Сайт Евгения СычёваEugi Gufo

Сергей Бунтман — Добрый день! В прямом эфире мы все. Здесь Алексей Кузнецов, Сергей Бунтман.

Алексей Кузнецов — Добрый день!

С. Бунтман — Наташа Кузьмина. Добрый день! Пугать не будем. Сегодня день рождения Наполеона Бонапарта.

А. Кузнецов — Ну, вчера.

С. Бунтман — Как? 15-е.

А. Кузнецов — А сегодня 16-е.

С. Бунтман — Сегодня 16-е. Значит, вчера. Я уже это называется...

А. Кузнецов — ... 2-е сутки пьем здоровья...

С. Бунтман — Сир, 2-е сутки пьем Ваше здоровье. Сир. Да, 15-е число. Да, конечно, на следующий день. Сегодня мы поговорим... и еще у нас все-таки 14-й год. У нас и дата вполне на 5-ку заканчивается.

А. Кузнецов — Да, 245 лет.

С. Бунтман — 245 лет, но еще и 200 лет в это время такому странному периоду, когда Париж пал, Наполеон отрекся, и он получил себе во владение остров, но не тот, который он отмечал еще в юности. Святая Елена — маленький остров.

А. Кузнецов — Если верить...

С. Бунтман — Мне так хочется верить.

А. Кузнецов — Ну, да.

С. Бунтман — Это так здорово, это такие все-таки... Скобки такие, вот стяжки замечательные...

А. Кузнецов — Честно говоря, ведь Алданов не оставил ссылки, вот где он это все...

С. Бунтман — Это здорово.

А. Кузнецов — Нет, это замечательно. Вот эта запись в школьной тетрадке...

С. Бунтман — Было, не было, могло быть.

А. Кузнецов — Да, могло быть. Да. Лейбельман говорил, могло быть, конечно.

С. Бунтман — Ну, вот это остров Эльба. Это, конечно, шикарная ссылка. И, в общем-то, в Эльбе свелась империя, получилось так.

А. Кузнецов — Да, потому, что согласно договору в Фонтенбло, тому самому договору, где представители союзных держав с одной стороны и, так сказать, Наполеон с другой стороны договариваясь о его новом режиме, за ним сохраняется титул императора. Он, конечно, не называется император Эльбы. Вот то, как мы назвали сегодняшнюю передачу в этом ирония. И мы постоянно будем говорить о несовпадении этих 2-х масштабов: этого острова и этого человека. Но за ним сохраняется титул императора, титул императрицы сохраняется за Жозефиной и титул императрицы сохраняется за Марией-Луизой. То есть все вот они, так сказать, по-прежнему. И остров Эльба становится его владением. То есть он суверен острова Эльба. Ну, конечно, суверенитет его, мягко говоря, ограничен. Там английская эскадра все время крутится вокруг острова. Она не сработает, когда надо будет...

С. Бунтман — Я только хотел сказать.

А. Кузнецов — Да, да.

С. Бунтман — Так небрежно крутились.

А. Кузнецов — Вы знаете, они, видимо... он, видимо, сумел усыпить их бдительность. Вот тем, о чем я буду сегодня рассказывать, своей совершенно бешеной, энергичной хозяйственной деятельностью он, видимо, у них создал иллюзию. И вот это один из вопросов, он действительно так увлекся в 1-е там недели своего пребывания на Эльбе всеми этими хозяйственными делами, или в голове его с самого начала зрел вот этот план.

С. Бунтман — Я думаю, что это... а это параллельно могло быть совершенно.

А. Кузнецов — Вполне. Да, ну...

С. Бунтман — Вот человек, который... вот у него есть хозяйство, им надо заниматься. А другое дело у человека есть тактика, есть стратегия.

А. Кузнецов — Но надо сказать, что он, конечно, прибыл на Эльбу еще в состоянии очень тяжелого кризиса. Этот кризис начинается, видимо, с того момента, когда вот эта знаменитая описанная сцена, когда Наполеон начала апреля 14-го года, Париж уже взят, но Наполеон еще не потерял надежду. Он собирается идти на Париж. Вот он ползает в своей кабинете, как он всегда планировал операции, по огромной расстеленной карте со знаменитыми своими цветными своими булавками, которые он втыкает в эту карту, планируя переходы. Входят маршалы. И вот когда он говорит, что мы идем на Париж, а Ней говорит, что армия не пойдет. «А армия не слушается меня, армия слушается своих генералов», — вот этот знаменитый ответ Нея. Когда хором Ней и Удино на его вопрос, что вы хотите, говорят, отречения. Вот с этого момента он впадает, конечно, в глубочайший...

С. Бунтман — Смотри самое начало... потрясающее начало фильма «Ватерлоо».

А. Кузнецов — «Ватерлоо», конечно.

С. Бунтман — Когда открываются двери и вот этот стук сапогов, шаги. И когда Ней как раз, Мишель ней как раз с ним...

А. Кузнецов — Причем человек безупречной преданности.

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — Это тот самый Ней, который был вот этим абсолютно обреченным арьергардом Великой армии, выходил из России. Да? Вот эта знаменитая история, когда его в Польше уже... Все, арьергард вышел, и в Польше он ввалился в какую-то придорожную корчму, где, так сказать, пропивали последнее оставшиеся в живых офицеры, они решили, что какой-то разбойник, схватились за сабли, а он сказал: «Господа, вы не узнаете меня. Я арьергард Великой армии. Я Мишель Ней».

С. Бунтман — Мишель Ней. Вообще мы говорили в 12-м году, что это совершенно особое искусство командовать арьергардом. И не всякому его... И вот эти безумные командиры арьергардов, что Ней у Наполеона...

А. Кузнецов — Что Багратион...

С. Бунтман — Что Багратион в русской армии.

А. Кузнецов — И Милорадович.

С. Бунтман — Да, да.

А. Кузнецов — Конечно. Это действительно абсолютно отдельное искусство. Причем интересно, что очень часто за людьми, которые этим искусством владели в высочайшей степени, закрепляется такая слава небольших стратегов, мягко говоря. Багратион мучился от того, что у него была такая репутация. Я не знаю, мучился ли Ней, но, по крайней мере, Наполеон будет о Нее говорить: да, вот он замечательный человек, но вот, к сожалению, небольших воинских способностей, скажем он об одном из лучших своих маршалов. Вот. И когда вот эти люди говорят, что нет, а потом еще выяснится, что Мармон изменил. И Наполеон же примет яд. Тот самый яд, который он завел у себя после вот этого эпизода под Малоярославцем осенью 12-го года, когда он чуть-чуть не попал к казакам, разъезду казаков в руки во время рекогносцировки. Но казаки увидели более богатую добычу, свернули, и, так сказать, Наполеона и буквально нескольких его сопровождавших, что называется, пронесло. И вот он с этого момента носил с собой какой-то цианид. И вот в ночь с 17-го на 18 апреля он его примет. Яд, видимо, выдохся. И Наполеон промучился всю ночь, но вот, тем не менее, пока еще его железное здоровье сделало свое дело. Он выздоровел. И он отправляется сопровождаемый четырьмя союзными комиссарами. Россию представлял граф Шувалов. Отправляется на юг для того, чтобы сесть на корабль и...

С. Бунтман — Здесь сразу вопрос Михаила из Перми: «Кому из союзников пришла идея его отправить на Эльбу?»

А. Кузнецов — Вообще, судя по всему, это идея Александра. Категорически возражали англичане, то есть настолько категорически...

С. Бунтман — А англичане что хотели?

А. Кузнецов — Хороший вопрос. Значит, англичане, скажем так, под договором Фонтенбло есть особое мнение английской делегации. То есть вот они категорически не принимают этот вариант. Слишком близко, слишком легко вернуться. Надо сказать, что они как в воду морскую смотрели действительно. Но вот с Александром, я думаю, что на него нашел... Это же вершинный период его жизни. Весна 14-го года. Он просто вот заслуженно, во многом заслуженно купается в этой своей славе. И он хочет быть великодушен. Я думаю, что это такое вот тоже акт художественный. Ведь Эльба... Интересно, если бы Наполеон остался бы на Эльбе... Вот это если бы, если бы. Да? What if. Но тогда практически история его жизни просто географически бы закольцевалась, потому что от Эльбы до Корсики 35-40 километров.

С. Бунтман — А здесь замечательно говорит тоже... сейчас здесь записали. Алексей из Ганновера. Да. Вот: «А если бы дали Наполеону в управление Корсику вместо Эльбы, то он бы и не подумал возвращаться во Францию. Бегал бы за своими корсиканцами по горам. Потом бегал бы от своих корсиканцев по тем же горам». Это чудесная картинка. Мне кажется, он с ней покончил в ранней юности, когда принимал участие в...

А. Кузнецов — ... и потом его ссоры с Паоли. И вот собственно, о чем Алексей пишет, что ему пришлось побегать уже от корсиканцев по горам, вот тогда вот. Я думаю, что Корсику он... Он ведь собственно ее практически не вспоминает. Насколько я помню мемориал Святой Елены, практически о Корсике, вот казалось бы самое время для каких-то ностальгических воспоминаний...

С. Бунтман — Для него, честно говоря, мне кажется, что это местечковая возня для него.

А. Кузнецов — Может быть. Да. Причем на Корсике ему было бы тяжело, потому что нашлись бы желающие подойти, похлопать по плечу, начать рассказывать, как они помнят его.

С. Бунтман — О, Наполеоны там. Да.

А. Кузнецов — ... как он у них там. Да, да. Вот в этом смысле Эльба действительно невероятно великодушное решение, в том смысле это, насколько я понимаю, я, к сожалению, там не был, это райское местечко во всех отношениях. Это действительно вот тебе, пожалуйста, в хорошую погоду виден берег Тосканы.

С. Бунтман — Да, и потом я должен сказать, что Корсика — это все-таки Франция.

А. Кузнецов — Это Франция.

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — Это французский департамент. А это Италия, провинция Тоскана. Герцогиней Тосканской еще совсем недавно была его старшая сестра, ну, старшая из его сестер. Она младше него. Элиза, я имею в виду. Ее уже нет, но по-прежнему муж ее, предатель Мюрат, уже предатель Мюрат, еще пока король неаполитанский, поэтому, в общем-то, здесь тоже как бы родственники неподалеку. Живи, что называется, и радуйся. То есть если действительно не принимать в расчет этот характер, это роскошнейшая ссылка. Это благороднейший поступок, потому что... Хотя с другой стороны вот мы сейчас говорим, как они его оставили в живых, как они его не судили, не казнили, не расстреляли. Не принято еще в 19-м веке. И в 20-м до этого не сразу дойдут. Ведь Вильгельма II пытались судить по окончании 1-й мировой войны, но Голландия его не выдала и все, вопрос как-то сам собою...

С. Бунтман — Верно. Да. И расстрел, например, то, что всю коалицию поставило на уши тогда — это расстрел герцога Энгиенского...

А. Кузнецов — Энгиенского, конечно. В Венсенском рву, разумеется. Нет, это не принято. Нельзя было Наполеона расстреливать. Что хотели англичане, Вы спросили. Англичане, конечно, его смертельно боялись, и это будет все время. И вот это решение о Святой Елене, откуда невозможно абсолютно бежать, — это, конечно, чисто английское решение. Для меня загадка по сей день, как Наполеон, зная все это, решил отдаться в итоге после Ватерлоо в руки англичан. Но об этом мы, видимо, поговорим, я надеюсь, через год.

С. Бунтман — Через год. Да.

А. Кузнецов — О Ватерлоо будет, конечно, передача. И о Святой Елене, я надеюсь. Но сейчас это решение Александра. Англичане будут даже, видимо, обдумывать определенные планы его физического устранения. Вот две силы, вот все 10 месяцев, что Наполеон будет на Эльбе, две силы будут подумывать о том, как бы вот решить ситуацию по принципу нет человека, нет проблемы. Одна — это Англия. Ну, а вторую мы знаем по имени. Это Шарль-Морис Талейран де Перигор, человек который не только думал, но и организовывал. Это не очень известный факт. Вот я не помню, пишет ли об этом Тарле в биографии Талейрана. Кстати, в прошлом году вышла еще одна книга о Талейране, биография, в малой серии ЖЗЛ, написанная Сергеем Нечаевым, Вашим товарищем...

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — ... и моим... Одним из ведших 12-й год тогда. Вот. Я еще не успел ее прочитать, но обязательно прочитаю. Талейран же организовал, договорился с группой, ну, по сути уголовников, которых он отправил вдогонку. И они должны были еще по дороге на Эльбу Наполеона перехватить. Но их тоже поманило вот как казаков под Малоярославцем, появилась возможность захватить крупные деньги, которые в 14-м году... И они свернули за деньгами. Наполеон, так и не узнав об этой погоне, видимо, об этой погоне...

С. Бунтман — Ну, да. Ну, в 15-м году, кому им было сдаваться? Ему... не пруссакам же.

А. Кузнецов — Мы поговорим.

С. Бунтман — Конечно, англичанам там же. А здесь победители все-таки основные — это не англичане.

А. Кузнецов — Не англичане. Нет. Пока...

С. Бунтман — Здесь все-таки русские, австрийцы...

А. Кузнецов — Англичане себе выговорили, что на их судах он будет перевезен, что они осуществлять будут корреспонденцию между Эльбой и материком. Они постоянно за ним следили, но вот, тем не менее, пока еще вес англичан не настолько велик, и договор в Фонтенбло все-таки отдает Наполеону... Что он ему отдает? Значит, он отдает Наполеону Эльбу. Он выделяет Наполеону 2 миллиона франков во французских государственных ценных бумагах, цивильный лист. Это довольно много не только для частного лица, но и для... Это гораздо больше доходов самой Эльбы ежегодно в то время. И это... Да, Наполеону предоставляется возможность взять с собой несколько соратников, взять с собой несколько сот гвардейцев. В договоре указано 400, но потом путем переговоров их число будет доведено до 600. Значит, вот 600 ветеранов-ворчунов Старой гвардии по желанию с ним, исключительно по их желанию отправится на Эльбу. С ним поедут три генерала. Это генерал Бертран, человек единственный из этих 3-х, который будет его и до последних дней сопровождать и на Святой Елене, человек, которого после 100 дней Людовик приговорит к смертной казни. И он, тем не менее, вернется после смерти Наполеона во Францию, его помилуют, восстановят во всех званиях, во всех должностях. Его иногда в литературе довольно часто называют маршалом. Вот такая ошибка — маршал Бертран. В списке 26 наполеоновских маршалов его нет. Он никогда им не был. Он был назначен гофф-маршалом, то есть он глава придворной службы, что называется.

С. Бунтман — Да, да.

А. Кузнецов — Отсюда вот пошла эта ошибка. Генерал Друо, гениальный артиллерист., человек, который, как сам Наполеон потом будет утверждать, во многом сделал кампанию 13-го года не такой провальной. Его артиллерия — это в значительной степени победа под Люцином. Его артиллерия позволила затянуть сражение при Лейпциге, потому что она наносила колоссальные потери противнику, и в результате сражение продолжалось 3 дня, а не закончилось в один, как могло бы. Да? И, наконец, генерал Камбронн — человек, который прославится при Ватерлоо знаменитой фразой.

С. Бунтман — Да. «Merde!» — скажет он. Да.

А. Кузнецов — Да. Гвардия умирает, но не сдается. Правда, новейшие исследования показывают, что на счет «Гвардия умирает, но не сдается» — это генерал Мишель, а от Камбронна только «Merde!»

С. Бунтман — «Merde!» Да.

А. Кузнецов — Но в этой ситуации...

С. Бунтман — Между прочим то, что он говорит, — это... конечно, это спонтанно, но с другой стороны это цитата. Это любимое и флотская, и сухопутная песня «Merde le roi donne lui terre». Вот это самое дерьмо английскому королю. Это очень к месту было во всех случаях.

А. Кузнецов — Ну, вот мне говорили, что до сих пор это слово как эвфемизм во Франции иногда говорят «mot de Cambronne».

С. Бунтман — Да, да. Слово Камбронна.

А. Кузнецов — Словечко Камбронна.

С. Бунтман — Это да, это такое изящное.

А. Кузнецов — То есть это три безупречных совершенно, так сказать, человека, которые практически всю свою жизнь были бок о бок около Наполеона. 600 вот этих самых ворчунов, там некоторое количество лошадей, еще сто с небольшим поляков. Это остатки вот этого легендарного легиона Вислы, его личного конвоя, его личной охраны во время русского похода. Вот это отправляется в 20-х числах апреля, отплывает в направлении острова Эльба. Что он собой представляет? 223 квадратных километра. 3 маленьких провинциальных городишка. Порядка 12 тире 14 тысяч населения. Население — это в основном рыбаки, контрабандисты, крестьяне там кое-чего выращивают, шахтеры. Там по-прежнему продолжаются разработки различных металлов, которыми Эльба богата. Вообще говорят, что первыми ее вот так заселили этруски, они там обнаружили в свое время большие залежи железа. Вот собственно они там первые рудники и наладили. Вот собственно такое население крестьянское, ремесленно-рыбацкое, ну, и вот эти лихие люди, которые на любом острове Средиземного моря есть. Собственно Наполеон среди них рос на Корсике, поэтому хорошо ему эти люди были знакомы. Вот они отплывают. Они отплывают от берегов Франции, а к берегам Франции приплывает Людовик XVIII. 3 мая Людовик XVIII вступает в Париж. 4 мая Наполеон сходит по трапу и оказывается на берегу острова Эльба. Его встречает практически все население острова. На Эльбе был гарнизон французский во времена всех наполеоновских войн. Там было порядка полутора тысяч человек, но во время вот этих последних событий полгарнизона разбежалось, но 700 человек гарнизона есть. Вот выстроен почетный караул. Играет музыка. Три скрипки и два контрабаса. Естественно, что этот оркестр в основном играл на свадьбах и похоронах, но вот, кто был, тех и мобилизовали.

С. Бунтман — Тех, что играли, тех и мобилизовали.

А. Кузнецов — Это трудно сказать. Да.

С. Бунтман — Должны были...

А. Кузнецов — Наполеон вступает, значит, осматривает. Солдаты естественно, так сказать, в таком райском местечке, это все потомственные инвалиды. Да? Выхватывает знакомое лицо из толпы. Подходит к ветерану, на нем ленточка ордена Почетного легиона, говорит: «А я тебя помню. Я тебе вручал этот орден за Эйлау». Ветеран начинает рыдать в голос. Значит, музыка играет, ветеран рыдает. Мэр с золочеными ключами от морских ворот. Ключи от морских ворот были давно потеряны. Их давно не запирали. Поэтому вот когда мэр понял, что надо что-то показать, он вызолотил ключи от своих погребов. И очень, видимо, боялся, что Наполеон их примет. Потом тогда он без погребов останется.

С. Бунтман — Да, это, во-первых, да. А, во-вторых, пойдет открывать морские ворота или запирать их.

А. Кузнецов — А они не подойдут.

С. Бунтман — Не подойдут. Хорошо. Мы через 5 минут... Много есть вопросов ваших, детальных вполне. Через 5 минут мы вернемся к рассказу об Эльбе.

**********

С. Бунтман — Мы продолжаем. Алексей Кузнецов, Сергей Бунтман. И Наполеон на Эльбе. Он высадился на Эльбе. Да, кстати, сразу скажем, вот Константин спрашивает, вот во время реставрации не преобразовались ли департаменты назад в провинции. Нет, сохранили это деление.

А. Кузнецов — Нет, и вообще надо сказать, что Бурбонам... Наверное, сразу имеет смысл сказать, что Бурбонам не удалось особенно напреобразовывать обратно. Дело в том, что, во-первых, против этого были очень союзники, и в 1-ю очередь Александр, потому что вообще весь этот проект с Бурбонами, он абсолютное опровержение знаменитого марксистского тезиса о незначительности роли личности в истории. Вот этот проект продавил один человек. Это Талейран. Это блестяще описано у Тарле. Дело в том, что этот проект не нравился из союзников никому, просто никому, потому что Бурбоны ничему не научились и ничего не забыли.

С. Бунтман — Вот эти Бурбоны, эти два брата.

А. Кузнецов — Один — абсолютно ничто. Я не хочу сказать ничтожество. Он был добрый человек. Я имею в виду граф Прованский.

С. Бунтман — Граф Прованский?

А. Кузнецов — Конечно. Луи-Станислав-Ксавье. Мягкий достаточно. В спокойное какое-нибудь время его бы французы, наверное, очень любили, точно также как и его брата Людовика XVI в спокойное время. Ну, что? Хороший король. Конечно, совершенно озлобленный маньяк, вот этот граф Артуа, будущий Карл Х, у которого чувство мести вытеснило, по-моему, вообще все остальное. Да? Но они были очень сильно ограничены. Их не хотел Александр. Он вообще к Бурбонам питал, прямо скажем. Их не хотели австрийцы. У них был свой вариант. Им очень нравился вариант Марию-Луизу оставить регентшей. Очень нравился.

С. Бунтман — Да. И дожидаться совершеннолетия Наполеона II.

А. Кузнецов — Да, да. И этот вариант именно потому и не реализовался, потому что он очень нравился австрийцам. И по этой причине соответственно русским, пруссакам и англичанам он не очень понравился. Вот в результате блестяще, мастерски играя на противоречиях между этими людьми Талейран, вот человек, который прожил жизнь, безукоризненно беспринципный. Да? Вот в этот момент он находит гениальную формулу. Людовик XVIII — это принцип, принцип легитимизма.

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — И с этим трудно спорить. Ну, черт побери, ну, действительно принцип легитимизма. А этим людям, я имею в виду российского императора, австрийского и прусского короля с этим принципом им спорить, конечно, достаточно трудно. И вот в результате соглашаются на этих самых Бурбонов. Вот.
Итак, Наполеон, он на Эльбе. Ключи он не принял, он сказал: «Нет, господин мэр. Пожалуйста, я их, так сказать, оставляю в руках, которые ими гораздо лучше распорядятся».

С. Бунтман — Мэр выдохнул.

А. Кузнецов — Мэр, я думаю, выдохнул. Да. И после этого он сразу буквально начинает бурную, кипучую деятельность. Он целыми днями не слезает с коня. Он осматривает свое владение. Он тут же 30 тысяч курьеров, побежали люди в разные места. Он делает назначения. Он назначает генерального инспектора дорог, назначает санитарного инспектора, он учреждает акциз, он учреждает таможню. Он распоряжается о дорожном строительстве. Он осматривает виноградники. Его всерьез заинтересовывает проект акклиматизации шелковичных червей. Вот Вы знаете, если бы этот человек мог сосредоточиться на этом проекте, то с его, конечно, феноменальными менеджерскими талантами, я думаю, что Китай до сих пор за червями ездил бы на Эльбу.

С. Бунтман — Да, вполне.

А. Кузнецов — Совершенно. Просто в этом ни секунды не сомневаюсь. Но не получается. Вот не тот масштаб личности. Давайте, тут у нас вопрос как раз очень хорошо, так сказать, подходит к нашей теме. Просто вот на них отвечая, можно собственно рассказывать. Вот Дмитрий Мезенцев: «Поддерживал ли Наполеон, находясь на Эльбе связь с семьей Бонапарт?» Поддерживал. Ну, во-первых, часть семьи Бонапарт была с ним. С ним была мама. Он ее действительно любил. Он ее по вопросам, скажем так, отнесенным в его понимании к семейной компетенции, он ее слушался.

С. Бунтман — Он как полагается.

А. Кузнецов — Как полагается. Да? В добропорядочной корсиканской семье.

С. Бунтман — Мама.

А. Кузнецов — Французское правительство ему по цивильному листу так и не платило. В результате он тратил собственные деньги. У него их было, надо сказать, немало. 3,8 миллиона он все-таки от казны успел с собой увезти. Но он их тратил в основном вот на Корсику. И по вечерам он играл с мамой в карты. Они играли в вист. Он безбожно совершенно жульничал. Она его ловила на этом. Это привычно. Это много лет.

С. Бунтман — Ну, это мило.

А. Кузнецов — Это мило. И на это он, оправдываясь, ей говорил: «Мадам, Вы женщина богатая, а я человек бедный. Вот я вынужден это делать». К нему приедет туда его средняя из сестер — Полина. Самая взбалмошная, самая красивая, судя по всему, абсолютно такая вот... Он ее больше всех троих...

С. Бунтман — Да, Полина, Паулетта.

А. Кузнецов — Из своих троих сестер больше всего ее любил. Она к этому времени... Муж ее еще жив. Граф Боргезе, тот самый, чья знаменитая... той семьи, чья знаменитая галерея в Риме. Вот. Но они уже фактически в разводе. Они соединятся незадолго до его смерти, опять воссоединятся. Она крутит хвостом, романы, балы. Собственно у нее будет в доме, где Наполеон в конечном итоге остановится, вот этот дворец, маленький дворец, крошечный совершенно не дворец. На самом деле дом. Мельницы. Вот там у нее будет на 1-м этаже свой салон. Там будут, так сказать, балы даваться. Все как положено. Вот. С остальными членами семьи он практически связь поддерживать не мог. Ну, Мария-Луиза. Вот это особый, конечно, сюжет. Он очень по ней скучал. Хотя брык был абсолютно политическим с самого начала, но он в нее, похоже, в какой-то степени был влюблен все-таки. Я вот когда этого сюжета касаюсь, вспоминаю совершенно, по-моему, гениальное исполнение роли Наполеона Михаилом Филипповым в спектакле театра Маяковского «Наполеон I», где вот... Вы, наверное, его видели и не раз. Ольга Яковлева — Жозефина.

С. Бунтман — Да, да.

А. Кузнецов — Филиппов — Наполеон. И вот когда он пытается с его неуклюжей грацией пытается ухаживать за этой ледышкой австрийской. Вот это все там очень здорово показано. Вот он скучал. Он надеялся, что она приедет. Он винил австрийское правительство. Он был уверен, что они ее не отпускают. Она к нему рвется...

С. Бунтман — В чем-то он был прав. Но дело в том, что она была частью австрийского дома тоже, гораздо больше, чем частью...

А. Кузнецов — Да. Она к нему не рвалась. Она вначале была готова ехать. То есть она, видимо, считала, что она должна свою роль играть, если скажут. Но когда выяснилось, что никто ей ехать не приказывает, она, видимо, с легкой душой не поехала. А поехала она в Вену. По договору в Фонтенбло ей было выделено самое небольшое из итальянских государств — герцогство Пармское. И вот она туда отправится. Но для того, чтобы... Парм все-таки недалеко достаточно от северной Италии, недалеко от Эльбы. Для того, чтоб ей там в голову что-нибудь не пришло такое, Меттерних, циничнейший знаток человеческой природы, приставил к ней человека, генерала Нейперта. Его иногда называют таким вот придворным шаркуном, красавцем. Совершенно не правда, абсолютно. Это был покрытый шрамами ветеран вообще всех войн, которые на его веку вела Австрия. А она воевала совершенно, так сказать, безостановочно как и Франция в это время. Это был человек, который вот именно с ног до головы покрыт шрамами, это никоим образом в данном случае не идиома. Он лишился глаза в сражении. Он хромал, потому что был искалечен. Больше десятка ран. При этом он оставался великолепным танцором. И Мария-Луиза в него потихонечку влюбилась. Танцы были главным увлечением ее жизни. В результате она еще при жизни Наполеона приживет от него 2-х детей. Я имею в виду от Нейперта. Мальчика и девочку. Но вот интересно, пока Наполеон жив, они в брак не вступают, даже в морганатический. Вот он умер, через 3 месяца они поженились. Она его переживет. Он умрет в 29-м, по-моему, году. Она еще раз морганатически выйдет замуж потом. Наполеон переживал, она, видимо, нет. К нему приедет Мария Валевская. Приедет на 3 дня, с 1 сентября по 3-е она будет. Привезет с собой сына Александра, вот того будущего знаменитого достаточно французского дипломата...

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — ... который будет послом в нескольких ключевых столицах в свое время, но скончается в довольно не молодом, не старом возрасте — 58 лет. Удивительно, у Наполеона есть два внебрачных сына. Оба родились в 10-м, умерли в 68-м. Какая-то такая вот интересная мистика историческая. И вот спрашивает Константин: «Поехал ли Рустам...» Ну, видимо, имеется в виду знаменитый мамелюк Рустам, который был камердинером, телохранителем. Нет. Мамелюк Рустам оказался под занавес наполеоновской карьеры гадом. Он отказался ехать на Эльбу. И как только Наполеон покинул Фонтенбло, он помчался в Париж на ловлю счастья и чинов, потом выпустит мемуары и вообще будет жить, так сказать, именем... ну, такой Коржаков.

С. Бунтман — Не хорошо.

А. Кузнецов — Не хорошо. Да. Один из его египетский мамелюков, я не помню его имени, последует за ним на Эльбу, будет там с ним, но не Рустам знаменитый. На чем базировались надежды Наполеона на возвращение? Кто и что их подпитывал? Ну, что их подпитывало можно сказать совершенно однозначно. Их подпитывала резкая перемена настроений французского общества. Бурбоны так проигрывали на фоне Наполеона. И то, что они делали, то немногое, что им было позволено делать, конечно, очень против них настраивало. Ну, смотрите. Буквально в 1-й же месяц после возвращения порядка 30 тысяч французских солдат, офицеров и генералов... Без солдат. Только офицеров и генералов, кто-то переведен на половинное жалование, кто-то уволен вообще в отставку с мизерной пенсией. Все эти люди естественно сидят по кафе, пьют и, так сказать, все время вспоминают о том, как славно было при империи, и вот как с ними, так сказать, по-свински поступили сейчас. Французы очень боятся всяких реституций и прочих...

С. Бунтман — А может те, которые не были распроданы земли...

А. Кузнецов — Тут же вернули их прежним владельцам.

С. Бунтман — Да. Но речь идет... Людовиком XVIII, по-моему, не доволен никто. Не довольны и эмигранты...

А. Кузнецов — Он сам собой доволен.

С. Бунтман — А не получают ничего. Наполеоновская аристократия несколько оттеснена, хотя и сохраняет свои позиции до конца. Он сам доволен.

А. Кузнецов — А главное — полное ощущение неуверенности. Вот эти самые несколько тысяч эмигрантов принца Конде, вернувшиеся люди, которые 25 лет были в дали от родины, вообще скитались с протянутой рукой по всем европейским дворам, служили во всех европейских армиях. Ведь интересно, те, кто служил в европейских армиях и там, что называется, прижился, практически никто из них эти армии не покинет. Ланжерон останется в русской армии.

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — А эти-то, это вообще отребья на самом деле. Вот этот двор Людовика XVIII, там приличных людей практически не осталось. Приличные люди...

С. Бунтман — Там, во-первых, там настоящие военачальники — никто не воевал. Нет никого.

А. Кузнецов — Никого, нет никого.

С. Бунтман — Мы мало знаем французских военачальников, которые бы сражались и действительно которые бы не оставили те свои армии...

А. Кузнецов — Конечно. И я уверен, что Эммануэль Сен-При, который погиб в начале 14-го года и похоронен во французской земле, но я уверен, что он бы никогда не расстался с мундиром генерала-лейтенанта русской армии и не пошел бы служить к Бурбонам.

С. Бунтман — Да. А те, кто... И еще не забудьте, что многие эмигранты, наиболее активные и молодые вернулись при Наполеоне. Когда была амнистия эмигрантам, они вернулись буквально после директории. Они вернулись. Многие из них.

А. Кузнецов — Да. И вот это ощущение, что еще некоторое время и им начнут возвращать не только те государственные земли, которые не были переданы в частные лица... в руки, извините, но и начнут потихонечку, так сказать, у наполеоновских выдвиженцев отнимать. Это ощущение очень сильно.

С. Бунтман — Ключевые посты. И будут опять делать очень любопытно, мы смотрели вместе с реконструкторами. Есть в музее армии, есть maison du roi, то вот именно сливки сливок французской гвардии. И, например, были вот 14-го года мундиры 2-х рот мушкетеров. Вот как они выглядели в 14-м году. Это потрясающе. Здесь какая-то такая... Анахронизм такой после всего того, что представляла собой французская армия при Наполеоне. И вдруг возвращается королевский дом, возвращается королевская гвардия, и...

А. Кузнецов — Относятся как к ряженым, наверняка.

С. Бунтман — Да. А кто это? Переодеваются... на самом деле старая гвардия где-то там. Вот молодая гвардия где-то тут. Вот это забавно.

А. Кузнецов — И в результате вот это, конечно, дало... Наполеон получал сведения от людей, которые приезжали на Эльбу, от той же Валевской. У него были и другие, у него была кое-какая добровольная агентура на континенте. И это, конечно, вселило в него надежду. Вот если их... Мне кажется, когда он вступал на землю Эльбы, он всерьез сказал, что это будет остров отдохновения. Сейчас все туристические компании эту знаменитую фразу обыгрывают. Вот Наполеон сказал, что это остров отдохновения, вот поезжайте туда...

С. Бунтман — Вот мы и отдыхаем.

А. Кузнецов — Он-то имел в виду, что это будет остров его отдохновения, что он... Да?

С. Бунтман — И тут и упокоится, между прочим.

А. Кузнецов — Тут он и упокоится. И на стенах на внутренних, значит, внутри на стенах его дома его девиз, который он на Эльбе себе изобретет: «Наполеон везде счастлив». Да? То есть типа я примирился. Я не думаю, что это вот была такая игра с самого начала. Но когда ему все больше и больше докладывают о том, что Франция все чаще и чаще вспоминает времена империи как времена славы, как времена большей справедливости. Да? Вот есть такая очень известная байка. Я не знаю, было ли это на самом деле. Вот уже полет орла, вот он уже высадился, вот он уже идет на Париж. Уже 15-й год. И на каком-то перевале лошади очень тяжело шли вверх, и Наполеон вышел, решил пройтись рядом со своей каретой, чтобы им облегчить и самому пройтись. И идет какая-то старушка, ковыляет из последних сил к этому перевалу, значит. Он ее приобнял, говорит: «Мамаш, а Вы-то куда?» Дескать, чего Вам дома не сидится? Она говорит: «А вот мне сказали, что где-то тут неподалеку наш император. Вот так хочется перед смертью на него посмотреть». Наполеон был в хорошем настроении, рассмеялся, говорит: «Мамаш, ну, что на него смотреть? Он был тиран. Этот нынешний тиран. Какая между ними разница?» — «Так-то может оно и так, но вот императора-то избирал французский народ, а короля-то вот мы не избирали».

С. Бунтман — Слушайте: «О!» — сказал Наполеон.

А. Кузнецов — Если это не байка, то, конечно, надо сказать, что ее голосом говорила Франция в этот момент.

С. Бунтман — Да. Но это да, замечательно. Есть туристический маршрут, дорогие друзья, пожалуйста, можете по нему проследовать дорогой Наполеона. Дорога Наполеона там на юге...

А. Кузнецов — А! Имеется в виду дорога на Париж.

С. Бунтман — Да, дорога на Париж. Там все вот везде это отмечено орлами, мемориальными досками, все это отмечено.

А. Кузнецов — Вот Таня спрашивает, какой в итоге оказался главный вывод судьбы Наполеона. На счет всей судьбы мне сейчас трудно сказать.

С. Бунтман — Там еще целый большой кусок все-таки.

А. Кузнецов — Да. А вот на счет Эльбы, он не мог там усидеть.

С. Бунтман — Да нет, конечно.

А. Кузнецов — Он не мог там усидеть. И Вы знаете, я уверен, что Александр I об этом не думал, но вообще поселить его на Эльбе с одной стороны милость, а с другой стороны, конечно, провокация.

С. Бунтман — Ну, вот рядом. Все рядом.

А. Кузнецов — Понимаете, это вот как курильщику, которому запрещено курить, вот по дому раскладывать пачки сигарет.

С. Бунтман — Да, да.

А. Кузнецов — Я думаю, что это то же самое. Его по сути... я не хочу сказать, что он не виноват. Нет, это человек все за себя решал сам и за остальной мир тоже, надо сказать. Но, конечно, вот эта близость берега, которую он может наблюдать в хорошую погоду. И эти ничтожные Бурбоны, с которыми тоже все заранее можно было...

С. Бунтман — И...

А. Кузнецов — Все его провоцирует.

С. Бунтман — И вот такие туповатые английские морские офицеры, которые так все это... Ему же докладывают, как они, где это, что это, где эскадра, где корабли стоят, где маневрируют. То есть он видит. Ну, как же не решить эту задачку-то еще ко всему.

А. Кузнецов — Вот опять же Таня спрашивает, на чем основана любовь французов того времени к Наполеону, ведь не мир и достаток, а война, война и война. А на чем основана любовь большой части нашего населения к Сталину?

С. Бунтман — Но тут еще даже дело в том, что он так-то своих французов сапогами не топтал.

А. Кузнецов — Погибло за время наполеоновских войн значительно больше миллиона.

С. Бунтман — Но они погибли в боях.

А. Кузнецов — Они погибли в боях. Да, конечно, это разумеется. Он даже... Вот вы упоминали амнистию. Он вообще старался французов собрать за исключением самых непримиримых, он эмигрантов заманивал обратно.

С. Бунтман — А тут какой-то вот... Вы понимаете, уже сейчас вот в 14-м году, ну, практически некому было так вот искренне вспоминать, как было хорошо при Бурбонах, потому что, честно говоря, в 80-е годы 18-го века было очень паршиво. Было очень плохо. И при тех... Вырубили все-таки вот целое поколение. Целый слой вырубили. Другие прошли через эмиграцию, и может быть что-то... Вот Шатобриан, вот который...

А. Кузнецов — Ну, да.

С. Бунтман — Он тоже видит вот это монархист... Шатобриан видит тоже что-то не то. это замечательно было в старом фильме «Граф Монте-Кристо» с Жаном Маре.

А. Кузнецов — С Жаном Маре.

С. Бунтман — Там чудесная-то вот смена идет Людовик XVIII, 100 дней, а потом опять Людовик XVII с механической птичкой, вот которая то поет, то не поет. Механическая птичка в клетке.

А. Кузнецов — Потом...

С. Бунтман — Но это не то во Франции происходит.

А. Кузнецов — Наполеон каким-то образом, при том, что он, конечно, презирал чернь, презирал толпу, вообще презирал народ, но при всем этом он обладал каким-то удивительным талантом пробуждать к себе приличные чувства. Вот я во время нашего цикла 12-го года я не помню, но наверняка эту историю рассказывал, напомню ее. Ветеран, который мог по возрасту уже в русский поход не ходит, он уже мог спокойно греть кости на солнышке где-нибудь в гарнизоне, но вот он высказал желание, пошел. И чудом уцелел в России. Вот он вернулся во Францию. И вот он сидит у камелька и рассказывает, как это было. И кто-то из его многочисленных племянников, племянниц, внучат говорит: «Дядечка, ну, зачем же Вы в Вашем возрасте с Вашими ранами, заслугами, зачем Вы на край света отправились?» Он говорит: «Как ты не понимаешь, не могли же мы оставить его одного». С ним 680 тысяч Великой армии. Да? Но вот эти старые ворчуны, если без них, то он один. Как он может один пойти?

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — И вот очень многие, видимо, французы это чувствовали. Когда Наполеон высадился... Начало 100 дней. Когда он высадился на этом самом пустынном пляже, и его первыми заметили рыбаки. Когда они поняли, что это император, что они первое ему сказали? Они сказали: «Сир, Вы, наверное, голодны. У меня жена суп приготовила. Пойдемте».

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — Это же не купишь.

С. Бунтман — Да, да.

А. Кузнецов — Это не купишь ни за что. Вот. «Интересовался ли Наполеон судьбой орленка?» Он интересовался. Но он был очень ограничен в возможностях об этой судьбе узнавать.

С. Бунтман — Но это, честно говоря, это такой главный слом 14-15-го года, что он находится вдали от наследника. Ведь это единственный его законный наследник. Единственный. Это вся вот надежда на будущее. Надежда на реванш, надежда на месть, надежда на будущее Франции. Наполеон вполне вот в этом отношении сентиментален.

А. Кузнецов — И при том, что вот есть описание пребывания Марии Валевской с сыном Александром на острове. У Наполеона не было ни малейшего сомнения, что это его сын. И ни у кого их, насколько я понимаю, нет. Он с ним играл. Он с ним разговаривал. Он там какие-то истории из своего детства назидательные ему рассказывал. У Валевской, похоже, была надежда, что он ей скажет «Оставайся». Он ей не сказал. И более того он ее поторопил с отъездом, когда почувствовал, что она от него этого ждет. Он не расстался с идеей все восстановить. Мария-Луиза — законная. Орленок, его сын Наполеон II, римский король, — законный. Вот он по-прежнему... Он не готов к идее простого человеческого счастья.

С. Бунтман — А он не готов.

А. Кузнецов — Если бы он был к ней готов, он бы сказал этой безумно любившей его женщине «Оставайся». Вот женщина, вот мой сын, вот я буду с сыном, так сказать, играть и так далее. Что еще нужно? В райском углу с любимой женщиной. Конечно, он ее любил по-своему, насколько он вообще умел любить, но ее он любил. И с собственным сыном. И 12 тысяч этих обожающих его жителей Эльбы, которые по сей день ему благодарны...

С. Бунтман — Но он не мог быть мелким европейским царьком, князьком.

А. Кузнецов — Не мог.

С. Бунтман — Он не мог быть. Он мог заниматься хозяйством Эльбы для того, чтобы всем показать, Наполеон везде Наполеон. Наполеон везде... Вот ему дай постоялый двор, он его организует идеально.

А. Кузнецов — До сих пор водопровод работает.

С. Бунтман — Даже 200 лет...

А. Кузнецов — Который по его приказу и отчасти по его чертежам провели.

С. Бунтман — Да. Да, он талантливый авантюрист. Миссия... У него было ощущение того, что он может много, что он может практически все. И это не тщеславие. Это человек, который вот... решать большие задачи, решать. При этом он полководец от Бога и он администратор от Бога. Талантливый. Это очень талантливый человек со всеми оборотными сторонами этих талантов, которые мы еще посмотрим, конечно.

А. Кузнецов — Это талантливый человек, попавший в переломную эпоху. Его таланты оказались востребованы.

С. Бунтман — Да. И поэтому такой невероятный взлет. Да, он действительно соображал быстрее, чем многие другие, чем большинство других.

А. Кузнецов — Ну, а потом...

С. Бунтман — Это его и подводило тоже иногда.

А. Кузнецов — А в 99-м году, когда он вернется из Египта, незаконно вернется, по сути дезертировав, бросив армию, вернется в 1799 году, что шансов у него было больше — что ли? — чем во время 100 дней?

С. Бунтман — Нет, было не больше.

А. Кузнецов — ... не меньше.

С. Бунтман — Да. А здесь это я. Ну, и что, что я старше? У меня просто больше опыта еще. И больше отрицательного...

А. Кузнецов — Да. Я же в 14-м опять надел сапоги 96-го года, как он сам о себе говорил. Так что вполне он рассчитывал еще...

С. Бунтман — Потом окажется... Ну, кстати, его характеристики не такие неправильные. Мишель Ней через год, меньше, чем через год себя проявит как замечательный рубака, но как абсолютно неспособный...

А. Кузнецов — Вот упрется он в высоту Мон-Сен-Жан да и будет тупо в лоб атаковать.

С. Бунтман — Да, и пойдет еще со всеми кирасирами, пойдет атаковать английские каре, и это все плохо кончится для него. Вот. Ну, что же? Мы побывали на Эльбе вместе с Наполеоном Бонапартом.

А. Кузнецов — Как бы побывали.

С. Бунтман — Как бы побывали. Но еще 100 дней нам предстоят. Это будет в следующем году. Всего вам доброго!

А. Кузнецов — Всего хорошего! До свидания!