Сайт Евгения СычёваEugi Gufo

Она была с виду обычной девушкой — тоненькой, светловолосой и сероглазой, с грубоватыми ладонями, познавшими труд, загорелой кожей и белозубой улыбкой, здоровая и красивая.., может быть, только всего лишь немного красивее своих сестер и может быть, ответственней, потому что была старшей.

И соседи не осудили, когда её жених, сын лавочника, долго за ней увивавшийся, вдруг запил, а потом женился на её средней сестре, которая слегка прихрамывала: самой бы бедняжке такого жениха вовек не дождаться. Потом и новый её жених, типографский рабочий Анри Шарль, славный парень, заводила и сердцеед, вдруг тоже как будто затосковал и стал проводить больше времени в кабаке, чем на собраниях секции , а вскоре тоже женился — на её младшей сестре.

«Ну вот, Симона, сестер ты пристроила, теперь и самой замуж идти, одобрительно говорили соседки. И у неё уже снова появились женихи, да сразу двое, да ещё подрались на празднике Федерации ..., тут уж соседки проявили настойчивость — иди, мол, замуж, иди, чего ждешь-то?!

Ждала ли она чего-то в то дождливое лето 1790? Едва ли! Хотя жизнь вокруг была бешеная, но молодая революция ещё не превратилась в бурный поток, смывающий устои: будущее виделось простым и понятным: идти замуж, наладить дом, родить и вырастить детей... Дала ли она согласие одному из женихов, была ли назначена свадьба — история умалчивает. Но история чудом и с каким-то умыслом сохранила один день, точнее ночь — с 28 на 29 июля 1790 года.

Недавно отгремел праздник Федерации. Король и королева присягнули на верность нации, Париж пел и плясал, а Конституционная монархия клялась осчастливить свой добрый народ. Революция была ещё молода, великодушна и наивна, но те, кто, выпив и отплясав, возвращались в трущобы Сент-Антуан или Сен-Дени, трезвели быстро. Мимолетная сытость королевского банкета только скрутила им желудки, а радость, которой они так неистово предавались, прочертила новые морщины на усталых лицах женщин. После славного праздника Федерации протрезвевшие предместья не столько поняли, сколько почувствовали, что их в очередной раз обокрали.

Вечером, 28, хлестал дождь: младшая сестра Симоны беспокоилась о муже Анри Шарле — не загулял бы; тот, наконец, пришел и не один. Анри Шарль что-то пошептал жене; потом кивнул Симоне на незнакомца, который молча сел у стола: «Мы с женой предупредим кое-кого из соседей, а ты позаботься о нем. Это Друг народа, его всюду ищут, могут и сюда сунуть носы.., в общем, ты понимаешь».

Конечно, она поняла. Все в их доме, на их улице, да и во всем квартале читали газету «Друг народа» и знали имя её автора — Марат. Читали и последний его памфлет с названием «С нами покончено». Отчаянный, неистовый призыв! Но даже кое-кто из соседей пожимал плечами в недоумении: автор писал о скором бегстве короля и королевы в Компьен, о некоем чудовищном заговоре против революции, призывал к арестам, захвату складов с оружием, к народному восстанию...

Симона заперла дверь, задернула занавеску, переставила свечку подальше от окна; проворно собрала на стол, что было... Но гость неподвижно сидел, опустив голову на руки. Она попыталась что-то сказать, но он не слышал. Она тронула его за руку. Рука была очень горячей. От этого прикосновения он вскинул голову и начал что-то говорить, глядя сквозь неё, то и дело переходя на непонятный ей язык. Вдруг вскочил и видимо собрался выйти. Она с трудом его удержала, понимая, что он бредит. Потом села рядом и, взяв горячую руку, держала её в своих, чувствуя страшный жар: видимо, он был болен и тяжело.

Так они и провели эту ночь. Симона забыла об обязанностях хозяйки и больше не делала попыток что-то предложить: непонятные слова, неведомые смыслы, которыми он бредил, врывались ей прямо в душу — душу парижанки и простолюдинки. И она почему-то перестала чувствовать жар от его руки; может быть, потому что этот убийственный жар проник и в неё и разлился по телу мучительным, неизведанным прежде желанием — чтобы это продолжалось ... ещё.

Перед рассветом вернулся Анри Шарль и постучал условным стуком; Марат сильно вздрогнув, поднял голову и несколько секунд смотрел в лицо Симоны. Потом огляделся, видимо припоминая обстоятельства своего появления здесь, и взгляд прояснился.

Он встал и, чему-то усмехнувшись, взглянул на неё словно бы с сожалением.

Как вас зовут?

Симона.

Он крепко, по-дружески пожал ей руку:

Спасибо, Симона. Прощайте.

Марат, «Кассандра революции», так часто предвидевший её необратимый ход! Судьбы пророков — не видеть того, кто рядом, потому что этой девушке ему следовало сказать «Здравствуй!».