Сайт Евгения СычёваEugi Gufo

Сергей Бунтман — Добрый день! 12:10. Алексей Кузнецов...

Алексей Кузнецов — Добрый день!

С. Бунтман — Добрый день! Сергей Бунтман, Светлана Ростовцева здесь у нас. Почему-то грустно. А тебе жалко Шарлотту Корде?

Светалана Ростовцева — Да.

С. Бунтман — Да, мне тоже жалко Шарлотту Корде. Мне Марата не жалко.

А. Кузнецов — Ну, Марата...

С. Бунтман — Вот честно...

А. Кузнецов — ... Марата тоже жалеть...

С. Бунтман — Вот честно: не жалко! Вот. Ну, сейчас можно, конечно, всякие оговорки сказать. Да? Вот. Но не жалко.

А. Кузнецов — Не жалко. Ну, дело, которое нам предстоит сегодня разбирать, с одной стороны очень хорошо изучено и прекрасно описано. И есть книга, которую я весьма рекомендую прочитать о Шарлотте Корде в серии «ЖЗЛ». Елена Вячеславовна Мороза, известный переводчик, филолог, историк, автор, по-моему, шести ЖЗЛовских книг. У нее есть о Марии-Антуанетте. У нее есть о маркизе де Саде. У нее есть, по-моему, о Робеспьере. Вот. Очень хорошо, легко написанные книги, очень информативные, очень хорошо документированные. А с другой стороны есть все-таки несколько вопросов. Ну, во-первых, с Шарлоттой Корде связан, ну, по крайней мере в восприятии людей, учившихся в советское время, связан один миф, который, в общем, из Франции пришел, но у нас как-то очень прочно укоренился, о том, что она роялистка. И вот я даже снял с полки и заодно пыль стряхнул с 2-килограммового учебника новой истории для педагогических вузов академика Нарочницкого, где уникальная...

С. Бунтман — Да. Это папеньки?

А. Кузнецов — Папеньки, конечно. Папеньки.

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — Это семейное. Да.

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — Где уникальная концентрация ошибок в 2-х фразах. Цитирую: «14 июля был убит Марат. Роялистка Шарлота Корде, совершившая это преступление, действовала в контакте с жирондистами». Значит, две с половиной ошибки. Ну, во-первых, не 14 июля. Академик попутал...

С. Бунтман: 13
―го.

А. Кузнецов — ... попутал — да, — с днем взятия Бастилии.

С. Бунтман — Ну, она... Как-то это была... привязка к празднику у нее была, но так случайная.

А. Кузнецов — Да, в общем, нет. Это случайно получилось.

С. Бунтман — Случайно. Да.

А. Кузнецов — Абсолютно никак не было, хотя получилось...

С. Бунтман — Ну, там шумиха накануне праздника. Все. Да.

А. Кузнецов — ... символично. Да? Но вот. Потом, как я постараюсь показать, Шарлотта Корде вот совсем не была роялисткой...

С. Бунтман — Это очень хорошо. Позиция защиты сейчас.

А. Кузнецов — Позиция защиты. Да.

С. Бунтман — Мы постараемся доказать...

А. Кузнецов — Да, да.

С. Бунтман — Мы докажем.

А. Кузнецов — И наконец вот половина ошибки... Это две ошибки совершенно такие целые, а половинка — «действовала в контакте с жирондистами». Понимаете, у нее были контакты с жирондистами, но никоим образом не в связи с убийством Марата. Она не посвящала их в свои планы. Она действительно одиночка. И это, в общем, практически уже никто не оспаривает. Ну, понятно. Откуда этот миф? О том, что она действовала в контакте с жирондистами, будет объявлено сразу.

С. Бунтман — Ну, естественно.

А. Кузнецов — Это ужасно напоминает убийство Кирова Николаевым. Понятно, что у Николаева другие совсем мотивы, но вот то, что буквально через два дня после убийства уже было объявлено, что по заданию подпольного антисоветского центра и так далее. А что роялистка — это более поздний, хотя тоже французский миф. Это миф времен Луи Наполеона Бонапарта, времен Наполеона III, когда Шарлотта Корде подавалась как 2-я Жанна д’Арк...

С. Бунтман — Конечно. И во время реставрации.

А. Кузнецов — Разумеется.

С. Бунтман — Да. Тоже.

А. Кузнецов — И там вот, так сказать, она безусловно подавалась как...

С. Бунтман — Ну, конечно.

А. Кузнецов — ... легитимистка, как сторонница восстановления монархии. Ну, понятно почему.

С. Бунтман — Ну, вообще этот роялистски-жирондистский сговор — это... Я бы сказал, что товарищ Нарочницкий действует как в якобинско-сталинском стиле.

А. Кузнецов — Ну, да. Право-левацкий блок. Конечно.

С. Бунтман — Да, да.

А. Кузнецов — Конечно. Значит, давайте сначала, раз уж Вы задали такой вполне логичный тон, давайте скажем о Марате. Вот я хочу процитировать строки писателя Марка Алданова, человека, который с одной стороны, в общем, с историей дружил, а с другой стороны будучи писателем, позволял себе такие очень глубокие философские погружения в темы. И вот у него есть такая мысль: «Есть два Марата: Марат до революции и Марат во время революции. Первый достаточно понятен. Это был несносный человек, человек с нестерпимым характером, каких каждый из нас не раз встречал в жизни. Добавлю, человек с немалыми достоинствами: большого трудолюбия, больших знаний...»

С. Бунтман — Хороший врач был. Хороший!

А. Кузнецов — Ой, Сергей Александрович! Вот я не знаю. Сейчас я закончу эту цитату...

С. Бунтман — Да, да. Алданова. Да.

А. Кузнецов — Алданова. Да. Значит: «...большого трудолюбия, больших знаний, энергичный, честный и бескорыстный, быть может, даже и не очень злой. И со всем этим, повторяю, невыносимый. Его и тогда, кажется, все терпеть не могли. Чудовищная нервность у него сочеталась с манией величия, а мания величия дополнялась патологической завистливостью». Вообще врач он был плохой.

С. Бунтман — Да?

А. Кузнецов — Да. Он действительно состоял медиком в свите графа Артуа, но никогда самого графа и соответственно члены королевской семьи...

С. Бунтман — Не пользовал.

А. Кузнецов — ... не пользовал. Пользовал слуг.

С. Бунтман — Граф Артуа — это у нас будущий Карл X. Да.

А. Кузнецов — Разумеется.

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — Те самые Бурбоны, которые ничего не забыли и ничему не научились. Вот граф Артуа из них...

С. Бунтман — Вот он — это...

А. Кузнецов — ... ярчайший.

С. Бунтман — Ярчайший. Да.

А. Кузнецов — Конечно. Значит, что касается... Это был безумно завистливый человек, человек, всю свою жизнь подчинивший буквально вот одному — поиску славы. И он этим поиском славы занялся задолго до революции. Он пытался разоблачать Ньютона. Он пытался писать романы. Написал один. Удостоился совершенно уничижительной рецензии от Вольтера, после чего пытался разоблачать Вольтера и так далее. Это человек, которому революция наконец... Вот она для него это такая сбыча мечт. И когда Алданов пишет «быть может, даже и не очень злой», трудно сказать, каким он был по натуре, но вот Вам Марат во время революции. Вот Вам... Я сейчас процитирую его призывы из его знаменитой газеты «L’ami du peuple» — да? — «Друг народа»: «К оружию, граждане! И пусть ваш первый удар падет на голову бесчестного генерала, — имеется в виду генерал Лафайет, который герой войны за независимость США, который командовал там национальной гвардией, там расстрел на Марсовом поле, — уничтожьте продажных членов Национального собрания, отрезайте мизинцы у всех бывших дворян, сворачивайте шею всем попам. Если вы останетесь глухи к моим призывам, горе вам!» Или еще: «Перестаньте терять время, изобретая средства защиты. У вас осталось всего одно средство, о котором я вам много раз уже говорил: всеобщее восстание и народные казни. Нельзя колебаться ни секунды, даже если придется отрубить сто тысяч голов. Вешайте, вешайте, мои дорогие друзья, это единственное средство победить ваших коварных врагов. Если бы они были сильнее, то без всякой жалости перерезали бы вам горло, колите же их кинжалами без сострадания!» И вот таких цитат можно набрать книгу.

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — Потому, что Марат писал передовицу в каждый практически выпуск «Друга народа», и практически все его передовицы содержат призывы вешать, колоть, разбивать головы, в лучшем случае отрубать мизинцы. Прошу прощения. Это человек совершенно патологический. На счет того, что Алданов пишет «большого трудолюбия» — да, с этим спорить не приходится. «Больших знаний» — не согласен. «Энергичный» — да. «Честный и бескорыстный» — Вы знаете, не очень. Он провел довольно долгое время, больше 10 лет в Англии, где он, собственно говоря, учился на врача, по-моему. И там за ним числились кое-какие махинации. И он даже по неподтвержденным данным даже под суд попадал. Одним словом, почему именно Марата убивает Шарлотта Корде? Она не имела к нему ничего личного, вот именно к Марату. У нее не пострадал непосредственно никто из ее родни. Она именно шла убивать символ террора. При этом она была последовательном республиканкой. И в этом смысле, когда говорят, вот она действовала в контакте с жирондистами, пишет Нарочницкий, она действовала в контакте с жирондистами ровно постольку, поскольку жирондисты из всех политических сил тогдашней Франции были ближе всего к ее собственному идеалу. Среди них было немало идеалистов...

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — ... сторонников республики в таком, знаете, руссоистском, философском смысле. Они проиграли во многом потому, что как практики, они, конечно, уступали многим тем же самым политикам якобинцев. Дантону, например, который, кстати говоря, в свое время искал с ними контакт.

С. Бунтман — Но при этом жирондисты... Жирондисты были за казнь короля.

А. Кузнецов — Жирондисты были за казнь короля. Жирондисты оказались левее монтаньяров. Ну, давайте напомним, что вообще изначально жирондисты и монтаньяры были фракцией одной партии. И те, и другие входили в якобинский клуб. Потом якобинцами начнут называть только радикальных республиканцев. Но изначально это такая достаточно широкая республиканская партия.

С. Бунтман — А жирондисты потому, что от департамента...

А. Кузнецов — От департамента Жиронда. Да, я так понимаю. Бордо. Да, совершенно верно.

С. Бунтман — Там стоит большой памятник им.

А. Кузнецов — Многие, далеко не все, но один из главных лидеров жирондистов, Бриссо, по-моему, вот он и еще несколько человек, вот они были депутатами от департамента Жиронда. И они оказались, скажем, когда весной 92-го года обсуждается вопрос о революционной войне, они оказались радикальнее монтаньяров. То есть крайних республиканцев. Те опасались. А жирондисты как раз требовали перенести революцию через границу, принести на штыках освобождение там братским, так сказать, народам соседским и так далее, и так далее. Но затем, когда революцией все больше и больше начинает по сути управлять вот эта городская, в 1-ю очередь парижская бедняцкая стихия, вот эти самые санкюлоты, и от их имени говорят в 1-ю очередь большинство лидеров монтаньяров, тот же Марат, и их восстание инспирируется и используется потом для сползания революции все левее и левее, все больше... ближе и ближе к террору. Вот у многих республиканцев таких как Шарлотта Корде... Понимаете, она могла бы быть роялистской, у нее были для этого основания. Она принадлежала к очень старому дворянскому роду. Кстати говоря, я посмотрел, в Нормандии до сих пор есть коммуна Корде небольшая, в районе недалеко от Кана. Вот. Собственно она праправнучка Корнеля. И вот Елена Морозова одной из глав предпослала, главу собственно о суде, предпослала эпиграф из корнелевского «Горация»: «Нельзя готовому для подвига герою, вступив на славный путь, назад глядеть с тоскою». Шарлотта Корде безусловно знала эти строки, потому что она прекрасно знала наследие своего пра-прадеда. Дело в том, что она и дома естественно были книги. Потом она будет некоторое время воспитываться в католическом пансионе, бенедиктинском, если не ошибаюсь, но он был такой достаточно — как сказать? — ну, полусветский. Там помимо религиозной литературы допускалось, чтобы девушки читали и некоторые книги нерелигиозного содержания. Корнель там безусловно к этому времени уже...

С. Бунтман — Нет, ну, классику они читали. Да.

А. Кузнецов — ... признанный классик, конечно, французской драматургии. И вот собственно говоря, за вечер накануне убийства Марата, соответственно 12 июля она пишет обращение к французам, «Обращение к французам, друзьям законов и мира». И в этом обращении ее политическая позиция выражена, ну, пожалуй, наиболее непосредственным образом. Довольно большой документ. Вы найдете его целиком у Морозовой в книге. Я процитирую несколько буквально фрагментов: «Доколе, о, несчастные французы, вы будете находить удовольствие в смутах и раздорах? Слишком долго мятежники и злодеи подменяют общественные интересы собственными честолюбивыми амбициями; почему же вы, жертвы их злобы, хотите уничтожить самих себя, дабы на руинах Франции была установлена желанная им тирания?». Это в адрес якобинской диктатуры, установившейся окончательно с начала июня. А, значит, она это пишет через полтора месяца после этого. И вот эти общественные интересы — да? — это совершенная такая республиканская, жирондистская позиция.

С. Бунтман — Вполне. Вполне. Да.

А. Кузнецов — Да. «Возмущенные департаменты движутся на Париж, огонь раздора и гражданской войны уже охватил половину этого огромного государства; однако есть еще средство потушить сей огонь, но применять его надо немедленно. И вот Марат, самый гнусный из всех злодеев, одно только имя которого вызывает перед глазами картину всяческих преступлений, пал от удара мстительного кинжала, сотрясая Гору и заставляя бледнеть Дантона, Робеспьера и их приспешников, восседающих на сем кровавом троне в окружении молний». Он еще не пал, но она готовит документ...

С. Бунтман — Она готовит. Да.

А. Кузнецов — ... для публикации по случаю вот этого самого падения. Да? И завершает она это так: «О, моя родина! Твои несчастья разрывают мое сердце; я могу отдать тебе только свою жизнь! И я благодарна небу, что я могу свободно распорядиться ею; никто ничего не потеряет с моей смертью; но я не последую примеру Пари...» Это роялист. Вот это действительно роялист, который убил Луи Мишеля Лепелетье, маркиза де Сен-Фаржо, человека, как принято считать, чей голос решил судьбу Людовика XVI. И это вот, значит, такой известный для того времени пример. «Но я не последую примеру Пари и не стану сама убивать себя. Я хочу, чтобы мой последний вздох принес пользу моим согражданам, чтобы моя голова, сложенная в Париже, послужила бы знаменем объединения всех друзей закона!»

С. Бунтман — То есть все понимала, все знала.

А. Кузнецов — Она все понимала. Она шла на верную смерть. Потом она, правда, скажет, что... Ее будут допрашивать и спросят: «А вот если бы Вас не смогли задержать, что бы Вы сделали?» Она сказала: «Я бы ушла». Но дело в том, что уйти шансов практически у нее никаких не было, потому что в доме Марата постоянно находилось несколько человек. В доме, где жил Марат. Это был не совсем его дом, скажем так. На улице Кордельеров. И в этом смысле она действительно абсолютно идейная убийца, желавшая остаться в истории таким образом. Отсюда это обращение. Отсюда ее, ну, в общем, такая достаточно необычная просьба в последние дни ее жизни прислать ей в камеру художника, чтобы он нарисовал ее портрет. Она эту просьбу обосновала и обосновала, я думаю, не вполне искренне. Сейчас я Вам прочитаю: «Комитету общественной безопасности. 15 июля, — то есть через двое суток после убийства. Дальше очень интересна дата, — 1793-го, второй год Республики». То есть...

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — ... она не принимает новый календарь, иначе следовало бы — да? — написать совершенно другую дату. Но тем не менее 2-й год республики — для нее это существенно. Да? «Так как мне осталось жить совсем немного, могу ли я надеяться, граждане, что вы позволите нарисовать мой портрет? Я бы хотела оставить его на память своим друзьям. Нам дороги изображения добрых граждан, однако любопытство иногда побуждает нас обращать взоры на портреты великих преступников, ибо они увековечивают ужас, порожденный их преступлениями. Если вы благосклонно отнесетесь к моей просьбе, прошу вас завтра утром прислать мне художника-портретиста. И я снова обращаюсь с просьбой дозволить мне ночевать одной в камере, — ну, к ней жандарма поставили просто пост внутренний. — Буду вам признательна. Мари Корде». Вот она, конечно...

С. Бунтман — Лукавит.

А. Кузнецов — Она, конечно, лукавит, но она думает о славе, и она жаждет этой славы пусть и посмертной. О контактах с жирондистами. Значит, дело в том, что напомним, конфликт между жирондистами и, ну, будем называть, якобинцами тех, кого Шарлотта называет монтаньярами, то есть крайне левыми, привел к тому, что в результате опять-таки восстания парижской бедноты 31 мая тире 2 июня 93-го года был принят декрет об удалении большинства жирондистских депутатов из национального конвента. И она отправляются на север в Нормандию, в Кан, небольшой город, но известный тем, что там был похоронен Вильгельм Завоеватель. Как я понимаю, могила не пережила 2-й мировой войны. Я не знаю. Я не был в Кане. Сергей Александрович, Вы были, по-моему.

С. Бунтман — Я не был в Кане.

А. Кузнецов — А! Вы не были в Кане.

С. Бунтман — Нет. Там сейчас большой музей-выставка как раз в Кане.

А. Кузнецов — Ну, вот. А дело в том, что как раз, пожалуй, самые тяжелые бои вот день «Д» и еще в течение месяца после него продолжались вокруг Каны, и мало что, видимо, сохранилось. Так вот, значит, они собрались в Кане и оттуда попытались начать такое вот антидиктатурское, если можно так выразиться, восстание. Будет несколько жирондистских восстаний вот на севере Нормандии, наоборот, к югу от Парижа, в Лионе тоже будет попытка поднять восстание. Она заручается письмом от одного из депутатов, бежавших, к другому депутату, еще остающемуся в Париже. Правда, это письмо для нее только формальный повод. На самом деле формально она отправляется в Париж для того, чтобы ходатайствовать о разрешении дела одной ее подруги, которая там... У нее забрали пенсию, и вот она якобы едет похлопотать на счет ее пенсии. Дальше она является в Париж, узнает, где живет Марат. Не с 1-й попытки ей удается проникнуть к нему. Значит, ее останавливает гражданская жена Марата, которая у нее...

С. Бунтман — Симона Эврар.

А. Кузнецов — Симона Эврар — да, — несчастная женщина. Значит, она ее останавливает. Марат болен. Он болен, видимо, экземой. Значит, он страдает. Значит, он не принимает и так далее. Она уходит, я имею в виду Шарлотту Корде, и пишет Марату с просьбой ее принять. Вот одна из записок: «Марат, я писала Вам сегодня утром. Получили ли Вы мое письмо? Наверное, не получили, ибо в Вашем доме меня принять отказались. Надеюсь, что Вы удостоите меня беседой. Повторяю: я приехала из Кана и во имя спасения Республики хочу доверить Вам важные секреты. Меня преследуют за приверженность делу свободы. Я несчастна, а потому имею право на Вашу защиту». Расплывчато, но она намекает на то, что у нее есть, что сообщить по поводу вот этих...

С. Бунтман — Конечно. Да, да.

А. Кузнецов — ... канских изгнанников, а Марата это не может не заинтересовать. Она понимает, что этот кружок он должен заглотить, потому что он строчит одну за другой совершенно погромные статьи с призывами...

С. Бунтман — Ну, как к другу народа проникнуть? Только с помощью доноса.

А. Кузнецов — Конечно. Разумеется. Да.

С. Бунтман — Легче всего. Да.

А. Кузнецов — Народ мы чем спасаем? Вот собственно говоря... И он действительно на это клюнет. Потому, что когда она придет к нему уже 13 июля, ее попробуют опять не пустить, но услышав шум в большой комнате, а Марат принимал ванну в кабинете... Он собственно в ванне работал последние недели практически все время. Вот он, узнав, что она из Каны с новостями, он ее приглашает в кабинет.

С. Бунтман — Что будет потом, мы узнаем через 5 минут.

**********

С. Бунтман — Мы продолжаем. Мы оставили Шарлотту Корде на пороге дома, где живет Марат 13 июля 1793 года.

А. Кузнецов: 93
―го года. Дальше она к нему вошла. Он принял ее, значит, полулежа в ванной. И вот дальше одна из таких небольших загадок этого дела. В течение 15 минут они беседовали. Причем беседовали... Она продолжала играть роль женщины, явившейся донести на жирондистов, сидящих в Кане. И Марат спрашивал ее имена, и она называла настоящие имена. Потом это будет использовано и против этих людей, и против нее как участницу жирондистского заговора. А дальше, когда он спра... она заканчивает и говорит: «Что будет с этими людьми?», и Марат говорит: «Я добьюсь для всех для них гильотины». Вот тут она наносит удар. То ли она себя укрепляла таким образом, — да? — ждала, пока Марат произнесет слово «гильотина» для того, чтобы ей морально легче было. Трудно сказать. Иначе, зачем... почему она ждет 15 минут...

С. Бунтман — Ну, да.

А. Кузнецов — ... рискуя тем, что в любой момент он может что-то заподозрить, Симона Эврар может ее выпроводить и так далее. Дальше она наносит удар. И это еще одна, ну, не то, чтобы загадка. Так бывает. Но я процитирую...

С. Бунтман — Это сложно очень. Да.

А. Кузнецов — Я процитирую медицинское заключение.

С. Бунтман — Да, да.

А. Кузнецов — «Нож, которым нанесли удар Марату, проник в грудь под правой ключицей, между первым и вторым ребром, и проник так глубоко, что указательный палец полностью погружается в рану, свободно проходя сквозь легкое, отчего, судя по положению органов, можно заключить, что ствол сонной артерии перерезан, о чем свидетельствует большая потеря крови, повлекшая за собой смерть; как отметили присутствующие, кровь лилась из раны ручьями». Ну, я не хочу сказать, попробуйте повторить, но представляете, насколько это либо профессиональный...

С. Бунтман — Это очень мощный удар и профессиональный, и очень точный.

А. Кузнецов — ... либо невероятно удачливый, потому что, ну, откуда у нее взяться профессионализму. Вот уже чем-чем... Ее, кстати говоря, на суде будут спрашивать: «Вы что тренировались?» Она, значит, со смехом будет говорить, что нет, конечно. Вот ли действительно она уверовала, что ее рукой водит некая высшая рука проведения... Она к этому времени, судя по ее опять-таки словам на суде, уже не была ревностной католичкой, и вообще, видимо, как большинство французских республиканцев была таким агностиком.

С. Бунтман — Скептиком. Да.

А. Кузнецов — Скептиком — да? — наверное. Вот. Но в любом случае удар, конечно, невероятно точный, чтобы ударом в грудь рассечь сонную артерию...

С. Бунтман — Есть люди, которые считают, что это была не она.

А. Кузнецов — Есть. Но Вы знаете, ни малейшего серьезного аргумента в пользу этого нет. Дело в том, что сразу же после этого ворвались люди. Людей было много. В приемной у Марата было достаточно много людей. Ее там с трудом национальные гвардейцы спасли, потому что ее там... По сути там толпа набежала. Симона Эврар сразу на улицу высунулась, выкрикнула: «Марата убили». Да? Так сказать, набежало множество людей. Тут она. Я не представляю себе это. Действительно вот, ну, такое свойственное людям желание, чтобы все было сложнее, чем на самом деле. Ну, а дальше, дальше процедура достаточно короткого, хотя и достаточно подробного следствия и суда. Судил ее революционный трибунал. Можно сказать, что точно так же как в случае с упоминавшимся Николаевым и убийством Кирова еще до того, как был вынесен приговор, уже все было провозглашено, потому что как тогда, еще до суда над Николаевым и его якобы подельниками уже, так сказать, газеты опубликовали основную версию, так и здесь на 2-й день после гибели Марата была опубликована, распечатана, расклеена в Париже прокламация Комитета общественного спасения. Вот я ее цитирую: «Граждане, роковые предсказания убийц свободы сбываются. Марат, защитник прав и верховного владычества народа, обличитель всех его врагов, Марат, одно имя которого уже говорит об услугах, оказанных отечеству, пал под ударами кинжалов отцеубийц, подлых федералистов, — федералистами называли жирондистов как бы противников единства Франции. Действительно у жирондистов был проект превращения Франции в федерацию таких вот свободных образований. — Фурия, прибывшая из Кана, вонзила нож в грудь апостола и мученика революции. Граждане! Нам необходимы спокойствие, энергия и особенно бдительность. Час свободы пробил, и пролившаяся кровь станет приговором для всех изменников; она еще сильнее сплотит патриотов, дабы те на могиле этого великого человека вновь дали клятву и торжественно заявили: свобода или смерть!»

С. Бунтман — Ну, понятно. Да.

А. Кузнецов — Да? А дальше, значит, будет следствие. Протоколы Елена Морозова публикует в книге. И принято решение, ну, собственно ни у кого не вызывало сомнение, что ее будет судить революционный трибунал. Это учреждение, которое впервые было создано еще в 92-м году. Ведь по сути террор начинается в 92-м. В 93-м он выходит на некий не столько даже качественный, сколько количественный уровень. А так начинается-то он еще при жирондистах, даже до формального провозглашения республики. С августа, в общем-то, 92-й год террор.

С. Бунтман — Да, с августовских событий. Да.

А. Кузнецов — Первые. Да. Но там счет жертв шел на десятки и сотни, а потом пойдет на тысячи и десятки тысяч. И этот трибунал, он несколько раз менял свое название, то его ненадолго распускали и так далее. Это, в общем, суд. Это не то, что у нас ассоциируется в 1-ю очередь со словом трибунал, то есть некий чрезвычайный скорый военный суд, буз защитника...

С. Бунтман — Как тройка. Да.

А. Кузнецов — Тройка — да, — что-то в этом роде. Нет. Значит, там есть присяжные. Там есть адвокат. И там есть некая процедура, в общем. Председателем трибунала по делу Шарлотты Корде был некий Монтане. Сам он потом будет обвинен в том, что он ей сочувствовал, симпатизировал, и будет казнен. Не исключено, что он ней действительно, ну, не то, чтобы сочувствовал ей как убийце Марата, сколько, ну, вот просто по-человечески не хотел ее гибели почему-то. И Монтане, судя по всему, защитнику, о котором я сейчас скажу, говорил... Вот есть фильм такой то ли 8-го, то ли 9-го года «Шарлотта Корде». Я не могу сказать, что я его рекомендую посмотреть, потому что с художественной точки, на мой взгляд, он никакой. Да? Но он очень добросовестный с исторической. Вот там действительно реконструированы, так сказать, события. И там прямо вот показано, как он это говорит там в суматохе, значит, защитнику: «Нажимайте на то, что она сумасшедшая». Ну, вот тем не менее это все домыслы. Монтане спрашивает ее: «Кто вас подговорил совершить это убийство?»

Корде: «Его преступления».

— Что вы подразумеваете под его преступлениями?

— Несчастья, причиной которых он был с самого начала революции.

— Кто внушил вам мысль совершить это убийство?

— Никто, я сама решила убить его.

Через несколько... несколько десятков минут опять он возвращается к этому сюжету: «Кто посоветовал вам совершить это преступление?»

Корде: «В таком деле я бы никогда не стала слушать ничьих советов, я сама все задумала и осуществила».

Председатель: «Но как мы можем поверить, что вам никто не давал советов, когда вы сами говорите, что считаете Марата источником всех бедствий, опустошающих Францию?»

Корде: «Маратом восторгаются только в Париже. В других департаментах его считают чудовищем».

Ну, дальше достаточно известные слова. Он ее спрашивает: «Вы считаете, что убили всех Маратов?»

Корде: «С одним покончено, а другие, быть может, устрашатся».

Сразу надо сказать, что убийство Марата точно так же как и убийство Кирова ухудшило положение. Да? они послужили оправданием еще большего нагнетания террора. Мы прекрасно помним, как Сталин воспользовался убийством Кирова — да? — для пролога большого террора. И здесь, в общем, то же самое. Дальше имя Марата будет поминаться каждый раз, когда очередную серию подлых убийц, собак, врагов народа необходимо отправить на гильотину. Что касается адвоката, там такая история. Значит, Шарлотта Корде просила себе в качестве адвоката Густава Дульсе. Прокурор написал Дульсе, но одновременно в записке о том, что Корде просит его выступить в ее защиту, написал что-то вроде, я цитирую по памяти: «Ну, поскольку Вы депутат Конвента, и Вам соответственно Ваша должность не позволяет выступать в качестве защитника, имея в виду, что Вы скорее всего не сможете, я назначу другого». Вроде бы Дульсе получил эту записку вообще через день после того, как приговор был вынесен. А, может быть, это он таким образом, так сказать, старался себя на всякий случай вообще вывести из этого дела. Но так или иначе прямо в зале во время начала процесса это дело получает, не успев переговорить как следует даже со своей подзащитной, адвокат Шово-Лагард. Вот в фильме, который я только что... ну, скажем так, прорекламировал, есть по меньшей мере два отступления от действительности в том, что касается характеристики персонажей. Ну, во-первых, гражданская жена Марата изображена женщиной уже, мягко говоря, немолодой. А ей было всего 25 лет. Она ровесница Шарлотты Корде. А, во-вторых, Шово-Лагард изображен молодым начинающим адвокатом. И там даже звучит какая-то фраза, что вот должен был бы защищать более опытный. Шово-Лагард вполне себе опытный адвокат. Он составил себе имя еще при старом режиме как адвокат. Ему вообще 37 лет. Мягко говоря, совсем немолодой человек.

С. Бунтман — Много-много. Да. Это уже...

А. Кузнецов — Он действительно он опытный защитник. Да, действительно слава к нему придет вот как раз в эти дни. Сначала он будет защищать Шарлотту Корде, а потом будет защищать Марию-Антуанетту, Бриссо. Он будет защищать очень многих известных жертв революции. Для чего безусловно требовалось большое мужество. Но он был, видимо, самой Шарлоттой Корде совершенно ограничен в защите, потому что она категорически не хотела, чтобы он прибегал к каким-то уловкам вроде как апеллировать к ее возможному безумию...

С. Бунтман — Да, аффекту и...

А. Кузнецов — И так далее. Ну, и в результате вот Шово-Лагард в своем выступлении, выступлении в прениях произносит такой достаточно двусмысленный текст: «Обвиняемая сама признаётся в совершённом ею ужасном преступлении; она сознаётся, что совершила его хладнокровно, заранее всё обдумав, и тем самым признаёт тяжкие, отягощающие её вину обстоятельства; словом, она признаёт всё и даже не пытается оправдаться. Невозмутимое спокойствие и полнейшее самоотречение, не обнаруживающие ни малейшего угрызения совести даже в присутствии самой смерти — вот, граждане присяжные, вся её защита. Такое спокойствие и такое самоотречение, возвышенные в своём роде, не являются естественными и могут объясняться только возбуждением политического фанатизма, вложившего ей в руку кинжал. И вам, граждане присяжные, предстоит решить, какое значение придать этому моральному соображению, брошенному на весы правосудия. Я полностью полагаюсь на ваше справедливое решение». Вот как он лавирует — да? — с одной стороны фанатизм...

С. Бунтман — Да, да.

А. Кузнецов — ... а с другой стороны «такое спокойствие, такое самоотречение, возвышенные в своём роде». Да? Ну, присяжным не потребовалось много времени для того, чтобы вынести приговор смертный. И дальше вот известна уже упоминавшаяся история, как будет написан ее прижизненный портрет. У меня вылетела фамилия художника из головы. Он один из учеников Давида того самого, который прославился портретом, посмертным портретом Марата, и который потом прославится портретами Наполеона, и вообще так вот, так сказать, человек, запечатлевший очень многие лица этого сложного времени. Перед смертью она пишет последний, видимо, документ, который вышел из-под ее пера, она пишет отцу, с которым она... Ну, он... Мать умерла, когда Шарлотта была еще подростком, умерла родами. Отец вступил в новый брак. Видимо, они не были очень близки, но тем не менее она ему пишет: «Месье Корде д’Армону, улица Бегль, Аржантан.

Простите, дорогой папа, что я распорядилась своей жизнью без Вашего дозволения. Я отомстила за многие невинные жертвы, предупредила много других бедствий. Когда народ, наконец, оставит свои заблуждения, он возрадуется освобождению от тирана. Я пыталась убедить Вас, что отправляюсь в Англию, — она действительно перед отъездом из Каны ему написала такое письмо, — ибо надеялась сохранить инкогнито, но это оказалось невозможным. Надеюсь, Вас не заставят отвечать за содеянное мною. Во всяком случае, в Кане Вы найдете себе защитников. Я выбрала своим защитником Густава Дульсе...» А! Извините, я соврал. Это, конечно, не последний документ. Это еще перед началом процесса.

С. Бунтман — Да, да.

А. Кузнецов — «... впрочем, подобное покушение не предполагает никакого защитника, это всего лишь формальность. Прощайте, дорогой папа, прошу Вас забыть меня или, скорее, порадоваться за меня, ибо я отдаю жизнь за благородное дело. Обнимаю сестру, которую люблю всем сердцем, а также всех своих родных. Не забывайте этой строки Корнеля: „Мы не преступники, когда караем преступленье“. Завтра в восемь утра мне вынесут приговор. Корде». Вот видите, Корнель с его возвышенными, античными...

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — ... по своей натуре героями, он, конечно, ее сформировал. Она, конечно, как бабочка на огонь летела на это вот. Понимаете, это даже не Вера Засулич. Вера Засулич тоже, конечно, была руководима идеалами такой вот не личной мести Трепову, а восстановление попранной справедливости, но Вера Засулич позволила себя защищать. Вера Засулич согласилась подыгрывать защитнику. А тут вот такая, знаете, римлянка республиканского периода, — да? — так сказать, суровая и...

С. Бунтман — Да. Причем...

А. Кузнецов — ... непреклонная.

С. Бунтман — ... всей французской революции.

А. Кузнецов — Да, конечно.

С. Бунтман — Это классическая героиня, героиня классической трагедии она. И поэтому защитнику надо говорить «возвышенная в своем роде», обращаясь к тому, что здесь у нас все идет. И клятва Горация у нас идет. Все такое римское, римское, римское. Все добродетели идут римские. И надо показать, что это с одной стороны вот такой, ну, она вот безумец, и что она в этом направлении.

А. Кузнецов — Но ведь будет, буквально через полтора года будет еще один римлянезированный, извините за выражение, безумец Гракх Бабёф. Да? Ноэль Франсуа Бабёф...

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — ... который возьмет псевдоним братьев Гракхов. Вот здесь Наиль спрашивает, откуда известно, что они беседовали 15 минут и названы имена. Про 15 минут известно из показаний. Было допрошено очень много свидетелей. Вот. А названные имена... Дело в том, что Марат их записывал на листе бумаги...

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — ... который лежал перед ним.

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — И этот лист бумаги был обнаружен рядом с телом.

С. Бунтман — Да. Вот а ванная эта есть. Такая ванна стоит в музее Гревен.

А. Кузнецов — Да, совершенно верно.

С. Бунтман — В музее Гревен. Но и там вот в ней умирает Марат восковой. Вот необычайно непохожий ни на Марата, а похожий на актера Антонена Арто, который его играет...

А. Кузнецов — В роли Марата.

С. Бунтман — «Наполеон» Абеля Ганса.

А. Кузнецов — Да. А вот что касается праха самого Марата, он был захоронен в Пантеоне, но вынесен через год.

С. Бунтман — Да, он вынесен был. Да.

А. Кузнецов — Вот.

С. Бунтман — Да, да.

А. Кузнецов — А вот здесь Дмитрий, по-моему, спрашивает, есть ли памятники Шарлотте Корде. Вы знаете, я не знаю.

С. Бунтман — Так надо посмотреть, в Нормандии что-то есть, какие-то там, я не знаю...

А. Кузнецов — В Нормандии может быть.

С. Бунтман — ... могли сохраниться...

А. Кузнецов — В Париже, по-моему...

С. Бунтман — Нет, Париж... Это я не знаю такого памятника даже.

А. Кузнецов — И улицы Шарлотты Корде, по-моему, нет. Да? Во времена Наполеона III ничего не было. Да?

С. Бунтман — Надо, надо в Петербурге, где остался угол Марата и Шарлотты Корде, нужно сделать.

А. Кузнецов — Да.

С. Бунтман — Сделать.

А. Кузнецов — Вот, кстати, о памятниках. Вот уж чье имя в первые годы нашей революции было... как только не было увековечено это имя.

С. Бунтман — Да. И Марат, и корабль «Марат».

А. Кузнецов — Линкор «Петропавловск» был переименован...

С. Бунтман — Марат. Да.

А. Кузнецов — ... именем Марата, дожил до 2-й мировой.

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — И улица Марата воспета...

С. Бунтман — И есть до сих пор.

А. Кузнецов — ... Розенбаумом. Она до сих пор Марата?

С. Бунтман — А как же?! Марат. Гостиница «Гильвеция» где ж находится? Откуда у нас... вещаем из Петербурга часто.

А. Кузнецов — Понятно.

С. Бунтман — Марата.

А. Кузнецов — Я думал, что ее переименовали, честно говоря.

С. Бунтман — Марат!

А. Кузнецов — Ну, что же?

С. Бунтман — Да, Марат...

А. Кузнецов — Мне кажется, что...

С. Бунтман — ... революцию нашу изгадили. Как гениальная пьеса Петера Вайса в стихах. Убийство и преследование Марата, исполненное в доме для умалишенных в Шерантоне под руководством маркиза де Сада. Марат...

А. Кузнецов — Ну, Марат и маркиз де Сад...

С. Бунтман — Марат...

А. Кузнецов — Вот вспоминается — да, — «Марат Сад», спектакль Юрия Петровича Любимого в театре...

С. Бунтман — Прекрасный спектакль...

А. Кузнецов — ... в театре на Таганке.

С. Бунтман — Ну, и фильм Питера Брука. Вот! Вот такие у нас есть... И там, кстати, Шарлотта Корде — это... Шарлотту Корде играет больная лунатизмом. У нее... У нее есть сонная болезнь всегда. Она такая вот... постоянно спит Шарлотта Корде. Это вообще прекрасная и страшная вещь. Так что сегодня вот такой процесс. Мы же вам предлагаем сейчас быстренько-быстренько, мы вам...

А. Кузнецов — Да, на этот раз с голосованием все в порядке.

С. Бунтман — Да, да.

А. Кузнецов — Голосуйте, пожалуйста.

С. Бунтман — И мы вам предлагаем американские трагедии и преступления. Вот. И суд над Честером Джилеттом, прототипом главного героя драйзеровской «Американской трагедии».

А. Кузнецов — Одним из 15 прототипов, подбавим интриги.

С. Бунтман — Ну, одним все-таки. Да.

А. Кузнецов — Ну, наверное, самым знаменитым.

С. Бунтман — Суд над Чарльзом Понци, изобретателем «финансовой пирамиды».

А. Кузнецов — Вот в нынешнем ее варианте финансовой пирамиды.

С. Бунтман — Да, не...

А. Кузнецов — Да, да. А вот именно... Да.

С. Бунтман — В XVII веке. Суд над Натаном Леопольдом и Ричардом Лёбом, убийцами подростка...

А. Кузнецов — В прошлый раз, когда мы говорили об убийствах на болоте, мы говорили, что это убийство отчасти вдохновляло...

С. Бунтман — Да, да.

А. Кузнецов — ... вот ту парочку британскую.

С. Бунтман — Суд над Альфонсо Габриелем «Аль» Капоне по обвинению в неуплате налогов. Ха-ха-ха! 31-й год.

А. Кузнецов — Ну, я думаю, что Аль Капоне рекламировать не надо.

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — Да, все знают.

С. Бунтман — Суд над Леонардом Пелитером, активистом движения индейцев. Это 77-й год.

А. Кузнецов — Вот это людям, которые хорошо помнят Советский Союз. Памятное дело.

С. Бунтман — Да. Голосуйте! Мы ждем. До следующего воскресенья!

А. Кузнецов — Всего доброго!