Сайт Евгения СычёваEugi Gufo

Алексей Венедиктов — Здравствуйте, это программа Натальи Басовской «Все так». И в прямом эфире «Эха Москвы» и «RTVi» Наталья Ивановна Басовская. Здравствуйте,

Наталия Басовская — Здравствуйте.

А. Венедиктов — И Алексей Венедиктов. Спрашивают, что будет в следующем сезоне. У нас еще столько мужчин и женщин! Столько мужчин и женщин, которые натворили в истории такого, что мало не покажется. Да, Наталья Ивановна?

Н. Басовская — А перерыв был связан в наших передачах с тем, что весенние перегрузки. Мы...

А. Венедиктов — Наталья Ивановна — преподаватель, я напоминаю.

Н. Басовская — Да.

А. Венедиктов — Она перегрузила своих студентов...

Н. Басовская — А они — меня.

А. Венедиктов — Студенты перешли на перезагрузку, пошли на перезагрузку. А мы сегодня будем говорить о маркизе Лафайете. Я хотел бы сегодня разыграть книги из серии «Живая история». Но это «Молодая гвардия» 2010-й год, «Повседневная жизнь французского иностранного легиона». Наш мальчик будущий, в свое время он в таком элементе, он возглавлял его.

Н. Басовская — В сущности, он что-то подобное сделал.

А. Венедиктов — Да. И мы об этом будем говорить. Но вопрос будет такой: известный маркиз Лафайет, он как бы в одно слово пишется: маркиз Лафайет, в системе феодальных отношений старший сын кого получал титул маркиза? Как правило, в системе феодальных отношений, какой титул...

Н. Басовская — Я хотела ответить...

А. Венедиктов — Не-не-не!

Н. Басовская — Я думала, вы меня спрашиваете.

А. Венедиктов — Какой титул носил папа маркиза Карабаса, Лафайета, — не имеет значения. Вот, в системе феодальных отношений, какой титул носил отец маркиза? Маркиз был старшим сыном кого? +7 985 970 45 45. Не забывайте подписываться, присылать ответ в одно слово, я могу сразу сказать. Ну, и 10 человек получат, первых, вот эту книгу «Повседневная жизнь французского иностранного легиона».

Вы знаете, Наталья Ивановна, когда вот опрашиваешь людей, говоришь Лафайет — это что? Это Галери.

Н. Басовская — Недостаточно знают этого человека, а между тем, это одна из ярчайших личностей эпохи — он родился в 1757, умер в 1834. И я добавляю к названию биографии: герой трех революций. Как известно, во Франции их было много. И вот в трех — это много, большая часть — он был героем. И надо сказать, что специалисты пишут, и я думаю, они совершенно правы, что в современной Франции из деятелей французской революции 18-го века он наиболее уважаем. А по популярности личности прошлого времени состязается только с Наполеоном Бонапартом. И неизвестно, в чью пользу. Личность сказочная: суперзнатен, супербогат, и в то же время — пламенный борец за свободу личности, справедливость, освобождение рабов, за все хорошее. Биография — роман. В ней есть сражения, ранения, участие в революции, в войне независимости в Америке, в революции во Франции...

А. Венедиктов — ... в одной и в другой, да.

Н. Басовская — ... романтическая любовь, необыкновенный брак, то есть, фантастическая биография. И мы с Алексеем Алексеевичем только что единодушно, как обычно...

А. Венедиктов — ... единогласно...

Н. Басовская — ... единогласно приняли решение, что изложить его торопливо, эту сказочную жизнь, в одну передачу будет неправильно, и мы сделаем так, чтобы все-таки перед сезоном летним состоялась еще одна вторая часть этой удивительной жизни. Кто... что мы знаем о нем и откуда? Источников очень много, потому что это была эпоха, 18-й — первая половина 19-го века, эпистолярная эпоха. Все друг другу писали, но не смски, писали письма. Подробные.

А. Венедиктов — Подробные.

Н. Басовская — Друг другу. Писали мемуары, даже не очень старые люди. Как только у них образовывалось время, они уже писали мемуары. Ну, и, конечно, масса документов, потому что это уже эпоха нового времени. Историкам — богатое поприще. Но, сказать, что тут вот с нашей стороны толпа, — нет. С французской — да. И немало о нем написано, и очень по-разному. Такие фигуры всегда вызывают противоречивые суждения. Но в нашей историографии есть две книги замечательные. Один автор, я бы сказала, историк-энтузиаст рубежа 19-го — 20-го веков, Богучарский Василий Яковлевич. Он строго по образованию не историк, но его любовь к истории, к маркизу Лафайету потрясающая. В Москве в 1899-м году вышла его книга «Маркиз Лафайет», как всегда, в библиотеке РГГУ, в отделе редкой книги она нашлась. И я, получая абсолютное наслаждение, прочла этот труд. А, кроме того, появился затем советский автор, Петр Петрович Черкасов, доктор наук, известный специалист, который написал две книги о Лафайете, конечно, лучшая — это книга 1991-го года, когда рухнули марксистские оковы, сковывавшие этого автора. Это так видно в текстах! И много специальных статей, в основном в журнале «Вопросы истории». Петр Петрович просто тоже с большой любовью, несколько иначе, но очень достойно представляет историографию, посвященную Лафайету. Итак, какова была его жизнь? Будущий маркиз Лафайет — в одно слово, потому что это он сам себя так переименовал во время революции, долой дворянское «ла Файет», и стал Лафайет навсегда. Он родился 6 сентября 1757 года. О нем, о его происхождении так ярко свидетельствует родовое имя. Пока наши слушатели отвечают, с чем это связано, я его просто прочту: Мари Жозеф Поль Ив Рош Жильбер дю Мотье, маркиз де Ла Файет. Боже мой, этим уже многое сказано. Место рождения Уверн, одна из самых таких, ну, тоже аристократических королевских провинций во Франции, замок Шаваньяк, в котором он потом провел немало лет своей жизни и эпизодов. Каждый раз, когда уходил в частную жизнь, — а он всегда уходил, когда был с чем-то принципиально не согласен, — он появлялся в этом замке. А с 13-го века Уверн входил в состав королевских владений. Ну, общем, все это очень аристократично. Основное имя из этой череды имен, которое, все-таки, было выбрано потом для него и закреплено, Жильбер. В память о предке.

А. Венедиктов — Хотя никто не помнит, что, вот, он маркиз, его имя — маркиз.

Н. Басовская — Маркиз.

А. Венедиктов — Его имя — маркиз Лафайет.

Н. Басовская — И маркиз, самый необычный из маркизов. Но достаточно, что в будущем у него: маркиз на баррикадах.

А. Венедиктов — Да.

Н. Басовская — А так было. Итак, в память о предке, маршале Франции де Ла Файете, соратнике Жанны Д‘Арк, не кого-нибудь, а некий де Ла Файет, был соратником Жанны Д‘Арк и советником Карла Седьмого, близким к нему человеком короля. И в память об отце, тоже Жильбер. Отец — гренадерский полковник, кавалер ордена Святого Людовика, одного из самых почетных...

А. Венедиктов — Да, да, самый почетный, именно почетный.

Н. Басовская — Луи Кристоф Рок Жильбер Дю Матье маркиз де Ла Файет погиб в Семилетней войне в битве с англичанами.

А. Венедиктов — Благородно.

Н. Басовская — Была война за колонии.

А. Венедиктов — Благородно.

Н. Басовская — Главными противниками была Англия и Франция. И некая готовность воевать с Англией, что сделает Лафайет, воюя за Соединенные Штаты, некая внутренняя готовность воевать с Англией и англичанами заложена у него была и с времен Столетней войны, и с времен Семилетней войны, где погиб его отец. За полтора месяца до рождения сына отец погиб. Мать, Мария Луиза Юлия До Ла Ривьер...

А. Венедиктов — Тоже ничего.

Н. Басовская — Да, суперблагородное тоже происхождение, маркиза де Ла Ривьер, и знатная, и богатая, и так далее. Новорожденный Жильбер, значит, сирота по отцу от рождения. Полтора месяца, как погиб отец. Он, хорошо знавший латынь, затем образованный, хотя домашним образованием, сам себя называл так, как римляне называли таких детей: постум.

А. Венедиктов — Посмертный.

Н. Басовская — Рожденный посмертный, после смерти отца. Сравнительно рано он лишится и матери, ибо она скончалась в возрасте 33-х лет, очень молодой, когда Жильберу было 13 лет. Но в 13 лет это был уже взрослый человек. Его детство прошло в замке Шаваньяк с бабушкой и тетушками, очень любящими, очень образованными, очень аристократичными. Господи, Боже мой, что их ждет впереди? В его распоряжении была библиотека римских классиков, он любил особенно Горация. Воспитателем был очень образованный иезуит аббат Файон. Иезуиты в то время были носителями высокой образованности. Не только учения Христова. Так получилось, что их учебные заведения внесли, в общем-то, существенный вклад в образование Европы как раз в начале нового времени. Достаточно свободно владел латынью. В 11 лет зачислен в колледж Плесси, аристократический, конечно. В этом колледже он учится очень усердно, он сам об этом писал. Я был, — он говорит, — прилежным учеником. Но в 13 лет — смерть матери и смерть деда. И смерть деда маркиза де Ла Ривьер, приносит ему богатство. Дело в том, что его родители, при крайнем аристократизме, как это часто бывало, особенно богатыми не были, но дед завещал ему все. И вот тут он стал одним из богатейших людей предреволюционной еще Франции. Одним из богатейших. Но на него, 13-летнего, как пишут знающие люди, тщательно изучившие его письма, — я только фрагменты, а они тщательно, — что на него это не произвело тогда особенно большого впечатления.

А. Венедиктов — Он учился и учился. Он же...

Н. Басовская — Он всю жизнь будет тратить это состояние...

А. Венедиктов — И не сможет его потратить.

Н. Басовская — ... на благородные цели. Практически потратит очень нескоро. А круг чтения меняется к его взрослости. Где-то к 14–15 годам он пишет о том, что ему нравятся смешные памфлеты Бомарше. А смешные памфлеты Бомарше, над которыми хохочут эти аристократические дети, готовят будущие удары по французской аристократии. Но больше всего ему понравились идеи Жан-Жака Руссо, этого великого мыслителя, утописта и мечтателя, который, в общем-то, воспитал целое поколение благородных людей, мечтавших, на манер произведений Руссо, о благородном золотом веке, о добрых отношениях, о прекращении бедности и угнетения. Дело в том, что многие прошли эту фазу в юности.

А. Венедиктов — Вот тут надо сказать, что это было еще очень модно среди вот этой аристократии, я бы сказал, образованной аристократии, чтобы не сказать либеральной аристократии.

Н. Басовская — Он и был либеральной аристократией.

А. Венедиктов — ... 16-ти и 18-ти летние юноши и девушки в салонах...

Н. Басовская — Вот, они прошли, Алексей Алексеевич, а он не прошел. Он остался таким до конца своих дней. И благородный романтический Гейне, который обожал Лафайета, уже пожилого, написал: «Как прекрасно выглядит этот физически слабый стареющий человек, который не сдал, не отступил ни от одной своей позиции, ни от одной своей идеи». Итак, в 1771-м году совершенно юный Жильбер зачислен во вторую роту мушкетеров короля. Король Людовик XVI, чья голова пока на месте, но которая будет отрублена в роковом 1793-м году. Очень скоро черные мушкетеры — по названию масти лошадей, ничего черного в этих людях не было, это были черные, подчеркнуто красивые одинаковой черной масти лошади. Людовик XVI довольно скоро расформировал последние вот эти подразделения мушкетеров из экономии. Этот неумный недальновидный человек сэкономил на мушкетерах, при том, какие балы задавались в Лувре, особенно его супругой Марией Антуанеттой. Таким образом, Лафайет — один из последних мушкетеров. И вот он мушкетер, и останется мушкетером. Закончил колледж в 15 лет, поступил в военную академию Версаля, все время хотел быть еще и еще более образованным. И очень юным, продолжая, находясь в этой академии, в 16 лет, 17, появляется при дворе Людовика XV.

А. Венедиктов — Шестнадцатого. Людовика XVI.

Н. Басовская — Еще Пятнадцатый.

А. Венедиктов — Еще пятнадцатый?

Н. Басовская — При развратном, этом безумном дворе. Гнездо... нет, появится он у Шестнадцатого, да, но гнездо разврата, там, где произнесено «после нас хоть потоп».

А. Венедиктов — Все помните «Фанфан Тюльпан» фильм? Это про Людовика XV.

Н. Басовская — После нас хоть потоп. Это сказано. И его последняя фаворитка госпожа Дюбарри, это же ужас!

А. Венедиктов — Да.

Н. Басовская — Да, он появляется...

А. Венедиктов — Вы, по-моему, ревнуете.

(смех)

Н. Басовская — Да, она, конечно, развратна, она из низов. Она безобразна. После нас хоть потоп... К такому двору Лафайет не подходит. Ну, да, он в 74-м году, — умирает Людовик XV, — он застает последние месяцы правления Людовика XV. Не нравятся ему эти утехи, он к ним не подходит. Хотя придворную знать он очень интересует: немыслимо богат, бесконечно молод, — да, лучший жених. И этот жених замечен аристократом герцогом Дайеном. А герцог Дайен — умный человек, придворный человек, гибкий человек. Он, в общем-то, быстро принимает решения. Вот жених для моей дочери Адриены. И 11 апреля 1774 года 17-летний Жильбер де Ла Файет женится на 15-летней Адриене, дочери герцога Дайена, и по отцу еще связанной с герцогским вторым родом де Ноайлей.

А. Венедиктов — Они стали уже князьями в то время. Они были принцами Германской империи.

Н. Басовская — Это родственники королевских домов.

А. Венедиктов — То есть, это брак по расчету, заключенный...

Н. Басовская — Придуманный будущим тестем...

А. Венедиктов — Сконструированный...

Н. Басовская — Созданный, обеспеченный, и поначалу Жильбер так спокойно к этому отнесся. Он не знал, что он нашел счастье своей жизни личное, высшее и навсегда. И ничем не будет омрачен этот удивительный брак, хотя пройдут они через испытания такого рода, которые себе и представить-то трудно. А пока юный Жильбер, капитан кавалерийского полка, придворная жизнь ему не нравится. К власти приходит Людовик XVI. Этот довольно нескладный, неожиданный король. Он дофином оказался случайно.

А. Венедиктов — Он внук Людовика XV.

Н. Басовская — Он внук, у него есть два брата младших, которые очень ревнуют, страшно недовольны, что этому недотепе — а видит Бог, он действительно недотепа — досталась власть. У него появляется тут же организованная тоже высшими силами жена Мария Антуанетта, «австриячка», как ее называют молниеносно. У нас была о ней передача.

А. Венедиктов — Да.

Н. Басовская — Просто любопытно, что Мария Антуанетта была хорошо знакома с Жильбером маркизом де Ла Файетом, Жильбером Лафайетом. А дело в том, что они, в общем-то, по возрасту очень близки друг другу, и он еще появлялся на придворных балах. Но она проявила к нему сначала благосклонность очевидную, но очень быстро сказала: «Нет, танцевать я с вами более не буду. Вы слишком неловки». На самом деле, наверняка ей не понравилось, что он не проявил в отношении нее, ну, того восторга, на который рассчитывала эта юная привлекательная королева.

А. Венедиктов — Королева, она ждала, конечно, восхищения.

Н. Басовская — А он вместо восхищения двором в 1775-м году отправляется на военную службу в гарнизон города Меца. Это, в общем-то, довольно провинциально. Это на границе с Германией. Это так далеко от Лувра, от этих ярких тонов, в которые окрашены балы, маскарады. А он с удовольствием — туда. И там его настигает судьба самым удивительным образом. В 1776-м году, не прошло и года его службы, в город Мец прибыл с визитом — я не знаю деталей, поэтому мне кажется немножко удивительным, почему, — брат английского короля Георга III герцог Глостер. С визитом вежливости и ознакомления с организацией военной службы пограничных войск... ну, незнамо что. Известно, что герцог Глостерский не в ладах со своим братом Георгом III. А Георг III как раз находится — английский король — в развязывании, в начале войны со своими колониями, американскими колониями. Герцог Глостерский рассказывает всем присутствующим, в том числе Лафайету...

А. Венедиктов — ... ну, был обед...

Н. Басовская — Сначала — обход укреплений, потом обед.

А. Венедиктов — Это был обед, но Лафайета позвали, это же...

Н. Басовская — ... представитель такого аристократического рода, конечно, приглашен.

А. Венедиктов — А он всего-навсего капитан драгунов там. Все.

Н. Басовская — Да, кавалерист.

А. Венедиктов — Да, капитан драгунского...

Н. Басовская — Герцог Глостерский рассказывает о людях из Бостона, так называют тех, с кем сведет навсегда Лафайета его удивительная судьба. Люди из Бостона.

А. Венедиктов — ... инсургенты, он их называл «инсургенты»

Н. Басовская — Инсургенты. Те, которые посмели утопить этот чай знаменитый, затеять войну, что «вы нас задушили налогами, хватит, не хотим так больше жить!» Брат короля Георга III говорит, что «мой брат неумен». Мне кажется, герцог Глостерский прав. Что надо бы сделать то, что мы сегодня назвали бы удлинить поводок, а не закручивать гайки.

А. Венедиктов — Он был тоже либералом, относительно.

Н. Басовская — А Георг III закручивал. И в Америке разгоралась война. И вдруг — вот именно вдруг — Лафайет мгновенно, 18-летний, принимает решение: я поеду в Америку и помогу людям из Бостона в их борьбе за свободу и независимость. Вот он, пропитанный, пронизанный идеями Руссо о свободе, благородными порывами, которые были и в римской поэзии, за благородные идеи. Он увидел поприще. Плюс — это война против Англии. Память о том, что все его предки воевали с извечными врагами Франции англичанами, начиная с древнего маршала времен Жанны Д’Арк и кончая его отцом, погибшим от руки англичан, тоже подогревает это решение. И вот, в 18 лет человек принимает такое решение. Его не могут отпустить туда официально, это... он на службе. Он начинает тайные приготовления к отъезду.

А. Венедиктов — А король не дает разрешения.

Н. Басовская — Никогда, ни в коем случае! Что это такое? Потомок такого рода знатнейшего французского отправится туда!

А. Венедиктов — И какие это инсургенты? Мужики, можно сказать.

Н. Басовская — Он готовится. Да, он будет там, между прочим, в одной из армий под командованием человека, американского генерала, который в прошлом был кузнецом. Лафайета это не смутит.

А. Венедиктов — Все равно.

Н. Басовская — Это удивительный аристократ! Он начинает готовиться к отплытию тайно. Слухи о том, что он это делает, слышит его тесть. Ни в коем случае не отпускать! Тесть ищет способ его удержать. Только Адриена знает, Адриена, ожидающая второго ребенка. У нее уже есть дочь Генриетта.

А. Венедиктов — Да, да, да.

Н. Басовская — Эта маленькая девочка в 2-х летнем возрасте умрет, когда Лафайет будет в Америке, к несчастью. Она ждет второго ребенка, еще неизвестно, будет ли это дочь или сын.

А. Венедиктов — Нам известно, это была дочка Анастасия.

Н. Басовская — Дочка Анастасия. С необычным для Франции именем Анастасия. И Адриена, этот необыкновенный женский тип, говорит: согласна, благословляю.

А. Венедиктов — Езжай.

Н. Басовская — Плыви! И он у нас отплывет.

А. Венедиктов — На свои деньги.

Н. Басовская — После перерыва. На все свое. Надолго. После перерыва на новости.


НОВОСТИ


А. Венедиктов — И прежде, чем мы с Натальей Ивановной Басовской продолжим говорить о маркизе де Ла Файете, мы разыгрывали книгу из серии «Живая история», Москва, «Молодая гвардия»: «Повседневная жизнь французского иностранного легиона». Мы к этому как раз подбираемся. А я задал вам вопрос, кто же был отец у маркизов. Герцог, герцог. Герцог, первый сын получал маркизат.

Н. Басовская — Это родственники королевских династий.

А. Венедиктов — Да.

Н. Басовская — Герцоги.

А. Венедиктов — Да, герцоги.

Н. Басовская — У них даже корона была.

А. Венедиктов — И правильные ответы первыми дали: Роман, чей телефон начинается на 027, Михаил 383, Алексей 279, Алекс 101, Ольга 917, Павел 592, Аня 534, Александр 734, Игорь 684, Евгений 165.

Ну, кто попал в историю, так это наш молодой Лафайет, которому 19 лет и который тайно, без разрешения короля, что, в общем, приравнивалось к дезертирству. Правда, на это закрывали глаза, не один он такой был, туда отправлялся. Но все это были неорганизованные направленные молодые офицеры, все это были вот эти представители вот этой вот аристократии.

Н. Басовская — И мечтатели.

А. Венедиктов — И мечтатели. Поклонники Руссо, Вольтера. Идеалисты.

Н. Басовская — А он отнесся к делу более основательно. Было куплено на его средства, как мы правильно отметили, судно «Виктуар».

А. Венедиктов — Победа.

Н. Басовская — И оно стояло в Бордо, откуда собирался отплыть Жильбер, в общем-то, с территории Франции. Но его начали ловить. Король подписал форму знаменитую королевского приказа об аресте, «Lettre de cachet», это страшные такие были документы конца абсолютизма французского, подписанный королем документ, где предписано арестовать, заточить, без всякого там суда и следствия.

А. Венедиктов — Без суда, просто арестовать и заточить.

Н. Басовская — Арестовать, заточить.

А. Венедиктов — Cachet — это карцер.

Н. Басовская — И оставалось отрытое место, куда вписывалось имя. Имя Лафайета уже было вписано, и его ловили...

А. Венедиктов — Наталья Ивановна, еще про абсолютизм, про «Lettre de cachet» известна история, когда Людовик VI написал «Lettre de cachet» на игральной карте. Он играл в карты, ему сделали донос, он прямо на карте написал это «Lettre de cachet».

Н. Басовская — Заодно. Это страшное дело.

А. Венедиктов — Без суда и следствия, вот железные маски...

Н. Басовская — Одно из самых ненавистных явлений позднего французского абсолютизма. Это была квинтэссенция деспотизма, который так ненавидел Лафайет, и вот как раз на него был подписан этот «Lettre de cachet». Тогда по его распоряжению, опять-таки тайно, корабль перегнали в Испанию, и 26 апреля 1777 года «Виктуар» отплыл из порта Лос-Пассахес. Команда — 15, команда моряков и 15 тех самых французских офицеров того типа, о которых вы говорили, единомышленников Лафайета. Ему 19 лет, он над ними командир. А эти офицеры, среди них — все имена их известны — люди от 20-ти до 50-ти лет. А командир — он. Но он немножко подстраховался, чтобы его не обвинили в дезертирстве, успел, как мы скажем сегодня, оформить отпуск.

А. Венедиктов — Да, да. Взял отпуск.

Н. Басовская — Взял отпуск со своей военной службы. Прибыв в Америку, — плавание долгое, трудное, не очень хорошо переносит этот аристократ, наверное, не железного здоровья, скорее, железной воли, внешне привлекательный, белокурый, у него тогда еще длинные светлые волосы, которые многократно описаны, в ранних портретах видны. Трудно этому юноше на корабле, он мучается морской болезнью. Его спасают письма к Адриене, он все время пишет ей письма. «Я нахожусь в самой скушной на свете стране, а именно, кругом одно море, и больше ничего кроме моря. Но мои чувства к тебе, мысли о детях» — он еще не знает, что без него умрет дочь, что родится вторая, он ждет, но еще этого не знает. Письма идут бесконечно долго, когда он сможет его передать, с каким встречным кораблем. Его спасают то тоски и физических болезней серьезных письма к Адриене. Всю жизнь будет спасать ее образ и ее натура, ее поведение его в самых тяжелых бедствиях. Не зря со временем, когда он умрет, он умрет, целуя медальон, в котором будет ее портрет и локон. Редчайшая история. Такую придумаешь — скажут сентиментальная чушь. А это — правда. Прибыв в Америку, он написал — он вообще писал всю жизнь — обращение к американскому Конгрессу, из которого я процитирую несколько слов, говорящих о его каком-то выдающемся альтруизме и изысканности мыслей. Это 1777 год.

А. Венедиктов — Мужикам пишет маркиз.

Н. Басовская — Они воюют. Эти восставшие американцы, фермеры. Кто такой Вашингтон? Совсем не аристократ. Кто такой Франклин, с которым он встречался в Париже, и Франклин сказал ему, предупредил — он честнейший человек был — там плохи дела. «Тем более, я еду» — ответил Жильбер Лафайет. А кто такой Франклин? Из простых, из нищих, создавших первые просветительские организации в Америке по нравственному совершенствованию, мы об этом рассказывали. Вот, к этим простецам он обращается так: «После всех жертв, принесенных мною, — главная жертва: он перенес морскую болезнь, — я считаю себя вправе теперь просить о следующем, — и тут просто умереть, как говорят, — разрешить мне служить в вашей армии, во-первых, на мой собственный счет, и во-вторых, в качестве простого волонтера». Но это же с ума сойти! Оказывается, — временами, оказывается, — такие люди рождаются среди человечества, не отличающегося высоким совершенством. Первое сражение крупное, в котором он участвует...

А. Венедиктов — Еще одна история, хотел бы сказать, к этому времени в американской армии служили некоторые офицеры, причем тоже люди, весьма знатные. Вот, я не мог найти объяснения, почему...

Н. Басовская — ... Костюшко, например...

А. Венедиктов — Да. Но был герцог де Лозан, герцог де Лозан — это очень серьезная аристократия, серьезная фамилия. Он уже к этому времени, ему уже 35 лет, он, кстати, уже имел орден Святого Людовика в это время.

Н. Басовская — Высочайший.

А. Венедиктов — ... в это время. И когда он узнает, что 20-летний мальчишка приехал туда, он потребовал, чтобы он, Лозан, служил под его командованием. Он хотел пойти под Лафайета. Он написал об этом письмо главнокомандующему Рошамбо, потому что, видимо, слава об этом молодом человеке, вот даже для таких, для боевых офицеров, уже, да, взрослых мужчин.

Н. Басовская — Он всю жизнь потрясал окружающих людей, которые способны были оценить высокое нравственное чувство, он их поражал и потрясал. Я говорила, что вот молодой Гейне восхищается старым Лафайетом безмерно. Итак, первое сражение при Брендивайне в районе Филадельфии, недалеко, неудачное для армии Вашингтона, тяжелое. Они вообще терпели в это время очень много поражений. Они не умеют воевать. Лафайет это видит. Они — непрофессиональные люди. Они не кончали военных школ и училищ, у них очень мало опытных офицеров. И вот войско Вашингтона, армия отступает, в центре сражения, по центру со шпагой в руке мечется Лафайет.

А. Венедиктов — Да.

Н. Басовская — Как не попроситься служить под руководством такого? Один со шпагой в руке мечется и пытается остановить, — бесполезно, — это он хочет остановить отступающих, пока его не ранила пуля в бедро, и его унесли. Его можно было только унести с поля сражения. Затем, не долечившись, он снова в строю. Назначен командиром отряда в 350 человек в бригаде генерала Грина. Вот это был бывший кузнец. Его не смущает, что генерал Грин — бывший кузнец. С огромным уважением, почтением он относится к его приказам. А много людей, вот, из простых в первой американской революции проявили таланты, и он видит, что генерал не бездарен.

А. Венедиктов — Это как в любой революции. Там всплывают...

Н. Басовская — Конечно! И 25 ноября 1777, того же, года отряд под руководством Лафайета разгромил более многочисленных гессенских наемников. Очень тоже прошла молва об этом. Небольшой отряд шел с разведывательными целями, рекогносцировкой и так далее, натолкнулся на этих гессенских наемников, нанятых англичанами. И разгромил их. Конгресс в ответ назначил Лафайета командиром дивизии, которую Лафайет, по своей привычке, экипировал и вооружил...

А. Венедиктов — За собственный счет.

Н. Басовская — ... за собственный счет 1200 человек. Дело в том, что американская армия рождающихся Соединенных Штатов терпела в это время многочисленные лишения и недостаток средств. И Вашингтон много писал Конгрессу: не хватает, они неодеты, они необуты, они у меня полуголодные. И тут является опять вот этот Лафайет удивительный и целую дивизию 1200 человек экипировал на свой счет. Он знаменит, о нем молва и почти мифология. Он участвует по поручению Конгресса — опять очень занятно и трогательно — во встрече с индейцами в Северной Америке с целью переубедить, убедить их в том, что вот новые люди, вот эти освобождающиеся колонисты, пусть они в прошлом, многие из них, англичане, они — не англичане. Сами американцы еще не знают, что они американцы, они люди из Бостона. Но они скоро будут американцами. А вот индейцам надо объяснить, что те белые — плохие, а эти — хорошие. Ну, трудно довольно, задача трудная. И поручают Лафайету, он берется, встречается с вождями. Во встрече в этой вождям преподносят многочисленные, достаточно ценные подарки, чтобы они разлюбили англичан, за счет Лафайета.

А. Венедиктов — Ну, а вы что хотели?

Н. Басовская — Подарки и встреча, вожди индейцев сориентировались. Первобытные, или частично первобытные — не значит глупые. И предложили построить форт для того, чтобы сопротивляться англичанам. Форт на американо-канадской границе построен на средства Лафайета. Но в 1778-м — 79-м годах он почти на год отправляется в отпуск во Францию. Дело в том, что он перенес очень тяжелое воспаление легких. Умрет он со временем, спустя долгие годы, тоже от воспаления легких. Все это ухудшится потом в долгом тюремном заключении. Тяжелейшее воспаление легких, которое в те годы и времена лечить не умели, никаких антибиотиков не было. У антибиотиков свои недостатки, но и свои чудодейные свойства. Излечить воспаление легких радикально тогда не умели. И он возвращается почти на год во Францию. Триумф. Его встречают триумфально.

А. Венедиктов — Салоны.

Н. Басовская — Салоны и даже более широкие круги общественности. И так много о нем говорят в салонах, так много распевают каких-то куплетиков и песенок простые люди, что этот триумф начинает беспокоить двор. В 1780-м году Конгресс снова просит короля, просит теперь официально отпустить Лафайета в Америку. К его изумлению, — Лафайет был достаточно наивен, — мгновенно отпускают. Какой наивный с элементами простодушия аристократ! Он удивился: его охотно отпускают. И вот 13 марта 1780-го года он уже опять в Бостоне.

А. Венедиктов — Можно одну скобочку? За это время его любимая жена родила ему сына. Вот, это для него — очень важный показатель, вот у него был единственный сын...

Н. Басовская — Отпуск прошел продуктивно во всех смыслах.

А. Венедиктов — А назвали-то как?

Н. Басовская — Джордж Вашингтон.

А. Венедиктов — Джордж Вашингтон.

Н. Басовская — Чаще дома называли Жорж.

А. Венедиктов — Да. Но вообще...

Н. Басовская — Чтобы он был француз.

А. Венедиктов — Да, но полное имя было Жорж Вашингтон де Ла Файет. И Джордж Вашингтон стал сначала заочно его крестным.

Н. Басовская — ... крестным отцом.

А. Венедиктов — А потом в 95-м году мама посылает вот этого 16-летнего мальчика туда к своему крестному отцу, чтобы крестный отец его вот...

Н. Басовская — Тем более, спасти от ужасов французской революции.

А. Венедиктов — Да.

Н. Басовская — Жорж Вашингтон — удивительное, конечно, имя. Хорошая, неплохая судьба.

А. Венедиктов — Жорж Вашингтон де Ла Файет.

Н. Басовская — Это удивительно и прекрасно. И вот он возвращается туда, ребенок родился, семья при нем.

А. Венедиктов — Наследник, наследник.

Н. Басовская — И из триумфа французского, но салонного, триумф в Америке 1784-го года, 80-го — 84-го, абсолютный. Американский триумф. Его именем называют города в этих родившихся Соединенных Штатах Америки. Выдается диплом Лафайету и всей его семье на гражданство в Соединенных Штатах Америки. Это много раз пригодилось. В Вирджинии изготовлен его бюст и принято решение поставить его в зале совещаний в Ричмонде. Вирджиния — родина первой американской революции. Ричмонд — будущая столица южных штатов во второй американской революции. Мраморный бюст Лафайета отослали посланнику США в Париже, и он там тоже где-то во дворце установлен. Мало у кого не закружилась бы голова.

А. Венедиктов — Ему, там, 23–24...

Н. Басовская — Да, мало у кого не закружилась бы голова, не создалось бы такое внутреннее ощущение своей необычности, величия, приподнятости над обычными людьми. Нет. Он снова на родине в 80-х годах, он в бликах предстоящей французской революции. В 1787 году он член собрания нотаблей, созванных королем несчастным Людовиком XVI. И смело, один из всех, открыто говорит: «Надо созвать не собрание нотаблей», — что такое собрание нотаблей? Совещание знати. Совещание аристократов. А ему кто-то провокационно: «А что вы, намекаете на Генеральные штаты?» А их 175 лет не созывали. Парламент, который не созывался. Существовал с начала 14-го века, но не созывался 175 лет. И он отвечает: «Да. Намекаю на Генеральные штаты. И даже больше». И весь Париж повторяет это «и даже больше», потому что они, люди того времени, знают, что за этим «даже больше». Что больше Генеральных штатов, парламентов? Национальное собрание, то есть, радикальный переворот всей политической системы.

А. Венедиктов — Но он набрался там в Соединенных Штатах Америки. Надо же помнить, что восставшие колонии, они конструировали свою власть в ходе боев. И если вот внимательно изучать историю американской независимости, войны за независимость, видно, как они пробовали это, потом пробовали это, потом хотели Жоржу Вашингтону, помните, корону предложить?

Н. Басовская — Предлагали, и он почти был готов.

А. Венедиктов — Почти был готов. Да.

Н. Басовская — Дрогнул. Он же из простых.

А. Венедиктов — Но, да, он же из простых. Но Лафайет, значит, он в своих и письмах, и в своих разговорах, он все время говорил: «Помните Великую хартию вольностей? Помните Великую хартию вольностей? Нет налогов без представительства. Нет налогов без представительства». Это вот конец 18 века.

Н. Басовская — Он считал идеалом долгое время, в самом конце жизни он все-таки стал республиканцем. Долгие годы своей жизни он считал идеалом монархию, традиционную, многовековую, строго ограниченную принципами парламентаризма и конституцией и главенством закона.

А. Венедиктов — ... «Lettre de cachet» чтобы не было...

Н. Басовская — Он считал, чтоб никаких «Lettre de cachet», чтобы никакой налог не мог ввести никакой король без парламента, чтобы в парламент люди избирались. И на самом деле вот к этому, как будто бы обстановка во Франции располагает. Но есть законы бытия, которые выше любых воль людей, сильнее любого, самого благородного желания. Это переполненная чаша народного терпения. Это страдания простых людей, доведенные до края, границы, по выражению моих любимых братьев Стругацких, до потери инстинкта самосохранения. Это случилось во Франции 14 июля 1789 года. Никто не знает, кто первым крикнул: «Вперед, на штурм Бастилии!» Никто не знает, почему именно Бастилии, не одна была королевская тюрьма. Какой-то мальчик типа французского Гамена, потом он безрукий, раненый выжил во время этого штурма, но остался без руки, стал символом вообще начала этой революции, он сказал, что там в амбразурах отошли, отступили стрелки королевские, они отвлеклись. И в этот миг давайте вперед. И началось это вперед. И вот, Бастилия взята штурмом, документы королевские, как символ королевской власти, этого самого «Lettre de cachet» и налогового гнета расшвыряны по улицам. Бастилию со временем даже сроют. Они начинают сразу ее разрушать. Не так много разрушено памятников истории во Франции, но великолепный замок Бастилия разрушен. И Лафайет избран уже 15-го, на следующий день, сначала назначен революционным народом командиром Национальной гвардии, но он — нет! Он требует правильного избрания — это его выражение.

А. Венедиктов — Я просто напомню, что он сначала был избран в Генеральные штаты, а там избирались же по сословиям, он был избран в своей родной Уверне, от благородного сословия...

Н. Басовская — Всегда все по закону.

А. Венедиктов — Да. Именно избран, причем в горячих дебатах. Там же действительно шли выборы. Вот эта знать, она понимала, что будут реформы. Она понимала, что это необходимо...

Н. Басовская — Было много очень толковых людей...

А. Венедиктов — ... они спорили... и он был избран. Он был членом парламентом, членом...

Н. Басовская — Он всегда был избран, хотя временами в него плевали, но как дело доходило до какого-то избрания, авторитет его был огромен. И вот он не захотел быть назначенным командиром Национальной гвардии. Вообще, не очень нравилось, что Национальная гвардия, потому что это полицейские функции в его глазах.

А. Венедиктов — Да.

Н. Басовская — Но если народ потребовал, и парламент потребовал, он затребовал правильного избрания. Оно состоялось, и его избрали единогласно. Надо сказать, что тут он стихийно изобрел — лично Лафайет — национальный флаг Франции. Дело в том, что, когда стали выбирать форму для гвардейцев, предложили цвета на их головной убор, цвета Парижа: красный и голубой. А Лафайет, тогда еще веривший в конституционную благородную монархию, предложил добавить белый знак, цвет королевских знамен. Так родилось французское знамя, которое по сей день... сначала на кокардах гвардейцев.

А. Венедиктов — Но причем, тоже очень интересно при обсуждении, вот на таких символах люди... ну, какая разница, по большому счету, да? И он сказал: «Не введете белый цвет...

Н. Басовская — ... не буду.

А. Венедиктов — А почему? Аргумент? А потому что нация — это единое. Как можно исключить королевскую фамилию? Как мы можем исключить нашу историю?

Н. Басовская — И многие века.

А. Венедиктов — Да. Вот, нашу историю, он сказал. Поэтому: нет, я уйду в отставку. На следующий же день, не введете. И они пошли на это, Лафайет был важнее. И вот этот революционный народ, который ненавидел уже к этому времени королевскую власть, да?

Н. Басовская — Смирился.

А. Венедиктов — В сине-красную кокарду ввели белый цвет.

Н. Басовская — То есть, подчас принципы человека, которые он отстаивает так последовательно и так благородно...

А. Венедиктов — Кажется, что, в общем глупо...

Н. Басовская — Не соответствует народу как будто бы.

А. Венедиктов — Не соответствует моменту. Тут революция, взяли Бастилию!

Н. Басовская — И вдруг принимается народом.

А. Венедиктов — Да.

Н. Басовская — Ключи от главной двери Бастилии верный всем своим идеалам, романтик Лафайет отправляет в подарок Джорджу Вашингтону, которого считает своим духовным отцом, который связан вот уже и крещением детей, и так далее, и с 1790-го года, когда отменяются все привилегии аристократии, тут же говорит: «Я более не маркиз Ла Файет, де Ла Файет, я — гражданин Лафайет». И, надо сказать, что, кажется, у него все так чудесно в этой революции, триумф и высший пик его благополучного участия в этой революции — это 14 июля 1790-го года.

А. Венедиктов — Через год после...

Н. Басовская — Годовщина падения Бастилии на Марсовом поле, Мирабо сказал: «Он тогда мог все и не сделал ни малейшей попытки»

А. Венедиктов — Да.

Н. Басовская — Мог стать диктатором, королем, царем, богом, кем угодно.

А. Венедиктов — Мирабо понимал.

Н. Басовская — Вместо этого он произносит речь, и отрывком из этой речи стоит закончить сегодняшний разговор. Дивная речь романтика и дон Кихота. Я считаю, что он прямой родственник дон Кихота. «Да послужит торжество сегодняшнего великого дня сигналом к примирению партий, к забвению распрей, к миру и общественному спокойствию». Господи, Боже мой! Мечтатель! Какое спокойствие? Он продолжает, обращаясь к королю: «Французские национальные гвардейцы клянутся Вашему Величеству в повиновении, которое окончится только там, где начнется повиновение закону». О-о-х! Никому не понравится: ни королю, ни народу...

А. Венедиктов — ... ни национальным гвардейцам...

Н. Басовская — Он всегда никому не угоден со своей индивидуальной искренностью и чистотой. «Начатая великодушными порывами революция должна быть закончена» А-а! Якобинцы за это будут предлагать его повесить. «Закончена в духе справедливости и общественного блага». Этой наивной речью на Марсовом поле он как бы завершает романтический этап революции. Я бы сказала, догильотинный. Дорасстрельный. Докровавый. Потому что даже штурм Бастилии не был особенно кровавым событием. На этом кончается романтический, красивый относительно, участок этой революции, когда еще можно было верить в воплощение мечты. Но у революции, вот этой мечты о благе, о примирении партий...

А. Венедиктов — Свобода, равенство, братство.

Н. Басовская — ... свобода, равенство, братство. К декларации, конечно, этой французской революции, к Декларации человека и гражданина он приложил руку, опираясь, конечно, на американскую Декларацию независимости. Его не любят со всех сторон. Он слишком искренен. Он слишком прямо говорит: «давайте жить дружно» во время революции. Какой абсурд!

А. Венедиктов — Но он еще, смотрите, и он не принадлежит ни к какой партии.

Н. Басовская — Нет.

А. Венедиктов — Он это делает специально.

Н. Басовская — Своя у него партия.

А. Венедиктов — Своя у него партия.

Н. Басовская — Партия благородного человека.

А. Венедиктов — Партия Лафайета. Наталья Ивановна Басовская и Алексей Венедиктов. Напомню вам, что это первая часть программы «Все так», связанной с маркизом де Ла Файетом. Через неделю ровно — вторая часть. До встречи.