Сайт Евгения СычёваEugi Gufo

Сергей Бунтман — Ну, что же? Мы начинаем нашу программу. И она была выбрана не путем всенародного тайного и равного голосования, а с помощью нашей курии... Или как она называется?

Алексей Кузнецов — Коллегией присяжных мы ее называем.

С. Бунтман — Коллегии присяжных. Да. Алексей Кузнецов, Сергей Бунтман.

А. Кузнецов — Добрый день!

С. Бунтман — Очередной «Не так», который мы записываем, сразу вам говорим, ну, поскольку Алексей Кузнецов отправляется в вояж. И сегодня у нас выбранное из повт... из повторных дел.

А. Кузнецов — Да, у нас выбрано из повторных дел. Там была борьба, определённая в этот раз, такая достаточно напряженная. Но выбрали из подборки, которую мы делали к юбилею замечательного российского адвоката Сергея Аркадьевича Андреевского. Вот было выбрано одно из дел, в котором он принимал участие не с самого начала, на стадии повторного рассмотрения дела. Но это дело совершенно фантастическое. И вот когда я над ним сидел, я давно это дело знаю и читал материалы по нему давно, но тут естественно я к передаче их перечитывал, пересматривал. Вот что меня в этом деле поражает? Меня поражает, почему до сих пор никто не взялся из него сделать художественный фильм или сериал? Ничего...

С. Бунтман — ... слава Богу...

А. Кузнецов — Ничего не надо придумывать.

С. Бунтман — Если у нас, слава Богу, может быть...

А. Кузнецов — Ничего не надо дописывать. Всё есть. Драматургия потрясающая совершенно. Неожиданные повороты сюжета такие, которые, что называется, нарочно не придумаешь. Есть и любовь совершенно безумная. Есть и различные человеческие пороки. Есть и необычные характеры. Совершенно блестящая команда адвокатов, за которую я... за каждого персонажа могли бы крупные актеры, так сказать, ссориться. Ну, вот почему-то, не знаю, может быть, вот наше обращение, значит, сейчас сыграет определенную роль. А начну я с отрывочка из одной маленькой коротенькой зарисовочки Антона Павловича Чехова, который был современником естественно этих событий. Ещё Антоша Чехонте. Еще таким вот очеркистом и репортером. «В одном из грязных трактирчиков уездного городишка N сидит за столом староста Шельма и ест жирную кашу. Он ест и после каждых трех ложек выпивает „последнюю“.
— Так-то, душа ты моя, тяжело вести крестьянские дела! — говорит он трактирщику, застегивая под столом пуговки, которые то и дело расстегиваются. — Да, милаша! Крестьянские дела — это такая политика, что Бисмарка мало. Чтобы вести их, нужно иметь особую умственность, сноровку. Почему вот меня мужики любят? Почему они ко мне как мухи льнут? А? По какой это причине я ем кашу с маслом, а другие адвокаты без масла? А потому, что в моей голове талант есть, дар.
Шельма выпивает с сопеньем рюмку и с достоинством вытягивает свою грязную шею. Не одна шея грязна у этого человека. Руки, сорочка, брюки, салфетка, уши... всё грязно.
— Я не ученый. Зачем врать? Курсов я не кончал, во фраках по-ученому не ходил, но, брат, могу без скромности и всяких там репрессалий сказать тебе, что и за миллион не найдешь другого такого юриста. То есть скопинского дела я тебе не решу и за Сарру Беккер не возьмусь, но ежели что по крестьянской части, то никакие защитники, никакие там прокуроры... никто супротив меня не годится. Ей-богу».
Вот за какие же два дела не возьмется...

С. Бунтман — Да, вот получается у нас ключевые слова.

А. Кузнецов — Он не возьмется за дело скопинского банка. Это грандиозное сложнейшее мошенничество. По сути это первая финансовая пирамида в российской истории. Мы как-то предлагали это дело среди других мошенничеств. Ну, ещё предложим, поскольку не выбрали, а дело интереснейшее. И вот за Сару Беккер староста Шельма тоже не взялся бы. Что же такого сложно в этом деле, что такому профи как он за это дело браться не хотелось? Ровно 135 лет назад, еще одно совпадение, — да? — передача идет в начале ноября... сентября...

С. Бунтман — Сентября. Да.

А. Кузнецов — Так вот по старому стилю в конце августа, то есть 10 сентября по новому стилю 83-го года в воскресенье утром два работника, мужчина и женщина, по предварительной, накануне сделанной договоренности приходят к конторе, где им обещали, значит, вот в воскресенье дать подработать, топчутся, ждут, пока выйдет приказчик, обращают внимание на то, что дверь как-то приоткрыта. Это для них удивительно, потому что они хозяина знают. Человек очень осторожный, всегда тщательно закрывающий свою лавку на все замки. Они толкают дверь. Дверь легко открывается. Им это не нравится. И они очень благоразумно поступают. Они не заходят внутрь. А они идут за полицией, понимая, что здесь дело не чисто. Приходит полиция и обнаруживает, что в собственно... Вот эта лавочка, как она называлась, — это ломбард, современным языком выражаясь. Формально он принадлежит мещанке Филипповой. Но на самом деле, и все окрестные люди это знают, фактическим его хозяином является любовник Филипповой отставной подполковник Иван Иванович Миронович. Значит, это... Вот я читал, и у адвокатов, и в обвинительном заключении, и в каждой газетной статье встречаются старик Миронович, вот он свое старческое вожделение... Ему 50 лет. Мне тоже 50 лет. Мне было ужасно обидно всё это читать. Значит, старик Миронович успел послужить следующим образом: он из простых, он из разночинцев, он не дворянин. Служил в армии. Дослужился до подполковника. Дворянином, стало быть, так и не стал, потому что с 56-го года только полковничье звание давало потомственное дворянство. По каким-то причинам вынужден был уйти в отставку. Пристроился в полицию петербургскую. 12 лет прослужил в петербургской полиции. Ну, видимо, в каких-то там руководящих чинах, разумеется. После чего опять-таки вышел в отставку, причем тут его, видимо, попросили. Там будет некий сюжет в каких-то не очень благовидных, но вполне обычных полицейских делишках был замешан. После чего он решил открыть ссудную кассу — это тогда называлось. Ну, это ломбард по сути дела.

С. Бунтман — Ну, да.

А. Кузнецов — То есть он принимал под залог...

С. Бунтман — Это уже не... не Алёна Ивановна, а...

А. Кузнецов — Нет, это не Алена Ивановна. Это совершенно все в отличие от Алены Ивановны это все официально. Вот. Он, так сказать, официально зарегистрирован. Почему уж зарегистрировано не на него, а на мещанку Филиппову? Ну, вот, видимо, какие-то, так сказать, там... Я не думаю, что это связано с налогами. Скорее всего, помещение, видимо, ей принадлежало. Поэтому проще было это сделать именно таким образом. Значит, Geschäft у него был не очень большой, прямо скажем. У него работало всего два человека кроме него самого. У него был приказчик — отставной военный писарь Илья Беккер, видимо, из николаевских кантонистов, потому что каким образом собственно еврей мог стать военным писарем.

С. Бунтман — Да!

А. Кузнецов — И вот у него...

С. Бунтман — ... скорее всего, кантонистом.

А. Кузнецов — Да. У него от первого брака... Он вдовец по первому браку, был женат уже второй раз. И от первого брака у него осталась девочка 13 лет Сара, которая была очень деятельным его помощником вот в этой самой ссудной кассе. Значит, она выполняла обязанности ночного сторожа, как это не покажется странным. Но она в ночное время она спала в этой кассе, так сказать, и... До поры до времени с ней обычно оставался еще кто-то из дворников. Дом 57 по Невскому проспекту, где всё это расположено, фешенебельный большой дом. Там было аж три дворника. Вот кто-то из них по очереди за отдельную плату ночевал тоже в этом самом помещении. Но поскольку дворникам Миронович не доверял, а ей, видимо, доверял, вот такое двойное наблюдение. Но буквально за пару дней до произошедшего она Мироновичу пожаловалась, что дворники, они все трое были молодые, отставные солдаты, что дворники, так сказать, пристают к ней со всяким там охальничаньем, и Миронович дворников убрал. То есть она в эту ночь была там одна. И получала она, надо сказать... Ещё она помогала как кассир. И получала она для тринадцатилетней девочки неплохие деньги. Папа получал, значит, приказчик получил 50 рублей в месяц, и она ещё 5 рублей.

С. Бунтман — Да, вполне...

А. Кузнецов — То есть, видимо, характер у девочки был такой достаточно зрелый, взрослый. Ну, тогда дети вообще, особенно в бедных семьях взрослели достаточно рано. И вот полицейские обнаружили ее тело, уже остывшее к этому моменту. Причём что сразу бросилось в глаза и рядовым полицейским, и следователю, который прибыл на место преступления? Это расположение тела. Значит, в дальней комнате стояло большое, широкое кресло. И тело девочки было положено поперёк кресла. То есть ноги лежали на одной из рукояток этого кресла...

С. Бунтман — На подлокотнике.

А. Кузнецов — На подлокотнике. Да. И были достаточно широко раздвинуты. И юбка задралась достаточно высоко. Это сразу у полицейских...

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — ... создало абсолютно определенное впечатление, что, значит, причиной, мотивам преступления было изнасилование. Правда, Мироновича нашли. Он в это утро спокойно позавтракал. Он жил у себя дома, довольно далеко. Около получаса нужно было добираться пешком и на конке. Он жил там... Все петербуржцы знают район Пески. Вот соответственно представьте себе, от середины Невского... И это потом всё по минутам будет высчитываться: его путь туда, его путь обратно. И утром, позавтракав дома, он пошел не сразу в контору. Он пошёл к кому-то из своих должников. Там был долг 200 рублей. Должник успел съехать с квартиры. Он устроил там скандал. Жильцы потом будут рассказывать, что он шумел. Кто-то из жильцов сказал: «Ну, что же Вы так убиваетесь? Вы человек не бедный. 200 рублей. Что это для вас такой уж долг большой?» И Миронович ответил: «Не то обидно, что вот 200 рублей, а что меня, честного человека, надули». Запомнился одним словом. И когда он явился в свою вот эту лавку, вот за него взялись. Значит, он довольно быстро определил, что хотя бы внешних следов грабежа нет, но в лавке стояла витрина, такой горизонтальный ящик со стеклянной крышкой, где были выставлены те вещи, которые уже явно были предназначены к реализации. То есть те, которые не выкупили заложившие их люди. И вот из этого ящика было похищено некоторое количество вещей на, в общем, не очень большую сумму. В ящике осталось немало вещей на гораздо большую сумму. То есть такое ощущение, что брали достаточно случайные, не самые дорогие вещи. Где-то около 200 рублей составила добыча вот этими вещами, и плюс еще вся наличность, которая была в кассе — всего-то 50 рублей, тоже была похищена. Но у полиции естественно возникло подозрение, что это для отвода глаз, для инсценировки, так сказать, вот этого самого изнасилования. И начинается, как говорится, поквартирный опрос соседей. И чем дальше, тем больше возникает достаточно стройная версия. Миронович — человек малосимпатичный, скряга, бывший полицейский, уволенный из полиции, ну, дали уйти как бы аккуратно, но на самом деле коллеги его сказали, что в каких-то он делишках был замешан. Вот даже на суде фигурировало, на территории его участка жили скопцы, а это период очередных гонений на сектантов при позднем Александре II. И он с них денежку тянул ежемесячно за то, чтобы их не трогать и так далее. Люди-то богатые. Одним словом, с этой точки зрения, человек не очень чистый на руку. Было несколько показаний, что он развратник. Судите сами, при живой жене, которая есть по-прежнему, и он с ней живет в одной квартире, у него долгое время была одна любовница. Он с ней прижил 5 детей. Представьте себе, какой...

С. Бунтман — Потому, что долго было.

А. Кузнецов — Долго, мягко говоря. Да?

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — Причем он от этих детей не открещивался. Он этим детям помогал. Он, так сказать, бывал в той семье. После этого он завел еще одну любовницу — вот ту самую мещанку Филиппову, в помещении которой... на которую была собственно оформлена эта касса. И вот, получается, такой вот старый греховодник. Плюс ещё некоторые соседи говорили, что вроде как девочка в разговоре... Девочка Сара говорила, что вот он ей не симпатичен, он к ней пристает и так далее. А один из соседей показал, что как-то он зашел в помещение, а там она сидела у него на коленях, и он ее там целовал в губы. И вроде как это видел отец, но отец ретировался, это увидев, ничего не сказав, и так далее. То есть полная картина вырисовывается, значит, законченного преступления: старик, изнемогая от вот своей старческой похоти, значит, стремление к этой молоденький, но уже начавшей, видимо, созревать девочке, вот он удаляет специально под благовидным предлогом дворников, он знает, что она будет одна ночевать. Он, так сказать, к ней врывается. Дверь не была взломана абсолютно. Причём дверь была с хитрым... Точнее нехитрым. Замок был сломан, и открыть его можно было только, зная, как открывать. Так вот замок явно совершенно был открыт цивилизованным образом. То есть никаких следов насильственного проникновения. Дальше по версии следствия что-то пошло не так. Дело в том, что у девочки обнаружились тяжёлые травмы головы и плюс ещё кляп во рту. И вот, значит, что-то пошло не так. Девочка начала кричать. Он попытался ей заткнуть кляпом, ударил по голове. Она умерла. И он, заметавшись для инсценировки ограбления...

С. Бунтман — ... похватал...

А. Кузнецов — ... схватил какие-то первые попавшиеся вещи, раскидал какие-то там бумажки и, значит, был таков. И всё это вроде сходилось. Миронович заявил алиби. Его жена и несколько соседей подтвердили это алиби, что он вернулся довольно рано. А надо сказать, что время смерти было определено экспертами с довольно высокой точностью — около получаса, потому что соседи точно показали, когда Сара в этот день ужинала, и по содержимому желудка врачи легко определили, что смерть произошла в интервале между половиной 11-го и половиной 12-го вечера. А вроде бы уже в начале 11-го Миронович вошёл домой. Но потом выяснилось, что это алиби не очень такое надежное, потому что кто-то видел, что он вышел из конторы, а потом через некоторое время возвращался. И непонятно, как надолго возвращался. Он сказал: «Да, я что-то там забыл, но я буквально на минутку». Никто не видел, как он выходил второй раз. Ну, в общем, дело было готово. И следствие было собой очень довольно. Газеты писали об этом буквально на каждом углу. Вот представить себе, насколько тогда газеты хватались за такого рода дела! Потому, что я посмотрел, и консервативные «Московские ведомости», и абсолютно реакционный «Гражданин», все пишут про это дело. Малейшие подробности от следствия тогда довольно легко утекали к газетчикам. И вдруг ровно через месяц после... Да, Миронович естественно взят под стражу. И следствие уже готовит дело к передаче в суд и совершенно спокойно за то, что присяжные в данном случае легко вынесут обвинительный вердикт. В полицию является женщина, которая называется Екатериной Николаевной Семёновой. Это подтвердится. Ее действительно так зовут. Она дворянка. Ее отец в этот момент где-то в Сибири на каторге находится по причине подделки векселей. Они из Тверской области, из Новоторжского уезда. Торжок. И вот она, поскольку папу посадили, вынуждена была заканчивать образование в каком-то пансионе. Там ее выучили на учительницу начальной школы. Но у неё не получилось найти работу, потому что она оказалась в больнице с психическим расстройством, некоторое время там пролежала. Потом ее вроде вылечили, и она покатилась по наклонной плоскости. У неё были романы с несколькими мужчинами. Она лечилась от сифилиса. И в конечном итоге, уже будучи буквально на грани перехода в профессиональные уличные дамы, она встречает молодого человека и тоже полицейского офицера, только не отставного, а ныне действующего, поручика Безака, которого впрочем в разгаре их романа из полиции тоже выгоняют и тоже за неблаговидное поведение. Он женат. Ее это не останавливает. У них случается страстный роман. Причем она явно совершенно психопатка. Она постоянно устраивает ему какие-то сцены на людях, значит... Но она его содержит. А он такой типичный альфонс. А у нее средств практически нет. И она и собой зарабатывает. И потом она начинает воровать у знакомых. За 2 месяца 4 раза ее приводят в полицию, а сколько раз не приводят, потому что она ворует по знакомым, и не все же, обнаружив пропажу... там пропажу серебряных ложек или там часиков, поняв, что это она, ее жалеют и так далее, и так далее. И вот она приходит и говорит: «Это я убила».

С. Бунтман — Так!

А. Кузнецов — «Конец 1-й серии», — должны были бы мы сказать, если б это был многосерийный художественный фильм.

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — Да? Это я убила. Ее начинают... Полиция не верит. Полиция говорит: «Да ты что?!» Но ее начинают допрашивать, и она дает такие подробности, которые не может знать человек...

С. Бунтман — То есть не из газет. Не из газет. Да.

А. Кузнецов — Не из газет. Да. Она... Ей специально, ну, следователь был достаточно неглупый человек, и он специально задает такие вопросы, которые, ну, человек, не бывший на месте, знать не может. И она всюду попадает, что называется, в самую точку. Мотив. Она чувствует, что Безак от нее ускользает. Денег нет. Она понимает, что только деньгами его и можно удержать. Несколько мелких краж проблемы не решают. И она решается на дело. Вот помните, как Раскольников с большой буквы...

С. Бунтман — Да, да, да.

А. Кузнецов — ... Дело. Вот она решается на такое дело. Вот она ходит по богатым людям, изображая из себя попавшую в беду светскую даму, примеривается... Там разные благовидные предлоги. Примеривается, нельзя ли, так сказать, убить. Тут нельзя, сям нельзя. И вот наконец она покупает в магазине гильку гимнастическую, ну, гантелю, видимо, такую, тренируется ею действовать на лавочке одного из петербургских парков и случайно вечером на улице видит девочку, заговаривает с ней. Девочку вот эту самую, как потом выяснилось Сару. Та ей рассказывает простодушно, что вот она в ссудный кассе работает, что вот она там ночной сторож. Они еще некоторое время беседуют на лестнице. Их увидит сосед два раза, пытается прогнать. Там, так сказать, они зацепятся языками с покойной Сарой. Они входят в комнату. Та, я имею в виду Семёнова, девочку бьет неудачно, не удаётся с первого раза убить, поэтому она пытается там кляп запихать и так далее. Полицейский сыщик говорит: «А почему же вот Вы взяли так мало? Вам же деньги были нужны. Что же Вы, так сказать, это самое... ящик-то?» И она вдруг говорит вещь, которую полицейские вообще не могли ожидать, потому что они-то были уверены, что стекло... Ну, казалось бы, почему бы не разбить стекло? А вот Миронович такой жадный, он не хотел бить стекло. Поэтому он ключиком своим...

С. Бунтман — А! ну, все логично. Да.

А. Кузнецов — Он своим ключом отпер от жадности, — да? — взял, своим ключом закрыл, стекло осталось целым, и вещей пропало немного. А на самом деле... Придётся сказать после перерыва, что было на самом деле.

С. Бунтман — Нет.

А. Кузнецов — Есть еще время?

С. Бунтман — Ещё можем сказать коротко и повесить...

А. Кузнецов — А на самом деле она простодушно говорит: «А понимаете, я бить стекло боялась. Я боялась, что услышат соседям. А ключа-то у меня нет. Я отогнула угол, насколько смогла, — она очень тщедушная, Семёнова, — рукой, насколько долезла, дотянулась. Вот сгребла... 4 вершка я смогла руку просунуть, сколько сгребла, что в этом углу лежало, то я достала. А дальше не пролезла».

С. Бунтман — Такие вещи не придумаешь.

А. Кузнецов — Абсолютно.

С. Бунтман — И там были следы вот...

А. Кузнецов — Абсолютно. Да. Нет. Вот на эксперимент просто. Они подошли... В голову это не приходило. А действительно достаточно легко угол отгибался. И полицейская большая лапа не промерзала, а ее почти детская рука пролезла и на 4 с половиной вершка до чего дотянулась, на 200 рублей сгребла.

С. Бунтман — С ума сойти! Алексей Кузнецов, Сергей Бунтман. Продолжим дело через 5 минут.

**********

С. Бунтман — Мы продолжаем дело, которое так повернулось невероятнейшим образом...

А. Кузнецов — И совершенно непонятно, что с ним теперь делать. Уже готовое обвинительное заключение надо переписывать. Приходится выпускать Мироновича. Ее приходится сажать в эту самую... Начинают искать Безака, находят его на территории Великого княжества Финляндского, куда он рванул. А она ему принесла эти вещи. И он, конечно, не мог не понимать, тем более что она и раньше ему носила краденое, он не мог не понимать, что это каким-то преступлением всё... И вдруг через пару месяцев она резко меняет показания. Нет, не убивала. А что же было-то тогда? Вы так хорошо описали...

С. Бунтман — А откуда все эти...

А. Кузнецов — Да. Откуда эти подробности и так далее? Ой, не так всё было. А было вот, значит, как. Я с девочкой действительно поговорила, проводила ее до квартиры. За ней дверь захлопнулась, а я что-то задержалась, а потом на меня из квартиры выскочил человек, совершенно вот обезумевшей, на меня наткнулся. А это и был Миронович. То есть он ее в квартире ждал. Он ей там убил. А потом понял, что я являюсь свидетелем, и он мне сунул вот эти вещи для того, чтобы я молчала. А я простодушная их Безаку принесла. А это всё... всё и всё я придумала. Ну, во-первых, версия совершенно, конечно, безумная, потому что, ну, сколько она должна была стоять в темном подъезде у закрытой двери, чтобы Сара зашла, Миронович успел ее убить, забрал это всё. То есть как минимум получаются, что минут 15 она ждала, зачем-то чего-то. И только тут вот он как черт из табакерки на неё выскочил. Но Безак, которого уже тоже, так сказать, полиция допрашивает, он всё это подтверждает: «Да, вот она приехала, рассказала вот эту историю, что на неё убийца выскочил, что он от неё, значит, откупился». И полиция проходит мимо совершенно, казалось бы, очевидных вопросов. Ну, например, Семёнова по комплекции от Сары практически не отличается. Она маленькая, тщедушная женщина. Миронович, когда он выскакивает и натыкается на неё на узкой лестничной площадке, самое простое схватить ее за горло, а он человек физически крепкий, бывший офицер, затащить его в комнату и там убить. Да? Зачем же пытаться откупиться от неё золочеными часиками и рисковать, что вот произойдет то, что произойдет. Но полиция всё-таки решает... Вот какое соломоново решение: предъявляем обвинение всем троим. Мироновичу — в попытке изнасилования и убийстве, Семёновой предъявляем в соучастии, в недонесении, и Безаку — в недонесении. И дело в суд. И с 27 ноября по 3 декабря под председательством самого председателя петербургского суда Кузьминского, при по меньшей мере... Да, у всей команды обвиняемых полный набор адвокатов, причём среди адвокатов двое очень знаменитых. Мироновича защищают два адвоката, один из них Николай Платонович Карабчевский. И Семёнов защищает очень известный в то время Сергей Павлович Марголин. И, собственно говоря, сталкиваются две абсолютно, так сказать, ну, по сути сталкиваются три версии. 1) Миронович убил, и Семенова здесь вообще не при чём, и непонятно, откуда всё это, так сказать, бред сумасшедшего. Но она маловероятно, потому то Семёнова, в общем, фактически доказала, что она где-то рядом была. Две версии основные какие? Всё было так, как говорит Миронович. Я здесь ни при чём. Я вообще там не был в это время. И, значит, тогда Семёнова сначала сказала правду, а потом, значит, что-то произошло. Либо 2-я версия, что не смотря на невероятность, но Семенова всё-таки говорит правду, и они случайно столкнулись с убийцей Мироновичем. И надо сказать, что первый процесс заканчивается тем, что присяжные вынесли обвинительный вердикт. При этом они признали, что...

С. Бунтман — Мироновичу?

А. Кузнецов — Мироновичу и Безаку. А на счёт Семёновой...

С. Бунтман — То есть по этим пунктам, что...

А. Кузнецов — Да, да. По этим пунктам.

С. Бунтман — Да, да. Недонесение...

А. Кузнецов — А по Семеновой — виновна, но действовала в состоянии умоисступления. То есть ей вместо положенной Сибири, значит, соответственно на излечение в сумасшедший дом, который для нее, в общем, уже дом родной. Но естественно, что адвокаты Мироновича приносят кассационную жалобу. Там был определенные процессуальные нарушения, поэтому было, что обжаловать. И Сенат принимает абсолютно мудрейшее решение. Потом каждый из адвокатов, выступавший, будет отдельно Сенат благодарить за то, что они так поступили. На основании формальных причин вернуть дело на рассмотрение тем же самым судом, но другим его составом, с другими, разумеется, присяжными, но отделить дела. Мироновича судить отдельно. То есть Сенат понял, что невозможно найти правду, когда в одном деле либо Миронович виновен, тогда Семёнова виновна в этом, либо Семёнова — убийца, тогда Миронович не виновен. Надо разрывать вот эту связку. И Сенат повелел рассмотреть дело по обвинению Мироновича. Все. То есть Семёнова и Безак в данном случае свидетели, но не обвиняемые. И вот здесь как раз собирается абсолютно выдающиеся команда. Но дело действительно... Вся страна за ним следит в режиме почти реального времени. Обвинитель, в последствии выдающейся юрист, автор многих научных трудов Александр Михайлович Бобрищев-Пушкин, из рода который дал, кстати, очень много юристов дореволюционной Российской империи, представляет обвинение. Мироновича защищают Карабчевский и Андреевский. И им противостоит фактически Александр Иванович Урусов, звезда номер один, звезда первого ряда тогдашней российской адвокатуры, потому что он представляет интересы гражданского истца, то есть папы убитой. И он, значит, соответственно должен стоять на той точке зрения, что ее убил Миронович. Значит, на чём построена защита? Защита построена на том, что, во-первых, очень много... Да! Вот чего я не сказал. На чём было построено первое решение суда? На экспертизах. Дело в том, что с одной стороны судебно-медицинская экспертиза, казалось бы, была абсолютно убийственна для версии про Мироновича-убийцу, извините за тавтологию. Дело в том, что она показала, что никакого изнасилования не было, и никаких признаков попытки изнасилования тоже не было. Вот и так, и сяк следовали задавали вопрос: «Ну, может быть, какие-то там следы борьбы на теле? Ну...» Нет. Ну, может быть, какие-то ненайденные следы семяизвержения? Нет. Ну, может быть, следы крови, синяки на теле Мироновича? Осмотрели. На нижнем белье маленькая капелька, пятнышко крови. Что такое? Клоп. Всё. Ничего другого. И тогда привлекают в качестве эксперта Ивана Максимовича Сорокина, профессора военно-медицинской академии, известного очень судебного медика. Его за эту экспертизу очень ругают. Сейчас скажу за что. Но когда пренебрежительно пишут, вот есть такой сайт murders.ru, который наверняка наши многие слушатели посещают, там много очень интересной информации. Но какие же там есть феноменальные, феерические совершенно косяки! Причём практически в каждом материале. И вот они приводят... Вот полузнайка там, малограмотный, щелкопёр, позер и так далее. Иван Максимович Сорокин — один из самых авторитетных судебных медиков, один список его трудов научных, к тому времени уже написанных, вообще, так сказать, любому учёному за него, что называется, не стыдно. Правда, он в основном токсиколог, но у него такая обширная общая практика... Но вот он зачем-то, действительно непонятно зачем, он плохо в этом деле выступил. Он, вечернее заседание, уже сумерки. Это, так сказать, время такое тёмное и Петербург... И вот в этих сумерках он требует, чтобы принесли кресло. И вокруг этого кресла начинает кружить, говорить: вот так вот он ее положил. Ну, вот старческая немощь, он не смог. Он инсценировал преступление, сыграв Мироновича так, как он это видел, причём не имея для этого никаких, что называется, материальных оснований.

С. Бунтман — Зачем?

А. Кузнецов — Черт его знает. То ли какая-то страсть к актерству такому своеобразному... Я не знаю. Но вот интересно, что другой великий судебный медик, гораздо более знаменитый примерно той эпохи Бернард Спилсбери, англичанин, действительно один из отцов судебной медицины, у него в свое время похожая будет история. Он был так уверен в своей версии, что он вот совершенно... как-то ему отказал в одной экспертизе вот свойственная каждому ученому скептицизм и так далее. И вот это, видимо, совершенно такой вот месмеризирующее на присяжных оказало воздействие вот эта вот картина. Они как бы увидели. Ну, плюс Миронович — гадкий человек. И вот с чего начинает Карабческий на 2-м процессе? Я процитирую Николая Платоновича: «Тот факт, что он опозорил свои седины ростовщичеством, стал на старости лет содержателем гласной кассы, равным образом, нисколько не поможет нам разобраться в интересующем нас вопросе. В виде смягчения над ним по этому пункту обвинения следует лишь заметить, что это ремесло не знаменует ничуть какого-либо рокового падения личности в лице Мироновича. Такое знамение возможно было бы усмотреть лишь для личности с высоким нравственным уровнем в прошлом, но Миронович и в прошлом, и в настоящем — человек заурядный, человек толпы. Он смотрит на дело просто, без затей: все, что не возбранено законом, дозволено. Ростовщичество у нас, пока, не карается, — он им и наживает „честно“ копейку». А потом выясняется, что да, он не живет с женой, и у него есть любовница. Но, во-первых, любовница последовательно, а не одновременно. Во-вторых, жена про это знает и с пониманием относится, потому что она сама в суде показывает: «Да, у меня давно женская болезнь. Да, наше с ним нормальное супружеское сожительство давным-давно невозможно. Он мужчина, так сказать, не смотря на возраст, еще ого-го. Я сама знаю, что вот у него там сначала эта одна, а потом другая. Я к ним хорошо отношусь. Он туда ходит. Деньги даёт. Дети его любят». Нормально. Развратник не получается. На счёт того, что якобы Сары говорила, что вот он к ней как-то там... Но когда начинают разбираться в суде серьёзно с показаниями свидетелей. А вы откуда? Вы сами видели? Ой, нет, мне кто-то сказал. Кто сказал? Да я не помню. А вы вот это видели? Ну, да, она у него на коленях сидела. А вот, что целовал? Ой, да я не помню. А вот я отцу сказал, а он как-то никак на это не отреагировал. В общем, понимаете, вполне возможно, что старый бонвиван ей какие-то, значит, оказывал знаки внимания. Вполне возможно, что даже, уж, извините за такой цинизм, он облизывался и строил какие-то планы на будущее. Но, извините, от этого до изнасилования и убийства очень большое расстояние. А в конечном итоге, когда в сухом остатке должно было остаться то, что осталось, мотива-то нет. Если нет ни малейших оснований полагать, что была хотя бы попытка изнасилования, в чем мотив Мироновича? В чем?

С. Бунтман — А там какая-то...

А. Кузнецов — Ничего...

С. Бунтман — Аффект какой-то. Страсть...

А. Кузнецов — Больше ничего.

С. Бунтман — ... Нет?

А. Кузнецов — Нет большего ничего. Главный... А вот на счет другой кандидатуры, — да? — значит, вот тут у дамочки такая послужная история. И ее психиатрическая экспертиза делает заключение, что она патологическая лгунья, что она женщина с навязчивыми идеями. И Безак для нее превратился в такую навязчивую идею. И что никаких абсолютно сдерживающих, что называется, принципов или там каких-то моральных барьеров у неё нет. Обследовали скамейку, про которую говорила она, что она на ней тренировалась с этой гирей, нашли вмятины от тяжёлого круглого предмета. То есть всё в малейших деталях, которые, ну, невозможно инсценировать. Было, правда, подозрение, что там полицейский сговор, что Миронович каких-то своих бывших сослуживцев подговорил, что они ее инструктировали. Но...

С. Бунтман — Сложновато.

А. Кузнецов — Это очень как-то сложно. А потом, во-первых, чтобы больная женщина не сбилась в этой выученный роли ни в одной детали... Вот Безак ее, конечно, инструктировал. Поэтому она свое признание... Она признание-то почему сделала? Безак-то от него всё-таки, не смотря ни на всё, сбежал. И вот когда она поняла, что он от неё сбежал в Финляндию, вот тут она и пошла сознаваться, дескать, из— за меня невинного человека осудят, а жизнь моя всё равно конченная, подлец этот меня бросил. Вот заодно и ему отомстить.

С. Бунтман — Так что? Он вернулся?

А. Кузнецов — Он... Его вернула полиция. И он, видимо, нашёл какую-то возможность передать ей какие-то инструкции, дескать, что дура делаешь? Я тебя люблю и так далее. Быстренько меняй показания.

С. Бунтман — Ну, и не только я тебя люблю. А что я без тебя буду делать?

А. Кузнецов — Ну, что...

С. Бунтман — Я же останусь...

А. Кузнецов — ... что-нибудь...

С. Бунтман — ... как малое дитя. Он же альфонс...

А. Кузнецов — Да, да. Да.

С. Бунтман — Как я буду?

А. Кузнецов — Да.

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — И вот такая совершенно замечательная история. Дело осталось нераскрытым, потому что она в сумасшедшем доме, и она там в конечном итоге и сгинет. Ну, Безак поедет на поселение в Сибирь, потому что при любом раскладе он в любом случае виновен в недонесении. Тут на счет него никаких сомнений не было. Мироновича признает 2-й состав, 2-я коллегия присяжных признает невиновным. И вот я очень рекомендую тем, кого это дело интересует, есть все три речи вот этого второго процесса, речь Карачевского, речь Андреевского и речь Урусова, прочитайте их. Это если не шедевры, то это образцы очень высокого адвокатского красноречия, при том, что Урусов обращает внимание всё-таки на те моменты, ну, он же должен отстаивать своего доверителя, у которого гражданский иск к убийце, — да? — но вот тем не менее все трое, они... как они здорово вычленяют слабые места в доказательствах, как они видят тонко, где рвется ткань вот этой следственной логики. Вот в этом смысле, конечно, получаешь удовольствие от того, когда наблюдаешь работу настоящих профессионалов. И когда понимаешь, почему они были знамениты на всю страну.

С. Бунтман — Да. Сколько в результате Миронович-то отсидел?

А. Кузнецов — Значит, получается, что он около полугода находился в тюрьме. Около года находился под первым следствием, из них полгода в тюрьме. И после того, как был вынесен обвинительный приговор, до сенатской кассации еще около года. То есть в общей сложности около полутора лет он провел в тюрьме. Дальнейшая...О дальнейшей его судьбе...

С. Бунтман — Неизвестно.

А. Кузнецов — ... ничего не известно. Я не сомневаюсь, что он уехал из Петербурга.

С. Бунтман — Ну, конечно. Да.

А. Кузнецов — Естественно после этой истории...

С. Бунтман — ... или из Петербурга, или как-то переселился...

А. Кузнецов — Да, да. Оставаться он, конечно, уже... уже там не мог. Но вот на этом как-то история, по крайней мере для нас с вами пока заканчивается. Но вот это дело, я бы сказал, это такой совершенный бриллиант, и о том, что оно действительно занимает умы... Начали Чеховым, Чеховым давайте и закончим. Из другой зарисовки: «— И не думай, не мечтай! — говорит он отцу. — Этот процесс во веки веков не кончится. Приговор, брат, решительно ничего не значит. Какой бы ни был приговор, а темна вода во облацех! Положим, Семенова виновата... хорошо, пусть, но куда же девать те улики, что против Мироновича? Ежели, допустим, Миронович виноват, то куда ты сунешь Семенову и Безака? Туман, братец... Всё так бесконечно и туманно, что не удовлетворятся приговором, а без конца будут философствовать... Есть конец света? Есть... А что же за этим концом? Тоже конец... А что же за этим вторым концом? И так далее... Так и в этом процессе... Раз двадцать еще разбирать будут и то ни к чему не придут, а только туману напустят... Семенова сейчас созналась, а завтра она опять откажется — знать не знаю, ведать не ведаю. Опять Карабчевский кружить начнет... Наберет себе десять помощников и начнет с ними кружить, кружить, кружить...» Ну, вот смотрите, если репортер Чехов так всё время ходит, возвращается вокруг этого дела, он понимает, что читателю это интересно, читателю...

С. Бунтман — Главное понятно.

А. Кузнецов — ... типично...

С. Бунтман — Понятно. И...

А. Кузнецов — ... о чем идет речь.

С. Бунтман — И на самом деле многие из читателей именно так думают, как вот здесь...

А. Кузнецов — Как вот этот доморощенный взрослый сынок, который получает папашу.

С. Бунтман — Да. И вот об этом, что всё странно, всё не передаётся никаким...

А. Кузнецов — И нет никаких истин. Да?

С. Бунтман — Да. Да, да.

А. Кузнецов — Потому, что вот сегодня это так, а завтра сяк. И что там за коном следует?

С. Бунтман — И прав он еще в том, конечно, что масса людей и будут веками... о громких процессах будут говорить и всё опровергать. Ну, что же? Сегодня мы вам предлагаем следующие уже. Новейшее время. Но у нас будет Всеобщая история.

А. Кузнецов — А потом будет Новейшее время, соответственно отечественная история.

С. Бунтман — Новейшая, но уже отечественная история.

А. Кузнецов — Вот и так у нас 4 передачи.

С. Бунтман — Ну, вот Новейшее время мы начинаем с 24-го года, 1900. И это суд над Адольфом Гитлером и его единомышленниками по обвинению в попытке государственного переворота. Это действительно после путча, попытки путча.

А. Кузнецов — Мюнхенский пивной путч. Конечно.

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — Да. Суд будет в 24-м году.

С. Бунтман — Второй номер: суд на Степаном Бандерой и его соратниками по обвинению в подготовке убийства министра внутренних дел Перацкого, Польша 35-36-й год.

А. Кузнецов — Это Варшавский процесс так называемый.

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — Или процесс ОУН. Там будут ещё последующие после него процессы. Это самое, пожалуй, громкое дело за пределами СССР против оуновцев.

С. Бунтман — Тоже громкий процесс и тоже политический. Суд над бывшим премьер-министром Франции Пьером Лавалем по обвинению в государственной измене. Он премьер-министр вишистского правительства.

А. Кузнецов — Но он будет премьер-министром и 3-й республики, по-моему, в 30-е годы пару раз... периодов.

С. Бунтман — Ну, раз он был... Он был министром. Он занимал высокие посты. Вот и... Вот...

А. Кузнецов — Вот мы делали суд над Петеном. Но это другая фигура.

С. Бунтман — Это другая фигура.

А. Кузнецов — Это другое поколение, другое...

С. Бунтман — Да. И Лаваль, и другой суд.

А. Кузнецов — Да, и другой суд совершенно.

С. Бунтман — Да, 45-й год, Франция. Дальше у нас 4-е: международный военный трибунал для Дальнего Востока. Это Токийский процесс, Япония.

А. Кузнецов — Мы два раза его давали. Оба раза он не проходил, но у нас постоянно его вот в нашей группе...

С. Бунтман — Дай Бог...

А. Кузнецов — ... спросят, — да, — потому что это один из самых знаменитых судов ХХ века.

С. Бунтман — И наконец 5-й процесс: судебный процесс «Браун против совета по образованию», прецедентное решение о расовой сегрегации. Соединенные Штаты, 1954 год.

А. Кузнецов — Это вот, если говорить о 50-60-х годах, о том, что происходило на юге, это важнейшее судебное дело, по итогам которого было постановлено, что чёрные и белые могут учиться в одних учебных заведениях.

С. Бунтман — Итак, вот теперь мы можем вам с уверенностью сказать, что и мы это чувствуем на отдалении и временном, и пространственном, что эти процессы уже поставлены на сайт, и вы можете голосовать, и в следующее воскресенье один из них будет разобран. Алексей Кузнецов, Сергей Бунтман. Всего...

А. Кузнецов — Всего вам доброго!

С. Бунтман — ... доброго!