Слушать «Не так»
Суд над Анатолием Сливко, заслуженным учителем РСФСР, серийным убийцей. СССР, 1986 г.
Дата эфира: 28 мая 2017.
Ведущие: Алексей Кузнецов и Сергей Бунтман.
Видео-запись передачи доступна (пока) только посетителям с российскими IP. Если в Вашем регионе YouTube работает без проблем, смотрите, пожалуйста, эту передачу на ютуб-канале Дилетанта.
Сергей Бунтман — Добрый день! Да. Как-то спрашивает: «А не тот ли это учитель, который вешал...»
Алексей Кузнецов — Тот.
С. Бунтман — Матерь Божья! Хорошо.
А. Кузнецов — Добрый день!
С. Бунтман — Наберемся мужества, потому что сегодня Алексей Кузнецов, Светлана Ростовцева, Сергей Бунтман, мы сегодня приступаем к суду над Анатолием Сливко, заслуженным учителем СССР...
А. Кузнецов — РСФСР. Это опечатка наших референтов. РСФСР. Да. Но неважно. Это все равно очень высокое звание...
С. Бунтман — Да, понизим...
А. Кузнецов — Мы об этом сегодня поговорим. Там это отдельная часть истории, такая тоже не совсем банальная. Но в любом случае дело, которые мы сегодня рассматриваем страшное. И родители у радиоприемников... хотелось бы, чтобы они это учли. Вот. Хотя естественно мы не будем, как... не будем заниматься смакованием подробностей...
С. Бунтман — Нет, не будем.
А. Кузнецов — Да, но избежать каких-то все равно, к сожалению, не удастся, поскольку они составляют суть этого дела. Вот мы говорили с вами две передачи назад о банальности зла...
С. Бунтман — Да, тогда Эйхман был.
А. Кузнецов — Эйхман. Да.
С. Бунтман — Да, да.
А. Кузнецов — А сегодня мы будем говорить о двойственности...
С. Бунтман — О не банальности...
А. Кузнецов — Не банальности, а об амбивалентности зла, как угодно. И с этой точки зрения это не... не вполне обычная, как, к сожалению, не цинично звучат эти слова, но есть уже обычные серийные убийцы — да? — такие, к которым, так сказать, привыкли как к некоему явлению...
С. Бунтман — Ну, да.
А. Кузнецов — ... окружающей жизни. А это случай, конечно, выделяющийся. Но сначала собственно о деле. Кстати говоря, поскольку дело это сравнительно недавнее, суд 86-го года, и вполне возможно, что нас слушают люди, которые 30 лет назад были, ну, в какой-то степени очевидцами происходившего. Я имею в виду, не преступлений, конечно, но которые вполне возможно ходили вот в этот клуб, о котором мы сегодня будем говорить, который возглавлял Сливко. Через этот клуб, как я понимаю, прошли тысячи мальчишек и девчонок. Кое-какие воспоминания я буду сегодня цитировать. И если есть люди, которым есть, что сказать, поделиться своими личными какими-то впечатлениями...
С. Бунтман — Пишите.
А. Кузнецов — Да, пишите, пожалуйста. Мы постараемся огласить это все в эфире. Анатолий Сливко родился перед войной в 39-м году. И в последствии уже на следствии давая показания и пытаясь проанализировать то, что толкнуло его на эти преступления, он будет говорить о том, что он вырос в неблагополучной семье. Но Вы знаете, вот объективно по крайней мере это не подтверждается. Разумеется, в чужую семью заглянуть достаточно сложно, и семья может выглядеть внешне вполне благополучно, а по сути там может быть спрятано самое жуткое неблагополучие. Но вот нет никаких оснований... Следствие проверяло на самом деле и это тоже. И никаких оснований говорить, что семья была там... Ну, это была самая обычная семья. Папа очень много работал. Мама занималась домом. Мальчик рос во вполне, по крайней мере, такой среднестатистической обстановке. И единственно, что вот неизбежно мы, конечно, не можем не говорить о детстве, кое-какие странности... Вот Дмитрий спрашивает: «Не замечали ли раньше странности в его поведении?» Ну, понимаете, тут есть такой психологический момент, когда человек наделала страшных дел, то...
С. Бунтман — И начинают задним числом...
А. Кузнецов — Ретроспективно, конечно, многое начинает казаться в его поведении там странным. Вот, дескать, как же мы тогда просмотрели? Но вот, например, в одном из материалов я встретил указание на вещь, которую ни в коем случае нельзя счесть нормальной при любых обстоятельствах. Анатолий был мальчиком не очень контактным и общительным там по ряду причин, в том числе и объективных, когда он был в школе, еще в школьном возрасте. Ну, вот, например, у него было такое занятие вполне нормальное, обычное. Он... Семья держала кроликов. Ну, 50-е годы. Естественно многие, значит, начала 50-х старались как-то подкормиться особенно, ну, не в крупных городках. Семья держала кроликов. Он очень любил с ними возиться, там занимался ими и все прочее, и все прочее. Но совершенно необычно то, что он при этом, ну, скажем так, доводил жизнь кроликов до конца. То есть когда их надо было, собственно говоря, уже на еду, то мальчик это делал. Понимаете, ведь очень много последующих патологий, жутких патологий — да? — вырастает из детского мучительства животных.
С. Бунтман — Ну, хотя надо сказать, что это было достаточно таким обычным делом...
А. Кузнецов — Обычным. Да. И совершенно не обязательно это заканчивается...
С. Бунтман — Да, да.
А. Кузнецов — ... патологией. Понятно, что жестокость у мальчиков, особенно у мальчиков, бывает там спровоцирована там всякими, в том числе и биологическими абсолютно причинами. Но понимаете, тут вот именно ситуация... Он не мучил этих кроликов. Нет. Но он совершенно спокойно делал то, что, ну, для ребенка не нормально. Он не из сельской семьи. Я понимаю, если бы это мальчишка, который вырос, ну, в обычном таком крестьянском хозяйстве...
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — ... и для которого отношение к животным как к источнику пищи совершенно нормально. Он все-таки мальчик более или менее городской. Да? Вот мне кажется, что это один из признаков. Дальше обычная вполне такая средне-статистическая советская жизнь. Он закончил школу. Он отслужил в армии. Отслужил на флоте, на Тихоокеанском флоте на Дальнем Востоке. Образования у него высшего не было. Это запомните. Мы через несколько минут будем говорить о странностях появления вот у него этого почетного звания «Заслуженный учитель». Одна из странностей заключается в том, что у него никогда не было не только педагогического, но вообще высшего образования. Он закончил, если не ошибаюсь, по-моему, химический техникум. И после армии он, значит, приезжает в Невинномысск. Он не уроженец Невинномысска, но он уроженец северного Кавказа. Это тем не менее этого региона. И это время когда, давайте вспомним конец 50-х — начало 60-х, партия провозгласила одним из приоритетов в экономике опережающее развитие крупного химического производства. А Никита Сергеевич тогда надеялся решить продовольственную проблему за счет значительного увеличения производства удобрений. И в сравнительно небольшом таком тихом провинциальном городке Невинномысске начинается строительство огромного азотно-тукового комбината. Вот этот «Невинномысский азот»... я был на нем в середине 90-х годов. Это действительно огромное градообразующее, я бы даже сказал, районообразующее предприятие. И вот он устраивается на работу на этот завод в начале 60-х годов и довольно быстро находит себе занятие по душе. Он сначала на общественных началах, а затем все больше и больше это становится главным его занятием, он собирает мальчишек и девчонок школьного возраста и начинает водить их в походы, благо Невинномысск для этого замечательно приспособлен. Да? Там в горы люди могут ехать на автобусе. Я прекрасно помню, я начала заниматься туризмом в середине 80-х годов, и я помню, как на каком-то семинаре по школьному туризму ребята из Фрунзе, ныне Бишкека, они, значит, с гордостью нам говорили: «Это вам там нужно на самолете лететь или там двое суток на поезде добираться, а мы утром на автобус сели и поехали в горы с ребятами». Да? И вот Невинномысск — собственно такое в том числе место, где природа все условия создала для того, чтобы заниматься туризмом. И он... Причем он понимает занятия туризмом гораздо шире, чем просто некую спортивную подготовку. Ну, собственно так тогда и принято было понимать по крайней мере школьный, хотя и не только, и взрослый тоже туризм как комплексное занятие, где спорт — это одна из причем неглавная составляющая. Да? Детский туризм...
С. Бунтман — Там познавательная...
А. Кузнецов — Познавательная, конечно. Родная природа и так далее. Плюс, разумеется, поскольку это советское время, там было очень много туда вплетено, но достаточно аккуратно вплетено такой вот идеологической работы, потому что очень часто походы совершались по определенным, скажем, местам. Опять же на северном Кавказе это места боевой славы. И, кстати говоря, Сливко этим занимался очень много. И вот я встретил в воспоминаниях участников этих клубов... Я говорю «клубов», хотя по сути это один и тот же клуб, но он переименовывался. Сначала он назывался «Романтик». Такое... Ну, не знаю, мне кажется, каждый 2-й детско-юношеский клуб в то время в СССР назывался «Романтик». Вот. А затем там случилась такая... такое происшествие. Им было выделено помещение. И в помещении случился пожар. И значительная часть помещения выгорела. И им дали другое помещение, и с этим совпало переименование клуба. Сливко придумал действительно нестандартное название, и клуб стал называться и печально прославился... Сначала не печально, сначала замечательно прославился. А потом вот в связи со Сливко прославился печально как клуб «ЧЕРГИД».
С. Бунтман — Это...
А. Кузнецов — «Через реки, горы и долины».
С. Бунтман — Ой!
А. Кузнецов — Ну, название, в общем, удачное, — да? — потому что оно не банальное. Это не «Романтик» там, не «Альбатрос» и не еще что-то в этом роде. «Огнив» какой-нибудь. Да? А звучное. Сразу какой-то герой какого-то эпоса...
С. Бунтман — Да, какого... Да.
А. Кузнецов — ... значит, представляется и так далее. Вот. И он... В частности вот я встретил рассказ об эпизоде, когда он там со старшими мальчишками, они подняли какую-то, как я понимаю, такую памятную плиту в горы, установили на месте боев. И это было там, так сказать, таким очень важным делом. И они постоянно в походах находили какие-то свидетельства войны. У них был прямо в клубе целый музей, где были там и каски, и гильзы, и еще какие-то вещи, которые ими были собраны во время вот этих походов по следам... по местам, извините, боев. Значит, он насколько можно судить... У него была выстроена такая достаточно целостная педагогическая система. Значит, во-первых, в клуб принимали. Вот так вот зайти с улицы, сесть и сказать: «Я теперь с вами» было нельзя. Был определенный выработан ритуал. В клубе существовала определенная иерархия. Опытные ребята, совершившие уже по несколько походов и хорошо себя зарекомендовавшие, они входили в некий такой коллективный руководящий орган — совет инструкторов. И это было очень почетно. И это было очень таким заметным событием в их жизни стать членом этого совета. Были ребята, которые, ну, как бы такими стажерами были, новичками. Были ребята, которые были в статусе уже таких, так сказать, действительных членов и так далее.
С. Бунтман — Но пока... пока все...
А. Кузнецов — Пока все нормально.
С. Бунтман — Пока все нормально.
А. Кузнецов — Более того вполне соответствует вот такой... Это, в общем, не полностью изобретение Сливко. Это вполне соответствует такой общей концепции вот внеклассной работы в Советском Союзе. Я очень хорошо помню, я был маленьким, рос на Усачевке, у метро Спортивная, старый московский район, и там в соседнем дворе был клуб детский не только туристический, хотя туризм был уже тогда очень важной частью его составляю... его работы. Клуб «Форпост». Он и сейчас есть. Это замечательный клуб. Я знаю его руководителей. Это вот люди совершенно как бы из той эпохи, без страха и упрека, и они по-прежнему водят ребят в походы. Сейчас по целому ряду причин делать гораздо сложнее, чем раньше.
С. Бунтман — Да. Ну, да.
А. Кузнецов — Причин, в 1-ю очередь, бюрократических. Вот. И я прекрасно помню, как я маленький пришел на одно из мероприятий, которые этот клуб проводил, просто из любопытства. И 1-е, что мне бросилось в глаза, у них висел стенд такой очень красочно оформленный, где были изображены знаки различия.
С. Бунтман — О, да!
А. Кузнецов — Да! Там были такие петлички как в Красной армии до 43-го года. Там были просветы, звездочки. Там были... Вот представляете, 40 лет прошло, я это помню. Я не занимался в этом самом «Форпосте», но вот впечатление мальчика...
С. Бунтман — Но заманчиво как все это! Да.
А. Кузнецов — Заманчиво. Кандидат в искатели — 1-е. Да? Искатель, то есть человек, который ищет.
С. Бунтман — Это такая немножко скаутская система в «Форпосте».
А. Кузнецов — Совершенно верно. Да, это скаутская система. Причем... Ну, Вы же понимаете, как детям и подросткам важно вот, чтобы была некая иерархия, была некая лестница, чтобы их хвалили за какие-то поступки. У Сливко не было знаков различия, шевронов и всего прочего, насколько я понимаю. У него была система баллов. За доброе дело человек получал баллы, за какой-то недостойный поступок он терял эти самые баллы. И вот это... Конечно, к этому можно отнестись как к манипулированию детьми, но ведь на самом деле давайте признаемся себе: воспитание без манипулирования невозможно. Воспитание в каком-то смысле и есть манипулирование. Да? Другое дело, что манипулирование может носить разный характер...
С. Бунтман — Да, как, что, для чего...
А. Кузнецов — ... и разные цели преследовать. Это совершенно ключевое дело, — да? — собственно ради чего и кто, и как ребенком или подростком манипулирует. А так приемов там существует множество. Это, в общем, такое... Основа педагогического ремесла. Вот в воспоминаниях одной девушки, которая, я так понимаю, очень важную роль, как она сама пишет, сыграл этот клуб в ее жизни, например, она описывает такой эпизод. Они пошли в поход, и ей было очень тяжело нести, потому что помимо там рюкзака, она запомнила, она сама чуть больше 40 килограммов весила, несла 12-килаграммовый рюкзак и еще в руках несла палатку. А это брезентовые палатки. Это не нынешние капроновые, которые там весят...
С. Бунтман — В руках свернутую, да?
А. Кузнецов — Свернутую. Это ж Вы понимаете, я застал начало... То есть я застал окончание этой эпохи, когда мы ходили с брезентовыми рюкзаками, абалаковскими, ярцевскими, они были недостаточно вместительны. И поэтому это обычное дело. Посмотрите фотографии походов того времени, на рюкзаке сверху навьючено, накручено. Какие-то котелки. Какие-то кружки, кеды там принайтовлены. Да? Еще что-то. В руках что-то несут. Потом, когда появится хорошее снаряжение, хорошее оборудование мы наоборот будем, мы — руководители будем говорить: «Ни в коем случае ничего не должно быть. Это может зацепиться, может оторваться, в лучшем случае потеряться, там в худшем и привести к серьезным каким-то последствиям все это дело». Но тогда так было принято, так ходили. И вот она несет в руках эту палатку. Ей тяжело. И тут подходит, значит, мальчик и говорит: «Слушай, а дай... давай я понесу». Она же: «Как это ты за меня понесешь? Я же тоже должна. Я же сильная. Нет». Он говорит: «Слушай, дай мне, пожалуйста, палатку. Ты понимаешь, я вот проштрафился, с меня сто баллов сняли. А если я вот палатку за тебя понесу, мне вот их вернут». Ну, и она ему дала. А потом выяснится, что Сливко, увидев, заметив, при том, что в походе было несколько десятков детей, он видел каждого. Заметив, что ей очень тяжело, и что она из последних сил тащит, он этому мальчишке сказал вот... Хотя мальчишка не был на самом деле наказан. «Слушай, вот ты возьми у нее палатку...»
С. Бунтман — Скажи...
А. Кузнецов — «А если она будет отказываться, ты ей скажи, что и... Вот сделай ее как бы... ее соучастником некоего добра». Да? Что она вот тебе не потому, что она слабая, а потому, что она тебе помогает. Хороший прием. Он, видимо, был талантливым педагогом. И вот понимаете, когда я имел в виду, когда я говорил об амбивалентности зла, я имел в виду то, что у меня абсолютное такое впечатление, я совершенно не имею никакого ни психологического, ни тем более психиатрической подготовки, но этот человек состоял из 2-х. В нем было два человека. Это вот доктор Джекилл и мистер Хайд. И один из этих людей был хорошим, талантливым, вдумчивым, самоотверженным педагогом, сделавшим много хорошего. Я хочу процитировать воспоминания Татьяны Хожан, которая еще в начале, то есть в 60-е годы она была членом еще «Романтика», еще не «ЧЕРГИДА». Вот что она, уже будучи взрослым человеком, написала. Кто хочет, на известном очень сайте «Проза.ру» вы можете найти ее воспоминания. Вот что она написала, уже естественно зная все, чем все закончилось, уже после процесса, по-моему, уже после расстрела: «Есть немало людей, знавших маньяка гораздо лучше, ближе, чем я. Я не была на его свадьбе, не помню имен его сыновей, но узнала его с двух разных сторон — этого двуликого Януса — с белой и черной, — вот дальше фраза, которая мне кажется ключевой. — Эти краски не смешались».
С. Бунтман — Ага!
А. Кузнецов — Да. Черная... Продолжаю цитату: «Черная краска закрыла образ Сливко. И все же семена доброты легли в хорошую почву: очень многие ребята, которым школа прочила тюрьму и пьянство, стали прекрасными людьми, отличными семьянинами благодаря туристическому клубу, где девиз „один за всех, и все за одного“ был не пустым звуком». И Вы знаете, вот это не она одна говорит о том, что как не ужасно все то, что сделал 2-й человек, — да? — 2-й... 2-я сторона Анатолия Сливко, к чему мы сейчас перейдем, но 1-я, безусловно, десяткам, сотням, может быть, даже тысячам мальчишек и девчонок для них сделала очень важную и очень ценную работу, которая... которую по-прежнему многие из них помнят. А что, собственно говоря, случилось? С раннего достаточно времени, с середины 60-х годов Сливко, у которого было множество проблем внутренних, проблем в интимной жизни. Он женился, но... Но, скажем так, нормальной семейной жизни они с женой... Он не мог жить с женой. У них было двое детей. Но вот он сам потом уже в своих признаниях будет говорить, что за всю жизнь у меня с ней интимная близость получилась около десятка раз. Он чем дальше, тем больше отдавал себе отчет, что его привлекают, во-первых, не женщины, а мальчики. И, во-вторых, привлекают в смысле неистребимого желания причинить им совершенно определенные страдания. Значит, как он сам утверждал, проверить это за давностью лет уже естественно было невозможно, в том числе и для следствия, потому что он в 80-х говорил о ситуации начала 60-х.
С. Бунтман — Спрашивают, сколько ему лет было, когда он...
А. Кузнецов — Он 39-го года. Значит, когда он совершил свое 1-е зафиксированное убийство, — 64-й год, — ему было 25 лет.
С. Бунтман — Значит, он молодой...
А. Кузнецов — Молодой человек совсем. Он только из армии вернулся.
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — Якобы он в свое время молодым человеком, по-моему, перед уходом в армию или сразу после возвращения стал свидетелем несчастного случая, когда мотоциклист на большой скорости врезался на обочине дороги в группу детей в парадной пионерской форме, — белые рубашечки, красные галстуки, — и один из мальчиков получил настолько тяжелые травмы, что буквально тут же вот на месте и скончался. И вот это зрелище крови на белой рубашке, крови, так сказать, цвета пионерского галстука на него произвело совершенно неизгладимое впечатление и стало совершенно навязчивой такой вот идеей. Ему, когда он... Он отлично отслужил в армии. И когда он увольнялся в запас, он был командиром там отделения, отличником боевой и политической и так далее, и так далее, ему подарили ценный подарок. Ему подарили кинокамеру. И это стало одним из больших увлечений его жизни. Все походы, все сборы своих турклубов он фиксировал сначала на кинопленку, а в начале 80-х у него появилась чрезвычайно большая, вспомните, для того времени редкость, у него появилась видеокамера. То есть он начал еще и на видеокамеры снимать. И они с ребятами снимали, в том числе какие-то игровые фильмы. 1-й следователь, который собственно вышла на него... Убийства он совершал редко, но на протяжении 20 лет. Да. Вот она обратит внимание на эпизод, о котором я расскажу сразу после новостей.
**********
С. Бунтман — Ну, что ж? Давайте продолжим. Да.
А. Кузнецов — Да. И вот следователь, помощник прокурора города Невинномысска Тамара Лангуева... Вы можете посмотреть, не без труда найдете в передаче у Юлии Меньшовой, я боюсь сейчас название не точно привести, ну, это вот такое ток-шоу, которое она ведет, вы можете найти встречу как раз с Тамарой Лангуевой, где она рассказывает о том, как она собственно начала Сливко подозревать при том, что это было безумно трудно. Да? Это знаменитый человек в городе. Человек, о котором там, как она потом насчитала, о нем было более 20 передач и статей только в союзной прессе. Радио «Пионерская зорька» делало несколько передач. Там были статьи в центральной печати. Ну, а уж в местной тем более. И прочее, и прочее.
С. Бунтман — Ну, вот родители отказывались верить. Алексей пишет...
А. Кузнецов — Да, да. Совершенно верно.
С. Бунтман — ... что его сокурсница была родом из Невинномысска.
А. Кузнецов — И Вы знаете, вот было принято... Вот теперь к суду, было принято решение провести открытый процесс в Невинномысске, хотя сомнения были, стоит ли это делать, настолько чудовищные вещи должны были быть оглашены и показаны. Это же все пленки. Доказательства-то в основном — это снятые им фильмы. И понятно, что во время суда будут и обмороки, и истерики в зале и так далее. Но было принято решение провести открытый процесс именно потому, что очень многие в городе и ребята, и их родители отказывались верить в то, что такой человек мог быть виноват вот во всем этом. Так вот Тамара Лангуева говорила, что ее первые подозрения зародились и усилились, когда она, ну, там достаточно случайным, как я понимаю, путем вышла на фильмы, которые снимали ребята в «ЧЕРГИДе», в том числе и игровые. И вот она описывает один фильм. Значит, ребята написали сценарий. Там некая борьба добра и зла такая сказочная. И вот, значит, некое зло там то ли в виде Бабы-Яги, то ли какого-то другого вымышленного персонажа, значит, это зло повержено, а потом над этим злом совершается казнь. И эта казнь тоже вот снята, вот это мучение, наказание зла. И она сказала, что у нее возникло ощущение, что вот что-то здесь вообще не очень так, не очень здорово во всем этом. Здόрово и здорόво. Ну, потом уже, значит, сопоставляя пришли к выводам, что... Понимаете, вот тут один из наших слушателей, значит... Сейчас. Я потерял. Я потерял. А! Вот! Написал Игорь, он написал: «Пожалуйста, скажите всем, что в современных условиях такие преступления быстро раскрывают». Не скажу, к сожалению. Очень хотел бы сказать. Дело в том, что проблема была в том, что пропадали дети, но пропадали не часто. Сливко совершал свои, скажем так, свои преступления он совершал достаточно часто, более 50 эпизодов следствие ему вменит, но дело в том, что только в 7 доказанных эпизодах это закончилось смертью. Он находил мальчишек, исключительно мальчишек, ни одна девочка не пострадала, которым он разными путями предлагал сняться в фильме. Кому-то он говорил, что он ведет работу по выяснению возможностей организма для того, чтобы прояснить некоторые аспекты, связанные с выживанием в трудных условиях, там в турпоходах и так далее, сколько человек может переносить удушье, говорил, что это секретная работа. Ну, мальчишкам... Классика — да? — вешание лапши на уши мальчишкам. Другим он говорил, что вот это для них важно, что «я вижу, ты человек неуверенный в себе. Вот тебе важно убедиться в том, что ты можешь. Давай вот я тебе помогу таким образом». То есть он, в общем, был интуитивно, не смотря на отсутствие образования, он был интуитивно очень-очень неплохим психологом. Ну, и дальше он приводил их в специально выбранное укромное место, расставлял аппаратуру. И все в конечном итоге сводилось к имитированию повешения. Дальше он жертву, которая уже теряла, как правило, сознание, он если успевал, он снимал, вынимал из петли, проводил какие-то там реанимационные мероприятия. И более 40 эпизодов смертью не закончились. Некоторые ребята ничего не помнили потом. Это вполне возможное последствие асфиксии. А некоторые ребята считали, что они справились с заданием, что они преодолели себя, что они поучаствовали в очень важном медицинском эксперименте. А какие-то ребята, видимо, чувствовали, что здесь что-то не так, но молчали, потому что прекрасно понимали, что никто им не поверит и вообще, так сказать, боялись. И вот почему я говорю, что такие преступления не быстро раскрывают? За 20 лет пропало 7 мальчишек. Но понимаете, не пришло в голову объединить эти пропажи. Вот первый, видимо, следователь, которому пришло в голову связать это все с «ЧЕРГИДом», откуда они все были в конечном итоге, вот Тамара Лангуева, она собственно и заподозрила. Ну, а дальше все было достаточно просто. Прокурор города, хотя и не сразу и не хотя, но дал санкцию на обыск помещений турклуба. И сначала ничего сотрудники милиции не находили криминального, а затем обратили внимание на запертую комнатку, спросили, что там. «Да там подсобное помещение. У меня там вот фотолаборатория, кинолаборатория». — «Ну, откройте». Они открыли, и там практически не спрятанными хранились фильмы, где все это было запечатлено. Я процитирую, значит, следователя, одного из следователей, который вел это дело и который потом, кстати, написал... Он специалист по маньякам, так сложилась его судьба. Следователь Модестов. Он написал книгу довольно большую, интересную, хотя и, конечно, жуткую. Вот как он вспоминает просмотр, ознакомление с вещественными доказательствами: «Мертвая тишина, только цветная картинка на экране, и на ваших глазах в мучениях умирает ребенок. Причем садист, хладнокровно фиксирующий судороги агонизирующего мальчика, время от времени сам попадает в кадр. Он не просто снимает смерть, а сладострастно любуется ею.
Вот на экране тело жертвы, одетое убийцей в пионерскую форму, уложено на белую простыню. Судороги все реже, реже... Следующий кадр — отчлененная голова... Камера почти вплотную приближается к мертвому детскому лицу, искаженному застывшей гримасой страданий и страха».
Следствие было коротким, потому что вещественных доказательств, которые не вызывали ни малейших сомнений в их подлинности, хватило бы на 10 процессов. Собственно Сливко, он особенно и не запирался. Ну, запираться тут было абсолютно бессмысленно. И вот дальше он сам много, подробно будет говорить о том... Он не использовал вот тех слов, которые я сейчас использую, но я так понял, что он об этом говорил. Он понимал, что в нем живет еще одно существо. Он очень боялся этого существа, но ничего с ним сделать не мог. Он... Почему его обе экспертизы признают вменяемым? Потому, что он юридически действительно абсолютно вменяем. Он отдавал себе отчет в том, что он делает. Он отдавал себе отчет в приближении этих состояний. Он отдавал себе отчет в том, что вот у него заканчивается терпение. Он принимал меры для того, чтобы не быть пойманным, чтобы все это скрыть. То есть все признаки того, что он действовал абсолютно рассудочно и хладнокровно, они, как говорится, на лицо. И вот что сам Сливко показывает: «Когда расчленял жертву, отвращения не испытывал, но подсознательно оценивал ситуацию, одни мысли оценивали плохую сторону моих действий, другие — более сильные, — понуждали делать плохое и предвещали удовлетворение... После всего совершенного приходил в обычное нормальное состояние, и возникало желание скрыть следы совершенного преступления. ... после снятия давления, то есть после удовлетворения страсти, здравый смысл подсказывал, что часто этого делать нельзя, что это очень плохо, и я постоянно искал новые возможности, промежуточные варианты, не связанные с убийством. Появилась мысль сделать как можно больше фотографий, чтобы, посмотрев на них, воспроизвести весь процесс, возбудиться, получить удовлетворение».
С. Бунтман — И не делать нового, да?
А. Кузнецов — Да. «Иногда пользовался воображением ранее происходившего. Такие чувства испытывал и к своим сыновьям». Он открыто говорит о том, что он... Его жена будет обвинять в том, что вот он был плохой отец, хотя он не причинял своим детям никаких этих... Но вот он ими не интересовался, говорит она. А он понимал, что он к ним испытывает, вот этот 2-й человек в нем, такие же чувства как и к другим мальчишкам.
С. Бунтман — И лучше не надо.
А. Кузнецов — И что... Да. И вот он, так сказать, просто старался держаться от этого в стороне. Его судили. Его судили в Невинномысске в июне 86-го года. В январе он был арестован. Уже в июне состоялся суд. Его признали вменяемым, виновным в убийстве 7 детей. Как ни страшно звучит, видимо, их было больше. Но 7 эпизодов были доказаны, задокументированы. В 6 случаях он на следственном эксперименте нашел и показал, указал место, где захоронил останки. Они были эксгумированы и перезахоронены. В 7-м случае найти не смог. Но это бывает. И суд признал еще 42 эпизода, не закончившихся смертельным исходом, но нанесение вот телесных повреждений. Он был... Его адвокат, местный адвокат Петров занял единственно возможную в этой ситуации линию защиты — это попытка оспорить его вменяемость. И была проведена экспертиза сначала местными силами, затем он был направлен на экспертизу в институт общей судебной психиатрии имени Сербского. Мы с Вами находимся примерно в 15 минутах неторопливой ходьбы от него. От института я имею в виду. И там лучшие эксперты Советского Союза по вопросам психиатрии признали его полностью виновным. Адвокат сделал все, что положено в таких случаях. Были поданы все необходимые ходатайства, в том числе и прошение о помиловании. Прошение о помиловании было Верховным... Президиумом Верховного совета отклонено. И в 89-м году в Новочеркасске Сливко был расстрелян. Надо сказать, что за некоторое время до расстрела с ним под видом врача, с ним дважды консультировался знаменитый Исса Костоев, о котором мы говорили в одной из передач.
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — Это следователь, который сыграл большую, неоднозначную, но в целом, конечно, положительную роль в деле Чикатило. Вот нам здесь несколько слушателей пишут. А Чикатило естественно напрашивается, тем более что регион примерно один и тот же. Да? Чикатило в Ростовской области, это вот Ставропольский край. Но тут мы действительно имеем дело со случаем вот с одной стороны безусловной патологии, никаких, мне кажется, сомнений возникать не может, причем заключение судмедэкспертов, оно называет там более полудюжины разных патологий. Здесь и педофилия, и некрофилия, и вампиризм, потому что по меньшей мере в одном случае на пленке зафиксировано: он собирает кровь убитого мальчика и пьет ее. Вот. То есть это человек, конечно, не человек. Да? И вынося расстрельный приговор, в данном случае общество не выносит наказание. В его случае это не наказание. Общество защищается просто-напросто. Да? Тут как в ранние годы советской власти высшая мера называлась не высшей мерой наказания...
С. Бунтман — Социальная защита.
А. Кузнецов — ... а высшей мерой социальной защиты. Это, конечно, гораздо более точное название. И вот как быть? Надо сказать, что возвращаясь к его званию «Заслуженный учитель РСФСР», оно было получено вопреки всем порядкам. Но поскольку о клубе писали, говорили, и это естественно очень выгодно оттеняло работу всяких там органов руководящих города и края, то у Сливко было много достаточно благожелателей и покровителей и в райкоме партии, и в горкоме, и в обкоме. И в частности вот 3-й секретарь горкома партии Костина очень его протежировала, помогала и с автобусами, и со снаряжением, и с помещением, и со всем, со всем. Совершенно искренне помогала. И она, когда городу дали очередное звание вот это вот, ну, как система же понятна...
С. Бунтман — Ну, да.
А. Кузнецов — Дают звание, а дальше распределите, там вам виднее, кто у вас заслуживает. То она дала ему. Хотя Вы знаете, я не знаю другого случая в советское время, когда звание «Заслуженного учителя», очень ценимое в нашей профессиональной среде, когда его давали бы педагогу дополнительного образования. Наверное, такие случаи были, но они очень редки. А тут он не имел даже, я говорил, образования педагогического. И я... я прочитал в одном месте, что городские учителя очень обиделись тогда на Костину. Когда все это вскроется и станет понятно, что никакой ошибки нет, и что станут понятны более или менее масштабы, она покончит с собой. Вот. Вот еще одна жертва этого человека. Хотя ее вина... Честно говоря, я этой вины не вижу, потому что...
С. Бунтман — Ну, это самоощущение, что она...
А. Кузнецов — Да.
С. Бунтман — ... поощрила маньяка...
А. Кузнецов — Нет, почему мне понятно. Я имею в виду, что нам ее обвинять, мне кажется, не за что, потому что...
С. Бунтман — Нет, нам не за что.
А. Кузнецов — ... заподозрить в человеке такую, ну, неизбежно хочется сказать слово, какую-то сатанинскую сторону — да? — чрезвычайно трудно. Лицом своим это был абсолютно безупречный работник.
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — И надо было обладать сверхчутьем каким-то, сверхспособностями, чтобы почувствовать в этом что-то не то. Тем более что в учительской среде людей амбициозных не так мало. И это, видимо, неизбежное, так сказать, требование к человеку, который делает больше, чем просто выполняет свои обязанности. В нем должны быть какие-то амбиции. Разумеется, это касается не только учительской профессии. Вот. Вот такое вот страшное дело. Вы можете... О нем много можно прочитать. Вы можете... Выложены в интернете отрывки из дневника Сливко. Он вел его на протяжении всей своей взрослой жизни. Он достаточно откровенный дневник. Я сегодня все это обходил, ну, по понятным...
С. Бунтман — Ну, естественно.
А. Кузнецов — Да.
С. Бунтман — Ну, и того... И хватит. И то этого хватило.
А. Кузнецов — Я думаю, что этого хватит. Да.
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — Кто заинтересован, возможности найти информацию по данному делу это трудно.
С. Бунтман — Ну, что же?
А. Кузнецов — «Не эта ли история была, — спрашивает Яна, — в одной из серий телесериала „Метод“?» Да, конечно. И там не скрывается. Там собственно очень, очень близкая история.
С. Бунтман — Ну, а теперь мы возвращаемся к нашему региональному принципу. И предлагаю вам судебные процессы центральной Европы. И здесь Дмитрий Мезенцев, Ваша полонофильская душа, сегодня на протяжении всего... всего утреннего эфира сегодня она ликует. И правильно.
А. Кузнецов — Ну, Дмитрий уже нас поблагодарил в группе в «Фейсбуке» за выбор вот этих венгерских и польских процессов. Так что...
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — Действительно.
С. Бунтман — Судебный процесс по поводу территориальных споров между Королевством Польским и Тевтонским орденом. Это 1339 год.
А. Кузнецов — Да, Вы знаете, это один из самых ранних задокументированных и дошедших до нас...
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — ... международно-правовых разрешений территориальных споров. Папский престол в качестве арбитра был естественно выбран по этому поводу. Если вы выберете...
С. Бунтман — Но Вы понимаете, — да? — какой там узел. Какой там узел!
А. Кузнецов — Ой! Что Вы! Да.
С. Бунтман — Это все начинается.
А. Кузнецов — Да, тем более Королевство Польское еще такое достаточно мощное...
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — ... образование в то время.
С. Бунтман — То, что приведет через 70 лет к Грюнвальду.
А. Кузнецов — Да. Конечно.
С. Бунтман — Суд над пособниками графини Батори, обвинявшийся в убийствах женщин. Это Венгерское Королевство, 1611-й.
А. Кузнецов — Это очень известное дело. Мы один или два раза его уже предлагали. Это тоже серийные убийства.
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — Саму графиню не судили, там внесудебное было решение. А вот 3-х или 4-х ее пособников судили.
С. Бунтман — Да. Это серийная и сериальная, потому что сериал есть по этому поводу. Да. Суд над группой женщин из деревни Надьрев по обвинению в массовых убийствах. Это Венгрия, хортистская Венгрия, 1930 год...
А. Кузнецов — Ой, Вы знаете, это совершенно поразительное дело. Женщины в своей деревне травили мужчин. И Вы знаете, почти всех вытравили. Это случай массового такого вот криминального психоза.
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — Не уникальный, но довольно редкий. Это дело потрясающее.
С. Бунтман — Суд над Миладой Горáковой...
А. Кузнецов — Гόракова. Она Гόракова.
С. Бунтман — Гόраковой.
А. Кузнецов — Милада Гόракова.
С. Бунтман — Миладой Гόраковой. Я поставил ударение. В «буржуазном национализме» и «подготовке диверсионного заговора». Это Чехословакия, 50-й год.
А. Кузнецов — Совершенно верно. Это...
С. Бунтман — Мрак.
А. Кузнецов — ... эхо наших послевоенных процессов, дошедших до Чехословакии, плюс внутренние разборки в тогдашнем партийном руководстве. Такие процессы и в Польше были, и в Венгрии были.
С. Бунтман — Такие. Да, да.
А. Кузнецов — И еще какие! Да.
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — Ну, вот мы выбрали одно из самых известных дел.
С. Бунтман — Суд над Здиславом и Яном Мархвицкими по обвинению в серийных убийствах. Это Польша времен Эдварда Герека, 1975 год.
А. Кузнецов — Это чистый криминал.
С. Бунтман — Да, это чистый криминал. Так что, пожалуйста, голосуйте! Мы ждем вашего решения.
А. Кузнецов — Всего вам доброго!
Алексей Кузнецов — Тот.
С. Бунтман — Матерь Божья! Хорошо.
А. Кузнецов — Добрый день!
С. Бунтман — Наберемся мужества, потому что сегодня Алексей Кузнецов, Светлана Ростовцева, Сергей Бунтман, мы сегодня приступаем к суду над Анатолием Сливко, заслуженным учителем СССР...
А. Кузнецов — РСФСР. Это опечатка наших референтов. РСФСР. Да. Но неважно. Это все равно очень высокое звание...
С. Бунтман — Да, понизим...
А. Кузнецов — Мы об этом сегодня поговорим. Там это отдельная часть истории, такая тоже не совсем банальная. Но в любом случае дело, которые мы сегодня рассматриваем страшное. И родители у радиоприемников... хотелось бы, чтобы они это учли. Вот. Хотя естественно мы не будем, как... не будем заниматься смакованием подробностей...
С. Бунтман — Нет, не будем.
А. Кузнецов — Да, но избежать каких-то все равно, к сожалению, не удастся, поскольку они составляют суть этого дела. Вот мы говорили с вами две передачи назад о банальности зла...
С. Бунтман — Да, тогда Эйхман был.
А. Кузнецов — Эйхман. Да.
С. Бунтман — Да, да.
А. Кузнецов — А сегодня мы будем говорить о двойственности...
С. Бунтман — О не банальности...
А. Кузнецов — Не банальности, а об амбивалентности зла, как угодно. И с этой точки зрения это не... не вполне обычная, как, к сожалению, не цинично звучат эти слова, но есть уже обычные серийные убийцы — да? — такие, к которым, так сказать, привыкли как к некоему явлению...
С. Бунтман — Ну, да.
А. Кузнецов — ... окружающей жизни. А это случай, конечно, выделяющийся. Но сначала собственно о деле. Кстати говоря, поскольку дело это сравнительно недавнее, суд 86-го года, и вполне возможно, что нас слушают люди, которые 30 лет назад были, ну, в какой-то степени очевидцами происходившего. Я имею в виду, не преступлений, конечно, но которые вполне возможно ходили вот в этот клуб, о котором мы сегодня будем говорить, который возглавлял Сливко. Через этот клуб, как я понимаю, прошли тысячи мальчишек и девчонок. Кое-какие воспоминания я буду сегодня цитировать. И если есть люди, которым есть, что сказать, поделиться своими личными какими-то впечатлениями...
С. Бунтман — Пишите.
А. Кузнецов — Да, пишите, пожалуйста. Мы постараемся огласить это все в эфире. Анатолий Сливко родился перед войной в 39-м году. И в последствии уже на следствии давая показания и пытаясь проанализировать то, что толкнуло его на эти преступления, он будет говорить о том, что он вырос в неблагополучной семье. Но Вы знаете, вот объективно по крайней мере это не подтверждается. Разумеется, в чужую семью заглянуть достаточно сложно, и семья может выглядеть внешне вполне благополучно, а по сути там может быть спрятано самое жуткое неблагополучие. Но вот нет никаких оснований... Следствие проверяло на самом деле и это тоже. И никаких оснований говорить, что семья была там... Ну, это была самая обычная семья. Папа очень много работал. Мама занималась домом. Мальчик рос во вполне, по крайней мере, такой среднестатистической обстановке. И единственно, что вот неизбежно мы, конечно, не можем не говорить о детстве, кое-какие странности... Вот Дмитрий спрашивает: «Не замечали ли раньше странности в его поведении?» Ну, понимаете, тут есть такой психологический момент, когда человек наделала страшных дел, то...
С. Бунтман — И начинают задним числом...
А. Кузнецов — Ретроспективно, конечно, многое начинает казаться в его поведении там странным. Вот, дескать, как же мы тогда просмотрели? Но вот, например, в одном из материалов я встретил указание на вещь, которую ни в коем случае нельзя счесть нормальной при любых обстоятельствах. Анатолий был мальчиком не очень контактным и общительным там по ряду причин, в том числе и объективных, когда он был в школе, еще в школьном возрасте. Ну, вот, например, у него было такое занятие вполне нормальное, обычное. Он... Семья держала кроликов. Ну, 50-е годы. Естественно многие, значит, начала 50-х старались как-то подкормиться особенно, ну, не в крупных городках. Семья держала кроликов. Он очень любил с ними возиться, там занимался ими и все прочее, и все прочее. Но совершенно необычно то, что он при этом, ну, скажем так, доводил жизнь кроликов до конца. То есть когда их надо было, собственно говоря, уже на еду, то мальчик это делал. Понимаете, ведь очень много последующих патологий, жутких патологий — да? — вырастает из детского мучительства животных.
С. Бунтман — Ну, хотя надо сказать, что это было достаточно таким обычным делом...
А. Кузнецов — Обычным. Да. И совершенно не обязательно это заканчивается...
С. Бунтман — Да, да.
А. Кузнецов — ... патологией. Понятно, что жестокость у мальчиков, особенно у мальчиков, бывает там спровоцирована там всякими, в том числе и биологическими абсолютно причинами. Но понимаете, тут вот именно ситуация... Он не мучил этих кроликов. Нет. Но он совершенно спокойно делал то, что, ну, для ребенка не нормально. Он не из сельской семьи. Я понимаю, если бы это мальчишка, который вырос, ну, в обычном таком крестьянском хозяйстве...
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — ... и для которого отношение к животным как к источнику пищи совершенно нормально. Он все-таки мальчик более или менее городской. Да? Вот мне кажется, что это один из признаков. Дальше обычная вполне такая средне-статистическая советская жизнь. Он закончил школу. Он отслужил в армии. Отслужил на флоте, на Тихоокеанском флоте на Дальнем Востоке. Образования у него высшего не было. Это запомните. Мы через несколько минут будем говорить о странностях появления вот у него этого почетного звания «Заслуженный учитель». Одна из странностей заключается в том, что у него никогда не было не только педагогического, но вообще высшего образования. Он закончил, если не ошибаюсь, по-моему, химический техникум. И после армии он, значит, приезжает в Невинномысск. Он не уроженец Невинномысска, но он уроженец северного Кавказа. Это тем не менее этого региона. И это время когда, давайте вспомним конец 50-х — начало 60-х, партия провозгласила одним из приоритетов в экономике опережающее развитие крупного химического производства. А Никита Сергеевич тогда надеялся решить продовольственную проблему за счет значительного увеличения производства удобрений. И в сравнительно небольшом таком тихом провинциальном городке Невинномысске начинается строительство огромного азотно-тукового комбината. Вот этот «Невинномысский азот»... я был на нем в середине 90-х годов. Это действительно огромное градообразующее, я бы даже сказал, районообразующее предприятие. И вот он устраивается на работу на этот завод в начале 60-х годов и довольно быстро находит себе занятие по душе. Он сначала на общественных началах, а затем все больше и больше это становится главным его занятием, он собирает мальчишек и девчонок школьного возраста и начинает водить их в походы, благо Невинномысск для этого замечательно приспособлен. Да? Там в горы люди могут ехать на автобусе. Я прекрасно помню, я начала заниматься туризмом в середине 80-х годов, и я помню, как на каком-то семинаре по школьному туризму ребята из Фрунзе, ныне Бишкека, они, значит, с гордостью нам говорили: «Это вам там нужно на самолете лететь или там двое суток на поезде добираться, а мы утром на автобус сели и поехали в горы с ребятами». Да? И вот Невинномысск — собственно такое в том числе место, где природа все условия создала для того, чтобы заниматься туризмом. И он... Причем он понимает занятия туризмом гораздо шире, чем просто некую спортивную подготовку. Ну, собственно так тогда и принято было понимать по крайней мере школьный, хотя и не только, и взрослый тоже туризм как комплексное занятие, где спорт — это одна из причем неглавная составляющая. Да? Детский туризм...
С. Бунтман — Там познавательная...
А. Кузнецов — Познавательная, конечно. Родная природа и так далее. Плюс, разумеется, поскольку это советское время, там было очень много туда вплетено, но достаточно аккуратно вплетено такой вот идеологической работы, потому что очень часто походы совершались по определенным, скажем, местам. Опять же на северном Кавказе это места боевой славы. И, кстати говоря, Сливко этим занимался очень много. И вот я встретил в воспоминаниях участников этих клубов... Я говорю «клубов», хотя по сути это один и тот же клуб, но он переименовывался. Сначала он назывался «Романтик». Такое... Ну, не знаю, мне кажется, каждый 2-й детско-юношеский клуб в то время в СССР назывался «Романтик». Вот. А затем там случилась такая... такое происшествие. Им было выделено помещение. И в помещении случился пожар. И значительная часть помещения выгорела. И им дали другое помещение, и с этим совпало переименование клуба. Сливко придумал действительно нестандартное название, и клуб стал называться и печально прославился... Сначала не печально, сначала замечательно прославился. А потом вот в связи со Сливко прославился печально как клуб «ЧЕРГИД».
С. Бунтман — Это...
А. Кузнецов — «Через реки, горы и долины».
С. Бунтман — Ой!
А. Кузнецов — Ну, название, в общем, удачное, — да? — потому что оно не банальное. Это не «Романтик» там, не «Альбатрос» и не еще что-то в этом роде. «Огнив» какой-нибудь. Да? А звучное. Сразу какой-то герой какого-то эпоса...
С. Бунтман — Да, какого... Да.
А. Кузнецов — ... значит, представляется и так далее. Вот. И он... В частности вот я встретил рассказ об эпизоде, когда он там со старшими мальчишками, они подняли какую-то, как я понимаю, такую памятную плиту в горы, установили на месте боев. И это было там, так сказать, таким очень важным делом. И они постоянно в походах находили какие-то свидетельства войны. У них был прямо в клубе целый музей, где были там и каски, и гильзы, и еще какие-то вещи, которые ими были собраны во время вот этих походов по следам... по местам, извините, боев. Значит, он насколько можно судить... У него была выстроена такая достаточно целостная педагогическая система. Значит, во-первых, в клуб принимали. Вот так вот зайти с улицы, сесть и сказать: «Я теперь с вами» было нельзя. Был определенный выработан ритуал. В клубе существовала определенная иерархия. Опытные ребята, совершившие уже по несколько походов и хорошо себя зарекомендовавшие, они входили в некий такой коллективный руководящий орган — совет инструкторов. И это было очень почетно. И это было очень таким заметным событием в их жизни стать членом этого совета. Были ребята, которые, ну, как бы такими стажерами были, новичками. Были ребята, которые были в статусе уже таких, так сказать, действительных членов и так далее.
С. Бунтман — Но пока... пока все...
А. Кузнецов — Пока все нормально.
С. Бунтман — Пока все нормально.
А. Кузнецов — Более того вполне соответствует вот такой... Это, в общем, не полностью изобретение Сливко. Это вполне соответствует такой общей концепции вот внеклассной работы в Советском Союзе. Я очень хорошо помню, я был маленьким, рос на Усачевке, у метро Спортивная, старый московский район, и там в соседнем дворе был клуб детский не только туристический, хотя туризм был уже тогда очень важной частью его составляю... его работы. Клуб «Форпост». Он и сейчас есть. Это замечательный клуб. Я знаю его руководителей. Это вот люди совершенно как бы из той эпохи, без страха и упрека, и они по-прежнему водят ребят в походы. Сейчас по целому ряду причин делать гораздо сложнее, чем раньше.
С. Бунтман — Да. Ну, да.
А. Кузнецов — Причин, в 1-ю очередь, бюрократических. Вот. И я прекрасно помню, как я маленький пришел на одно из мероприятий, которые этот клуб проводил, просто из любопытства. И 1-е, что мне бросилось в глаза, у них висел стенд такой очень красочно оформленный, где были изображены знаки различия.
С. Бунтман — О, да!
А. Кузнецов — Да! Там были такие петлички как в Красной армии до 43-го года. Там были просветы, звездочки. Там были... Вот представляете, 40 лет прошло, я это помню. Я не занимался в этом самом «Форпосте», но вот впечатление мальчика...
С. Бунтман — Но заманчиво как все это! Да.
А. Кузнецов — Заманчиво. Кандидат в искатели — 1-е. Да? Искатель, то есть человек, который ищет.
С. Бунтман — Это такая немножко скаутская система в «Форпосте».
А. Кузнецов — Совершенно верно. Да, это скаутская система. Причем... Ну, Вы же понимаете, как детям и подросткам важно вот, чтобы была некая иерархия, была некая лестница, чтобы их хвалили за какие-то поступки. У Сливко не было знаков различия, шевронов и всего прочего, насколько я понимаю. У него была система баллов. За доброе дело человек получал баллы, за какой-то недостойный поступок он терял эти самые баллы. И вот это... Конечно, к этому можно отнестись как к манипулированию детьми, но ведь на самом деле давайте признаемся себе: воспитание без манипулирования невозможно. Воспитание в каком-то смысле и есть манипулирование. Да? Другое дело, что манипулирование может носить разный характер...
С. Бунтман — Да, как, что, для чего...
А. Кузнецов — ... и разные цели преследовать. Это совершенно ключевое дело, — да? — собственно ради чего и кто, и как ребенком или подростком манипулирует. А так приемов там существует множество. Это, в общем, такое... Основа педагогического ремесла. Вот в воспоминаниях одной девушки, которая, я так понимаю, очень важную роль, как она сама пишет, сыграл этот клуб в ее жизни, например, она описывает такой эпизод. Они пошли в поход, и ей было очень тяжело нести, потому что помимо там рюкзака, она запомнила, она сама чуть больше 40 килограммов весила, несла 12-килаграммовый рюкзак и еще в руках несла палатку. А это брезентовые палатки. Это не нынешние капроновые, которые там весят...
С. Бунтман — В руках свернутую, да?
А. Кузнецов — Свернутую. Это ж Вы понимаете, я застал начало... То есть я застал окончание этой эпохи, когда мы ходили с брезентовыми рюкзаками, абалаковскими, ярцевскими, они были недостаточно вместительны. И поэтому это обычное дело. Посмотрите фотографии походов того времени, на рюкзаке сверху навьючено, накручено. Какие-то котелки. Какие-то кружки, кеды там принайтовлены. Да? Еще что-то. В руках что-то несут. Потом, когда появится хорошее снаряжение, хорошее оборудование мы наоборот будем, мы — руководители будем говорить: «Ни в коем случае ничего не должно быть. Это может зацепиться, может оторваться, в лучшем случае потеряться, там в худшем и привести к серьезным каким-то последствиям все это дело». Но тогда так было принято, так ходили. И вот она несет в руках эту палатку. Ей тяжело. И тут подходит, значит, мальчик и говорит: «Слушай, а дай... давай я понесу». Она же: «Как это ты за меня понесешь? Я же тоже должна. Я же сильная. Нет». Он говорит: «Слушай, дай мне, пожалуйста, палатку. Ты понимаешь, я вот проштрафился, с меня сто баллов сняли. А если я вот палатку за тебя понесу, мне вот их вернут». Ну, и она ему дала. А потом выяснится, что Сливко, увидев, заметив, при том, что в походе было несколько десятков детей, он видел каждого. Заметив, что ей очень тяжело, и что она из последних сил тащит, он этому мальчишке сказал вот... Хотя мальчишка не был на самом деле наказан. «Слушай, вот ты возьми у нее палатку...»
С. Бунтман — Скажи...
А. Кузнецов — «А если она будет отказываться, ты ей скажи, что и... Вот сделай ее как бы... ее соучастником некоего добра». Да? Что она вот тебе не потому, что она слабая, а потому, что она тебе помогает. Хороший прием. Он, видимо, был талантливым педагогом. И вот понимаете, когда я имел в виду, когда я говорил об амбивалентности зла, я имел в виду то, что у меня абсолютное такое впечатление, я совершенно не имею никакого ни психологического, ни тем более психиатрической подготовки, но этот человек состоял из 2-х. В нем было два человека. Это вот доктор Джекилл и мистер Хайд. И один из этих людей был хорошим, талантливым, вдумчивым, самоотверженным педагогом, сделавшим много хорошего. Я хочу процитировать воспоминания Татьяны Хожан, которая еще в начале, то есть в 60-е годы она была членом еще «Романтика», еще не «ЧЕРГИДА». Вот что она, уже будучи взрослым человеком, написала. Кто хочет, на известном очень сайте «Проза.ру» вы можете найти ее воспоминания. Вот что она написала, уже естественно зная все, чем все закончилось, уже после процесса, по-моему, уже после расстрела: «Есть немало людей, знавших маньяка гораздо лучше, ближе, чем я. Я не была на его свадьбе, не помню имен его сыновей, но узнала его с двух разных сторон — этого двуликого Януса — с белой и черной, — вот дальше фраза, которая мне кажется ключевой. — Эти краски не смешались».
С. Бунтман — Ага!
А. Кузнецов — Да. Черная... Продолжаю цитату: «Черная краска закрыла образ Сливко. И все же семена доброты легли в хорошую почву: очень многие ребята, которым школа прочила тюрьму и пьянство, стали прекрасными людьми, отличными семьянинами благодаря туристическому клубу, где девиз „один за всех, и все за одного“ был не пустым звуком». И Вы знаете, вот это не она одна говорит о том, что как не ужасно все то, что сделал 2-й человек, — да? — 2-й... 2-я сторона Анатолия Сливко, к чему мы сейчас перейдем, но 1-я, безусловно, десяткам, сотням, может быть, даже тысячам мальчишек и девчонок для них сделала очень важную и очень ценную работу, которая... которую по-прежнему многие из них помнят. А что, собственно говоря, случилось? С раннего достаточно времени, с середины 60-х годов Сливко, у которого было множество проблем внутренних, проблем в интимной жизни. Он женился, но... Но, скажем так, нормальной семейной жизни они с женой... Он не мог жить с женой. У них было двое детей. Но вот он сам потом уже в своих признаниях будет говорить, что за всю жизнь у меня с ней интимная близость получилась около десятка раз. Он чем дальше, тем больше отдавал себе отчет, что его привлекают, во-первых, не женщины, а мальчики. И, во-вторых, привлекают в смысле неистребимого желания причинить им совершенно определенные страдания. Значит, как он сам утверждал, проверить это за давностью лет уже естественно было невозможно, в том числе и для следствия, потому что он в 80-х говорил о ситуации начала 60-х.
С. Бунтман — Спрашивают, сколько ему лет было, когда он...
А. Кузнецов — Он 39-го года. Значит, когда он совершил свое 1-е зафиксированное убийство, — 64-й год, — ему было 25 лет.
С. Бунтман — Значит, он молодой...
А. Кузнецов — Молодой человек совсем. Он только из армии вернулся.
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — Якобы он в свое время молодым человеком, по-моему, перед уходом в армию или сразу после возвращения стал свидетелем несчастного случая, когда мотоциклист на большой скорости врезался на обочине дороги в группу детей в парадной пионерской форме, — белые рубашечки, красные галстуки, — и один из мальчиков получил настолько тяжелые травмы, что буквально тут же вот на месте и скончался. И вот это зрелище крови на белой рубашке, крови, так сказать, цвета пионерского галстука на него произвело совершенно неизгладимое впечатление и стало совершенно навязчивой такой вот идеей. Ему, когда он... Он отлично отслужил в армии. И когда он увольнялся в запас, он был командиром там отделения, отличником боевой и политической и так далее, и так далее, ему подарили ценный подарок. Ему подарили кинокамеру. И это стало одним из больших увлечений его жизни. Все походы, все сборы своих турклубов он фиксировал сначала на кинопленку, а в начале 80-х у него появилась чрезвычайно большая, вспомните, для того времени редкость, у него появилась видеокамера. То есть он начал еще и на видеокамеры снимать. И они с ребятами снимали, в том числе какие-то игровые фильмы. 1-й следователь, который собственно вышла на него... Убийства он совершал редко, но на протяжении 20 лет. Да. Вот она обратит внимание на эпизод, о котором я расскажу сразу после новостей.
**********
С. Бунтман — Ну, что ж? Давайте продолжим. Да.
А. Кузнецов — Да. И вот следователь, помощник прокурора города Невинномысска Тамара Лангуева... Вы можете посмотреть, не без труда найдете в передаче у Юлии Меньшовой, я боюсь сейчас название не точно привести, ну, это вот такое ток-шоу, которое она ведет, вы можете найти встречу как раз с Тамарой Лангуевой, где она рассказывает о том, как она собственно начала Сливко подозревать при том, что это было безумно трудно. Да? Это знаменитый человек в городе. Человек, о котором там, как она потом насчитала, о нем было более 20 передач и статей только в союзной прессе. Радио «Пионерская зорька» делало несколько передач. Там были статьи в центральной печати. Ну, а уж в местной тем более. И прочее, и прочее.
С. Бунтман — Ну, вот родители отказывались верить. Алексей пишет...
А. Кузнецов — Да, да. Совершенно верно.
С. Бунтман — ... что его сокурсница была родом из Невинномысска.
А. Кузнецов — И Вы знаете, вот было принято... Вот теперь к суду, было принято решение провести открытый процесс в Невинномысске, хотя сомнения были, стоит ли это делать, настолько чудовищные вещи должны были быть оглашены и показаны. Это же все пленки. Доказательства-то в основном — это снятые им фильмы. И понятно, что во время суда будут и обмороки, и истерики в зале и так далее. Но было принято решение провести открытый процесс именно потому, что очень многие в городе и ребята, и их родители отказывались верить в то, что такой человек мог быть виноват вот во всем этом. Так вот Тамара Лангуева говорила, что ее первые подозрения зародились и усилились, когда она, ну, там достаточно случайным, как я понимаю, путем вышла на фильмы, которые снимали ребята в «ЧЕРГИДе», в том числе и игровые. И вот она описывает один фильм. Значит, ребята написали сценарий. Там некая борьба добра и зла такая сказочная. И вот, значит, некое зло там то ли в виде Бабы-Яги, то ли какого-то другого вымышленного персонажа, значит, это зло повержено, а потом над этим злом совершается казнь. И эта казнь тоже вот снята, вот это мучение, наказание зла. И она сказала, что у нее возникло ощущение, что вот что-то здесь вообще не очень так, не очень здорово во всем этом. Здόрово и здорόво. Ну, потом уже, значит, сопоставляя пришли к выводам, что... Понимаете, вот тут один из наших слушателей, значит... Сейчас. Я потерял. Я потерял. А! Вот! Написал Игорь, он написал: «Пожалуйста, скажите всем, что в современных условиях такие преступления быстро раскрывают». Не скажу, к сожалению. Очень хотел бы сказать. Дело в том, что проблема была в том, что пропадали дети, но пропадали не часто. Сливко совершал свои, скажем так, свои преступления он совершал достаточно часто, более 50 эпизодов следствие ему вменит, но дело в том, что только в 7 доказанных эпизодах это закончилось смертью. Он находил мальчишек, исключительно мальчишек, ни одна девочка не пострадала, которым он разными путями предлагал сняться в фильме. Кому-то он говорил, что он ведет работу по выяснению возможностей организма для того, чтобы прояснить некоторые аспекты, связанные с выживанием в трудных условиях, там в турпоходах и так далее, сколько человек может переносить удушье, говорил, что это секретная работа. Ну, мальчишкам... Классика — да? — вешание лапши на уши мальчишкам. Другим он говорил, что вот это для них важно, что «я вижу, ты человек неуверенный в себе. Вот тебе важно убедиться в том, что ты можешь. Давай вот я тебе помогу таким образом». То есть он, в общем, был интуитивно, не смотря на отсутствие образования, он был интуитивно очень-очень неплохим психологом. Ну, и дальше он приводил их в специально выбранное укромное место, расставлял аппаратуру. И все в конечном итоге сводилось к имитированию повешения. Дальше он жертву, которая уже теряла, как правило, сознание, он если успевал, он снимал, вынимал из петли, проводил какие-то там реанимационные мероприятия. И более 40 эпизодов смертью не закончились. Некоторые ребята ничего не помнили потом. Это вполне возможное последствие асфиксии. А некоторые ребята считали, что они справились с заданием, что они преодолели себя, что они поучаствовали в очень важном медицинском эксперименте. А какие-то ребята, видимо, чувствовали, что здесь что-то не так, но молчали, потому что прекрасно понимали, что никто им не поверит и вообще, так сказать, боялись. И вот почему я говорю, что такие преступления не быстро раскрывают? За 20 лет пропало 7 мальчишек. Но понимаете, не пришло в голову объединить эти пропажи. Вот первый, видимо, следователь, которому пришло в голову связать это все с «ЧЕРГИДом», откуда они все были в конечном итоге, вот Тамара Лангуева, она собственно и заподозрила. Ну, а дальше все было достаточно просто. Прокурор города, хотя и не сразу и не хотя, но дал санкцию на обыск помещений турклуба. И сначала ничего сотрудники милиции не находили криминального, а затем обратили внимание на запертую комнатку, спросили, что там. «Да там подсобное помещение. У меня там вот фотолаборатория, кинолаборатория». — «Ну, откройте». Они открыли, и там практически не спрятанными хранились фильмы, где все это было запечатлено. Я процитирую, значит, следователя, одного из следователей, который вел это дело и который потом, кстати, написал... Он специалист по маньякам, так сложилась его судьба. Следователь Модестов. Он написал книгу довольно большую, интересную, хотя и, конечно, жуткую. Вот как он вспоминает просмотр, ознакомление с вещественными доказательствами: «Мертвая тишина, только цветная картинка на экране, и на ваших глазах в мучениях умирает ребенок. Причем садист, хладнокровно фиксирующий судороги агонизирующего мальчика, время от времени сам попадает в кадр. Он не просто снимает смерть, а сладострастно любуется ею.
Вот на экране тело жертвы, одетое убийцей в пионерскую форму, уложено на белую простыню. Судороги все реже, реже... Следующий кадр — отчлененная голова... Камера почти вплотную приближается к мертвому детскому лицу, искаженному застывшей гримасой страданий и страха».
Следствие было коротким, потому что вещественных доказательств, которые не вызывали ни малейших сомнений в их подлинности, хватило бы на 10 процессов. Собственно Сливко, он особенно и не запирался. Ну, запираться тут было абсолютно бессмысленно. И вот дальше он сам много, подробно будет говорить о том... Он не использовал вот тех слов, которые я сейчас использую, но я так понял, что он об этом говорил. Он понимал, что в нем живет еще одно существо. Он очень боялся этого существа, но ничего с ним сделать не мог. Он... Почему его обе экспертизы признают вменяемым? Потому, что он юридически действительно абсолютно вменяем. Он отдавал себе отчет в том, что он делает. Он отдавал себе отчет в приближении этих состояний. Он отдавал себе отчет в том, что вот у него заканчивается терпение. Он принимал меры для того, чтобы не быть пойманным, чтобы все это скрыть. То есть все признаки того, что он действовал абсолютно рассудочно и хладнокровно, они, как говорится, на лицо. И вот что сам Сливко показывает: «Когда расчленял жертву, отвращения не испытывал, но подсознательно оценивал ситуацию, одни мысли оценивали плохую сторону моих действий, другие — более сильные, — понуждали делать плохое и предвещали удовлетворение... После всего совершенного приходил в обычное нормальное состояние, и возникало желание скрыть следы совершенного преступления. ... после снятия давления, то есть после удовлетворения страсти, здравый смысл подсказывал, что часто этого делать нельзя, что это очень плохо, и я постоянно искал новые возможности, промежуточные варианты, не связанные с убийством. Появилась мысль сделать как можно больше фотографий, чтобы, посмотрев на них, воспроизвести весь процесс, возбудиться, получить удовлетворение».
С. Бунтман — И не делать нового, да?
А. Кузнецов — Да. «Иногда пользовался воображением ранее происходившего. Такие чувства испытывал и к своим сыновьям». Он открыто говорит о том, что он... Его жена будет обвинять в том, что вот он был плохой отец, хотя он не причинял своим детям никаких этих... Но вот он ими не интересовался, говорит она. А он понимал, что он к ним испытывает, вот этот 2-й человек в нем, такие же чувства как и к другим мальчишкам.
С. Бунтман — И лучше не надо.
А. Кузнецов — И что... Да. И вот он, так сказать, просто старался держаться от этого в стороне. Его судили. Его судили в Невинномысске в июне 86-го года. В январе он был арестован. Уже в июне состоялся суд. Его признали вменяемым, виновным в убийстве 7 детей. Как ни страшно звучит, видимо, их было больше. Но 7 эпизодов были доказаны, задокументированы. В 6 случаях он на следственном эксперименте нашел и показал, указал место, где захоронил останки. Они были эксгумированы и перезахоронены. В 7-м случае найти не смог. Но это бывает. И суд признал еще 42 эпизода, не закончившихся смертельным исходом, но нанесение вот телесных повреждений. Он был... Его адвокат, местный адвокат Петров занял единственно возможную в этой ситуации линию защиты — это попытка оспорить его вменяемость. И была проведена экспертиза сначала местными силами, затем он был направлен на экспертизу в институт общей судебной психиатрии имени Сербского. Мы с Вами находимся примерно в 15 минутах неторопливой ходьбы от него. От института я имею в виду. И там лучшие эксперты Советского Союза по вопросам психиатрии признали его полностью виновным. Адвокат сделал все, что положено в таких случаях. Были поданы все необходимые ходатайства, в том числе и прошение о помиловании. Прошение о помиловании было Верховным... Президиумом Верховного совета отклонено. И в 89-м году в Новочеркасске Сливко был расстрелян. Надо сказать, что за некоторое время до расстрела с ним под видом врача, с ним дважды консультировался знаменитый Исса Костоев, о котором мы говорили в одной из передач.
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — Это следователь, который сыграл большую, неоднозначную, но в целом, конечно, положительную роль в деле Чикатило. Вот нам здесь несколько слушателей пишут. А Чикатило естественно напрашивается, тем более что регион примерно один и тот же. Да? Чикатило в Ростовской области, это вот Ставропольский край. Но тут мы действительно имеем дело со случаем вот с одной стороны безусловной патологии, никаких, мне кажется, сомнений возникать не может, причем заключение судмедэкспертов, оно называет там более полудюжины разных патологий. Здесь и педофилия, и некрофилия, и вампиризм, потому что по меньшей мере в одном случае на пленке зафиксировано: он собирает кровь убитого мальчика и пьет ее. Вот. То есть это человек, конечно, не человек. Да? И вынося расстрельный приговор, в данном случае общество не выносит наказание. В его случае это не наказание. Общество защищается просто-напросто. Да? Тут как в ранние годы советской власти высшая мера называлась не высшей мерой наказания...
С. Бунтман — Социальная защита.
А. Кузнецов — ... а высшей мерой социальной защиты. Это, конечно, гораздо более точное название. И вот как быть? Надо сказать, что возвращаясь к его званию «Заслуженный учитель РСФСР», оно было получено вопреки всем порядкам. Но поскольку о клубе писали, говорили, и это естественно очень выгодно оттеняло работу всяких там органов руководящих города и края, то у Сливко было много достаточно благожелателей и покровителей и в райкоме партии, и в горкоме, и в обкоме. И в частности вот 3-й секретарь горкома партии Костина очень его протежировала, помогала и с автобусами, и со снаряжением, и с помещением, и со всем, со всем. Совершенно искренне помогала. И она, когда городу дали очередное звание вот это вот, ну, как система же понятна...
С. Бунтман — Ну, да.
А. Кузнецов — Дают звание, а дальше распределите, там вам виднее, кто у вас заслуживает. То она дала ему. Хотя Вы знаете, я не знаю другого случая в советское время, когда звание «Заслуженного учителя», очень ценимое в нашей профессиональной среде, когда его давали бы педагогу дополнительного образования. Наверное, такие случаи были, но они очень редки. А тут он не имел даже, я говорил, образования педагогического. И я... я прочитал в одном месте, что городские учителя очень обиделись тогда на Костину. Когда все это вскроется и станет понятно, что никакой ошибки нет, и что станут понятны более или менее масштабы, она покончит с собой. Вот. Вот еще одна жертва этого человека. Хотя ее вина... Честно говоря, я этой вины не вижу, потому что...
С. Бунтман — Ну, это самоощущение, что она...
А. Кузнецов — Да.
С. Бунтман — ... поощрила маньяка...
А. Кузнецов — Нет, почему мне понятно. Я имею в виду, что нам ее обвинять, мне кажется, не за что, потому что...
С. Бунтман — Нет, нам не за что.
А. Кузнецов — ... заподозрить в человеке такую, ну, неизбежно хочется сказать слово, какую-то сатанинскую сторону — да? — чрезвычайно трудно. Лицом своим это был абсолютно безупречный работник.
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — И надо было обладать сверхчутьем каким-то, сверхспособностями, чтобы почувствовать в этом что-то не то. Тем более что в учительской среде людей амбициозных не так мало. И это, видимо, неизбежное, так сказать, требование к человеку, который делает больше, чем просто выполняет свои обязанности. В нем должны быть какие-то амбиции. Разумеется, это касается не только учительской профессии. Вот. Вот такое вот страшное дело. Вы можете... О нем много можно прочитать. Вы можете... Выложены в интернете отрывки из дневника Сливко. Он вел его на протяжении всей своей взрослой жизни. Он достаточно откровенный дневник. Я сегодня все это обходил, ну, по понятным...
С. Бунтман — Ну, естественно.
А. Кузнецов — Да.
С. Бунтман — Ну, и того... И хватит. И то этого хватило.
А. Кузнецов — Я думаю, что этого хватит. Да.
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — Кто заинтересован, возможности найти информацию по данному делу это трудно.
С. Бунтман — Ну, что же?
А. Кузнецов — «Не эта ли история была, — спрашивает Яна, — в одной из серий телесериала „Метод“?» Да, конечно. И там не скрывается. Там собственно очень, очень близкая история.
С. Бунтман — Ну, а теперь мы возвращаемся к нашему региональному принципу. И предлагаю вам судебные процессы центральной Европы. И здесь Дмитрий Мезенцев, Ваша полонофильская душа, сегодня на протяжении всего... всего утреннего эфира сегодня она ликует. И правильно.
А. Кузнецов — Ну, Дмитрий уже нас поблагодарил в группе в «Фейсбуке» за выбор вот этих венгерских и польских процессов. Так что...
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — Действительно.
С. Бунтман — Судебный процесс по поводу территориальных споров между Королевством Польским и Тевтонским орденом. Это 1339 год.
А. Кузнецов — Да, Вы знаете, это один из самых ранних задокументированных и дошедших до нас...
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — ... международно-правовых разрешений территориальных споров. Папский престол в качестве арбитра был естественно выбран по этому поводу. Если вы выберете...
С. Бунтман — Но Вы понимаете, — да? — какой там узел. Какой там узел!
А. Кузнецов — Ой! Что Вы! Да.
С. Бунтман — Это все начинается.
А. Кузнецов — Да, тем более Королевство Польское еще такое достаточно мощное...
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — ... образование в то время.
С. Бунтман — То, что приведет через 70 лет к Грюнвальду.
А. Кузнецов — Да. Конечно.
С. Бунтман — Суд над пособниками графини Батори, обвинявшийся в убийствах женщин. Это Венгерское Королевство, 1611-й.
А. Кузнецов — Это очень известное дело. Мы один или два раза его уже предлагали. Это тоже серийные убийства.
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — Саму графиню не судили, там внесудебное было решение. А вот 3-х или 4-х ее пособников судили.
С. Бунтман — Да. Это серийная и сериальная, потому что сериал есть по этому поводу. Да. Суд над группой женщин из деревни Надьрев по обвинению в массовых убийствах. Это Венгрия, хортистская Венгрия, 1930 год...
А. Кузнецов — Ой, Вы знаете, это совершенно поразительное дело. Женщины в своей деревне травили мужчин. И Вы знаете, почти всех вытравили. Это случай массового такого вот криминального психоза.
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — Не уникальный, но довольно редкий. Это дело потрясающее.
С. Бунтман — Суд над Миладой Горáковой...
А. Кузнецов — Гόракова. Она Гόракова.
С. Бунтман — Гόраковой.
А. Кузнецов — Милада Гόракова.
С. Бунтман — Миладой Гόраковой. Я поставил ударение. В «буржуазном национализме» и «подготовке диверсионного заговора». Это Чехословакия, 50-й год.
А. Кузнецов — Совершенно верно. Это...
С. Бунтман — Мрак.
А. Кузнецов — ... эхо наших послевоенных процессов, дошедших до Чехословакии, плюс внутренние разборки в тогдашнем партийном руководстве. Такие процессы и в Польше были, и в Венгрии были.
С. Бунтман — Такие. Да, да.
А. Кузнецов — И еще какие! Да.
С. Бунтман — Да.
А. Кузнецов — Ну, вот мы выбрали одно из самых известных дел.
С. Бунтман — Суд над Здиславом и Яном Мархвицкими по обвинению в серийных убийствах. Это Польша времен Эдварда Герека, 1975 год.
А. Кузнецов — Это чистый криминал.
С. Бунтман — Да, это чистый криминал. Так что, пожалуйста, голосуйте! Мы ждем вашего решения.
А. Кузнецов — Всего вам доброго!