Сайт Евгения СычёваEugi Gufo

Сергей Бунтман — Ну что ж, мы, наконец-то, вот так получилось, со второго раза мы завершаем тему, вторая часть у нас Карла Второго Стюарта, Веселого короля. Наталия Ивановна Басовская, добрый вечер.

Наталия Басовская — Добрый вечер.

С. Бунтман — Я можно с другого начну? Потому что у меня есть долги перед предыдущей передачей...

Н. Басовская — Конечно, можно.

С. Бунтман — ... потому что мы разыгрывали книги Лермонтова «Я ищу свободы и покоя» — это Центр книги Рудомино издал. И был задан вопрос совершенно на другую тему: кто был первым председателем совнаркома Украины после советской власти установления? Совнарком Украины — это был Пятаков, Пятаков. Здесь были разные варианты, перечислили всех, от Чубаря до Петровского...

Н. Басовская — Не Карл Стюарт...

С. Бунтман — Нет, нет, точно...

Н. Басовская — ... а совсем другой человек.

С. Бунтман — Михаил 5589, Светлана 5620, Роман 8740, Галя 4797 и Алексей 7567 получают книги Лермонтова. У нас же книга «Темза. Священная река», на брегах которой правил Веселый король Карл Стюарт.

Н. Басовская — Очень красивая и содержательная книга.

С. Бунтман — Да, замечательная книжка. Мы с вами зададим такой вопрос. Вот он, дедушка Карла Второго, был Яков Первый Английский и Яков Шестой Шотландский. Вот какой был шотландский король по счету Карл?

Н. Басовская — По номеру.

С. Бунтман — Да.

Н. Басовская — Наш с вами Карл Второй.

С. Бунтман — Вот он Карл Второй Английский и какой он Карл Шотландский? Пожалуйста, у нас 4 книги разыгрываются, четыре «Темзы». И вот думайте, отвечайте. +7–985–970-45-45. Да и у вас, Наталия Ивановна, есть тоже еще объявление.

Н. Басовская — Да, у меня небольшое объявление. 20 марта, в четверге, в 19:30 я в своем «женском сезоне» этого года в ЦДЛ в рамках лектория «Прямая речь» буду рассказывать о Марии Тюдор Кровавой. Подробности на сайте лектория «Прямая речь».

А теперь вернемся к Карлу Второму. У него, видите, сложная судьба во всех смыслах, как в жизни, так и на радио. Мы в прошлую субботу, в силу обстоятельств великих, вынуждены были отложить разговор о нем.

В двух словах напомню, кто такой. Подзаголовок «Веселый король» только сегодня во второй половине передачи объяснится — да нет, в течение. Потому что первая часть его жизни была, мягко говоря, невеселой. Это сын казненного Карла Первого Стюарта, которого казнила английская революция, правительство Кромвеля. И казнь отца сделал его королем без королевства, без престола, без короны. Он довольно долго, 20 лет своей жизни он провел именно так.

С. Бунтман — Ему еще неделю пришлось ждать коронации... (смеется)

Н. Басовская — Его десятилетним увезли из Англии от событий революции. Вообще революция — страшное дело, во все эпохи. Не только для королей, но для королей, конечно, они особенно были опасны. Это были первые буржуазные революции. Раньше английской была революция в Нидерландах, о которых сегодня тоже буду упоминать.

И он до 30-летнего возраста оставался королем без английской короны. Правда, он получил корону Шотландии. Дело в том, что, по акту 1603-го года, после смерти Елизаветы Первой, которая казнила шотландскую королеву Марию Стюарт, но сделала наследником сына Марии Якова, после этого было объявлено объединение корон Шотландии и Англии. И поэтому шотландцы, которые вообще-то в революции были вовсе не из-за казненного Карла Первого, а очень по-разному, и все же предложили корону наследнику, чтобы сохранить монархическую традицию. А может быть, в каком-то смысле и в пику Англии: а мы вот предлагаем корону Карлу.

Он короновался в Шотландии, но реальным правителем Шотландии не стал, чувствовал себя там чужим, ненужным, потерпел два военных поражения, второе, сокрушительное — от Кромвеля. И снова превратился в эмигранта-скитальца. Долгие годы он скитался по королевским дворам, в общем-то, прося, сначала вместе с матерью, пока мальчиком был, Генриеттой, потом и в одиночестве. Не так уж чтобы прямо с протянутой рукой, но все понимали, что он нуждается в помощи финансовой. В какие-то моменты жил совсем плоховато. Но никогда не падал духом. Вот здесь начинается этот Веселый король. Он при этом любил женщин, а они его просто обожали. Любил развлечения, спортивные, придворные, и на клавесине играл, и плавал прекрасно, и охоту тоже любил. Он был жизнелюб, окруженный очень небольшой группой преданных ему придворных, которые, в силу скитальческой жизни, стали скорее его приятелями.

И с ним произошло чудо, на этом чуде мы в прошлый раз остановились. В мае 1660-го года великий переворот в его судьбе: английский генерал Монк, который после смерти Кромвеля... а Кромвель умер в 1658-м, там была смута. Кромвель передал власть сыну, не будучи монархом, по-монархически — да кто его послушает? Сына этого потерпели немножко, Ричарда, изгнали. Была смута. И генерал Монк, который реально командовал вооруженными силами Англии, бывший генерал революции... ну, как со временем будет Бонапарт — генерал революции, потом единоличный правитель. Монк мог стать английским Бонапартом — не захотел. И вдруг предложил нации и Парламенту призвать этого безвластного короля, наследника Стюартов.

С. Бунтман — Но уже все, настроение было за реставрацию...

Н. Басовская — Насколько же люди устали от революции!

С. Бунтман — Все было за реставрацию.

Н. Басовская — И вот двор Карла Второго, о котором сейчас расскажу, показывает, как нация устала от революции, от... к тому же, революция в религиозной форме. У каждой революции есть свой оттенок, она избирает какую-нибудь, ну, веру во что-то. Ну, в сущности, большевистские лозунги были практически со временем тоже формой религии. А при Кромвеле это строжайшее пресвитерианство, английский вариант кальвинизма, пуританизм — то есть, крайне...

С. Бунтман — Шотландский, пресвитериано-шотландский.

Н. Басовская — Да, шотландский, но вариант кальвинизма тоже, и в Англии течения все эти протестантские...

С. Бунтман — Когда-нибудь сделаете Джона Нокса?

Н. Басовская — Обязательно. Страшная личность.

С. Бунтман — Страшный дяденька был.

Н. Басовская — Вообще религиозные фанатики ужасны. И вот много лет под этим... ну, например, просто скажу: за супружескую измену во времена Кромвеля была немедленная смертная казнь. Ну, для нашего Веселого короля это неприемлемо абсолютно, он по супружеской линии сейчас скажу, кто был.

И его призвали, призвали на трон. Чудо, бывают и в жизни чудеса. Он стал настоящим королем. Злодеем он не был, вся его дальнейшая жизнь это доказала. Но все-таки первое его деяние было — процесс и казнь цареубийц, как он их называл, тех, кто непосредственно занимались процедурой и подготовкой казни его отца Карла Первого Стюарта. И вот этих людей он, кого успел, схватил, как минимум 6 человек были казнены, но, кажется, все-таки 13. По сравнению с жертвами революции, это, конечно, не так уж и много, хотя все равно это казни. Но самое ужасное, все-таки это эпоха рубежная со Средневековьем: чисто по-средневековому были вырыты из могил тела Кромвеля и его ближайшего сподвижника и зятя Айртона, тоже генерала парламентской армии. Их выкопали из могил, где они были с почетом похоронены, и повесили. Средневековье живо, оно вообще никогда до конца не уходит, это что-то тоже в людских натурах есть.

Дальнейшие проблемы его правления были разнообразными, но самой главной проблемой вот после того, как это более или менее справедливость восстановлена, ясно, что массовых репрессий не будет, он был встречен ликованием народа. Но проблемой его стали взаимоотношения с Парламентом. Напомню, что Английская буржуазная революция началась в Парламенте, как потом начнется и французская. Она началась в Парламенте, который называется Долгим парламентом: он начал заседать в 1653-м, а в 40-м уже революционные действия...

С. Бунтман — 33-м.

Н. Басовская — С 53-го года.

С. Бунтман — Нет, Долгий парламент, который в 40-м уже действует.

Н. Басовская — В 33-м, а в 40-м действует. Простите ради бога, оговорка. И взаимоотношения с Парламентом, который тоже, не как Кромвель, но был коллективным лидером многих революционных деяний, стали для него очень непростыми. И постепенно, шаг за шагом, так приходилось королевской власти в новых исторических условиях маневрировать, что в 1679-му году (долго, 19 лет) сложились две партии, партии, хорошо всем известные: партия двора, называемая тори, и партия страны, ну, народа, страны, называемая виги. Непрерывные дискуссии с Парламентом и между ними составили большую часть занятий правления Карла Второго. Он пытался делать прогрессивные шаги и побуждения. Ведь все-таки следы от революции не кончаются в тот момент, когда вот объявлено: все, возвращаемся к старой монархии. Ведь не вернешься молниеносно...

С. Бунтман — Да и Карл-то не очень хотел, он как-то так...

Н. Басовская — Быть монархом он хотел...

С. Бунтман — Хотел, но быть таким вот монархом, как дедушка, от Бога... вот дедушка очень это...

Н. Басовская — Да-да-да.

С. Бунтман — ... очень серьезно. Божественное право...

Н. Басовская — Вы абсолютно правы. Я бы назвала это постреволюционный синдром в поведении Карла Второго. В чем он проявлялся? Сначала он попытался установить — подумать только! — что-то вроде веротерпимости. Это потрясающе революционный шаг! В глубине души, как жизнь доказала, он всегда был католиком, он протестантизм так и не принял.

С. Бунтман — Но не как брат.

Н. Басовская — Но не открыто. Брат — фанатик, а этот в глубине души. Но что-то вроде терпимости. То есть, дозволить и другие веры, наряду с господствующей оставшейся протестантской. Все-таки то, что его учителем — математики правда, но не бывает учителя предмета, если это учитель настоящий, то он учит большему, чем предмет — был Томас Гоббс, сторонник Просвещения, сторонник концепции общественного договора, индивидуальной свободы личности. Сказывалось. То есть, Карл Второй какие-то прогрессивные такие попытки предпринимает. Веротерпимость была пресечена немедленно, не удалось, он здесь потерпел полное поражение. Более того, когда начались разговоры, шумные, бурные, о некоем папистском заговоре, по-видимому, вымышленном, он вынужден был, ну, как бы не запретить и санкционировать временные гонения на католиков. То есть, здесь не получилось.

И все-таки, в том же 1679-м году Парламент принял знаменитый акт, Habeas Corpus Act, документ о некоторой защите прав личности, которая не должна быть арестована без письменного объявления причины (против абсолютизма), не менее чем через три дня должен состояться суд и так далее. Карл Второй, ну, допустим, без восторга — странно, если бы он восторгался — но принял и не вступил с Парламентом по этому поводу в противоречие.

Более того, время от времени он общался и шутил с простолюдинами, он появлялся на улицах Лондона. Это нельзя было вообразить в расцвете абсолютизма. Королевская фигура была символом, знаком, который едва махнет рукой — это уже общение с народом. Бросит, допустим, монеты, слуги бросят от имени короля или королевы монеты в народ, а народ радостно ловит. И вдруг он иногда вступал в какие-то разговоры. Очень любил шутки, любил шутить сам, хохотать от анекдотов и выслушивал простолюдинские анекдоты. Более того, со временем, когда в Лондоне случился грандиозный пожар, о котором скажу чуть подробнее, известно, он принял личное участие в тушении пожара.

Но — и на этом я вот рассуждения о его двойственном поведении закончу — Средневековье есть Средневековье, абсолютизм есть абсолютизм. Когда Карл Второй неожиданно предпринял такой в 1666-м году, через 16 лет после воцарения, принял акт, что актеры объявляются придворными. Он очень любил всякое театральное действо, но особенно актрис. И один из придворных, зная, что король — шутник, позволил себе такую шутку: артистов считать придворными или артисток? Намек был ясен. Статус придворных — это возвышение лицедеев, которые до этого считались шутами. Что же сделал Карл Второй? Приказал шутнику отрезать кусок носа. Выполнили.

С. Бунтман — Ну, что так шутить-то?

Н. Басовская — Вот насколько...

С. Бунтман — Ну, шутка глуповатая, я бы сказал.

Н. Басовская — Но точно в цель.

С. Бунтман — Ну да. А зачем шутить с королем?

Н. Басовская — А что, сам святой что ли, черт возьми?

С. Бунтман — Что шутить с королем-то так вот?

Н. Басовская — А он их немножко на это... что позволяют себе. И вот он и позволил. И тут ему было напомнено, что такое абсолютизм и абсолютная власть монарха.

Надо сказать о браке, потому что вторая половина будет посвящена его действиям вне брака, но очень любопытным. В 1661-м году, ему 32 года, Карл Второй вступил в брак с принцессой Екатериной Португальской. Инфанта Екатерина Браганса. Почему именно с ней? Резоны. Политические очевидные: противовес вечному врагу Англии Испании. Кусочек, вот эта Португалия на Пиренейском полуострове, не очень сильная, но здорово расположенная. Вторая группа соображений, финансовые: за ней предложили прекрасное приданое — 500 тысяч фунтов (по тем временам немыслимо много). Но, более того, две крепости, Португалия расщедрилась: Танжер в Африке — какая точка опоры стратегическая и торговая! — и Бомбей в Индии, в Индии, которую бесконечно будет завоевывать, а потом терять английское королевство, потом британская монархия. Ну, и, наконец, глубинно, конечно, об этом открыто не говорилось, но все-таки я думаю, это так, душевные соображения: она католичка. Вот он все-таки выбрал... невест предлагалось...

С. Бунтман — Нет, ну, католичек-то полно: в Испании есть, во Франции, в Италии...

Н. Басовская — Конечно. Ну, Испания исключается — враги.

С. Бунтман — Масса хороших девушек в Италии.

Н. Басовская — Да, в Италии девушки прелестны. И все-таки вот, видимо, это все вместе. Хотя, в целом, он в своей политике был достаточно равнодушен к вопросам веры. Его жена была, конечно, по-своему глубоко несчастным человеком. Ее никто не обижал, открыто не унижал, но все-все-все знали его полнейшее равнодушие к ней, ну, как к женщине, и совершенно вольную жизнь, которую он вел в этом вопросе. Она неустанно молилась, чтобы Бог послал ей наследника, по-моему, забывая о том, что просто так из воздуха наследник не образуется.

С. Бунтман — Ну, может, там не так уж было...

Н. Басовская — У него полно было детей...

С. Бунтман — Ну, у нее были тоже проблемы...

Н. Басовская — Сразу не случились, да. Молилась неустанно — недомолилась.

Как назвать, в сущности, этот политический режим, образ жизни, который установил Карл Второй? Вот постреволюционный синдром абсолютизма на пороге его реального ухода из истории. Символически с абсолютизмом покончено во время революции, но переходная эпоха есть переходная эпоха. В итоге, индивидуально он хотел жить по-старому, но отдавая дань разумно некоторым новым явлениям. Но двор был пышен невозможно: пышные праздники, что-то вроде внутреннего дворцового разврата. Прежде всего, абсолютно много фавориток. И то, что я в прошлый раз уже сказала, мне твердо приходит в голову это выражение: абсолютизм уходит с музыкой. Не мог он просто раствориться в воздухе.

Ну, и, наконец, его международная политика — как раз успею до перерыва — это постоянное противостояние с Голландией. Спрашивается, почему? Он там находил приют при дворе Оранских. Наступила эпоха капитализма.

С. Бунтман — Торговля, господи.

Н. Басовская — Да. И первая буржуазная республика Голландия, и лидер тоже промышленного переворота Англия, и расположены как две морские державы — не могут не соперничать. При нем произошла вторая голландская война. Первая была с переменным успехом, но все-таки поражение Голландии. В 1666-м на стороне Голландии были еще и Франция и Дания, хотя в дальнейшем он всегда пытался дружить с Францией. Он был родственником французского двора, и когда бедствовал, получил финансовую помощь только от Мазарини, ни от кого больше. Третья была совсем не популярна в Англии, считалось, что он защищает интересы французского короля Людовика Четырнадцатого, самого яркого правителя эпохи, которому он, конечно, в чем-то подражал. В целом, результат был. Голландия несколько... ее абсолютное превосходство в колониальных войнах, торговых войнах этого времени пошатнулось именно благодаря усилиям Карла Второго. Вот такой он был разный.

С. Бунтман — Очень, да. Мы еще поговорим о нем через 5 минут.


НОВОСТИ


С. Бунтман — Мы продолжаем нашу программу и повествование о Карле Втором Английском и Карле Втором Шотландском — это был правильный ответ, потому что до его отца, Карла Первого Английского и Шотландского, королей шотландских по имени Карл не было.

Н. Басовская — Там больше Яковы.

С. Бунтман — Ну, там много было: были и Яковы, были и Дэвиды, были и Роберты, и были прочие.

Н. Басовская — Долгая мрачная история была шотландской короны.

С. Бунтман — Да.

Н. Басовская — Может быть, мы уделим ей как-то внимание.

С. Бунтман — Александр 4196, Андрей 3105, Александр 8948 и Игорь 1278 правильно ответили на вопрос, получают «Священную реку Темзу». Мы с вами вот оставили его с бездарнейшей голландской войной...

Н. Басовская — Не было ему военных удач ни в Шотландии...

С. Бунтман — Погубил флот

Н. Басовская — ... ни в Голландии.

С. Бунтман — Погубил флот. Меня очень всегда радовала одна цифра, которую я вычитал. Постоянства ни в чем не было у Карла Второго, кроме одного: государственный долг вот всегда составлял одну и ту же сумму — 3 миллиона фунтов, ни больше ни меньше. Не два девятьсот... три миллиона фунтов, всегда.

Н. Басовская — По-своему пунктуален.

С. Бунтман — Ну да.

Н. Басовская — Он вообще действительно разнообразный. Вот я упоминала несчастья, которые случились в Лондоне в 1665-м — 66-м годах. Сначала чума. Вот в Лондоне чума. Опять вот Средневековье вернулось, знаменитая черная смерть 40-х — 50-х годов 14-го века...

С. Бунтман — Еще через сто лет будет страшно, но и там, в принципе...

Н. Басовская — Там 14-й век, а тут 17-й. Чума в Лондоне. Умерли, — называют цифры, — около 7 тысяч человек, не меньше. Для того времени страшно. Через год пожар. То есть, чума еще продолжается. Какой-то поразительный пожар в сентябре 66-го года, когда, считается, сгорело не менее 85% территории, в том числе знаменитый и любимый собор Святого Павла. Вот здесь он проявил...

С. Бунтман — Тот собор был, и еще был собор средневековый...

Н. Басовская — Да, и он сгорел.

С. Бунтман — И он сгорел. Но вы знает, что один мост был только?

Н. Басовская — Что один?

С. Бунтман — Мост.

Н. Басовская — Да.

С. Бунтман — Только один мост.

Н. Басовская — Создавало безумные трудности.

С. Бунтман — Да. Это все, это чудовищная история.

Н. Басовская — Двор бежал от чумы и пожара, но король проявил вдруг хладнокровие, серьезность, вернулся в Лондон, принял личное участие, руководя тушением пожара. И когда пожар потушили, пуритане громко кричали, что это божья кара, конечно, за разврат. А разврат при дворе был. Начался... он принял личное участие, начался бунт фанатиков вот этих, что это все за грехи. И тут он повел себя, естественно, как естественный монарх: он послал на подавление войско, около трех тысяч человек на подавление бунта фанатиков. Вот такое разнообразие.

И вот теперь нельзя не сказать о том, как он был в личной жизни. Две стороны мне хотелось бы осветить. С одной стороны, он оказался покровителем искусств.

С. Бунтман — Да.

Н. Басовская — Подражал ли он при этом, как многие говорят, исключительно Людовику Четырнадцатому или это было свое? Я думаю, и то, и другое.

С. Бунтман — Давайте не забудем, что тот парень был все-таки младше. Хотя он и французский король, но он помладше.

Н. Басовская — Да, но уж так любил искусство и был такой актер, это бросалось в глаза. А тут все-таки известно, что Карл Второй говорил, что при Кромвеле Англия откатилась назад именно в области культуры.

С. Бунтман — Ну, запрещение театра одно чего стоит.

Н. Басовская — Религиозный фанатизм, он губителен для культуры. Мы сейчас это слышали — и для науки — в новостях. И вот музыканты из Франции и Италии появляются при его дворе. Появляется музыкальный коллектив «24 скрипки короля» (красивое название) и обретает известность. Приглашает оперу французскую и итальянскую в Англию. Это все казалось во времена двадцатилетней революции, ну, просто невообразимым, что этого никогда больше не будет. Когда-то бывало. И вот это вернулось. Художник Питер Лели, голландец, создал серию портретов «Виндзорские красавицы». Я видела некоторые репродукции — это изумительно.

С. Бунтман — Это замечательно.

Н. Басовская — Это сладко, это придворно, но эта такая тонкая техника... Изумительная работа. И объекты, и лидеры, конечно, фаворитки Карла Второго — я сейчас о них скажу, он умел их выбирать — но все-таки самое главное пометила себе nota bene bene в выписках о нем — он создал английское Королевское общество, а это английская академия наук. И отцы-основатели, называю их имена, привлеченные Карлом Вторым (конечно, он оказывал материальную поддержку и моральную): Роберт Гук, Роберт Бойль, сэр Исаак Ньютон. Состав неплохой. И многие другие. При нем была основана Гринвичская обсерватория. Работали астрономы, которых я тоже упоминала в прошлый раз и которые в великую благодарность за это, Джон Флемстид и его ученик Эдмунд Галлей, работая в этой Гринвичской обсерватории, выделили два созвездия, Сердце Карла и Дуб Карла, в память о том... вот Сердце Карла — предположительно, о погибшем, казненном отце, а Дуб Карла — это то, где во время скитаний наш безвластный тогда король прятался в ветвях дуба от солдат Кромвеля. И вот существует это на звездном небе.

А вот звезды, которые около него, они замечательно описаны в статье Людмилы Ивановны Ивониной в «Вопросах истории» 2010-го года, спасибо ей за это огромное. С некоторыми комментариями, опираясь на эту статью, я их перечислю. Там их много больше, их вообще, видимо, счесть было нельзя, я выделила пять основных. Это интересно, они меняются, и поведение в отношении них короля было очень разным.

Не будучи еще королем, в Гааге, за год до призвания на престол, он пламенно полюбил некую Люси Уолтер. Многие из них были женщинами не идеального поведения. Она была любовницей другого, любовницей полковника Роберта Сидни. И полковник как бы уступил ее этому нищему безвластному королю, потому что она родила сына. Но современники только и судачили: чей же все-таки сын? Но Люси обладала большим даром убеждения и убедила Карла, что это сын исключительно его. И тогда король со временем пожаловал этому ребенку, выросшему ребенку, титулы графа и даже герцога. А с Люси расстался, пришли другие.

Второй главной фавориткой среди ведущих лидеров была Фрэнсис Тереза Стюарт, фрейлина королевы-матери Генриетты Марии. Ее называли «главное украшение двора». Ее портреты ошеломляют изяществом и красотой. Но в ее характере было то, что, мне кажется, было очень важным — очень была хохотушка. Карл, любивший рассказывать анекдоты... вот людям, которые любят рассказывать анекдоты, нужен слушатель, им нужен слушатель благодарный. А если это слушательница — сегодня 8 марта — и если она при этом прекрасна, красива, ее голосок звонкий и нежный, то можно понять. Но, хохотала хохотала — и изменила королю с герцогом Ричмондом. Он не верил. Ему намекали, говорили. Ему тогда сказали: да пойдем сейчас сразу... и он застал ее с другим, ну, напрямую, без сомнений. Вот тут он проявил недостаточность свого зверства. Вспомним, среди далеких-далеких предшественников Генриха Восьмого казнь жен вообще, а тут любовница...

С. Бунтман — Это уже давно...

Н. Басовская — ... изменившая любовница. Давно, но в этой стране. Карл заточил его в Тауэр, сразу, Ричмонда, на три недели. Это несерьезно, — говорю я с позиции разных эпох. В итоге, Ричмонд вышел, бежал вместе с этой Фрэнсис, они обвенчались. И со временем... да, Фрэнсис вернула королю все подаренные ей бриллианты. Удивительно. Он, видимо, это оценил. И через 10 лет она овдовела, Карла Второго как возлюбленная она уже совершенно не интересовала, в 1672-м году, немолодая, но получила от короля пенсию из королевской казны.

Наконец, любовница номер три из главных. К 8 марта, наверное, действительно как-то занятно совпало, судьба так велела. Во второй половине 60-х — начале 70-х годов Барбара Вильерс. Он доказывал, что вкус у него разнообразный. Те были жгучие брюнетки, эта — огневолосая дама, но сомнительной репутации. Его это не смущало. Она была замужем за богатым и очень уродливым человеком. Выдвинула целую версию, что уродцы и карлики в браке просто прекрасны. Они встретились с ней еще в Гааге давно, но затем в Лондоне, когда король стал королем, он сделал ее мужа, этого самого сомнительного карлика Палмера смотрителем королевской тюрьмы. Это здорово. Со временем это позволило присвоить ему титул и барона, и графа. Страстный роман. Сомнительный сын, поразительный ребенок, которого из религиозных сомнений эпохи крестили дважды, и по католическому, и по протестантскому обряду. Сомнительный, потому что поведение ее было тоже, конечно, не твердое. В конце концов, муж отправился в ссылку, посидел коротко в Тауэре, отправился в ссылку. Барбаре он дал титул баронессы, графини, герцогини. У него было 6 детей от нее. Троих он признал. Вот любопытно. То есть, он не был уверен, что все дети его.

С. Бунтман — Чарльза Фицроя и Генри Фицроя он признал.

Н. Басовская — А вот не всех. И очень близкие и длительные были отношения, особенно когда мужа уже отправили в ссылку, настолько, что Карл Второй приказал соединить свои апартаменты с ее покоями. Интересно, вот этот абсолютизм, традиция того, что — это идеология абсолютизма — королю, королеве можно все, особенно королю, ну, вот абсолютно все. Он от Бога. Пусть не как в древности, что он и есть живой бог, это все-таки не Древний Египет. И все-таки можно все, и все не осуждается. Любопытно, что его вот этот, ну, легкомысленный образ жизни был известен, но народом не осуждался. Вот тут рождалось его прозвище Веселый король понемножечку. Любопытно, что народ, вырвавшийся из-под пуританской морали Кромвеля, он, видимо, впадает в какую-то другую противоположность. В конце концов, что надо для того, чтобы народное мнение было твердым — трудно сказать. И вообще в ту эпоху оно в основном ограничивалось, конечно, близким, Лондоном. Те, кто получат книгу про Темзу, почитают об этом и о роли Лондона. Он определял все, он определял погоду в королевстве, моральную, психологическую. И, в свое время отдав дань революции, так же отшатнулся от нее. Хотя, конечно, реформация — это принятие идеологии, концепции буржуазии: наживаться, наживаться, наживаться, богатеть, деньги не растрачивать. А тут король, который растрачивает. Но его терпят. Впереди у Стюартов почти закат, он почти последний, предпоследний Стюарт...

С. Бунтман — Почему? Будет еще...

Н. Басовская — Будет его брат, которого изгонят.

С. Бунтман — Будет его брат и будут две девочки.

Н. Басовская — Да, Анна...

С. Бунтман — Мария и Анна.

Н. Басовская — То есть, они будут угасать потихоньку. Но вот продолжим разговор о том, с кем же он... кем вплотную был окружен, наряду с тем, что очень длительно сохранял отношения прочные с Барбарой Вильерс. Вообще трудно представить настроение его трогательной супруги, набожной, порядочной, добропорядочной принцессы Португальской, ныне английской королевы.

В 1672-м году четвертая из лидирующих фаворитов, французский этап, так сказать, в его привязанностях. В это время все-таки довольно прочный сложился союз с Францией, который пугал многих в Европе, который был не характерен для истории Англии как монархии. Надо сказать, что они все Средневековье противостояли друг другу. Эти две монархии соперничали страшно, отчаянно. Так называемая Столетняя война — это просто длительное затянувшееся соперничество. Французы на английском престоле, династические страсти... И вот снова тяготение к примирению с Францией. Прежде всего, он родственник правящего королевского дома, Он родной племянник, сын сестры Людовика Тринадцатого, отца правящего короля-Солнце. На помощь ему в трудные времена пришел только Мазарини один, представлявший французский двор. Хотя родственники были и в Нидерландах, Голландии, и в Германии, на помощь пришел только Мазарини. Не очень широко, Мазарини был скуп до невозможности, но все-таки счел нужным это сделать.

В итоге, его все время шаг за шагом какие-то вот внутренние побуждения влекут к союзу с Францией, не характерному для английской истории. И так получается, что у него из Франции появляется и крупная заметная привязанность. При дворе французские веяния, моды, стилистика. Уже Людовик Четырнадцатый взрослый, уже он там задает тон — это 70-е годы — стиль поведения двора.

С. Бунтман — Да, уже давно, да.

Н. Басовская — И французский стиль влияет. Не итальянский, не голландский, хотя юность он провел в Голландии, в Германии, и в Кельне живал, и в Гааге подолгу, все-таки тяготение к Франции. И появляется очень заметная дама Луиза де Керуаль, опять-таки, жгучая брюнетка и католичка. Вот народу в Англии вот это не понравилось. Ну, народу в условном смысле. То есть, появилось прозвище, намекавшее на то, что он слишком ее жалует, сделав ее герцогиней Портсмут. Вот «герцогиня Портсмут» употреблялось как неуважительное, неодобрительное. При этом она была параллельно с Барбарой Вильерс, и они враждовали друг с другом. То есть, ситуация напрягалась к концу его жизни. Ну, до конца еще довольно далеко...

С. Бунтман — Здесь очень важны потомки его, как от первой его пассии потомок — все-таки старший сын, о котором мы...

Н. Басовская — Признал он его, да.

С. Бунтман — Это знаменитый Монмут, который потом поднимет восстание, так подавленное и казненное братом Яковым Вторым.

Н. Басовская — Брат был просто чистый выродок...

С. Бунтман — Ну, он хороший был моряк, и надо было ему оставаться...

Н. Басовская — Ну, если моряк, так, значит, можно быть сумасшедшим злодеем?

С. Бунтман — Нет, надо было оставаться...

Н. Басовская — Оставаться в пределах корабля.

С. Бунтман — Но вот Чарльз, сын Луизы Керуаль, он предок нынешних наследников престола, потому что он предок Дианы, принцессы Уэльской.

Н. Басовская — Да. И, к тому же, вот Луиза де Керуаль была дама знатного происхождения французского, не из низов. Первая, там, его любовь была вообще страшно сомнительная. Есть предположения, что прямо совсем из низов. А это дама солидная. И вот у него было тяготение к тому, чтобы щедро раздавать титулы, содержания своим детям не от брака, но которых он признавал. Надо сказать, что со временем он просто стал испытывать большие затруднения, что у него слишком много этих детей на стороне, стал жаловаться, тревожиться, всех ли признавать, все ли они так хороши. Поначалу признавал всех — и искать способов избежать такого огромного и обильного потомства на стороне. Но это я просто намеком.

Итак, параллельно. И, наконец, с 1676-го года, очень любопытно, это герцогиня Мазарини, урожденная Гортензия Манчини, племянница...

С. Бунтман — Да, из тех самых Манчини.

Н. Басовская — ... племянница самого великого кардинала Мазарини.

С. Бунтман — Мария Манчини — сестра, насколько я понимаю.

Н. Басовская — Да, тут была романтическая история. 17 лет назад, будучи королем без королевства, он просил руки ее, 13-летней девочки, у самого кардинала Мазарини. Мазарини — это ходячее здравомыслие, это попытка рассчитывать все и верить, что его расчеты политические абсолютно точны. Он ведь отказал в свое время, пресек возможность сватовства юного Людовика Четырнадцатого...

С. Бунтман — К Марией Манчини, да.

Н. Басовская — Да, к Марии Манчини.

С. Бунтман — А здесь Гортензия Манчини.

Н. Басовская — Ну, хороши были эти Манчини.

С. Бунтман — Манчини были замечательны.

Н. Басовская — Принцы, короли вокруг них прямо роятся. И вот Мазарини отказал. Ну, отказать было легко, ей всего 13 лет. Он, конечно, не говорил напрямую, что у вас ни трона, ни состояния, у вас ничего еще нет. Но великий кардинал и гениальный министр на этот раз ошибся. Ровно через год Карл стал королем, провозглашенным, по крайней мере. Со временем она осталась вдовой, таки появилась при дворе Карла Второго. Такие настоящие страсти, для них 17 лет — это не срок. И стала возлюбленной Карла Второго. То есть, к французским истокам, к французским настроениям он вернулся.

С. Бунтман — Но самая моя любимая, я бы сказал, подруга Карла Второго — это Мэри Молли Дэвис. Ой, какая чудесная...

Н. Басовская — Вопрос вкуса.

С. Бунтман — Нет, она чудесная совершенно. Она смелая девушка. Когда остановили карету, кричали ей: католическая шлюха, католическая шлюха...

Н. Басовская — Она сказала: нет-нет...

С. Бунтман — Она сказала: шлюха-то шлюха, но не католическая, а протестантская.

Н. Басовская — Да-да-да, я не католичка.

С. Бунтман — Она вылезла на крышу кареты....

Н. Басовская — Она была храбрая.

С. Бунтман — Она актриса была. Вообще, она смелая хорошая девушка.

Н. Басовская — Актрис он любил массово, но это была знаменитая. И на самом деле самообладание проявила невероятное. Во-первых, сострила, что можете так меня называть, это так на самом деле. При его дворе не очень этого стеснялись. Но не католичка.

Карл Второй закончил свою жизнь после долгого правления. Он находился на престоле целых 25 лет. Кто мог себе такое вообще вообразить, когда его довольно молодым, 30-летним, пригласили, призвали, помня, что 20 лет он скитался без всякой короны...

С. Бунтман — Дольше, чем отец.

Н. Басовская — Дольше. И спокойнее было его правление. Ну, его спасал постреволюционный синдром нация. Нация опоминалась и говорила себе, и это в Англии оказалось навсегда, обретет это полную систему при королеве Виктории, что монархия должна быть. Парламент крепнет и крепнет, и ко времени королевы Виктории будет объяснено, что король — это символ. Он еще не совсем символ, но движется именно туда.

Скончался он своей смертью, не раз вспоминая страшную кончину своего отца. Это вообще была большая трагедия в жизни. То, что он при этом остался жизнерадостным, оптимистичным человеком — это какая-то игра генов. Он умер 6 февраля 1685-го года на 55-м году жизни. Конечно, рано, но жизнь была непростая. Перед смертью таки принял католичество. И, со своей типичной галантностью, попросил прощения...

С. Бунтман — Да.

Н. Басовская — ... у придворных за свою долгую агонию.

С. Бунтман — Да. Потому что он нанес им, конечно...

Н. Басовская — Аристократизм...

С. Бунтман — ... нанес им много, принес, неудобств.

Н. Басовская — ... он в крови.

С. Бунтман — Что хочу сказать? Здесь два вопроса были. Один был вопрос: насколько Дюма верен в портрете? В двух книгах у него все-таки Карл Второй, в двух мушкетерских частях, «Двадцать лет спустя» и «Виконт де Бражелон». Мне кажется, что психологически... там не всегда все бывает по фактам хорошо, а психологически был абсолютно прав Дюма. И, потом, я хочу, конечно, всем, кто желает увидеть прекрасного короля Карла Второго, очень сложного и разнообразного, в прекрасном фильме, который называется «Королевская милость», «Реставрация» в оригинальном названии. И Карла Второго играет великолепнейший Сэм Нил актер. Это прекрасная история. Не забудем еще, что все-таки при Карле Втором был великий архитектор Кристофер Рен, который восстанавливал собор Святого Павла.

Н. Басовская — Великий ученый...

С. Бунтман — Да, и величайший композитор всех времен и народов, всех народов Англии — это Генри Парселл.

Н. Басовская — Всех с праздником!

С. Бунтман — Всех с праздником, всего вам доброго, до свидания.