Сайт Евгения СычёваEugi Gufo

Сергей Бунтман — Добрый вечер. Сегодня мы займемся замечательным совершенно персонажем. Я не буду никаких аналогий проводить, но эта история весьма поучительна, замечательна и потрясающа. Наталья Ивановна, добрый вечер.

Наталия Басовская — Здравствуйте.

С. Бунтман — Наталья Ивановна Басовская. Когда-то мы с замиранием сердца, тот, кто дочитал до конца мушкетерскую трилогию, тот, конечно, с замиранием сердца следил за перипетиями провокаций и необычайной гордыни Николя Фуке самого, и провокаций против него...

Н. Басовская — Что да, то да.

С. Бунтман — Да, и победы Кольбера — выдающийся человек. Но все-таки все симпатии человеческие были на стороне Николя Фуке, с его прекрасными праздниками...

Н. Басовская — Да он поярче.

С. Бунтман — ... с искусством. И главное для меня было поддержка великих французских поэтов, которых он действительно поддерживал. Я хотел бы задать вопрос и разыграть два номера «Дилетанта», последний прошлого года и первый этого года, 12-й по счету и 13-й номера «Дилетанта». Мы сегодня представляли, мы днем вот в субботу представляли номер «Дилетанта» подробно, так что я не буду описывать, что там, а вопрос задам. 10 штук мы разыгрываем, 10 наборов таких. Скажите пожалуйста, а кто в истории, как звали офицера, который в истории как-то...

Н. Басовская — В реальной истории.

С. Бунтман — ... по-французски это называется «положил руку на плечо», да?

Н. Басовская — (смеется)

С. Бунтман — Вот Николя Фуке...

Н. Басовская — Осуществил задержание.

С. Бунтман — Осуществил задержание Николя Фуке, в истории, вот в истории. Как фамилия этого офицера? Пожалуйста, назовите ее. +7–985–970-45-45. Кто на самом деле арестовал Николя Фуке? А сейчас мы ему дадим немножко и пожить, и подействовать, и порасти, потому что мы, наверное, начнем с начала.

Н. Басовская — Конечно.

С. Бунтман — Конечно.

Н. Басовская — Откуда же он взялся? Николя Фуке в итоге своей, в высшей точке своей карьеры — суперинтендант Франции, то есть министр финансов, и на какое-то время единственный. Годы его жизни: 1615-й — 1680-й. Он образец чего-то всего очень яркого: очень яркого взяточничества, умения присваивать казну и распределять присвоенное. Он безоглядно щедр при этом, из этой же казны, из всего. Он безоглядно уверен и самоуверен в своей карьере. И его крушение совершенно поразило современников на долгие годы. И поэтому надо сегодня попытаться понять, как это все произошло. А для этого, как всегда, начнем с детства. Николя Фуке родился в семье провинциального чиновника, то есть от рождения вот каких-то авансов судьбы не имел. Его отец был советником парламента Бретани, а Бретань во Франции — ну, не самая, скажем, популярная область.

С. Бунтман — Глуховатая.

Н. Басовская — Да! К ней всегда, и по сей день, относятся как-то настороженно. Ну, потому что там даже этнос немножко другой...

С. Бунтман — Говорят непонятно.

Н. Басовская — Это, да, это бретонский язык, это кельтская провинция. Ну, к тому же, отец занимался, был еще судовладельцем, торговал с колониями. То есть, отец умел зарабатывать деньги. Но в семье было 16 детей. Из них выжили 12, пополам, 6 девочек, 6 мальчиков. Громадная семья! И чтобы прокормить такую, конечно, нужны очень большие деньги. Отец достиг довольно хорошего положения: советник парламента Бретани, а потом интендант. Вот эти должности интендантов — самые ненавидимые во Франции перед Французской революцией.

С. Бунтман — Еще бы, еще бы! Человек, который отбирает деньги, который считает их.

Н. Басовская — Которому разрешено все, которому король дает огромные полномочия, и он ими широко пользуется. Вот примерные функции интендантов (Великая революция уничтожит эту должность): судебно-полицейские, финансовые, надзор, то есть контроль, за всеми должностными лицами провинции, участие в военной власти. То есть, совершенно огромные возможности. А человек слаб, устоять перед тем, чтобы не воспользоваться такими возможностями, не всякий может. Ничего не скажу про отца, но все-таки этой огромной семье очень нужны деньги. Судовладение судовладением, но интендантство... допускаю, что сызмальства Николя мог видеть, как отец стремится к тому, чтобы из своей должности выжать все что можно. Но Николя взял на себя с молодых лет также тяжелую лямку чиновного служения. Сначала это для него была лямка, потом это стало его высшее счастье и упоение. Он был всего-навсего поначалу советником парламента Меца. Тоже другая сторона Франции...

С. Бунтман — Да, абсолютно, противоположная, да.

Н. Басовская — Напротив (смеется).

С. Бунтман — И такая же непонятная. Лотарингия все-таки.

Н. Басовская — Как любят говорить мои студенты, вверху, внизу какой-нибудь страны. Я всегда умираю, что вместо «Север» и «Юг»...

С. Бунтман — Да, здесь, справа, слева.

Н. Басовская — Справа, слева (смеется).

С. Бунтман — Вот теперь направо переехал.

Н. Басовская — Если Бретань была слева, то Мец — это направо. Но тоже глухо, тоже далеко от столицы. И нужны какие-то качества... он опять-таки, просто советник парламента. Это не те возможности, он еще никакой не интендант. Но он добрался до интенданта. Простой армейский интендант в армиях французских, в Каталонии и Фландрии. Это тяжелый армейский труд, но, как сейчас пошутят, все-таки при кухне. Это тяжелый... (смеется)

С. Бунтман — Он скорее при коптерке.

Н. Басовская — Да-да-да (смеется).

С. Бунтман — Он при коптерке.

Н. Басовская — Вы совершенно правы (смеется).

С. Бунтман — А это очень серьезные войны, которые тогда ведутся, что там, в Каталонии, что во Фландрии.

Н. Басовская — И все-таки как-то он выделился. Он был замечен еще Ришелье, уходящим Ришелье, но всевластным Ришелье. И еще при жизни Ришелье, который был, так сказать, у власти с 1624-го по 1642-й, очень молодой еще Николя был заметен и получил очень большое продвижение. Еще при Ришелье он стал интендантом — третий вариант, по центру — провинции Дофине. Это совершенно другое дело.

С. Бунтман — О-о-о, в Дофине есть чем поживиться.

Н. Басовская — Да, это не Бретань, это не Мец. Не зря наследник престола называется дофином, то есть тот, кто владеет Дофине. Это с глубокого, так сказать, раннего Средневековья.

С. Бунтман — Нет, это с 14-го века уже.

Н. Басовская — Да, это с давних пор, в общем-то, Дофине был сначала просто единственным владением ранних Капетингов. Это все, что они имели, их домен.

С. Бунтман — Да.

Н. Басовская — А все остальное — только эти вассалы их непокорные и так далее. И это уже было большое, конечно, существенное продвижение. Но по-настоящему выдвинулся этот яркий человек, о котором, вот я не упомянула, написаны многие тома, книги, очень хороши переводные работы, французские... Ну, например, Франсуа Блюш, Эрик Дешотд о Людовике Четырнадцатом. Внутри этих книг некие пассажи очень интересные о Фуке. Но настоящий, конечно, взлет его начинается, когда ему было 33 года. Вот часто-часто почему-то у этих очень ярких людей, которые делают какие-то ослепительные карьеры, вот именно в этом, вот где-то вот рубеж тридцати и тридцати трех... конечно, кроме Александра Великого, у которого как раз в это время все кончилось, он с 18 лет взлетал. Но вот те, которые ползли по ступенькам... а он, конечно, полз, через армейское интендантство — это не большое удовольствие. И он дополз до очень важного. К началу Фронды, о которой сейчас надо несколько слов сказать... это большое событие во Франции, большие беспорядки, которые я сейчас поясню. К 1648-му году и окончанию Тридцатилетней войны, великой европейской войны 1618-го — 48-го, этот человек, наконец, выдвинулся: он интендант Парижа. Ну, большая должность. Он ведает в Париже, ну, можно сказать, всем. Возможности совершенно невероятные. И выдвинулся он уже при преемнике Ришелье, который не ушел из истории, но ушел из жизни в 1642-м, 6 лет назад, но при столь же яркой фигуре Джулио Мазарини. Одного кардинала сменил другой. Джулио Мазарини — талантливейший итальянец, но ему очень мешает, что он итальянец. Но зато его очень любит Анна Австрийская, вдовствующая королева и регент юного будущего Людовика Четырнадцатого. То есть, не будущего, он, конечно, король, но он маленький. Реальным правителем Франции становится кардинал Джулио Мазарини.

В 1643-м, за 5 лет до начала Фронды, Анна Австрийская сделала кардинала Мазарини первым министром Франции. В итоге всей своей жизни Николя Фуке прослужил именно Мазарини почти 18 лет. Ну, благодарность, которую он получил, была воистину «королевская», в кавычках. Так вот, во время Фронды, события неоднозначного... это эпоха бунтов во Франции на пороге Нового времени. Это и не революция, нет, до революции еще далеко, до конца 18-го века. Это и расставание, и последствия Тридцатилетней войны, которая привела к безумного росту налогов и, в общем, обнищанию во Франции, обнищанию такому, что королевское семейство отдало в переплавку свой замечательный тяжеловесный золотой сервиз. Это отольется потом Фуке, потому что они обнаружат, что а у него есть. Они свой переплавили, а он, не от большого, конечно... не от большой тонкости выставит свой такой же. То есть, если королевское семейство дошло до этого... хотя, конечно, много разворовано, личный капитал Мазарини копится. Но война есть война. И такая война, как Тридцатилетняя... хотя Франция получила какие-то территории, которые хотела, какие-то частицы славы, все-таки она очень подорвала ситуацию и подтолкнула эти бунты, прежде всего налоги. Кроме того, Фронда — это реакция, это уже высших слоев, на уже вполне окрепший абсолютизм. Он начался во Франции с Людовика Одиннадцатого.

С. Бунтман — Да.

Н. Басовская — У нас о нем была передача, помните? С этого злодея, накопителя, жестокого выколачивателя долгов, с этого, ну, свирепого... тягостной личности, свирепого человека и тягостной личности во французской истории. Но он свое дело сделал, он фактически полностью подготовил будущий французский абсолютизм, классический по форме. И вот все-таки он еще не вполне окреп. Ну, зенитом абсолютизма и станет этот Людовик Четырнадцатый, который пока ребенок. Зенит и полнейшая подготовка борьбы с абсолютизмом.

С. Бунтман — Ну, это попытка взять реванш за то, что делал Ришелье по централизации государства.

Н. Басовская — Конечно.

С. Бунтман — Конечно. От принцев это реванш. Все Конде, все замечательные Бофоры и прочие интересные ребята, вот они, конечно...

Н. Басовская — Они не хотят подчиняться. Они столько раз уже бунтовали, и каждый раз их покоряют. А они все-таки помнят — ну, эта память не проходит — что были времена, когда королевская власть была значительно слабее и вынуждена была очень считаться с мнением принцев, герцогов. Герцоги — это значит родственники королевского дома. И что нельзя забыть их великие заслуги, с ними надо обращаться не так, как с любым подданным. И время от времени это возникает. И вот Фронда — это момент, когда страна истощена, когда король — младенец, когда ушел великий Ришелье. Вот в эту щель всегда вторгается сепаратизм высшей элиты феодальной. Наконец, это еще одно трудно доказуемое, но звучащее и в специальных трудах влияние революции в Англии. Английская революция — это революция и верхов тоже, не только низших, там, солдат Кромвеля, это и недовольство абсолютизмом тоже. Потому что со времен Генриха Восьмого и пусть прекрасной и очень мудрой Елизаветы Первой утвердились принципы безоглядной власти. А знать, высшая феодальная знать, высшая аристократическая знать никогда не примиряется с абсолютным влиянием и положением короля. И, в итоге, Фронда, в ней участвовали самые разные социальные слои. В январе-феврале 1649-го года это было восстание в Париже, там участвовали простые, и прежде всего простые...

С. Бунтман — Это Фронда Парламента такая.

Н. Басовская — Это Фронда Парламента.

С. Бунтман — Парижского Парламента.

Н. Басовская — Генерального...

С. Бунтман — Нет, Парламента.

Н. Басовская — Да, Парламента. Было очень страшно, и кардинал Мазарини не без труда вывез из бунтующего Парижа малолетнего Людовика Четырнадцатого. А потом с наемниками штурмовал город. То есть, это событие, в общем, фактической гражданской войны. Центром Фронды был город Бордо. Это Юго-Запад Франции, который на протяжении 300 лет находился под влиянием английского королевского дома, там были последние английские, почти последние, кроме Кале, владения, так называемая английская Гасконь. И там всегда сепаратизм был очень мощным. Им очень выгодно было, знатным людям... ну, графы Фуа, виконты тамошних близких областей, рядом Наварра. Король английский далеко, и лучше числиться в его владениях. А французский нажимает. И вот в Бордо Фронда доходила до идеи республики, что уж совсем страшно. Она не развилась, она не укрепилась, но на фоне этой общей парламентской Фронды, недовольства верхушки чиновников, которые хотят своего, идеи республики в Бордо совсем напугали всех. Тем не менее, Мазарини штурмует с наемниками Париж, берет обратно столицу. И тогда начинается завершающий этап Фронды, 1651-й — 53-й годы, Фронда принцев. Кажется, королевской власти совсем придется потесниться. И вот тут Николя Фуке, интендант Парижа, он окончательно выдвигается. Он помогает Мазарини, он спасает имущество Мазарини в то время, как он на время вынужден покинуть Париж (его отправили в изгнание, но ненадолго, он вернулся — королева не желает, чтобы он был в изгнании). Но его имущество сберег Фуке. Он рядом с королями, он правая рука королей. И, в итоге, он первый министр. Анна Австрийская, ну, конечно, с согласия того же Мазарини назначает его первым министром. У него сразу огромные возможности. Людовику 11 лет, Фуке 34 года. Он спас имущество Мазарини, он должен быть признан, и, к тому же, он очень ориентирован в придворных кругах. В 1650-м году он покупает себе — а должности продаются и покупаются — должность прокурора при парижском Парламенте. Очень умно. Пусть после хаоса, но позиции Парламента довольно возобновились, ну, укрепились в результате Фронды. На время падали, а потом укрепились. И вот эта вот должность прокурора при парижском Парламенте — это гарантия личной безопасности.

С. Бунтман — Конечно! Никто не может провести решение ни о его аресте, ни об обыске...

Н. Басовская — Депутат.

С. Бунтман — Нет, он вообще...

Н. Басовская — Он не называется депутатом.

С. Бунтман — Нужна его санкция, нужна его санкция.

Н. Басовская — Да, его санкция на его арест.

С. Бунтман — Конечно. А он этой санкции не даст.

Н. Басовская — А если он не сошел с ума, то...

С. Бунтман — Но это потом будет головная боль Кольбера.

Н. Басовская — Но ведь сойдет, Сергей Александрович, ведь сойдет.

С. Бунтман — Но интрига такая.

Н. Басовская — Ведь сойдет.

С. Бунтман — Интрига была безумная.

Н. Басовская — Ведь продаст ее. Как же это можно? Не от того, что беден. Но это разговор чуть позже. И вот позиции его кажутся просто несокрушимыми. Герб его семейства, пора об этом сказать (они себе его где-то соорудили не знаю когда) — серебряное поле, на поле этом белка серебряная...

С. Бунтман — Серебряная?

Н. Басовская — ... и с девизом, с девизом: «Куда я только не взберусь». Говорят, что это наиболее точный перевод. «Куда я только ни взберусь». Есть более абстрактный: «Мне доступно все». Вот «Куда я только ни взберусь». У человека закружилась голова. Ему кажется, что действительно теперь он несокрушим. Его личность неприкосновенна, его имущество нарастает, он очень умеет обогащаться и обогащать королевское семейство. В итоге он наживет 4 миллиона ливров, состояние его составит, плюс всякая недвижимость, он купит себе остров. Но это вот сейчас начнется, сразу после перерыва. Ему кажется: «Я могу все!» Но всем, кому так кажется, даже из самого-самого высшего чиновничества, надо помнить: все может перемениться монаршей волей в одну минуту. Это судьба Фуке.

С. Бунтман — Мы продолжим рассказ об этом удивительном человеке, о его судьбе через пять минут.


НОВОСТИ


С. Бунтман — Мы продолжаем, здесь разбираемся, еще здесь замечательно... что ж вы думаете, мы бездельничаем что ли во время перерыва?

Н. Басовская — (смеется)

С. Бунтман — Мы с Натальей Ивановной здесь разобрались еще в белках Фуке, потому что белка у него червленая, то есть красная, и вообще на...

Н. Басовская — На серебряном фоне.

С. Бунтман — ... на серебряном поле, да.

Н. Басовская — Но в просторечье «Фуке», в просторечье, в бретонском просторечье...

С. Бунтман — Да-да-да, это на бретонском диалекте...

Н. Басовская — «Фуке» — «белка».

С. Бунтман — ... французского языка. Это вот «белка». Но вскарабкается куда угодно, вот это очень правильно. Не просто белка...

Н. Басовская — Очень быстрая.

С. Бунтман — ... а белка на дыбы стоящая, вот такая. Я сейчас, Наталья Ивановна, чтобы нам потом не отвлекаться, я сейчас скажу, кто правильно ответил. Мы опережаем события, но потом мы об этом будем говорить...

Н. Басовская — Конечно.

С. Бунтман — ... что когда Фуке все-таки арестовали, и арестовал его в истории... как хорошо, никто не купился на мои...

Н. Басовская — Как и в литературе...

С. Бунтман — Да, как в литературе.

Н. Басовская — Я думала, что вы их собьете.

С. Бунтман — Нет, нет, сбить невозможно, потому что арестовал действительно д’Артаньян. Он оттуда и стал известен, а потом все вот уже истории настоящие и выдуманные пошли.

Н. Басовская — Шарль де Бац де Кастельмар.

С. Бунтман — Де Бац де Кастельмор, шевалье...

Н. Басовская — Или Кастельмар, или Кастельмор — как всегда в транскрипциях имен, есть разнообразие.

С. Бунтман — Да. Два номера «Дилетанта» получают у нас: Лена 6167, Виталий 3776, Рита 9028, Светлана 4976, Игорь 9377, Мария 2040, Виктор 0942, Максим 5648, Сергей 2714 и Александр 3797. Всех поздравляю, приятного чтения. Продолжаем.

Н. Басовская — Фуке кажется, что, конечно, он достиг всего, потому что в конце Фронды, в тот год окончания ее, в 1653, Мазарини назначает двух сюринтендантов финансов — при этом мы помним, он и прокурор — это Фуке и Сервьен. Но Сервьен вскоре умер в 59-м, и Фуке стал единственным сюринтендантом. Ну, сверхминистром финансов. И эта должность уйдет тоже, после него будет только Кольбер. Более того, он продолжает быть успешным дипломатом, начав на этом поприще выдвигаться еще при Ришелье. Участвовал в переговорах с Англией, Португалией, Польшей, Швецией, Голландией. Ну, как же не подумать, что «я взобрался везде, я самый-самый успешный и счастливый»? Но, во-первых, надо помнить, что у такого человека не может не быть очень много врагов. И их у него очень много. Он злоупотребляет финансами почти в открытую. Откупщики, которые собирают подати, налоги, он дает на откуп, они знают, что потом надо не только ему многое отдать (не будем употреблять жаргонных выражений), но его любовницам, на содержание его любовниц, допустим, каким-то родственникам. Он в открытую распоряжается финансами так, как будто бы просто он вот лично, единственно это может дело. Ну да, привычка к тому, что Мазарини стареет, болеет. Но к концу своей жизни Мазарини уже явно не жаловал Фуке, но Фуке защищал его богатства личные. А Мазарини себя не обижал. После его смерти остались огромные деньги, что-то вроде 14 миллионов ливров, бесконечное, ну, неучитываемое количество драгоценных полотен, скульптур, изделий из драгоценного металла. Все-таки все это постепенно, в общем, перекочевало, в итоге, в национальное богатство Франции, но после его смерти это было его личное достояние. Вот непосильным трудом нажил. И Фуке, конечно, в этом участвовал. И поэтому он чувствовал себя в какой-то безопасности. Но у него был уже тихий враг в конце жизни Мазарини, полная его противоположность, личность, о которой тоже надо говорить отдельно — это Жан-Батист Кольбер, тот, кто сменит его, тот, кто сменит его. Тихий, неслышный, в отличие от вот этого роскошного, широко шагающего и, в общем, в итоге, недальновидного Фуке. Этот аккуратненько собирает документы, которые показывают: Фуке ворует, Фуке ворует. Твердит это Мазарини, твердит это Анне Австрийской. А он способный чиновник, хороший финансист. Но Анна Австрийская помнит, что ее личный капитал... они все ценят свой личный капитал. Франция где-то там... они и есть Франция в их глазах. И ее личный капитал охраняет Фуке, оберегает от каких-либо, там, неприятностей. Он пользуется авторитетом у банкиров Европы, его ловкость оценена во многих странах — это тоже надо учесть. Но враг, этот тихий враг, он сделает свое дело очень скоро. Враги были многочисленны, до того, что врагом даже стал один из его родных братьев, Базиль. Завистливый, озлобленный, недовольный своими доходами (всего 150 тысяч ливров в год), он донес Мазарини на брата. Ужас. Он успел Мазарини рассказать, какой нехороший брат. Обвинил Николя в присвоении 30 миллионов ливров на покупку всяких женщин и назвал их имена. Ну, это вообще уже что-то такое чудовищное. Но не чувствует человек, ослепленный похвалами молодого короля... Тут надо сказать, что в 1661-м скончался Мазарини. И всеобщее впечатление двора, что на утро в этот день не узнали Людовика Четырнадцатого. До этого это был мальчик, юноша, обожающий театр. «Король-артист» я назвала передачу о нем, и есть монография такая французская «Король-артист». Это правильно, потому что он так жил. Казалось, ему ничего больше не надо. Такой веселый юноша. А на утро его не узнали, он вышел другим человеком. Оказывается, в нем давно накопилось страстное желание править лично, но не воевать с Мазарини. Вот пройдет после смерти Мазарини 4 года личного правления Людовика Четырнадцатого, и Расин напишет ему такое посвящение: «И я предвижу, что по мере того, как будут созревать мои способности, вы, Ваше Величество, увенчаете себя новыми лаврами. Быть может, став во главе армии, вы позволите нам завершить сравнение между вами и Александром, — имеется в виду, Македонским, — и присоедините славу завоевателя к уже приобретенной вами славе мудрейшего монарха в мире». Через 4 года.

С. Бунтман — Он круто взялся...

Н. Басовская — Вот каким хочет...

С. Бунтман — ... Людовик круто взялся...

Н. Басовская — Он на утро после смерти Мазарини....

С. Бунтман — Да.

Н. Басовская — Ему не нужен всевластный министр — этого не понял Фуке, совсем не понял.

С. Бунтман — Ну, совет Мазарини был никогда не брать первого министра, был совет Мазарини.

Н. Басовская — Да.

С. Бунтман — Всегда должно быть много сотрудников, но конкретных.

Н. Басовская — И враждовать друг с другом.

С. Бунтман — Да. А выше всех только король. Хороший совет от министра, никогда не брать министра.

Н. Басовская — (смеется).

Н. Басовская — Он знал, что он советует.

С. Бунтман — Он правильно советовал.

Н. Басовская — Но Фуке не понял, что этот юноша так настроен. Видимо, ему казалось, пройдет короткое время, вихрь светской жизни опять подхватит этого молодого Людовика Четырнадцатого, он уйдет обратно в театр, образно говоря. И Фуке станет, как я думаю, его мечты, новым Ришелье или новым Мазарини. Вот его величайшая ошибка. Он начал ошибаться шаг за шагом. Юный Людовик похвалил его и раз, и другой, и третий. А Фуке очень падок на похвалу, особенно королевскую. За дипломатию. И стал советовать: «Уйди полностью в государственные дела». То есть, уйти из Парламента. И он послушался, он ушел из Парламента, из этого самого прокурора парламентского. Он продал эту должность за миллион 400 тысяч ливров, из которых миллион подарил королю. Ему кажется: «Я этого мальчика сейчас задобрю, завалю богатствами, покажу, как я его слушаюсь. Он сказал, полностью в государственную деятельность? Слушаюсь!» Он ослеплен похвалами, он теряет голову. Это, вот это, по-моему, Маркс (в свое время мы знали точно), слепота гибнущего класса. А вот здесь слепота гибнущего высокого чиновника.

С. Бунтман — Но у него были очень умелые противники, которые знали, что советовать королю.

Н. Басовская — Прежде всего, поздний Мазарини и тайный Кольбер.

С. Бунтман — И Кольбер прежде всего. Тут, кстати говоря...

Н. Басовская — Слепота...

С. Бунтман — ... Дюма не так врет, когда...

Н. Басовская — Дюма вообще очень мало врет. Он старается... он сочиняет, кто, где, когда побледнел, а факты у него факты.

С. Бунтман — Но схема интриги у него очень точная.

Н. Басовская — Абсолютно точна. Короче говоря, грандиозная ошибка, которая показывает эту слепоту — я все-таки настаиваю на слепоте — это то, что он хотел подкупить Луизу де Лавальер, первую официальную фаворитку юного Людовика Четырнадцатого. Ну, не мог Николя Фуке представить — да кто может до сих пор? — что она правда любила короля. Фаворитки не для этого.

С. Бунтман — Опять прав Дюма.

Н. Басовская — Абсолютно!

С. Бунтман — Опять прав Дюма.

Н. Басовская — Она была единственной, кто его страстно, пылко всю жизнь... угасла потом в монастыре...

С. Бунтман — Да, кстати, жизнь, достойная описания.

Н. Басовская — Абсолютно. О ней надо отдельно.

С. Бунтман — Да, это очень интересный персонаж.

Н. Басовская — Она правда любила короля. А он тут: «Не возьмете ли 200 тысяч ливров?» Как брали все остальные. За что? Чтобы знать всегда настроение короля, чтобы узнать, какое там у него направление ума, вовремя ему что-нибудь польстить, подсказать. То есть, информацию он покупал, подкупая королевское окружение, и при Мазарини это все было совершенно нормально. Но Луиза, Луиза рассказала об этом предложении Людовику Четырнадцатому. И вот здесь, если до этого было, как я думаю, нечто «Мне не нужен всевластный министр», появилось другое: «Ненавижу Фуке». А Фуке, оставаясь слепым, абсолютно слепым, получив титулы... Людовик Четырнадцатый еще раньше, даже до смерти Мазарини, одобрил эти титулы. Он ведь у нас теперь не просто, он обрел всякие официальные названия: он и герцог, он и маркиз. Он теряет голову абсолютно. Он выстроил себе богатейшее поместье. И он решает закрепить свои все, что «Я теперь не просто чиновник, я из высшей знати». Его поместье Воль Виконт, недалеко от Парижа, около 50 километров расстояние, 17 августа 1661-го года... вот он там подписал себе смертный приговор. Он устраивает пышнейший праздник в честь короля. Ему все время кажется, что короля можно, вот этого молодого — ведь он все еще очень молод, только что пришел к власти — лестью, подкупом, созданием идеальных условий для возвращения его обратно куда-нибудь в театр, в искусство, можно усыпить и занять при нем взрослеющем то положение, которое при Людовике Тринадцатом имел Ришелье, при регентше Анне Австрийской — Мазарини.

С. Бунтман — Мазарини, да.

Н. Басовская — Ему кажется: вот оно, вот. И вот этот праздник. Людовик к этому времени реально правит всего 5,5 месяцев, прошло 5,5 месяцев после смерти Мазарини. Размах празднества в Воль Виконт произвел, и не мог не произвести на короля, зная, каким он каким станет — вот Расин угадал, какой он — должен был произвести ужасное впечатление. На территории, там снесли 3 или 4 деревни, чтобы построить для него резиденцию. Не вполне достроенная, но совершенно королевского масштаба резиденция. 100 фонтанов работают, неоглядные сады, статуи. 80 столов и 30 буфетов, 6 000 тарелок и 400 блюд из серебра. И, наконец, главный удар — тот самый сервиз из золота, в то время как королевский переплавлен, из тяжелого золота. За столы сели 3 000 человек. Меню фантастическое, королевские все эти блюда лучше не перечислять, а то все есть захотят.

С. Бунтман — Ну, кто ж готовил-то? Ватель тот самый.

Н. Басовская — Представлена пьеса Мольера в зеленом театре

С. Бунтман — «Докучные».

Н. Басовская — Да, Мольер скоро станет придворным драматургом Людовика Четырнадцатого, в этом будут его и радости, и горести. Но пока и здесь пьеса Мольера в зеленом театре. И, наконец, беспроигрышная лотерея, замечательная, в которой каждый получает призы очень высокой цены. Он не жаден на украденные деньги. Это или драгоценное оружие с драгоценными камнями, или это какая-то шкатулка очень высокой ценности, портсигар — ну, не знаю, что это. Нет, ну, шкатулка для драгоценностей, для табака, шкатулочка для табака...

С. Бунтман — Табакерка, да.

Н. Басовская — Табакерка. Или это что-то такое, что стоит очень дорого. Ты шутейно в этой беспроигрышной лотерее получаешь. И, наконец, когда гости собираются разъезжаться — фейерверк. Небо вспыхнуло, как при безумной грозе. Людовик Четырнадцатый, короче говоря, прямо во время праздника сказал маме Анне Австрийской: «Я арестую его прямо здесь и сейчас. Мне честнейший Кольбер уже доказал и многие...» Ну, все нашептывали, враги нашептывали, конечно, что Фуке — вор, Фуке — вор. Фуке так привык жить, так живут интенданты, а суперинтенданты супертак живут. «Арестую, — говорит, — его прямо здесь и сейчас». Очень умная Анна Австрийская, не бывшая дурочкой (эта испанка была вполне хороша, ее тайный брак с итальянцем Мазарини — это интересное сочетание во благо Франции), она сказала, что недостойно великого короля нарушать законы гостеприимства.

С. Бунтман — Конечно, хозяина нельзя арестовать, когда ты в гостях.

Н. Басовская — Некрасиво.

С. Бунтман — Некрасиво, права была абсолютно, да.

Н. Басовская — Людовик Четырнадцатый уже чувствует, что ему можно все. И он докажет это, ему можно будет все. Но пока она говорит: «Не надо, некрасиво». Короче говоря, праздник завершился при полном непонимании Фуке, что он подписал себе смертный приговор. Людовик запланировал его арест, был составлен план операции, возглавлять которую было поручено тому самому Шарлю де Бац Кастельмору, будущему д’Артаньяну. Ну, д’Артаньяну, тому, кто выведен в виде фигуры д’Артаньяна.

С. Бунтман — Будущему великому д’Артаньяну.

Н. Басовская — Да-да.

С. Бунтман — Через Дюма.

Н. Басовская — Благодаря Дюма он станет супервеликим. Он погибнет довольно скоро, в 70-е годы, через 10 лет, не так, как у Дюма. Но ему была поручена эта операция. И после этой операции, ареста Фуке, он из лейтенанта мушкетеров станет командиром.

С. Бунтман — Капитаном.

Н. Басовская — Капитаном всех мушкетеров. То есть, ему зачтется это довольно полицейское поручение, которое героя Дюма вряд ли бы сильно порадовало.

С. Бунтман — Его там и не радовало, он там когда арестовывает, он не очень радуется.

Н. Басовская — Он романтический, он расстраивается...

С. Бунтман — Хотя это и делает.

Н. Басовская — Он служака. Итак, его заманили, Фуке, чтобы арестовать, его заманили в ту самую Бретань, в Нант, в город Нант, поскольку там сессия штатов Бретани открывалась. А Бретань всегда опасная в плане сепаратизма, король объявил, что из уважения к дворянству Бретани он прибудет лично. Фуке ничего не понял, ничего не ощутил. Им было лестно, что король лично прибывает, и Фуке убедил дворянство Бретани в честь этого великого события, открытия штатов местных, подарить королю три миллиона ливров. На пороге своей гибели он выпрашивает этот подарок. И они подарили. А план захвата готов. Немножко по-разному его описывают, но все-таки я больше всего доверяю французским известным авторам, которые рассказывают, что Людовик описал этот арест в письме к матери. Он беседовал с Николя Фуке в кабинете, окно которого выходило во двор. Когда увидел, что Шарль де Бац Кастельмор готов к аресту и мушкетеры готовы, он отпустил Фуке, навсегда. Его слепота полная. У него в Нанте, у Николя, было здание, которое называлось Отель де Руже и в котором был подземный ход прямо к берегу Луары на случай каких-то выступлений вражеских. А там было всегда судно, готовое отплыть, и было куда отплыть. Незадолго до этих событий, ну, еще опять ничего не подозревая, но как-то готовясь на всякий случай, он купил остров Бель-Иль у берегов Бретани и решил сделать его укрепленной крепостью. Это тоже все нашептывали королю.

С. Бунтман — Да-да-да.

Н. Басовская — «Смотри, он там укрепляется».

С. Бунтман — «Да, но это ваша крепость против Англии».

Н. Басовская — Да, а он говорил: «Ваше Величество...» И вот будучи арестованным — его арестовывают прямо во дворе, в окошечко выглядывает Людовик Четырнадцатый, прямо в карете, опять ничего не понимая, что все кончено совсем, он пишет письмо коменданту Бель-Иля о том, что он передает Бель-Иль королю. Сейчас, и сейчас король поймет, что он хороший, и ему все будет прощено. В карете пишет письмо: «Отдаю остров королю». Вместо того чтобы уплыть, попробовать, там, сопротивляться. Ничего не понял, ничего не ощутил. Великая власть, великая коррупция, великая традиция этого интендантства совершенно губили головы людей. А голова Николя Фуке не была ни глупой, ни пустой. Он арестован, и Людовик Четырнадцатый приказал провести суд над Фуке. Он мог бы этого и не делать, уже в практике были lettres de cachet, закрытые письма, когда король просто вписывал имя, кого арестовать, и не обязан никому объяснить, зачем, почему. Нет, он хотел суда и он хотел, чтобы все, все приняли к сведению, что никогда не будет при нем слишком властных людей. Говорил он или не говорил, что «Государство — это я», но поведение нарастающее было именно таким. Жена Фуке бежала в Лимож сначала, Мари-Мадлен, и пыталась бороться за своего мужа: что-то публиковать, где-то высказываться. Дети были отданы бабушке в Париж. Младшему ребенку Фуке в это время было всего 2 месяца. Всех братьев сняли со всех должностей, включая предателя Базиля, и отправили в ссылку — это хоть хорошо. Суд был долгим. Полгода до суда, подготовка к суду. И Фуке все время перевозили из тюрьмы в тюрьму. Отсюда потом разговоры вот об этой знаменитой таинственной железной маске, не имеющие научного основания под собой. Через 2,5 года суд. 2,5 года его возили-возили, и затем полгода еще, почти полгода суд. Фуке в это время 49 лет, когда ему вынесут приговор. Фальсификаций было много. И реальных грехов у Фуке было много, и фальсификаций было много.

С. Бунтман — Конечно.

Н. Басовская — Те документы... а он умел защищаться, он вытащил из архива много и показал, что он делал это по поручению Мазарини. Но никому не нужен был суд над Мазарини, который, видимо, состоял в тайном браке с королевой-матерью Анной Австрийской. И поэтому эти документы изымались, уничтожались. Фуке не был праведником, но и суд над ним не был праведным судом.

С. Бунтман — Обвинителем был тоже персонаж Дюма, которого мы хорошо знаем, канцлер...

Н. Басовская — Сегье.

С. Бунтман — Да.

Н. Басовская — И сам тоже человек таких же нравов.

С. Бунтман — Абсолютно.

Н. Басовская — Они все друг друга стоят.

С. Бунтман — Но не такой блестящий. Фуке все-таки блестящий.

Н. Басовская — Фуке был и красив, и, вы знаете, в нем, мне кажется, Сергей Александрович, в отличие от Кольбера, который был классическим чиновником, у этого было тяготение к аристократизму.

С. Бунтман — Да он создал весь образ будущего царствования Людовика Четырнадцатого. При нем были Мольер...

Н. Басовская — Лебрен.

С. Бунтман — ... Лафонтен, Ленотр, Пелиссон — кто угодно.

Н. Басовская — А портрет работы Лебрена...

С. Бунтман — Конечно.

Н. Басовская — Это человек аристократического вида и многочисленных талантов.

С. Бунтман — Даже повар Ватель, который перешел к Людовику Четырнадцатому.

Н. Басовская — Да, он с такими замашками.

С. Бунтман — Все праздники Людовика Четырнадцатого и блеск — это они. Версаль оттуда.

Н. Басовская — Соответствуют Фуке, да. Король хотел смертной казни, публичного... ну, публичного — не для народа, но для, так сказать, состоятельной части общества и верхушки публичный суд. И смертного приговора. 21 декабря 1664-го года был вынесен приговор, не такой, какого жал Людовик Четырнадцатый. Это взбесило его окончательно. 9 голосов были за смертную казнь, как того хотел молодой король, а 13 — за ссылку. Реакция Людовика Четырнадцатого потрясающая: имея право на помилование и милосердие, он получил приговор с целью рассмотрения вопроса о помиловании, и королевское помилование состояло в том, что он эту ссылку заменил пожизненным заточением.

С. Бунтман — Заключением, да.

Н. Басовская — Такова королевская милость. 15 лет провел Фуке в крепости Пиньероль на границе Франции и Италии. Это была как бы и не Франция, и не Италия, только-только перешедшая под власть Франции. Городочек Пиньероль сделали просто закрытым городом, настолько боялись даже низвергнутого Фуке. И только меньше чем за год до смерти, в 1679-м, ему разрешили свидание с женой и детьми. Он был уже безнадежно болен. Есть какая-то туманная версия — видимо, Людовик Четырнадцатый позаботился, чтобы такая молва родилась — что потом король, возможно, отпустит его на воды для поправки здоровья. Ну, на воды отпускать не пришлось. Совершенно разрушенное здоровье Фуке через несколько месяцев привело к его смерти. Французский абсолютизм, идея безоглядной абсолютной жесткой власти утвердилась, тем самым подготавливая Великую, знаменитую на весь мир революцию.

С. Бунтман — Наталья Басовская, это была программа «Все так». Всего хорошего, до свидания.