Сайт Евгения СычёваEugi Gufo

Алексей Венедиктов — Наш герой сегодня — Карл Маркс. Обычно мы делаем о героях или о злодеях и более-менее все понятно, кто из них злодей, кто из них герой расскажет нам история, которая та самая «ни слова, ни полслова не соврет». Но Карл Маркс — это легенда, это даже не человек, это какой-то символ неизвестно, где. Наталья Ивановна, да? Он не мог ни родиться, ни жениться, ни есть, ни пить, ни спать. Он — святой.

Наталия Басовская — Он все это делал. Он совершенно не был святым, конечно. Но нам так долго создавали вымышленный, отлакированный, отполированный и лишенный человеческих черт образ, что по сей день, Алексей Алексеевич, я с изумлением обнаруживаю, что литература о Карле Марксе — человеке предельно скудная, а та, какая есть...

А. Венедиктов — На русском, на русском.

Н. Басовская — Да, на русском. Сейчас кое-что вышло на английском языке. Но та, которая есть, она, как правило, полярна. Люди все еще, — вот какова была все-таки сила этой личности, его учения, событий, связанных с его жизнью, — до сих пор полярно его оценивают. Одни идеализируют так, как нам с вами хорошо знакомо. Но у него столь же пламенные недруги, и они черной, настолько черной краской его рисуют, что сразу возникает недоверие. И поэтому многое из того, что мы сейчас все-таки с Вами припомним, надо рассматривать как еще не остывшую информацию, не отстоявшуюся, полную предвзятости.

А. Венедиктов — Но смотрите, 130–150 лет прошло, а по-прежнему. Сколько же нужно отойти-то?

Н. Басовская — Кто-то из его поздних исследователей сказал: «Самый известный персонаж после Иисуса Христа». Но тоже очень о многом сказано. Вот каким он рисуется вот с птичьего полета. Но, во-первых, это человек, занявший до него не виданную позицию — вождь мирового пролетариата. Было много претендентов на мировое господство, на мировое владычество, владычество в самом прямом смысле слова: создание мировых империй с Александра Македонского, которого мы с вами обсуждали, который совершенно сознательно хотел весь мир подчинить своей воле, смешать, соединить, чтоб появилась новая раса людей, новая культура.

А. Венедиктов — Но вожди всегда сознательны.

Н. Басовская — Да, да. Но он хотел-то владычества другого. Это и не Наполеон Бонапарт, который хочет Франции подчинить, ну, по крайней мере, общеевропейское. Это даже не третий Рейх, который утверждает, что вот есть одна нация, которая будет царить над всеми. Он со своим учением рассматривает себя как человека, несущего в своей голове, в своем интеллекте универсальный ключ к счастью всего человечества. И с помощью какой армии он это сделает? Не воинства, как у всех завоевателей, а того самого пролетариата, который он понимал, как мог, объединенного от края до края Земли. И индийский пролетариат за ним пойдет, и китайский, и английский. Он перебрался в свое время в Англию, считая, что там скорей всего будет революция. И французский, и немецкий. Российский как-то вот сложней всего: пролетариат он любил, а Россию в целом — нет. Итак, это совершенно невиданная позиция. У него был продолжатель — Владимир Ильич Ленин, тот решил не уступать, сменил его на позиции вождя мирового пролетариата. Как часто говорят про там вице-президента России или президента... президента Советского Союза, что этой должности больше нет. И этой должности — вождя мирового пролетариата больше нет. Их было только двое. Но первым все-таки был Маркс. Следующий... Вот просто пункты того, что же это за такая фигура. Юноша из еврейской семьи, сумевший жениться на аристократке — Женни фон Вестфален.

А. Венедиктов — И это в середине XIX века.

Н. Басовская — Это казалось абсолютно невозможным. Это случилось. Соавтор вместе с Энгельсом совершенно гениального произведения, каким я считаю «Манифест Коммунистической партии», — утопическим, странным, но талантливым невероятно. Автор «Капитала», той немыслимой, загадочной книги, которую я не знаю, как ее расшифровать, но и два тома, в общем-то, все-таки написал Энгельс. Отец шестерых детей, из которых дожили до зрелых лет три дочери, две из них покончили жизнь самоубийством. Организатор первого Интернационала, который ждал и не дождался европейских революций. Уже организацию создали, которая будет эти революции осуществлять. Его образ был почти обожествлен. Где? В России, в советской России, но в России, которую он откровенно недолюбливал. Ни расово, ни этнически, — он хорошо, правильно оценивал политическую роль русского царизма и сводил как бы Россию к этой, ну, недостаточно знал...

А. Венедиктов — К политическому режиму.

Н. Басовская — Да, недостаточно.

А. Венедиктов — Он сводил ее к политическому режиму.

Н. Басовская — Он не знал российской интеллигенции, не мог ее ни знать, ни понимать, ни культуры русской. И поэтому у него с его узко политическим взглядом она оказалась страной так сказать зла. Ну, в первый, но не в последний раз. Давайте просто тогда пройдемся по этапам его человеческой биографии. Почему-то сразу хочется сказать: очень грустно. Совершенно неожиданно для бывших советских людей, которым, конечно, я являюсь и которые с юности, с младых ногтей впитывали ту идеологию, которая нам предлагалась, и ту информацию, которая нам давалась. В той информации Маркс — гигант, громовержец. Он, кстати, очень любил образ Зевса, и в его кабинете, где бы он ни жил, а жил он в разных странах, всегда стояло изображение, бюстик этого громовержца. И вот нам таким его и рисовали: громовержец, в семье тоже такой всепобедительной, счастливой. Дети его обожают, про умерших детей — ни слова, про то, как болела тяжело Женни, про все, как они голодали, — это ни слова. Так, упомянут иногда, что были и трудные времена. Счастливый, создатель Интернационала. Какой одряхлевший, рано одряхлевший, больной — этого ничего нет. И поэтому когда берешь реалии его жизни, сомневаясь в некоторых деталях, но в целом понимая, что это реалии, становится грустно. Он родился 5 мая 1818 года в городе Трире в Германии. Отец — Генрих Маркс, адвокат из семьи раввинов. Он не просто еврейский мальчик, который женился на аристократке, он еще из семьи раввинов. В 1824 году отец Маркса Генрих принял протестантство, т.к. не мог в тогдашней Пруссии занимать как иудей никаких должностей. Как раз Трир перешел к Пруссии, Германия была еще раздроблена. И он разумом, умом, рассуждением, логикой принял решение для всей семьи — стать протестантом.

А. Венедиктов — Т.е. вся семья перешла в протестантство?

Н. Басовская — Вся. И он еще говорил, что это самая рациональная церковь, это самое рациональное учение. Для XIX века соображение не последнее. Мать Карла Маркса — Генриетта Пресбург тоже из семьи раввинов. Т.е. вообще происхождение для того, чтобы породниться в будущем с аристократической семьей, а породнившись с аристократической семьей, стать вождем мирового пролетариата, совсем не аристократического, совершенно не подходящее. У него были братья и сестры, но надо сказать, даже в этом литература противоречит друг другу: сколько их было, вот на сегодня я совсем категорически не скажу. Появились некоторые новые книги, не все мне были доступны. А вообще, еще над документами, связанными с жизнью Маркса, работать и работать. Образование неплохое, но не блистательное. Гимназию в Трире в 1830–35-м закончил, конечно, с отличием. Способности интеллектуальные аналитические, мне кажется, сомнению не подлежат. Это человек был умственно развит очень хорошо. И начал проявлять интерес к античности и идеям просвещения, возможно, из дома фон Вестфаленов. Фон Вестфалены были, конечно, не какими-то зацикленными аристократами, как мы сегодня скажем: принимали в доме этого живого мальчика и его отца за ум, за живость. Дети играли вместе с детьми аристократов, и Женни была уже можно сказать и подругой детства. Она была на 4 года с лишним старше Маркса. Карл нравился. Никто не мог ожидать, что ждет такая опасность с его стороны, что этот яркий, живой, интеллектуальный и в юности явно красивый молодой человек, эффектно красивый. Это он потом отрастил такую громадную шевелюру, и сам говорил: для того, чтобы усилить сходство с Зевсом, шутил на эту тему. Но в каждой шутке есть доля истины. Итак, симпатизировали красивому живому мальчику, делились духовными богатствами. В итоге затем университет, сначала Берлинский, но степень доктора философии он получил в 1841 году не в Берлинском университете, где это было очень сложно обставлено. Я думаю, что его иудейское происхождение могло ему мешать.

А. Венедиктов — Несмотря на исповедование протестантизма.

Н. Басовская — Да. Все всё всегда помнят в этих больных вопросах. И некий Йенский университет, попроще, там экстерном он получил эту ученую степень доктора философии.

А. Венедиктов — А почему экстерном интересно?

Н. Басовская — Потому что он бросил Берлинский...

А. Венедиктов — Пошел работать?

Н. Басовская — Нет, работать он...

А. Венедиктов — Нет.

Н. Басовская — Работал в жизни не много, в этом, в смысле службы.

А. Венедиктов — Я понимаю, да.

Н. Басовская — Индивидуально он трудился всегда. Но потому что он бросил же регулярные занятия в Берлинском университете, отказался на самых заключительных фазах. А там экстерном, потому что он к ним пришел не как их выпускник. И диссертация была на тему замечательную и очень безопасную для мировой революции: «Различия между натурфилософией Демокрита и натурфилософией Эпикура».

А. Венедиктов — Все простенько и со вкусом.

Н. Басовская — Да. И занимался бы этим, и может быть, мир прожил бы немножко другую историю.

А. Венедиктов — Вроде как его тянуло все-таки в античную философию.

Н. Басовская — Да.

А. Венедиктов — А античная философия в основном дебатировала понятия справедливости богатства, вообще-то.

Н. Басовская — Эпикурейский образ жизни. Имеют ли право одни жить праздно...

А. Венедиктов — Вот справедливость. Чем занимается философия: справедливо, несправедливость.

Н. Басовская — И она близка, стала руководящей коммунистической идеей. Но как выяснилось, что эту справедливость можно толковать столь расширительно и столь опасно, что лидеры и вожди третьего Рейха будут называть справедливостью господство одной, а именно так называемой арийской расы над всеми остальными. Это очень опасное понятие вот этой абстрактно понимаемой справедливости, потому что находятся вожди, которые наполняют ее реальным и часто очень страшным содержанием. В его жизни, в его судьбе, в его личной биографии огромную роль играла жена. Это — Женни фон Вестфален, подруга с детства, прожившая с 1814 по 1881 год. Она умерла за два года до смерти Маркса, будучи немного старше. Женни почти 40 лет была его женой и секретарем. Она переписывала его неразборчивые рукописи.

А. Венедиктов — Такая Софья Андреевна Толстая.

Н. Басовская — И если Софья Андреевна переписывала тексты, гениально художественные, прелестные, то то, что переписывала Женни, если Энгельс сказал после смерти Маркса, что «я работаю над неструктурированными рукописями второго, третьего тома „Капитала“, я почти ничего не понимаю, работаю с трудом», то каково было этой самоотверженной и удивительно красивой женщине этим заниматься всю жизнь.

А. Венедиктов — Т.е. сохранилась их переписка. Я думаю, что для тех, кто интересуется...

Н. Басовская — Да.

А. Венедиктов — ...хорошо бы почитать эти письма.

Н. Басовская — Да.

А. Венедиктов — Маркса к жене и жены к Марксу, и к Энгельсу, кстати.

Н. Басовская — Это очень интересно, переписка большая.

А. Венедиктов — Люди тогда писали, в середине XIX века, во второй половине все-таки эпистолярный жанр... не SMS-ки посылали.

Н. Басовская — Главный способ общения.

А. Венедиктов — Да.

Н. Басовская — И они тайно обручились в 1837 году, тайно от родителей. Ибо при всем некотором либерализме аристократов фон Вестфаленов принять этот брак они были не в состоянии.

А. Венедиктов — Ему — 19, ей — 23 в этот момент.

Н. Басовская — И к тому же она уже считается старовата для него. И его семья тоже была не в восторге. Они... Его родители говорили о том, что не надо, так сказать, ну, как на Руси говорят, рубить дерево не по себе. Не нужен тебе этот брак, она и старше, она из другой среды. Т.е. они вопреки всем. Это была любовь, безусловно. И видимо, любовь преданная, глубокая, вся жизнь это доказала. 7 лет Женни ждала возможности выйти замуж за этого Карла, 7 лет — это огромный срок. Она превратилась в стареющую девушку. Женни, которую называли самой красивой девушкой в Трире и королевой балов. Она получала столько предложений, и все отвергала. И родители, в конце концов, стали тревожиться за ее судьбу, за ее жизнь.

А. Венедиктов — Они не подозревали?

Н. Басовская — Они подозревали.

А. Венедиктов — Что роман?

Н. Басовская — Они подозревали, письменный и знали. И отец, просто не дождавшись разрешения этой тяжелой ситуации, скончался.

А. Венедиктов — А он в Берлине?

Н. Басовская — Да. Отец скончался. Она в Трире, он еще и переезжает, они все время переписываются. И мать Женни, наконец, дала согласие на их брак после смерти отца.

А. Венедиктов — Почему?

Н. Басовская — Потому что она поняла, что Женни не выйдет ни за кого. Чисто человеческое соображение. Женни доказала, что никого, кроме этого человека, для нее нет. Мать оказалась не таким человеком, который мог принять такую вот одинокую и по тем временам, безусловно, горестную судьбу своей дочери, и дала согласие. Маркс писал в одном из писем, что Женни выдержала подлинный ад в борьбе за право на этот брак, «да и в моей семье, — так он там намекнул, — все было очень нелегко». И в итоге они венчались. Надо сказать, что коммунистический лидер, вполне воспитанный в нормальной церковной традиции, тем более другой религии, принятой его отцом, он венчался. И состоялся этот долгожданный брак. Никаких признаков того, что этот брак разочаровал кого-то из них, огорчил, — нет. Эти люди начали жить радостно, как те, кто дождались чего-то очень долгожданного. Женни начала сразу рожать детей. Она родила первую дочку Женни очень скоро после венчания, сразу в положенные сроки. Затем родила всего 6 детей. В детстве умерли два мальчика. Особенно они тосковали по Эдгару 9-летнему, который скончался в возрасте 9 лет, остальные раньше, второй мальчик раньше и маленькая девочка тоже умерла около 2 лет. Т.е. горя они видели много.

А. Венедиктов — Наталья Ивановна Басовская и Алексей Венедиктов в программе «Все так!»


НОВОСТИ


А. Венедиктов — С Натальей Ивановной Басовской мы говорим о совершенно удивительном и незнакомом вам человеке, о котором вы, о таком человеке вы, наверное, никогда не слышали, — о Карле Марксе. Наталья Ивановна.

Н. Басовская — Карл Маркс по своим ранним документам, который о молодом Марксе, фотографиям был, конечно, яркий, и я бы сказала, человек, готовый к светской жизни в понимании того времени. Он писал стихи. Женни обожала его стихи. Где-то к старости он решил уничтожить, говорит: «Это слабо». Ну, по сравнению с «Капиталом»-то, конечно, или не знаю, «Немецкой идеологией» — это слабо. Женни не позволила. Она сказала: «Нет, это мое. И никогда в жизни не читала более прекрасных стихов». И они сохранились. Это такие романтические, лирические, прелестные стихотворения, говорящие о любви. Любил выпить хорошего вина, любил проводить время светски, мог поиграть в карты, как это было нормально в мужской среде этой эпохи. Т.е. это вообще-то, потенциальный возможно светский лев. Но для этого не только идея, которая потом пробила в его голове плешь... что-то невозможное, для этого не было никаких материальных возможностей. Он как, наверное, есть такой тип романтиков: он старался не сосредотачиваться на земном.

А. Венедиктов — Но странно все-таки: семья, отец его адвокат, значит, должны неплохо были зарабатывать. Вестфалены, наверное, тоже разорившиеся, но все-таки, раз она — королева балов, положение в обществе. Почему бедны?

Н. Басовская — В каждой семье было не по одному ребенку — это раз. Экономическая ситуация в Германии была нестабильная. И очень трудно было в бурно развивающемся... атмосфере промышленного переворота свои имеющиеся накопленные богатства — капитал, капитал...

А. Венедиктов — Ну да.

Н. Басовская — ...не растерять, а приумножить. Для этого надо было быть дельцом, а не адвокатом и не аристократом. И как раз это была эпоха, когда вот интеллектуалы и аристократы разорялись часто не потому, что они проматывали свои состояния. Потому что деньги и их функция изменилась: они должны были делать деньги, а эти люди это делать не умели. И тогда как недвижимая масса они уходили. Но Маркс пошел на службу, на работу, надо сказать, как только обзавелся семьей. И жалованье ему было положено неплохое. Это регулярная работа, которая в его жизни была очень краткой, несколько раз, но все это были эпизоды: сотрудника, а затем редактора «Рейнской газеты» в городе Кельне. Он женился, родился ребенок, безусловно, будут следующие, потому что в одном из писем у Женни как бы проскальзывает: «Боюсь приехать к тебе в Париж, а то снова будут дети». Т.е. это у них здесь в этой сфере очень хорошо. И она была права, и дети пошли дальше. Он — сотрудник, затем редактор «Рейнской газеты» в городе Кельне.

А. Венедиктов — Т.е. на зарплате.

Н. Басовская — Да, хорошей — 500 талеров. Но в 1843 году он выходит из редакции, а газета вскоре вообще была закрыта. Почему это случилось? Это оппозиционная газета. Итак, идейные установки в голове Маркса не вымысел. Это был действительно человек идеи. Как ее расценивать, эту идею, как объяснять, что ему — не пролетарию это явилось, но ведь вождем хочет быть. Он — харизматическая личность, у него вот сидела и билась в голове какая-то харизма необычности и рецепта счастья, который он предложит, и за это, конечно, он войдет и в мировую историю вот этим Зевсом-громовержцем, перестроившим всю жизнь, а быт для этого — большая помеха. Он бросил работу по идейным соображениям.

А. Венедиктов — Угу.

Н. Басовская — А есть-то им надо по простым, житейским соображениям. В 1844-м создает журнал вместе с неким Арнольдом Руге. Вышел единственный сдвоенный номер этого журнала «Немецко-французский ежегодник», вышел в Париже. Марксу указали после его оппозиционных выступлений в «Рейнской газете», что он — персона нон грата. Он вынужден Германию покинуть под угрозой ареста. Он — оппозиционер, он — революционер, в нем крепнет революционер. Вот он выпустил журнал в Париже. Не стал этот журнал его постоянным местом работы. Почему? Да потому что опять по идейным соображениям Руге для него слишком умеренный человек, и он с ним расстается, причем все более бурно. Он становится все более нетерпимым критиком любых других взглядов, кроме его собственных. Очень заметен он становится тем, что ничьего другого мнения он не признает. Любопытно об этом написали те, кто с ним встречались. Вот есть несколько впечатлений от него. Анненков в «Замечательных десятилетиях»: «Сам Маркс представлял их себя тип человека, сложенного из энергии, воли и несокрушимого убеждения. Он имел вид человека, имеющего право и власть требовать уважения, каким бы не являлся перед вами и что бы ни делал. Все его движения были смелы и самонадеянны. Все приемы были горды и как-то презрительны, а резкий голос, звучавший как металл, шел удивительно к радикальным приговорам над лицами и предметами, которые он произносил». Да, вот он постепенно становится непримиримым, жестоким критиком мыслительной среды, в то время очень важной, которая... кого он потом будет громить? Кого он только не громил: младогегельянцев, Гегеля, Фейербаха, Прудона — всех. А это всё были искатели философского пути будущего развития европейской цивилизации. Итак, он опять без работы. В 1848-49-м только...

А. Венедиктов — Революция прокатилась.

Н. Басовская — 4 года в обстановке революции у него снова будет — опять ненадолго, на год — работа в «Новой Рейнской газете», которую он создаст вместе со своим бесценным другом — Энгельсом. И об Энгельсе два слова скажу. Итак, в его жизни служба на десятом месте, а его жизнь — служение, служение мировому пролетариату — этой великой абстракции, которую я с трудом представляю, как он ее вмещал в свою голову. «Губерний тысячи, — будет про его последователя сказано, — будет ворочать в своем мозгу». Но это служение истовое, искреннее и не бескомпромиссное, потому что семья, семейные заботы давят. Он любит свою жену, он, конечно, нормальный человек, он любит детей. Терять детей очень тяжело. Но именно в связи с нищетой они переехали в Лондон, где наиболее приемлемым было отношение к политическим эмигрантам. И там, в Лондоне живут очень тяжело. Вот одно из писем Маркса: «Женни больна. Моя дочь Женни больна. У меня нет денег ни на врача, ни на лекарства. В течение 8–10 дней семья питалась только хлебом и картофелем. Диета не слишком подходящая в условиях здешнего климата. Мы задолжали за квартиру. Счета булочника, зеленщика, молочника, торговца чаем, мясника — все не оплачены». Его устремленность туда, в невиданное, в светлое будущее всего человечества очень трудно совместить с заботами данной, реальной семьи на сегодня: с зеленщиком, мясником и прочими заботами. Он уже, конечно, отошел от того, что в нем были какие-то тенденции к светскости, что он мог бы выглядеть и как светский лев — не до того. Он пишет много таких жалистных писем. Энгельс уже...

А. Венедиктов — Кому?

Н. Басовская — Друзьям, знакомым, эмигрантам, этой среде, тем, кто побогаче. Со временем придут несколько наследств небольших, которые придут из их семей. У Марксов, то, о чем мы говорили, что у них были какие-то деньги, но ведь там были условия в банке: сразу не возьмешь, наследство со временем. И все они куда-то распыляются. Маркс не умел распоряжаться деньгами.

А. Венедиктов — Написав «Капитал».

Н. Басовская — Да.

А. Венедиктов — Написав «Капитал».

Н. Басовская — Да. Мировыми — да, а своими личными — нет. Они дошли как-то до того — потом это как веселое семейное предание воспринималось. Вообще удивительно: интеллектуальная среда способна приподняться над тяжелой, гнусной неодолимостью жизни. Когда совсем не было денег, уже продано было пальто Карла Маркса, и он пошел продавать какие-то фрагменты семейного серебра дома фон Вестфален. И был арестован по подозрению в воровстве, потому что этот явно неаристократический человек пришел продавать семейное фамильное серебро каких-то очень знатных людей. Женни, верная Женни не в первый, не единственный раз извлекла его из этой кутузки. Девизом своей жизни он избрал «Борьба». Смысл жизни — «Борьба». Но вот в борьбе какой-то конкретной с какими-то конкретными противниками, в борьбе, напоминающей военную, он никогда не участвовал. Если Энгельс побывал на баррикадах, то Маркс — нет. У него эта борьба идейная и не менее тяжелая борьба с нищетой, бедностью, голодом, болезнями детей и даже их смертью. Но вот встреча с Энгельсом была для него судьбоносной. Это какое-то... просто чудо какое-то. Потому что ведь, в общем, можно ли себе нам сегодня уже представить Маркс — Энгельс. Вы в передаче об Энгельсе правильно сказали, что многие воспринимали это прямо как единое существо.

А. Венедиктов — Да.

Н. Басовская — Говорили: Маркс — Энгельс, Маркс — Энгельс.

А. Венедиктов — Одно слово.

Н. Басовская — Да. А ведь они могли и не встретиться. Молодой Энгельс, вполне благополучный, вполне преуспевающий, вполне интеллектуальный молодой человек, направляясь в Англию, зашел в ту самую «Рейнскую газету», где так коротко служил Карл Маркс. Зашел потому, что его уже привлекали оппозиционные издания, и он понимал, он хотел писать, он умел писать, он замечательное писал. У Энгельса было прекрасное перо, но он понимал, что он хочет писать в оппозиционную, не махровую, не поддерживающую тупо правительство, а в такую газету, говорит, которую будут читать мыслящие люди. Там он встретил Маркса. При первой встрече они не бросились друг другу в объятия, никакой безумной сразу такой дружбы не родилось. Просто Маркс сказал, что да, действительно, нам в Лондоне очень полезно было бы иметь, — не зная, что потом большую часть своей жизни проживет именно в Лондоне, — полезно бы иметь такого образованного корреспондента. И они договорились. Но затем они встретились в Париже очень скоро. И вот эта встреча была окрашена какой-то человеческой теплотой, человеческой симпатией. Во-первых, они оба повзрослели, они стали уже, наверное, непримиримыми к идейным врагам, но лучше познавшими жизнь.

А. Венедиктов — Они были уже люди с именами, да?

Н. Басовская — Да, люди с именами.

А. Венедиктов — Ну, в своем кругу, я имею в виду.

Н. Басовская — Конечно, конечно, и с очень даже хорошими именами. И вдруг — так вот их первая встреча многими описывается. Она была в естественных условиях, в каком-то кафе, в ресторанчике с каким-то прекрасным вином французским, но их обрадовало обоих то, что говоря о вещах очень сложных, далеких, высоко интеллектуальных, они часто совпадали. Многие из нас, наверное, помнят, что в юности совпадение твоих личных выношенных идей индивидуально где-то в глубине твоего сознания вдруг с мышлением другого человека радует непомерно. Они еще не очень много знали, не самую большую часть человечества, и их очень обрадовали эти совпадения. Хотя жизнь их была разной, и до сих пор они не пересекались. И второе — это 40-е годы, а это значит, революционный накал...

А. Венедиктов — Революция 48-49 год во Франции в том числе.

Н. Басовская — Да. Им показалось обоим, людям чувствительным, эмоциональным, умным, что все-таки революция само собой будет, а ведь так оно и было...

А. Венедиктов — Еще молодые: Марксу — 30.

Н. Басовская — Да, молодые люди. Что революция обязательно прокатится по Европе, так тогда духовный человек, претендующий на духовное лидерство, обязан возглавить и научить, чтобы эти бедные, задавленные, нищие. Энгельс ведь безумно сострадал нищете английского рабочего класса, написал прекрасную книгу «Положение рабочего класса в Англии», а особенно ирландским крестьянам, голодным, рабочим. Правда, он писал: картофель — символ нищеты ирландского крестьянина. Мы так все любим картофель.

А. Венедиктов — Ну да.

Н. Басовская — А вот у него это был совершенно символ бедности. И вот это искреннее стремление помочь. Они сочли себя обязанными возглавить и духовно направить тот стихийный бунт, ту катастрофу, которая надвигается. И тогда это будет не катастрофа, а великий праздник очищения, свободы, равенства, братства, — всего того, к чему человечество время от времени неизбежно обращается. Они создали организацию. Они создали рабочую организацию «Союз коммунистов» в 1848 году. И по поручению созданной ими же... Господи, как далеки они от рабочих, ведь сами-то они совсем не рабочие, мечтатели. По поручению этого «Союза коммунистов», его президиума, комитета, — не знаю, чего взялись написать документ «Манифест Коммунистической партии». Что дальше произошло, Алексей Алексеевич, мне сказать твердо трудно, но я думаю, что стилистика этого необыкновенно ярко написанного, совершенно не казенного документа произвела в их среде вот революционно мыслящих людей действительно ошеломительное впечатление. Кто первыми читали «Манифест Коммунистической партии», и сегодня его очень интересно читать, ну, уж, конечно, не рабочие. Потом специально создавались кружки. Им там бедным малограмотным растолковывали, что тут хотели сказать великий Маркс — Энгельс, а что здесь имеется в виду. Читала-то та самая интеллектуальная среда, которая интеллигентски, духовно, интеллектуально взваливала на себя ответственность за грядущие катаклизмы мира.

А. Венедиктов — Сейчас бы сказали: европейские «левые».

Н. Басовская — Наверное, наверное. Хотя лево — право для меня так хорошо перепуталось, либералы, еще и либералы.

А. Венедиктов — Социалисты.

Н. Басовская — Социалисты, либералы, потому что под «левыми» часто уже экстремисты. Эти — нет.

А. Венедиктов — Нет, имеется в виду левая интеллигенция.

Н. Басовская — Экстремистов они, в общем-то, да, отвергали. Это либералы, бывшие романтики. Они пережили тоже, прожили какие-то фазы развития европейской интеллектуальной среды. И документ произвел, безусловно, колоссальное впечатление. Он был пронизан такой молодой и умной и яркой убежденностью в том, что это дело верное, победа будет за нами, — скажет потом совсем другой и крайне отвратительный политический деятель. Но это там звучало. И самое главное, что реальность 48-го года, бурлящего событиями и выступлениями рабочего класса и во Франции, и в Германии, и в Италии, и в более мирных формах, но и в Англии тоже. Рабочее движение, рабочее движение. Вот это соединение, казалось, гарантирует успех великому начинанию. Неполным будет разговор о Карле Марксе, если не сказать о его семье чуть пошире, о его дочерях. И зятьях. Дело в том, что вот воздействие на рабочую среду — это особая тема, это требует тщательных подробных изысканий: насколько действенны были эти документы, в общем-то, по-настоящему это выстрелит в России и уже в начале 20-го века. Глубочайшим проникновением не отличался-то. Хитромудрые западные заправила капитала, так сказать, вовремя сориентировались, что надо рабочую среду успокоить материально. То, что Ленин бичевал как рабочую аристократию — это просто коррекция отношения к материальному положению рабочих для того, чтобы не вызвать такие взрывы. Но вот насколько же искренней была эта среда. Все окружение Маркса, — все революционеры, все, без исключения. Жена Женни разделяет его взгляды полностью, не сомневается в том, что ее муж Карл несет счастье всему человечеству. Это помогает ей стоически пережить несчастья собственные. Когда маленькую девочку двухлетнюю не на что было похоронить, это уже звучит совсем трагически. Можно было бы подумать, что мать, как мать, как женщина отшатнется от этих идей. Нет, ни на секунду. Просто это тема ученичества, так сказать, и те жертвы, которые надо переносить во имя величайшего, благороднейшего дела на Земле. Так же думали его дочери. В одном из поздних писем его младшая дочь Эвелина — сейчас назову каждую — все-таки выразила сомнение, что, наверное, нам надо было больше жить собственной жизнью, но это сомнение было связано не с идеями, — Эвелин была революционерка до мозга костей, — а с личной, потому что Маркс очень строго относился к их женихам. Они как бы проходили тестовый отбор через Карла великого. Карл первых двух сразу одобрил зятьев, а вот с третьим было сложно. И в итоге отбор был произведен, но самый неудачный, какой можно представить, потому что Эвелинг — это какое-то исчадие ада. Итак, сначала последовательно три дочери Маркса, все три — революционерки. Женни, все жили недолго сравнительно — 1844–1883. В 72-м стала женой Шарля Лонге — французского журналиста и политического деятеля, члена Парижской коммуны в 1871 году. Их сын Эдгар —тоже революционер до того, что он... и тоже член Коминтерна, с 1938 года — член компартии, простите, и участник французского сопротивления, т.е. все логично, строго, в абсолютном идейном единогласии. Лаура, пожалуй, самая красивая из трех дочерей Маркса, какой-то... они все очень недурны на изображениях, но Лаура какая-то особенно по-женски привлекательная, на мой взгляд, но я могу ошибаться. 1845–1911 годы. Она вышла замуж за знаменитого человека — Поля Лафарга, который стал ее мужем в 1868 году. Лафарг — революционер, мыслитель, публицист, преследуем на родине, естественно. Они эмигрировали в Испанию, несколько лет жили в Испании, затем все равно вернулись во Францию. Она живет уже французской жизнью. Переводит труды Маркса на французский язык Лаура и делает достоянием революционной среды Франции и рабочего класса Франции его великие произведения. В 1911 году они одновременно покончили жизнь самоубийством. Поль Лафарг был существенно старше Лауры и счел, что достигнув определенного возрастного рубежа, он стал немощным и бесполезным для партии и принял решение уйти из жизни. Лаура сказала, что жить отдельно без него она не будет. В один ужасный день, ужасное утро их домработница, по-моему, обнаружила их сидящими друг против друга в креслах. Они одновременно приняли цианистый калий. Т.е. ну, что натура твердая, какая-то яркая, марксовская отрицать нельзя. И Элеонора, наконец, та, которая выражал некоторые сомнения следует ли во всем следовать указаниям отца. Деятель международного рабочего движения, революционерка, наверное, самая страстная из них. Принимала участие в организациях стачек, манифестаций, рабочих кружков, собраний, занималась публикациями, переводами, выступала на митингах. Ожидая даже рождения ребенка, она выступает на рабочем митинге. Это что-то невероятное. Но вот она вышла замуж крайне неудачно — за Эдуарда Эвелинга, который тоже был революционером, публицистом, т.е. из своей совершенно среды. Но как современники говорят, очень злобный, неблагородный подлый человек. Все прожили интереснейшую, хотя грустную жизнь. Но грустнее всех, на мой взгляд, все-таки судьба самого Карла Маркса. Дело в том, что его священный, так сказать, роман с Женни, по всей видимости, — я тут добавляю, — был омрачен в конце жизни тем, что в их семье проживавшая с измальства домашняя хозяйка-экономка Елена Демут внезапно родила ребенка, не будучи замужем. Явились трагические сомнения. Ленхен, Ленхен, обожаемая фигура, на ней держалось как-никак их скудное хозяйство. Благороднейший Энгельс тут же заявил, что это его ребенок, энгельсов. Был ли он в это время где-нибудь рядом с Ленхен, я не уверена. Но он признал отцовство. Ребенок исчез, Фредди названный в честь Энгельса. Воспитывался, был отдан каким-то другим чужим людям. И тут много разговоров вокруг этого. Женни писала в письмах глухо: «Тяжелейший год, тяжелейшие события в нашей семье». Не опускаясь до каких-либо, так сказать, выяснений деталей, семейных склок, семейных скандалов. Она всячески стремилась сохранить то, что называлось при всех испытаниях «атмосферой семьи». Особенностью этой атмосферы было то, что они немножко все время играли. Эта семья была... вот сейчас много пишут о роли игры, психологической роли игры. Они играли. У всех были прозвища. У Маркса было прозвище Мавр. И они играли свою пьесу счастливой радостной семьи. Поэтому даже такое подозрительное событие было замято. В одном из поздних писем Энгельс проговорился как бы, — я не гарантирую, сама подлинники не видела, — что это ребенок Мавра. Но, в общем, это яркая, заметная хотя и весьма грустная история о первом вожде мирового пролетариата.

А. Венедиктов — Но все-таки жил он на что? Вы же не сказали.

Н. Басовская — На гонорары мелкие.

А. Венедиктов — Он писал...

Н. Басовская — На то, что платил Энгельс регулярно. Он ему назначил, так сказать, стипендию. На гонорары небольшие от отдельных публикаций. Много занимал, как говорят его недруги. Проследить я это не могу. Много занимал. Пришли несколько небольших сумм в качестве наследства. Но взрастить их, как полагалось в ту эпоху, он не умел. Он был теоретик.

А. Венедиктов — Наталья Ивановна Басовская и Алексей Венедиктов в программе «Все так!» и о фигуре, которая не менее легендарна, чем Робин Гуд, но с другим знаком. Имея в виду, что как бы знали про него все. И ничего.

Н. Басовская — И ничего.

А. Венедиктов — И ничего.