Сайт Евгения СычёваEugi Gufo

Сергей Бунтман — 12 часов 12 минут. Открываем очередной процесс. Светлана Ростовцева, Алексей Кузнецов...

Алексей Кузнецов — Добрый день!

С. Бунтман — ... Сергей Бунтман и вы в чате, в смсках — +7 985 970 45 45. «Youtube» и «Сетевизор» работают. Да, уже пошли... пошли ваши вопросы. Но мы сначала сделаем объявление, потому что еще мы оба тут и можем вообще внятно сказать, что вообще будет происходить в четверг в...

А. Кузнецов — В среду.

С. Бунтман — Да...

А. Кузнецов — По-моему, в среду.

С. Бунтман — 25-е — среда.

Светлана Ростовцева —Среда.

А. Кузнецов — Да, в среду.

С. Бунтман — Оставить четверг.

А. Кузнецов — Происходить будет в среду.

С. Бунтман — Да, в среду, 25 апреля, вот будет происходить в 19 часов в Историческом музее, в лектории... Про пиратов будем говорить.

А. Кузнецов — Ну, про пиратов в связи с пиратским законодательством.

С. Бунтман — И пиратское собственное их законодательство...

А. Кузнецов — С законодательством о пиратах.

С. Бунтман — О пиратах. Да. И что с этими пиратами делать сейчас, потому что они существуют...

А. Кузнецов — Да, конечно...

С. Бунтман — ... как существовали...

А. Кузнецов — ... и о Международной конвенции по борьбе с пиратством поговорим.

С. Бунтман — Да. И, в общем, вот этих пиратов, а не те, которые без авторских прав.

А. Кузнецов — Да, да.

С. Бунтман — Да. Или там диссертации чужие.

А. Кузнецов — Вот да, да.

С. Бунтман — Так что приходите, билеты еще есть. Покупайте их на сайте diletant.media и на сайте Исторического музея. И там вот уже пошли рассуждения про Унгерна. Конечно, Унгерн — это... это увлекательная история, и его можно... История связана, с чем угодно, с... Я не знаю. И там тебе и Монголия, и поиски там всевозможных Шамбал и прочего всего. Да.

А. Кузнецов — И вообще идея восстановления срединной империи Чингисхана, и вот эта...

С. Бунтман — Да что угодно.

А. Кузнецов — ... что угодно. И евразийство. Куда же его денешь, конечно же?

С. Бунтман — Да. И вообще это Унгерн на знаменах многих товарищей существует. Мы будем... Конечно, все расскажет Алексей Кузнецов. Но вот нас интересует и процесс вот все-таки, процесс в 1-ю очередь...

А. Кузнецов — Ну, а процессе — да, — мы будем говорить в 1-ю очередь...

С. Бунтман — Да, да.

А. Кузнецов — Тем более что он замечательно задокументирован, и я чуть позже сошлюсь и скажу, где вы можете прочитать подробно и так далее. Вот. Но начать я хочу со стихотворения. Во второй половине 20-х годов, когда Унгерна уже не было в живых, эмигрантские поэт Арсений Несмелов, он будет казнён, или точнее он погибнет там при не очень понятных обстоятельствах уже в заключении в 46-м году, когда вот этих вот русских эмигрантов с Дальнего Востока во главе с атаманом Семёновым привезут в Москву для суда. Вот Арсений Несмелов в романтическом, мистическом стихотворении описывает известную легенду о том, что у Унгерна был любимый ворон, и как-то этот ворон заболел. И Унгерн послал к ворону врача. Врач от ужаса застрелился, а ворон, видимо, объевшись мертвечины, которую Унгерну ему в больших количествах поставлял, значит, умер. И вот как заканчивается это стихотворение: «Он был моим другом. В кровавой неволе Другого найти я уже не смогу!» — И, весь содрогаясь от гнева и боли, Он отдал приказ отступать на Ургу. Стенали степные поджарые волки, Шептались пески, умирал небосклон... Как идол, сидел на косматой монголке, Монголом одет, сумасшедший барон. И шорохам ночи бессонной внимая, Он призраку гибели выплюнул: «Прочь!» И каркала вороном глухонемая, Упавшая сзади, даурская ночь. Я слышал: в монгольских унылых улусах, Ребенка качая при дымном огне, Раскосая женщина в кольцах и бусах Поет о бароне на черном коне... И будто бы в дни, когда в яростной злобе Шевелится буря в горячем песке, — Огромный, он мчит над пустынею Гоби, И ворон сидит у него на плече«.

С. Бунтман — Да...

А. Кузнецов — Ну, качество, конечно...

С. Бунтман — Но вдохновенно.

А. Кузнецов — Но написано вдохновенно. Значит, легенду эту я разыскал. Но по легенде некоторое снижение. Я понимаю, что, видимо, Арсений Несмелов вдохновлялся Эдгаром По скорее всего. Да? Ну, и вообще образ ворона так по авантажнее. А в реальной легенде был филин. Что якобы действительно Унгерн любил ездить по окрестным склонам, осматривая разлагающиеся трупы, и вот там в некоем урочище жил филин. И якобы действительно, когда в одну из ночей его уханья барон не услышал, он отправил к нему полкового ветеринара для того, чтобы тот, значит, филина полечил. Судьба филина неизвестна. Да и был ли филин неизвестно. Значит, что можно сказать об этом очень странном и очень необычном человеке? Значит, сам Унгерн незадолго до выступления в свой последний поход, поход уже на Советскую Россию из Урги, он своему собеседнику, который оставил о нём воспоминания, и вы можете их прочитать, поляку, польскому журналисту, философу Оссендовскому он рассказывал о роде так: «Семья баронов Унгерн-Штернбергов принадлежит роду, ведущему происхождение со времен Аттилы. В жилах моих предков течет кровь гуннов, германцев и венгров. Один из Унгернов сражался вместе с Ричардом Львиное Сердце и был убит под стенами Иерусалима. Даже трагический крестовый поход детей не обошелся без нашего участия: в нем погиб Ральф Унгерн, мальчик одиннадцати лет. В XII веке, когда Орден меченосцев появился на восточном рубеже Германии, чтобы вести борьбу против язычников — славян, эстов, латышей, литовцев, — там находился и мой прямой предок, барон Гальза Унгерн-Штернберг. В битве при Грюнвальде пали двое из нашей семьи». И так далее, и так далее. Вот он рассказывает, что и пираты, и, так сказать, разбойники, и алхимики. Там некий Вильгельм Унгерн, занимавшийся алхимией и прозванный за это «братом Сатаны». Значит, что-то подтверждается, что-то не подтверждается. Документально можно проследить возникновение рода Унгернов с XIII века. Действительно один из Унгернов был вассалом Рижского архиепископа. То есть это у нас ордер...

С. Бунтман — ... Вот как раз. Да.

А. Кузнецов — Это вот орденские дела. Но XIII всё-таки век. А на счёт Ричарда Львиное Сердце и под стены Иерусалима, в общем, как я понимаю, — это семейные легенды скорее всего. Да и те предки прямые, такие уже не очень давние предки... Роман Федоровича фон Унгерн-Штернберг или Унгерна фон Штернберга... И так, и так. Причем примерно в равных...

С. Бунтман — Да, да.

А. Кузнецов — ... пропорциях встречается в документах. Они были довольны мирными прибрежными помещиками и занимали некоторые административные посты. Вообще их родовое гнездо — это остров Даго, это... значит, Прибалтика. И человек этот явно не случайно Оссендовскому рассказывает вот такую вот сильно романтизированную и мистическую биографию. Явно совершенно он очень всем этим гордиться. Это явно совершенно для него очень важный такой вот духовный стержень. Когда на процессе обвинитель Емельян Ярославский спросит его: «В чём заслуги вашего рода на службе Российской империи?» — такой вопрос, который вот как будто они его репетировали. Унгерн тут же без паузы гордо ответит: «Семьюдесятью двумя погибшими в войнах». Да? То есть для него это... Знаете, бывают люди, которых такое впечатление, что занесло не в свое время.

С. Бунтман — Бывает.

А. Кузнецов — Вот как Карла XII явно совершенно занесло не в то время. Ему не в XVIII веке надо было родиться, а во времена викингских... викингских саг каких-нибудь. Вот так совершенно очевидно и Романа Федоровича занесло не в свою эпоху. Вот что о нём пишет человек, хорошо его знавший, человек наблюдательный, человек, обладающий, на мой взгляд, достаточно ярким даром слова, человек, который был командиром его полка во время Первой мировой войны на тот момент, полковник Петр Николаевич Врангель. У Врангеля среди 40 с небольшим офицеров его полка будут два главных действующих лица Гражданской войны на Дальнем Востоке Унгерн и его сначала друг, а потом вроде бы враг атаман Семёнов Григорий Михайлович. «Подъесаул барон Унгерн-Штернберг, или подъесаул «барон», как звали его казаки, был тип несравненно более интересный, — это перед этим он пишет о Семенове...

С. Бунтман — Да. О Семенове. Да.

А. Кузнецов — О Семенове. Да. «Такие типы, созданные для войны и эпохи потрясений, с трудом могли ужиться в обстановке мирной полковой жизни. Обыкновенно, потерпев крушение, они переводились в пограничную стражу или забрасывались судьбою в какие-либо полки на Дальневосточную окраину или Закавказье, где обстановка давала удовлетворение их беспокойной натуре. Из прекрасной дворянской семьи лифляндских помещиков, барон Унгерн с раннего детства оказался предоставленным самому себе. Его мать, овдовев, молодой вышла вторично замуж, по-видимому, перестала интересоваться своим сыном. С детства мечтая о войне, путешествиях и приключениях, барон Унгерн с возникновением японской войны бросает корпус и зачисляется вольноопределяющимся в армейский пехотный полк, — он в морском корпусе учился, — с которым рядовым проходит всю кампанию. Неоднократно раненый и награжденный солдатским Георгием, он возвращается в Россию и, устроенный родственниками в военное училище, с превеликим трудом кончает таковое. Стремясь к приключениям, избегая обстановки мирной строевой службы, барон из училища выходит в Амурский казачий полк, расположенный в Приамурье, но там остается не долго. Необузданный от природы, вспыльчивый и неуравновешенный, к тому же любящий запивать и буйный во хмелю, Унгерн затевает ссору с одним из сослуживцев и ударяет его. Оскорбленный шашкой ранит Унгерна в голову. След от этой раны остался у Унгерна на всю жизнь, постоянно вызывая сильнейшие головные боли и, несомненно, периодами отражаясь на его психике. Вследствие ссоры оба офицера вынуждены были оставить полк. Возвращаясь в Россию, Унгерн решает путь от Владивостока до Харбина проделать верхом. Он оставляет полк верхом и в сопровождении охотничьей собаки и с охотничьим ружьем за плечами. Живя охотой и продажей убитой дичи, Унгерн около года проводит в дебрях и степях Приамурья и Маньчжурии и, наконец, прибывает в Харбин. Возгоревшаяся Монголо-Китайская война застает его там». И так далее, и так далее. И вот интересно и его описание, и его психологическая характеристика от Петра Николаевича: «Среднего роста, блондин, с длинными, опущенными по углам рта рыжеватыми усами, худой и изможденный с виду, но железного здоровья и энергии, он живет войной. Это не офицер в общепринятом значении этого слова, ибо он не только совершенно не знает самых элементарных уставов и основных правил службы, но сплошь и рядом грешит и против внешней дисциплины, и против воинского воспитания, — это тип партизана-любителя, охотника-следопыта из романов Майн-Рида. Оборванный и грязный, он спит всегда на полу, среди казаков сотни, ест из общего котла и, будучи воспитан в условиях культурного достатка, производит впечатление человека совершенно от них отрешившегося. Тщетно пытался я пробудить в нем сознание необходимости принять хоть внешний офицерский облик. В нем были какие-то странные противоречия: несомненный, оригинальный острый ум и, рядом с этим, поразительное отсутствие культуры и узкий до чрезвычайности кругозор, поразительная застенчивость и даже дикость и рядом с этим безумный порыв и необузданная вспыльчивость, не знающая пределов расточительность, и удивительное отсутствие самых элементарных требований комфорта. Этот тип должен был найти свою стихию в условиях настоящей русской смуты. В течение этой смуты он не мог не быть хоть временно выброшенным на гребень волны, и с прекращением смуты он также неизбежно должен был исчезнуть». Вот интересно, что люди которые уже после Гражданской войны оставались верными белой идее, как правило, старались всячески от Романа Федоровича откреститься. Вот обратите внимание, я неслучайно прочитал стихотворение Несмелова, — да? — «монголом одет сумасшедший барон». Несмелов прямо называет его. Ну, хорошо Несмелов семеновец. И ему... тут, так сказать, то отношение, которое сформировалось в конечном итоге в штабе Семёнова Кунгур, ну, ему не могло не передаться. Но Врангель, который, кстати говоря, будучи командиром полка, сохранилась его аттестация, по результатам которой сотник был повышен. Сотник — барон Унгерн-Штернберг. Где он аттестует его как прекрасного офицера отличной смелости...

С. Бунтман — Но там ведь что-то происходит. Происходит... там происходит перелом такой вот ведь...

А. Кузнецов — Там происходит перелом. Значит, этот человек, я имею в виду Унгерна, действительно всё время старается вот от рутинной службы даже в условиях войны найти что-нибудь, как можно более такое вот партизанское автономное. И, собственно говоря, он получит за Первую мировую там целый подбор, целый букет орденов. И он уйдет в отряд конной разведки, которым будет командовать Леонид Николаевич Пунин. Это старший брат 3-го мужа Анны Андреевны Ахматовой, известного литературоведа. И в этом партизанском отряде, который он хотя и отряд разведки, но фактически он будет партизанскими рейдами в германских тылах заниматься, тоже, значит, проявит себя как человек с одной стороны невероятный отваги, с другой стороны большого безрассудства. А дальше с началом Гражданской войны его заносит на Дальний Восток, где Григорий Михайлович Семёнов, пока еще его друг и, видимо, близкий, поручает ему одну из... прикрыть из одно из важных направлений. Значит, ему приказано сформировать туземную кавалерийскую дивизию. И будет сформирована такая азиатская дивизия. Она несколько раз меняла название. Значит, 2-бригадного состава. То есть четыре полка будет в этой дивизии плюс собственный артиллерийский дивизион. Он прикрывает Даурию. Он построил, я имею в виду Унгерн, военный лагерь в районе станции Даурия. Сейчас она, как я понимаю, заброшена. Ну, то есть как не совсем заброшена. Там поселок — 3 с лишним тысячи человек народу при этой станции, но проходит через неё из таких регулярных поездов один, собственно говоря, поезд в сутки. Это связано с тем, что это ответвление... Это КВЖД. Это КВЖД. Это не основной Транссиб. Когда-то по ней, так сказать, ходили, через эту станцию проходили десятки поездов в сутки. Ну, а потом когда КВЖД собственно вот, так сказать, перестала существовать как постоянно действующая магистраль, связывающая Россию и Китай, ну, соответственно она превратилась в такую вот пограничную станцию и там местного значения поезд из Забайкальска до Читы, по-моему, ходит. Вот. И вот в этой самой Даурии Штерн... Унгерн с одной стороны показывает себя хорошим организатором, с другой стороны у него устанавливается вот такой... такая внутренняя дисциплина в этой части, которая свидетельствует о том, что Роман Федорович... Мягко говоря, действительно вот этот сабельный удар, а также много-много поколений специфических предков, конечно, не прошли бесследно. Я не психиатр. Я не берусь оценивать размеры тараканов в голове у барона, но что их там было предостаточно, в этом нет ни малейшего сомнения. Там идет дискуссия совсем он сумасшедший или сумасшедший, так сказать, до определенной степени, но нормальным его, по-моему, никто не называет. Значит, он... В этой самой вот азиатской дивизии там служат и буряты, там служат и корейцы дальневосточные, там служат и... Там даже японцев будет несколько десятков человек уже вот 20-21-м году. Там много сброда всякого и среди офицеров тоже. И вот те жестокости, о которых будет идти речь в том числе и на процессе, которые унгерновцы совершали в больших количествах, они во многом исходят не от его непосредственных приказов, а от того, что в конечном итоге вокруг него ключевые посты занимают люди, ну, явно совершенно психически нездоровые. Там, например, его начальник контрразведки подполковник был просто законченным садистом и психопатом. И вот это всё создает вокруг Унгерна совершенно определённую славу. К офицерам своим он относится соответственно. Есть много воспоминаний тех, кто пережил вот эти все события, о том, что он лично бил своих офицеров. Солдат, правда, не трогал. Вот как-то у него именно к офицерам такое вот отношение, которое тоже, конечно, свидетельствует о каких-то глубоко личных проблемах у него в голове.

С. Бунтман — Мы прорвемся сейчас и продолжим через 5 минут.


**********


С. Бунтман — А мы продолжаем процесс Унгерна. Да? Всё... Вот и сейчас всё выясним, я надеюсь, на счёт того, что... на счёт КВЖД и станции на ней Даурия.

А. Кузнецов — Да, да. Ну, конечно, понятно, что большинству людей, тем, кто живет в европейской части страны, всё это довольно трудно понять географически. Я сам, в общем, с картой сидел некоторое время работал...

С. Бунтман — ... существует...

А. Кузнецов — Конечно. Да.

С. Бунтман — Мне кажется, не только в навигаторе они должны быть. Да.

А. Кузнецов — Вот. А дальше его феерический совершенно поход на Ургу, вот тот самый, в результате которой он выкидывает оттуда очень сильный китайский гарнизон, освобождает правителя, значит, внешней Монголии и его авторитетом, и по его, так сказать, распоряжению фактически становится правителем этой территории. Но ему неймется и в мае 21-го года он начинает поход, который для него окажется последним, поход в советскую Россию. Вот отрывок из приказа Унгерна, приказ по мнению большинства исследователей писал Оссендовский: «21 мая 21 года. ... в народе мы видим разочарование, недоверие к людям. Ему нужны имена, имена всем известные, дорогие и чтимые. Такое имя лишь одно — законный хозяин Земли Русской Император Всероссийский Михаил Александрович, — напомню, что, значит, законный хозяин земли русский в 18-м году большевиками убит на Урале, но Унгерн то ли этого не знает, то ли он считает, что он жив. — В борьбе с преступными разрушителями и осквернителями России помнить, что по мере совершенного упадка нравов в России, полного душевного и телесного разврата нельзя руководствоваться старой оценкой. Мера наказания может быть лишь одна — смертная казнь разных степеней. Старые основы правосудия изменились. Нет „правды и милости“. Теперь должны существовать „правда и безжалостная суровость“. Зло, пришедшее на землю, чтобы уничтожить Божественное начало в душе человеческой, должно быть вырвано с корнем...» Унгерновцы разделится на две бригады, и, так сказать, в разное время эти две бригады будут прилично побиты. И в результате в частях Унгерна возникнет офицерский заговор против него. В результате этого заговора Унгерн будет брошен своими частями. Его подберут монголы, свяжут. И то ли они собирались его продать унгерновцам, то ли они действительно собирались его отвести к красным. Не очень понятно, но действительно они его передали командиру красного партизанского отряда, который то ли нарвался на них, я имею в виду... то ли они действительно к нему ехали, как потом будут утверждать. В любом случае Унгерн оказался целым и невредимым в руках большевиков. Это произошло в августе 21-го года. И принимается довольно быстро решение провести открытый показательный процесс. Ну, надо сказать, что к этому времени советская власть уже потихонечку начинает входить во вкус таких процессов. Недавно проведён в той же Сибири Ишимский судебный процесс. Это по делу о крестьянском восстании. И в случае с Унгерном это, конечно, большая удача такой процесс провести, потому что действительно жестокости, о которых будут говорить свидетели, ну, они превосходят, так сказать, то, что может себе представить человеческое воображение, и представить одного... одну из видных фигур белого движения — почему так белые-то от него открещиваются? —законченным совершенно садистом и человеком, ведомым самыми странными идеями, ну, это безусловно пропагандистски чрезвычайно важная штука. Поэтому Унгерна судят не где-то там вот в Забайкалье, его привозят в ставшую несколько месяцев назад фактической столицей Сибири Новониколаевск, нынешний Новосибирск, и там создается чрезвычайный трибунал, во главе которого становится старый большевик Опарин. Значит, он юрист по образованию. Он закончил санкт-петербургский университет, юридический факультет, и был присяжным поверенным. Но он с марта 17-го года, то есть еще с дореволюционных времен большевик. Вот он будет председателем этого трибунала. Войдет в состав трибунала профсоюзный деятель местный, местный военком и один из командиров красных партизанских отрядов во время Гражданской войны в Сибири, очень тоже своеобразный человек такой, Александр Кравченко. Вот. И, значит, был даже вариант не привезти ли Унгерна Москву и не устроить ли процесс там. Но в конечном итоге, похоже, что из местного патриотизма сибиряки его не отдали и настояли на том, что судить его надо в Сибири. Ленин отправил телеграмму: «Советую обратить на это дело побольше внимания, добиться проверки солидности обвинения и в случае, если доказанность полнейшая, в чем, по-видимому, нельзя сомневаться, то устроить публичный суд, провести его с максимальной скоростью и расстрелять». Ну, то есть вот предрешенный приговор. Значит, важный пропагандистский элемент в качестве...

С. Бунтман — Ну, Унгерн уж очень здесь огромная фигура-то.

А. Кузнецов — Безусловно. Безусловно.

С. Бунтман — Я не знаю, Тань, что Вам было жалко Унгерна за что?

А. Кузнецов — Вот я тоже не знаю. Ну, так. В качестве обвинителя на этом процессе пробует свои, значит, ораторские способности достаточно незаурядные Емельян Ярославский, в последствии глава Союза воинствующих безбожников и вообще, так сказать, главный идеолог воинствующего атеизма в Советском Союзе в 20-е годы. Он в своём... Да. Судебный процесс будет проходить 15 сентября в местном открытом театре, привлечет очень много, значит, зрителей. Туда будут распространяться специальные билеты. Вот спекулянты вокруг них, так сказать, будут роится. Хотя билеты были бесплатные, но и там продавали. Вроде бы несколько унгерновцев, а это тоже легенда, а их очень много вокруг барона, вроде бы несколько унгерновцев переодетыми пробрались на этот суд и потом, вернувшись к своим, про это рассказывали. И вот Ярославский... Да. Собственно о суде подробно писала газета «Советская Сибирь». Публиковались речи, публиковались выдержки из... отрывки из допросов. Ну, естественно публиковался приговор и так далее. Ярославский сразу решил придать этому делу, так сказать, классово-обобщающий характер. Вот начало его речи: «Товарища судьи и вы, все здесь присутствующие! Суд над бывшим бароном Унгернов...» — не знаю, почему он бывший барон. Кто его, собственно говоря...

С. Бунтман — Значит, бывший барон — формула такая. Бывший граф, бывший князь...

А. Кузнецов — Ну, да, естественно.

С. Бунтман — Потому, что это отменено...

А. Кузнецов — Отменено. Да. Совершенно верно. Да.

С. Бунтман — Титулы отменены. Поэтому он может быть только бывшим бароном.

А. Кузнецов — Один из... один из первых декретов советской власти. Да.

С. Бунтман — Да. «... является не только судом над личностью барона Унгерна, он является судом над целой огромной полосой, которую мы пережили, он является судом над целым классом общества, который привык властвовать, который от этой власти не может отказаться и хочет ее удержать, хотя бы для этого надо было истребить половину человечества. Этот класс до сих пор не... до тех пор не откажется от власти, пока во всём мире не будут у него вырваны последние остатки этой власти. И барон Унгерн, который сидит здесь, на скамье подсудимых, является только, может быть, наиболее откровенным, наиболее искренним выразителем тех стремлений, которые питали и питают до сих пор тысячи баронов, бежавших из России в разные капиталистические страны», — ну, привет Врангелю в первую очередь, конечно же.

С. Бунтман — Ну, да.

А. Кузнецов — «Дворянство — класс, который когда-то в течение нескольких веков нераздельно властвовал, дворянство, вытесненное в последнее время в значительной степени новым классом — классом буржуазии финансовой и промышленной, это дворянство всё ещё достаточно сильно для того, чтобы подвергать иногда целые народы опасностям...»

С. Бунтман — Общество... Обществознание такое.

А. Кузнецов — Ну, да.

С. Бунтман — Совершенно некоторое обществознание. Да.

А. Кузнецов — «Дворянство, к которому принадлежит барон Унгерн, давно уже нет. Это дворянство смешало свою кровь с кровью денежного мешка, с кровью...» Хорошо сказано?

С. Бунтман — О, да, да!

А. Кузнецов — «... с кровью тех самых финансистов-банкиров, которых, быть может, искренно ненавидит барон Унгерн, но которые на самом деле являются сейчас главными вдохновителями бесчисленных баронов Унгернов, Врангелей и других баронов, терзающих тело не только русского народа, но терзающих тело народов всего мира». Вот в таком вот стиле большая речь.

С. Бунтман — Потрясающе.

А. Кузнецов — Опять-таки можно с ней ознакомиться. Сейчас я через несколько минут скажу где. Был защитник. Всё было пристойно. Причём защитник был из весьма уже немолодых дореволюционных адвокатов с самым большим стажем. Павел Дмитриевич Боголюбов. Страстный шахматист, кстати говоря. Один из организаторов шахматного дела в Сибири.

С. Бунтман — А...

А. Кузнецов — Встретил... встретил я отчёты, соответствующие. Значит, он 68-го года рождения. То есть в период описываемых событий ему 50 с хвостиком. Он петербуржец и закончил петербургский университет. Он был одним из видных присяжных поверенных в Иркутске. О его дальнейшей судьбе. Он, видимо, перебрался в Новгород. В 24-м году 14 мая было арестован, и за что-то, за что мне не удалось найти, осужден. Но вегетарианский приговор: выслан на 3 года в Вятскую губернию. Так и значится в базе «Мемориала». Дальнейшие его следы теряются. Я ничего не нашел. Значит, он выбрал ту стратегию, которая потом станет мейнстримом в 30-е годы, и которой будут придерживаться во время всех этих открытых московских процессов.

С. Бунтман — Вот именно советские. Да.

А. Кузнецов — Конечно, будут и Брауде, и Комодов, и другие знаменитые советские адвокаты придерживаться. Понятно, что предрешено всё. И единственное, что можно попытаться сделать — это что-то подкорректировать в обвинении. А Унгерна обвиняли помимо чудовищных жестокостей и помимо стремления свергнуть советскую власть, что, в общем, и то, и другое присутствовало безусловно, его обвиняли ещё в том, что он по сути был японским наймитом. Вот 21-й год. Ещё не закончена на Дальнем Востоке...

С. Бунтман — Значит, это то, что уже не очень удобно это пришить Унгерну, потому что Унгерн — удобнейший фигура, поскольку он монархист, откровенно провозглашающий свой монархизм, что не было присуще подавляющему большинству белого движения.

А. Кузнецов — Вы знаете, в руководстве белого движения, вот среди фигур 1-го ранга я никого не могу назвать.

С. Бунтман — Никого.

А. Кузнецов — Во втором ряду были. Был Унгерн, конечно. Был тот же Дитерихс, например, начальник штаба у Колчака, который был махровым монархистом. Каппель был монархистом. Но это все-таки 2-й ряд вот руководителей белого движения. А так, конечно, это не характерно. Да? Великая единая и неделимая демократическая Россия. Вот лозунг — да? — белого движения. Так вот Боголюбов пытается побороться за... вот за это. Он при этом уже более, чем на сервильно звучит, но послушайте тоже начало его речи: «После великолепной и совершенно объективной речи обвинителя и заслушания судебного материала, многим присутствующие в этом зале, может быть, покажется излишним защищать барона Унгерна. Быть может, многие спросят, какая может быть защита подсудимого, на протяжении долгого времени оставлявшего за собой кровавый след страдающего на всем... на своём революционном пути русского народа, обвиняющегося в избиениях, пытках женщин и детей. Но исполнение тяжелых обязанностей защиты является вынужденным: по закону там, где есть государственный обвинитель, там должен быть и защитник». Слово в слово и через 15 лет этим же будут начинать свои речи...

С. Бунтман — И почти слово в слово из французской революции.

А. Кузнецов — Да. Ну, естественно. Да. «Сам подсудимый, столь прямолинейно разрешавший вопросы бытия и смерти, конечно, не нуждается в защите. Человек, во время долгой своей военной карьеры подвергавший себя возможности постоянно быть убитым, фаталист, который на свое пленение смотрит как на судьбу, конечно, лично не нуждается в защите. Но в защите нуждается, в сущности говоря, та историческая правда вокруг имени барона Унгерна, особенно в таком большом процессе, который вкрапливается в великую книгу о великой борьбе русского народа за лучшее будущее. Какова же историческая правда? Когда мы зачитаем пункты 1-й и 2-й обвинительного акта, получается впечатление, что мы в лице подсудимого, барона Унгерна, как будто видим идейного серьезного противоборца России, проводника захватнических планов Японии. Но при самом внимательном изучении следственного материала мы должны снизить барона Унгерна до роли простого мрачного искателя военных приключений, одинокого, забытого совершенно всеми даже за чертой капиталистического окружения».

С. Бунтман — Ну, в общем, это правда.

А. Кузнецов — Да.

С. Бунтман — Это правда...

А. Кузнецов — Да, связи Унгерна с Японией... Он какой-то расчёт на японцах строил, но прямых связей... они не прослеживаются. Он... Безусловно он рассчитывал на то, что его поддержат в создании вот это великий срединной империи, так сказать, кочевых народов по образцу Чингисхана. А, значит, надо сказать, что, видимо, и Унгерн не хотел, так сказать, чтобы его защищали. Я думаю, что, так сказать, если у него была возможность поговорить с адвокатом, я думаю, что он настоял на том, чтобы адвокат там особенно не надрывался и не пытался требовать психиатрической экспертизы, что логично в этой ситуации было бы сделать и прочее, прочее. Унгерн, кстати говоря, очень откровенно отвечал, прямо вот начиная с момента ареста, он откровенно отвечал, причем мотивировал это тем... не тем, что он боится, а тем, что раз меня предали мои офицеры, говорил он, — да? — то я ничего от вас скрывать не буду. То есть вроде так судьба. Да? Здесь действительно судьба. Ну, и соответственно 5 часов с небольшим длилось судебное заседание. Приговор — расстрел, который то ли в тот же день, то ли на следующий день, 16 сентября, был приведён в исполнение. Что можно почитать? Значит, ну, во-первых, я думаю, что большинству наших слушателей знакома так или иначе книга Леонида Юзефовича «Самодержец пустыни», очень интересная как и другие исторические изыскания Леонида Юзефовича, достоверная, нейтральная, сдержанная, пытающаяся разобраться. Есть другая книга Андрея Жукова, которая называется «Барон Унгерн. Даурский крестоносец или буддист с мечом». Она больше, так сказать, старается найти какие-то основания для оправдания Унгерна, хотя она не апологетическая. И самая замечательная вот для любителей прямой, что называется, речи в истории. В 2004 году была издана книга, составитель ее известный историк Сергей Кузьмин, «Барон Унгерн в документах и мемуарах». Все 3 названных мной источника есть в открытом доступе в интернете. Поэтому если вас заинтересовала эта тема, у вас впереди несколько дней очень интересного чтения.

С. Бунтман — Да. Тем более здесь вот в печати ставят очень много исторических проблем, связанных и с Монголией тогдашний, и с обстановкой. Да, у нас была передача, насколько я помню в «Цене революции», и не одна, связанная с и с самим Унгерном, и с контекстом, в котором он там действовал.

А. Кузнецов — Нет, вообще в этой истории там множество интересных людей, множество интересных судеб.

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — Не будем забывать, что Рокоссовский полком командовал при разгроме Унгерна. Да? Это тоже начало. Ну, не самое начало, но, в общем, ранние этапы его полководческой карьеры.

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — За...

С. Бунтман — Да и с другой стороны... да и сама по себе история Монголии там потрясающая.

А. Кузнецов — Да. И как Монголия сначала метнулась к белым, потом к красным практически сразу. Да, и всё совершенно удивительная история.

С. Бунтман — Мы переходим к следующему номеру нашей программы, к завершающему. Мы предлагаем вам проголосовать повторно за непрошедшие когда-то ваш фильтр процессы.

А. Кузнецов — Ну, вторые места голосования. Обычная наша такая штука.

С. Бунтман — Судебное разбирательство по делу об убийстве фараона Рамзеса III, Египет, минус 1153 года. Да.

А. Кузнецов — Давно это было.

С. Бунтман — Да. Да, давно. Суд над Талмудом, обвинявшемся в поругании христианства, богохульстве и враждебности к христианам. Это «Парижский диспут»...

А. Кузнецов — Диспут.

С. Бунтман — 1240 года. Судебное разбирательство по обвинению Джона Черчилля, графа Мальборо, и епископа Томаса Спрата в государственной измене, «Цветочных горшки», Англия, 1692 год.

А. Кузнецов — Это... Это не ошибка. Он еще не герцог. Это действительно будущий 1-й герцог...

С. Бунтман — Это граф Мальборо. Да.

А. Кузнецов — ... Мальборо, но пока он граф.

С. Бунтман — Да. Суд над подозреваемыми в похищении и убийстве мальчиков в Лос-Анджелесе, Вайнвилльские убийства в курятнике, Соединенные Штаты, 28-29-й год.

А. Кузнецов — Да.

С. Бунтман — И гражданский иск писателя Дэвида Ирвинга к историку Дэборе Липштадт, автору книги «Отрицание Холокоста», с обвинением в клевете. Это Великобритания, рубеж веков — 2000 год.

А. Кузнецов — Да, мы все это предлагали в свое время...

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — Вот заняло вторые места. Вот соответственно наконец...

С. Бунтман — Пожалуйста...

А. Кузнецов — ... выбирайте.

С. Бунтман — ... голосуйте. Все в ваших руках. Все на сайте есть. Всего доброго!

А. Кузнецов — Всего хорошего!

С. Бунтман — До свидания!