Слушать «Не так»


Дело об отпадении крестьян села Павловска сумского уезда, харьковской губернии


Дата эфира: 19 августа 2018.
Ведущие: Алексей Кузнецов и Сергей Бунтман.
Показать видео-запись передачи

Видео-запись передачи доступна (пока) только посетителям с российскими IP. Если в Вашем регионе YouTube работает без проблем, смотрите, пожалуйста, эту передачу на ютуб-канале Дилетанта.

Сергей Бунтман — Ну что же? Мы начинаем. Уже вопросы здесь есть. Уже есть соображения в чате «Ютьюба», канал «Дилетант», который транслирует нашу программу. Светлана Ростовцева, Алексей Кузнецов...

Алексей Кузнецов — Добрый день!

С. Бунтман — ... Сергей Бунтман. «Странное слово „отпадение“. От чего отпадение? Может, от помещика отпали тут?» А если вопрос религиозный вообще интересно. «От партийной линии?» — здесь спрашивают. А вот у нас отпадение крестьян села Павловского Сумского уезда Харьковской губернии. Связано это с юбилеем Льва Николаевича Толстого. И то, что связано с Львом Толстым мы и предлагали 5 вам дел.

А. Кузнецов — И вы выбрали наименее связанное лично с Львом Николаевичем Толстым дело. Но вместе с тем дело, вот когда я начал к нему готовиться, поразительным образом актуальное и во многом, я постараюсь сегодня это показать, напоминающее некоторые элементы разворачивающегося на наших глазах дела «Нового величия».

С. Бунтман — Да, в этом с одной стороны. А с другой стороны так там вообще...

А. Кузнецов — А с другой стороны...

С. Бунтман — ... актуальнее не придумаешь.

А. Кузнецов — Что собственно произошло? Ну, вот я процитирую историка, очень известного и хорошо многим известным историка Сергея Мельгунова: «Мы хотим напомнить здесь о знаменитом в судебных летописях деле павловских сектантов. Это дело в свое время привлекло к себе всеобщее внимание в России, но в силу тогдашних условий общественной жизни оно так и осталась „странным“ и „непонятным“ для большинства. По обвинительному акту и официальному сообщению в „Правительством вестнике“ 16 февраля сущность Павловского дела несложна. Среди сектантского населения села Павловска Сумского уезда Харьковской губернии под влиянием проповеди пришельца Моися Тодосиенко, последователя секты „малёванцев“, произошло волнение, которое разразилось 16 июля 1901 года разгромом православной церкви. При этом произошло столкновение православных с сектантами, окончившееся жестоким побоищем. 68 сектантов на основании этого были привлечены к суду по обвинению в поругании действием священных предметов, в нападении на православное население села Павловск и в сопротивлении чинам полиции».

С. Бунтман — Вот.

А. Кузнецов — Вот собственно говоря, о о чём идёт речь. Вот с чего всё начиналось — телеграмма: «В селе Павловках Сумского уезда сектанты разбили церковь, престол, всю святыню уничтожили. Священников ищут убить, вечером подожгут село. Есть раненые, убитых в селе нет, только урядник становой избит. Просим войско. Священник Антонович Иваницкий». Через несколько дней:

«Петербург
Копия
Министру внутренних дел.
Воскресенье около 12 часов дня в селе Павловках Сумского уезда в давнишнем центре штундистского движения толпа сектантов ворвалась в расположенную на окраине запертую церковь, школу, учрежденную в названном селе Священным Синодом, разбив окна и двери, осквернила святыню, поломав святую утварь, разрушила престол, разорвала Евангелия, сорвала иконы и за сим двинулась местному храму, в коем кончилась обедня. Подоспевший местный становой пристав пытался остановить толпу, но был сшиблен с ног и избит. Вышедшие из храма православные прихожане, увидев это, наскоро вооружились кольями, встретили буйствовавших побоями, разогнали их, причинив при этом некоторым серьезные увечья, из коих один умер. Исправником арестовано до 50 участников бесчинства. Я временно усилил состав полиции и принял надлежащие меры к водворению порядка, к розыску интеллектуального виновника, предполагаемого в Курской губернии.
Побробности почтой.
Губернатор Тобивень»

С. Бунтман — Так.

А. Кузнецов — Причём здесь Лев Толстой? И что это за сектанты такие в Сумском уезде Харьковской губернии? Значит, дело в том, что во второй половине XIX века в Российской империи наблюдается огромное количество различного рода христианских сект.

С. Бунтман — Больше, чем даже в начале XIX, да?

А. Кузнецов — Больше. Больше.

С. Бунтман — Там были и скопцы, и...

А. Кузнецов — Все это есть по-прежнему, и будет несколько скопческих процессов. По-прежнему хлысты очень сильны. Вообще вот если вы возьмете любую книгу, неважно, с каких позиций написанную вот по этому вопросу, возьмете ли вы историка-марксиста, я не знаю, того же Владимир Дмитриевича Бонч-Бруевича или Клибанова, например, возьмете ли вы Мельгунова, например, — да? — возьмете вы каких-то... возьмете вы сообщения Священного Синода, безумное количество названий: субботники, воскресники, прыгуны, молокане, духоборы, штундисты. Причём штундистами, вот здесь уже мелькнуло это слово, оно сегодня у нас будет звучать не раз, кого только не называют и в широком смысле, и в узком смысле и так далее.

С. Бунтман — Ну, а здесь говорят... «Это баптисты», — говорят. Да?

А. Кузнецов — А штун... Действительно значительная часть... Скажем так, баптисты составляют значительную часть тех, кого называют штундистами. Ну, вот смотрите, я... Это совершенно не моя грядка. И я боюсь тут ляпнуть какую-нибудь вещь. Единственное, на что я надеюсь, что если я скажу что-то не то, оно будет не то по мелочи, а не в принципе. Значит, как я себе это представляю. Вот эти секты можно условно поделить на 2 огромных рукава. Есть секты рациональные, рационалистические. И есть секты мистические. Вот хлысты и скопцы — мистические. Да? Они исповедуют некие откровения. А есть рационалистические секты, которые вполне логично говорят: «Вот мы основываемся на том-то. Вот мы основываемся на Евангелии. Вот мы здесь то-то прочитали, а вот этого нет. Вы это надумали». То есть...

С. Бунтман — Ну, как большинство протестантских вот всех...

А. Кузнецов — Совершенно верно. И вот штундистами в самом широком смысле в это время называют в основном вот этих русских протестантов. Огромный спор по-прежнему продолжается среди религиоведов, было ли это иностранное в первую очередь влияние, под влиянием... А ведь ещё Екатерина пригласила целый ряд немецких в первую очередь протестантов в Россию...

С. Бунтман — Причем таких вот...

А. Кузнецов — Да. Меннониты, например...

С. Бунтман — Меннониты. Да.

А. Кузнецов — ... в Россию в довольно большом количестве. И, кстати говоря, чисто территориально часто соприкасались вот с теми, кто потом вырастут в русские такие вот общины. Но есть и точка зрения, что это сугубо русское, российское движение, ну, вот оно там какие-то внешние вещи позаимствовало у Европы, а на самом деле вот по сути, по причинам своим это глубоко отечественное. Но это учёный спор. Мы в него точно сейчас не полезем. Просто дело в том, что вот ключевая фигура на самом деле и корень всего, что произошло в 901-м году в селе Павловке — это человек, который в XIX веке в этом селе поселился, это его родовое имение, это экстравагантнейшая фигура — князь Дмитрий Александрович Хилков, представитель одной из древнейших, знатнейших княжеских фамилий, восходящих ещё к князьям Стародубским, ближайшим родственником князей Владимирских. Собственно Стародуб — это практически нынешний Ковров. Значит, он сначала начал свою карьеру как князю положено. Он закончил пажеский корпус, послужил какое-то время в лейб-гвардии в гусарском полку, потом был переведён в лейб-гвардию казачий. Очень отважно воевал во время русско-турецкой войны 77-78-го года, ординами награжден и так далее. А дальше он выходит в отставку, и начинается следующий второй этап его жизни, связанный с его духовным перерождением и с отрицанием очень многих обстоятельств, связанных с официальной церковью. И вот Павел Басинский, книгу которого, «Святой против Льва», вроде бы о взаимоотношениях Льва Толстого и Иоанна Кронштадтского, на самом деле невероятно гораздо шире все это — да? — у него там подается, вот он пишет о том, что по сути князь Хилков становится толстовцем чуть раньше...

С. Бунтман — ... сами себя они хилковыми называют. Я просто...

А. Кузнецов — Хилковы, наверное. Да.

С. Бунтман — Да, хилковы они...

А. Кузнецов — Возможно, это моя оговорка. Да.

С. Бунтман — И... Да. У меня среди знакомых потомок Хилкова был. Хилкова. Да.

А. Кузнецов — Ну, и потом Вы 5 лет, насколько я понимаю, обучались в институте практически напротив Хилкова переулка. Да?

С. Бунтман — Да. Вот мы как раз много об этом говорили. Да.

А. Кузнецов — Хилков. Да. Ну, это мое неправильное ударение. Так вот Дмитрий Александрович Хилков по сути стал толстовцем чуть раньше, чем себя толстовцем осознал Лев Николаевич Толстой.

С. Бунтман — Так.

А. Кузнецов — Они очень дружили. У Толстого очень много теплых слов о Хилкове зафиксировано. Переписка их насчитывает несколько десятков писем. У Басинского, кстати говоря, приводится кое-что во фрагментах, и одно, по-моему, письмо целиком приводится. Этот человек, я имею в виду Дмитрия Александровича Хилкова, он был, видимо, человеком невероятного совершенно темперамента. Вот второй этап его жизни он увлекается идеями очищения христианства вот от всего этого наносного. Да? Дальше у него будет следующий этап, уже когда он окажется за границей, там в результате всяких репрессивных действий правительства у него начнется революционный этап. Его сначала прибьёт к марксистам. Он будет одним из создателей марксистского журнала «Жизнь». Он попишет корреспонденции в «Искру».

С. Бунтман — Так.

А. Кузнецов — Потом в 903-м его снесет к социалистам-революционерам. Он будет принимать участие в деятельности соответственно эсеров. А потом его вернет обратно к изначальному, и он вернется в классическую официальную церковь, во всём покается, подробно опишет о своих заблуждениях. Две дочери его покончат с собой в 910-м году, примут яд. Они бедные молодые женщины, видимо, просто не вынесут вот этого колоссального напряжения. Они окажутся между бабушкой, абсолютно такой офиц... приверженцем классического официозного православия, матерью, человеком таких социалистическо-толстовских взглядов, и отцом, который опять совершает очередной оборот. То есть вчера он проповедовал одно, а условно завтра проповедует уже другое. А в 14-м году в возрасте 50, по-моему, 7 — что ли? — лет он опять просится на службу. По личному распоряжению царя ему разрешают вернуться офицером в казачий полк, и он погибает в разведке где-то на территории нынешней Молдовы. Вот такой вот феерический человек. Так вот когда начинается второй его этап, он, значит, исповедующий различные идеи опрощения, личного трудового участия, отказа от собственности. Он, значит, продает крестьянам своим, ну, бывшим своим — да? — крестьянам Хилковых он продает практически всё вот это вот имение в районе этих самых Павловок. 380 десятин он продает, 7 оставляет себе. На этих 7 десятинах он их будет сам пахать, будет, так сказать, в поте лица зарабатывать хлеб свой. А эти самые 380 десятин он продает, продает, правда, не отдает крестьянам, но по 30 рублей за десятину, а обычная цена в этой местности в это время 400 рублей за десятину. То есть он продает в 15 раз дешевле. И на каких условиях? В рассрочку на 30 лет. То есть через в год рубль крестьянин платит за десятину.

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — Но естественно, что под влиянием вот этого поступка, и он продолжает жить рядом, он общается с крестьянами, очень многие крестьяне, которые и до этого уже вот в их головах варится это всё... А что проповедует князь? Что несправедливо владеть землёй. Земля божеская. То есть общая. Это всё крестьянам очень близко и созвучно. Церковь естественно очень настороженно на всё на это смотрит. Вот пожалуйста, Победоносцев — Александру III, 1 ноября 1891 года: «К несчастью, безумцы, уверовавшие в Толстого, одержимы так же, как и он, духом неукротимой пропаганды и стремятся проводить его учение в действие и проводить в народ. Таких примеров уже немало, но самый разительный пример — князя Хилкова, гвардейского офицера, который поселился в Сумском уезде, Харьковской губернии, роздал всю землю крестьянам и, основавшись на хуторе, проповедует крестьянам толстовское евангелие, с отрицанием церкви и брака, на началах социализма. Можно себе представить, какое действие производит он на невежественную массу! Зло это растет и распространяется уже до границ Курской губернии, в местности, где уже давно в народе заметен дух неспокойный. Вот уже скоро 5 лет, как я пишу об этом и губернатору, и в министерство, но не могу достигнуть решительных мер, а между тем Хилков успел уже развратить около себя целое население села Павловки и соседних деревень. Он рассылает и вблизь, и вдаль вредные листы и брошюры, которым крестьяне верят». Хилкова отправят в ссылку, потом Хилкова выдавят за границу. В момент описываемых событий, через 10 лет после письма Победоносцева Хилкова в России нет. Но он развратил, как сказано, крестьян. В какой форме они развращены? Хилков в свое время после русско-турецкой войны, продолжая служить на Кавказе, познакомился там с духоборами, которые были туда выселены ещё при Николае Павловиче, и очень много от них воспринял. А духоборы — это такое рационалистическое, совершенно протестантское течение. Это часть более широкого движения, которое называли «Духовные христиане». Они очень скептически относятся к официальной церкви. Они скептически относятся к большинству таинств. Они скептически относятся ко многим догматам, значит, православной церкви...

С. Бунтман — Ну, да.

А. Кузнецов — Но они вообще люди очень тихие. Они совершенно низко...

С. Бунтман — Да вот в том-то и дело, что...

А. Кузнецов — ... насилие...

С. Бунтман — Откуда вот это? Разгром церкви-то?

А. Кузнецов — Вот их гонят куда-нибудь на тот же Кавказ, вот они собрали свои котомки, вот они подобрали баб и ребятишек и побрили туда. Они абсолютно...

С. Бунтман — Как потом толстовцы при советской власти.

А. Кузнецов — Совершенно верно.

С. Бунтман — Точно так же будут.

А. Кузнецов — Совершенно верно. Они не так, чтобы вот прямо до толстовский степени верят в непротивление злу насилием, но когда Толстой начнёт это на всю Россию проповедовать, как раз на их взгляды это ляжет очень, так сказать, ну, естественно. И в 95-м, по-моему, году будет очень известная акция, когда они посжигают оружие, до которого доберутся, и откажутся служить в армии. После этого, сами понимаете, правительство еще больше ими займется. Вот откуда взялся вот этот бунт? Вот почему... Я не просто ради красного словца вспомнил дело «Нового величия». Явно совершенно, вот этот бунт готовится. Вот смотрите, значит, в течение нескольких лет... Ну, да, известно, значительная часть села Павловки — это живут вот эти самые штундисты, как их называют в официальной переписке. За ними всё время наблюдают. Постоянно полицейские чины шныряют, периодически составляют на них протоколы. Но небольшие штрафы. За что? За молитвенные собрания. Значит, появляется во время молитвенного собрания, в чьём-нибудь доме появляется полицейский чин, обнаруживает как иронически про это будет писать один из мемуаристов адвокат Маклаков, о котором речь впереди, значит, в полицейском протоколе говорится: «Книга под названием Евангелие». Вот обнаружено в избе там большое количество народу, лежит на столе книга под названием Евангелие — штраф. Не положено вам собираться на ваши молитвенное собрания. Не дозволено. Но никаких более серьёзных ограничений не наблюдается. И вдруг в какой-то момент, где-то за год до, собственно говоря, вот этого бунта, а бунт — это лето 901-го года, вдруг начинают прессовать. Штраф...

С. Бунтман — То есть сначала их...

А. Кузнецов — Штрафы...

С. Бунтман — ... начинают. Да.

А. Кузнецов — Их начинают прессовать. Штрафы сыплются один за другим. Деревню фактически обкладывают полицейскими карданами. Никого не впускать, никого не выпускать. Крестьянам села Павловки для того, чтоб буквально там на ярмарку куда-то в соседний городок отправиться, надо разрешение от начальства получать, а можно и не получить. И вот идёт давление, давление, давление. А в это время близкие им духоборы... Как раз успешно заканчивается знаменитая операция. Духоборы, несколько тысяч человек, отправляются в Канаду.

С. Бунтман — То, что Леопольд Сулержицкий...

А. Кузнецов — Совершенно верно.

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — И Толстой в этом принял...

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — ... участие, и Леопольд Сулержицкий, и тот же Бонч-Бруевич, который вообще с ними туда поехал и там занимался устройством их дел. Значительная часть русской интеллигенции очень поддержала тогда эту историю, и деньги по подписке собирали, и там, значит, разрешение получали. Духоборы отправились в Канаду. Павловцы говорят: «Ну, давайте мы тоже» и подают прошение с просьбой разрешить им выехать. А их не выпускают.

С. Бунтман — А почему?

А. Кузнецов — А вот почему не выпустить?

С. Бунтман — Ну, кстати, духоборов тоже нелегко выпускали.

А. Кузнецов — Нелегко. Но уже прецедент. Да? Казалось бы, лёд сломан. Ну, выпустите вы ещё там тысячу этих самых безобидных тихих штундистов. Ну, обдерите их как липку по российской традиции на прощание. Да? Не выпускают. То есть практически закрытая банка. Да? Практически закрытый сосуд. В нём постепенно довольно быстро повышается, повышается температура, и вдруг откуда не возьмись вот при таких-то барьерах, заслонах, кордонах и всём прочим, в это село незнамо как, чуть ли вот не материализуются из грязи человек, которого, ну, ни в коем случае не должны были туда пускать, потому что он детонатор, он такой готовый профессиональный детонатор...

С. Бунтман — Вот сейчас вернемся. Да. Через 5 минут продолжим.

А. Кузнецов — Оставайтесь с нами.

**********

С. Бунтман — Продолжаем процесс, продолжаем дело крестьян, отпавших от церкви и напавших на церковь.

А. Кузнецов — И вот к этим крестьянам, которых вроде бы более чем в жёсткой и, так сказать, внимательно пасут, вдруг пробирается такой человек. Вот на суде один из свидетелей священник Шпановский показал, что до появления Кондрата Малеванного лет 12 тому назад Тодосиенко... Я не уверен, как правильно ставить ударение...

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — ... в его имени: Тодóсиенко или Тодосиéнко. Но Тодóсиенко мы тут решили в перерыве, скорее. Да?

С. Бунтман — Да. Или Малёванный, или Малевáнный.

А. Кузнецов — Ну, Малёванный точно, потому что там «ё»...

С. Бунтман — Потому, что «ё»...

А. Кузнецов — ... в старой орфографии...

С. Бунтман — Ну, слава Богу.

А. Кузнецов — Да. И малёванцы соответственно.

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — А не малевáнцы.

С. Бунтман — Вот почему я «ё» всегда поддерживаю. Да.

А. Кузнецов — Так вот: «Тодосиенко был тихий, работящий крестьянин-плотник. Имел жену и дочь. Лжеучение Малеванного, — а надо сказать, что малёванцы — это такая очень радикальная секта. Гораздо радикальнее штундистов, — захватило его и он становится одним из его последователей. Сильное нервное потрясение с умопомешательством привело Тодосиенко в больницу для душевнобольных. Оттуда он был выпущен как совершенно исцелившийся, но с того времени представлялся то штундистом, то малеванцем. Он бросает жену и дочь и проводит время с духовными женами. Сначала односельчане верили ему, т.к. он бесспорно обладает большими способностями и умеет влиять на толпу». Вот этот вот хорошо известный властям человек, человек по поводу которого была в свое время психиатрическая экспертиза. Он сидел в сумасшедшем доме. А экспертизу проводил ни кто-нибудь, а знаменитый Иван Алексеевич Сикорский, который потом в один день испортит себе всю свою довольно солидную научную репутацию экспертизой по делу Бейлиса. Но это уже в самом конце его жизни. Пока он очень авторитетный эксперт. Признал его, значит, человеком умалишенный. Вот этого человека туда внутрь пропускают. И вот...

С. Бунтман — Это при том, что на ярмарку нет...

А. Кузнецов — Да, на ярмарку нельзя, штрафуют за книгу с надписью Евангелие и так далее. И вдруг пропускают туда вот такого человека. Ну, а дальше... Дальше он начинает вовсю проповедовать. А он, понимаете вот, он из другой части, он не рационалист. Малёванцы — как раз типичные такие вот мистики. И, конечно, он яркий оратор. И все будут на суде потом отмечать его совершенно магнетическое воздействие на людей и так далее. Есть такой документ, который называется «Начало жизни христиан и страдание их в селе Павловках, какие они переносили мучения и гонения от язычников за веру Господа нашего Иисуса Христа». Сами павловские сектанты написали этот документ очень простым бесхитростным языком в 902-м году. То есть по горячим следам вот этого...

С. Бунтман — Ну, да.

А. Кузнецов — ... процесса. Процесс в начале 902-го года будет идти. «Мы его приняли как брата, накормили и напоили, переодели его в чистое белье. А также собрались соседи послушать, что он рассказывает и собралось нас человек 15 или 20, и начали беседовать и толковать Евангелие, что близко время тому, что написано и оно должно скоро сбыться», — малёванцы вообще считали, что Библия — это сборник притч о будущем. И то, что там описано, ещё должно произойти. У них была вот такая...

С. Бунтман — Ну, это довольно распространенная...

А. Кузнецов — ... как бы мы сейчас сказали, фишка. Да.

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — «А также узнали некоторые из наших братьев, то собрались послушать, что-нибудь нового, так как много времени уже ходит, то каждому человеку интересно послушать, — не очень понятная фраза. Имеется в виду человек бывалый, много путешествует. Да? Интересно такого человека послушать. — И это собрались в доме Тимофея Никитенка. И стал этот человек читать Евангелие и только что просказал слова, что сказано: всяка душа да будет покорна высшим властям. И только что проговорил и вдруг приезжает полицейский урядник и сотские арестовали этого человека и составили протокол. Нас всех поразогнав, а этого человека отправили в волость на ночь и посадили его в темницу». Но это он уже 4 или 5 дней там попроповедовал. И только тут полиция сделала вид, что проснулась.

С. Бунтман — Ну, делаем поправку на расторопность полиции.

А. Кузнецов — Да. Ну, и всё-таки уж больно всё это укладывается в обойму. «Тогда мы на другой день 11-го числа сентября пошли и понесли тому человеку хлеба, а также и на дорогу денег, а урядник его отправляет в город Белополье к становому приставу. А нам этого...» Дальше я уже своими словами расскажу. Дальше им этого человека стало опять же жалко. И они попросили урядника: отпусти ты его, не этапом, не под охраной, а своим ходом. А он говорит: «А вы за него ручаетесь?» — «А мы за него ручаемся». И, в общем, этот Тодосиенко уходит. И несколько дней всё более или менее тихо и спокойно, только они продолжают обсуждать вот это его появление в селе...

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — И вдруг с одним из них, значит, случается.... Ну, как сказать? Некое... Ну, трудно сказать что. Значит, случается там откровение, прозрение. В общем, он впадает в некое странное состояние, начинает выкрикивать различные, значит, слова. И вот что констатирует приговор суда: «Спокойно и разумно павловские крестьяне в течение одной только недели обратились в буйных, неудержимых фанатиков... не смотря на тюремное заключение, угрозу на наказание, оставались верными какому-то проходимцу только потому, что он говорил малопонятные слова Божески и на разных языках. Когда после ухода Тодосіенко, потрясенный... Григорий Павленко впадает в состояние, близкое к умопомешательству, начинает по-своему развывать идею уничтожения церквей, окружающие его, пораженные происшедшей с ним переменой приписывают ему также владение разными языками и проведя с ним 3 дня почти без пищи и сна, к утру 16 сентября обращаются в безумную, фанатичную толпу». Они пошли. В селе был... Село очень больше. В селе было 2 церкви: просто церковь и церковь-школа. Вот там упоминалось. При ней была еще и церковно-приходская школа. Поэтому ее так называли. Вот они идут к этой школе. Она закрыта. Они врываются. Они действительно там кое-чего поломали и по... значит, по бесчинствовали. А в это время из работающей 2-й церкви вышли православные, разобрали забор на колья и пошли бить вот этих самых штундистов. И в результате в основном увечья-то получили вот эти павловские сектанты. И из них один человек погиб. Но в результате около 200 человек получили разной степени тяжести повреждения. Около 200 крестьян с обеих сторон, но в основном сектанты, и около 50 чинов полиции, которые, значит, этот бунт прибудут подавлять. Ну, а дальше? Дальше что? 28 января 902-го года специальное выездное заседание Харьковской судебной палаты с сословными представителями прибыл в город Сумы. Процесс закрытый. Не пустили никого. Не пустили судебных... чиновников судебного ведомства, тех, кто не имел отношения к процессу. Не пустили местных адвокатов, тех, кто не имел отношения к процессу. Пустили кроме тех, кто, значит, имел там право находиться, пустили 4-х человек. Пустили председателя окружного сумского суда. Ну, он хозяин здания, его уж совсем неудобно не пустить. Да? Пустили специального представителя Победоносцева, который приехал курировать всё это происходящее. Пустили специального представителя министра внутренних дел. Это будущий министр внутренних дел, будущий Ванька-Каин, как его называли, Иван Щегловитов.

С. Бунтман — Щегловитов. Да.

А. Кузнецов — Ну, вот специально Маклаков в своих воспоминаниях, а он один из приглашенных адвоката, специально говорит: «Ну, тогда Щегловитов ещё не был вот тем Ванькой-Каином, каким его потом узнаем». Мы говорили в передаче о деле Бейлиса, какое печальное перерождение произошло с этим по-своему талантливым, интересным человеком на чиновней службе. И дальше вот всё это разбирается, разбирается и разбирается. Приговор очень суровый. Значит, Тодосиенко, которого вообще не было в селе при этом погроме уже несколько дней, — 15 лет каторжных работ. Григорий Павленко, вот тот, который заблажил, — 15 лет каторжных работ. Ещё 12 человек по 12 лет каторги. 30 человек — каторжные работы, но сам в суд ходатайствует о замене ссылкой на поселение. 4 человека — тюремное заключение по 8 месяцев. И 17 человек оправданы. Что это было? Вот многие, в том числе и сам Лев Николаевич Толстой, подозревали, что это провокация. То есть Тодосиенко использовали в темную. Он, конечно, не полицейский агент. Безусловно. Но просто такого человека вбросить в эту среду, до этого заботливо подготовленную, — это уже всё сделать. Толстой Давыдову, Николаю Васильевичу Давыдову, о котором мы не раз уже упоминали в наших передачах, ноябрь 901-го года:

«Дорогой Николай Васильевич,
Помните, я вас просил о защите Павловцев. Дело это гораздо более — хотел сказать: интересное — более важное, чем я думал. Пророк, возбудивший их, был очевидно провокатор. Его личность не могут установить. Он сидит в остроге и называется Федосенко, но это неправда.Впрочем, подробности вам расскажет Михайлов. Они на днях получат обвинительный акт и должны выбрать защитника. Решите, кого им взять. Не просить ли Карабчевского? Я могу. Или достаточно Маклакова, или что вы решите другое. — Я всё хвораю, но не жалуюсь. Поминаю о вас».

Будет представлять крестьян местная харьковская очень хорошая адвокатура. Приедут 3 восходящие звезды столичный адвокатуры, представители так называемый молодой адвокатуры — это организация внутри петербургского совета присяжных поверенных. Приедет Василий Маклаков. Приедет Николай Муравьев. И приедет Николай Тесленко. Это действительно молодые, энергичные и уже зарекомендовавшие себя защитники. Ну, вот Маклаков, который оставил об этом деле воспоминания, он пишет, что нам там делать особенно нечего было, всё было предрешено. Но, правда, Щегловитов, кстати говоря, используя свое положение эмиссара министра внутренних дел, добился, что вот этот очень суровый, очень жестокий приговор был явочным порядком тихонько, без всякого объявления смягчен. К 905-му году все они вернулись вот эти вот отправленные на каторгу, потому что их задним числом всё-таки приговорили вместо каторги к принудительному психиатрическому лечению. То есть уже во внесудебном, после судебном порядке их признали, значит, невменяемыми и разослали на 2-3 года по различного рода сумасшедшим домом, как это в свое время было с Малёванным, как это будет с Тодосиенко и так далее. Вот получается, что, похоже, как и в деле «Нового величия» сошлись во власти два разных подхода. Вот то, что эта провокация готовилась — это, похоже, инициатива местных властей. А чем она, эта инициатива, вызвана? 901-й год. В 20-х числах февраля знаменитое определение Священного Синода о Льве Толстом с последующим письмом Софьи Андреевны, с последующим письмом Толстого. Всё это на всю Россию расходится. Гром и так далее. И вот, похоже, что местные мыслители решили сделать центральным властям, возможно, лично Победоносцеву подарок, подготовив вот, собственно говоря, о чём Константин...

С. Бунтман — Вот к чему это всё приводит...

А. Кузнецов — Вот о чем...

С. Бунтман — Да. Да.

А. Кузнецов — ... Константин Петрович еще в 91-м году...

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — ... покойному государю-то писал.

С. Бунтман — Может быть.

А. Кузнецов — Разврат. Вот этот интеллигентский разврат. Вот граф и князь, граф Толстой и князь Хилков, они...

С. Бунтман — Да. Что это делает с простым богобоязненным народом?

А. Кузнецов — ... умствуют, мудрствуют, а вот народишко, так сказать, таким образом подвели под полицейские, значит, палаши и казачьи нагайки. Но похоже, что была другая партия, и, видимо, вот ее интересы на суде представлял Щегловитов, скорее всего, который сказал: «О! Это вы глупо сделали». Ведь известно, что к Александру III не раз обращались с предложением как следует бздынкнуть по Толстому, а он сначала не разрешал это делаеть, потому что говорил, что он мой любимый писатель с детства, а потом говорил: «Я не хочу, чтоб ему терновый венец мученика поднесли. Зачем вы это делаете?» Да? И когда ему всё-таки поднесли вот этим вот якобы не отлучением, якобы просто констатацией отпадения его от церкви... Ну, правильно Мельгунов пишет, это, так сказать, для нынешнего времени казуистика. А тогда все восприняли однозначно, что это отлучение от церкви. Вот. И вот похоже, что нашлись в столицах люди, которые сказали: «Не надо из этого раздувать процесс. Не надо педалировать. Не надо проводить, значит, связь от Толстого к этим самым Павловским крестьянам. Не нужно. Это-то сейчас только ещё больше раскачивает лодку».

С. Бунтман — Интересно знать...

А. Кузнецов — Вот такое...

С. Бунтман — ... знать бы персонально и тех, и других. Вот если там более-менее ясно...

А. Кузнецов — Ну, можно предполагать какой-то расклад сил, особенно во второй партии, но это всё, конечно, вилами на воде писано. Но и тогда... Вот, пожалуйста, Толстой сразу про это пишет, и Мельгунов, который в 30-е годы пишет свою книгу, вот они все пишут о провокации.

С. Бунтман — Но не исключено, потому что провокация настолько укоренилась уже тогда, невероятно у нас укоренилась провокация. Ну, вот оказывается, так укоренилась, что сейчас вот эти бесподобные провокации с провокаторами, которые целые организации составляют и делают их экстремистскими и террористическими.

А. Кузнецов — Да, с нуля, под ключ.

С. Бунтман — Да, да. Еще одну мы сегодня с вами... а вот займемся сегодня еще одной страной, где масса провокаций была, и наш чудесные социалистический строй тому способствовал немало, как он везде этому способствовал. Это политические процессы советской Чехословакии, социалистической, к 50-летию ввода войск, который у нас настает вот 22-23-го. Первое: суд над лейтенантом Каролем Пазуром по обвинению в руководстве расправой над немецким гражданским населением, 47-й год.

А. Кузнецов — Это очень печальная...

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — ... страница чешской истории, потому что речь-то идет о судетских немцах 45-го...

С. Бунтман — О, да!

А. Кузнецов — А суд в 47-м.

С. Бунтман — Слышали Адольфа Хампеля? Вот у меня в передаче, которая вот...

А. Кузнецов — Да.

С. Бунтман — Вот! Вот от этого он и страдал. И, кстати, больше от чешских энтузиастов, чем от Советской Армии.

А. Кузнецов — Так вот здесь про чешского энтузиаста и будет идти речь. Совершенно верно.

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — Мазур-то чех.

С. Бунтман — Да. Суд над Карелом Чурда, диверсантом, по обвинению в измене и предательстве бойцов Сопротивления, 47-й год.

А. Кузнецов — Да.

С. Бунтман — Ну, такой тоже вроде, в общем-то...

А. Кузнецов — Ну, это классическое...

С. Бунтман — Классическое...

А. Кузнецов — ... дело о коллаборационисте как бы.

С. Бунтман — Да. Это такие постнюрнбергские национальные процессы.

А. Кузнецов — Тут... ту по всей Европе.

С. Бунтман — Суд над общественным деятелем Миладой Гораковой обвинению в буржуазном национализме и подготовке диверсионного заговора. Это уже совсем другой 50-й год.

А. Кузнецов — Ну, это вот такие позднесталинские процессы...

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — ... потому что к... после развенчания культа личности ее именем, она была казнена, ее именем назовут в Праге площадь.

С. Бунтман — Ну, вот это конец 40-х...

А. Кузнецов — Да.

С. Бунтман — ... начало 50-х после полной... коммунизации Чехии... Чехословакии

А. Кузнецов — После окончательной победы социалистического строя в Чехословакии.

С. Бунтман — Я вот... Неправильно я выражаюсь. Да. Аполитично совершенно...

А. Кузнецов — Аполитично.

С. Бунтман — Да. Суд над Генеральным секретарем ЦК КПЧ Рудольфом Сланским — вот тоже! — по обвинению в «троцкистско-сионистско-титовском заговоре». Это классика 52-го года.

А. Кузнецов — Конечно. Конечно.

С. Бунтман — Да. Перед самой смертью...

А. Кузнецов — Вождя всех народов.

С. Бунтман — ... великого людоеда. Судебные процессы по итогам антикоммунистического восстания в Пльзене, 53-й год. Это вот важные этапы такие! Вот что не выберете, все будет чрезвычайно показательно и чрезвычайно интересно. Уже этот список на сайте. Можете голосовать на...

А. Кузнецов — У нас есть 30 секунд. Можно я стишок прочту?

С. Бунтман — Да.

А. Кузнецов — Мне очень понравился. Возвращаясь к нашей теме про штундистов, Харьковский архиепископ Амвросий как раз в те времена, значит, разразился, нашел у себя рифм и написал такой текст:

«Гремите, церковные громы,
Восстаньте, соборные клятвы,
Разите анафемой вечной
Штундистов отверженный род.
Штундист разрушает догматы,
Штундист отвергает преданье,
Штундист порицает обряды,
Еретик он — проклятый штундист...»

Сорвался в последней фразе.

С. Бунтман — Нет.

А. Кузнецов — А так всё было ритмично.

С. Бунтман — А это... это хором. Это уже следующий там запевала. И это вообще строем очень здорово петь.

А. Кузнецов — Да, да. Да. И с переходом...

С. Бунтман — Вот попробуйте, если на... на конкурсе строя и песни, которые все сейчас...

А. Кузнецов — Сводится...

С. Бунтман — ... популярные становятся.

А. Кузнецов — ... постепенно.

С. Бунтман — Да, да. Вот. Хорошо. Друзья мои, спасибо.

А. Кузнецов — И оставайтесь с нами, у нас сегодня очень актуальная тема в «Родительском собрании».

С. Бунтман — «Павловка и сейчас существует?» — пишет юрист...

А. Кузнецов — Да!

С. Бунтман — Интересно...

А. Кузнецов — Да, это Украина.

С. Бунтман — ... как у них сейчас с вероисповеданием?

А. Кузнецов — Слободская Украина. Да.

С. Бунтман — Ну, можно отправиться в экспедицию.

А. Кузнецов — Всего доброго!

С. Бунтман — До свидания!