Сайт Евгения СычёваEugi Gufo

Ксения Ларина — Начинаем программу «Дорогой наш Никита Сергеевич», у микрофона Ксения Ларина, у нас сегодня нету Виталия Дымарского, он в командировке, поэтому я одна проведу эту передачу. Одна в качестве ведущей, зато у меня гости, да какие! Итак, сегодня мы говорим о телевидении во времена Хрущева, и в гостях у нас: Леонид Золотаревский, журналист-международник, секретарь президиума Международной академии телевидения и радио, здравствуйте, Леонид Абрамович!

Леонид Золотаревский — Здравствуйте!

К. Ларина — Рудольф Борецкий, профессор кафедры телевидения и радиовещания журфака МГУ, добрый день, Рудольф Андреевич!

Рудольф Борецкий — Добрый день!

К. Ларина — И конечно же, когда я готовилась к программе, читала я исторические очерки Вашего коллеги Георгия Кузнецова. Сегодня исполняется ровно пять лет с того момента, как он ушел из жизни. И мне бы очень хотелось, чтобы Вы несколько слов сказали — я знаю, Рудольф Андреевич, что Вы дружили с Герой, как привыкли называть. Его ужасно не хватает вот в такой передаче — вот сегодня бы он точно здесь был необходим.

Р. Борецкий — Во-первых, спасибо за то, что вспомнили этого замечательного человека, прекрасного журналиста. Как журналиста его лучше знал мой коллега и друг Леня... Простите, я буду так его называть, поскольку мы более полстолетия знакомы и дружим. Как исследователя, как организатора обучения телевизионной журналистике, как заведующего кафедрой телевидения и радио МГУ — ну, здесь, наверное, как-то ближе был он мне. Это человек целеустремленный, это человек очень несовременный в том смысле, что для него никакая конъюнктура не играла решающей роли, а всегда правда и только правда. Иногда он этим царапал людей, тем, что говорил прямо в глаза то, что думал, но я лично за это только благодарен ему, и он из тех людей... ведь как это сказать точнее — ведь проходит мимо тебя, в твоем возрасте особенно, множество людей, а остаются навсегда, до последних дней, единицы. И вот Гера, конечно же, среди них. Он никогда не исчезнет, пока я хожу по этой земле.

К. Ларина — Леонид Абрамович.

Л. Золотаревский — Вы знаете, для меня Гера Кузнецов — это все то, что для Рудольфа Андреевича, плюс к тому, в моей довольно долгой уже жизни у меня было два очень близких друга. Был такой Геннадий Павлович Морозов, тоже который какое-то время работал в нашей профессии, хотя существовал и в профессии разведчика, и Гера Кузнецов, который до последних его дней был самым близким мне человеком. Человеком, которому можно сказать все, без всякой внутренней, так сказать, редакции, без мысли о том, что и как ты говоришь. С ним можно было поделиться не только неприятностями, которыми обычно делятся в наше время с друзьями — времени-то мало — а с ним можно было делиться, причем делиться действительно и радости, и он ее разделял. И я просто не встречал второго человека, который бы так понимал другого. И я ему безумно за все это до конца моих дней буду благодарен.

К. Ларина — Ну а я еще раз повторю, что я застала Геру Кузнецову, когда он в телевизоре был, вел программу «Киноправда» — вот Вы про правду говорили, Лев Андреевич, да, как раз. И к сегодняшней программе, в частности, я готовилась по его очеркам, по его заметкам, которые очень подробно рассказывают о становлении отечественного телевидения, и кстати, опять же, благодаря Гере Кузнецову, сегодня у нас в гостях именно эти люди, Леонид Золотаревский и Рудольф Борецкий. Давайте мы приступим уже к теме нашей программы. По традиции, хочу передать слово моему коллеге Якову Широкову, который нам немножечко расскажет о текущем моменте, в смысле, текущем в то время. Итак, телевидение в эпоху Хрущева — слово нашему корреспонденту Якову Широкову, а потом начнем наш разговор, наверняка наши гости дополнят рассказ корреспондента нашего, или, может быть, в чем-то его и поправят.

Яков Широков — Телевещание в годы правления Никиты Хрущева оставалось не таких распространенным, как радио, хотя и не менее популярным. Телевизор КВН-49 стал по-настоящему народным телевизором в 50-е годы. Только количество телевизионных приемников в семьях простых советских граждан перевалило за миллион во второй половине десятилетия. Зато первый миллион зрителей советское ТВ набрало уже в середине 50-х. В это время вещают пять телецентров — запускают вторую программу, которая получила название «Московской» — по Первой в то время транслировались передачи Центральной студии телевидения с Шаболовки, — объем трансляций нарастает: с 1955 года они переходят в ежедневный формат. Специалисты в это же время говорят руководству страны о необходимости строительства в Москве специального телецентра, так, чтобы в него входили несколько студий, передающая станция и башня высотой не менее полукилометра, чтобы сигнал ловился в радиусе не менее 120 км от Москвы. Добро на строительство телецентра в Останкино было дано. По мере того, как телевидение распространялось по стране, менялась система управления. До 1957 года ТВ находилось в ведении министерства культуры, дальше был создан Госкомитет по телевидению и радиовещанию при Совете министров. При Никите Сергеевиче начались первые эксперименты с цветным вещанием. Это время появления многих известных теперь у нас программ. К фестивалю молодежи и студентов в Москве на Центральном телевидении образована молодежная редакция — там появляется «Вечер веселых вопросов». Закрытая со скандалом, эта передача перерождается уже в начале 60-х как «Клуб веселых и находчивых». Выходят новостные выпуски, вроде еженедельной эстафеты новостей, весной 1962 года появляется «Телевизионное кафе», за короткое время ставшее «Голубым огоньком», сначала периодической, а затем приуроченной к праздничным датам передачей. Примерно в то же время появляется «Кинопанорама». Чуть раньше на экраны выходит «Клуб путешественников» во главе сначала с Владимиром Шнедеровым, а затем Юрием Синкевичем. Ну и конечно же, одновременно с советским телевидением выросла целая плеяда дикторов и ведущих: Игорь Кириллов, Анна Шилова, Валентина Леонтьева, Анна Шатилова, Нонна Бодрова и Светлана Жильцова.

К. Ларина — Такой, музыкальный финал этого небольшого материала. Ну вот я вижу, не совсем согласен Рудольф Андреевич. Пожалуйста.

Р. Борецкий — Если можно, две поправки...

К. Ларина — Давайте, конечно.

Р. Борецкий — Они могут показаться незначительно, но в них есть некий смысл. Во-первых, Государственный комитет по радиовещанию и телевидению — это было позже, после 1957 года, летом, после замечательно проведенного фестиваля молодежи и студентов в стране — об этом можно поговорить отдельно — был создан комитет по радиовещению и телевидению при Совете министров СССР. Все эти маленький значки — государственный комитет или комитет при Совете министров или Совета министров — имели очень большое значение. Это... комитет — это был рангом ниже, государственный комитет — рангом выше, а государственный комитет Совета министров СССР — это уже было союзно-республиканское министерство. Вот. Поэтому... И он возник, Государственный комитет Совета министров, только в 70-м году, тоже при известных обстоятельствах, достаточно любопытных. Ну, если коротко, то после памятного 1968 года.

К. Ларина — Ну вот, Гера Кузнецов... Да, пожалуйста.

Р. Борецкий — А во-вторых, вторая еще поправка небольшая. Здесь было сказано, что молодежная редакция была создана. Это не молодежная редакция, которая выпустила эту программу памятную, «ВВВ», это была фестивальная редакция. Молодежная редакция была создана в феврале 1958 года, и Ваш покорный слуга ее создавал как раз, эту редакцию, и был ее ответственным редактором. Вот такие незначительные поправки.

К. Ларина — Вот смотрите, Гера Кузнецов в своем тексте, историческом очерке, посвященном именно этому периоду, называет эти годы, с 1957 по 70-й, золотыми годами отечественного телевидения. Можно, действительно, так это оценить?

Л. Золотаревский — Я с этим согласен. Причем не потому, что я старый, и мне кажется, все, что было в прошлом, все это было лучше — нет, совсем не поэтому. Я просто позволю себе привести несколько примеров. Значит, во-первых, в годы, так сказать, владычества Хрущева у телевидения появилась такая, довольно любопытная функция. Никита Сергеевич любил ездить, как все руководители, с зарубежными визитами, и когда он возвращался в Москву, то он с аэродрома ехал прямо в Лужники, выступал с неподготовленной — ну, может быть, маленькая подготовка, так сказать, такого рода была — с неподготовленной речью, в частности, вот я очень хорошо помню, что когда он вернулся из поездки в три страны, то закончил он свою речь — цитирую по памяти, но совершенно точно — «Да здравствует вечная и нерушимая дружба между советским народом и народами Индии, Индонезии и Афгавнистана».

К. Ларина — (смеется)

Л. Золотаревский — Вот. Никакой цензуры не было, естественно, никакой редакции не было, это был...

К. Ларина — Прямой эфир.

Л. Золотаревский — ...прямой эфир, да.

Р. Борецкий — Конечно.

Л. Золотаревский — Вот, но когда я спустя 18 лет поехал в одну из этих стран надолго, то я вспомнил, как ее охарактеризовал Никита Сергеевич в свое время. Это один пример.

К. Ларина — Так.

Л. Золотаревский — Вот, а второй — совершенно, так сказать, противоположного плана. Вот представьте себе: приходит молодой корреспондент к главному редактору информации — подчеркиваю, информации — и говорит: «Николай Семенович, на днях в „Известиях“ был опубликован рассказ известного журналиста Аркадия Сахнина». Суть этого рассказа сводилась вот к чему: что существует международный закон, согласно которому все радиостанции, которые находятся на кораблях в открытом море, и береговые, которые поддерживают с ними связь, обязаны два раза каждый час молчать по три минуты. Это с 15 до 18 и с 45 до 48. Любой выход в эфир кроме сигнала SOS в это время считается преступлением и влечет за собой уголовную ответственность. Так вот, автор этого очерка Сохнин был на одном из судов нашего флота рыболовного, сидел в рубке у радиста — ну, по каким-то своим делам — и вдруг в три минуты молчания услышал, как в эфир прошла такая фраза — причем на русском языке — «Мария, ты слышишь меня? Это была ошибка. Я люблю тебя».

К. Ларина — Какая красота!

Л. Золотаревский — Вот, и я пришел к главному редактору и предложил ему разыскать Марию. И главный редактор информации молодому корреспонденту сказал: «Пожалуйста». И разрешил взять двух молодых операторов и уехать в другие города — это уже другая история, где мы искали эту Марию.

К. Ларина — Ну нашли?

Л. Золотаревский — К сожалению, да, потому что она оказалась совсем неинтересная, но зато мы нашли другую — эрзац-Марию, которая была великолепная и которая дала возможность сделать фильм. Но я просто говорю, что обстановка в телевидении, которая существовала в те годы, позволяла, вот, делать такие вещи. Попробуйте сегодня прийти к главному редактору Информации и предложить ему сделать что-нибудь подобное.

К. Ларина — Да, да, да. Ну вот здесь очень важный момент: все-таки действительно самое главное-то было отличие, от сегодняшнего дня уж точно — это прямой эфир. Он всегда был прямой эфир?

Л. Золотаревский — Да.

Р. Борецкий — Он был, ну, в известной степени вынужденный. Но у меня сначала небольшое...

К. Ларина — Ну и хорошо, и слава Богу. Я бы очень хотела, чтобы у нас был вынужденный прямой эфир, хотя бы так. Да.

Р. Борецкий — У меня небольшое дополнение к тому, что написал в своей книжке Георгий Владимирович. Дело в том, что все начиналось гораздо раньше.

К. Ларина — Золотые годы, Вы имеете в виду?

Р. Борецкий — Да, и золотые годы тоже. В 51 году была создана Центральная студия телевидения. В 55-м году началось ежедневное вещание телевидения, и в то время было достаточно много интересного. В то время был замечательный журнал «Искусство», редактором которого был очень образованный яркий человек Андрей Донатов, который потом вместе с режиссером Колосовым создавали на «Мосфильме» «Телефильм». Был журнал «Юный пионер», режиссером и одним из создателей которого был Авенир Зак — это очень интересная фигура, если кто помнит, была такая пара — потом, когда Зак ушел с телевидения — драматургов, Зак и Кузнецов в нашем театре. Это были яркие очень люди. В то время приходили на телевидение — и немало — людей, выпущенных на свободу из лагерей. Вот у нас объявился такой режиссер, дядя Леня мы его называли, соратник близкий Мейерхольда и за Мейерхольда он сел, был забран в эти, концлагеря.

Л. Золотаревский — Варпаховский?

Р. Борецкий — Варпаховский, совершенно верно. Потом он ушел в театр и был известным театральным режиссером.

К. Ларина — Главный режиссер театра Грибоедова.

Р. Борецкий — Нам для облагораживания, так сказать, программ был прислан, и придумали для него должность художественный руководитель центрального телевидения, лауреат Государственной... нет, по-моему, даже еще Сталинской премии Роман Иринархович Тихомиров. Он получил премию, по-моему, за постановку «Хованщины» в Большом театре. И появлялись вот такого рода люди, которые... на которых мы, мальчишки... ну, мне было 25 в то время.

К. Ларина — А Вы как попали, вообще, на телевидение, Рудольф Андреевич? Как Вы пришли?

Р. Борецкий — Да, да, безусловно, они сыграли роль в нашей жизни очень большую. Но в то же время был очень интересный процесс: сама власть, вот та верховная власть наверху, толком не понимала, что это такое, телевидение. Я приведу, ну, может быть, такие примеры, которые сейчас покажутся курьезами, и совершенно невозможно сегодня себе представить. Например: студии кино были обязаны все свои премьерные фильмы отдавать телевидению сразу. Театры были обязаны допускать телевизионные камеры к себе на премьеру. Такое себе представить сегодня невозможно, это ясно, потому что потеря это зрителей, и т.д., и т.д., финансовая сторона здесь совершенно ясна. А в то время, тем не менее, это было так. Кроме того, первым руководителем телевидения был просто инженер. Главный инженер телевизионного центра, ТТЦ.

Л. Золотаревский — Сальман.

Р. Борецкий — Сальман, совершенно верно. Первым генеральным директором телевидения, центральной студии телевидения была такая Валентина Николаевна Шароева. Очень яркая, интересная женщина, противоречивая до невероятности, но она была кадровым работником министерства культуры. Она работала в отделе кадров министерства культуры. Потом на какое-то очень короткое время пришел на телевидение, ну, вроде бы, человек из нашего цеха — главный редактор журнала «Вокруг света», поныне известного тоже, кандидат географических наук, человек, который совершенно не понимал, куда он попал.

К. Ларина — Давайте, я Вас умоляю... Дорогие друзья, я вынуждена сейчас сделать паузу, потому что у нас время новостей, давайте новости послушаем, потом продолжим.


НОВОСТИ


К. Ларина — Итак, мы сегодня вспоминаем золотые годы советского телевидения, и у нас в гостях Леонид Золотаревский и Рудольф Борецкий. Рудольфа Андреевича мы прервали на самом интересном месте — мы перечисляли персоналии, которые пришли в то время на телевидении.

Р. Борецкий — Нет, я хотел закончить тем, что понимание там, наверху, властей, что же такое телевидение, началось...

К. Ларина — Т.е. они не отдавали себе отчет, что это такое?

Р. Борецкий — Да, они не отдавали себе отчет, я уже приводил примеры. Началось фактически во время и после фестиваля. И во время фестиваля ведь появилось очень много нового. Появились прямые телевизионные репортажи такие — вот, в котором... в одном из которых, и во многих, принимал Леонид Абрамович участие, которых не было до тех пор. Но появилось репортажное телевизионное кино. Ведь выпуск операторского факультета ВГИКа был направлена на телевидение. И были созданы мобильные репортажные группы... Вот я в то время работал один день выпускающим программы, а второй день должен был отдыхать, но мы с оператором Дмитрием Федоровским — это отдельный разговор, это очень интересная личность — мы ездили и снимали репортажи телевизионные. И таких групп было около десятка. Нам военные по распоряжению сверху лично Хрущева дали вот эти вот «газики» военные, выкрашенные в зеленый цвет, и на этих «газиках» разъезжали обычно оператор, редактор, он же автор сюжета, и шофер, он же ассистент, так сказать, помощник. Такие мобильные группы разъезжали по всей Москве.

К. Ларина — А вот Леонид Абрамович, как я понимаю, как раз попал на телевидение во время фестиваля.

Л. Золотаревский — Нет.

К. Ларина — Раньше?

Л. Золотаревский — Чуть раньше. Я попал раньше, привел меня туда Муратов. Причем взяли меня по одному-единственному признаку — просто потому, что я свободно говорил по-английски, а в это время ни одного иностранного языка не знал никто на Шаболовке. Но вот Рудик вспомнил про репортеров, которые вели, в общем, все прямые эфиры, с утра до ночи во время фестиваля, две недели подряд.

Р. Борецкий — Во втором часу программы заканчивались ночи обычно.

Л. Золотаревский — Ну, по-разному. Так как я руководил этой группы, и сам вел все эти репортажи, то я как раз хотел бы сейчас упомянуть, и не просто, так сказать, заради этики отношений, а по существу, что до фестиваля мы создали довольно любопытную школу репортеров. Тренаж, которому подверглись такие люди, как недавно ушедший, к сожалению, из жизни профессор Амбарцумов, который был нашим послом, Женя Амбарцумов, ведущий научный сотрудник Института международных отношений... Примаковского института, Мировой экономики и международных отношений.

Р. Борецкий — Мировой экономики.

Л. Золотаревский — Да. Который и по сей день объясняет всей России...

К. Ларина — Георгий Мирский, да?

Л. Золотаревский — Георгий Мирский.

К. Ларина — О, замечательный человек.

Л. Золотаревский — Блестящий. Блестящий эрудит, красавец мужчина, атлет, который великолепно играл в волейбол, великолепно плавал. Вот, среди этих репортеров были многие, довольно уже известные в профессии — не телевизионной, а в своих профессиях — люди. И вот, их нужно было натаскать на телевидение. И делалось это так: человек садился в кинопросмотровый зал. Ему заранее сообщалась только одна, так сказать, информация: ты будешь смотреть документальный фильм, предположим, об Индонезии.

Р. Борецкий — И немая пленка давалась.

Л. Золотаревский — Ничего подобного. Давалась, так сказать, нормальная пленка. Но дело не в этом, а дело в том, что...

Р. Борецкий — Без комментария.

Л. Золотаревский — Да, без комментария. И ставился микрофон, и все записывалось на обычный магнитофон. И человек должен был просто...

К. Ларина — Комментировать.

Л. Золотаревский — ...воспользовавшись своей памятью и своей сообразительность, и главным образом, своей реакцией, вести репортаж о том, что он видит.

К. Ларина — Это потом в КВНе использовали это, как конкурс.

Л. Золотаревский — Потом, да. Вот, вести, так сказать, репортаж о том, что он видит. Потом все это анализировалось, очень серьезно, пленка, так сказать, с записью его голоса. И вот этот тренаж происходил на протяжении месяца. И только после этого, так сказать, мы все полезли в эфир с тем, чтобы говорить о событиях. Причем о событиях самых разных. Это был, кстати, первый случай, когда собрали все 16 передвижных телевизионных станций, которые тогда вообще были в Советском Союзе, их все собрали в Москве с тем, чтобы как можно большее количество точек охватить. Ну, по линии, так сказать, чисто эмоциональной, профессиональной мне, скажем, запомнился больше всего день 6 августа 57 года — это день Хиросимы, когда на Манеже был миллион человек, там отмечался день памяти Хиросимы, вот я вел об этом репортаж. И естественно, не было, так сказать, никакого объективно интересного материала, но была совершенно необычайная обстановка. И вот, так сказать, на базе, на эмоциональной базе самой обстановки нужно было вести этот репортаж. Вот, но если все-таки мы не будем уклоняться от темы — это Хрущев и телевидение — то я лично не знаю — вот Рудольф Андреевич здесь, так сказать, больше в материале, я не знаю — были какие-то прямые указания, скажем, или прямое участие самого Хрущева, скажем, в работе телевидения и радио — я этого не знаю. Я вообще видел его один раз в жизни, во Дворце съездов, когда он выступал по поводу какой-то даты.

Р. Борецкий — Единственное, я испытал на себе сам. Дело в том, что я в это время — до фестиваля — работал в научно-познавательной редакции, где мы с Арнольдом Григорьевичем Григоряном, замечательным человеком, которого тоже уже нет сегодня, создали журнал «Знание»...

Л. Золотаревский — Он гениальную вещь создал. Знаешь, какую? Тогда был, существовал типовой договор, где было так: «Автор (композитор)...»

Р. Борецкий — «(Композитор)», да, да, да.

Л. Золотаревский — И т.д., и т.д., и т.д. Григорян пустил формулу: «На телевидении может быть... автор может быть всякий, кто не является композитором». (смеются)

Р. Борецкий — Композитором, да, да, да. Ну, Орлик — это вообще, была кладезь юмора. Вот. И вот мы выпускали этот самый журнал «Знание», и в одном из выпусков, совершенно не придавая значения, мы сняли такой репортаж телевизионный о лаборатории сверхвысоких давлений. Руководил... она где-то на задворках на Ленинском проспекте была, в маленьком таком, сараеобразном здании, руководил ею молодой кандидат наук — по-моему, фамилия его Верещагин, и он есть в энциклопедии. И мы, вот, сняли о том, каким способом можно создавать детали из сверхпрочных материалов методом давления, сверхдавления, и т.д., и т.д. И вдруг на следующий день после показа раздается звонок из Кремля. «Сейчас приедет к вам фельдъегерь, выдайте, пожалуйста, ему материалы вчерашнего журнала „Знание“» Приехал младший лейтенант, значит, синие погончики, КГБшные, значит, кантики, с портфелем, забрал папку текстов и забрал пленку. И исчез. Вы знаете, вот тогда на студии было страшно. Вот еще несмотря на то, что в Хрущевское время как-то начало выдавливать, выветривать вот этот ужасный страх, который существовал до ХХ съезда, тем не менее, было страшно, и даже я заметил, что некоторые люди как-то сторонятся меня. И вдруг через некоторое время... ну, это тоже хамство власти — нам никто ничего не сказал, никто ничего не пояснил — этот же фельдъегерь вернул эти материалы, и тишина. Никаких результатов не последовало. И вдруг эта лаборатория преобразуется во Всесоюзный научно-исследовательский институт, и впоследствии ее руководитель очень быстро, в течении двух-трех лет становится доктором наук, становится действительным членом Академии Наук, лауреатом потом даже Ленинской премии. Вот прямой результат, ну, вторжения журналистики в жизнь, да.

К. Ларина — Ну подождите, а цензурный отдел существовал, как в любом средстве массовой информации? Не телевидении?

Р. Борецкий — Цензурный отдел всюду существовал.

К. Ларина — Конечно же, был.

Р. Борецкий — Существовали маленькие такие мышки-цензоры...

К. Ларина — Вот как вот это... Я почему спрашиваю...

Р. Борецкий — Почему-то они мне запомнились как...

К. Ларина — Учитывая, что это прямой эфир, каким образом все-таки тексты проверялись? Если невозможно ничего поправить до выхода в эфир?

Р. Борецкий — Подавался план, такая, экспликация. Какие вопросы будут созданы, примерный ответ, что может на это последовать — все это в папке было. И вот...

К. Ларина — Которую подписывали, да?

Р. Борецкий — Сверху должен быть... да, да, это... Я вот, как ответственный редактор, подписывал, а он, от которого зависело все, брал маленький штампик, и вот он поставит этот штампик «разрешено» (передача в эфир), или не разрешено, или не поставит — зависели судьбы людей. Несмотря на то, что это было, в общем, достаточно веселое и свободное время — первое время на нас никто особенно внимания не обращал, до определенной поры, о которой мы, наверное, успеем рассказать — вот в 57 году именно, ну я бы сказал, это был сентябрь месяц, это было крещендо, это была верхняя точка понимания, что же это такое, телевидение, когда состоялось...

Л. Золотаревский — Ну, во-первых, в 57-м году...

К. Ларина — Когда что?

Л. Золотаревский — ...пришел, на мой взгляд, лучший за всю историю...

Р. Борецкий — Да, самый профессиональный, безусловно...а

Л. Золотаревский — ...отечественного телевидения руководитель, это был Владимир Спиридонович Осьминин, который до этого руководил Центральной студией такой...

Р. Борецкий — Знаменитой ЦСДФ, да.

Л. Золотаревский — Это человек был решительный, все понимающий, очень творческий по натуре, и он очень многое пропускал даже просто, наплевав на цензуру. И мне он несколько раз: «А, не обращай внимания, здесь все в порядке» — и можно было нести в эфир.

Р. Борецкий — Да, и брал на себя...

Л. Золотаревский — Это уникальное ведь дело совершенно. И он был снят после того самого знаменитого «ВВВ», «Вечера веселых вопросов»...

Р. Борецкий — Я был в зале, я сидел в четвертом ряду...

К. Ларина — А расскажите поподробнее, как это происходило.

Р. Борецкий — Я сидел в четвертом ряду...

Л. Золотаревский — Да, ну, передача шла из нового здания Университета.

Р. Борецкий — Из клубного зала, я вернулся из отпуска, еще не выходил на работу — это была суббота или воскресенье — мне просто позвонили, сказали: «Приходи», и я пришел.

Л. Золотаревский — Извини, очень важно, кто вел эту передачу. Вел ее...

Р. Борецкий — Да. Никита Богословский.

Л. Золотаревский — Самый остроумный человек в стране...

К. Ларина — Никита Богословский?

Л. Золотаревский — Никита Богословский.

Р. Борецкий — Да. Создатель половины анекдотов, которые ходили по стране.

Л. Золотаревский — И одно из заданий, которые получила аудитория телевизионная — причем тогда она была не столь уж и велика, эта аудитория — было такое: что, там, какой приз получит тот, кто первым явится в зал, откуда идет передача, в валенках, в шубе и с фикусом в руках.

Р. Борецкий — Про фикус он забыл. Про фикус он забыл.

Л. Золотаревский — Он сказал!

Р. Борецкий — Про фикус он забыл. Это было в сценарии.

Л. Золотаревский — А, ну... Да, в сценарии.

Р. Борецкий — А он... Он сказал, да — ну, я был в зале...

К. Ларина — Так.

Р. Борецкий — Он сказал, что, значит, «получит приз тот, кто первый... сейчас близится, вот, кончается осень, близится зима...»

Л. Золотаревский — Это 30 сентября было.

Р. Борецкий — Да, первый, кто придет, вот, в облачении зимнем и во всем, тот получит приз.

К. Ларина — И пришла толпа.

Р. Борецкий — Не учел двух вещей. Во-первых, про фикус — такой, ограничитель, а во-вторых, про то, что рядом с Университетом были бараки, в которых строители, бывшие заключенные — такие вот, приехавшие отовсюду из страны, достраивали здание Университета около него, в кампусе. И он не учел этого обстоятельства, а обстоятельство было... оказалось страшным: у каждого из этих строителей, которые были еще в таком состоянии, отдохновения субботнего или воскресного, значит, под полатями, под лавкой, где-то находились и валенки, и шапка, и какой-нибудь зипун, и т.д. И они быстро облачились вот в это все и толпой ринулись, смяв милицию, они ринулись в зал — это прямой эфир — через служебный вход стали заходить туда. Задние ряды стали давить на передние ряды, и они стали падать с просцениума в зал.

Л. Золотаревский — Прямая передача, заметьте.

Р. Борецкий — Страшная картина. И там, значит, дали заставку, естественно, дали, как всегда, этот фильм о каком-то озере — не то Селигер, не то Рица, что-то в этом роде...

К. Ларина — Видовое кино какое-то, да?

Р. Борецкий — Да, да, да, видовое кино дали. Но в это время в зале находились два десятка минимум зарубежных корреспондентов, которых пригласили туда. Которые снимали взахлеб, снимали на 16-миллиметровые камеры, снимали на... снимали фото, в общем, короче говоря. И буквально на следующий день, а потом через неделю в таких, крупнейших журналах — там, «Пари-матч» дал обложку даже: страшные кадры. Вот эти оборванные, пьяные, заросшие физиономии... И подписи были ужасающие, там были: «Народ-победитель через столько-то лет после победы, — там, через 12 лет, — вот, каков он». Вот он пришел... И вот это вызвало испуг власти. После чего последовали страшные оргвыводы.

Л. Золотаревский — На следующий день.

К. Ларина — Сняли человека, да?

Р. Борецкий — Да, сняли.

Л. Золотаревский — На следующий день. Во-первых, был снят Осьминин, лучший директор, такого не было и не будет. Был уволен Коля...

Р. Борецкий — Очень талантливый Сережа Муратов. Да, да.

Л. Золотаревский — Сергей Александрович Муратов, ныне доктор наук, профессор Московского Университета. Был уволен Зерчанинов...

Р. Борецкий — Зерчанинов, Нелли Крылова, и т.д., и т.д.

Л. Золотаревский — Да, да, да.

Р. Борецкий — Было огромное количество народа уволено...

Л. Золотаревский — Причем, прости, причем очень интересно: значит, как я об этом узнал. А я в это время находился на съемках. Это был первые в истории нашего телевидения съемки совместного англо-советского фильма, который назывался «Советский Союз сегодня». Вот это, может быть, разрешал сам Хрущев — я не знаю, кто, во всяком случае, где-то на очень высоком уровне. И я с ними находился в этот момент в Сочи. Там шли съемки. Значит, по какому-то серьезному оргповоду я позвонил в Москву, ничего не знаю, Осьминину — его не было, естественно, уже в кабинете, это было на следующий день. Я позвонил в Комитет, тогда Радиокомитет — мне никто ничего не мог сказать. Тогда я обнаглел и сказал: «Соедините меня с Чесноковым». А Чесноков — это был председатель...

Р. Борецкий — Председатель.

Л. Золотаревский — ...Госкомитета. Человек, который всю жизнь был старым и всю жизнь говорил, как старичок.

Р. Борецкий — Занимался историческим материализмом.

Л. Золотаревский — Да. Он был большим философом, занимался историческим материализмом. Он взял трубку, я объяснил, в чем дело. И я говорю: «Я звонил директору Осьминину...», на что — я никогда не забуду этот тон: «А мы его сняли».

Р. Борецкий — Бабьим голосом.

Л. Золотаревский — Да, совершенно таким, стариковским бабьим голосом. Вот тогда я стал звонить уже дальше своим знакомым, друзьям и узнал, что произошло. И то, так сказать, только в самых общих чертах.

К. Ларина — А передачу закрыли?

Л. Золотаревский — Да, конечно.

Р. Борецкий — Да, и передачу закрыли, но произошло самое страшное...

К. Ларина — Могли вообще запретить прямые эфиры.

Р. Борецкий — ...наверху лично этим вопросом занимался Михаил Андреевич Суслов. Наверное, комментировать не нужно.

К. Ларина — Да.

Л. Золотаревский — И было постановление.

Р. Борецкий — И вышло постановление, да.

Л. Золотаревский — Постановление ЦК КПСС.

Р. Борецкий — Да. Закрытое.

Л. Золотаревский — Закрытое. Которое опубликовали, вообще, лет через 20, по-моему.

Р. Борецкий — Да, 30.

К. Ларина — Но подождите, но все равно при этом и прямой эфир не отменялся, телевидение не закрыли.

Р. Борецкий — А как?

К. Ларина — Вот как себя власть в данном случае могла обезопасить, вот от такого рода инцидентов в прямом эфире?

Л. Золотаревский — Вы знаете, что... Я Вам скажу. Мне кажется, что все, вообще, перевернулось просто потому, что давай не забудем, что в этот момент — ну, не в этот момент буквально, но вскоре — простите, полетел Гагарин. И тогда...

Р. Борецкий — Нет, нет, раньше было — в 57-м же году был запущен первый...

Л. Золотаревский — Нет, нет, я не про это.

К. Ларина — Спутник.

Р. Борецкий — ...первый спутник.

Л. Золотаревский — Да, первый спутник, а потом...

Р. Борецкий — Первый спутник, и это было событие. Вот я...

Л. Золотаревский — А эйфория, которая была вообще в воздухе. Причем это была не накачанная, не предписанная, не декретированная, а искренняя эйфория, так сказать, всего народа. Мне кажется, создало какую-то совершенно новую... новую ауру, и в смысле отношения власти и средств массовой информации и телевидения какое-то время эта аура действовала. Потому что она началась, естественно, ХХ съездом и речью Хрущева, опять-таки, она продолжилась вот, когда начались наши космические успехи, и все постановки вопроса, которые вроде бы, оставались старыми, но они обрели какое-то новое качество.

Р. Борецкий — А вот по поводу фестиваля, если у меня есть время...

К. Ларина — Конечно.

Р. Борецкий — ...я выскажу такую крамольную мысль. Дело в том, что в 1936 году состоялась всемирная Олимпиада...

Л. Золотаревский — В Берлине.

Р. Борецкий — ...в Берлине и Гармиш-Партенкирхен, да. Значит, и немцы ее использовали на полную катушку, для того, чтобы показать процветающую Германию, строящиеся дороги, улыбчивый народ, там, и т.д., и т.д. Стратегическая задача была понятна: вот, скрыть военную подготовку и т.д. У нас было нечто подобное: нам фестиваль был нужен позарез, для того чтобы показать, что у нас возникает, строится иная, послесталинская страна. Что у нас тоже народ иной, что у нас свобода. Весь мир к нам приехал. И вот телевидение показывало эти пестрые толпы этих косоглазых, этих черных, этих желтых, в обнимку с нами, с нашими москвичами и т.д. Это было замечательно. Тактически это было похоже, а стратегически, конечно, в разные стороны. Но вот это было очень нужно, это была великолепная пропагандистская акция, которую выполнило телевидение, по-моему, прекрасно, вот, насколько я вспоминаю.

Л. Золотаревский — Потом не знали, что делать с этими косоглазыми, черненькими и прочими детишками.

Р. Борецкий — Да, да, да.

К. Ларина — А когда первые передачи в записи появились?

Л. Золотаревский — Первые передачи...

К. Ларина — В записи.

Л. Золотаревский — В записи? Вы знаете, я точно не помню эту дату...

Р. Борецкий — А я помню.

Л. Золотаревский — Но это вторая 60-х годов.

К. Ларина — Уже после Хрущева?

Р. Борецкий — Нет, это конец 60-х...

Л. Золотаревский — Ну да, я говорю, вторая половина.

Р. Борецкий — Да, да.

К. Ларина — Даже уже после... Т.е. вот во времена оттепели был только прямой эфир?

Р. Борецкий — Нет, так случилось...

Л. Золотаревский — Да, только.

Р. Борецкий — Случилась такая любопытная история, но это уже следующая страница, когда возникло новое телевидение, после 68-го года, когда нужно было закрываться от мира...

К. Ларина — Это понятно. Да.

Р. Борецкий — Тогда телевидение почти все стало ВЗМ, видео-магнитные записи. И те проблески журналистского телевидения, которые были вот в эти, в Хрущевские времена, были заменены, опять-таки, дикторами. Это стало уже не журналистское, а в основном, вот, дикторовское...

К. Ларина — А насколько массовым, вообще, был этот... массовый был телевизионный продукт? Телевизор был еще же не в каждом доме. Когда... как мне кажется — Вы меня поправьте — что именно в эту эпоху телевидение стало средством массовой информации.

Л. Золотаревский — Безусловно.

Р. Борецкий — Да.

К. Ларина — В течение этого времени, да?

Л. Золотаревский — Да, да.

Р. Борецкий — Ну, безусловно, когда за миллионы перевалила аудитория, да.

Л. Золотаревский — Ну, Хрущев же... Хрущев ушел 27 октября 1964 года. Вот это водораздел. Потом было некоторое безвременье...

Р. Борецкий — Вот совершенно точно.

Л. Золотаревский — В смысле взаимоотношений телевидения и власти...

Р. Борецкий — До 70-го года.

Л. Золотаревский — Ну а потом уже начались определенные времена, с приходом Лапина.

К. Ларина — Ну подождите, а телевизор могла себе позволить купить средняя советская семья?

Р. Борецкий — Абсолютно. Мы с отцом купили телевизор, когда я был студентом четвертого курса. Мы стояли день, мы стояли ночь, и мы стояли полдня в очереди в 20-градусные морозы, погрузили на санки этот телевизор. Его стоимость была половина очень невысокой зарплаты моего папы.

К. Ларина — И сколько времени занимала трансляция передач? В какое время начиналась?

Р. Борецкий — Ну, в разное время по-разному, сначала телевидение было вечерним только.

К. Ларина — И сколько каналов? Один был канал? Один канал был, естественно.

Л. Золотаревский — В начале был один.

Р. Борецкий — Да. А второй канал... ну, я принимал в открытии его участие. Да, ну, это анекдот, скорее, чем открытие. Он открылся, вторая программа была открыта в феврале 1956 года, во время съезда.

К. Ларина — Второй канал появился, да?

Л. Золотаревский — Ну, так, вначале это были отдельные передачи.

К. Ларина — И что туда входило? Вот в первые пакеты. Давайте вспомним, что это было? Новости.

Р. Борецкий — А первый пакет — это очень просто. Я просто принимал в них участие.

К. Ларина — Так.

Р. Борецкий — Дело в том, что... я уже говорил, что поняли, что отдельные передачи как-то улетают и все. Поэтому стали создавать так называемые телевизионные журналы. Вот я упоминал журнал «Искусство» — блистательный совершенно...

Л. Золотаревский — Был журнал «Экран международной жизни»...

Р. Борецкий — Был журнал «Юный пионер», «Юный пионер» журнал. Это детские передачи. Был журнал «Знание» — это научно-познавательные, значит, программы. Вот, и постепенно... А потом журнал для женщин, который...

Л. Золотаревский — И «Экран международной жизни».

Р. Борецкий — И «Экран международной жизни».

Л. Золотаревский — 58-й.

Р. Борецкий — В 58-м году возник, да.

Л. Золотаревский — Это в связи с нашим участием во Всемирной выставке в Брюсселе...

Р. Борецкий — Да, да, да.

Л. Золотаревский — Тогда же вернувшийся оттуда Николай Семенович Бирюков и стал, так сказать, первым комментатором этого журнала.

Р. Борецкий — Совершенно верно.

Л. Золотаревский — «Экран международной жизни». Потом «Клуб кинопутешественников».

Р. Борецкий — Совершенно верно. Но это потом уже.

Л. Золотаревский — Да, потом «Медицинский журнал».

Р. Борецкий — Журнал, который Алла Мелик-Пашаева вела.

Л. Золотаревский — Да.

Р. Борецкий — Да.

Л. Золотаревский — Ну, одним словом, все...

Р. Борецкий — Да, и пытались...

К. Ларина — «Музыкальный киоск» тоже где-то в это время появляется?

Л. Золотаревский — Нет, «Музыкальный киоск»...

Р. Борецкий — Позже, позже, да.

Л. Золотаревский — ...вскоре после этого. Немножечко позже.

Р. Борецкий — Ну вот это все говорит о том, что пытались как-то организовать периодику.

Л. Золотаревский — Ну, стуктурировать.

Р. Борецкий — Структурировать программу, да. А это уже все произошло тогда, да.

К. Ларина — А студий сколько было? Студий сколько было павильонных? Одна?

Л. Золотаревский — Два.

К. Ларина — Два? Два павильона?

Р. Борецкий — Нет, был построен самый большой в Европе — его рекламировали как самый большой в Европе павильон, студия Б назывался. 600 метров квадратных. А поначалу был один, студия А, 300 квадратных метров, при нем маленькая макетная дикторская. Примерно, вот, пятидесяти, так, метровая...

К. Ларина — А еще у меня вопрос — времени остается мало — где видеоматериалы брали из-за рубежа?

Л. Золотаревский — А это я могу сказать.

К. Ларина — Вот «Экран международной жизни» из чего состоял-то?

Р. Борецкий — Ну, смотря когда, смотря в какое время.

Л. Золотаревский — Да, смотря когда.

К. Ларина — Вначале.

Р. Борецкий — Первое время — все-таки Хрущевское время было относительно свободно — мы писали письма на ВВС, мы писали письма...

К. Ларина — Т.е. присылали, да?

Р. Борецкий — И они нам охотнейше присылали коробки со своими программами. Вот. Кое-что, там, резали...

Л. Золотаревский — Все не показывали, да.

Р. Борецкий — Ну, в основном...

К. Ларина — Ну, короче, как и сегодня. (смеется) Только сегодня из интернета воруют.

Р. Борецкий — Да.

К. Ларина — Товарищи, у меня к Вам предложение. Давайте встретимся еще раз. Потому что времени у нас мало, а все-таки временной период, о котором мы говорим, он требует внимания. Давайте? Как Вы? Позволяет Вам время, желание...

Р. Борецкий — А вот давайте про лапинское телевидение поговорим, тут мы, к сожалению...

К. Ларина — Давайте.

Л. Золотаревский — Ксения, когда женщина предлагает встретиться еще раз...

Р. Борецкий — Да. То отказать ей невозможно, да.

К. Ларина — Все, все, договорились.

Л. Золотаревский — ...то естественно, мужчины соглашаются.

К. Ларина — Значит, сейчас выходим и записываемся в очередь на следующую программу. Да, давайте, правда.

Р. Борецкий — Давайте попробуем.

К. Ларина — Там уже и Виталий Дымарский придет, и мне было бы важно, чтобы мы продолжили. Хорошо?

Р. Борецкий — Ладно.

К. Ларина — Все. Решили.

Р. Борецкий — Вместо Вас будет Виталий Дымарский?

К. Ларина — Нет, я буду, я буду! Мы вместе с ним будем вдвоем.

Р. Борецкий — А! Потому что если один Виталий Дымарский, то я отказываюсь.

К. Ларина — Все, решили. Напомню, у нас в гостях Леонид Золотаревский и Рудольф Борецкий. Мы продолжим историю телевидения времен Хрущева в следующее воскресенье.