлял французские интересы.
С. Бунтман — Ну, да. Ну, он, в общем-то, как и считали, он один из организаторов переворота.
А. Кузнецов — Он несомненно один из организаторов...
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — ... переворота. И это вот то самое...
С. Бунтман — И человек, который посчитал себя, в общем-то, безгрешным и могущим делать всё, что... всё, что угодно.
А. Кузнецов — Это, видимо, в начале царствования показалось довольно многим. Вот многие решили, что наступило наше время, дщерь Петрова на троне. Да? Сводили счеты направо и налево. И вот собственно одним из людей, с которыми были сведены счеты, был один из братьев Лёвенвольде. Я напомню, что даже вот в школьном учебнике в самом его кратком и лапидарном изложении, когда речь идёт о правлении Анны Иоанновны, и говорят о засилье немцев, которого, как подсчитали дотошные историки...
С. Бунтман — Все не так.
А. Кузнецов — ... в общем, можно сказать, что и не было. То есть немцы были, а вот засилья не было. Но называют имена трёх фаворитов. Это Бирон, разумеется...
С. Бунтман — Разумеется.
А. Кузнецов — ... и братья Лёвенвольде, которые действительно присосались, беззастенчиво грабили и торговали должностями, просто запускали руку в козу... в казну и так далее. Значит, граф Лёвенвольде был сослан в Соликамск. И вот, значит, для того, чтобы проверить как там всё, к нему туда направляют в командировку поручика лейб-кирасирского полка по фамилии Бергер. Он тоже из Курляндии родом. И Бергеру, молодому человеку светскому, ну, вот совершенно ему не видется ехать в Соликамск. И настолько ему не хочется ехать в Соликамск, что когда ему представляется случай этого не делать, он этот случай использует на все 146%. А случай был следующий. Значит, он со своим приятелем, подполковником Иваном Лопухиным, сыном главной героини нашего сегодняшнего рассказа, на какой-то очередной пирушке они крепко подпили, причём Лопухин к своему, скажем так, последующему не удовольствию подпил значительно больше, чем его собеседник. И начал тут болтать Лопухин, что вот, дескать, все это правление Елизаветы Петровны ненадолго, и вот как плохо, что... чем помешала Анна Леопольдовна, так было хорошо при Анне Леопольдовне. Вот. Причем он совершенно не пытается придать этому характер каких-то там государственных соображений и заботы о благе отечества, он простодушно рассказывает, что вот при Анне Леопольдовне в силу там определённых личных причин его карьера хорошо шла, а сейчас вот непонятно, что с его карьерой будет. Одним словом, он наговорил всякого разного. Кроме того, и вот это будет использовано Лестоком в качестве главного обвинения, Наталья Фёдоровна Лопухина, мама подполковника... А я хочу напомнить нашим слушателям, что вообще вся эта компания очень хорошо известна по популярнейшему в своё время мини-сериалу «Гардемарины, вперед!», который... собственно вся его сюжетная история построена вот на этом заговоре. Там, конечно, много додумано...
С. Бунтман — Акценты там...
А. Кузнецов — Да. Нет, акценты...
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — ... расставлены совершенно определённым образом, кое-что просто довыдумано. Но в принципе, в принципе вот те, кто смотрел и хорошо помнит этот сериал, то я думаю, что многие обстоятельства вы сейчас будете узнавать. Значит, так вот Наталья Федоровна Лопухина попросила Бергера передать ссыльному, который когда-то был ее... одним из ее многочисленных любовников, просила передать поклон, передать ему уверение в том, что она его помнит, ободрить его, и помимо всего прочего была сказана такая фраза, хотя, может быть, Бергер даже ее выдумал, потом уже на следствии, так сказать, собственно никто не разбирался, все исходили из этого как из факта, передать ему, чтобы он твердо надеялся на лучшие времена. Дескать, потерпи, милый, скоро все переменится. И вот...
С. Бунтман — Это можно интерпретировать очень...
А. Кузнецов — ... ушлый Бергер, ушлый Бергер тут же побежал это интерпретировать. Побежал он не куда-нибудь, а к Лестоку, и начал говорить, что вот явно совершенно все не просто так, зреет заговор, паутина, то, сё, 5-е, 10-е. А Лестоку только этого и нужно, потому что связи между Лопухиными, семейством Лопухиных и Бестужевым-Рюминым прослеживаются совершенно определённо. Надо сказать, что само семейство, оно вообще тоже примечательно. Значит, кто такая Наталья Федоровна Лопухина? Она дочь Модесты Монс. Это старший ребенок в этом замечательном семействе. Виллим Монс и Анна Монс — это ее младшие брат и сестра соответственно. Ну, напомним, что Анна Монс — это сердечное увлечение молодого царя Петра в те поры, когда он активно посещал немецкую слободу.
С. Бунтман — А Виллим наоборот.
А. Кузнецов — А Виллим наоборот. Совершенно верно. Это сильнейшая... одно из последних сильнейших огорчений в жизни первого русского императора, потому что Виллим Монс состоял в предосудительной связи с будущей императрицей Екатериной I. И царь Петр за 6 недель до своей кончины об этом узнал. Впрочем он успел...
С. Бунтман — Ну, мы предлагали, кстати...
А. Кузнецов — Мы предлагали это дело. Конечно.
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — Петр Алексеевич уложился в 6 недель...
С. Бунтман — Итак, у нас старшая Монсиха...
А. Кузнецов — Старшая Монсиха, значит, в замужестве Балк. Ее муж Фридрих, в крещении Федор Николаевич Балк, видный военный. Кстати говоря, мы с Вами находимся в одном из тех районов, которые с ним, в общем, связаны, потому что в правление Анны Иоанновны, в бытность московским градоначальником Федор Николаевич Балк спрямил многие улицы в районе Арбата. Вот, так сказать, мы находимся... Ну, правда, та улица, на которой мы находимся, не он спрямлял...
С. Бунтман — Это не он.
А. Кузнецов — Это не он.
С. Бунтман — А хорошо бы так, на немцев вот все вот... Да.
А. Кузнецов — Свалить.
С. Бунтман — На Анны Иоанниных. Вот это на курляндцев все свалить...
А. Кузнецов — Настолько спрямить...
С. Бунтман — ... Новый Арбат в том числе.
А. Кузнецов — ... как Новый Арбат ему в голову не пришло, но тем не менее, значит, он спрямлял Москву. Да? Он был одним из тех, кто спрямлял Москву. Она, я имею в виду, значит, Наталья Федоровна была вторым... второй женой одного из сильнейших вельмож позднего периода петровского царствования Павла Ягужинского. Тому в первом браке очень не повезло. Там была жутко скандальная история. Ему пришлось в старорежимном, так сказать, варианте жену в монастырь определять, — да? — где она продолжала буянить. Ну, а вот 2-й брак получился достаточно, значит, у неё благополучный. И вот она... Но Павел Ягужинский скончался, и она вышла замуж за Степана Васильевича Лопухина. А тот, надо сказать, тоже был человек непростой. Значит, с ним была связана история... Он тоже будет естественно судим по этому делу, но это был не 1-й суд в его биографии. А первая неприятность, крупная неприятность случилась с ним в 1719 году, когда вошедшему в большую силу Петру Андреевичу Толстому, участнику дело царевича Алексея и прочее, и прочее, и прочее донесли, что 26 апреля Лопухин явился вечером в Троицкую церковь, что на петербургской стороне, пьяный явился, а собрались для встречи тела умершего царевича Петра Петровича, вот этого маленького Петруши...
С. Бунтман — Да, да, да.
А. Кузнецов — ... Шишечки — да? — любимого позднего сына Петра I. Вот он скончался маленьким совсем. Явились туда люди разного звания, значит, и Степан Васильевич, будучи под хмельком, встав у клироса, а не где-нибудь, то есть на видном месте переглядывался, перемигивался, подсмеивался со состоявшими напротив Ефимием Городецким и Тимофеем Кудряшовым. А почему? А потому, что они, так сказать, находились с ним во вражде. И вот ему показалось, что вот они явились в церковь еще более пьяными, чем он сам, и ему это показалось очень смешным. В общем, вели они себя в церкви непотребно. Да? Из этого, так сказать, тут же появились свидетели, которые показали, что Лопухин, дескать, говорил, что его, Лопухина, свеча не угасла, будет ему, Лопухину, время. Потом выяснилось, что свеча, которая не угасла, — это царевич, Великий князь Пётр Алексеевич, до которого...
С. Бунтман — Ну, он родственник-то вообще.
А. Кузнецов — Естественно.
С. Бунтман — Да, да, да.
А. Кузнецов — Конечно. Да. По матери...
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — ... Петра Алексеевича, значит. И, дескать, вот он не пропадёт, когда Пётр Алексеевич в силу войдет. То есть понимаете, это пролог того, что будет в 43-м году. Уже за абсолютно недопустимый по тем временам треп уже прилетало. Значит, в результате был суд. Ему били батоги нещадно. И вместе с женой и детьми сослали в Кольский острог на вечное житье. Ну, то есть под Мурманск нынешний его сослали. Но не таков был Степан Васильевич, чтоб в ссылке вести себя прилично. На протяжении тех двух лет с лишним, что он там пробыл, в Тайную канцелярию было подано несколько жалоб как от гражданских, так и от военных властей, на то, что он и Лопухин их нахально всех бьет и обиды им творит. Да? Местные власти жалуются, что он их бьет. Да? Дерется. Например, 24 декабря 1721 году он явился в кольскую канцелярию в первом часу ночи и бил караульных солдат по щекам. На комендантском дворе сержанта бил по голове дубиной, и оную дубину о его, сержантову голову, изломал.
С. Бунтман — Это он Рождество так встречал.
А. Кузнецов — Вероятно. Другой причины просто не видать. Угрожал караульному поручику Расу срубить голову. Поручик написал длинную жалобу и просил разрешения держать ссыльного за караулом, и закончил поручик свое письмо с такими словами: «Во истину такого человека злобного, чаю, на сем свете другого нет и о его происхождении на бумаге писать пространно невозможно». Но тем не менее несмотря на все эти непотребства, его вернули, И, так сказать, дальше вроде как у него получился... появился шанс начать жить жизнь с нового листа. Шансом он этим более или менее воспользовался и вел себя относительно спокойно, но вот супруга его слывшая первейшей красавицей своего времени... Посмотрев на сохранившийся портрет, ну, только удивляешься, как изменились стандарты красоты с того времени, — да? — потому что такая очень полнощекая, дородная дама, сильно курносая, но вот тем не менее вот Бантыш-Каменский, известный историк, мемуарист пишет: «Толпа воздыхателей, увлеченных фантазией, постоянно окружала красавицу Наталью. С кем танцевала она, кого удостаивала разговором, на кого бросала даже взгляд, тот считал себя частливейшим из смертных. Молодые люди восхищались её прелестями, любезностями, приятным и живым разговором, старики также старались ей нравиться; красавицы замечали пристально, какое платье украшала она... старушки рвались с досады, ворчали на мужей своих, бранили дочек...». Ну, такая гордыня ей, так сказать, пошла во вред, поскольку Елизавета Петровна такого поведения, как мы знаем, не терпела, даже в не очень старые годы. Строго было придворным дамам, по-хорошему, но строго сказано, в таких же платьях как у императрицы, с такими же аксессуарами как у императрицы не появляться на балах.
С. Бунтман — Ну, как это можно вообще?
А. Кузнецов — Да! Это даже...
С. Бунтман — Извините...
А. Кузнецов — ... даже и сегодня не комильфо.
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — А тут все-таки 1-я половина ХVIII века. Так вот Наталья Федоровна, как убеждены были свидетели, намеренно появилась в платье непросто напоминающем, а идентичным в том, что появилась императрица, с розой в волосах, причем роза была того же цвета. Значит, императрица не поленилась лично взять ножницы, лично все это, значит, порушить, включая розу. Значит, от чего Лопухина пришла в такую ажитацию, что упала в обморок. А когда императрице про то доложили, то ее императорское величество милостиво соизволило сказать: «Так ей дуре». Иными словами, я к чему? Это не просто анекдот. То, что Елизавета в этом деле... за это дело взялась очень ревностно, связано не только с тем, что она действительно опасалась особенно первые там год-два после прихода к власти различного рода оппозиций и заговоров, но у неё к Лопухиной было личное, а в её случае это важно. Она, в общем, не очень разделяла личное и общественное. Ну, в общем, все было готово. Заговор, так сказать, вырисовывался, тем более что благодаря колоссальным родственным и дружеским связям к этому заговору можно было притянуть просто кого угодно. Вот две трети русской аристократии годились для участия в этом заговоре. И поэтому дело было поручено тем следователям, которые, так сказать, себя уже неоднократно зарекомендовали. «Указ нашим генералу Ушакову, действительным тайным советникам князю Трубецкому и Лестоку». Ушаков — знаменитый пыточных дел мастер середины века. Лесток — интересант. Он инициатор всего этого дела, ему и расследовать. Кто расследует так же хорошо, как он? Ну, и князь Трубецкой для солидности. Всё-таки, знаете, так сказать, фамилия не последняя. Указ: «Сего числа доносили нам словесно поручик Бергер да майор Фалькенберг на подполковника Ивана Степанова, сына Лопухина в некоторых важных делах, касающихся против нас и государства; того ради, повелеваем вам помянутого Лопухина тотчас арестовать, а у Бергера и Фалькенберга о тех делах спросить и взять у них о том, в чем довести... доносят, на письме и по тому исследовать, и что по допросам Лопухина касаться будет до других кого, то, несмотря на персону в комиссию свою забирать, исследовать и, что по следствию явится, доносить нам, а для произведения того дела указали мы с вами быть от кабинета нашего статскому советнику Демидову.
Елизавет.
Июля 21 дня 1743 года».
С. Бунтман — Вот здесь бы нам стоило прерваться. Алексей Кузнецов, Сергей Бунтман и дело... заговор Лопухиной. Мы его продолжим через несколько минут.
**********
С. Бунтман — Продолжаем программу. Продолжаем расследовать заговор Лопухиной. Я надеюсь, за это время ничего не выяснилось такого, что мы пропустили.
А. Кузнецов — Ну, надеюсь, что...
С. Бунтман — Алексей Кузнецов, Сергей Бунтман.
А. Кузнецов — Надеюсь, что нет. Кто был привлечен к заговору помимо самой Лопухиной? Значит, был привлечен ее муж, камергер, кавалер ордена Святого Александра Невского Степан Васильевич Лопухин, по совместительству двоюродный брат 1-й супруги Петра Великого. Да? Сын их, подполковник, бывший камер-юнкер Иван Лопухин. Далее. Вот собственно говоря, очень важный мостик, потому что ради него всё и затевалось. Статс-дама, украшенная портретом императрицы... Это одна из почетнейших наград того времени. Наградная система ещё только начала складываться. Орденов мало. Собственно Екатерина... Да?
С. Бунтман — Ну, статс-дама портрета императрицы...
А. Кузнецов — Вот. И вот украшенная портретом императрицы...
С. Бунтман — Статс-дама портрета императрицы...
А. Кузнецов — Да, статс-дама, украшенная портретом императрицы...
С. Бунтман — ... это очень высокое...
А. Кузнецов — Да, да, да.
С. Бунтман — Это высоко очень.
А. Кузнецов — Отличие — да, — такое крупнейшее до того момента, как будет введен орден Святой Екатерины. Так вот...
С. Бунтман — Да и потом даже. Дашкова была статс-дама портрета.
А. Кузнецов — Конечно.
С. Бунтман — Вот.
А. Кузнецов — Так вот эта статс-дама — графиня Анна Гавриловна Бестужева-Рюмина, дочь великого канцлера графа Головкина и соответственно супруга гофмаршала Михаила Петровича Бестужева-Рюмина, родного брата Алексея Петровича. Вот собственно ради этого всего и затевалось. Дочь Анны Гавриловны от 1-го ее брака, графиня Настасья Павловна Ягужинская... Я перепутал в первой части передачи, сказав про Лопухину. Не она, а Бестужева-Рюмина была второй женой Ягужинского. Я прошу прощения.
С. Бунтман — Но я думаю, за это время не успели на нас донос написать.
А. Кузнецов — Ну, я не знаю, так сказать, хотя видите, смотрите, даже в ХVIII веке, в общем, поспешали. А также камергер Лилиенфельд и его жена Софья Васильевна. Это свидетели, которых нужно было пытать, потому что они могли дать нужные показания. Они сами никого не интересовали. Княгиня Гагарина, падчерица графини Бестужевой. Значит, крупный флотский чиновник Александр Ефимович Зыбин, гвардии капитан Иван Путятин, несколько офицеров гвардии. В общем, всего под следствие попало 25 человек.
С. Бунтман — Ну, из них основной... и род очень знатный, и очень...
А. Кузнецов — Почему...
С. Бунтман — ... очень серьезный.
А. Кузнецов — ... этот заговор называется заговором Ботта-Лопухиной? Потому, что для того, чтобы придать загар весомости к этому заговору был подтянут имперский габсбургский дипломат Антонио Отто д’Адорно Ботта. Он итальянец. Значит, дипломат габсбургской монархии. Он действительно такая светская фигура, обладал обширными знакомствами при дворе, сплетник, собиратель сплетен и все прочее, прочее. А самое удобное, что его уже нет. Он уже получил паспорта и уехал. То есть теперь на него можно любой иностранный след, что так любят любые следователи, так сказать, среди наших родных осин, и повесить. Понятно, что он не явиться сюда отстаивать честь своих бывших петербургских знакомых. Вот таким образом, значит, через этого дипломата тут и подтянули всякие якобы существовавшие, значит, связи с заграницей. Ну, дальше что? Дальше пытки. Дальше... Причем пытки достаточно суровые. И по 10 ударов кнута давали перед дыбой, и во 12. Очные ставки. Очных ставок очень много. Это вообще основное следственное действие. Ну, и как в суде ХVIII и 1-й половины ХIХ века заведено, бесконечные опросные листы. Опросный лист заполнит, так сказать, тот или иной обвиняемый, ему тут же шлют в 3 раза больший список уточнений, дополнительных вопросов к следующему опросному листу. Все они пытались крутится, выкручиваться, запираться, пытались объяснять: да нет, да этого не было, а вот было не это. А это было, но это, так сказать, совершенно другие там значения вы придаете, а мы вот просто-напросто шутили. Но как обычно собственно следователи, а уж особенно Ушаков свое дело-то знали замечательно, нашлись слабые звенья среди гвардейских офицеров, которые дали вообще нужные показания, после чего запираться было безнадежно, и подследственные старались только, ну, сделать так, чтобы мучения их были, как можно меньше. Был назначен суд. Лично императрица, которой докладывали... Судя по всему, вот каждый день, в который велись какие-то активные следственные действия, каждый вечер ей докладывали о результатах, потому что есть немало исходящих от нее указаний, а вот этого спросить о том-то, а вот эту расспросить о том-то, о сём-то, о 5-м, о 10-м. Вот судите, насколько представительную, так сказать, судебную коллегию под это дело собрали. Из Синода архиепископы Псковский, Суздальский, архимандрит Троице-Сергиева монастыря. Сенаторы — все и генерал-прокурор. То есть это высший состав суда, который только может быть. Да? Полный состав Сената, представители Синода. Да сверх Сената генерал-фельдмаршал, принц Гомбургский, действительный тайный советник... действительный тайный советник Лесток, генерал и гофмаршал Шепелев, генерал-лейтенант Степан Игнатьев, князья Василий и Юрий Репнины, князь Борис Юсупов, Петр Измайлов, Степан Апраксин, Бреверн, Петр Шипов...
С. Бунтман — Ой-ёй-ёй...
А. Кузнецов — ... Михаил Воронцов, Федор Наумов, генерал-майоры Шереметьев, Хованский, Брылкин, князь Шаховской, Воейков. Блестящий совершенно состав. Каждая вторая фамилия тут же вызывает самые-самые разные ассоциации. Да? Прославленные...
С. Бунтман — Это Воронцов Михаил Илларионович?
А. Кузнецов — Это Михаил Воронцов. Наверное, да. Судя по всему.
С. Бунтман — Будущее и вообще... В конце.
А. Кузнецов — Скорее всего да. Да. И соответственно дед, если не ошибаюсь, посла в Англии... или отец? Нет...
С. Бунтман — Он дядя.
А. Кузнецов — Дядя, дядя.
С. Бунтман — Он бездетным умер. Он дядя. Да.
А. Кузнецов — Ну, в результате, значит, что им инкриминировали? Инкриминировалось то, что, значит, существовал заговор с целью изведения, изничтожения императрицы, с целью возвращения Брауншвейгской династии на престол. Да? Суд признал преступления все доказанными и приговорил основных фигуранток к жесточайшим казням. Лопухину, Бестужеву, их мужей должны были по урезании языка колесовать, других участников — четвертовать, некоторым — отрубить головы. Ну, это тем, кто наименее виновен. Но в виде особой милости наказание смягчили, смертную казнь заменили кнутом, оставили вырывание языка и ссылка в Сибирь на каторгу. 29 августа... Смотрите, как быстро, да? В июле отдается именной рескрипт о начале следствия, в конце августа уже суд прошёл. Все. Все уже закончилось.
С. Бунтман — Да, это очень быстро. Но это государственное дело.
А. Кузнецов — Это очень быстро с учетом того, какую переписку вели тогда во всех судах, какая-то могла быть канитель на несколько лет. Но здесь понятно, исходя из того, что императрица ежедневно спрашивает о ходе следствия, понятно, что очень торопились.
С. Бунтман — Но Елизавета не казнит. Как вот нач...
А. Кузнецов — Старается. Старается не казнить.
С. Бунтман — Как начнет не казнить, так и не будет.
А. Кузнецов — Да. Другое дело, что некоторые наказания таковы, что от них всё равно умирают. Иногда во время наказания, иногда сразу после. Специальные меры были приняты для того, чтобы сделать казнь... чтобы сделать наказание, как можно более публичным. Специальные гвардейские патрули ходили по Петербургу, объявляли о том, что состоится. У здания 12 коллегий на берегу канала построили эшафот. 1 сентября народ с утра заполонил всю площадь, крыши. Привели осужденных. Началась расправа. 1-й истязали Наталью Федоровну. Вот как это всё описывается: «Один из палачей приблизился к Лопухиной, сорвал с нее мантилью...» Я зачитываю сейчас отрывки из материалов, которые опубликованы были в таком... Сейчас вы услышите язык гораздо более современный, чем ХVIII век, потому что это издательство замечательного журнала «Русская старина». И вот в 6-й его книжке, в 6-м его томе начата была публикация довольно подробных материалов, но пересказ документов...
С. Бунтман — В пересказе.
А. Кузнецов — ... он есть, но в основном, конечно, в пересказе. Вот оттуда. «Один из палачей приблизился к Лопухиной, сорвал с нее мантилью. Наталья Федоровна побледнела и заплакала, силилась прикрыться от бесчисленных взоров, устремленных на нее. Но она боролась напрасно. Говор сожаления и сострадания пронесся в толпе при виде слабой и прекрасной женщины, отданной в распоряжение заплечным мастерам. Один из них, взяв за обе руки бывшую статс-даму, круто повернулся и вскинул ее себе на спину...» Я думаю, что многие видели, она очень часто встречается в интернете, везде, где речь идёт о каких-то вот там пытках и следствиях ХVIII века, картинку, гравюру, которая иллюстрирует как раз вот этот момент. Один из палачей держит ее на своей спине.
«Страшный вопль огласил площадь. Почти без чувств, полумертвая, исстеганная кнутом, Наталия Федоровна была спущена наземь. По приговору ей вырезали или вырвали часть языка, — часть. Она могла говорить впоследствии, но весьма неразборчиво. Но что-то было понятно, — сделали перевязку и усадили в телегу.
Затем наказали Бестужеву. Когда палач раздевал ее, она сняла с себя драгоценный крест и подарила ему. За это ее били не так сильно и вырвали только маленький кусочек языка, так что она не потеряла способности изъясняться.
Лопухина же на всю жизнь осталась полунемой. Через 20 лет, при Петре III, она вернулась в Петербург и, изуродованная, явилась при дворе, возбуждая всеобщее любопытство».
Ну, надо сказать, что все те, кто дожил, были возвращены кто-то Петром III, кто-то Екатериной II. Да? То есть соответственно 62-63-й год. Иван Степанович Лопухин, вот тот, с которого вроде бы началось все дело, с нетрезвой беседы его с товарищем, он находился в Охотске. Да? Это даже не Сибирь. Это еще, можно сказать, дальше. Это вообще на океане. Возвращен собственноручным указом императора Петра III в марте 62-го года с разрешением жить у матери в деревнях. Князь Иван Путятин, отправленный в ссылку в Кецк, умер, не дожил. Зыбин, чиновник кригскомиссариата тоже умер в Кузнецке, в Сибири в 60-м, тоже не дожил. За год до него скончался камергер Лилиенфельд. Его жене, которой ещё раньше разрешили жить в своих деревнях, было дозволено жить в Москве или где пожелает. А Анна Гавриловна Бестужева-Рюмина умерла в Якутске в апреле 51-го года. Вот так закончилась эта история.
С. Бунтман — Но вопрос вопросов: был ли заговор?
А. Кузнецов — Нет. Вот этого вопроса нет. Никакого заговора не было. Был трёп. Причем трёп-то был, ну, такой вот, ну, дескать, ну, вот потерпеть надо, все это когда-нибудь само собой рассосется. Они, видимо, не имели в виду ничего конкретного. Они не имели в виду, что это каким-то конкретным образом рассосется. Просто, ну, вот люди, которые недовольны нынешним царствованием, они друг друга подбадривали при каждом каком-нибудь там кажущемся признаке. Да вот, да столько недовольных! Да столько обиженных! Да не может это долго продлеваться, продолжаться. А дальше из этого при желании опытные люди, предав этому совершенно определенное направление...
С. Бунтман — Ну, да.
А. Кузнецов — ... слепили вот этот...
С. Бунтман — Но у них были представления, что это будет так же скоротечно, как царствование Ивана Антоновича, Анны Леопольдовны...
А. Кузнецов — Да. Да.
С. Бунтман — ... младенца Ивана Антоновича. В общем, думали, что ещё продлится это достаточно бурное время.
А. Кузнецов — Ну, понимаете, какие у них были расчеты? Расчеты у них были самые примитивные. Значит, Брауншвейгская династия жива. Как бы то ни было, но с законной точки зрения они правильно коронованы. Елизавета Петровна, строго говоря, незаконнорожденная дочь Петра I, потому что...
С. Бунтман — Да, там она до бракосочетания...
А. Кузнецов — ... на 3 года раньше бракосочетания...
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — ... официального она была рождена. И то, что потом родители поженились, это, в общем, в глазах многих ничего особенно не меняло. Недовольных действительно было много. Мы так, в общем, обычно исходим из того, что когда Елизавета во главе роты или кампанцев совершила переворот, то все русские люди вздохнули с облегчением. Нет! Совсем нет. Ну, я имею в виду аристократию, потому что про простых людей мы вообще не говорим. Мы их мало знаем.
С. Бунтман — Мы мало знаем.
А. Кузнецов — Да. А вот на счет придворных, очень как бы по-разному, потому что все связывали те или иные обстоятельства со своими личными какими-то возможностями. Кто-то безусловно выиграл, а кто-то очень сильно проиграл. Те, кто...
С. Бунтман — И причем рядами сейчас они правы, потому что рядами пойдут новые люди.
А. Кузнецов — Ну, разумеется. Конечно. Потому, что те, кто были недовольны — это люди, прижившиеся ещё при Анне Иоанновне, соответственно продолжавшие свой случай, свою карьеру при Анне Леопольдовне.
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — И вот теперь все начало рушиться. Да? Пришли какие-то новые люди, вот эти самые преображенцы, так сказать, наглые...
С. Бунтман — Лейб-кампанцы там...
А. Кузнецов — Лейб-кампанцы собственно. Да. Вот эта вот...
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — ... рота — да? — Преображенского полка. Вот они теперь... Им теперь... Теперь им случай. Теперь они нас затирают. Да? Чего собственно подполковник был так недоволен? Он молодой человек, а подполковник. А теперь он чувствует, что его стремительный рост прекращается.
С. Бунтман — Ну, вот. Ну, мы с вами литературные процессы продолжим одним, предлагая вам на следующий раз, продолжим одним, который с лейб-кампанцами связан.
А. Кузнецов — Да.
С. Бунтман — И Михаил Шванвич, он, конечно, сын Шванвича, лейб-кампанца, соратника Елизаветы, если так можно сказать. Но прославился он другим. Он стал прообразом Швабрина в «Капитанской дочке». И Суд над Михаилом Шванвичем, который перешёл на сторону Пугачёва и за Пугачёва воевал в 1774 году.
А. Кузнецов — И если выберете, конечно, мы вам расскажем, чем реальный Шванвич отличался от пушкинского Швабрина. Там кое-какие отличия...
С. Бунтман — Есть.
А. Кузнецов — Конечно.
С. Бунтман — Конечно. Да. Суд над Пьером-Франсуа Ласенером, убийцей, один из прототипов Раскольникова в «Преступлении и наказании» Достоевского естественно. Это дело было во Франции в 1835 году.
А. Кузнецов — У нас был уже суд над Герасимом...
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — ... Чистовым. Тот как бы... У того Достоевский взял вот собственно обстоятельства убийства: топор и все прочее.
С. Бунтман — Да, там это...
А. Кузнецов — А Ласенер...
С. Бунтман — Все отечественное.
А. Кузнецов — Да, да, да. Все отечественное.
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — А Ласенер — это теория.
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — Вот эта теория — да? — избранности и проверки этой избранности. Это отсюда.
С. Бунтман — Далее. Дело по обвинению проститутки Розалии Онни — да? — в краже 100 рублей. Это сюжетная основа «Воскресения» здесь. Точка отсчета...
А. Кузнецов — Совершенно верно.
С. Бунтман — ... фабульная.
А. Кузнецов — Это потрясающая история, которая в чем-то очень похожа на несчастную историю Катюши Масловой и Нехлюдова. В чём-то абсолютно не похожа. Там внутри есть маленькая тайна, которая недавно раскрыта. Если выберите это дело, мы ее вам раскроем.
С. Бунтман — Это Российская империя, соответственно 1874 год. Суд над Станиславом Кроненбергом, обвиняемым в истязании малолетней дочери. Здесь дело в участниках суда этого. Спасович был прототипом действительно Фетюковича, да?
А. Кузнецов — Совершенно верно.
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — И говорящая, намекающая фамилия.
С. Бунтман — Ну, конечно.
А. Кузнецов — Хотя само дело абсолютно не похоже на то, за что судили, значит, Дмитрия Карамазова. Но если выберите это дело, я покажу вам, почему и к чему именно в деле Кроненберга прицепился Федор Михайлович...
С. Бунтман — Ой, это замечательно совершенно. Сейчас прозвучало совершенно как это... вступительная речь адвоката перед присяжными.
А. Кузнецов — Ну...
С. Бунтман — Я покажу вам, как.... Да, да, да.
А. Кузнецов — Ну, трудно не заразиться...
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — ... от их речей.
С. Бунтман — Совершенно верно. Вот. И наконец Суд над крестьянином Ефремом Колосковым, обвиняемым в убийстве ребенка, прижитого от падчерицы. Сюжетная основа пьесы «Власть тьмы» Льва Николаевича Толстого. И суд этот состоялся в 1880 году в России.
А. Кузнецов — И это именно полный мрак. То есть если вы выберете это дело и услышите о его обстоятельствах, вы поймете, почему Лев Николаевич свою пьесу назвал именно так. Тьмы, дремучести, мрака. Это вот все там.
С. Бунтман — Да. Ну, что ж? Мы вам предоставляем все возможности для того, чтобы сейчас голосовать. И вот хотя мы вам предоставили в записи это, но слышите-то вы её в то как раз время, когда голосование и должно появиться.
А. Кузнецов — Да. Ну, будем надеяться, что ничего не сбилось. Да? И...
С. Бунтман — Ну, да, да, да. Что ничего. Да.
А. Кузнецов — Наша любимая рубрика. Мы не в 1-й раз предлагаем прототипы различных, значит, литературных знаменитых героев. Что эта рубрика вам будет близка.
С. Бунтман — Хорошо. Голосуйте! А мы с вами прощаемся. Алексей Кузнецов, Сергей Бунтман. Звукорежиссер — Ольга Рябочкина.
А. Кузнецов — Всего доброго!
С. Бунтман — Всего доброго
