Сайт Евгения СычёваEugi Gufo

Виталий Дымарский – Здравствуйте. Приветствую тех, кто смотрит телеканал RTVi, слушает радиостанцию «Эхо Москвы». Это программа «Цена победы» и я её ведущий Виталий Дымарский. За уже многие годы существования нашей программы о чём мы в ней только не говорили – говорили и о героях, о антигероях Второй Мировой Войны, говорили о боях, о сражениях на фронтах этой войны, говорили о том, что происходило в тылу, говорили о тех или иных партизанах... Я даже сейчас не могу назвать, наверное, перечислить все темы, которые, так или иначе, всплывали в программе «Цена победы». А сегодня, как ни странно, будет ещё одна тема, которую мы ни разу не затрагивали – это, если говорить коротко, судьба маленького города во время войны. Говорить мы будем о городе Боровичи Ленинградской области. Мы знаем, что испытал Ленинград и Ленинградская область во время войны. Но удивительным образом не вся Ленинградская область была оккупирована. Боровичи был одним из тех городов, которые под оккупацию не попали. Там на протяжении войны, нескольких лет перед войной, нескольких лет после войны, так получилось, что сконцентрировалось огромное количество, на мой взгляд, интересных фактов, которые раскрывают войну, может быть, ещё с какой-то стороны. После этого долгого, наверное, вступления я с удовольствием представляю вам нашего сегодняшнего гостя. Не в первый раз у нас в гостях Наталья Сидорова из Санкт Петербурга – историк, музейный работник.

Наталья Сидорова – Здравствуйте.

В. Дымарский – Здравствуйте, Наталья. Что вас, вообще, подвигло заняться историей этого города?

Н. Сидорова – Вы знаете, я не военный историк. Я занимаюсь, в общем-то, историей, если так сказать, усадеб Ленинградской, Новгородской, Псковской области и их историей, как она сложилась после 1917 года. Так получилось, что огромное место в этом занимает война. И постепенно от каких-то частных, маленьких, может быть, усадеб, домов, монастырей разрушенных уже переходишь к каким-то глобальным вещам. И тут попался целый город. Но ещё там личные есть связи, потому что я туда с детства езжу. И многие вещи, которые я уже потом прочитала в архиве их музея, в местных сборниках краеведческих, я просто слышала даже от людей. Потому что, знаете, особенно в детстве, казалось, что война была везде и тем более в лесу там часто встречались окопы, и я думала, что это воронки от снарядов, а оказалось, что это следы оборонительных сооружений, которые там тоже рыли. Хотя город был, как вы сейчас сказали, тыловой, но боялись, что война докатится и туда. В общем-то, от линии фронта он был всего в 70-100 километрах – это сейчас Новгородская область, а до 1944 года это была Ленинградская область. Это восточная часть Ленинградской области. И 9 районов этой области не были оккупированы, так получилось. И в них сосредоточилась очень интенсивная военная жизнь. Боровичи располагался очень близко к Волховскому фронту и вошёл в историю со слов Александра Александровича Вишневского, главного военного хирурга Волховского фронта как город-госпиталь.

В. Дымарский – Потом уже Александр Александрович Вишневский стал главным хирургом Советской армии.

Н. Сидорова – Да. Позже. А тогда он был как раз главным хирургом Волховского фронта. Поскольку Боровичи (у него тоже такая НРЗБ судьба), его ни разу не бомбили. Хотя бомбили рядом, был занят Новгород и Старая Русса. Боровичи не бомбили. С этим связаны 2 городских легенды. Я называю их «легенды», потому что действительно их они рассказывают из поколения в поколение люди. Первое. В Боровичах были (и сейчас существует, просто уже по-другому называется) заводы, где производят огнеупорный кирпич – это для промышленности металлургической сырьё. До 1917 года владельцем этих заводов был Константин Вахтер. Это немец, но немец, родившийся в Петербурге. Он в 1917 году умер. Семья его эмигрировала. Одна из версий местных, что не бомбили, потому что берегли эти заводы, может быть, позднее и как бы для себя...

В. Дымарский – Немцы не бомбили?..

Н. Сидорова – Да. Немцы не бомбили. Вторая версия у них в Боровичах... Там есть такое место чтимое святое... Иаков Боровичский. 3 ночи тайно от властей города с его мощами люди совершали крестный ход вокруг города и что, вот, не бомбили поэтому. Ни та, ни другая версия не подтверждена и не опровергнута. Действительно не бомбили. Бомбили окраину и погибло 5 человек на аэродроме. Причём это непрофессиональные были пилоты. Это были члены Осоавиахима. Ещё где-то в области. К счастью, никто не погиб. Потому что документы у них в музее есть, там буквально написано «Отделался лёгким ранением», «Разрушен дом». Но жертв не было действительно. Поэтому, конечно, там было очень удобно располагать госпитали. Их там было 22.

В. Дымарский – Боровичи называли город-госпиталь. По-моему, кстати говоря, Вишневский назвал.

Н. Сидорова – Да. Там было 22 госпиталя. Им были отданы все школы. Там всего сейчас 11 школ. Были отданы школы, единственное здание гостиницы, здание ресторана, бывшие здания усадеб некоторых городских. Причём интересно, одна из них – Гверстянка – это как раз усадьба непосредственно Вахтера, заводчика. В 1915 году, когда была Первая мировая война, там тоже располагался госпиталь. Но это при хозяевах, это они добровольно его передали. А так были заняты. Вишневский очень много там работал. Вы знаете, он вёл дневник, дневник военно-полевого хирурга, где он описывал как медицинские какие-то вещи, так и совершенно вообще повседневную жизнь в этом городе. У него всё время звучит «сегодня приехали в Боровичи», «завтра едем в Боровичи», «сегодня посмотрели дом в Неболчи (это районный центр недалеко от Боровичей), вернулись в город, провели планёрку». То есть он сам оперировал там очень много, сам делал много операций.

Н. Сидорова – Ещё в 2007 году была жива женщина, которая ему ассистировала. Она была тогда выпускница акушерского училища. Она работала, как ассистент. Она оставила записки довольно интересные о работе Вишневского. У них изданы сборники краеведческие. Она пишет: «Работал он красиво, чётко, без суеты. Того же требовал от медперсонала. Его у нас любили. Раненые его тоже любили. Он никому не отказывал в помощи, даже врагам. Тяжело раненные немцы лежали у нас в полуподвальном помещении. Им оказывали такую же медицинскую помощь, как нашим ребятам. Специальный приказ был отдан на этот счёт – и операции им делали, перевязки и кормили из общего котла. Ненависти к ним, слабым и больным, уже не было».

Н. Сидорова – Раненные немцы поступать начали в 1942 году в Боровичи. Наши раненые начали поступать, первая партия, 27 июля 1941 года уже. Немцы позже, соответственно.

В. Дымарский – Здесь я немножко не очень хорошо понимаю, что такое «раненные немцы стали поступать». Откуда они стали поступать? То есть это наши же люди на поле боя подбирали раненных, включая немцев?

Н. Сидорова – Там уже... Это, опять-таки, попозже немножко, 1942 год, был отдан, как госпиталь для военнопленных, монастырь. В городе есть древний монастырь, «Свято Духов» называется. Именно он использовался, как госпиталь для военнопленных. Там врачи работали такие же, как в госпиталях для наших людей, а конвой там женщины несли именно. Не знаю, почему, но конвоиры там были женщины.

В. Дымарский – Это же НКВД были все? Конвойная всё служба была...

Н. Сидорова – Это были НКВД. Понимаете, в этом городе получилось так, что очень много всего было сконцентрировано – госпитали, потом там была школа повышения квалификации для младшего лейтенантского состава Волховского фронта, потом там была открыта школа сапёров-минёров, которых начали в 1942 уже году готовить с тем, чтобы когда будет освобождаться хотя бы частично область, уже можно было начинать минировать. Они начали активную работу в 1944 году. Потом там что? Комбинат огнеупоров. Он назывался в советское время «Красный Керамик». Сначала, когда была угроза захвата Боровичей, потому что планировалась встреча армии группы «Север» немецкой с финской армией именно в Боровичах (но этого не случилось), комбинат оттуда не эвакуировали. Но когда эта угроза отпала, его вернули обратно. Когда комбинат был эвакуирован, некоторые цеха там остались. Там тоже делали... На первый взгляд, может быть, это, кажется, не самые необходимые вещи для фронта. Но без них тоже было не обойтись. То есть там делали котелки для бань походных, печки для окопов, там вязали подшлемники, там делали деревянные специальные понтонные мосты для переправы ред. То есть такое всё подсобное. Опять-таки, обычно делали снаряды, делали танки... Но чтобы эти снаряды и танки, всё это переправлялось, нужны были вот такие совершенно бытовые вещи, о которых во время войны иногда не вспоминали, а они были тоже нужны и в этом городе их активно производили. В общем-то, Волховский фронт был во многом благодаря Боровичам обеспечен.

В. Дымарский – Волховский фронт – это вторая ударная?

Н. Сидорова – Да. Вторая ударная. В Боровичи тоже поступали солдаты Второй ударной.

В. Дымарский – То, что называют армией, которой командовал Власов.

Н. Сидорова – Туда поступали те, которые вырвались из окружения. Эти людей лечили в госпитале. Туда же поступали, к которым у наших органов НКВД были вопросы. Они поступали не сразу в госпиталь, они поступали в фильтрационный лагерь, который там был.

В. Дымарский – А фильтрационный лагерь был, как я понимаю, на месте бывшего какого-то ГУЛАГовского.

Н. Сидорова – Да. Там в 1939 году был открыт лагерь ГУЛАГовский. Там Мста река горная, порожистая очень. Там хотели строить Мстинскую ГЭС. Туда привезли людей. В город в 1939 году население было 35 тысяч человек, а привезли заключённых около 40 тысяч, то есть больше, чем население города. Но когда началась война, их оттуда в одну ночь, как вспоминают местные люди, не стало. Их всех куда-то вывезли, а лагерь остался. Его использовать стали сначала, как фильтрационный лагерь для прибывающих из окружения или попавших в плен наших военных. Потом уже как лагерь для военнопленных других армий. Там тоже ещё интересно. Вишневский упоминает в своём дневнике... Вообще, город Боровичи – про него мало знают. Это между Ленинградом и Москвой. Он связан с различными историческими известными личностями. Там Екатерина II бывала, Пётр I там был, потому что там лоцманы...

В. Дымарский – Я знаю, что там почётный гражданин города – внук Суворова.

Н. Сидорова – Да. Потому что Суворов там жил в ссылке. И во время войны открыли музей Суворова в селе Кончанское. Это было решение политуправления Волховского фронта. Идеологическая какая-то задача ставилась. Даже бойцы наши, которые лечились в госпитале, перед отправкой на фронт посещали обязательно этот музей Суворова. Вишневский в своих дневниках тоже, кстати, его упоминает, причём не один раз. Он и об открытии пишет. И просто пишет: «Решили съездить в деревню, где жил Суворов. Приехали в эту деревню. Домик стоял. Встретила какая-то женщина местная, которая сказала, что у неё есть самовар, из которого пил Суворов. Предложила нам выпить чаю. Мы выпили чай, поехали обратно на операции, в общем-то». Потом уже позднее там открыли музей этот. Вообще, Калашников, который был замполитуправления Волховским фронтов, мемуары оставил. Он часто пишет о Боровичах и об окрестностях, сколько там было много раненных, там было много эвакуированных, что там надо было вести работу идеологическую. Пишет, что им помог, во-первых, Суворов, что они могли находить исторические параллели и ещё один из агитаторов (он историком был, Златкин) вспомнил, что 700 лет назад в 42 году на Чудском озере Александр Невский разбил рыцарей. На эту тему читали лекции бойцам, которые лечились в госпиталях. Им это очень запало в душу. Они говорили «Вот, Александр Невский в 22 года вот, что делал». Таким образом вели эту всю агитационную...

В. Дымарский – Агитационную работу. Наташ, почему, собственно говоря?.. Боровичи не были интересны никому? Боёв же не было за Боровичи? Или просто, так сказать, складывалась обстановка на фронтах, что как бы у немцев не было интереса?.. Как я понимаю, там наших войск тоже не было?

Н. Сидорова – Там была 177 Любанская дивизия. Она была сформирована в Боровичах. Она там стояла и оттуда ушла на фронт прямо из Боровичей.

В. Дымарский – После этого там воинских частей не было?

Н. Сидорова – В советское время потом уже были. Но во время войны нет. Во время войны там не было воинских частей. Только раненные, которые там лечились. Нет, не было. Даже когда они создали школу для сапёров-минёров, там тоже были трудности, потому что с фронта не отпускали никого, кто бы мог их учить. Это же были молодые совсем ребята, которые учиться хотели. Им было 16-17 лет. Каких-то раненых оставляли. То есть части никакой воинской там не стояло. НКВД, которые охраняли лагерь, который там был – да... Но воинской не было части. Хотя у Линдемана я читала в дневниках... Он упоминает Боровичи, как один из центров. Опять-таки, он пишет, что финская армия, которая со стороны Свири выдвинулась и армия Север. У них был Боровичи намечен, как пункт, где они встретятся. Но считается, что всё-таки Лужский Оборонительный Рубеж сдержал. Он 40 с чем-то дней держался, притормозил немножко. Потом, они же тоже там строили более локальные местные укрепления. Боровичи, Холм – нынешняя Новгородская область, но ближе к северо-восточным областям укреплениям. Причём, они их строили вплоть до 1943 года. Местные жители были заняты. Тоже, вот, из нынешних воспоминаний, что когда их отправляли на эти укрепления, должны были обеспечивать едой, тёплой одеждой, а ничем не обеспечивали по сути. Даже были проблемы с колхозами местными. Колхозы должны были отправлять либо на фронт, либо в Ленинград. А эти люди, которые рыли укрепления, были голодными. Там дело до грабежей даже доходило. Сейчас уже это как-то курьёзно, может быть, немножко звучит. Тогда это было не так. Потому что там были от председателей колхоза в органы НКВД, что украли 33 курицы...

В. Дымарский – По тем временам, это, конечно...

Н. Сидорова – По тем временам... Разобрали на дрова забор. Потому что люди были брошены немножечко на самотёк.

В. Дымарский – Но контроль-то какой-то сохранялся всё-таки?

Н. Сидорова – Да. Но с едой было очень плохо. Потому что там, опять-таки, в 1942 году, когда наш транспорт перешёл на угольное отопление, там были большие заготовки дров. Проводились, опять -таки, силами местного населения. Местное население это кто? Женщины, дети и инвалиды. На 2 недели из домов зимой людей забирали на лесоповал, там работали по пояс в снегу. Еду надо было тоже брать с собой. Отпускали раз в неделю на побывку. Работали женщины и дети. В воспоминаниях местных людей есть, что одна из женщин, мать... Автор воспоминаний – Валерий Терешков. Это местный житель, просто он написал воспоминания. В музее рукопись его хранится. Книжка не издана. Мать просила её не отправлять на лесоповал, потому что двое детей, её мать старая и вернувшийся с фронта муж инвалид. Всё равно. Каждый был на счету, получается.

В. Дымарский – Если в городе такое количество госпиталей, если создали город госпиталей, если опять же повторять всё ту же фразу Вишневского, то там же, должно быть, невозможно было на подножном корму прожить. Должны были быть какие-то поставки?

Н. Сидорова – Местные колхозы оставались там. Они все снабжали.

В. Дымарский – Только на них всё легло?

Н. Сидорова – Легло на их плечи.

В. Дымарский – Доставки продовольствия из других регионов не было?

Н. Сидорова – Наоборот, из Боровичей в 1942 году уже. Это после того, как Тихвин освободили и стали возможными какие-то пути, партизанские тропы к Ленинграду так называемый красный обоз с едой для Ленинграда.

В. Дымарский – Для блокадников?

Н. Сидорова – С едой для блокадников. Причём там было много сушёной картошки, они пишут, зерна и, по-моему, 8 коров и 48 телят.

В. Дымарский – Помимо вот этого огнеупорного завода...

Н. Сидорова – «Завод огнеупоров» сейчас он называется. Тогда он назывался «Красный керамик».

В. Дымарский – Там, я так понимаю, и другие производства сохранились в городе?

Н. Сидорова – Во время войны, вы имеете в виду? Там всякие были пошивочные фабрики мелкие. Они тоже работали для фронта. Вы знаете, что интересно, ещё в 18 веке в Боровичах обнаружили запасы бурого угля. Его обнаружил архитектор Львов. И даже привёз в Петербург несколько барж. Хотел его здесь продать. Но ему это не удалось. Весь этот уголь сгорел просто. Он даже стихи по этому поводу написал. Там обнаружили запасы угля. Их то бросали, то разрабатывали. Кстати, Нобель, отец Нобеля знаменитого, тоже участвовал в разработке уже в 19 веке этих угольных копей. Интересно, что эти шахты зарождались именно во время каких-то войн. Это было во время Крымской войны, потом во время Первой мировой войны, потом во время Второй мировой войны.

В. Дымарский – Между войнами не разрабатывали?

Н. Сидорова – А между войнами плохо. Они были, но еле-еле. Там больше огнеупорные глины добывали. Потому что всё время считалось, что этот уголь хуже, чем тот, что из областей Украины поступает. Хотя тот же Львов ещё в 18 веке спорил по этому поводу. Он говорил, что этот уголь очень хороший. Эти шахты начинали разрабатывать, потому что не хватало запасов. Соответственно, эти области были захвачены все. В 1942 году в Боровичах был создан трест Ленуголь, ленинградский уголь. Потому что весь уголь, который добывался, тоже с 1943 года, когда это стало возможным, шёл в Ленинград. Где-то до 1953 года эти шахты продолжали работать. Потом они тоже работали, но уже в пол силы. А сейчас... Их залили водой, они не существуют.

В. Дымарский – Если добывали уголь, значит, были шахтёры.

Н. Сидорова – Да. Но шахтёры, опять-таки, в основном это были женщины. Мужчин на фронт забрали. Потом, когда стали поступать пленные солдаты, они тоже там работали.

В. Дымарский – Всё, о чём мы поговорили с Натальей Сидоровой до сих пор – это некие страницы военной жизни города Боровичи. Но ещё не все. Продолжение через несколько минут в программе «Цена победы».


НОВОСТИ


В. Дымарский – Ещё раз приветствую нашу аудиторию – тех, кто смотрит телевизор, тех, кто слушает радио. Это программа «Цена победы», я её ведущий Виталий Дымарский. Напоминаю, что в гостях у меня сегодня санкт-петербургский историк, музейный работник Наталья Сидорова. И говорим мы о военных буднях маленького города тогдашней Ленинградской области, городе Боровичи, который перешёл (там потом была делимитация границ между областями) в область Новгородскую.

Н. Сидорова – В 1944.

В. Дымарский – В 1944. Много любопытного. Вроде, как бы, не было крупных сражений там, не сталкивались армии, не сталкивались, не знаю, военные стратегии. Тем не менее... Знаете, какая мысль родилась? Вряд ли она получит продолжение. Тем не менее, когда мы говорим о войне, мы всегда – города герои, кто-то ещё какое-то новое звание придумал, там «воинской славы»...

Н. Сидорова – Город воинской славы.

В. Дымарский – Город воинской славы... Это, где крупные сражения.

Н. Сидорова – Старая Русса – город воинской славы, Новгородскую если брать.

В. Дымарский – Сталинград, что у нас там ещё? Брест, Ленинград, понятное дело. Такие маленькие города вроде, которые не участвовали в военных действиях, но, по сути, были героями. Хотя бы из одного того факты, сколько там было госпиталей, сколько там раненных прошло через эти...

Н. Сидорова – 70% возвращались в строй.

В. Дымарский – Это эффективность врачей, безусловно. Помимо всего прочего, огромная (пусть не обидятся на меня за это слово) машина, которая восстанавливала людей. И это всё происходило в этом маленьком городке. Добывали уголь, как выясняется, женщины. Делали какие-то вещи, необходимые для фронта. Может быть, не снаряды, пушки, но тем не менее. Мне кажется, что таким городам тоже надо давать какие-то звания. Хотя дело, конечно, не в званиях. В общем-то, звание можно было давать всей стране за ту войну. Тоже, какие критерии выделения тех или иных мест не всегда понятны. Ладно. Оставим это. Возвращаемся в маленький городок Боровичи. Сейчас он, кстати говоря, насколько подрос? В те поры, вы говорите, там 35 тысяч было с начала войны.

Н. Сидорова – Сейчас 54 где-то тысячи. Он небольшой, маленький.

В. Дымарский – Не сильно подрос? А память какая-то о войне там сохраняется?

Н. Сидорова – У них на школах, которые были госпиталями, есть доски мемориальные, что здесь был город-госпиталь. Есть вечный огонь, посвящён этот комплекс боровичанам, которые не вернулись с войны. И есть на городском кладбище целое отделение, где похоронены воины, которые умерли в боровичских госпиталях. 4 тысячи человек похоронены. Они опознаны. Известно, кто. 4 тысячи. Эта память. Потом, память ещё связанная с теми, кто там был, с военнопленными.

В. Дымарский – Я как раз хотел сказать, что там есть ещё одна удивительная страница у этого города. В первой части упомянули, что перед самой войной там открыли лагерь ГУЛАГовский. После начала войны всех тех, кто находился в этом лагере, вывезли. И открыли фильтрационный лагерь для наших военнопленных, которые, так сказать, побывали у немцев и которые возвращались тем или иным путём, так сказать, обратно на родину...

Н. Сидорова – В апреле 1942.

В. Дымарский – Фильтрационный лагерь. А потом это же место, видимо, стало лагерем для...

Н. Сидорова – Уже в июле 1942. 14 июля 1942 там был открыт 270 Лагерь НКВД для военнопленных. Он был самый большой на северо-западе. На 1944 год там было 17 500 человек. Это были немцы, это были венгры, это были испанцы из голубой дивизии. С 1944 года ещё поляки из армии крайова. Их называли «интернированные», но они на том же положении были, что и немцы.

В. Дымарский – Режим заключения для всех был примерно одинаковый?

Н. Сидорова – Да.

В. Дымарский – Город маленький. Собственно говоря, население, если так можно сказать, этого лагеря это 50% от населения этого города. Половина города. То есть там невозможно было, тем более в таком маленьком городу, чтобы не было никаких контактов, никаких, там, совместных действий, жизни какой-то...

Н. Сидорова – Да. Лагерь стоял... Управление лагеря находилось в Боровичах. У самого лагеря было 16 отделений. То есть это было и в городе, и даже не в области, а в двух километрах от города... То есть сейчас это город. Они были разбросаны. Не то, что прямо в одном месте и всё. Они были разбросаны. В Ёгле (это несколько километрах от Боровичей на берегу реки Мста) – он считался лагерем для тех, у кого ослаблено здоровье. Самый тяжёлый был лагерь – это там, где был Ленуголь, что я говорила для предприятий, был самый трудный, самый тяжёлый, считался. Так же они работали на бумажной фабрике немцы. Там работала бумажная фабрика. На лесоповалах они работали и ещё на торфоразработках. Там торф добывали тоже. Они работали там. Там, где они содержались не в лагере... Там, где Ленуголь шахты, там наиболее строгий был режим, если можно так сказать.

В. Дымарский – Просто работа самая тяжёлая.

Н. Сидорова – И работа самая тяжёлая. Те, которые находились на окраинах города или в Опеченском посаде (это в 15 километрах посёлок) – там даже бывали расконвоированные немцы, то есть они были заняты на сельхозработах. На сельхозработах они были заняты вместе с местными. Вместе с местными работали жителями. Там и немцы работали, и поляки. Причём, местные жители вспоминают, что там среди поляков были агрономы, которые им составляли план севооборота. Даже учили, как правильно. Интересный тоже факт, что сначала очень трудно было какое-то взаимопонимание наладить. Но потом нашёлся переводчик из местных. Это был человек, который сам в Первую мировую войну попал к немцам, провёл там 4 года, но вернулся на родину и он был, как переводчик.

В. Дымарский – Набрался немецкого языка?

Н. Сидорова – Да. Он был, как переводчик. И он подтверждал факты некоторые, которые нашим женщинам, в основном, казались очень странными. Потому что немцы показывали им фотографии своих домов, своих жен, и они не могли поверить, что у них каменные, что у них хорошие дворы, что у них там скот, что женщины их одеты совершенно иначе, чем наши в годы войны. И они говорили: «Что же так к нам вообще пошли? Зачем? У вас же так всё было хорошо». Это восприятие совершенно простых людей, когда они вот это видели.

В. Дымарский – Понятно. Да. Если военный поход, то от недовольства собственной жизнью за какими-то улучшениями. «У вас всё хорошо, у нас всё не так хорошо. Зачем вы пошли?»

Н. Сидорова – Из поляков некоторые были врачи. Врачи тоже работали, как врачи в госпитале вместе с нашими. Госпиталь для наших раненых, но и для военнопленных. Причём, говорят, были случаи, что польские врачи не хотели немцев лечить. То есть лечили наших нормально абсолютно, а немцев лечить не хотели. Польские военнопленные вспоминают, что для них был шок, когда их привезли в лагерь и поселили в одном бараке с немцами. То есть с теми, с кем они боролись, солдаты армии крайова, а оказались они в одном и том же месте. Для них это было очень странно.

В. Дымарский – Парадоксы военные. Парадокс, я бы сказал, военной и предвоенной политики.

Н. Сидорова – Госпиталь был тоже отдельно для солдат, для военнопленных. Это бывший монастырь. У него был номер 3810. Он входил в систему лагерей. Не в систему медицинскую нашу, а именно лагерную.

В. Дымарский – Много поляков было?

Н. Сидорова – Поляков было около 4 тысяч. Именно поляков так. Других там считали вместе – немцы, венгры, испанцы – их не разделяли. А поляков всё-таки... Причём, они там в документах некоторых даже значатся, как интернированные. А содержание было точно такое же. И в шахтах, и на полях. Строили немцы больше. Там до сих пор сохранились в городе дома, в которых люди живут, построенные немцами пленными.

В. Дымарский – В Москве ещё стоят дома немецкими военными военнопленными...

Н. Сидорова – Ещё интересно. Там был завод рядом с Боровичами. Известь. Они работали на этом заводе. Наше руководство требовало от них работать быстрее. Там немцы и венгры работали. Они им отвечали «Быстро – плохо. Мы должны работать хорошо». И отказывались вообще даже под страхом наказания. Они отказывались быстро, потому что технологию надо было соблюдать, они считали.

В. Дымарский – Поляки очень ревностно, я бы даже сказал, относятся к местам памяти своих людей. Боровичи. Польша современная знает о существовании этого места, этого лагеря, который там был, где было 4 тысячи поляков.

Н. Сидорова – С начала 90-х годов контакты очень активно наладили. Причём, даже в самих Боровичах стали уходить люди, которые помнили всё это, стали забывать о том, что там было. В начале 90-х годов поляки написали, поляки приехали. В Польше, оказывается, создан «Союз боровичан», как они его называют...

В. Дымарский – Родственники?..

Н. Сидорова – Родственники и ещё тогда были живые люди. Причём он у них интересно там называется «Союз боровичан в рамках союза сибиряков». То есть у них есть большой «Союз сибиряков», потому что они же у нас были и там в плену. А Боровичи они выделили. Они приезжают. Они приезжают практически ежегодно туда, сейчас стали приезжать в Боровичи. Там места сохранились захоронений. При каждом лагере были места, где хоронили умерших. Они были, в общем-то, позаброшены. Но когда туда стали приезжать делегации польские, то там поставили памятные знаки, поставили католические кресты и поставили знаки, что это жертвам войны. Причём, на польских захоронениях, на немецких захоронениях немцы приезжают. Причём, интересно, один из немцев приезжает туда... До начала 2000-х годов туда приезжал. Он сын одного из заключённых в этом лагере. Он стал ездить и привозить для местного детского дома продукты, игрушки.

В. Дымарский – Это благотворительная деятельность.

Н. Сидорова – Он считал, что он просит извинения таким образом за то, что было сделано. Приезжают довольно часто, и у них действительно хорошее...

В. Дымарский – Извините, это немцы?

Н. Сидорова – Да, немец.

В. Дымарский – Я просто пропустил. Немец, а не поляк.

Н. Сидорова – Нет, поляки довольно часто туда приезжают, у них хорошие контакты. И я даже на сайте польского консульства у нас читала – про Боровичи там написано, что это хороший пример для всей страны, как можно наладить вот эти отношения. В общем-то, никого и ни в чем не обвиняя, не ища виноватых, а просто память. Почтить память людей – именно они жертвы войны.

В. Дымарский – То есть это сближает, а не раскалывает людей.

Н. Сидорова – Сближает. Потому что стали сейчас приезжать и потомки людей, которые там были. Увозили в Польшу, знаю, землю, чтобы там как бы сделать символическое захоронение.

В. Дымарский – Они именно приезжают на захоронение?

Н. Сидорова – Да, они туда приезжают.

В. Дымарский – А место самого лагеря сохранилось каким-то образом?

Н. Сидорова – Обозначено.

В. Дымарский – Обозначено и не более того?

Н. Сидорова – Нет, не более того. Потом те лагеря, которые были на месте угольных шахт... Эти шахты сейчас не работают, поэтому, в общем-то, и лагеря нет. Так получается.

В. Дымарский – Ну да.

Н. Сидорова – А шахты – там тоже, кстати, довольно интересно, потому что последний владелец Боровичских угольных шахт – помещица Кованько – всю войну прожила в Берлине. И когда война закончилась, она уехала в Америку оттуда. Она не встречалась с нашими.

В. Дымарский – Она эмигрировала после 1917 года.

Н. Сидорова – Она эмигрировала, да. Причем очень интересно: она принимала участие в Ледяном походе. Она, ее муж и дети. Она Боровичская помещица была, и когда случилась революция, в Боровичах далеко не сразу дошло это все это. Но ее муж, он офицер был (у него Родионов фамилия была), он ей написал из Москвы, чтобы в три дня собралась и приехала с детьми. Она собралась и приехала с детьми, и закинуло их так далеко. И они всей семьей вот да...

В. Дымарский – Северо-запад, если уж начали говорить о разных составляющих тех военнопленных, которые попали на нашу территорию... Северо-запад – это было место... Ну, во-первых, кстати говоря, здесь можно повторить, кто не знает: самая длительная немецкая оккупация – это северо-запад. Это, в первую очередь, Великий Новгород, Псков – крупные города, которые дольше всех были под оккупацией. Это место довольно активных действий и активного участия в войне той, в какой-то степени знаменитой Голубой дивизии, которая... Как известно, Испания официально не принимала участия в войне, и Франко официально не поддержал Гитлера, но вот эта Голубая дивизия – дивизия добровольцев – была сформирована, она воевала на Восточном фронте против Советского Союза. Это я все к тому, что среди военнопленных были испанцы. Испанцы тоже, как и поляки, кстати, очень активные в сохранении памяти о своих людях. Я знаю, что в Великий Новгород они приезжают очень активно и часто.

Н. Сидорова – Я знаю, что была даже в Боровичах у них конференция. В ней принимал участие новгородский историк – Ковалев Борис Николаевич. Он туда ездил и делал...

В. Дымарский – Постоянный гость нашей программы.

Н. Сидорова – Да-да-да. Доклад на эту тему. Именно Боровичи, именно посвященный этой испанской Голубой дивизии. А вообще интересно, знаете, я читала мемуары, например, Готтлоб Херберт – некий такой немец, который руководил... Он офицер был, танкист. Он попал в плен в Боровичи. И он описывает, как они тяжело жили, как им давали 10-15 сигарет в день и 5 грамм сахара, и работать, в общем-то, заставляли. И все время идет: как тяжело. Жалоба такая, и очень двоякое чувство. Ну с пленными, конечно, не воюют. Человек попал в плен и все. Но когда читаешь, понятно, что лагерь – это был не санаторий.

В. Дымарский – Не дом отдыха.

Н. Сидорова – Да, не дом отдыха. Но когда читаешь о наших лагерях для наших военнопленных, которые устраивали немцы, все-таки это ни в какое сравнение не идет – отношение.

В. Дымарский – В смысле, что к нашим хуже?

Н. Сидорова – К нашим было намного хуже, когда наши попадали.

В. Дымарский – Ну здесь единственное что надо понять... Те же немцы, которые попали к нам, наверно, тоже должны понимать теперь уже (тогда они это не понимали), что наши военнопленные, попавшие к немцам, у них тоже это...

Н. Сидорова – Им было хуже намного.

В. Дымарский – А, вы это имеете в виду. Я решил, что наши военнопленные, которые к нам же и попали.

Н. Сидорова – Нет, я имею в виду наши, которые...

В. Дымарский – Конечно. Безусловно.

Н. Сидорова – То есть намного было хуже. Потому что здесь тоже и медицинское обслуживание в принципе было неплохое. Письмо прислал немец в начале 90’х годов в главную боровичскую больницу. Очень интересно он пишет: «В июне 1946 года я заболел паротитом. Я лежал целый месяц в изолированной комнате для больных. Когда болезнь приблизилась к кульминационному пункту, наша русская докторша обещала поместить меня в больницу». И его отправили в больницу для гражданских лиц. И вот он интересно пишет: «После того, как меня сразу же перенесли в операционный зал, высокая, белокурая, красивая докторша – одна, без всякой помощи, сделала мне операцию, и это стало для меня спасением моей жизни». То есть вот благодарственное письмо, которое пришло через очень много лет после войны.

В. Дымарский – Я относительно недавно пару-тройку лет назад видел книгу очень известного – сейчас не могу вспомнить фамилию – нашего врача (женщины), которая была врачом в лагере для немецких военнопленных. Это потрясающий вообще рассказ о том – вот можно изучать, что такое настоящий гуманизм и что такое врачебный гуманизм, в частности. Никакого разделения не было на своих и чужих. Если больной, надо его спасать, надо его лечить. И сколько наши врачи спасли немцев-военнопленных, когда они попадали к нам в плен. И опять – это другой легион, но точно так же тяжелая работа, и потом сопровождение в эшелоне тех же немцев, которые в конечном итоге, когда их отправляли обратно в Германию для того, чтобы они здоровые были доставлены обратно на родину. Вот такие повороты судеб во время войны и такие удивительные истории.

Н. Сидорова – Ну вот в Боровичах в 1952 году закрылся этот лагерь абсолютно. Оттуда последнего пленного...

В. Дымарский – Последнего пленного увезли.

Н. Сидорова – Да. Поляки раньше – там 47-ой год, даже кто-то в 47-ом году. То есть последние немцы тут и 52-ому году были.

В. Дымарский – Там еще, как я понимаю, в Боровичах удивительная вещь, что помимо, значит, госпиталя с одной стороны, с другой стороны – лагерь для военнопленных, а с третьей стороны (если она существует) еще там дома отдыха, санатории для наших офицеров летом.

Н. Сидорова – Да, там не в самих Боровичах, это было в окрестностях. Например, у них есть такая усадьба Гверстянка, и там был дом отдыха для высшего командного состава нашей армии. Потом в одной из тоже усадеб (просто я не нашла пока, в какой – не указано) пишет человек (врач военный), что там был дом отдыха специально для летчиков, отдельный. Чем это объясняется? Там летчики не раненые лечились, а именно уставшие. У них накапливалась психологическая усталость после перелетов, бомбежек, после того, как они теряли своих товарищей, и им не могли на территории части, на территории больницы обеспечить должный психологический отдых. Они так считали, что их надо было выключить как-то из этой установки. И рядом с Боровичами был создан на 70-100 человек дом отдыха, куда их иногда отправляли буквально на день-два. Просто переключиться.

В. Дымарский – Как это у нас называлось? Профилакторий, что ли?

Н. Сидорова – У нас это профилакторий, да, а тогда...

В. Дымарский – Тогда уже по-советски.

Н. Сидорова – Да, для летчиков. Потом еще боровичане вспоминают, что во время войны они свой город называли «маленький Париж».

В. Дымарский – За что?

Н. Сидорова – Да, очень странно звучит. Во время войны – «маленький Париж».

В. Дымарский – Такой красивый?

Н. Сидорова – Он довольно красивый, да, но не поэтому. Значит, эти госпитали, выздоравливающие офицеры и областные театры туда были эвакуированы. Была такая Ленинградская областная филармония, Ленинградский областной театр оперетты.

В. Дымарский – А, богатая культурная жизнь.

Н. Сидорова – Да, там такая культурная жизнь была, какой у них не было до войны.

В. Дымарский – Которой, возможно, не было и после войны.

Н. Сидорова – Да. Артисты и там выступали, и ездили по воинским частям. Вот поэтому «маленький Париж» они его называли.

В. Дымарский – Ну да. Но для них это было удивительной вещью, что вместе с военнопленными приходит культура, которая так, без войны, до них не доезжала.

Н. Сидорова – Да, это был парадокс. Вот культура приходит. И там был донорский пункт по переливанию крови, причем республиканского значения. Там где-то 5700 человек сдали свою кровь. Это достаточно большое количество. И причем когда Вишневский сказал «город-госпиталь», действительно. Понимаете, город маленький. Я его хорошо представляю. Когда пишут, «вот в этой школе был госпиталь, в кинотеатре был госпиталь» и еще где-то – это все было настолько рядом, что это...

В. Дымарский – В том-то и дело. Я представляю: на пятачке сконцентрированы госпитали, лагерь для военнопленных. Тут поляки, тут немцы, тут испанцы, тут наши офицеры со своим профилакторием – все вместе. И тут же артисты еще театра оперетты, как выясняется. Вот что такое война. И это тоже война. Сегодня такая была у нас тема программы «Военные будни маленького города – города Боровичи». Я благодарю Наталью Сидорову за рассказ. До новых встреч. «Цена победы» прощается на целую неделю. Через неделю встретимся опять.