Сайт Евгения СычёваEugi Gufo

Максим Курников — Здравствуйте! 12:10 в Москве. У микрофона Максим Курников, который заменяет сегодня Сергея Бунтмана и Алексей Кузнецов. Здравствуйте!

Алексей Кузнецов — Добрый день!

М. Курников — Мы сегодня говорим о материалах следствия и суда над Еленой Керенской. Правильно?

А. Кузнецов — Абсолютно.

М. Курников — Ну, я предлагаю напомнить, что у нас есть чат в «Ютюбе», в котором вы можете писать, и номер для смс — +7 985 970 45 45, если у вас возникнут какие-то вопросы, или мало ли, может быть, вы что-то знаете об этом деле и захотите нам рассказать, то, пожалуйста, присоединяйтесь. А у нас есть несколько документов, которые попали в свое время ко мне ещё в Оренбурге по стечению обстоятельств, скажем так. Но всё законно. Не переживайте. Тем не менее это дела, которые были рассекречены в конце 80-х — начале 90-х. Они были исследованы тогда соответствующим... соответствующим отделом прокуратуры, который как раз смотрел, кого из репрессированных нужно реабилитировать. И соответственно эти дела я решил показать Алексею Кузнецову. На что он сказал: «Так это ж программа».

А. Кузнецов — Ну, да. И на самом деле сегодня у нас немножко необычный формат, потому что хотя я стараюсь по возможности зачитывать документы, если таковые имеются, но сегодня мы будем практически исключительно зачитывать документы. Они говорят сами за себя. Там минимальные комментарии будут там, где это нужно, к каким-то статьям нормативных актов. И делаем мы это к завтрашнему Дню памяти жертв политических репрессий. Вот таким образом что-то вроде возвращения имен. Хотя, конечно, судьба Елены Керенской давно не секрет, но вот эти документы никогда нигде не публиковались. То есть мы сегодняшней передачи своего рода их вводим, ну, не знаю на счёт научный, но в публицистическый оборот совершенно точно. Вот так.

М. Курников — Начнём, наверное, мы с той справки, которая на «Мемориале*» — да? — опубликована о Керенской. Она родилась в 78-м году, уроженка города Казани, русская, сестра Керенского, беспартийная, врач-хирург Шувалово-Озерской амбулатории. Проживала: город Ленинград, улица Желябова, дом 5, квартира 64. Арестовывалась в 1922 году, вторично арестована 5 марта 35-го года. Особым совещанием при НКВД СССР 9 марта 35-го года осуждена как социально опасный элемент на 5 лет ссылки. Отбывала срок в городе Оренбург. Врач-хирург Горздравотдела. Особым совещанием при НКВД СССР 16 мая 35-го года разрешено проживание в районе строительства Рыбинск-Углич. Вторично арестована 5 июня 37-го года. Выездной сессии военной коллегии Верховного суда в городе Оренбург 2 февраля 38-го года приговорена к высшей мере наказания, расстреляна в городе Оренбург 2 февраля 38-го года.

А. Кузнецов — «Ранние годы предстают в моем сознании в виде идиллических картинок домашней жизни, — это отрывочек из воспоминаний Александра Керенского «Россия на историческом повороте». — Длинный коридор делил наш дом на двое — на мир взрослых и мир детей. Воспитанием двух старших сестер, которые посещали среднюю школу, занималась гувернантка-француженка. Младшие же дети были отданы на попечение няни, Екатерины Сергеевны Сучковой. В детстве она была крепостной и не научилась грамоте.
В наших повседневных детских занятиях и играх мать была значительно ближе к нам, чем отец. Отец никогда не вмешивался в жизнь нашей детской. В сознании нашем он стоял где-то в стороне, как высшее существо, к которому няня и мать обращались лишь в минуту крайней необходимости. Обычно стоило произнести всего одну угрозу: «Вот подожди, отец проучит тебя!» — и все становилось на свои места, хотя отец никогда не прибегал к физическим наказаниям и ограничивался лишь разговором, стараясь растолковать нам суть дурного поступка. Мама любила посидеть с нами за утренним завтраком, когда мы пили молоко. Она интересовалась всеми нашими делами и при необходимости мягко журила за тот или иной проступок. Вечерами она заходила в детскую, чтобы перед сном перекрестить нас, поцеловать и пожелать доброй ночи. С раннего детства мы всегда молились по утрам и перед сном.
Не буду подробно останавливаться на школьных годах, проведенных в Ташкенте. Я был общителен, увлекался общественными делами и девочками, с энтузиазмом участвовал в играх и балах, посещал литературные и музыкальные вечера. Часто совершались верховые прогулки, что было вполне естественно, поскольку Ташкент был центром и военного округа. У сестер не было отбоя от кавалеров и жизнь казалась нам восхитительной.
Летом 1899 года я завершил подготовку к отъезду в Санкт-Петербург. Со мной ехала сестра Анна, которая намеревалась поступить в консерваторию, и мы оба предвкушали радость от предстоящей студенческой жизни, хотя и слышали об университетских беспорядках, ставших в столице повседневностью. О студенческих волнениях весны 1890 года нам рассказала сестра Елена, которая вернулась из Санкт-Петербурга, где посещала только что открывшийся Женский медицинский институт. Все это крайне встревожило родителей, но ничуть не обеспокоило ни Нюту, ни меня. Еленины рассказы лишь усилили наше страстное желание поскорее добраться до Санкт-Петербурга«.

М. Курников — Вообще что мы из этого узнаели? Что Елена была старшей сестрой.

А. Кузнецов — Она была старшей сестрой. Она станет врачом и будет врачом всю свою профессиональную жизнь. И мы знаем, что это была типичная патриархальная в хорошем смысле слова семья, где мама занималась воспитанием, где отец был непререкаемым авторитетом. Напомню, что Федор Керенский был директором... в описываемое время был сначала директором симбирской гимназии. И именно его слово на педсовете было наиболее весомым в пользу решения дать выпускнику Ульянову, Владимиру Ульянову золотую медаль. А потом он стал... Собственно вот каким образом они в Ташкенте очутились? Он стал... был назначен, повышен и назначен попечителем Среднеазиатского учебного округа. Вот соответственно они перебрались в Ташкент, где Александр Керенский уже закончивал гимназию, и откуда он поедет учиться на юрфак петербургского университета.

М. Курников — Я сразу зачитаю вопрос, потому что он касается скорее времен революционных, а не тех, о которых мы будем говорить. Спрашивает Вас Дмитрий Мезенцев: «Почему она не уехала за границу?»

А. Кузнецов — Трудно сказать. Не факт, что у неё была такая возможность. Ведь уехать за границу... Понимаете, это сейчас нам, когда мы знаем, что дальше было, нам понятно, собственно говоря, что надо было бежать. А, может, нам сейчас вот с вами надо бежать, а мы этого не знаем. Да? И потом...

М. Курников — Будем горько жалеть.

А. Кузнецов — Да, через 100 лет будут в передаче спрашивать. Возможно, у неё не было возможности. Возможно, она опоздала уехать. Возможно, она ещё по каким-то соображениям... Вы знаете, о ней так мало известно! И вот даже я просмотрел все мемуары Керенского, это почти всё, что я вам зачитал, почти всё, что о ней есть. Если вы наберете в поисковике, вы ничего кроме сухой справки «Мемориала*», которую мы уже зачитали, о ней не найдете. Трудно сказать.

М. Курников — Ну, давай теперь перейдем к делу, потому что нас спрашивают: «А за что же ее судили?» Вот сейчас как раз к этому и перейдем. «Дело номер 2553 по обвинению Керенской Елены Федоровны по статьям 58 пункт 8, 58 пункт 9 и 58 пункт 11.

А. Кузнецов — Это статьи знаменитой, печально знаменитой 58-й статьи разделы, где говорится о террористической версии... о террористической деятельности, о диверсиях и об участии в антисоветской организации.

М. Курников — Я, наверное, просто отмечу еще, что на этом деле огромное количество печатей разного времени. Видно, что к делу возвращались несколько раз. Здесь 57-й год, 62-й год, 84-й год. Ну, и так далее.

А. Кузнецов — Да. «Постановление 28⁄37 об избрании меры пресечения и предъявления обвинения. Город Оренбург, 1937 год, мая 28-го дня.
Помощник оперуполномоченного НКВД по Оренбургской области Булгаков, рассмотрев следственный материал по делу, — номер отсутствует, — приняв во внимание, что гражданка Елена Федоровна, 78-го года рождения, происходит из города Казани, дворянка, осуждена в 35-м году по приговору особого совещания НКВД на 5 лет ссылки, проживает в городе Рыбинске, достаточно изобличается в том, что Керенская состояла членом контрреволюционной монархической организации, лично проводила вербовку новых членов, постановил:
Керенскую Елену Федоровну привлечь в качестве обвиняемой по статьям 58.10, 58.11 УК. Мерой пресечения способов уклонения от следствия и суда избрать содержание под стражей при ДПЗ у НКВД.
Согласен:
Помощник уполномоченного Булгаков
Начальник следственного отдела, старший лейтенант государственно безопасности Афанасьев».

М. Курников — Да. Ну, я давайте просто отмечу, что в ссылку она была отправлена в Оренбург. Тогда это уже редкое место ссылки, хотя еще использовалось как место ссылки, потому что Оренбург все-таки уже не так был отдалённый, и туда железная дорога была и так далее. И если я правильно помню, то Керенская была последним сосланным в Оренбург человеком, осужденным, потому что после этого, во-первых, уже и война началась, — да? — и туда уже не в ссылку ехали, а в эвакуацию. Ну, а после войны, в общем, я так понимаю, что условия жизни в Оренбурге не казались настолько суровыми, чтоб туда ссылать.

А. Кузнецов — Март 35-го — ее предыдущая ссылка, и 5 лет — это абсолютный стандарт. Это после убийства Кирова очередная волна, волна так называемых репрессии так называемых бывших. То есть даже если бы она не была сестрой Александра Федоровича Керенского, то вполне вероятно, что как дворянка в прошлом, она бы всё равно репрессии подверглась.

М. Курников — Давайте тогда я зачитаю анкету арестованного. «Фамилия: Керенская.
Имя, отчество: Елена Фёдоровна.
Дата рождения: число, месяц... — тут нет как раз числа. Да? — июнь 1878 года.
Место рождения: город Казань.
Место жительства: город Углич Ярославской области.
Профессия и специальность: врач-хирург.
Место службы и должность или род занятий: врач центрального 2-го угличского... — тут неразборчиво дальше. — Социальное происхождение: дворянка, — и соответственно служащая, врач, кем она работала до революции и после революции, — служащая.
Образование: высшее.
Партийность: нет».

А. Кузнецов — Углич — это в то время тоже достаточно распространенное, не столько даже Углич, сколько Рыбинск, место ссылки. Там, например, после Соловецких лагерей был в ссылке родной брат моей прабабушки, попавший на Соловки по делу «Весна», когда брали бывших офицеров в начале 30-х годов. Офицеров царской армии имеется в виду. Вот. Это как раз строительство вот этого Рыбинского огромного... шлюзовой системы водохранилища и всё прочее. И ее, видимо, туда направили как медработника для работы вот с этим контингентом. Ну, и саму, так сказать, тоже поднадзорную. Да?

М. Курников — Ну, продолжаю читать — да, — анкету: «Национальность: русская, — указывает она. — Служба... Служба в белых и других армиях, участие в бандах и восстаниях против советской власти: не служила.
Каким репрессиям подвергалась при советской власти: в 35-м году административная ссылка из Ленинграда в Оренбург на 5 лет.
Состав семьи: брат Керенский Александр Фёдорович», — то есть она не скрывает этого, не пытается. Да, да.

А. Кузнецов — Ну, как скроешь?

М. Курников — «... за границей, но не знаю где», — вот такая фраза. Ну, и еще одна сестра Анна Фёдоровна, 55 лет, не замужем, а «была в Германии. Сейчас не знаю где тоже».

А. Кузнецов — Это вот та самая, которая упоминается в...

М. Курников — Да.

А. Кузнецов — ... мемуарах Керенского.

М. Курников — Арестована она была, кстати, в Угличе именно.

А. Кузнецов — Да. И этапирована в Оренбург. А в деле имеется фотография Елены Керенской в период следствия. Она поразительно похожа...

М. Курников — На брата.

А. Кузнецов — ... на своего брата. Причем у нее стрижка еще вот такая, которую мы привыкли у него видеть, вот этот фирменный керенский такой ёжик, отечное лицо очень нездорового человека, хотя, в общем-то, еще не старого. И вот в деле имеется справка медицинского освидетельствования о физическом состоянии в связи с содержанием под стражей: «Заключение: порок сердца, артериосклероз, малокровие, бронхит, хронический суставный ревматизм, старческая инвалидность». Вот с такими вот диагнозами человек будет находиться в следственном изоляторе.

М. Курников — Протокол обыска, который тоже у нас есть: «37-го года июня 9-го дня. Я, оперуполномоченный 3-го отделения Угличского Волголага НКВД, Баганов в присутствии понятого стрелка ВОХР Филатова на основании ордера номер 17 от 5 июля... июня 37-го выданного начальником 3-го отдела Волголаг НКВД сего числа произвел... произвел обыск у административно высланной гражданки Керенской Елены Федоровны, проживающей в городе Угличе в доме номер 7 на улице Карла Либнехта. При обыске изъято для доставки в 3-й отдел: одна сумочка с личными документами Керенской и одна пачка личной переписки. Больше при обыске ничего не обнаружено. Претензий на неправильные действия при обыске и на исчезновение ценностей и других предметов не предъявлено». В общем, небогатый...

А. Кузнецов — Не богатый улов, прямо скажем. Да. И то, что улов при обыске был небогат, будет ясно из следующего документа, потому что следующий документ — это всё... Собственно всё дело в нём. Всё остальное — это вокруг, это формальности. «Протокол допроса обвиняемой Керенской Елены Федоровны от 25 октября 1937 года, — там повторяются анкетные данные. — Вопрос: Вы арестованы за участие в Оренбургской подпольной эсеровской контрреволюционной организации. Признаете себя в этом виновной?»

М. Курников — «Нет, не признаю, так как я членом подпольной эсеровской организации не была, и о существование таковой мне известно не было».

А. Кузнецов — Вопрос: «Врёте! Следствию точно известно о вашей контрреволюционной деятельности и вашем участии в организации. Предлагаем давать правдивые показания».

М. Курников — «Никакого участия в контрреволюционной организации я не принимала и членом ее не состояла».

А. Кузнецов — «Лжете. Вы уличены показаниями членами вашей подпольной эсеровской организации: Белкина, Лисина... — неразборчиво. Левинсона, по-моему, — и других, которые дали показания о своей принадлежности к этой организации. И вас уличают в этом. Теперь Вы будете давать правдивые показания?»

М. Курников — «Вижу, что мои отрицания напрасны. И я решила дать следствию правдивые показания. Признаю, что я действительно являлась членом контрреволюционной эсеровской подпольной организации и принимала активное участие в ее деятельности».

А. Кузнецов — «При каких обстоятельствах Вы были вовлечены в подпольную эсеровскую организацию в городе Оренбурге?»

М. Курников — «В 35―м году я была выслана из Ленинграда как социально опасный элемент в город Оренбург. По прибытию в город Оренбург я познакомилась с эсером Белкиным, через которого я устроилась на работу в Горздравотделе. В моих встречах с Белкиным я рассказала ему, что являюсь сестрой Керенского, и что сейчас выслана из Ленинграда. Белкин в свою очередь заявил, что и он также не по своей воле попал сюда, а его выслали за эсеровскую деятельность, и что он при советской власти подвергался неоднократным репрессиям. Убедившись в моих контрреволюционных... контрреволюционных настроениях, которые я ему высказывала, Белкин мне рассказал о том, что он, не смотря на все репрессии, принимаемые со стороны органов советской власти всё... всё же состоит на... на своих прежних эсеровских позициях и продолжает вести работу, направленную против советской власти. После 2-3-х таких откровенных с ним бесед он открыто заявил мне, что в городе Оренбурге существует хорошо законспирированная подпольная организация эсеров, которая развернула широкую работу в деревне, противопоставляя, как он выразился тогда, болтовне большевиков мужицкую агитацию. Введя в курс о существовании организации, Белкин предложил мне определить свое отношение к этой организации. Хотя мои взгляды несколько правее, нежели чем эсеров, всё же я не замедлила дать свое принципиальное согласие в том, что я буду активно работать в этой организации и отдам все мои силы на борьбу с большевизмом. Белкин это моё решение одобрил и заявил, что он доложит об этом областного бюро эсеровской организации, в частности Кондратьеву, после чего сообщит мне о результатах. Как передавал мне после Белкин, что никто из областного бюро против моего участия в организации не возражал, а как будто все приветствовали это моё решение».

А. Кузнецов — «С Кондратьевым лично Вы встречались?»

М. Курников — «Да, встречалась».

А. Кузнецов — «Характер этой встречи?»

М. Курников — «Мои встречи... моя... Мои встречи, которые состоялись у меня с Кондратьевым, последний интересовался о моей связи с братом Керенским, ныне находящимся в эмиграции во Франции. Его интересовало, каким образом возможно установить связь партийного порядка с заграничными товарищами. Он спрашивал у меня, имею ли я возможность установить эту связь».

А. Кузнецов — «Что Вы ему на это ответили?»

М. Курников — «Я передала Кондратьеву, что с братом и сестрой, находящейся с ним вместе, связь поддерживаю обычным порядком. Других путей связи у меня нет».

А. Кузнецов — «Назовите известных Вам участников подпольной эсеровской организации».

М. Курников — «Я должна заявить следствию, что из членов организации я знаю небольшой круг товарищей, с которыми приходилось сталкиваться по контрреволюционный работе. Круг товарищей, с которыми мне приходилось сталкиваться по контрольной работе, определялся в лице Белкина, Котова, Лисина, Левинсона...» — и еще одна неразборчивая фамилия.

А. Кузнецов — Ясинского, по-моему.

М. Курников — Ясинского.

А. Кузнецов — Антон Корнилович Ясинский.

М. Курников — Да. «А также хорошо знаю Кондратьева Михаила Павловича. Знаю как членов организации Малиновского, Павловского, Шестакова и Шепелевича, но личных встреч я с ними не имела».

А. Кузнецов — «Следствию известно, что Вы входили в состав диверсионной группы. Подтверждаете ли Вы это?»

М. Курников — «Да, подтверждаю».

А. Кузнецов — «Кто входил в диверсионную группу?»

М. Курников — «В диверсионную группу входили следующие члены подпольной организации эсеров: Белкин, Котов, Лисин, Новинский, Левинсон и я, Керенская».

А. Кузнецов — «Какие диверсионные акты намечались Вами к осуществлению?»

М. Курников — «Белкиным и Котовым совместно с Кондратьевым был составлен план, в котором предусматривалось 1) заражение красноармейцев и командного состава через отравление бактериями пищи и воды, и введения микробов в организме людей при производстве профилактических прививок и уколов, с какой целью к прививочным препаратам должна быть добавлены культуры заразных болезней. 2) Заражение бактериями мест скоплений воинских частей, казарм, воинских поездов, агитпунктов на станциях. В Оренбурге мы собирались заразить бактериями помещения школы летчиков и артиллеристского полка. 3) Поголовное заражение скоро действующими микробами конского состава воинских частей оренбургского гарнизона и военных частей, проходящих через город Оренбург».

А. Кузнецов — «Что практически проделано Вашей контрреволюционной диверсионной группой?»

М. Курников — «Диверсионная деятельность группы по установке Кондратьева и Белкина должна была развернуться во время войны фашистских стран с Советским Союзом». Напоминаем, — да? — какой это год?

А. Кузнецов — Да. 38-й.

М. Курников — Ага. «Однако мне известно, что нашей организацией было много проделано. Белкин, работая завлабораторией эпидемического института, заготовил в своей лаборатории большое количество бактерий. В 1935-м... 36-м году в области усилилась эпидемия, и стали учащаться скарлатиновые заболевания. Участники нашей группы не вели никакой борьбы с этими эпидемическими заболеваниями, ссылаясь на отсутствие средств, необходимых для приобретения сыворотки и других необходимых препаратов. Врач Костромной...» Да?

А. Кузнецов — Костромской.

М. Курников — Костромской. Да. «... имевший близкую связь с Белкиным давал указание деятелям...»

А. Кузнецов — Яслям.

М. Курников — «... яслям и детсадам, чтобы коренная сыворотка опускалась при заболевании корью детей только в тех случаях, когда родителей... родители дадут свою кровь для приготовления сыворотками... сыворотки. Это мероприятие вызвало большое недовольство среди населения». Может быть, мы сделаем — да? — небольшую паузу?

А. Кузнецов — Да.

М. Курников — И закончим читать протокол после новостей.

**********

М. Курников — Продолжаем программу «Не так». Максим Курников, Алексей Кузнецов. Я напомню, что мы начали читать протокол допроса Керенской, Елены Керенской, сестры Александра Федоровича Керенского.

А. Кузнецов — Ну, и вот надо...

М. Курников — Да. Который в этот момент за рубежом.

А. Кузнецов — ... так сказать, извиниться и объяснить, наверное, слушателям, почему мы читаем, запинаясь, и в каких случаях, в общем, не очень уверенно. Дело в том, что то, что перед нами лежит — это ксерокопия документов, ксерокопии, сделанные в то время, когда отечественные ксероксы были еще достаточно большой редкостью и обычно в не очень хорошем состоянии. Поэтому копии выходили не очень чёткие. И вот в данном случае...

М. Курников — А что-то ещё и от руки написано.

А. Кузнецов — Что-то от руки написано. Но вот парадокс: в том случае, если написано от руки чернилами, получается как раз довольно четко. А вот здесь это ксерокс машинописного протокола и, видимо, не с 1-го экземпляра и, видимо, с довольно грязной машинки. То есть лента уже достаточно использована была. Поэтому тут некоторые слова почти... практически не читаются. Так что...

М. Курников — Вот как раз у нас дальше будет фрагмент, где мы пропустим...

А. Кузнецов — Да. Вы уж нас извините, пожалуйста...

М. Курников — ... строчку-две. Да.

А. Кузнецов — ... что можем, мы реконструируем.

М. Курников — Итак, мы остановились на том, что было вызвано недовольство среди населения из-за приготовления сыворотки.

А. Кузнецов — Да. И был поставлен вопрос: расскажите о Вашей личной контрреволюционной деятельности.

М. Курников — Ответ: «Будучи хирургическим врачом... — и вот дальше как раз пропущен кусок, ну, потом значит, — ... особенно коммунистам принимала такие меры, посредством которых больной долгое время после операции болел. В отдельных случаях производила...»

А. Кузнецов — Заражение крови...

М. Курников — «... заражение крови не соблюдением санитарных правил. Необходимых лекарств больным не выписывала, чем создавала недовольство населения города, озлобляя их против советской власти. Показания мне прочитаны. Записано с моих слов правильно. Подпись: Керенская. Допросил сотрудник отдела КГБ НКВД в Оренобласти сержант такой-то». Да.

А. Кузнецов — Сотрудник 3-го отдела УГБ...

М. Курников — УГБ...

А. Кузнецов — Управления...

М. Курников — УГБ этого...

А. Кузнецов — ... государственной безопасности...

М. Курников — УГБ УНКВД.

А. Кузнецов — УНКВД...

М. Курников — Да.

А. Кузнецов — Значит, сержант государственной безопасности соответствует общему воинскому званию лейтенант. То есть это офицер. «Протокол закрытого судебного оседания выездной сессии военной коллегии Верховного суда». Судя по всему, это копия протокола. Здесь не заполнены некоторые позиции. В частности не указаны председательствующие члены, но вы услышите их имена в приговоре. «Заседание открыто в 11 часов 45 минут. Председательствующий объявил, что подлежит рассмотрению дело по обвинению Керенской Елены Федоровны в преступлениях, предусмотренных статьями 58.8, 58.9, 58.11 УК РСФСР. Секретарь доложил, что... — неразборчиво или не заполнено. — Председательствующий удостоверяется в самоличности подсудимого и спрашивает, вручена ли копия обвинительного заключения. На что подсудимый ответил... — то ли не заполнено, то ли неразборчиво. — Подсудимому разъяснены его права на суде и объявлен состав суда. По предложению председательствующего секретарем оглушено обвинительное заключение». Секретарем. То есть не обвинение, как положено, — да? — в состязательном процессе, а секретарь просто огласил документ. «Председательствующий разъяснил подсудимому сущность предъявленных ему обвинений и спросил его, признаёт ли он себя виновным. На что подсудимые ответил...» Почему в мужском роде? Потому, что это на самом деле всё типографский шрифт. То есть это типографский бланк. Вот такие документы были отпечатаны в типографии. А вот дальше уже идет машинка. «... ответил, что виновной себя признаёт, показания данные ей на предварительном следствии подтверждает и заявляет, что дополнить их ей нечем. Судебное следствие закончено. Подсудимой было предоставлено последнее слово, в котором она ничего сказать не пожелала. Суд удалился на совещание, по возвращению из которого председательствующим оглашен приговор. В 12 часов ровно заседание закрыто». На всё это ушло 15 минут.

М. Курников — Давайте тогда я зачитаю приговор сразу, а потом перейду к вопросам, которые приходят по смс + 7 985 970 45 45. Ну, и соответственно и в «Ютьюбе» тоже. Итак, приговор: "Именем Союза Советских Социалистических Республик выездная сессия военной коллегии Верховного суда Союза ССР в составе председательствующего диввоенюриста Горячева, членов бригвоенюристов Алексеева и Микляева, при секретариате... при секретаре, военном юристе 3-го ранга Шапошникова в закрытом судебном заседании в городе Оренбурге 2 февраля 38-го года рассмотрела дело по обвинению Керенской Елены Фёдоровны, 1878 года рождения, бывшего медврача-хирурга Оренбургского Горздравотдела в преступлениях предусмотренных статьями 58 пункт 8, 58 пункт 9 и 58 пункт 11 УК РСФСР. Предварительным и судебным следствием установлено, что Керенская в 1933 году, — тут, видимо, 35-й должен быть, потому что я помню, что в 35-м, но здесь почему-то 33 стоит, — за активную контрреволюционную деятельность была выслана из Ленинграда в Оренбург на 5 лет. В Оренбурге Керенская вошла в состав контрреволюционной эсеровской террористической организации, была организационно связано с активным эсером Белкиным, разделяя террористические методы борьбы эсеровской организации в отношении руководства ВКП (б) и советского правительства, и лично входила в одну из террористических диверсионных групп организации, перед участниками которой была поставлена задача заразить бактериями помещения Оренбургской школы летчиков и артиллерийского полка. Кроме того Керенская была осведомлена о нахождении в Оренбурге военно-казачьей организации и ее повстанческо-террористической деятельности. Таким образом установлена виновность Керенской в совершении преступления, предусмотренного пунктом... статьями 58.8, 58.9 и 58.11 Уголовного кодекса РСФСР. На основании изложенного и руководствуясь статьями 319-й и 320-й УПК РСФСР, выездная сессия военной комиссии Верховного суда СССР приговорила Керенскую Елену Фёдоровну к высшей мере уголовного наказания — расстрелу с конфискацией всего лично принадлежащего ей имущества. Приговор окончательный и на основании постановления ЦИК СССР от 1 декабря 34-го года подлежит немедленному выполнению«.

А. Кузнецов — Это то самое постановление, которое было немедленно принято после убийства Кирова и которое вводило упрощенную систему судопроизводства для дел по политическим обвинениям. Вот собственно на этом постановлении в процессуальном плане держится весь Большой террор.

М. Курников — Да. Ну, давайте, наверное, теперь скажем все-таки по... По этим пунктам мы сказали, что там террористическая организация и диверсии. А тут есть несколько вопросов, которые, ну, с одной стороны вроде бы мы ответили, но давайте четко это проговорим.

А. Кузнецов — Да.

М. Курников — Во-первых, спрашивают: «Правильно ли я понимаю, — пишет Мезенцев, — что по сути ей нечего было предъявить? Только фальсификацию и самооговор самой Керенской».

А. Кузнецов — Разумеется, предъявить нечего. Но вот когда шло дело о контрреволюционной организации, считалось большой удачей, если там есть врач. Это во многих делах проглядывается, потому что вот те обвинения, которые прозвучали по сути... Мы не зачитывали обвинительное заключение. Там повторяется из протокола допроса...

М. Курников — Да.

А. Кузнецов — Сразу начинается, вот смотрите: «Расскажите о Вашей, конкретно Вашей деятельности». Я там не долечила. Я продлевала там страдания. Я вот, значит, срывала прививочную кампанию. Понятно, что были случаи дурного лечения. Понятно, что были жалобы на врачей. Понятно, что действительно по каким-то причинам не идеально проводились прививочной кампании. И вот всё вполне возможно, что это действительно вызывало раздражение, и задним числом всё это спихнуть на врагов, это дает возможность и создать ощущение, что не просто планировали, когда начнется война, а прям вот уже, так сказать, действовали. А, во-вторых, люди читают в газетах отчеты: «А! Вот помнишь, так сказать, нас кровь заставляли сдавать для прививок? Это вот все враги удумали для того, чтобы вот заражение крови нам устроить». То есть тут убивалось сразу целое стадо зайцев.

М. Курников — Ещё один вопрос: «Насколько, на Ваш взгляд, это месть самому Керенскому со стороны советской власти?»

А. Кузнецов — Я не думаю, что это месть Керенскому со стороны советской власти. Если бы метили в Керенского, я думаю, что вполне можно было бы устроить открытый процесс, так сказать, шумно. К этому времени уже неплохая была накоплена, так сказать, методика организации, и специалисты имелись. Я думаю, что это районный уровень. Я думаю, что это личное художественное творчество оренбургского управления и... Кстати надо сказать, что руководители Оренбургского управления НКВД в полном составе через несколько месяцев будут расстреляны.

М. Курников — Да.

А. Кузнецов — И им будет предъявлено в качестве обвинения то, что они, так сказать, с враждебными целями извращали социалистическую законность. Ну, и собственно это всё укладывается сюда. Я думаю, что Керенскую просто проще других было притянуть, потому что фамилия, как говорится...

М. Курников — Сама за себя...

А. Кузнецов — ... сама за себя. А в Керенского, я думаю, не метили, потому что понимали, что он скорее всего и не узнает в ближайшее время о судьбе сестры.

М. Курников — «Были ли попытки апелляции?» — спрашивают Вас.

А. Кузнецов — Нет. Закон от 1-й...

М. Курников — И кто защищал ее на процессе? Ещё один вопрос.

А. Кузнецов — Никто не защищал. Вы же слышали, не было ни обвинения, не защиты. Обвинительное заключение и то зачитывал секретарь. Это все постановление от 1 декабря 34-го года. Без участия сторон, без защиты. Собственно видно даже по сухим репликам протокола, что Елена Федоровна всё уже прекрасно понимала. Поэтому даже не пыталась с последним словом выступать. Ведь обычно там идейные большевики в последнем слове пытались заверять в своей преданности товарищу Сталину. Кто-то что-то пытался отказываться от показаний, данных на предварительном следствии. Она просто... Она уже понимала, что она, в общем, сегодня погибнет скорее всего. Поэтому...

М. Курников — А спрашивают, была ли... была ли она реабилитирована. Да, она была реабилитирована.

А. Кузнецов — Она была реабилитирована...

М. Курников — Именно поэтому мы сейчас...

А. Кузнецов — Именно благодаря этому у нас есть возможность вам сегодня это все зачитывать.

М. Курников — Да. Ну, я, наверное, только добавлю, что действительно как... как и по всей стране там тогда в Оренбурге было несколько волн таких. И очень по прессе, знаете, это легко проследить, как еще в 36-м, в 35-м году нет никаких таких публикаций, И вдруг в 37-м практически чуть ли не в каждом номере обязательно о каких-то вредителях рассказывается. Там, значит, был завод по производству напитков прохладительных. Значит, якобы кто-то специально там толок стекло и разливал в бутылки. Естественно все тоже там признавались. И, ну, в общем, это всё очень в духе тех дел, которые там были.

А. Кузнецов — И письма трудящихся, если это дела открытые, так сказать, и такие показательные, с требованием там смерти и прочее, и прочее. Да, конечно. И самое, на мой взгляд, страшное — это публичные заявления детей об отказе от родителей, там врагов советской власти. Это всё газеты 37-го года, они, в общем, ну, по-моему, самые идеальные документы, свидетельства Большого террора, потому что действительно вот какую не откроешь, что «Вечернюю Москву», что «За социалистическую индустриализацию» и там вредители, вредители, вредители.

М. Курников — Да. Ну, что? У нас, я так понимаю, есть долг перед следующей программой?

А. Кузнецов — Ну, у нас ещё есть несколько минут. Наш долг перед следующей программой мы успеем выполнить. Значит, я что хотел сказать? Вот это дело, оно одно из сотен тысяч дел вот периода Большого террора, но в нём как вот по капле воды можно делать выводы о существовании там рек, озер и океанов, так вот в этом деле собрано практически всё вот конвейерное производство того времени. Вот это всё конвейер. Да? Это видно. И я не случайно говорил о том, что протокол заседания судебного, большая его часть отпечатана типографски, потому что такие протоколы лепились в колоссальных количествах, чтобы не утомлялись товарищи секретари судебного заседания все это переписывая. Мы постараемся несколько дел с максимальным количеством документов опубликовать для того, чтобы можно было глазами это всё посмотреть. Вот придумаем где. Ну, где-то вот. На нашем ли сайте, на сайте ли «Дилетанта»...

М. Курников — Да, я немножко догадываюсь об ответе, спрашиваю Вас: а были ли какие-то элементы системы, которые сопротивлялись тому, что это система вот так перемалывала людей?

А. Кузнецов — Скажем так: до определённого момента были такие элементы. Это были люди, которые приходили в органы, разные органы и органы милиции, и органы НКВД вот в политическую часть, и в прокуратуру, и в суды. Были отдельные люди, условно их назовем романтиками, хотя могли быть совершенно разные соображения, которые считали, что они становятся свидетелями преступлений отдельных начальников, и которые писали. И сохранились письма. И мы эти письма тоже постараемся опубликовать в ближайшее время. Сохранились письма. Например, письмо одного из работников тюрьмы оренбургской, который пишет Сталину, сообщает с конкретными фамилиями о том, что вот такие, такие-то следователи избивают заключенных там. Я... Он пишет: «Я не... я не пытаюсь утверждать, что эти люди не виновны, но нельзя же так. Там а где законность?» И прочее, прочее. И есть дела работников прокуратуры оренбургской, которые...

М. Курников — Заместителя прокурора. Да.

А. Кузнецов — Заместителя прокурора...

М. Курников — Области.

А. Кузнецов — ... и следственного работника прокуратуры, которые пытались вернуть всё происходящее на... хотя бы в какое-то законное русло, хотя бы в русло советского закона. Ну, всё-таки. Вот как правило судьба этих людей, в общем, так... такова же как те, чьи права они пытались защитить.

М. Курников — Ну, а теперь уже к будущим...

А. Кузнецов — Да.

М. Курников — ... программам.

А. Кузнецов — Значит, для следующего раза, для следующей передачи, которая выйдет 4 ноября, мы предлагаем вам... Мы пару раз делали в прежние годы такие подборки. Мы предлагаем вам знаменитые судебные ошибки. Вот. То есть это те процессы, где сегодня уже имеется решение соответствующее о том, что человек был обвинён неправильно, или люди были обвинены неправильно. Суд над членами семьи Перри, обвиняемыми в убийстве Уильяма Харрисона, пропавшего и вернувшегося при загадочных обстоятельствах. Это Англия, 1661 год. Само это дело получило название «Кемпденское чудо». Там действительно не очень понятно, что произошло с Уильямом Харрисоном, но вот люди были ложно обвиненны в его убийстве. А он действительно вернулся. Суд над лейтенантом де ла Ронсьером, обвиняемом в покушении на невинность дочери генерала де Мореля, Франция, 1835 год. Мы один раз предлагали в подборке французских дел XIX века это дело, оно тогда, ну, такой... каким-то средним вниманием было отмечено слушателей. Это очень странное дело, где, похоже, лейтенант стал жертвой, ну, психически неуравновешенной девицы, которая использовала служебное положение отца, а он был непосредственным начальником обвиняемого и другие обстоятельства для того, чтобы лейтенант, в общем, отправился в тюрьму. Ну, для него, сразу забегая вперед скажу, что это не закончилось трагически. Он еще успеет побывать в конце своей карьеры французским губернатором острова Таити. Не самая плохая должность.

М. Курников — Да.

А. Кузнецов — Но в тюрьме он проведет 7 лет. Очень известное дело — суд над Адольфом Беком, обвиняемым в многочисленных мошенничествах, случай ложной идентификации, Великобритания, 1895 год. Совершенно невинного человека, английского норвежца из-за действительно очень большого сходства внешнего упрятали в тюрьму за преступления, которые совершал другой человек. Суд над Грегорио Валеро и Леоном Санчесом, обвиняемыми в убийстве пастуха Лопеса, впоследствии оказавшегося живым...

М. Курников — Это где?

А. Кузнецов — Это Испания, 1913 год. «Преступление в Куэнке». Это мясницкая работа полицейских вот той ещё старой дофранкистской, дореспубликанской Испании. В результате действительно человек, который оказался живым, а люди были обвинены, не смотря на, как говорится, отсутствие события преступления. И последнее: суд над Томасом Муни, профсоюзным активистом, по обвинению в организации взрыва бомбы во время массового мероприятия, США, 1917 год. Действительно во время такого вот ультра патриотического милитаристского митинга, участники которого требовали вступления США в войну, была взорвана бомба. И вот в этом ложно обвинили профсоюзного активиста.

М. Курников — Где можно проголосовать?

А. Кузнецов — Проголосовать можно как обычно у нас на сайте. С 12 часов висит голосование на сайте «Эха Москвы» в разделе «Опросы». Ну, на главной странице сайта с ссылкой на голосование.

М. Курников — Да, помогите нам определиться. А мы прощаемся. Спасибо большое.

А. Кузнецов — Всего доброго!

М. Курников — До свидания!