Сайт Евгения СычёваEugi Gufo

Сергей Бунтман — Ну, что же? Мы приступаем к разбору следующего дела. Сразу говорю вам, что это в записи. Вот. Как вы понимаете, все у нас вертится вокруг 1 сентября. Это не просто день абстрактных знаний для Алексея Кузнецова...

Алексей Кузнецов — Добрый день!

С. Бунтман — Добрый день. А это вот профессиональный праздник. С ним можно заранее и постфактум тоже. Так что...

А. Кузнецов — Можно и заранее, можно и постфактум.

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — На самом деле можно и в середине года, потому что хотя вот по интернету и гуляет сейчас в очередной раз под 1 сентября такая острота, что поздравлять учеников и учителей с началом учебного года — это то же самое, что поздравлять лошадь с началом весенне-полевых работ. Это смешно, но это неправда.

С. Бунтман — Это неправильно. Да.

А. Кузнецов — Это не правда, потому что на самом деле для хорошего школьника и для хорошего учителя это все-таки праздник. Да, конечно, как любая работа, как любая активная деятельность это имеет там свои какие-то отрицательные стороны, но в целом, конечно, это...

С. Бунтман — И главное у нас...

А. Кузнецов — ... замечательное занятие.

С. Бунтман — ... у нас и еще у всех по ту, и по сию сторону баррикад, у нас есть возможность сделать это если не праздником, то каким-то приятным времяпрепровождением.

А. Кузнецов — Конечно.

С. Бунтман — Все. Я помню там ощущение 1-й недели, ничего еще не запущено когда...

А. Кузнецов — Еще у нас... Мы еще не в долгах перед там всякими отчетами...

С. Бунтман — Да, да.

А. Кузнецов — И дети еще, что называется... «Двоек» не понаставлено. И работ на проверку еще не набрано. Нет, это замечательное время, особенно если погода хорошая.

С. Бунтман — Да. Вот. Ну, мы сегодня займемся... Вы сами выбрали. Сами вы этого хотели. Вот суд над Амелией Дайер, владелицей детского приюта, по обвинению в массовых убийствах. Это самый конец викторианской эпохи — 1896 год.

А. Кузнецов — Это ее конец, но вместе с тем это дело абсолютно неразрывно просто всеми своими корнями тянущееся именно из викторианской эпохи. Сегодня мы постараемся это все показать. И 96-й год — это его конец. А начало-то его — это самое сердце, самая середина викторианской эпохи, потому что своей страшной деятельностью Амелия Дайер начинает заниматься в 60-е годы. Примерно 25 лет она занималась тем, о чем мы сегодня будем рассказывать. И как раз вот здесь очень важно показать, в каких... почему это вообще все стало возможным. Поэтому я предлагаю начать разматывать с конца.

С. Бунтман — Да. Хорошо.

А. Кузнецов — К началу. Да? Значит, это дело, можно сказать, заканчивается, ну, не точка, но уже недалеко от точки, 30 марта 1896 года в районе города Рединга, знаменитого своей в частности воспетой, назовем так, Уайльдом тюрьмой.

С. Бунтман — Тюрьмой. Да.

А. Кузнецов — Разумеется. Вот. И вот по Темзе вверх по течению поднимается баржа, одна их сотен грузовых барж, которые перевозят по Темзе разные грузы. На барже экипаж — 2 человека. И вот ее владелиц, можно так сказать, капитан Чарльз Хамфрис неподалеку от деревянного моста... Фотографии этого моста сохранились. Он довольно долго еще просуществовал в деревянном виде после этого. Увидел плавающий на поверхности воды довольно большой, довольно значительный сверток. Они как раз... к этому времени им нужно было причалить к берегу там по каким-то своим делам. Они багром с матросом вместе этот сверток подцепили и уже на берегу начали его разворачивать. Развернули сначала внешнюю оболочку из плотной такой упаковочной коричневой бумаги. Дальше там под этим оказалось 2 слоя ткани — фланели, потом появился... показался труп маленького ребенка. Вот. Значит, Хамфрис оставил матроса сторожить эту жуткую находку, сам отправился за полицией. И полиция дальше удивительно быстро начинает разматывать это дело. Даже по нынешним временам быстро. А по временам конца XIX века просто какое-то стремительное расследование. И автор... одна из авторов книги, наиболее на сегодняшний момент такого вот фундаментального исследования всего, что связано с этим жутким совершенно делом... Сразу назову книгу. К сожалению, она пока есть только в английском варианте. Она сравнительно не так давно, уже в 2000-е годы вышла в свет, но если вы по-английски читаете, то я думаю, что вам будет, чем там поинтересоваться. Называется она «Amelia Dyer: Angel Maker». И написали ее две писательницы Аллисон Рэттл и Аллисон Вейл. Эллисон на сам деле. Конечно. «Angel Maker» у нас с вами не так давно в одной из передач, уже это английское выражение всплывало. Помните про женщин в Венгрии, которая за пару десятилетий практически всех мужчин деревни переотравляли. Да? Так вот самая известная книга, тогда мы ее тоже называли, о них тоже называется «Angel Makers», потому что это вот выражение «сделать кого-то ангелом» — это иными словами... Да?

С. Бунтман — Отправить на тот свет.

А. Кузнецов — Эвфемизм. Да. Отправить на тот свет.

С. Бунтман — На тот свет. Да.

А. Кузнецов — Совершенно верно. Да. Так вот, значит, следователь, который... полицейский-следователь, который занялся этим делом, Джеймс Андерсон, он такой... в низах этой иерархии. Он носит самое нижнее звание — DC — detective constable. Уже есть отдельная уголовная полиция. И всем, кто любит английские уголовные сериалы, хорошо известна вот эта система, значит, должностных таких вот званий: detective constable, detective sergeant, detective inspector, ну, и дальше уже superintendent, chief superintendent. И вот этот самый, так скажем, рядовой служащий уголовной полиции, ему приходит в голову повнимательнее, под лупой, что называется, рассмотреть эту оберточную бумагу. И не смотря на то, что она некоторое время пробыла в воде, но вот та... те пометки, которые он нашел, они находились в той части, которая была над водой. Да? И в результате сумели прочитать на этой оберточной бумаге имя и адрес... Видимо, в эту бумагу была обернута какая-то доставка там из продуктовой лавки или что-то в этом роде...

С. Бунтман — Да, вполне.

А. Кузнецов — Вот такие мелочи иногда... Когда-нибудь, может быть, мы расскажем про одно советское дело, когда убийцу нашли по маленькому клочку газеты небольшой, и причем заводской одного уральского завода, ну, и вот по этой...

С. Бунтман — Многотиражке, да...

А. Кузнецов — Многотиражке заводской. Совершенно верно. И вот по этому клочку, который там размером был с 5-копеечную монету, сыщики смогли установить газету, а дальше уже найти подписчика и выйти на это дело. Вот по таким мелочам иногда расследуются вот такие страшные преступления. И довольно быстро вышли на собственно вот этот адрес. Но женщина... Ее фамилия на бумаге была Томас. На самом деле это не настоящая ее фамилия. Это Амелия Дайер, которая использовала много всяких фамилий, там Смит, Хардинг и так далее для прикрытия. Она уже успела переехать, но тем не менее недалеко переехать, и ее отследили. Значит, чем она занималась? Она занималась тем, что в викторианской армии называлось baby-farming, дословно, ну, как разведение детей, ферма для детей. Или если использовать аналогию farming — да? — с животными, сейчас вот у ветеринаров, у любителей всяких домашних животных это называется передержка.

С. Бунтман — Передержка.

А. Кузнецов — Передержка.

С. Бунтман — Ну, передержка в питомнике...

А. Кузнецов — Да, совершенно верно. Вот нет возможности, скажем, там сразу пристроить найденную собаку — да? — в какие-то добрые руки. Вот ее помещают на передержку, платят за это соответственно там клинике или там питомнику, или там какие-то денежки, а за это время спокойно находят ей владельца. Так вот внешне вот это baby-farming, это выглядело все вполне благообразно. Частные лица. Не нужно было никакой специальной лицензии до 1870 года. Просто вот обычные люди. Если родители ребенка или опекуны, или кто-то, в чьих руках был этот ребенок, не возражали, то все, это частное соглашение между двумя лицами. Да? Государство никак это не регламентирует, никак в это дело не...

С. Бунтман — А потом им искали семьи вот в это время, пока они там были?

А. Кузнецов — Вы знаете, ведь были разные... Были честные вот эти baby-фермеры, которые действительно брали детей, брали некоторую плату за их содержание... Там существенный момент: иногда брали понедельную плату, а иногда брали сразу вот сумму — да? — конечную. И честные начинали искать для них приемные семьи, начинали искать для них какие-то другие там возможности. Иными словами, этих детей пытались устроить. Почему это было, как правило, невозможно было сделать родителям самим? А вот здесь мы выходим на викторианскую Англию с ее абсолютно двойной, совершенно ханжеской общественной моралью. С одной стороны давайте вспомним, это все прекрасно Диккенсом тем же самым описано. Да?

С. Бунтман — Да. Сразу всплывает Диккенс...

А. Кузнецов — Куча всякой жестокости, жестокости в семьях супругов по отношению друг к другу, родителей по отношению к детям. Чудовищные эти работные дома, которые мы сегодня еще обязательно помянем, потому что это неотъемлемая часть этого пейзажа. И при этом вот абсолютно такая вот протестантская, такая вот жесткая, я бы сказал, пресвитерианская мораль, которая не допускает ни малейшей, никакой свободы там в сексуальном поведении при всем том, что мы прекрасно знаем, что половина Лондона — это по сути профессиональные или полупрофессиональные, полулегальные публичные дома. Когда была у нас передача о Джеке-Потрошителе 3 года назад, — да? — тогда вот в этих районах, где он действовал, более половины женщин либо постоянно, либо время от времени жили вот тем, что оказывали такого рода услуги. Вот это вот сочетается. И в течение XIX века положение женщин, которые рожали детей, не состоя при этом в браке, все время осложняется. Например, в 1834-м году принимается поправка к закону о бедных. Был такой закон еще в XVIII веке принят. На самом деле такие законы в тюдоровское время были. Тема-то все время...

С. Бунтман — 34-й, да?

А. Кузнецов — 1834 год.

С. Бунтман — Ну, это еще при Вильгельме, да?

А. Кузнецов — Да. Это Вильгельм...

С. Бунтман — Да. Потому, что с 37-го года...

А. Кузнецов — Да, королева Виктория. Совершенно верно. Правильно. Это еще Вильгельм IV. И это вот... 32-й год — это парламентская реформа. Это вообще такая очень активная законодательная деятельность. Вот принимается вот этот документ, который называется «Poor Law Amendment Act». То есть нормативный акт о поправке к закону о бедных. И в частности в этом... в этой поправке, по сути в новом законе две очень неприятные по своим последствиям вещи. Вещь 1-я: запрещается оказание какой бы то ни было помощи бедным, кроме как через работные дома. То есть церковь должна прекратить раздачу милостыни. Частные благотворительные фонды должны прекратить... Милостыни не должно быть, потому что, подумали законодатели...

С. Бунтман — Работать надо.

А. Кузнецов — ... мы таким образом плодим бедных.

С. Бунтман — Да. Да.

А. Кузнецов — Мы поощряем...

С. Бунтман — Да, да. Поощряем...

А. Кузнецов — ... вот этот социальный паразитизм.

С. Бунтман — Понятно. Да, да.

А. Кузнецов — А что такое работный дом? Вот это, кстати, у Диккенса очень хорошо описано, и не только у него. Это учреждение по сути пенитенциарное, хотя туда направлял не суд. Люди туда сами вообще по идее должны были приходить в этот дом. Но там тюремный режим. Там, чтобы туда народ не очень шел одновременно с этим, потому что это же бременем ложится на государство, там очень плохо кормят, там очень жесткие условия проживания. Там мужчины, женщины живут отдельно. И дети отдельно. Ну, только если они не грудные, конечно. Да? То есть там разделяют матерей и маленьких детей. Там тяжелейший труд. В очень... Там платят, правда, деньги, но платят копейки. И используют любую возможность и эти копейки не заплатить под видом там штрафа, дополнительной там платы еще за что-то и так далее, и так далее. И, в общем, широко известно было, что многие люди говорили, что лучше в обычную тюрьму, чем вот в такой работный дом. Но теперь вот если человек оказывается без средств к существованию, он ни на что больше рассчитывать не может, ни на какую помощь, кроме как вот идти в этот работный дом. А 2-я, совсем уже странная на наш современный взгляд, норма, которая появляется в этом законе, запрещает требовать женщинам, которые родили детей мужчин, если они с этими мужчинами не состоят в законном браке, требовать с них алименты. То есть вот известно, кто отец, но в суд теперь обращаться бесполезно. Мужчина...

С. Бунтман — То есть это ее собственная вина. Сама виновата, да?

А. Кузнецов — Оказывается... Я начал копать и смотреть, а чем вообще законодатели руководствовались, — да? — вот потому что так если поверхностно на это посмотреть, полное ощущение, что в Англии тоже был период бешенного принтера, когда принимали такие нормы, которые, в общем, только рот заставляют открыть от удивления. Оказывается... Вот все-таки очень большие глупости в человеческой истории делаются с благочестивыми мыслями и благочестивым выражением лица.

С. Бунтман — Да. Да.

А. Кузнецов — Вспомним американский сухой закон.

С. Бунтман — Ну, да, да.

А. Кузнецов — Вот уже... Да?

С. Бунтман — Нет, ну, мы знаем эту прекрасную дорогу, вымощенную...

А. Кузнецов — Да, благими намерениями.

С. Бунтман — ...благими намерениями, и куда это ведет. Да, да.

А. Кузнецов — Да. И направление этой дороги прекрасно знаем. И вот, значит, оказывается, британские законодатели рассудили, что, во-первых, таким образом они выбивают оружие из рук всяких шантажисток, что, дескать, вот возможность, сама возможность требовать алименты — это прямая дорога вот для всякого рода такого бизнеса, когда мужчину, не имеющего возможности через какие-то там современные тесты доказать, что отец не он, его просто-напросто вот тяганием к ответу его шантажировали.

С. Бунтман — А какое мужское общество-то.

А. Кузнецов — Конечно.

С. Бунтман — Ну, естественно.

А. Кузнецов — Ну, естественно.

С. Бунтман — Мужское-премужское. Да.

А. Кузнецов — И, во-вторых, значит, они рассудили так, что таким образом это будет мощный стимул к тому, чтобы люди заключали законные браки. Вот, дескать, женщина, ты добейся, чтобы он на тебе женился, а потом уже...

С. Бунтман — ... вопрос к Алексею Валерьевичу.

А. Кузнецов — Да?

С. Бунтман — И как? Получилось?

А. Кузнецов — Точно так же, как много раз в самые разные времена в самые разные страны с абортами. Всегда там соображения могли быть разные, но всегда когда устрожается законодательство об абортах, говорят, что мы таким образом охраняем, так сказать, священный семейный законный союз. Да? А на самом деле, ну, в «Казусе Кукотского» Улицкой превосходно описано, к каким последствиям приводят устрожения. Кстати говоря, в той же викторианской Англии, где естественно строжайшим образом вообще любые аборты, ну, кроме по... так сказать, очевидным медицинским показаниям запрещены, тоже процветает целая индустрия нелегальных абортов. Кстати говоря, обогатил свой английский вокабуляр в работе на передачей. Но я бы сказал illegal abortion. Есть, конечно, такое выражение, но оно формальное. А вот неформально знаете, как называется? Backside street abortion — аборт, сделанный...

С. Бунтман — С черного хода.

А. Кузнецов — ... с черного хода, где-то там на, так сказать, на плохо...

С. Бунтман — Задворках.

А. Кузнецов — Да, на задворках. Да. Совершенно верно. На плохо освещенной улице. И в результате теперь женщины, которые... Да, ну, естественно абсолютное со всех сторон общественное презрение по отношению к тем, кто родил не в браке.

С. Бунтман — Ну, то есть поэтому не могли сами...

А. Кузнецов — Конечно.

С. Бунтман — ... предположим...

А. Кузнецов — Конечно. Потому, что...

С. Бунтман — ... мать, которая не могла воспитывать ребенка, не могла...

А. Кузнецов — Женщина, которая появляется с ребенком на руках на пороге любого там государственного или благотворительного учреждения, если выясняется, что ребенок прижит не от мужа и мужа нет, — да? — то она сразу окружена презрением, она сразу пария и так далее. А вот эти baby-farmers, они... Это благовоспитанные, благообразные представители общества. Это не их дети. Они делают богоугодное дело. Они — как сказать? — им, что называется...

С. Бунтман — То есть им это можно?

А. Кузнецов — Им можно.

С. Бунтман — Это не... Это не считалось, например, такой нелегальной помощью бедным?

А. Кузнецов — Нет. Нет. Это не аморально. Это не преступно. Это вполне по-христиански. Да.

С. Бунтман — Это некая гуманная такая... Да.

А. Кузнецов — Тем более что, конечно, были среди них люди, которые действительно делали это из добрый чувств, которые действительно старались облегчить положение вот этих женщин несчастных, этих детей несчастных. Конечно, были далеко не все такие как Амелия Дайер...

С. Бунтман — ... может, даже большинство были.

А. Кузнецов — Может быть. Никакой... Поскольку государство в это до определенного времени не лезло, не было никакой статистики. Мы не представляем себе масштабов. Но вот по крайней мере вот только во времена, когда действовала Амелия Дайер, за эти примерно четверть века по меньшей мере 6 таких же как они вот этих baby-фермеров было казнено за различные... Масштаб, сопоставимый с ее нигде, слава Богу, достигнут не был. Но это явление не единичное. Это не какая-то одна вот такая... вот один патологический случай. Причем по-разному тоже. Значит, не обязательно этих детей несчастных убивали. Некоторые вот эти ушлые люди, посредники, назовем их так, они специально отбирали такие дела, где можно было опять же заняться шантажом.

С. Бунтман — Все-таки?

А. Кузнецов — Все-таки. Конечно. Потому, что ни один закон этого явления не мог никуда убрать. И вспомним, что один из самых известных рассказов о Шерлоке Холмсе — да? — «Убийство сэра Огастеса Милвертона», как раз Холмс занимается делом о шантаже. И собственно в «Скандале в Богемии» шантаж. То есть это очень распространенное дело. Эти, конечно, отбирали там, где можно было поживиться. Говорят, что с незадачливого папашки до 80 фунтов можно было слупить, а это очень приличная сумма. Бедный человек на 80 фунтов мог жить год, в общем, достаточно, так сказать, посвистывая. Вот. Но были и такие как Амелия Дайер. Она, видимо, не сразу пришла вот к тому конвейеру, который потом обнаружится. Начинает... Она в свое время выросла во вполне такой, ну, не скажу зажиточной, но не нищей семье. Ее отец был, по-моему, сапожником, но вполне преуспевающим. В Бристоле, если не ошибаюсь, она выросла. Она вышла замуж. Правда, очень большая с мужем была какая-то огромная разница в возрасте — лет 40. Он довольно вскоре умрет после брака, но у них родится собственная дочь. Она вообще получила какую-то подготовку медсестры. И вот потом будет использовать эти навыки, когда муж умер, когда нужно было уже начинать как-то заботиться о собственном содержании. Она вместе с другой медсестрой на пару вот начинает... Видимо, с самого начала они с не очень добрыми намерениями всем этим занимались, потому что многие их дети, потом уже ретроспективно будет выясняться уже не следователями, а потом историками, умирали, и коронеры... Напомним, коронер — это специальный такой чиновник, сейчас обязательно имеющий медицинскую, судебно-медицинскую подготовку. Раньше не обязательно. Это не обязательно был медик. Но этот тот, кто устанавливал причину смерти в том случае, если смерть выглядела не 100-процентно естественной. Да? Он должен был дать такое заключение. И вот коронер писал, умирает там ребенок нескольких месяцев от роду или даже пары лет, от голода. И это было нормальным явлением. В викторианской Англии детская смерть была чудовищной совершенно. Умирает от голода. А почему голод? А оказывается, это была тоже распространенная практика среди этих baby-фермеров, детям, чтобы они не просили есть, давали настоечку. Настоечка дешевенькая. Настоечка «Лауданум». Вспомним Уилки Коллинза «Лунный камень». Это опиат, жидкий, так сказать, препарат на основе опиата, широчайшим образом в Англии использовалось как снотворное, как успокоительное. Да? И вот детям ложечку. Они находятся в состоянии... постоянно в состоянии легкого наркотического опьянения и есть не хотят. Они умирают от голода, но они этого не замечают. Они тихо себя ведут. Они в полудреме все время. А потом приходит врач. Ну, что? Все следы истощения на лицо. А что это он у вас? Да мы не знаем, что это он. У нас вон смотрите всего... еды полно. Да, дети счастливые и здоровые. А он что-то взял и от голода умирает.

С. Бунтман — Мы прервемся здесь в этом страшном месте и продолжим через некоторое время.

**********

С. Бунтман — Продолжаем. Алексей Кузнецов, Сергей Бунтман. Суд над Амелией Дайер, владелицей детского приюта. Зачем ей надо было их убивать?

А. Кузнецов — Понимаете, вот я сказал в 1-й половине передачи, что иногда платили понедельно, а иногда сразу бралась довольно солидная сумма, так сказать, авансового платежа. Вот если платят понедельно, там шиллинг, пару шилингов за содержание ребенка, нужно чтобы ребенок был жив. А если берется сразу большой достаточно платеж... Вот Дайер с последних дел, которые собственно и были раскрыты, например, требовала 10 фунтов аванс. И тогда ей выгодно, чтобы ребенок, как можно быстрее, умирал. Она деньги просто кладет к себе в карман и все. У нее, правда, в середине ее, назовем это, карьеры был случай, когда она угодила в тюрьму на 6 месяцев. Поразительно опять же для викторианской Англии с ее очень суровыми приговорами, у нее умер очередной ребенок в этом ее приюте. Она тогда все это оформляла официально. Она вызывала каждый раз коронера. Точнее вызывала она врача обычного естественно, поскольку естественная смерть. И врач, которого вызывали к ней за короткий период времени что-то там уже какой-то 10-й или 20-й раз, он в конце концов обратился в полицию. И хотя не доказали никакого преступного умысла, но ее осудили за халатность, за пренебрежение своими обязанностями. Вот, дескать, у нее дети умирают там от голода, от болезни, а она соответственно этому не достаточно...

С. Бунтман — И сколько за этот недогляд ей дали?

А. Кузнецов — Вот ей дали полгода.

С. Бунтман — Полгода...

А. Кузнецов — Она отсидела полгода и сделала выводы. И выводы эти заключались, во-первых, в том, что нужно, как можно быстрее от детей избавляться и, конечно, никаким врачам их, значит, не предъявлять больше. Во-вторых, она... А дальше вот большой спор, была ли она сумасшедшей в медицинском смысле этого слова. Конечно, они была ненормальной. Понятно, нормальный человек такое творить не может. Но вот была ли она именно психически больной. Дело в том, что она несколько раз находилась... несколько месяцев, один раз даже год находилась официально на излечении в психиатрических лечебницах. Но когда защита на суде вот именно эти аргументы выложит как доказательство того, что она невменяема, обвинение, которое неплохо подготовилось к этому процессу, очень четко показало: каждый раз она оказывается в сумасшедшем доме... Ну, не в сумасшедшем доме... В Лечебнице. Да? Каждый раз, когда начинает вокруг нее пахнуть жаренным. То есть она туда...

С. Бунтман — Спасается.

А. Кузнецов — ... ложилась — да, — как... Иногда уголовники совершают какую-нибудь мелкую кражонку для того, чтобы отсидеться — да? — годик, полгодика, пока ищут по гораздо более горячему и страшному делу. И в результате судья согласился с тем, что она симулировала это сумасшествие или по крайней мере его гипертрофировала. И кроме того она выработала некоторые приемы. Вот вернемся к этому самому, значит, убийству Хелен Фрай, которую нашли в Темзе. У нее на шее обнаружилась завязанная на два оборота тесьма, такая окантовочная белая тесьма. Потом когда собственно следствие развернется, выяснится, что Амелия Дайер убивала вот детей последнее время... Она обматывала эту тесьму так, чтобы с одной стороны она их придушивала. То есть им постоянно не хватало воздуха. Они не могли нормально дышать. Но с другой стороны судебные медики, если обнаруживались останки, они не видели не переломов гортани. То есть вот не было очевидных следов удушения. Эти очевидные следы удушения в виде слабовыраженной странгуляционной борозды — это такой след, который остается... ну, омертвение, значит, кожи, которое остается на месте сдавливания, ну, какое-то 1-е время. Да? То есть вот если тело обнаружено быстро, то можно еще что-то найти. А так потом концов не сыщешь. Ее потом допрашивали по этому поводу, но она как-то так равнодушно сказала: «Ну, да, я любила смотреть, вот как... да? Но они как-то быстро все умирали». Похоже, что она тогда еще пыталась изобразить из себя сумасшедшую. Но впоследствии не удастся следствию показать... Точнее следствие не стремилось этого делать. Вот в отличие от там сотен серийных убийц она, похоже, к этому относилась именно как к конвейеру. Она, видимо, не получала какого-то удовольствия от самого акта удушения. Она это делала таким образом именно для того, чтобы, ну, как можно меньше следов оставить, хотя при этом удивительно оставляла довольно заметные следы в других местах. Например, когда ее выследили полицейские, ее арестовали и начали обыскивать ее дом, они нашли безумное количество доказательств. Они нашли квитанции за газетные объявления, которые она постоянно давала: «Респектабельная супружеская пара, — хотя у нее не было мужа, но она писала уверенно, что был, — возьмет, — значит, — на содержание там ребенка», — и так далее. Она сохранила квитанции за эти газетные объявления. Она хранила письма от матерей, которые иногда ей писали, как там мой ребеночек. Она обычно как поступала? Она ребенка забирала, ребенок погибал там 1-й, 2-й, 3-й день, а она через недельку маме писала: «Все замечательно. Ребеночек, так сказать, ваш в порядке. Здоровенький там резвится, играет». А потом переписку не продолжала, потому что она потом переезжала. Она не жила по долгу на одном и том же месте. Месяц, два. Так сказать, сняла с какого квадрата пыльцу, переезжает на другое место. Ей в этом, видимо, помогала ее дочь к этому времени уже взрослая, уже замужняя, и ее зять. Похоже, что это была одна компания, но следствию не удалось доказать их причастность. А она сама, я имею в виду Амелия Дайер, в тюрьме, когда она уже перестанет отрицать, чтобы то ни было, она напишет письменное заявление о том, что вся вина только на мне. Они не имели никакого отношения. Они ничего не знали. Хотя как они могли не знать? Вот когда полицейские вошли в их дом, 1-е... а они вместе жили под одной крышей. 1-е, что они почувствовали, — ужасный трупный запас. При этом они не нашли... Очень тщательно обыскали дом, подвал. Они не нашли там останков. То есть, видимо, этот запах от того, что она иногда подолгу эти останки хранила прежде, чем от них избавиться. Трудно сказать. Но вот с той же самой Хелен Фрай, с которой все это началось. Выяснилось, что она... около 2-х недель трупик был дома, а только потом она бросила в Темзу. И довольно быстро ее обнаружили. Девочка была убита в начале марта, а обнаружили 30-го. То есть по меньшей мере там 2-3 недели она... Почему? Ну, трудно сказать.

С. Бунтман — А, может, они вообще потеряли, какое бы то ни было осознание того, что они делают что-то не то, что...

А. Кузнецов — Может быть. Может.

С. Бунтман — ... можно попасться.

А. Кузнецов — Или вот, например...

С. Бунтман — Хоть конвейер уже...

А. Кузнецов — Конвейер. И вот когда все это дело начнут разматывать, полиция баграми прочешет участок Темзы вот в этом районе, найдут еще 6 детских трупов и у всех вот эта белая ленточка. То есть такой вот фирменный знак. И, значит, в русскоязычных всяких интернет-статьях иногда очень странно переводится ее фраза... Она сказала дословно вот что, когда ее спросили про там вот оставшиеся... точнее не оставшиеся, а вновь обнаруженные детские тела, она сказала: «You’ll know all mine by the tape around their necks» — «Вы моих узнаете вот по этой ленточке вокруг горла». То есть она уже даже не... не скрывалась. Ну, говорят, что психиатры, вот специалисты по всяким маньякам, серийным убийцам, что очень часто они подсознательно хотят, чтоб их поймали. Поэтому вот оставляют некий фирменный знак, какие-то подсказки и так далее.

С. Бунтман — Но так обычно в народе считают, что они хотят, чтобы их поймали для того, чтобы об этом знали, чтобы просла... А ей-то зачем? Ведь это какая-то индустрия выкачивания денег.

А. Кузнецов — Да.

С. Бунтман — А может быть не только.

А. Кузнецов — А может быть не только. Вот похоже, что все-таки не только, потому что, ну, есть разные, как говорится, способы отъема денег, только Остап Бендер знал 400 сравнительно честных, как известно. Вот. Если человек выбирает такой, все-таки, конечно, он уже изначально в чем-то ненормален.

С. Бунтман — Но в чем состояла идея кроме денег? А нигде этого не проявляется?

А. Кузнецов — Нигде, нигде.

С. Бунтман — Нигде. Да?

А. Кузнецов — Вы знаете, следствие ведь не искало другой идеи. Как раз следствие-то не хотело бы, чтобы адвокаты ловко попытались это вывести на что-то, что действительно могло присяжными быть воспринято как психически ненормальное. Следствие как раз очень четко хотело показать, это конвейер смерти, который одновременно конвейер, так сказать, приносящий совершенно определенный, довольно приличный доход. Значит, интересная такая штука. В результате предъявить ей можно было по меньшей мере 8 убийств вот недавних, свежих. В Рединге были обнаружены тела. Но судить ее будут и приговорят к смертной казни за одно убийство. Убийство, которое она совершила на следующий день после обнаружения вот этого трупа в Темзе. Ну, она еще не знала, что он обнаружен. Она взяла очередную девочку, некую Дорис Мармон. Ее мама была женщиной такой не очень строгих правил — барменша в местном пабе, хорошо в округе известная. И она вот, родив девочку, значит, ее пристроила. Мама ее, девочку, видимо, хотела потом когда-нибудь забрать обратно, и она все настаивала на том, что она будет платить понедельно. А та говорит нет, сразу 10 фунтов и все. То есть ее вот эти варианты не устраивают. И вот было выбрано именно обвинение по убийству этой Дорис Мармон, потому что, во-первых, была мать под руками, которая только что ребенка отдала. В Англии же очень важно, чтоб был частный обвинитель. Там же до сих пор действует по многим делам вот эта так называемая юридическая фикция, что не государство, а частный человек... Очень часто офицер полиции в суде выступает якобы как обычный гражданин, значит. Ну, это такие вот британские юридические тонкости. Значит, здесь были родственники. Здесь был, как говорится, истец. Но и здесь было много доказательств. Почему ее судили за одно убийство? Дело в том, что сейчас как любое нормальное современное правосудие исходит из того, что нужно максимально все исследовать и потом... А здесь именно для того, чтобы она не ушла от ответственности, обвинение решило так: если вдруг мы по каким-то причинам проиграем это дело, мы тут же ей предъявим следующее убийство. То есть она где-нибудь...

С. Бунтман — И так 8 раз, да?

А. Кузнецов — Да. Где-нибудь она у нас да это... Дело в том, что для тогдашнего британского законодательства не имело значения, убила она одного, или она убила восьмерых, потому что если будет доказано, что это убийство без каких-то бы то смягчающих обстоятельств, это виселица в любом случае. Там не было ножниц, что называется.

С. Бунтман — А в чем были опасения, что не удастся...

А. Кузнецов — Присяжные. Присяжные.

С. Бунтман — Присяжные. Да.

А. Кузнецов — Присяжные. Все может быть.

С. Бунтман — Присяжные могли решить как-то, особенно если она начнет идеи какие-нибудь высказывать.

А. Кузнецов — Или успешно имитировать сумасшествие.

С. Бунтман — Сумасшествие.

А. Кузнецов — Если адвокаты найдут какой-то неожиданный ход. Одним словом обвинение в данном случае решило сработать вот со 150-процентным запасом прочности. Вот если она выкрутится по одному убийству, мы ей сразу другое.

С. Бунтман — Ну, вот ее обвинил в одном убийстве. За одно убийство ее и...

А. Кузнецов — Ее и приговорили к смертной казни. Сейчас называют страшную цифру. Правда, она, как я понимаю, не на скрупулезном подсчете вариантов, от многих вариантов просто не осталось никаких следов, а именно вот некая средняя арифметическая по месяцам, но с учетом того, что она примерно 25 лет занималась такого рода деятельностью. От 300 до 400 детей, отправленных на тот свет...

С. Бунтман — Но там же ведь были все квитанции у нее и...

А. Кузнецов — Вот это все...

С. Бунтман — И прием детей...

А. Кузнецов — Да, да.

С. Бунтман — И был прием детей. А куда эти дети делись?

А. Кузнецов — В общем, сейчас считается, что она самый страшный убийца в истории английского правосудия за всю историю, потому что официально вот, прости, Господи, рекордом, где этот рекорд как-то более или менее спортивно, уж извините, за такой цинизм зафиксирован, рекорд, по-моему, 126 убитых принадлежит какому-то серийнику уже ХХ века. Но вот есть все основания полагать, что она переплюнула все, что было возможно. И этот случай вот надо сказать, вот мы поскольку с самого начала объявили, что мы будем говорить о социальных последствиях, о социальных причинах. Вот о социальных последствиях. Вот это дело, оно так здорово прогремело... Собственно говоря, еще суда не было, а газета «Беркширские хро... chronicle» еще 18 апреля, когда следствие было в самом разгаре даст такой заголовок, подзаголовок точнее: «Можно не сомневаться, что полиция раскрыла дело, которое станет самым знаменитым в анналах криминалистики за предшествующие многие годы». И это действительно. Это дело имело большие... большой общественный резонанс. И начинается обсуждение. Правда, оно будет вестись, не торопясь. Но в 1908 году через 12 лет после того, как Амелия Дайер была казнена, будут приняты достаточно существенные поправки к сразу нескольким законам, касавшимся приемных детей, государственного контроля за этим, к закону о бедных и прочее, прочее. То есть вот можно сказать, что с этого дела государство обратило пристальное внимание на то, что творится в сфере вот этой частной опеки, того, что называется foster families, приемные вот эти семьи и так далее, и так далее. То есть тут оно имело большое значение. Еще одна жуткая подробность. Значит, вот дочь и ее муж были в результате от обвинения освобождены. След их на некоторое время теряется. Через 2 года рабочие, путевые обходчики на железной дороге находят сверток, в котором 3-недельный ребенок, но живой. Этот ребенок выжил. Просто повезло, сразу... они практически сразу обнаружили. Там, значит, девочка. Довольно быстро нашли мать, отследили. И выяснилось, что она вот тоже заплатила некой миссис Стюарт. И эта миссис Стюарт предъявила письмо от этой миссис Стюарт, в котором она пишет, миссис Стюарт матери: «The little one would have a good home and a parent’s love and care». Да? То есть у малышки будет замечательный любящий дом, родительская любовь и забота. Вот эта женщина, эта миссис Стюарт принимает у нее ребенка на железнодорожной станции, прощается и, видимо, в проходящий поезд просто бросает на платформу сверток с 3-недельным ребенком. Вот это была дочь Амелии Дайер Мэри-Энн в девичестве Дайер, по мужу Палмер. Вот такие вот... То есть зло...

С. Бунтман — Ну, ее привлекли за это?

А. Кузнецов — Теряется это дело. Как-то не сумел я найти...

С. Бунтман — Потому, что скорее всего это была все-таки группа.

А. Кузнецов — Конечно. Безусловно.

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — Нет, ну, это невозможно при таком масштабе и при таком количестве следов. Вот когда будет знаменитое дело Ионесяна «Мосгаза» — да? — у нас же в советское время, тогда привлекут к ответственности не только Ионесяна. Его расстреляют. Там его сожительницу Дмитриеву определят надолго в тюрьму, а ее родственницу, у которой они жили, тоже подвергнут уголовному преследованию, не очень жесткому, но тем не менее ее вышлют из Москвы, потому что суд сочтет, что не могла она не знать... Нет доказательств, что знала. Но не могла не знать...

С. Бунтман — Да, но тем более там на Солодовке все это происходило.

А. Кузнецов — Не могла не знать. Да?

С. Бунтман — Мы сейчас быстренько перейдем к следующему... Тоже дамский у нас такой, потому что 530 лет исполняется 1-му изданию «Молота ведьм».

А. Кузнецов — Да.

С. Бунтман — У нас будут ведовские процессы.

А. Кузнецов — Праздновать не будем, но отметим.

С. Бунтман — Да, отметим широко. Серия процессов над ведьмами в Вале, яркий пример средневековой охоты на ведьм. Это Савойское герцогство, 1428 и 1447 год.

А. Кузнецов — Да, это вот классическая такая кампания, охота на ведьм и так далее.

С. Бунтман — Да. Процесс трех ведьм из Салмсберри — необычный случай оправдания, 1612 год.

А. Кузнецов — Совершенно верно. Это редкий случай, когда ...

С. Бунтман — При Якове нашем Стюарте. Да.

А. Кузнецов — Да, при Якове нашем Стюарте 3 женщины, обвинявшиеся в колдовстве были оправданы.

С. Бунтман — Суд над Изобель Гоудѝ, добровольно признавшейся... или Гόуди, признавшейся в разнообразных отношениях с дьяволом, Шотландия, 1662 год.

А. Кузнецов — Эта женщина — то, что называется инициативница. Она сама сдалась и так подробно рассказывала со вкусом, в каких она отношениях состояла с дьяволом, что я это дело решил предложить.

С. Бунтман — А вот Петр Салтыков у нас, камергер, обвинявшийся в попытках колдовством снискать не только дамские ведь эти... расположение императрицы. Это 1758 год...

А. Кузнецов — Да, совершенно верно. Это поздняя Елизавета Петровна. И очень интересное дело, потому что там тщательно было проведено следствие. Там будут интересные рассуждения о том, что является зельем, что не является...

С. Бунтман — И последнее. Тоже XVIII век. Суд над служанкой Анной Гёльди, последней ведьмой Европы — она, по обвинению в отравлении дочери хозяина. Швейцария.

А. Кузнецов — Ну, мы предлагали это дело. Последнее — да, — обвинение судом в ведовстве.

С. Бунтман — Так что давайте. «Молот ведьм» — да, — у нас будет. Размахиваем мы им. До следующего воскресенья!

А. Кузнецов — Всего вам доброго!