Сайт Евгения СычёваEugi Gufo

Оксана Пашина — 12 часов и 8 минут в столице. Продолжаем дневной эфир. В студии у нас историк Алексей Кузнецов. Здравствуйте!

Алексей Кузнецов — Добрый день!

О. Пашина — Я Оксана Пашина. Светлана Ростовцева за звукорежиссерским пунктом... Пунктом. Пультом. Речь пойдет о суде над бароном Жоржем Шарлей Геккерном-Дантесом или Егором Геккерном, как его называли...

А. Кузнецов — И так тоже было.

О. Пашина — ... в судебных документах.

А. Кузнецов — И так тоже...

О. Пашина — Егор Геккерн. Да. По делу о дуэли с камер-юнкером Александром Пушкиным, который, кстати, в судебных документах...

А. Кузнецов — Иногда называют...

О. Пашина — ... называют камергером.

А. Кузнецов — Иногда. Не во всех. В некоторых — камер-юнкер. Но это тоже одна из небольших, правда, загадок этого дела.

О. Пашина — Там вообще загадок на самом деле немало. Я считаю, что нам надо развенчать стереотип о том, что дело было... наказание было слишком мягким, дело по указке царя, по сценарию...

А. Кузнецов — Несколько, несколько стереотипов мы постараемся развенчать.

О. Пашина — Да.

А. Кузнецов — Но сначала нам нужно объявить экстраординарное голосование. Дело в том, что в связи со всякими летними отпусками, вот у нас уже один раз так было несколько недель назад, нам придется прямо сегодня же записывать следующую передачу. И нам нужно, чтобы вы в течение часа нам дали тему. Вот мы предлагаем.

О. Пашина — Выберете, о каком суде вы хотите узнать подробнее. Варианты такие: суд над Менахемом Менделем Бейлисом по обвинению в ритуальном убийстве, Российская империя, 1913 год.

А. Кузнецов — Ну, это настолько знаменитое дело, что здесь...

О. Пашина — Да.

А. Кузнецов — ... комментировать нечего.

О. Пашина — Да. Три суда над офицером полиции Чарльзм Беккером по обвинению в убийстве, Соединенные Штаты, 1912-15-й годы.

А. Кузнецов — Три суда над ним было. Да. Это очень громкое для американцев дело. Это 1-й случай, когда был казнен офицер полиции...

О. Пашина — А кого он убил-то?

А. Кузнецов — Он убил... Это банды Нью-Йорка. Это разборки. Это, так сказать, зарождающаяся мафия американская. И он обвинялся в убийстве, в коррупции. Там достаточно интересное дело. Так что если выберете, то расскажем обязательно.

О. Пашина: И 3
―й вариант: суд над Роджером Кейсментом, борцом за свободу Ирландии, по обвинению в государственной измене. Дело было в 1916 году в Великобритании соответственно.

А. Кузнецов — Да, это одна из наших слушательниц, Анастасия, попросила несколько недель назад... предложила это дело. Дело очень интересное. Это известный британский дипломат, который вот будучи ирландцем, вот он таким образом уже в отставке начал действовать. И во время войны, откуда собственно обвинение в государственной измене, попытался поучаствовать в отделении Ирландии от Великобритании.

О. Пашина — Голосуйте, выбирайте.

А. Кузнецов — Да, голосование уже на сайте, оно продлится до часу.

О. Пашина — И в следующее воскресенье вы услышите все подробности. Но мы возвращаемся к Егору Геккерну. Да?

А. Кузнецов — Ну, значит, надо сказать, что военно-судное дело опубликовано практически полностью. В 1900 году выпускник Александровского... давний выпускник Александровского лицея Петр фон-Кауфман, один из активных таких вот участников попечительского совета лицея, он предпринял достаточно большое усилие для того, чтобы собрать из 3-х источников документы по этому делу. Не нашли два листа. Вот они не опубликованы. Судя по всему, там подробное объяснение пушкинского секунданта Данзаса. Все остальное опубликовано. И вы можете найти это военно-судное дело в том издании, выложены в интернете в pdf 900-го года, но несколько лет назад, по-моему, года 4 назад руководитель одной из адвокатских контор, он, как я понимаю, в порядке такой инициативы благотворительности предпринял усилия по переизданию этого дела. И есть современный вариант, уже современной орфографии вот тоже выложенный в сеть.

О. Пашина — Ну, все можно прочитать.

А. Кузнецов — Да, это все можно прочитать. На самом деле я б вам очень рекомендовал это сделать, потому что погружаешься... действительно вот сам на какое-то там... несколько, пару часов становишься следователем, потому что читаешь все эти документы. Все это, конечно, очень интересно. Ну, я кое-что сегодня буду естественно зачитывать. Вот. Ну, мы не будем говорить об обстоятельствах, приведших к дуэли, потому что на это...

О. Пашина — Ну, да. Все знают. Да. 27 января 1837 год все это случилось. Да.

А. Кузнецов — На это нужно очень много времени. И это очень запутанное по сей день дело, потому что по сей день не очень понятно, кто были авторы... автор или авторы скорее вот того самого изначального присланного Пушкину оскорбительного вот этого письма с намеками и диплом ордена рогоносцев. Непонятно играл ли какую, если играл в этом роль барон Геккерн-старший, голландский посланник.

О. Пашина — Ну, приемный отец.

А. Кузнецов — Приемный отец. Тоже очень темная история, потому что были нарушены вообще все возможные и невозможные правила усыновления. И вообще была странной ситуация усыновления...

О. Пашина — А вообще вопрос: он зачем его усыновил? Никто не знает об этом.

А. Кузнецов — Есть варианты ответа, но нет, конечно, единственного правильного. Там намекали и на не вполне традиционные отношения между ними. Правда, это тоже не очень понятно, причем здесь усыновление. И вообще был жив отец Дантеса, который впрочем... Они из бедных таких вот провинциальных дворян эльзасских, по-моему. Он счел, что это честь и согласился. То есть он как бы отказался от своего отцовства. Но вообще по законам Российской империи не допускалось усыновление совершеннолетнего, каковым 25-летний Дантес...

О. Пашина — Вполне себе был. Да.

А. Кузнецов — .... безусловно, был. Да. 24-х на момент усыновления. Он 12-го года. Вот. Это тоже не очень понятно. Темная достаточно история с женитьбой Дантеса на Екатерине Гончаровой, в результате чего они с Пушкиным стали свойственниками. Да?

О. Пашина — Ну, почему же темная? Ну, для того, чтобы избежать дуэли, по-моему.

А. Кузнецов — Ну, это вот традиционное такое объяснение. Да? Но были в принципе тоже и другие способы избежать дуэли. Потом почему он так боялся этой дуэли за несколько месяцев? А потом наоборот ведь он вызовет. Вот это один из мифов, который мы должны...

О. Пашина — Да, не логично. Да.

А. Кузнецов — Не Пушкин же вызвал на дуэль Дантеса, — да? — как большинство людей, я думаю, считает. На самом деле Пушкин написал оскорбительное письмо Геккерну-старшему, а тот заявил, что готов соответствовать. Но сразу, так сказать, заявил, что соответствовать будет его приемный сын.

О. Пашина — Вот для этого и усыновил.

А. Кузнецов — Ну, тогда нужно было обладать колоссальной прозорливостью. Вообще надо сказать, что как и во многих, в большинстве европейских стран дуэли были запрещены. Вообще дуэли — не русское изобретение, если говорить вот о новом времени, потому что вообще, конечно, даже в традиционном русском праве, в «Русской правде» имеется судебный поединок как один из способов разрешения дела так называемое ордалия. Да? И но считается, что вот дуэли в их, ну, таком, так сказать...

О. Пашина — Классическом понимании.

А. Кузнецов — Классическом понимании. Да. Они занесены иностранными офицерами, которые, начиная с времен Алексей Михайловича, прибывают на русскую службу, а в петровское время активно начинают пребывать. Значит, что касается Петра самого, то он как человек государственный и, надо сказать, к вопросам чести абсолютно безразличный, он прагматик. Он дуэли категорически запретил...

О. Пашина — И смертная казнь.

А. Кузнецов — И смертная казнь, причем без вариантов. Вот я хочу... Собственно вынужден будет военный суд, который будет все это рассматривать, применять законодательство петровского времени, потому что действует артикул воинский 1715 года. И, собственно говоря, вот я цитирую то, что было вменено Дантесу: «Статья 139. Все вызовы, драки и поединки через сие наижесточайше запрещаются таким образом, чтоб никто, хотя б кто он ни был, высокого или низкого чина, прирожденный здешний или иноземец, хотя другой кто, словами, делом, знаками или иным чем к тому побужден и раззадорен был, отнюдь не дерзал соперника своего вызывать, ниже на поединок с ним на пистолетах, или на шпагах бится. Кто против сего учинит, оный всеконечно, как вызыватель, так и кто выйдет, имеет быть казнен, а именно повешен, хотя из них кто будет ранен или умерщвлен, или хотя оба не ранены от того отойдут. И ежели случится, что оба или один из них в таком поединке останется, то их и по смерти за ноги повесить». Ну, вообще расправа с трупами — это любимое тема Петра. Давайте вспомним и, так сказать, стрельцов, уже к тому времени умерших, и, значит, расправу с прахом Мазепы. Это вот...

О. Пашина — Мне просто интересно, почему они применили петровское законодательство. Хотя в то время уже действовал свод законов Российский империи, почему они об этом-то вспомнили?

А. Кузнецов — Дело в том, что военное судопроизводство... Вообще армия всегда была очень замкнутой корпорацией. То, что комиссия Сперанского сделала, вот эта кодификация законодательства, за что Сперанскому был пожалован высший орден империи, она вот внедрялась, внедрялась, внедрялась, но военные суды пока судили по... Вообще это очень особенная такая ветвь российского судопроизводства. Надо про это рассказать, разумеется. Значит, постоянных военных судов не было. Сейчас они есть. Да? Тогда их не было. Для каждого дела создавался... создавалось специальное судебное...

О. Пашина — Комиссия.

А. Кузнецов — ... присутствие, скажем так. Комиссия. Она составлялась не из профессиональных судей. Нынешние военные судьи — они юристы. И военные прокуроры — они юристы. Значит, тогда это были офицеры, как правило, одного полка. Вот некий, так сказать, полк, на него возлагалась обязанность, на офицерское собрание, сформировать такой суд. Разумеется, это должен быть другой полк, не тот, в котором служат те, кто под этим судом оказывается. Он состоял из председателя, — это командир полка, либо в случае там невозможности кто-то из самых старших офицеров, — и дальше четко указано, значит, должно было быть два средних офицера, соответственно там штабс-капитаны, капитаны, штабс-ротмистры, ротмистры в зависимости от рода войск, кавалерия или пехота, и 4 младших офицера — 2 поручика и соответственно 2 там прапорщика или корнета, если речь идет о кавалерии. И вот в... Значит, при них, поскольку они все, в общем, в юридических вопросах совершенно не обязаны были разбираться, при них был консультант, аудитор. Это гражданский чиновник, он не военный, он не член этого суда. Он не имеет права влиять на принятие решения. Но он разбирается в юридических вопросах, и он советник. Он должен собственно направлять этот суд в том случае, если тот начнет делать что-то совершенно несообразное с законом. Вот. И соответственно поскольку Дантес был на тот момент поручиком одного из самых привилегированных гвардейских полков, поручиком Кавалергардского полка, то собственно особенно выбора, как я понимаю, не было, на какой полк возложить образование этого суда. Был только один полк равный. Это конногвардейский. Понимаете, поручить полку нижестоящему означало оскорбить офицеров Кавалергардского полка. Они бы так это сочли, какой бы там Дантес не был, он их товарищ. Вот. И было соответственно образовано вот такое специальное присутствие, в которое вошли за председателя этого суда полковник Бреверн — это командир полка, — и за асессоров, то есть членов суда ротмистр Столыпин, штабс-ротмистр Балабин, поручики Анненков и Шигорин, корнеты Чичерин и Осоргин. А для производства дела, так сказать, вот этим самым консультантом для них аудитор 13-го класса Маслов.

О. Пашина — Про Бреверна надо, кстати, сказать, что он как раз прославился, орден получил за разгон восстания декабристов.

А. Кузнецов — Он... Так.

О. Пашина — Да, было дело такое.

А. Кузнецов — Он получил орден... Нет, с этим я не спорю. Я сейчас начал вспоминать, у меня такое ощущение, что, по-моему, он был и членом суда над декабристами. Головой не поручусь, но у меня такое ощущение, что он входил вот в эту самую... в этот самый суд. Тоже же создавался особый. Да?

О. Пашина — Ну, да.

А. Кузнецов — И соответственно вот эта компания, вот эта команда предпринимает определенные действия. Значит, действия достаточно интересные, потому что сначала было произведено достаточно короткое следствие. Следствие с целью определить, кто собственно в этой дуэли был замешан, и кого надо судить. Вот 1-й документ, который я процитирую: «Командиру лейб-гвардии конного полка свиты его императорского величества господину генерал-майору и кавалеру, барону Мейендорфу оного же полка полковника Галахова
Рапорт.
Вследствие предписания Вашего превосходительства от 2-го числа сего февраля за № 1 произвел я следствие, кто именно прикосновен к делу, дуэли бывшей между поручиком Кавалергардского Ее Величества полка бароном Геккерном и камергером Пушкиным, — Вот впервые появляется этот самый камергер. — По объяснениям поручика Геккерна, писанного мною со слов его и им самим подписанного, и инженер-подполковника Данзаса явствует, что секундантами при дуэли были инженер-подполковник Данзас и чиновник французского посольства виконт Д’Аршиак и что, кроме сих двух лиц, знал о имеющей быть дуэли между поручиком Геккерном и камергером Пушкиным министр Нидерландского двора посланник барон Геккерн. Подлинные объяснения подполковника Данзаса и поручика Геккерна при сем Вашему превосходительству представить честь имею». Дальше идут в военно-судном деле вот эти самые объяснения. Ну, я не буду зачитывать оба, зачитаю, как объяснял Дантес: «27-го числа января господин поручик Геккерн действительно дрался на пистолетах с камергером Пушкиным, ранил его в правый бок и был сам ранен в правую руку. Секундантами были со стороны поручика Геккерна виконт д’Аршиак, находящийся при французском посольстве, а со стороны камергера Пушкина инженер-подполковник Данзас. Поручик Геккерн в тот же самый день 27-го января просил виконта д’Аршиака быть его секундантом, который однако ж и прежде сего знал все сношения поручика Геккерна с камергером Пушкиным, до дуэли бывшие. Место поединка было за Комендантскою дачею близ Новой Деревни, в роще, куда поручик Геккерн с виконтом д’Аршиаком отправились вместе в 4-м часу пополудни. Кроме виконта д’Аршиака и инженер-подполковника Данзаса, знал о дуэли, — значит, — следующей быть между камергером Пушкиным и поручиком Геккерном, один только усыновивший, — извините, — его министр Нидерландского двора посланник барон Геккерн; а более решительно никто. Справедливость сего показания свидетельствую». Вот, значит, Дантес приложил руку.

О. Пашина — То есть во всем признаются, никого в этом деле больше не замазывают?

А. Кузнецов — А, видимо, и не было никого в этом деле. По крайней мере, именно в самой дуэли... Вот на дуэли присутствовало...

О. Пашина — Те, кто присутствовали.

А. Кузнецов — Те, кто присутствовали. Потом будут упреки, почему, значит, не пригласили врача... Вы понимаете, тут сразу несколько соображений. Во-первых, дуэли запрещены. Каждый дополнительный человек как участник этих событий оказывается...

О. Пашина — Рискует.

А. Кузнецов — Рискует очень серьезно. Вы артикул слышали. Да?

О. Пашина — Слышала. Да.

А. Кузнецов — Все прикосновенные должны быть повешены. Кроме того это будет рассматриваться как некое малодушие. Ну, что это такое, да? Наготове врач. Нужно мужественно идти, так сказать, с открытым забралом. Потом, когда, как мы, наверное, все помним из купринского «Поединка» хотя бы, когда в конце XIX века там по разным соображениям дуэли будут легализованы, стандартизованы и так далее, вот тогда будет уже обязательным присутствие медика. И вспомните, что заканчивается вот поединок, там рапортом одного из офицеров, вот там упоминается, что врач на дуэли присутствовал. Пока нет. Пушкин на самом деле ведь не сразу к Данзасу обратился. И это, кстати говоря, будет всеми, кто будет по этому делу писать заключение, рассматривается как очень серьезное смягчающее для Данзаса обстоятельство. Пушкин к нему обратился в самый последний момент. Лицейская дружба. Тот уже не мог отказаться. Пушкин сначала обратился к одному английскому дипломату, видимо, из тех же соображений, из которых Дантес обратился к дипломату Д’Аршиаку. Они рисковали меньше. Они рисковали карьерой. Да?

О. Пашина — Ну, да. Выслали бы и все.

А. Кузнецов — Их выслали и все.

О. Пашина — Да.

А. Кузнецов — Собственно говоря, Д’Аршиак просто уедет...

О. Пашина — А этих за ноги подвесили.

А. Кузнецов — С этими, ну, времена все-таки немножко не петровские на дворе, но тем не менее кто знает, что...

О. Пашина — Ну, да. Чем дело обернется.

А. Кузнецов — Николай Павлович — человек бывал неожиданный, так сказать, в своих настроениях периодически. Вот. Значит, дальше начинается собственно суд. В это время вплоть до судебной реформы Александра II судебный процесс не состязательный, а так называемый следственный или инквизиционный. Слово «инквизиционный», оно может, так сказать, нашего слушателя немножко запутать. Хотя на самом деле и святая инквизиция тоже в свое время применяла этот же тип...

О. Пашина — То есть никаких адвокатов у них не было?

А. Кузнецов — Никаких адвокатов. В принципе необязательно было даже присутствие подсудимых в суде. Дело рассматривалось по документам. Это очень-очень формализованный процесс. Существовал строгий порядок, какие должны быть произведены следственные действия, у кого должны быть отобраны объяснения, в каком случае и как должны быть произведены очные ставки, если это потребуется. Существовала формальная теория доказательств. Были доказательства совершенные, к ним относились там одни виды доказательств. Были доказательства несовершенные. Значит, задача суда заключалась не в оценке доказательств, они уже имели определенную стандартную оценку. Задача суда — в том, чтобы свести эти доказательства воедино и постановить некий...

О. Пашина — Приговор.

А. Кузнецов — Приговор. Да. Вот. И соответственно вот этот самый суд, про который мы с вами уже говорили, собрался, как может сейчас показаться, достаточно партикулярно. Собрался на квартире одного из офицеров. Но, правда, и Дантес и Данзас давали показания в этом суде лично. Значит, соответственно комиссия довольно быстро рассмотрев... Ну, там особенно ведь нечего было рассматривать.

О. Пашина — Ну, в общем, да.

А. Кузнецов — Хотя...

О. Пашина — Хотя историю все представляли по-разному.

А. Кузнецов — Надо сказать, что, видимо, перед этим судом встал вопрос, как глубоко копать: вот докапываться ли до истинных причин этой дуэли или подойти к этому делу формально. Мы не знаем наверняка, сами они решили очень глубоко не копать, или им было сверху порекомендовано очень глубоко не копать. Но вот по материалам дела видно, что они решили не копать. Был вопрос о том, не вызвать ли для дачи показаний Наталью Николевну...

О. Пашина — Жену. Да.

А. Кузнецов — Да. Но под благородным и, уж не знаю, благовидным или неблаговидным предлогом было сочтено, что нечего ее беспокоить собственно. Наша задача — дуэль, а не причины дуэли. Да? Хотя кое-что о причинах дуэли будет в документах говориться.

О. Пашина — Как раз, по-моему, Данзас очень много об этом говорит и на эту тему как раз и упирает.

А. Кузнецов — Так дело в том, что на самом деле получалось, без вот этих показаний Данзаса получалось, что Пушкин — драчун и задира.

О. Пашина — Да.

А. Кузнецов — Да?

О. Пашина — И без всякой причины...

А. Кузнецов — Да.

О. Пашина — Зачем-то...

А. Кузнецов — Ну, почти без всякой причины хорошего человека, своего свойственника взял, вызвал на дуэль. По сути так получилось. Хотя вызывал он, провоцировал точнее он... Провоцировал он Геккерна-старшего. Но получилось то, что получилось. «Комиссия военного суда, соображая все вышеизложенное, подтвержденное собственным признанием подсудимого поручика барона Геккерна, находит как его, так и камергера Пушкина виновными в произведении строжайше запрещенного законами поединка, а Геккерна и в причинении пистолетных выстрелов Пушкину раны, от коей он умер, приговорила подсудимого поручика Геккерна за такое преступное действие по силе 130-го артикула, — то есть статьи, — воинского сухопутного устава и других под выпискою подведенных законов повесить, каковому наказанию подлежал бы и подсудимый камергер Пушкин, но как он уже умер, то суждение его за смертию прекратить, а подсудимого подполковника Данзаса, хотя он и объясняет Комиссии, что при изъявлении согласия быть посредником при вышеобъявленном происшествии спрашивал секунданта с противной стороны графа д’Аршиака, не имеет ли средств к примирению ссорящихся миролюбно, который отозвался, что нет никаких, но...» — А д’Аршиак уже бежал из России. На него можно валить как на мертвого. Да? «Но как не поступил по всей силе 142-го воинского артикула, не донес заблаговременно начальству о предпринимаемом ими злом умысле, — я бы посмотрел, как офицеры отреагировали, если б он донес. Да? — и тем допустил совершиться дуэли и самому убийству, которое отклонить еще были способы, то его Данзаса по долгу верноподданного, не исполнившего своей обязанности, по силе 140-го воинского артикула повесить. Каковой приговор подсудимым поручику барону Геккерну и инженер-подполковнику Данзасу объявить и объявлен».

О. Пашина — Тем не менее Дантеса не повесили. Но об этом мы поговорим сразу после кратких новостей.

**********

О. Пашина — Мы продолжаем программу. И мы закончили на том, что смертная казнь Дантесу. Да? Тем не менее его не казнили. А если не было адвокатов, так а кто и зачем?

А. Кузнецов — Сейчас. Значит... Ну, надо напомнить, что у нас идет голосование.

О. Пашина — Да.

А. Кузнецов — У нас идет чрезвычайное голосование прямо сейчас. И оно пройдет еще 20 минут. Поэтому, пожалуйста, помогите нам определиться, о чем будет следующая передача. Оно на сайте вывешено, значит, там...

О. Пашина — Выбирайте. Да. 3 варианта.

А. Кузнецов — 3 варианта. Да. Дело Бейлиса хорошо известное и дело Чарльза Беккера знаменитое в США и дело Роджера Кейсмента знаменитое в Великобритании. Вот. Значит, я специально не зачитаю одну фразу перед... вот из этого решения военного суда перед перерывом. «Впрочем таковой свой приговор представляет на благоусмотрение высшего начальства». Ну, это положено. Значит, а дальше подобного рода приговоры должен утверждать, внося в них какие-то изменения, либо не внося, либо не утверждать государь-император. Но полагалось, чтобы все воинские начальники высказались. Значит, 6 воинских начальников должны были дать свои заключения. Значит, надо напомнить, как организационная структура в это время выглядела. Значит, полк входил в состав бригады. Любой полк. Необязательно гвардейский. Да? Два полка образовывали бригаду. Три бригады образовывали дивизию. Дивизия входила в состав корпуса, как правило.

О. Пашина — Да.

А. Кузнецов — Да? Корпус входил в состав армии. Ну, там в разное время могли быть варианты. В военное время немножко одно, в мирное немножко другое. Значит, кто должен высказаться? Должен высказаться командир кавалергардского полка как непосредственный, значит, воинский начальник Дантеса. Должен был высказаться командир 1-й гвардейской кирасирской бригады, куда входил этот полк. Дальше должен был высказаться командир дивизии, куда входила эта бригада. Должен был высказаться командир гвардейского кавалерийского корпуса, который входил в отдельный гвардейский корпус. Все эти командиры должны были высказаться. Все они представили свои письменные мнения. Я их, конечно, все зачитывать не буду. В качестве примера, значит, вот я предлагаю мнения... Как сказать по-русски? Наиболее нижестоящего. Нехорошо. Да? В общем, командира кавалергардского полка, генерал-майора Гринвальда, соответственно начальника Дантеса: «Я, соображая вышеписанное, нахожу, что последние сознания поручика барона де Геккерна», — имеется в виду то, что Дантес признался, что он, еще не будучи женат, он Наталье Гончаровой посылал театральные билеты, кое-какие письма, которые Пушкин мог, значит, интерпретировать таким вот образом.

О. Пашина — Нехорошим образом истолковать.

А. Кузнецов — Нехорошим образом. Да, это сам Дантес признался. Значит: «Есть уже причина, побудившая Пушкина иметь к нему подозрение, и, вероятно, обстоятельство сие заставило Пушкина очернить барона де Геккерна в письме к отцу его, нидерландскому посланнику барону де Геккерну, а вместе с тем и насчет сего последнего коснуться к выражению оскорбительных слов. Военный суд, обвиняя подсудимого, поручика барона де Геккерна за дуэль, воспрещенную законами, и в нанесении Пушкину раны, от коей он умер, на основании законов приговорил как его, барона де Геккерна, так и секунданта, бывшего со стороны умершего Пушкина, инженер-подполковника Данзаса, к виселице. Но я, применясь к монаршему государя-императора милосердию, простирающемуся ко всем впадшим в преступление, и принимая во уважение молодые, его поручика барона де Геккерна, лета и то обстоятельство, что он, будучи движим чувствами сына защищать честь оскорбленного отца своего, и чрез то имел несчастье подпасть под строгий и справедливый гнев правосудия. За каковой поступок мнением моим полагаю: лишив его, поручика барона де Геккерна, всех прав российского дворянина разжаловать в рядовые с определением в дальние гарнизоны на службу».

О. Пашина — То есть начались оправдания. То есть вот эта часть общества, которая поддерживала эти интриги с Натальей Николаевной, она решила его поддержать и тут.

А. Кузнецов — Нет.

О. Пашина — Нет?

А. Кузнецов — Вы знаете, я думаю, что это обычная корпоративная, офицерская...

О. Пашина — Вот так.

А. Кузнецов — Я думаю, да. Это вот, кстати говоря, к вопросу... Вы с самого начала совершенно правильно сказали, что мы будем сегодня развенчивать. А вот у нас образовался хорошо нам известный, нами очень ценимый добровольный помощник Виталий Авилов, который прям целый пласт вот таких мифов нам тут, значит, напоминает: «Пушкина можно было спасти, но как оппозиционеру ему не помогли, — значит. — Дантес отделался чрезвычайно подозрительно легко. Жорж, убив Пушкина, сделал подарок Николаю?» — знак вопроса. Значит, ну, во-первых, сразу с помощью. Пушкину помогали, как могли. И личный лейб-медик Арендт был направлен Николаем к Пушкину. Что могли, сделали. Есть множество исследований специальных врачебных по поводу того, насколько рана Пушкина по понятиям медицинским того времени была смертельна. Насколько я понимаю, не будучи медиком, она была смертельна. Так что...

О. Пашина — Оппозиционер, не оппозиционер...

А. Кузнецов — Потом какой Пушкин — начало 37-го года — оппозиционер? Ну, какой он оппозиционер? Человек, который к этому времени уже написавший и бородинскую годовщину. Да? То есть это человек, во взглядах которого политических произошли очень серьезные изменения. И это человек... Ну, мне трудно... Вообще определять, скажем так, политическую позицию поэта — дело очень неблагодарное. Да? Но человек, который к этому времени, ну, более или менее такой...

О. Пашина — Умеренный.

А. Кузнецов — ... умеренный консерватор, я бы сказал, уже или консервативный либерал, если так. Да? Вот что-то в этом роде. Так что никаким оппозиционером он не был. У Николая с ним хорошие отношения. Действительно хорошие. Николай — единственный царь, о котором Пушкин плохо не пишет. Да? Помните?

О. Пашина — Да.

А. Кузнецов: 3
―й хоть и упек меня в камер-пажи, менять его на 4-го не желаю.

О. Пашина — Да.

А. Кузнецов — От добра добра не ищут. Да? Николай Павлович вовсе не был таким пеньком, каким его иногда изображают, хотя в нем определенная пеньковатость, безусловно, присутствовала. Но тем не менее что такое Пушкин, он понимал.

О. Пашина — То есть никаких оснований для политической расправы...

А. Кузнецов — Нет.

О. Пашина — ... не существовало?

А. Кузнецов — Я абсолютно убежден, что это не была политическая расправа. Это... Вот скажем, то, о чем мы сейчас заговорили, вот то, что все командиры будут за снисхождение Дантесу. Это вот такая корпорация. Ну, извините меня, если офицера за дуэль да еще за дуэль, на которую его вызвали, казнить, где же наше представление о чести?

О. Пашина — Вот и то он сам вызвал же, Дантес. Он говорит: «Я вызвал».

А. Кузнецов — Ну, да. Но на самом деле...

О. Пашина — Но учитывая предысторию...

А. Кузнецов — Провокация! Провокация-то была однозначная совершенно.

О. Пашина — Все всё понимают. Да.

А. Кузнецов — Поэтому, конечно, я уверен, что практически все офицерство того времени русское, не русское было против этой казни. Конечно, никакого такого опроса никто не проводил, но вот мнение вот этих людей — это, конечно, не только их мнение, это мнение их полков, дивизий и бригад, которые они представляют. Теперь, значит, что касается легкого наказания, которое они предлагают. И, кстати говоря, большинство предлагает вот примерно такой вариант. Да? Лишить прав российского дворянина, разжаловать в рядовые с определением в дальние гарнизоны на службу. Вариации только лишать дворянства, не лишать дворянства. Соответственно от этого зависит с правом выслуги обратно в офицеры или без права выслуги. Вот вариант, который предлагает командир кавалергардского полка, давайте его себе представим. Вот этого эльзасского полуфранцуза, полунемца разжаловать в рядовые в русской армии образца 37-го года и с определением в дальние гарнизоны на службу.

О. Пашина — Да. Легким такой приговор никак не назовешь.

А. Кузнецов — Никак. Этот вариант в отношении Дантеса, будь он осуществлен...

О. Пашина — Это какой-то полукаторжный практически.

А. Кузнецов — Да не полу.

О. Пашина — А прямо совсем, совсем?

А. Кузнецов — А каторжный вариант. Конечно. Что такое рядовой солдат? Не будем забывать, что такое дальний гарнизон на службу. Это либо на Кавказскую войну, либо это действительно дальние гарнизоны на службу, где все зависит от степени самодурства начальника гарнизона. Да? И как он будет измываться, и это там, значит, все большой вопрос. Ну, и в результате в конечном итоге последнее мнение, последнее слово по закону было за царем.

О. Пашина — Царем. Да.

А. Кузнецов — Военный министр граф Чернышев рапортует в правительствующий сенат: «Генерал-аудиториат по рассмотрении военно-судного дела, произведенного над поручиком Кавалергардского Ее Величества полка бароном Егором Геккерном, нашел его виновным в противозаконном вызове камер-юнкера двора Его Императорского Величества Александра Пушкина на дуэль, и в нанесении ему на оной смертельной раны. К чему было поводом то, что Пушкин, раздраженный поступками Геккерна, клонившимся к нарушению семейственного его спокойствия, и дерзким обращением с женою его, написал к отцу его, Геккерна, министру Нидерландского двора барону Геккерну письмо с оскорбительными для чести их обоих выражениями. — А потому генерал-аудиториат, соображаясь с воинским 139-м артикулом и Свода Законов тома XV-го статьею 352-ю, — вот появляется уже тот самый свод законов новый, — полагал: его, Геккерна, за вызов на дуэль и убийство на оной камер-юнкера Пушкина, лишив чинов и приобретенного им российского дворянского достоинства, написать в рядовые с определением на службу по назначению Инспекторского департамента. С сим заключением поднесен был Государю Императору всеподданейший доклад, на котором в 18-й день сего марта последовала собственноручная Его Величества высочайшая конфирмация: «Быть по сему, но рядового Геккерна как не русского подданного выслать с жандармами за границу, отобрав офицерские патенты». Вот собственно оно и решено. Почему такое решение? Я думаю, что здесь соображения были политики внешней, а не внутренней. Не хотелось, я думаю, отпугивать иностранных офицеров на русских службах. Они понимали, что по закону они могут оказаться в таком положении, но, видимо, не хотелось создавать вот такой, так сказать, наглядный прецедент. Вот. Так что я бы сказал, что никакого, как мне кажется, здесь особенного не было. Вот Рупрехт пишет: «У Куприна описано как 2-х офицеров обязали стреляться на дуэли». Ну, что значит «обязали»? Действительно в конце XIX века, ну, это просто вышедшая, что называется, из-под спуда уже к тому времени еще в начале века сложившаяся практика. Офицер, отказавшийся от дуэли...

О. Пашина — Обесчещен.

А. Кузнецов — ... обесчещен.

О. Пашина — Да.

А. Кузнецов — Он должен покинуть полк. Это уже не вопрос права. Это вопрос чести. И полковое собрание, хотя дуэли и запрещены были в 1-й половине XIX века, но любое проявление малодушия дворянское собрание может... Прошу прощения, офицерское собрание может счесть основанием для того, чтобы распорядиться покинуть полк. Кстати говоря, в дуэли Лермонтова с Мартыновым один из мотивов Мартынова, который очень хотел вернуться на действительную службу, заключался в том, что если б он не вызвал Лермонтова на дуэль...

О. Пашина — Ну, Мартынов... его наказали вообще смешно. Что там? 2 месяца гауптвахты.

А. Кузнецов — Ну, да.

О. Пашина — И свободен.

А. Кузнецов — Вот. Значит, вот не под... А! Подписано. Да. Флора из Санкт-Петербурга.

О. Пашина — Да.

А. Кузнецов — «Учитывался ли тот факт, что противники были неравны? Один профессиональный военный, другой гражданский».

О. Пашина — И следующее сообщение буквально оно просто здесь: «А если у Пушкина было 29 состоявшихся, не состоявшихся дуэлей, учитывалось ли, что он бритер?», — ну, это я так уже от себя добавляю, но тем не менее.

А. Кузнецов — Нет, конечно. Понимаете, дело в том, что... не учитывалось. Но понимаете, в участие Пушкина особенно не вдавались. Он уже погиб к этому времени. Но Пушкин великолепно стрелял. На самом деле кто лучше стрелял... Вот если б они стреляли не друг по другу, а по мишеням, я не уверен, что Дантес перестрелял бы Пушкина. Ну, что уж теперь про это говорить? Значит, что касается... Таня спрашивает, чем интересен этот суд. Ну, во-первых, мне кажется, интересно узнать о том, как 180 лет назад выглядел суд. Да? Он выглядел совсем не так, как сейчас. Во-вторых, конечно, все, что связано с таким человеком как Пушкин, интересно, на мой взгляд. Вот. Ну, чем еще? Не знаю. Чем еще он интересен? Вот. Значит, что касается Натальи Николаевны, это огромный отдельный пласт пушкиниситки, связанный с этим браком вообще...

О. Пашина — И судить ее может только история и, я там не знаю, что. Мораль и нравственность.

А. Кузнецов — Я думаю, что судить ее мог только Александр Сергеевич Пушкин. Да? Взаимоотношения между супругами — дело настолько глубоко личное. В каждой избушке свои игрушки, как говорится. Свои представления о том, что дозволено, что не дозволено. Прекрасно известно, что Александр Сергеевич был человеком не очень строгих правил, скажем так, в отношении супружеской верности. И поэтому тут нам по крайней мере нынешним предлагаю почтительно, что называется, в это дело вообще не вмешиваться. Я не вижу никаких особенных оснований за что-то Гончарову осуждать.

О. Пашина — Про судьбу Данзаса просят рассказать.

А. Кузнецов — Что касается судьбы Данзаса, то, значит, с Данзасом все обошлось. Он просидел некоторое короткое достаточно время под арестом на гауптвахте. Он выйдет в конце концов в генералы при том, что при его, прямо скажем, очень незнатном происхождении, отсутствии каких бы то ни было связей, кроме того не будем забывать, Данзас — один из худших учеников в лицее, он там в самых последних... Он как человек был, видимо, очень хороший. Да? Но говорить о том, что это был блестящий офицер, там светило и так далее...

О. Пашина — Не приходится.

А. Кузнецов — Нет. То, что он вышел в генерал-майоры, видимо, был действительно, ну, такой своеобразный, что называется, венец его карьеры. Вот. Служил он, правда, на периферии все больше. Но на самом деле, ну, я не хочу, чтобы это прозвучало цинично, но если бы он не оказался секундантом на дуэли Пушкина, я думаю, что мы имя Данзаса вообще бы не помнил бы никто, кроме единственно вот настолько дотошно любителей этой темы, кто знает по именам всех учеников вот того блестящего лицейского, значит, выпуска. Вот. Дмитрий спрашивает, кто мне симпатичен в этой ситуации. В ситуации суда или в ситуации дуэли? Если в ситуации суда, ну, что значит «симпатичен»? Вы понимаете, тут, видимо, особенного пространства для маневра ни у кого не было. Значит, у суда его точно не было, потому что статьи, которые я зачитал, петровских уставов, они никакого там не допускают толкования...

О. Пашина — Интриги тоже никакой не было.

А. Кузнецов — ... повесить и все.

О. Пашина — Все обстоятельства и участники были ясны.

А. Кузнецов — Более или менее все было ясно — да, — с обстоятельствами и с участниками. Все смягчающие обстоятельства были приняты во внимание. И то, что Дантес, значит, за отца оскорбленного Пушкиным, хотя и вроде как не без оснований...

О. Пашина — Как нам написали тоже слушатели, потому что он был посол, Геккерн-старший, поэтому он не мог участвовать в этом. Да?

А. Кузнецов — Ну, конечно. Нет, конечно, он не мог участвовать в дуэли — да, — как посол. Вот. И, значит, и обстоятельства Данзаса были очень учтены, прямо скажем. Да? Ну, понимаете, совсем его оправдывать тоже не хотелось власти, но порядок-то нарушен. Ну, что если все теперь будут говорить: «А я вот секундантом стал потому, что это мой товарищ, — да? — Я не мог по-другому». Нет, все-таки немножко наказать как-то надо было. Ну, вот наказали, но так, что называется, не страшно. Вот. Все ли мне понятно, опять же Дмитрий Мезенцев спрашивает, в этом процессе. Вот в самом суде более или менее да. Конечно, о мотивах там можно спорить, но вот сама эта схема этих военных судов — здесь очень короткое время она отработала практически безукоризненно. Конечно, было бы интересно посравнивать, почему эти 6 воинских немножко разные предлагают наказания. Ну, наверное, это лежит в плоскости каких-то их личных взглядов там на дисциплину, на военную службу. Кстати говоря, интересно вот из того, что осталось за строками, как элегантно вывели формального командира гвардейского корпуса, великого князя Михаила Павловича из этого. Вместо него, значит, его заместитель Карл Иванович Бистром, очень добрый человек, вот этим всем занимался. А Михаил Павлович был человек тоже добрый, но когда дело доходило до военных, он становился абсолютно таким вот самодуром, и это вообще на Павловича очень похоже. На Константина очень похоже, на Михаила да и на Николай иногда. Единственный Александр...

О. Пашина — И на всякий случай убрали?

А. Кузнецов — Да. И его вывели за скобочки, тем более что Михаил Павлович вообще был человеком не очень подходящим для решения всего этого дела. Вот. Ну, собственно говоря, мы более или менее закончили. Да?

О. Пашина — Да. И время наше истекло. И в деле в этом нам все более или менее понятно.

А. Кузнецов — И нам остается только объявить результаты вашего голосования по следующей теме. Да? Вот сейчас они у меня... вот они у меня открылись. У нас проголосовало более 350 человек. 64 процента, две трети — за суд над Бейлисом. 16 процентов, одна шестая — за суд над Чарльзом Беккером и 20 процентов, одна пятая — за суд над Роджером Кейсментом.

О. Пашина — Значит так тому и быть. Встретимся в следующее воскресенье.

А. Кузнецов — Получается так. Всего вам доброго!

О. Пашина — До свидания!