Сайт Евгения СычёваEugi Gufo

Сергей Бунтман — Ну, что ж? Дорогие друзья, мы начинаем очередной процесс. У нас сегодня в полном составе. Все в порядке. Алексей Кузнецов...

Алексей Кузнецов — Добрый день!

С. Бунтман — ... Сергей Бунтман. Светлана Ростовцева — звукорежиссер. У нас все равно... Памятно всегда мнемоническое упражнение как запоминать декабрьские даты вот всегда. 18-е — Венедиктов, 19-е — Брежнев, 20-е — ЧК, 21-е — Сталин. Вот всегда. Так что мы сегодня начинаем эту эпопею, но с наиболее, мне кажется, приятных из этих дней рождений. Вот Алексею Алексеевичу сегодня день рождения, значит.

А. Кузнецов — Именно в честь...

С. Бунтман — С чем мы его и поздравляем.

А. Кузнецов — ... этого события сегодняшняя передача...

С. Бунтман — Конечно.

А. Кузнецов — А не в честь визита недавно завершившегося...

С. Бунтман — Да, у нас сегодня...

А. Кузнецов — При всех внешних совпадениях.

С. Бунтман — Ну, да. Сандзо, покушавшийся на жизнь наследника российского престола, что, скажем, ужасная вещь — несколько помогло в определении останков.

А. Кузнецов — Да. И давайте сохраним интригу, да?

С. Бунтман — Да, да.

А. Кузнецов — Скажем, каким образом это помогло. Тут вообще очень много связей. Тут и выходы на фильм «Последний самурай» совершенно определенный и совершенно, на мой взгляд, не притянутая за уши аналогия с делом Веры Засулич, я имею в виду суд вот над самим Сандзо. И, ну, давайте начнем со стихов. Вот интересно, угадаете или нет, кто писал. Написано сразу по горячим следам событий.

Ночь опустилась. Все тихо: ни криков, ни шума...
Дремлет Царевич, гнетет его горькая дума:
«Боже, за что посылаешь мне эти страданья?
В путь я пустился с горячею жаждою знанья:
Новые страны увидеть и нравы чужие...
О, неужели в поля не вернусь я родные?
Ты мои помыслы видишь, о, праведный Боже!
Зла никому я не сделал... За что же, за что же?

Ужасно.

С. Бунтман — Ужасно. А кто?

А. Кузнецов — Это Апухтин.

С. Бунтман — Это Апухтин.

А. Кузнецов — Апухтин. Да.

С. Бунтман — Нет, я вот в этих полях искал...

А. Кузнецов — Да, да. И Вы знаете, тут, конечно, помимо поэтического, мягко говоря, несовершенства, фраза «О, неужели в поля не вернусь я родные?», она не имеет в своем никакого исторического основания, потому что довольно быстро, ну, буквально через несколько минут после покушения было понятно, что ранение не тяжелое. Ну, конечно, даже не тяжелое ранение может каким-то образом там повлиять. И, кстати говоря, вполне возможно, что эти ранения повлияли, потому что есть такое достаточно распространенное убеждение, что те головные боли, которыми Николай II, уже император, действительно страдал в течение своей жизни, может быть, они как-то с этим связаны. Хотя, разумеется, доказательств нет, причины их могли быть и другими, но тем не менее. Что же случилось? А случилось вот что: осенью тысяча... Извините. 1890 года наследник, цесаревич Николай Александрович, сопровождаемый довольно внушительной такой командой, которая становилась все более и более внушительной, потому что в Греции к нему присоединился его троюродный брат, принц Георг. Почему-то его везде называют двоюродным. Я посмотрел, у них общий прадед Николай I. Поэтому они троюродные братья. Двоюродные — если б был общий дед. Вот. И его из России сопровождало несколько достаточно знатных российских аристократов. Он добрался через Вену до Триеста, потому что, ну, опасались различных осложнений с Турцией, которая контролировала проливы. Поэтому отплывать решили не из черноморского порта, а все-таки из средиземноморского. И вот из Триеста на броненосном крейсере «Память Азова», сопровождаемый еще рядом кораблей, в общей сложности 7 кораблей было в этой маленькой эскадре, скажем так, они через Египет, дальше Индия, дальше, если в современных географических терминах, вьетнамские, индонезийские порты. В Китае посетили несколько портов. И вот весной 91-го года соответственно он прибывает в Нагасаки. Неподалеку находится несколько русских военных кораблей, которые там... Надо напомнить, что Нагасаки во времена закрытости Японии был единственный порт, через который осуществлялась хоть какая-то торговля с иностранными государствами. Поэтому он был так наиболее исторически в этом смысле развит. Некоторое время Николай провел в Нагасаки, в основном посвятил их, ну, скажем так, развлечениям. Там официально никакой программы собственно не было, потому что в это время по религиозным соображениям там протокол не позволял, по нашим, кстати, религиозным соображениям. Ну, Николай там знакомился, можно сказать...

С. Бунтман — Невинным развлечениям, я надеюсь.

А. Кузнецов — Ну, как Вам сказать? Ну, вполне, в общем, невинно, но зафиксирован исторически факт свидания Николая и Георга с двумя девушками — в данном случае «девушки» — это профессия, — в одном японском ресторане для русских, который назывался «Волга».

С. Бунтман — «Волга». Да.

А. Кузнецов — «Ворьга», видимо, — да? — потому что, как известно, японцы...

С. Бунтман — «Ворьга»?

А. Кузнецов — Ну, наверное, потому что японцы не произносят звук «л».

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — Да. Вот. И как бы этот ресторан был совмещен, так сказать, с другими комплексами, скажем так. Вот. Известны имена девушек. Правда, историки до сих пор спорят, которая из девушек с кем из принцев. Он там же... Вот довольно известная история. Там он выражает желание нанести себе татуировку. И эта татуировка у него будет с ним оставаться. Есть, например, фотография уже 1910 года, то есть через 20 практически лет после описываемых событий, где у него часть этой татуировки на правом предплечье видна. Цветную нанес, чего не умели тогда нигде кроме Японии делать.

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — Вот. И дракончика такого разноцветного. Иногда этой татуировке какие-то другие там смыслы придаются. Нет, это исключительно такой вот этнографический у него был интерес. Это вообще была мода среди европейцев, посещавших Японию. Японцев она, кстати говоря, удивляла, потому что, прямо скажем, у японцев татуировка — не признак аристократизма. Это наоборот для публики гораздо более...

С. Бунтман — Ну, да.

А. Кузнецов — ... низких званий, в том числе и для, значит, уголовников. Но тем не менее...

С. Бунтман — Ну, да. Как мой младший сын, когда тем же самым занимался в Японии и делал себе татуировку на предплечье, он увидел, что татуировщик наносил подробные татуировки на спину предыдущему клиенту, что вполне могло говорить о его принадлежности к...

А. Кузнецов — К известным организациям.

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — Вот. А дальше, значит, отправились в... на остров Кюсю, в Кагошиму — это бывшая столица княжества Сацума. И это, надо сказать, довольно серьезное вызвало в Японии, ну, скажем так, осторожное удивление, потому что это было то место, куда до этого официальных иностранных... Официальные иностранные делегации они его не посещали, потому что Кагошима, она, ну, воспринималась как такой один из островков консерватизма и в частности определенной ксенофобии в Японии. Хотя надо сказать, что оттуда некоторые видные деятели реформ вот этой реставрации Мэйдзи происходили. И в связи с этим, вот почему об этом важно упомянуть, пошел гулять слух. И вполне возможно, что для Цуда Сандзо этот слух... Это версия, но это версия, под которой есть некоторые основания. Пошел слух, что вместе с императором тайно прибыл на Кюсю такой чрезвычайно легендарный персонаж японской... недавней японской истории как Сайгдо... Сайго Такамори. Те, кто видел фильм «Последний самурай», вот собственно говоря, этот самый последний самурай, в фильме его зовут по-другому, но он взят с Сайго Такамори, с человека, который был одним из очень видных деятелей реставрации Мэйдзи, но потом разошелся со своими единомышленниками бывшими по вопросу о вестернизации Японии. Он придерживался гораздо более консервативной точки зрения на сохранение японских обычаев и порядков самурайского сословия, кстати говоря, и так далее. Вот он поднял мятеж, но мятеж не анти-императорский, а как он его понимал, в фильме это очень хорошо показано, проимператорский. То есть это внутренняя борьба кланов, но за императора. Да? Этот мятеж был подавлен при помощи, как опять-таки в фильме показано, различных новинок артиллерийских и с помощью вот уже новой японской армии, которая строилась по европейским образцам, и Такамори покончил с собой. Но народной молве было угодно предположить, что он скрывался, что он скрылся, что он смог бежать, что он где-то в глубинах Азии. И даже возникла версия, что он в российской Азии скрывается. И вот якобы российский... наследник российского престола привез его с собой для того, чтобы дестабилизировать обстановку в Японии. Вот и такой...

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — И такой вывод...

С. Бунтман — Да, да.

А. Кузнецов — ... выверт тоже был. Да.

С. Бунтман — Ну, да.

А. Кузнецов — Вот. А дело в том, что Цуда Сандзо в свое время в качестве младшего офицера вот уже новой японской армии принимал участие в подавлении этого мятежа. И потом на коротком следствии он будет рассказывать, что вот я стоял... Он стоял на посту в день посещения, значит, высокопоставленными гостями памятника такой пушки, установленной на холме, где все это происходило. Значит, вот я стоял и думал, что тогда я был героем, когда вот я воевал, а вот сейчас я непонятно что. То есть у него какая-то определенная такая вот рефлексия по поводу этих самых событий уже почти 15-летней давности тоже вроде бы происходила. А дальше они переезжают и приезжают в Киото. И из Киото в сопровождении одного из японских принцев, значит, наши троюродные братья отправляются посмотреть местную достопримечательность — озеро такое, ну, курорт как мы бы сейчас сказали. Они замечательно провели время. На берегах этого озера расположен городок Оцу. И вот они замечательно провели время, там покатались на кораблике по озеру. Значит, дальше завтрак был дан в их прием в местной резиденции местной власти. И вот на обратной дороге, когда они на таких вот повозках, влекомых рикшами, причем три человека каждую повозку направляли. Один спереди рикша тянул, двое сзади — толкатели. Причем два толкателя — это признак... ну, это практически мотоциклы и мигалки. Да? То есть это признак вот очень высокого статуса. Это не позволено обычным людям. Но дело...

С. Бунтман — Да. Но еще нет... Но еще нет стробоскопа. Да?

А. Кузнецов — Пока нет. Но дело в том, что даже при таком высоком уровне, а надо сказать, что Николая принимали великолепно, и сейчас будут этому приведены доказательства. Невозможны были конные повозки, потому что улочки вот этих городишек настолько узкие, что... и при этом кривые, извилистые, что там просто конная повозка может застрять. Представьте себе, что ширина улочек вот в 4 с половиной метра, а там еще народ был выстроен. Народ и сам, так сказать, любопытствовал, конечно, и школьников нагнали как в ХХ веке. Да, да.

С. Бунтман — ... с вышеупомянутым Алексеем Алексеевичем...

А. Кузнецов — Да?

С. Бунтман — ... встречали Ле Зуана...

А. Кузнецов — Ну, разумеется. Вы вообще должны были встречать всех, потому что школа нашего сегодняшнего именинника располагалась в 200 метрах от Ленинского проспекта.

С. Бунтман — Когда студенты мы были... Нет. Это уже, где он работал.

А. Кузнецов — Да, где он работал.

С. Бунтман — А где мы учились, вот кто в Ленпеде, и Ленпед и иняз гнали на Ленинский проспект.

А. Кузнецов — На Ленинский, да? Ну, да. Хотя это далековато от Вас достаточно. Может...

С. Бунтман — Ну, а куда же?

А. Кузнецов — Ну, да.

С. Бунтман — Ну, а куда же еще гнать? На Ленинский проспект. А у них там от Фрунзенской как раз.

А. Кузнецов — Нет, я думаю, что Алексей Алексеевич, надо, кстати, его спросить сегодня будет вечером. Я думаю, что он неоднократно с учениками ходил на Ленинский, вот туда к центральному Дому туриста, потому что...

С. Бунтман — А, ну, это туда. Да.

А. Кузнецов — ... в моей школе, которая соседняя...

С. Бунтман — Да, да.

А. Кузнецов — Да? Воспоминания о том, что вот конец 70-х — это просто постоянное хождение на Ленинский.

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — Кто-то едет, так с флажками, значит, стоим и машем. И здесь тоже были школьники. И были выстроены полицейские. Причем там такая сложность: вот это все у Александра Николаевича Мещерякова, величайшего из современных российских историков-японистов...

С. Бунтман — Да. Ему передаем горячий привет.

А. Кузнецов — Да.

С. Бунтман — Он замечательный.

А. Кузнецов — Я... Моя личная благодарность...

С. Бунтман — ... частый гость нашей передачи.

А. Кузнецов — Я очень многое, вот готовясь к этой передаче, почерпнул из его книг и статей. Он замечательно там описывает определенные подробности, в частности японские полицейские, они были там расставлены с интервалом в 17 метров. Им этикет не позволял повернуться спиной к августейшим особам.

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — И это соответственно весьма ограничивало их возможности контролировать толпу. Но ничего не поделаешь, этикет так этикет. Ну, в данном случае угроза исходила не от толпы. Хотя надо сказать, что еще когда визит только-только начинался, вот Николай еще только отъезжал в Триест, русский посланник в Японии Дмитрий Егорович Шевич, опытный дипломат, он выражал серьезное беспокойство в том числе и в нотах, и в неофициальных разговорах с соответствующими японскими коллегами он выражал беспокойство по поводу того, что я Японии, ну, по-прежнему сохраняется определенный градус ксенофобии и определенный градус сомнений в том, что страна выбрала правильный путь, якшаясь с западом и перенимая у него много и так далее. И 2-е инициирован был, но не были приняты поправки в Уголовный кодекс, которые предусматривали бы особую ответственность за нападение на официальные лица, делегации, представителей дипломатических...

С. Бунтман — Зарубежных?

А. Кузнецов — Зарубежных.

С. Бунтман — Зарубежных. Да.

А. Кузнецов — Да. В этом-то и будет весь правовой казус. Дело в том, что сам Шевич с супругой в ноябре, вот как раз когда Николай только-только выезжал, они подверглись рядом с российским посольством нападению какой-то небольшой толпы людей, японцев, которые бросали в них камнями и выкрикивали там оскорбительные антироссийские лозунги. И Шевич на фоне всего вот этого, он выражал определенные опасения по поводу того, что, значит, визит Николая может проходить в не очень дружной атмосфере. Но вроде как эти опасения совершенно не подтвердились. Встречали на самом, так сказать, протокольном из протокольных возможных уровней. И в частности интересно, сейчас мне хочется процитировать отрывочек из одной японской газеты того времени, и как она описывает перспективу российско-японских отношений, в частности на стиль тоже обратите внимание, хотя, разумеется, он, наверное, очень сильно теряет в переводе: «В Европе Россию можно сравнить с рыкающим львом или разгневанным слоном, тогда как на Востоке она подобна ручной овечке или спящей кошке...Те, которые думают, что Россия способна кусаться в Азии как ядовитая змея похожи на человека, боящегося тигровой шкуры потому только, что тигр — очень свирепое животное». Вот если в этом зоопарке разобраться, то...

С. Бунтман — Да, в этом бестеарии.

А. Кузнецов — Да, в этом бестиарии, то получается, что, ребят, нам можно и нужно дружить с Россией, потому что она вообще не страшна. Она страшна там вот, там, где у нее голова. А здесь у нее хвост, и она нам никакой помехой не будет, и давайте с этим хвостом дружить. И, значит, когда кортеж... Российский наследник занимал 5-ю по счету повозку. В 6-й ехал принц Георг. И в следующей ехал японский принц, сопровождавший, значит, вот европейских гостей. И один из полицейских вдруг подскочил к повозке, обнажив... Иногда это называют саблей, иногда меч. Ну, это что-то вроде палаша такого. Да? Достаточно тяжелая сабля. Значит...

С. Бунтман — Ну, японская?

А. Кузнецов — Японская. Да. Нанес удар, который благодаря котелку... Николай был в штатском, а не в военной форме. Значит, котелок этот удар провел как скользящий. В некоторых источниках пишут, что удар был один. Я верю Мещерякову, который достаточно обоснованно показывает, что ударов было два. Там возникла некоторая путаница. Дело в том, что все это происходило 15-20 секунд. Кто, в какой момент... Кто из рикш среагировал. Принц Георг там с тростью бросился тоже там на этого покушавшегося. Николай потом в своей дневниковой записи после ранения, он немножко перепутал, ну, это абсолютно естественно, значит, последовательность событий. Сейчас она более или менее восстановлена. Значит, действительно сначала после 1-го удара принц Георг, значит, у него была бамбуковая трость, он ударил ей полицейского, но не смог сбить его с ног. Тот нанес еще один тоже скользящий удар. Николай выскочил из повозки и побежал. А на полицейского японского набросились рикши и коляски Николая, и следовавшей за ним коляски Георга. Они его сбили. Подскочили остальные полицейские. Ну, и собственно говоря, вот произошло задержание. Сразу надо сказать, это вызвало ужасающе негативную реакцию в Японии, причем не только на официальном уровне, где... Ну, сейчас я об этом скажу. Где были совершенно беспрецедентные приняты меры для того, чтобы загладить как-то вину, изгладить это впечатление. Но и надо сказать, что народ практически однозначно Цуда Сандзо осудил. В его коммуне, откуда он родом, было на общем сходе принято решение запретить впредь называть детей его именем.

С. Бунтман — Ого!

А. Кузнецов — Его родня стала изгоями. И вообще огромное количество в том числе и простых людей пришло всяких соболезнующих подарков, посланий и так далее. И в русское посольство было подброшено всего буквально несколько штук, вот буквально единицы каких-то писем, где наоборот Сандзо выставлялся национальным героем и какие-то там нехорошие слова в честь русских... в адрес русских естественно произносились. А так на самом деле Япония категорически осудила произошедшее как национальный позор. Одна молодая женщина в Токио, узнав, что вот теперь наследник русского престола из-за этого в Токио не приедет, она ритуально покончила с собой.

С. Бунтман — Ого!

А. Кузнецов — Да. Потому, что позор.

С. Бунтман — Ей стыдно.

А. Кузнецов — Стыдно.

С. Бунтман — Да. Да.

А. Кузнецов — Вот как стыдно. Да. Так что в этом смысле ни малейшего вот основания нет говорить о том, что этот поступок был хоть малейшим образом как-то одобрен, поддержан и так далее кем-то кроме, ну, отдельных совсем уже фриков консервативных.

С. Бунтман — Мы продолжим через 5 минут и, в общем-то, перейдем к процессу собственно покушавшегося.

**********

С. Бунтман — А но так обстоят дела, что мы столкнулись с покушением на наследника российского престола. Это не вызвало одобрения народного.

А. Кузнецов — Ни народного, ни правительственного.

С. Бунтман — Было даже осуждение. А вот юридически как...

А. Кузнецов — Тут сейчас вот последний буквально...

С. Бунтман — Да?

А. Кузнецов — Я хотел несколько сказать слов, что настолько было во властных кругах велико стремление загладить вот эту крайнюю неприятную ситуацию, что совершенно беспрецедентно повел себя император, тот, кого после смерти назовут Мэйдзи. Мы сейчас его называем Мэйдзи, потому что положено императора называть посмертным именем. Тогда его звали Муцухито. Он приехал в Киото и в гостиницу пришел к раненому Николаю, и там с ним беседовал. Это единственный в его жизни случай, когда он отправился куда-либо за пределы своей резиденции без предварительной подготовки. Это единственная спонтанная такая поездка. А еще через несколько дней, когда будет все-таки понятно, что визит сворачивается, потому что визит планировался достаточно длинный, около месяца должен был быть Николай в Японии. Но после определенного, довольно серьезного совещания с Петербургом и так далее было принято решение не демонстративно — нет, это не была какая-то демонстрация «Ах, Вы так! Мы уезжаем» — нет, Николай очень тепло расставался с японскими официальными лицами. Ну, вот поскольку безопасность мы не можем обеспечить, все-таки принято решение, значит, что он отправляется во Владивосток. И далее через несколько дней после этого... этой встречи в гостинице Мэйдзи приходит его проведать на борту русского военного корабля, куда Николай к этому времени из гостиницы переберется. Это, извините, территория иностранного государства.

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — Впервые в истории японский император, его нога ступает на территорию иностранного государства. Это надо понимать, что это такое. Никогда с самых-самых древних веков император не покидал своей резиденции...

С. Бунтман — Да, а там ведь непрерывная линия. Сколько у нас тысяч уже?

А. Кузнецов — Ну, там больше тысячи лет.

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — Да. Это значительно причем больше тысячи лет. Ну, и в конце концов вот уезжая из Японии, отбывая, Николай отправил такую телеграмму: «Прощаясь с Вами, Ваше Величество, я не могу не выразить подлинную благодарность за добрый прием со стороны Вашего Величества и Ваших подданных. Я никогда не забуду добрых чувств... Глубоко сожалею, что не был в состоянии лично приветствовать Ее Величество Императрицу. Мои впечатления от Японии ничем не омрачены. Я глубоко сожалею, что не смог нанести визит Вашему Величеству в императорской столице Японии». И в это время как раз русский посол получает из Петербурга инструкцию секретную: «Государю Императору не угодно требовать никакого удовлетворения, но его Величество ожидает и поручает Вам требовать от японского правительства самое полное и тщательное следствие, а главным образом, сколь возможно скорейшее исследование, действовал ли убийца по собственному желанию или в заговоре и есть ли сообщники? От этого будет зависеть дальнейшее пребывание цесаревича в Японии». Следствие было скорым. Следствие совершенно однозначно показало, что это покушение одиночки и, видимо, человека психически очень и очень нездорового. Известна, в интернете она приводится много раз, фраза Шевича уже после процесса, его впечатление о подсудимом как о человеке угрюмом, мрачном, как о человеке с большими психическими проблемами. Ну, вот собственно говоря, и Мещеряков пишет, что это человек, который явно совершенно многое... долгое время оставался один на один со своими внутренними проблемами. В его несчастной голове все перемешалось, и самурайские какие-то... А он потомок самураев. Его предки были врачами там у владетельных князей соответствующей провинции. И вот сам он себя чувствовал самураем. И это собственно он крикнет во время задержания, что вот я самурай. Значит, вот это стояние на посту у этого памятника, который вроде как к нему относится. Вот подавление восстания Такамори. А теперь он Такамори сочувствует. И вот он не уверен, что он был прав тогда, принимая участие в подавлении восстания этого благородного человека, и ему стыдно. Вот об этом он говорил открыто на следствии. Ему стыдно, что такие огромные почести оказываются иностранцам в Японии. И ему даже... Он так сказал, он намеками дал понять, что ему кажется, что эти почести почти равны тем, которые следовало бы оказывать священному императору, японскому священному тэнно. И вот это, как ему показалось, глубоко Японию оскорбило. Да? Но он, правда, сказал экивоками, потому что, как он сказал следователям, он боится, значит, оскорбить священную особу императора. А дальше собственно говоря, совершенно однозначно у властей, у исполнительной власти, у правительства... Они обсуждают два варианта. Одна горячая голова предложила: «А давайте его сразу убьем и скажем, что, значит, в результате болезни умер». Вот. Но остальные сказали: «Нет, мы же... Мы же теперь цивилизованная страна. Давайте его судить, и приговорим его к смертной казни». И тут совершенно неожиданно, для правительства неожиданно, взяли и встали стеной юристы. Дело в том, что сравнительно незадолго до описываемых событий в 89-м году была принята Конституция Японии, теперь Конституция Мэйдзи называемая. И 57-я ее статья совершенно недвусмысленно проводила принцип независимости судебной власти. Судебная власть руководствуется только законом. Руководители правительства на это... в этот момент считали, что чихать они хотели, потому что как они считали, кто-то из них, видимо, всерьез в это верил, что если немедленно не казнить преступника, то это может быть casus belli, что это может быть повод к войне. Войны им совершенно в 91-м году не хотелось. Это не 1905-й. И не 1904-й...

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — ... конечно же. Извините. И поэтому на совсем недавно избранного руководителя, ну, того, что сейчас называется Верховным судом Кодзима Икэна оказывается сильнейшее давление — Вы должны. Он говорит: «А как? У нас нет такой нормы. У нас за умышленное убийство в мирное время предусмотрена пожизненная каторга. Все. Это максимум». Ему говорят: «Нет, есть статья 116-я старого Уголовного кодекса „Покушение на жизнь императора, особ императорской крови“. Смертная казнь». Он говорит: «Ну, там же сказано: японского императора». — «Нет», — говорят.

С. Бунтман — Любого!

А. Кузнецов — «Там сказано: тэнно».

С. Бунтман — Да. А вот у них, у русских может считаться он...

А. Кузнецов — А он говорит: «Нет, когда в 80-м году великий наш японский правовед и реформатор старый Уголовный кодекс реформировал, чистил и частично комментировал, он объяснил, почему он убрал перед „тэнно“ слово „японский“. Он его убрал, но он объяснил, потому что тэнно — это только божественный японский император. Я тавтологию убираю». И этот комментарий известен. «Да чихать на этот комментарий», — сказало правительство.

С. Бунтман — Есть лазейка. Давайте.

А. Кузнецов — Вы — что?! — не понимаете... Товарищи, хочется добавить. Да? Потому, что интонация явно была такая. В какое время мы живем? Вы понимаете, что если русский тигр своей тигриной частью начнет разворачиваться? Вы что вообще?! А тут, надо сказать, судейское сообщество достаточно единодушно сказало: «Нет. Нет, судить надо по закону». И хотя сам Кодзима Икэн... Понимаете, он... Вот у меня такое ощущение, что это японский Кони, Анатолий Федорович. Это юрист вполне себе консервативных, но умеренных...

С. Бунтман — Там реформа, тут реформа. Да, да.

А. Кузнецов — Вполне умеренных консервативных взглядов. Он самурай сам в прошлом и так далее. Но он убежденнейший сторонник того, что теперь суд должен руководствоваться законом, а не начальственными предписаниями.

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — И вот она аналогия с процессом Веры Засулич. Ведь Кони, напомню, он считал, что Засулич надо осудить. Он считал, что она виновна. Он совершенно не собирался подталкивать никого к оправдательному вердикту. Но когда ему Пален, министр юстиции, говорил: «Вот надо оставить лазеечку. Нужно сделать, пожалуйста, какое-нибудь нарушеньеце, чтоб потом кассационный повод был». Кони говорил: «Вы, — что?! — товарищи...» Извините, конечно, я очень вольно...

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — ... передаю речь Анатолия Федоровича. Но он говорил: «Господин министр, я не могу так. Это же, ну, издевательство над законом какое-то». Вот. И Кодзима Икэн специально поехал в провинцию, где будет происходить суд, убеждать тех семерых судей, достаточно известных японских юристов, которые в этот суд были назначены: «Руководствуйтесь законом и убеждением. Не... На давление не, значит, реагируйте». А чтобы мы понимали, какой уровень давления: давить лично приехали три министра — министр внутренних дел, министр юстиции и министр иностранных дел. И в результате... Сам суд происходил достаточно быстро, в течение полудня они уложились, причем 6 часов из этого времени ушли на... Судьи совещались. На самом деле дело было абсолютно ясное. Подсудимый не запирался. Адвокаты, которых было много... Там 15 адвокатов было на самом деле. Ну, дело в том, что в Японии адвокат — это не совсем то же самое, что в Европе там. Но неважно. В общем, он защитой был обеспечен в наилучшем виде. И один из его адвокатов в своей речи-то он и сказал, что очень бы нам хотелось, чтобы он был осужден по закону, а не из низкопоклонства перед иностранцами, не из политических соображений, чтобы он не был осужден вот таким вот неправовым образом. И в результате шесть против одного. Мы не знаем точно имени. Один из двух судей... Представляем, что один из 2-х судей проголосовал там... Про пятерых известно, что они голосовали точно за тот приговор, который был вынесен. А вот из 2-х оставшихся один проголосовал против этого приговора. Но 6:1 — вполне себе убедительные — да? — такие результаты голосования. В соответствии с законом преступление квалифицируется как покушение на убийство. На основании 293-й статьи — это вот в мирное время до пожизненной каторги. 112-я, 113-я — это покушение на убийство, которое не закончилось результатом по независящим от обвиняемого обстоятельствам. «... статей Уголовного кодекса подсудимый Сандзо приговаривается к пожизненным каторжным работам». И он был приговорен к пожизненным каторжным работам, отправлен на Хоккайдо, которое в Японии называлось, ну, не знаю, правда, тогда ли уже называлась японской Сибирью, но позже будет называться.

С. Бунтман — Нет, ну, Хоккайдо достат... Там и снег идет.

А. Кузнецов — Конечно. Это самый северный и очень суровый остров. И там он прожил недолго. Уже осенью 91-го года он скончался по официальной версии от пневмонии. Значит, его хорошо кормили. Вы знаете, вот Мещеряков, например, раздобыл такие сведения: на содержание заключенного отводилась одна сотая йены в день — 1 сен. 1 копейка. А его... ему давали яйца и молоко. А одно яйцо стоило 3 копейки вот этих японских. 1 стакан молока стоил 3 копейки, потому что в Японии молоко не пьют.

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — Да? А ему, видимо, нужно было там, ну, по каким-то этим самым. И вот... То есть его кормили замечательно совершенно. Занимался он не тяжелым трудом. Он корзины плел. Ну, вот скончался. Есть версия, что он сам себя уморил голодом. А, может быть, конечно, и каким-то образом с ним счеты свели. Но никаких серьезных оснований так полагать нет. Наградили, выше крыши наградили тех рикш, которые, значит, помогали спасти жизнь Николая. Во-первых, Николай им по 2 с половиной тысячи йен вручил. Они были... Принимал их на борту тоже «Памяти Азова». Ну, чтобы мы себе представляли: годовое содержание члена парламента японского тогда тысяча йен. Им две с половиной вручили и российское правительство тысячу йен им пожизненной пенсии годовой назначило. В результате один... Совершенно русский сюжет. Один в результате спился.

С. Бунтман — Да!

А. Кузнецов — Это напоминает судьбу, помните, того крестьянина Комиссарова, который спас жизнь Александра II, и тоже в результате потомственное дворянство, имение. Ну, и начали его возить как икону по Руси, принимать в каждой губернии, в каждом уезде. Он тоже спился, конечно, к сожалению. Вот это бремя славы. А другой вложил деньги аккуратно, купил землю, женился, стал уважаемым человеком в своей общине. Но в 904-м ему все это припомнили местные, сочтя его, так сказать, тогдашний поступок...

С. Бунтман — Агентом.

А. Кузнецов — ... задним числом не патриотичным. Нет. Его не обвиняли в том, что он прям агент русский...

С. Бунтман — Нет, ну...

А. Кузнецов — Но вот задним числом он, значит, совершил не патриотичный поступок.

С. Бунтман — Да, японофоб и русофил. Да.

А. Кузнецов — Да. Японофоб и русофил, и 14 процентов.

С. Бунтман — А была ли, здесь очень многие спрашивают, российская какая-то официальная реакция на ход процесса, на...

А. Кузнецов — Вы знаете...

С. Бунтман — А переписка была?

А. Кузнецов — Переписка была. Официальной реакции не было, поскольку это дела, что называется, японские. Но русский посланник, надо сказать, Шевич довольно жестко, правда, это если верить его собственным заявлениям, довольно жестко разговаривал с японскими чиновниками. Его принимал, кстати, вскоре после этого. Тоже честь величайшая. И Шевичу было поручено объявить, что российский император полностью доволен исходом процесса.

С. Бунтман — А! Вот это очень важно.

А. Кузнецов — Да. Да. Что российский император полностью доволен исходом процесса и в связи с этим никаких дальнейших последствий. Ну, Япония, что называется, вздохнула спокойно, ну, по крайне мере японские власти. Правда, три министра — министр внутренних дел, юстиции и иностранных дел, — приняли на себя, как это положено в Японии, ответственность за этот инцидент, ушли в отставку. Был отправлен в отставку губернатор провинции, в которой находится Оцу. Хотя он всего за несколько дней до этого был назначен туда. Но вот тем не менее не обеспечил должные меры. Ну, это, в общем, понятно. Теперь вот на несколько вопросов. Нас в самом начале передачи... нам Лена написала: «Знаете ли Вы, что идентифицировали останки...»

С. Бунтман — Ну, да. И мы об этом сказали.

А. Кузнецов — «... Использовали частицу крови на подушке». Не на подушке. На рубашке. На нижней рубашке.

С. Бунтман — На рубашке. Да.

А. Кузнецов — Она хранилась в Эрмитаже. И действительно это один из тех идентификационных материалов, который использовался, когда вот проводились многочисленные экспертизы по останкам. Значит... Ну, я думаю, что Виталий шутит, когда говорит, что понятно, почему началась русско-японская война.

С. Бунтман — Шутит.

А. Кузнецов — Шутит, я думаю. Да. Потому, что на самом деле оно, конечно, не имеет, покушение в Оцу, никакого к этому отношения, тем более что инициаторами русско-японской войны были безусловно японцы в данном случае. Это тот редкий случай, когда вопросов нет. А тут, казалось бы, если бы Россия хотела это использовать как casus belli, как повод к войне, ну, могла использовать тогда.

С. Бунтман — Ну, да. Но не спустя много лет.

А. Кузнецов — Никакой особой, кстати говоря, враждебности Николай в дальнейшем к японцам, судя по всему, не проявлял. Иногда в частных...

С. Бунтман — До войны?

А. Кузнецов — И после войны. Вы знаете, иногда в частных разговорах он их так называл макаками. Но я боюсь, что это общее высокомерие.

С. Бунтман — Это общее. Да.

А. Кузнецов — Да. Их называли... Ведь во время войны их называли так в официальных газетах, печатали такие слова. Что ж теперь об этом говорить? Вот. Вот Таня спрашивает, отличалась ли встреча русских от других визитов. Отличалась более высоким уровнем, потому что был более высокий уровень визита. Впервые на территорию Японии вступил наследник престола. До этого приезжали лица 2-го, 3-го ранга. А это был визит такого ранга впервые. Поэтому была особая... особо торжественная процедура.

С. Бунтман — Хорошо. Так что вот, пожалуйста, теперь мы можем перейти к следующему номеру нашей программы. И в следующий раз от Алексея Кузнецова такой вот действительно подарок всем тем, кто работает с нами в...

А. Кузнецов — В группе в «Фейсбуке». Да.

С. Бунтман — ... в группе в «Фейсбуке»...

А. Кузнецов — Хотя одно дело мы взяли из комментариев с сайта «Эха».

С. Бунтман — Да. Но здесь это вами предложенные процессы. Суд над Гаем Лицинием Верресом по обвинению в злоупотреблениях, допущенных при управлении провинцией Сицилия. Это Римская республика, до Рождества Христова год 70-й.

А. Кузнецов — И уже тогда были наместники, которые злоупотребляли...

С. Бунтман — На Сицилии. Да, да. Так. Суд над Михаилом Верещагиным и Петром Мешковым по обвинению в распространении письма Наполеона. Это 800... 1812 год... Это изветсное...

А. Кузнецов — Ну, и, конечно, знаменитый эпизод убийства Верещагина, «Война и мир»...

С. Бунтман — Конечно. Да. «Война и мир» Толстого.

А. Кузнецов — Вот выберете, расскажем, что было не совсем так.

С. Бунтман — Суд над руководителями «Пивного путча», Германия, в 1924 году после чего...

А. Кузнецов — Гитлер стал впервые фигурой национального масштаба. Конечно.

С. Бунтман — Да. И ко всему сел в тюрьму и книжку написал.

А. Кузнецов — И книжку написал. Да.

С. Бунтман — Суд над Валери Соланас по обвинению в покушении на жизнь Энди Уорхола. Это 69-й год.

А. Кузнецов — Если выберете, поговорим об отмороженных феминистках.

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — Не вообще феминистках, а именно крайне-крайне-крайне радикальных, к которым Соланас принадлежала.

С. Бунтман — А дальше у нас... «Когда ты умрешь, старая ведьма? Старая ведьма наконец-то умерла», — как пели болельщики Ливерпуля про Маргарет Тэтчер. Судебное расследование трагедии на стадионе Хиллсборо в 1989 году. И в 16-м оно закончилось, и что на нем впервые было признано. Если вы выберете, то тогда мы поговорим.

А. Кузнецов — Да, это дело прецедентное.

С. Бунтман — Спасибо. Да. Спасибо большое.

А. Кузнецов — Всего доброго!