Сайт Евгения СычёваEugi Gufo

Сергей Бунтман — Добрый день говорим. Алексей Кузнецов, Сергей Бунтман. Но сегодня у нас даже не смотря на то, что у нас Света Ростовцева есть как и в прошлое воскресенье, но у нас сегодня процесс закрытый, потому что мы его записываем.

Алексей Кузнецов — Добрый вечер!

С. Бунтман — Это закрытый процесс.

А. Кузнецов — Ну, как и было на самом деле.

С. Бунтман — Да, вот...

А. Кузнецов — Яковым Блюмкиным не может быть...

С. Бунтман — Вы выбрали Якова Блюмкина и вот... Ну, что ж теперь? Давайте.

А. Кузнецов — Да, причем я посмотрел — рекорд. С таким перевесом у нас еще ни разу не выигрывал ни один процесс.

С. Бунтман — Он чудовищно... сразу там было 55 процентов.

А. Кузнецов — Ну, в результате 53. Но на 2-м месте вот Нюрнбергский суд над судьями, он в свое время 48 процентов получил.

С. Бунтман — Я напомню, что мы предлагали вам тех или иных реальных людей, ставших прототипами литературных произведений. И сейчас... Ну, мы когда-нибудь, кстати говоря, я думаю, что мы предложим вам некоторые другие любопытные, уж очень здесь соблазнительно было обратиться к Якову Блюмкину, мне кажется...

А. Кузнецов — Да, тем более что...

С. Бунтман — ... Штирлица, но и таинственная фигура. Я помню, сколько о нем говорили не только в связи с его вот подвигами 18-го года. Его. Он вот так вот, кстати говоря, повернул несколько историю...

А. Кузнецов — Ну, насколько человек ее может повернуть, он ее, конечно, повернул.

С. Бунтман — Да, да. Во всяком случае он был тем ключом, который вот открыл какой-то ящик...

А. Кузнецов — Пандоры.

С. Бунтман — ... невероятный ящик. Пандоры. Да. Но еще и таинственные путешествия Блюмкина. Блюмкин и Шамбала. Блюмкин и... Блюмкин и Тибет. Блюмкин и я не знаю, что.

А. Кузнецов — И самое главное, что...

С. Бунтман — И философский камень.

А. Кузнецов — Философский камень. Да, совершенно верно. И самое трудное... Вот иногда бывает трудно найти материал. Его мало. В случае с Блюмкиным, конечно, чудовищно сложная задача — это отделить крупицы правды от безумного количества вымыслов, легенд...

С. Бунтман — Просто переполненный...

А. Кузнецов — Совершенно. Да. То есть о Блюмкине нет ни одной пока достоверной такой вот монографии. Есть несколько книг или больших разделов в книгах. Но там тоже много вот не отсеянного всего, потому что этот человек, он просто как комета на осеннем небосклоне пролетел, оставив за собой колоссальный совершенно хвост, шлейф вот этих всех...

С. Бунтман — Почти тост для Блюмкина, хотя он этого не очень стоит.

А. Кузнецов — Он этого не стоит. Да, и, кстати говоря, сейчас практически никто хороших слов о нем не говорит, потому что, чтобы не делал этот человек, многое по-своему было очень талантливо, но в конечном итоге все оно служило злу. Причем злу даже не только с позиции нашего времени, там будем надеяться все-таки условно гуманистического, но даже оценка его товарищами по революции того, что он делал, как правило, была негативной. Хотя многое было действительно блестяще. Даже год рождения этого человека с точностью, так сказать, не установлен. Да? Сам он указывал октябрь 1900 года. Большинство исследователей склоняются к тому, что он родился на 2 года раньше в 98-м году.

С. Бунтман — Да, вот...

А. Кузнецов — Но Вы знаете, в то время это не такая уж большая редкость. И с товарищем Сталиным, как известно, тоже разброс в год.

С. Бунтман — Ну, год — это не так. Вот тем более здесь...

А. Кузнецов — А здесь два. Да.

С. Бунтман — ... 79-й и 78-й, там все...

А. Кузнецов — Ну, а здесь 98-й или 900-й.

С. Бунтман — Ну, здесь это важно, потому что тогда ему 18 лет в ключевом событии.

А. Кузнецов — Да. И на самом деле этот человек, проживший абсолютно фантастическую жизнь, был расстрелян в 31 год или в 29, что еще меньше. Да? Значит, давайте начнем с того, что вот даже кто-то из наших слушателей достаточно так сердито написал: вот не надо показывать Вам свою неосведомленность. Значит, Блюмкин не прототип Штирлица. А прототип Штирлица Вилли Леман. У Штирлица нет прототипа. Люди постарше помнят историю о том, как переживал Леонид Ильич Брежнев, когда ему, наконец, открыли правду, что не было Штирлица.

С. Бунтман — Не было Штирлица.

А. Кузнецов — Штирлица не было. Действительно Вилли Леман, оперативный псевдоним Брайтенбах, часто называется как один из возможных, так сказать, чья жизненная история подтолкнула Юлиана Семенова, который, скорее всего, ее прочитал в мемуарах Шелленберга, которые он очень активно использовал при написании «17 мгновений весны». Там кое-какие кусочки есть просто практически дословно взятые. Вот Шелленбург историю... Брайтенбах. Ведь она была засекречена в 3-м Рейхе, и даже родным Брайтенбаха после того, как его казнили, сообщили, что он пал смертью храбрых за Фюрера. То есть эта история, она уже сильно после 2-й мировой войны стала приобретать хоть какую-то известность. Но Брайтенбах не очень годится в такие полновесные прототипы, потому что... В чем главное достоинство там Максима Максимовича Исаева? Он наш, советский, ставший штандартенфюрером.

С. Бунтман — Во-первых. Причем он такой, он родной, он из хорошей семьи еще ко всему. У него революционное прошлое. У него есть прошлое. Там «Бриллианты для диктатуры пролетариата» есть у него. Есть у него и Дальний Восток. Это совершенно умопомрачительная... Кстати, было много и хороших фильмов по... 1-й фильм «Пароль не нужен», он чрезвычайно хорош.

А. Кузнецов — Да и по «Бриллиантам для диктатуры пролетариата» я считаю, что оба фильма и 1-я часть сериала «Исаев», и предшествовавший ему фильм одноименный «Бриллианты для диктатуры пролетариата» был очень приличным.

С. Бунтман — Да. Но тут было главное показать вот человека, ну, вряд ли имевшего реального прототипа, но который всю вот советскую историю проходит, вот всю историю разведки.

А. Кузнецов — Да. И явно совершенно действительно собирательный образ...

С. Бунтман — Конечно.

А. Кузнецов — А часть его очень в значительной степени додумана и придумана, и совершенно блестяще компиляторским таким вот умом Юлиана Семенова. Но вот как раз в «Бриллиантах для диктатуры пролетариата», хотя Всеволод Владимирович Владимиров, он же Максим Максимович Исаев, во многом не похож на Блюмкина. Совершенно другая семейная история. Ничего, судя по всему, похожего на его головокружительные приключения к этому времени, потому что, ну, да, к этому времени уже Исаев побывал на Дальнем Востоке в 21-му году. Но он уже побыл... мы знаем, что он работал в пресс-службе Колчаковской армии и так далее. Но у Блюмкина-то за спиной просто на порядок больше всяких приключений и гораздо менее однозначных, потому что если Максим Максимович все-таки всегда служил советской власти, то Блюмкин служил много кому.

С. Бунтман — Давайте сейчас перейдем. Вот уже мы рассказали о всей связи с Максимом Максимовичем Исаевым, он же Штирлиц. А вот теперь собственно к Блюмкину.

А. Кузнецов — А собственно к Блюмкину, значит, он родился в семье опять-таки непонятно, какой степени бедности. Априори любая еврейская семья бедная, ну, вот насколько эта, тут тоже непонятно. Его отец был чиновником все-таки. Это вот не такой голодный портняжка там или что-то. Известно, что Блюмкин ходил в школу, бесплатную школу, очень неплохую, которая содержалась на деньги еврейской общины, где он, видимо, в определенной степени овладел и ивритом, потому что говорили на идише, разумеется. Да?

С. Бунтман — Ну, да.

А. Кузнецов — Ивритом и русским, который явно не был языком общения в этой семье. Значит, и дети, как это в то время в еврейских семьях на юге, особенно в городских семьях, было очень принято, дети были политизированы. Собственно сестра Блюмкина Роза еще до революции стала социал-демократкой. Один из его братьев, Лев, придет к анархистам. Сам Яков запишется к эсерам. То есть вот практически все основные направления социалистического движения вот представители этой семьи для себя выбрали. А дальше он вот в этой совершенной каше, которая творится на юге в 17-18-м году. Он сражается в железном отряде матроса Железняка, причем занимает там какую-то 3-ю, 4-ю командную должность. Он организует соответственно отряд вместе с легендарным Мишкой Япончиком. Вообще как революционеры и бандиты там на юге переплетались в это время, это отдельная совершенно такая большая тема. Значит, затем он с Котовским, так сказать, как-то пересекается. Затем он попадает уже собственно в Москву. И вот здесь... Ну, сейчас люди старшего поколения, конечно, это хорошо помнят, ведь 1-е советское правительство было коалиционным: большевики и левые эсеры. И не смотря на то, что после Брестского мира, в общем, практически эти две партии расходятся. Эсеры же голосовали против Брестского мира на съезде советов и так далее. Но, тем не менее, в советском аппарате остается довольно много левых эсеров вплоть до 6 июля 18-го года, вот до этого знаменитого мятежа. И собственно Блюмкина берут на работу в ЧК в центральный аппарат и поручают ему отдел, который занимается германским контршпионажем. Блюмкин по некоторым данным, тоже это не до конца ясно, известно, но Блюмкин, видимо, очень прилично владел немецким языком, потому что опять-таки по неподтвержденным данным в начале 1-й мировой войны некоторое время, около года семья жила в Лемберге, будущем Львове. И там, поскольку это еще была Австро-венгерская империя Яков. Если он ходил в школу, то он должен был там учиться на немецком языке. Ну, человеку, для которого родным является идиш, немецкий — не самый сложный вариант, но, тем не менее, все-таки выучить литературный и грамотный немецкий требовало больших способностей. И они, видимо, у Блюмкина были абсолютно уникальными — лингвистические его способности. И вот он подбирает людей в этот отдел. Собственно он же берет на работу Николая Андреева, который станет его соучастником и соисполнителем этого теракта в отношении германского посла. И затем... Вот тут один из самых темных моментов в ранней советской истории, потому что в поздней советской истории, так сказать, краткого курса всегда говорилось о том, что решение убить германского посла Мирбаха принималось центральным комитетом партии левых эсеров...

С. Бунтман — Левых эсеров.

А. Кузнецов — ... что они его по сути приговорили, что это было сознательное действие, направленное на то, чтобы таким образом сорвать Брестский...

С. Бунтман — Да, логика есть. Разорвать Брестский мир пахабный и так далее.

А. Кузнецов — Разорвать Брестский мир пахабный и так далее. Совершенно верно. Вызвать тем самым новое наступление германский войск, и много раз уже к тому времени ожидаемое восстание германского пролетариата и германского крестьянства в тылу, и соответственно ту самую мировую революцию. И вот это темный момент. Непонятно, были ли такие полномочия. По крайней мере, во-первых, вот что заставляет сомневаться в том, что это была именно такого рода... Что это была провокация — это несомненно. А вот какого рода? Значит, во-первых, Блюмкин сам рассказывал жене Анатолия Васильевича Луначарского и ее сестре о том, что и Ленин, и Дзержинский были в курсе планов покушения. Правда, других доказательств никаких нет. Что Блюмкин мог соврать, даже не обсуждается. Но вот что интересно. После покушения в 19-м году эсеры устроили на Блюмкина самую настоящую охоту. Если он выполнял решение ЦК и выполнил его, убил Мирбаха, то за что охотиться-то? Но три покушения на Блюмкина, во время одного он был довольно серьезно ранен. И он для того, чтобы это дело все прекратить, обращается к ЦК партии с таким типично совершенно эсеровским предложением. Он требует партийного суда. Это будет 3-й суд в короткой, к тому времени совсем уже короткой биографии Якова Григорьевича Блюмкина. Потому, что в 1-й раз... Все-таки у нас процессы. Да? 1-й раз он попал под суд в 1915 году.

С. Бунтман — Ну, ему по официальной версии 15 лет.

А. Кузнецов — По официальной 15, по, так сказать, другой — 17. В любом случае это подросток, даже не совсем еще юноша. Абсолютно дело банальное, типично одесское. Он со своим товарищем, кстати говоря, одним из будущих строителей ГУЛАГов Френкелем, они заделали самое обычное такое вот мошенничество с подлогом. Они изготавливают документы, которые дают основание для отсрочки. 15-й год. Так сказать, много желающих не идти служить в армию. Это дело все вскрывает полиция. И когда их берут за шкирку, то Блюмкин на голубом глазу заявляет, что он вообще здесь простой исполнитель, а организатором всего этого являлся хозяин вот той конторы, в которой они работают. Хозяин, который ни сном, ни духом никакого отношения к этому не имел, подал в суд как приличный человек на клевету. И суд неожиданно для всех, кто ожидал, что Блюмкина накажут, суд его оправдал. Каким образом потом выяснилось. Блюмкин разузнал о судье, он собирался дать судье взятку, разузнал и выяснил, что судья — редкий случай — абсолютно неподкупен. Это его не остановило. Тогда он дал таки судье взятку. Он ее послал в конверте, какое-то подношение, вложив туда визитную карточку своего хозяина, вот того самого. Судья возмутился, будучи честным человеком, и решил дело в его пользу. Говорят, что после этого хозяин произнес фразу «Подлец, но талантливый». Если это так, то это действительно абсолютно правильно выражает сущность этого человека. Затем после покушения на Мирбаха будет 1-й суд. Значит, его судили, ну, насколько это возможно тогда с соблюдением процедуры. Революционный трибунал в открытом заседании рассматривал дело Блюмкина и Андреева. Обоих, правда, не было. Их заочно судили. Блюмкин отлеживался в госпитале, скрывался. Андреев к этому времени бежал, на Украину ушел. Видели его у Махно. Он недолго проживет после этого. Умрет от цепного тифа в 19-м году. Их приговорили, очень мера кажется абсолютно неадекватной, к 3-м годам тюрьмы с исправительными работами. Но дело в том, что, во-первых, пролетарское происхождение имело в тот момент колоссальное определяющее значение, а, во-вторых, судя по всему, имело место заступничества неких достаточно высокопоставленных людей, в том числе называют Дзержинского. Называют Луначарского. Вроде бы они заступились. Вот нужный революции человек, поэтому не надо его серьезно наказывать. Но Блюмкин по этому приговору не видел ни дня. Он отправляется на Украину. Он принимает участие в подготовке покушения на Скоропадского. В 19-м году он является обратно и получает амнистию. Президиум ЦК его освобождает от любой ответственности. Вот это было 2-е дело.
3-й суд — это вот этот партийный суд, которого он потребовал. Дело в том, что сама вообще история партийного суда, она, насколько я могу судить, рождается в среде народнической. Поскольку народническая среда была заражена, мы не раз про это говорили в свое время, различного рода провокаторами, то там вырабатывается вот такая вот процедура, когда перед товарищами, перед с безукоризненной репутацией судьей... Но достаточно вспомнить, что в таких партийных судах там Герман Лопатин, например, в качестве судьи в свое время выступал.

С. Бунтман — Переводчик «Капитала».

А. Кузнецов — Переводчик «Капитала».

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — Политкаторжанин, так сказать, отсидевший по тюрьмам там. Человек безупречный и по революционным представлениям честности, нравственности и всего прочего. И вот соответственно, значит, из народнической среды эта традиция перекочевывает к эсерам, к их идейным приемникам. Хорошо описан партийный суд над Азефом. Кстати говоря, может быть, мы когда-нибудь предложим партийный суд...

С. Бунтман — Да, да. Предложим партийный суд обязательно.

А. Кузнецов — Потому, что другого суда, к сожалению, не состоялось.

С. Бунтман — Да, именно, к сожалению, к величайшему.

А. Кузнецов — Вот. А вот этот суд, созыва которого Блюмкин потребовал, возглавлял такой очень известный, очень авторитетный человек. Суд был межпартийный. В состав входили не только эсеры обеих основных фракций, но там и анархо-синдикалисты, и анархо-коммунисты. Вот представитель анархо-коммунистов, такой Карелин, бывший член ВЦИКа, очень известный в революционной среде мистик. Это довольно распространенная в то время фигура. Значит, две недели заседал суд, решая вопрос, был ли товарищ Блюмкин предателем или нет. И ничего не решил. Совершенно замечательная была формулировка, что-то вроде того, что суд не нашел доказательств того, что Блюмкин не предатель. Вот как-то так.

С. Бунтман — Это поразительно, тем более что партийный суд... Были ведь такие подобные суды и у большевиков, особенно в эмиграции, когда проблема провокаторов та же самая стояла. Это поразительно. Что произошло? Мы знаем, что произошло 6 июля 18-го года. Мы знаем. Рядом с нами в Денежном переулке.

А. Кузнецов — В Денежном переулке. Да, да.

С. Бунтман — ... будет минут 7 примерно. Убили в этом особняке, где сейчас итальянское посольство, убили Мирбаха.

А. Кузнецов — Сейчас это все хорошо известно. Даже имеется в интернете фотография вот этого поддельного как бы документа, мандата, с которым...

С. Бунтман — Да, с которым...

А. Кузнецов — ... Блюмкин и Андреев... где были поддельные подписи Дзержинского и Ксенофонтова, но, правда, настоящая печать, которую приложил Александров, товарищ председателя ВЧК. Вот. Известно, что стреляли, что бросали бомбу. Бомбу пришлось бросать два раза. Единственное по поводу чего расходятся историки, кто все-таки нанес смертельное ранение Мирбаху: Блюмкин или Андреев? Ну, тут как бы уже, наверное, не разберешь. Да это не так и важно. Но, тем не менее, вот это был 3-й суд. А дальше служба у Троцкого личным секретарем. А дальше дружба, по-моему, с половиной знаменитых литераторов того времени. Да? Известно, что Блюмкин с Есениным общался. Известно, что... и описано много раз, как Есенин в присутствии Блюмкина какую-то понравившуюся ему девицу пытался соблазнить тем, что вот «А хотите посмотреть, как расстреливают в ЧК? Вот сейчас через Блюмкина я Вам это все организую». И так далее. Известно, что он общался с Мариенгофом. И вообще, так сказать, к литераторам его тоже тянуло. И он себя пробовал на литературном попроще. Он в начале 20-х годов напишет книгу о Дзержинском, такая попытка историко-революционного такого вот портрета. Вот выходила серия — что-то вроде предтече серии «Пламенный революционер», которая нам хорошо известна. А были какие-то тоже революционеры. Я не помню, другой какой-то был эпитет. Ну, вот что-то в этом роде, там верные или какие-то еще. Вот соответственно он напишет книгу. Он работал в секретариате Троцкого. Он учился в академии РКК, будущей академии Фрунзе на восточном факультете, где овладел за короткое время вполне прилично арабским, турецким и, возможно, еще фарси.

С. Бунтман — Вот здесь мы прервемся, чтобы переварить хотя бы эту бурную биографию, которая не умещается в его малые годы. Мы сделаем небольшой перерыв и с вами встретимся через 5 минут.

*********

С. Бунтман — И мы продолжаем историю Якова Блюмкина.

А. Кузнецов — Вот, кстати, Вы сказали перед перерывом, что «переварить его биографию». Наверное, все помнят формат Большой советской энциклопедии. Да?

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — Так сказать, мягко говоря, сжатое издание.

С. Бунтман — Ну, да, где сокращался после 1-го употребления вот там...

А. Кузнецов — Все сокращалось.

С. Бунтман — Да, Б., далее Б, точка.

А. Кузнецов — 30 строчек биография Якова Блюмкина. Не все видные деятели международного коммунистического и рабочего движения, вообще, так сказать, заслужили такой...

С. Бунтман — Если учесть, что Троцкого там вообще нет.

А. Кузнецов — Нет Троцкого. Да.

С. Бунтман — Троцкизм есть...

А. Кузнецов — Троцкизм есть, да.

С. Бунтман — Троцкизм есть, а Троцкого нет.

А. Кузнецов — Да. Вот. Он мелькает везде практически. Он работает в закавказской ЧК. Он, значит, вместе с Федором Раскольниковым... Еще один замечательный авантюрист — замечательный в кавычках, конечно, — революционного времени. Пытаются поднять революцию в северных районах Ирана. Знаменитая афера с Гелианской республикой. Он... Вот 21-й год, собственно мы немножко ушли в сторону. Я сказал, что биография Максима Максимовича Исаева и биография Якова Блюмкина не совпадают. Но вот сама история с Гохрановскими бриллиантами и с поездкой в Ревель, вот эта история действительно взята из абсолютно реальной биографии Блюмкина, который отправился, когда возникло подозрение, что через Ревель уходят Гохрановские бриллианты, что кто-то из сотрудников работает. Была назначена комиссия во главе с Львом Караханом, который это пытался расследовать здесь, а в Ревель поехал Блюмкин в качестве такого, ну, агента-провокатора. И именно там через тот собственно кончик стало более-менее понятно, кто именно из гохрановцев занимается переправкой бриллиантов за кордон. И уже соответственно здесь были приняты меры. Так что тут, в общем, Блюмкин, безусловно, прототип Исаева в одном из эпизодов его книжной биографии. Значит, в 26-м году он создает государственные структуры молодой Монгольской республики. Вообще я вот шел на передачу и думал: «Бедная Монголия! Кто ей только не занимался! Немец Унгер. Да? Поляк Рокоссовский. Еврей Блюмкин. Ни одного монгола». Да? Так сказать, кого там только нет.

С. Бунтман — Ну, почему? А маршал Чойбалсан?

А. Кузнецов — Ну, это да, товарищ Чойбалсан.

С. Бунтман — Да. И Сухэ-Батор.

А. Кузнецов — Там он поскандалил с местными товарищами, причем не столько с монгольскими, сколько с другими нашими товарищами, которые вот занимались, так сказать, созданием социалистической Монголии, которая, как мы все помним, прыгнула в социализм непосредственно из феодализма.
Он работает по линии Наркомторга. Он под видом азербайджанского с этнической точки зрения купца на Ближнем Востоке торгует древними еврейскими манускриптами. Вот это не легенда. Действительно известно, что было решение Луначарского о продаже вот книг, представлявших большую ценность для иудеев за валюту. Это вот то время, когда ищут, что бы еще продать, потому что нужна валюта и на мировую революцию, и на внутренние проблемы, и так далее.
Дальше вот история очень много, практически в каждой 2-й какой-то информации о Блюмкине говорится о тибетской экспедиции Николая Рериха.

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — И якобы он в ней принимал участие. И вот даже есть такое полуисторическое, полухудожественное описание, когда Блюмкин и Рерих стоят при входе в Шамбалу и, так сказать...

С. Бунтман — Вот я об этом и говорю. Но это было в наших передачах. Мы об этом говорили.

А. Кузнецов — Что Блюмкин пытается удержать, а Рерих мрачно, сурово говорит: «Нет, мы пойдем. Это наш долг». И так далее. Вроде бы даже на одной из фотографий, значит, сделанной в этой экспедиции, вот один из людей напоминает Блюмкина. Нет, Блюмкин в этой экспедиции не участвовал. То есть он был поблизости. Он в этом... Он интересуется Тибетом, в частности... И это ж тоже, сейчас же мало, кто про это помнит. Был же знаменитый проект Троцкого поднять революцию в северный районах Индии. Да? Поднять в Белуджистане местных, так сказать, коммунистов. Дальше мы двигаем туда вспомогательные всякие части. Дальше англичане завязнут в подавлении всего этого. А в это время, воспользовавшись тем, что основные силы самой сильной капиталистической европейской страны оттянуты на жемчужину своей короны, армия Тухачевского движется через Польшу на Германию. Это ж тоже все было. Да? И Блюмкин во всем этом тоже принимал участие.
Ну, а дальше он... Да, из Монголии ему пришлось уносить ноги не только потому, что с местными товарищами там не нашел общего языка, но и потому, что один из беглецов, так сказать, один из чекистов, который убегает в это время на Запад, он раскрывает его, значит, инкогнито. И Блюмкин перебирается на территорию Турции. И в Стамбуле он встречается, по его потом словам, совершенно случайно напэре, вот буквально столкнулись лицом к лицу. Но по другим, так сказать, соображениям это была не случайная встреча. Он встречается с Львом Седовым.

С. Бунтман — Сыном...

А. Кузнецов — Сыном Троцкого и одним из самых активных его эмиссаров, который налаживает вот какие-то... какие возможно связи. Это начало 29-го года. То есть Лев Давыдович еще пока в среднеазиатской ссылке находится.

С. Бунтман — Но скоро появится там.

А. Кузнецов — Но скоро появится...

С. Бунтман — ... островах.

А. Кузнецов — Но скоро появится там. Но вот чего, чего? Не пересекутся вроде лично Троцкий и лично Блюмкин в этот момент. А дальше собственно Блюмкина и обвинят в конечном в значительной степени в том, что он был верным и активным агентом Троцкого. Вот когда до Блюмкина доберутся, это очень 29-го года, ему вменят в вину... вменят, извините, в вину такие вещи: недопустимый визит к Троцкому, который уже был объявлен контрреволюционером, доставка в СССР подстрекательских писем, попытка восстановить нелегальную организацию троцкистов, вербовку Елизаветы Горской, о которой сейчас будет речь в организацию троцкистов на роль связной, нелегальный провоз оружия. Вот соответственно три пункта.
Значит, Блюмкина арестуют в Москве. Не очень понятную роль в этом во всем сыграла вот эта самая Елизавета Горская — это кадровый сотрудник ОГПУ, это разведчица. Буквально там в те же дни, когда Блюмкина судят, Горская со своим новым мужем — на тот момент это был брак, видимо, для прикрытия, для легенды, что называется — отправляются под видом чешских негоциантов, отправляются в Европу дальше, а потом в Америку. Ей предстоит вместе с ее мужем Василием Михайловичем Зарубиным, одной из легенд советской разведки 30-40-х годов, ей предстоит большая нелегальная работа в европейских странах и в Соединенных Штатах. По крайней мере, я был знаком с дочерью Василия Михайловича Зарубина Зоей Васильевной. Это его дочь от 1-го брака. Она всегда говорила с некоторой такой гордостью профессиональной, она тоже известный разведчик была. Она говорила: «Мой отец украл бомбу». И добавляла: «А мой отчим убил Троцкого». Потому, что вторым браком ее мама вышла замуж на Наума Эйтингона, который был одним из главных организаторов вот этого покушения на Троцкого в Мексике в 40-м году. Вот. И, видимо, перед тем, как уехать с Зарубиным в эту длительную, очень длительную в конечном итоге загранкомандировку Елизавета Горская состояла в связи... Обычно ее называют любовницей Блюмкина. Похоже, что она выполняла приказ. Похоже, что она была подведена к нему как агент, который должен получить некую информацию. Она эту информацию, видимо, получила. На этом ее задание было выполнено. Она эту информацию предоставила товарищам. Эта информация в значительной степени легла в основу дела против Блюмкина. А дальше собирается коллегия ОГПУ. Это такой абсолютно внесудебный орган расправы. Если вы откроете «Википедию», то там вы узнаете, что вот эти самые особые совещания, то из чего потом родится вот эта аббревиатура ОСО, мы все помним Солженицына...

С. Бунтман — Да, да.

А. Кузнецов — Тачка — да? — машина ОСО, две палки и одно колесо. На эти особые совещания, которые могли приговаривать по делам о государственных преступлениях сначала не более чем к 3-м годам лагерей. Потом там повысили несколько. Но они формально к смертной казни могли приговаривать только во время Великой Отечественной войны. Но вот здесь, видимо, для этого совершенно исключительного дела соответственно исключительная процедура собирается коллегия ОГПУ, в общей сложности около 10 человек. И заочно рассматривают это дело, потому что ОСО вообще дела рассматривало без участия сторон, без участия собственно подсудимого...

С. Бунтман — Обвиняемого.

А. Кузнецов — ... просто по документам. В данном случае те люди, которые судили Блюмкина, в большинстве своем хорошо его знали. Им не нужен он был вот прямо здесь. Да? Как он умеет, так сказать, врать и представлять все в выгодном ему свете, они хорошо знали. Они, судя по всему... Вот у меня сложилось такое впечатление, никаких протоколов естественно нет этого заседания. И большинство людей, которые в этом заседании участвовали, через несколько лет плохо закончили свою жизнь. Собственно все без исключения. Просто кто-то раньше, кто-то позже. Только, по-моему, Менжинский умер своей смертью. Все остальные закончили в расстрельном подвале.

С. Бунтман — Да и то, товарищи, мы знаем, кто отравил Менжинского.

А. Кузнецов — Ну, да.

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — Ну, у Менжинского там была такая история болезни, там, так сказать, одних сердечных было, по-моему, все, что в науке известно. Вот. И они решают его судьбу из соображений целесообразности. Вот такое у меня сложилось впечатление по небольшим, так сказать, всяким кусочкам информации, что все решается очень цинично. Да, мы прекрасно понимаем, что Блюмкин подлец законченный, но очень талантливый, вот он еще может быть полезен. И тогда мы его посадим в тюрьму, а там посмотрим. Или он уже полезен быть не может...

С. Бунтман — Отработан. Или отработан.

А. Кузнецов — Или он отработанный материал и, так сказать...

С. Бунтман — Но ведь с Блюмкиным всегда так решали.

А. Кузнецов — Правильно. А он сам, кстати, исключительно к людям относился точно таким же образом.

С. Бунтман — И с самого начала с ним так решал... Дзержинский с ним так решал. Менжинский с ним так решал.

А. Кузнецов — Да.

С. Бунтман — Все, вот все.

А. Кузнецов — Да, да.

С. Бунтман — Все вот это было. Он нужен. Подлец, но он нужен.

А. Кузнецов — Он подлец, но нужен. А тут вот почему-то решили, что подлец уже перестал быть нужным.

С. Бунтман — Ну, отработал подлец.

А. Кузнецов — Отработал подлец.

С. Бунтман — И не было... Вообще-то было не столько его главных защитников. Да и своим главным опекунам он надоел.

А. Кузнецов — Он надоел, но вот интересно, значит, кто поименно высказался за какое-то там...

С. Бунтман — Да, интересно.

А. Кузнецов — За...

С. Бунтман — Кстати говоря, да, да, ведь известны имена должны быть.

А. Кузнецов — Все до одного. Да собственно нет неизвестных имен. Но вот интересно, что с одной стороны это все-таки разведчики, а с другой стороны это администраторы. Вот смотрите, кто за то, чтобы Блюмкину жизнь сохранить и пока его посадить в тюрьму — Меер Трилиссер.

С. Бунтман — Так.

А. Кузнецов — Один из создателей разведки. Ян Берзин — не нуждается в рекомендациях, один из создателей разведки. И Артур Артузов. Вот эти три профи...

С. Бунтман — ... автор всех знаменитых...

А. Кузнецов — Операция «Трест»...

С. Бунтман — ... фиктивных обществ...

А. Кузнецов — ... «Синдиката-2», все вот этих самых... Но Берзин — просто создатель советской военной разведки... Это безусловно люди, которые... Они все из политических. Никто из них до революции ни в каких карательных органах естественно не работал. Но это люди явно талантливые, которые вот нашли себя вот в этой деятельности. Кто за расстрел? Ягода, Агранов, Паукин и Молчанов.

С. Бунтман — Ну, да, мы все знаем, это люди, в общем-то, способные...

А. Кузнецов — Это палачи.

С. Бунтман — ... к следующему поколению. Это палачи.

А. Кузнецов — Это палачи.

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — Это палачи.

С. Бунтман — Это палачи.

А. Кузнецов — И мудрый Менжинский как обычно уже, в это время он уже действительно тяжело болен, хотя он проживет еще 5 лет, Менжинский воздерживается, хотя он главный. Но дело в том, что, понимаете, по каким-то причинам ему, видимо, не хотелось солидаризоваться с Ягодой и его компанией, а если бы его голос, 4-й голос формального председателя ОГПУ и 4-5, то тут вполне возможно, что, так сказать, ситуация заходила бы в тупик. Ну, а дальше это решение утверждает ЦК. Видимо, достаточно формально утверждает. Вряд ли там они всерьез с этим делом разбирались. И 3 ноября 29-го года Блюмкин был расстрелян. Даже с расстрелом его рождаются легенды. Кто-то говорит, что кто-то рассказывал, так сказать, вот один из конвойных солдат, что в последнюю минуту Блюмкин запел «Интернационал» — «Вставай проклятьем заклейменных...» А кто-то говорит, что он воскликнул: «Да здравствует товарищ Троцкий!» А кто-то говорит, что узнав о приговоре в тюрьме, Блюмкина больше всего интересовало, напечатают ли о приговоре в «Правде». Легенды его продолжают сопровождать и после смерти. И, кстати говоря, убийство Есенина. Довольно большой блок версий заключается в том, что убит Есенин был не в номере «Англетера», а убит он был неподалеку на ГПУшной квартире.

С. Бунтман — И принесен туда...

А. Кузнецов — И чуть ли не Блюмкиным лично, или, по крайней мере, он участвовал.

С. Бунтман — Нет, ну, Блюмкин все, виноват. И выживший Блюмкин убил Кеннеди. Ну, в общем-то, все... Хотя по возрасту мог бы, кстати говоря.

А. Кузнецов — Вполне мог бы. Он был бы еще в 63-м году...

С. Бунтман — Да. Вполне.

А. Кузнецов — Он был вполне не старым человеком.

С. Бунтман — Да. Крепки старик. Так что мог совершить...

А. Кузнецов — Тем более что он всегда внимательно, видимо, относился к своим физическим кондициям. В этом смысле...

С. Бунтман — Какой-то вот удивительный... Вот эта фигура абсолютно такая булгаковская.

А. Кузнецов — Абсолютно.

С. Бунтман — Мерцающая. Не даром, кстати говоря, и убийство Скоропадского, здесь покушение на Скоропадского, которое замышлялось и Блюмкиным, вот эта мерцающая такая, то исчезающая, то появляющаяся, кривляющаяся фигура. Какое впечатление эти люди производили на литераторов, на Мандельштама! Вот эти пьяные приговоры! Вот это какое-то марево...

А. Кузнецов — Кокаин вот этот вот. Да.

С. Бунтман — Морок. Вот это все... Почему с имажинистами так дружили тогда.

А. Кузнецов — Да, и говорят, что Блюмкин чуть ли не подписывал там один из манифестов имажинистов. Да? Он явно... его влекло к этим людям.

С. Бунтман — И вот это их влекло туда. Вот вы к этой бездне, к этому...

А. Кузнецов — И ни одного же Блюмкина. А как Агранова будет потом влечь тоже вот в эти, так сказать...

С. Бунтман — Да. Вот эти абсолютно... Вот эти бесовские исчезновения, вот эти какие-то с коровьими... Ну, все вот так вот. Какая-то свита действительно дьявольская и без всякого еще и позитива. Ну, вот такой Яков Блюмкин.

А. Кузнецов — Карнавальная какая-то фигура.

С. Бунтман — Да, такого вот...

А. Кузнецов — Карнавального беса.

С. Бунтман — Тяжелого вот такого... тяжелого карнавала такого, что даже как на Гаити зомби со всеми...

А. Кузнецов — Да, да. Вудуистское что-то.

С. Бунтман — Вудуистское что-то такое здесь есть. Вот, друзья, что мы хотели вам предложить сегодня. А дальше у нас будет вот что: мы подбираем наши хвосты небольшие в виде 47 ронинов...

А. Кузнецов — Ну, то есть тех процессов, которые 2-е место в свое время занимали в голосовании.

С. Бунтман — И это еще процесс Аль Капоне. Все-таки давайте разберемся, за что его посадили. Это замечательно. В 31-м году. Салемские ведьмы тоже заслушивают нашего внимания, а то совсем они загрустят и скиснут у нас. но мы прибавляем еще два процесса — суд над Ганди. Вот суд над Ганди, 22-й год. Дадим, кстати, кусочек Ганди вам послушать. Махатмы Ганди. И суд над супругами Чаушеску. Недавно слушал по французскому радио передачу со свидетелями, там с журналистами, которые это знают, — французские журналисты, которые в Бухаресте в 89-м году, — что это было нечто, я вам скажу. При всей любви моей к Николаю Чаушеску и к жене его Елене вот это было нечто.

А. Кузнецов — Один из самых, наверное, коротких судов в истории. Около 2-х часов всего-навсего шел процесс, который определил судьбу человека, который десятилетиями безраздельно господствовал в немаленькой, в общем-то, стране.

С. Бунтман — Да. И там такое вот... И это произошло. И все это какая-то вспышка. И от этого веет и французской революцией, но и тем же самым маревом и мороком. Со всем...

А. Кузнецов — Да, это такой страшный карнавал.

С. Бунтман — Со всем тем, что способствовало этому и сопутствовало теме, как с цифрами жертв Тимишоары и так далее. Слушай, мы уже такой сделали сейчас большой пиар Николаю Чаушеску. Но выбирать вам. А мы с вами прощаемся. Всего доброго!

А. Кузнецов — Всего хорошего!

С. Бунтман — По воскресеньям наши суды в программе «Не так». Алексей Кузнецов, Сергей Бунтман.