Сайт Евгения СычёваEugi Gufo

Дмитрий Захаров – Добрый вечер. Сегодня в студии Дмитрий Захаров в гордом одиночестве, поскольку Виталий Дымарский находится в командировке, и тема нашей сегодняшней программы – это «Подготовка Советского Союза и Германии в 39-м – первой половине 41-го года», материально-техническая составляющая и подготовка непосредственно войск, что и как происходило по еще не образовавшуюся ту и другую линии фронта. Как это у нас заведено, я хочу начать программу с нескольких звонков наших слушателей. Номер пейджера 725-66-33, номера телефонов 783-90-25 для москвичей, 783-90-26 для не москвичей. У меня один вопрос к нашим слушателям: как вы думаете, кто в большей степени преуспел в этот период, с 39-го по 41-й год в процессе подготовки к началу войны, Советский Союз или Германия? Слушаю ваши звонки. Здравствуйте.

Слушатель – Здравствуйте. Это Олег из Санкт-Петербурга. Ответ на этот вопрос нужно рассматривать с точки зрения конечного результата. Преуспел тот, кто победил. Исходя из этого, если Сталин и Красная Армия заняла Берлин, а немцы потерпели поражение, то, как говорится, победитель всегда прав.

Д. Захаров – Ну, с одной стороны – да, с другой стороны – вопрос какой ценой?

Слушатель – Но не надо отрывать конечный результат от начала, потому что это взаимосвязано.

Д. Захаров – Безусловно.

Слушатель – Сравните с Николаем II, который, как говорится, был готов, а закончил войну в подвале Ипатьевского дома.

Д. Захаров – Ну, это немножко другая история.

Слушатель – Нет, но надо всегда сравнивать с первой мировой войной вторую мировую войну.

Д. Захаров – Спасибо, Олег. Алло, слушаю, добрый вечер.

Слушатель – Добрый день. Игорь, Москва. Вы знаете, я согласен с предыдущим, так сказать, оратором, потому что, в принципе, итоги войны определяются по ее окончанию.

Д. Захаров – По логике, победителей не судят, независимо от того, какой ценой?

Слушатель – Да. Я считаю, что самое главное, что Сталин сумел практически подготовить почву для союза с Америкой и Великобританией, что, в принципе, сыграло большую роль, поскольку ресурсы их работали на Советский Союз в ходе войны.

Д. Захаров – Знаете, в данном случае тема программы и вопрос, который я задавал, касался материально-технической части противостоящих сторон с 39-го по 41-й год.

Слушатель – Ну, материально-техническая часть, я бы сказал, все-таки советская конкретно была выше, чем немецкая, потому что танков, подобных «КВ», Т-34 у немцев практически вообще не было на тот момент. Другое дело, что тактически мы проиграли первую половину войны.

Д. Захаров – Ясно. Спасибо. Слушаем следующий звонок. Здравствуйте.

Слушатель – Здравствуйте. Меня зовут Леонид, я из Екатеринбурга. В контексте того, что сейчас было сказано, во-первых, я считаю, что Германия выиграла значительно больше за эти годы, а что касается конечного результата, Германия сейчас единое государство, а Советского Союза как государства не существует. Тут вопрос, кто победитель?

Д. Захаров – Ясно, спасибо. Еще один звонок. Здравствуйте.

Слушатель – Здравствуйте. Владимир, город Тверь. Если говорить о материально-технической подготовке, то, безусловно, Советский Союз, безусловно.

Д. Захаров – Ясно, ваша точка зрения мне понятна. Итак, что же происходило после того, как был подписан пакт Молотова-Риббентропа? Несмотря на великую дружбу, на совместный раздел Польши, на последующие действия Советского Союза в отношении Финляндии и Прибалтики было совершенно очевидно, что каждая из противостоящих сторон стремится использовать оставшееся время, ну, тогда еще непонятно было, оставшееся или нет, для наращивания материально-технической основы, для наращивания военных мышц. И надо сказать, что это время Советский Союз использовал весьма и весьма эффективно, то есть за период с 39-го по лето 41-го, по начало войны, по советской историографии, мы произвели около 18 тысяч боевых самолетов, не считая тех, которые были произведены до 39-го года. Цифры, касающиеся производства танков, впечатляют еще больше. Общее количество их приближалось к 28,5 тысячам, то есть, если быть точным, извините, поправлюсь, РККА на момент начала войны имела в своем составе 25 тыс. 886 танков, из них Т-26 9 тыс. 998, БТ – 7 тыс. 519, Т-28 – 481, Т-35 – 59, Т-37 разных модификаций – около 6 тыс., Т-40 – 132, Т-34 – 1 тыс. 225 штук и «Климентий Ворошилов» – 636 машин. Вот такой вот потенциал был у Советского Союза на 22 июня 41-го года.

Для нанесения удара по Советскому Союзу Вермахт сумел выделить 3 тыс. 932 танка и 266 штурмовых орудий. Причем, надо отметить, что в 41-м году немцы успели произвести только 3 тыс. 94 танка всех типов, включая 678 чешских легких танков. Что же это было такое? Ну, классическая формулировка, которая использовалась в советское время – все наши танки были безнадежно устаревшими, все они никуда не годились, кроме Т-34 и «КВ». Ну, здесь присутствует некая фигура лукавства, потому что если рассматривать то, чем были вооружены танковые части Вермахта, картина вырисовывается весьма и весьма любопытная. На вооружении Вермахта в начале войны состояло значительное количество даже не танков, а танкеток Т-1, которые имели вес всего 5,5 тонн и были вооружены пулеметами; танки Т-2, которые весили 9 тонн и имели 20-мм автоматическую пушку и, как вспоминали наши ветераны в многочисленных воспоминаниях и мемуарах, эти танки, это действительно было так, не выдерживали попадания пули крупнокалиберного пулемета. Речи о том, чтобы они выжили после попадания хотя бы 37-мм снаряда, просто быть не могло. Собственно говоря, эти танки создавались изначально, как учебные. В дальнейшем, в ходе войны, они использовались противопартизанских и в патрульных операциях. И вот подобная техника составляла добрую половину того, чем располагал на момент начала войны Вермахт.

Кроме того, в составе Вермахта было определенное количество чешских танков, которые, кстати, надо сказать, немецкие танкисты очень любили, потому что они были лучше Т-1 и Т-2. Это танки «Шкода-35Т», которая имела весь 10 тонн, экипаж четыре человека и более или менее приличное бронирование. Правда, танк этот был собран на основе такой уголковой конструкции, как собирают шкафы сейчас, которые были приклепаны пластиной брони, относительно небольшой. Этот танк выдерживал попадание 20-мм снаряда, но что-либо более крупное уже было для него смертельно опасно. Таких танков у немцев было 218 штук. Кроме того, были чешские танки 38Т, которые были более позднего выпуска, с весом около 10 тонн, броня у них была чуть-чуть побольше, но к 10 декабря 41-го года последний 38Т был выведен из строя, и в дальнейшем все подобные танки использовались немцами – те, что уцелели – как я уже говорил, в противопартизанских и патрульных целях. Что касается приличной техники, которую как-то можно было бы назвать танком, то это были Т-3, которые состояли на вооружении «Панцирваффе», вес этого танка составлял 19,5 тонн, сначала его вооружали 37-мм пушкой, потом 50-мм короткоствольной и, соответственно, неэффективной в борьбе с нашими, более мощными танками.

Этот танк стал, если так можно выразиться, ломовой лошадью, которая на протяжении первых лет войны на своем хребте вывозила все и вся, что выпало на долю «Панцирваффе», хотя, как я уже сказал, с нашими более поздними танками эти машины ни в какое сравнение идти не могли. Таких танков в распоряжении Вермахта было 1440 штук на начало войны. А, собственно, на советский фронт они сумели выделить 965 машин. Ну и самая грозная машина, которая была легче 34-ки и которую у нас почему-то называют тяжелым танком, это был Т-4. Т-4 появился в 38-м году, его вооружали короткой 75-мм пушкой, и это действительно была, так скажем, машина, способная оказывать некое более или менее серьезное сопротивление нашим танкам, хотя как бы по своим параметрам она безусловно тоже уступала тому, чем мы располагали. Можно бесконечно перечислять, какие, в качестве трофеев, достались немцам французские танки, но как бы эти машины ни для каких целей, кроме как для учебных задач, просто-напросто не годились. И очень интересная наблюдалась тенденция в производстве вооружений в Германии после завершения «странной войны», после кампании 40-го года. Как отмечал в своих мемуарах Гальдер, слово «невозможно» перестало существовать для верховного командования Вермахта и, соответственно, политического руководства Германии вообще, то есть наступил период некой эйфории и шапкозакидательства, которое, в общем, потом приобрело достаточно выраженные последствия.

Что касается Советского Союза, то действия Германии в Польше и разгром, молниеносный разгром французской армии, а французская армия была не самая слабая на момент начала войны и в своем распоряжении имела более 3 тыс. танков, где-то порядка 3 тыс. 300, не смогла оказать никакого эффективного сопротивления. То есть падение Польши еще можно было рассматривать, как некий эффект противостояния технократической Германии с отсталой в военном отношении Польшей, но катастрофа во Франции, где ни французские, ни английские вооруженные силы не смогли оказать действенного сопротивления показало, что противник-то, в общем, Германия весьма и весьма серьезный, и относиться к нему нужно с определенным если не почтением, то с сознанием степени опасности, которую он представляет. Соответственно, в Советском Союзе в 39-м, 40-м и 41-м годах шли активные научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы практически по всем направлениям создания техники и вооружений. Ну, можно повторяться до бесконечности и петь дифирамбы танкам Т-34 и «КВ». Действительно, на период начала войны эти машины не имели себе равных ни в одной стране мира, и до 43-го года они, бесспорно, были вне конкуренции. И надо сказать, что если в 41-м году их было произведено не так уж много, то есть где-то чуть больше 1,5 тыс., то уже в 42-м году советская промышленность произвела 24 тыс. 718 танков, из которых Т-34 составляли 12,5 тыс. штук, то есть весьма и весьма быстро и эффективно.

Работы действительно шли, как принято говорить, ударными темпами, и разработка танков, способных выдержать попадание снарядов противотанковых орудий и танковых орудий, была достаточно успешной. Там можно привести массу оговорок и определенное нежелание военных, как это говориться, загружаться приемом на вооружение новой техники, довольно часто это сталкивается с консервативным подходом, потому что нужно все менять, нужно менять обслуживание, нужно менять подготовку и многое-многое другое. Тем не менее, эти танки стали поступать в военные части. Вопрос в том, как они были использованы в 41-м году? Это будет отдельная тема разговора, куда они все делись, потому что такое количество танков даже, скажем, относительно небольшое на фоне многих и многих тысяч других модификаций танков, которыми располагала РККА, давала возможность для оказания эффективного сопротивления, которого, в общем-то, не было. Что касается авиации, то здесь тоже шла достаточно активная работа. Существовало несколько авиационных школ, создававших самолеты в Советском Союзе. Это школа Николая Поликарпова, «короля истребителей» 30-х годов, который построил И-15, И-16, И-153 – достаточно курьезную машину, биплан с убирающимися шасси, который изжил себя еще в тот момент, когда только появился на свет, и, соответственно, И-180, И-185, это его были позднейшие разработки. Во время испытания этих самолетов погиб Валерий Чкалов, что привело Николая Поликарпова к определенному карьерному закату. Косвенно это ему вменялось в вину и работа над этими самолетами, к сожалению, были остановлены, хотя характеристики такой машины, как И-185, надо сказать, были выдающимися.

Группа молодых конструкторов – это Яковлев, Лавочкин, Горбунков, Гудков и Микоян – также создавали истребители. Безусловным «королем истребителей» у нас стал Яковлев, фаворит Сталина, который построил самолет Як-1. В своей книге «Люди, время, самолеты» летчик-испытатель Рабкин пишет, то есть он приводит дословно документы, в каком состоянии этот самолет, равно как и ЛАГ-1, впоследствии ЛАГ-3, и МиГ-1, впоследствии МиГ-3, принимались на вооружение. Самая ужасающая, пожалуй, картина была с яковлевской машиной. Количество недоработок по самолету превышало 120 позиций, в том числе отказы карбюраторов, отказы генератора, перегрев двигателя, недоработки системы охлаждения, масляной и водяной, и многое-многое другое. Собственно говоря, история появления на свет таких самолетов как Як-1 и ЛАГ-1, она достаточно любопытна. Дело в том, что и на том, и на другом самолете стояла одна и та же винтомоторная группа. Это был мотор «Испано-Сюиза» французского производства, купленный по лицензии. Он находился у французов в производстве с 36-го года, и к моменту, когда эта лицензия была куплена, двигатель получил название М-105 и впоследствии еще была модификация М-107, суперфорсированная и нежизнеспособная. Собственно говоря, французы снимали этот двигатель с производства, он у них стоял на истребителе Девуатин-520, который в 40-м году также уже как бы исчерпал свой ресурс и во французской авиации заменялся более эффективным самолетом с радиальным двигателем «Марсель Блок-200». Машина по своим характеристикам близка к «Фокке-Вульфу-190», но французы не успели ввести их в строй, многие были без вооружения, без прицельных приспособлений, хотя, если бы они были в строю у французской авиации, то, вероятнее всего, война в воздухе над Францией развивалась бы несколько иначе.

Короче говоря, Советский Союз закупил эту устаревшую «Испано-Сюизу» и, как это у нас обычно бывает, вот как было с «жигулевскими» моторами перманентно, сначала это мотор «копейки 1200», потом его форсируем, увеличиваем объем, растачиваем – 1500, потом 1600, и так мучаем его до тех пор, пока не выжмем из него все, что можно. Вот, собственно говоря, такой новый, с позволения сказать, мотор стоял на самолетах Яковлева и на самолетах Лавочкина первого поколения. Самолет Яковлева представлял собой конструкцию из металлических трубочек, обтянутую тканью, местами обтянутую фанерой и, ну, был по своим характеристикам во многом близок к спортивному самолету. Фактор живучести у него был относительно невелик, но за счет того, что использовалась ткань, он был достаточно легкий. Что же касается самолета Лавочкина, то он делался из дельта-древесины или, проще, по-русски говоря, из фанеры, он обладал большей живучестью, но зато и большим весом и, соответственно, летчики во время войны прозвали ЛАГ-1 и ЛАГ-3 «летающий гарантированный гроб», потому что он не обладал достаточной маневренностью. Ну, если к этому добавить проблемы с карбюраторами и многие другие, которые встречались на этих машинах, можно представить, в общем, насколько непросто нашим летчикам было на них воевать.

Очень интересная машина была микояновская, МиГ-1, впоследствии МиГ-3, которая была в 41-м году снята с производства. Тоже туманная и непонятная история. Немецкий летчик-испытатель Ганс-Вернер Лерхе, который отвечал за испытания трофейных советских самолетов в Германии, отмечал очень высокие характеристики МиГ-3 на 41-й и даже 42-й год. Дело в том, что эта машина развивала порядка 640 км в час, в то время как позднейшие модификации «Мессершмитт-109» в то время развивали только 600. Тем не менее, МиГ был снят с производства. Считалось, что это машина достаточно строгая к пилотированию, что у нее недостаточно мощное вооружение, и главный тезис, который приводится в мемуарах Яковлева, это то, что этот самолет имел двигатель для полетов на больших высотах. Тот же самый летчик-испытатель Рабкин опровергает Яковлева, который пишет в своих мемуарах, опять назову его книгу, очень интересную, «Люди, время, самолеты», где Рабкин писал, что, собственно говоря, высотность самолета определяется тем, как настроена у него топливная система, карбюраторы и как обеспечивается обогащение или обеднение смеси. То есть МиГ-3 можно было сделать и самолетом для боев на средних и небольших высотах. И, кстати сказать, Александр Покрышкин, который начал войну именно на МиГ-3, несмотря на его декларированные высотные характеристики, вполне справлялся с этим самолетом и весьма эффективно им пользовался на небольших высотах в боях с «Мессершмиттами». Тут как бы история достаточно темная, почему этот самолет почил в бозе в 41-м году, в то время как немцы считали его нашей лучшей машиной.

Работы над этими самолетами шли и определенное количество их было выпущено, достаточно большое, то есть общая численность нашей авиации была на тот момент, надо сказать, весьма и весьма впечатляющей, и общее число самолетов в парке ВВС РККА приближалось к численности танков в танковых парках Рабоче-крестьянской Красной Армии, то есть, можно сказать, время впустую не теряли – строили, строили и строили. Одновременно был разработан и доведен до производства, соответственно, Ил-2, машина весьма неоднозначная, самая массовая в нашей авиации, и почти 40% погибших летчиков это пилоты Ил-2 во время войны, потому что у них был самый горький хлеб, они перепахивали передний край и, соответственно, гибли чаще, чем все остальные летчики. А по статистике, стрелков Ил-2 убивали в семь раз чаще, чем пилотов, то есть прежде чем погибал один летчик Ил-2, у него менялось семь стрелков. Вот такая не гламурная статистика, можно сказать. Авиация у нас к началу войны тоже насчитывала где-то под 30 тыс. Казалось бы, огромная и огромная масса техники и вооружений. В огромных количествах строились торпедные катера, как дешевое, экономичное и при разумном использовании эффективное средство борьбы с морскими целями. Производились по немецкой лицензии 85-мм пушки, это по сути аналог знаменитой пушки немецкой 88 мм. Немцы захватывали уже впоследствии в огромных количествах наши 85-мм и растачивали их под свой 88-мм калибр, и под названием «русский клистир» отправляли обратно в свои собственные части. Производились орудия других калибров, то есть военно-промышленный комплекс Советского Союза работал на полных оборотах, и к моменту нападения Германии на нашу страну численный перевес в технике у нас был огромный. Огромный по сути и по основным позициям вооружений, мы многократно превосходили Вермахт, «Панцирваффе» и «Люфтваффе».

Что же касается использования, то это другая сторона, оборотная сторона этого вопроса, я бы сказал так. Дело в том, что мало произвести много оружия, надо еще уметь им пользоваться. Это наша извечная беда, которая была и в 41-м году и во все последующие годы и, к сожалению, эта тенденция сохраняется и по сей день. Как писали в мемуарах многие наши летчики и танкисты, в частях велась борьба за экономию горюче-смазочных материалов, стрельбы проводились крайне редко, стрельба по куполам парашютов и стрельба, соответственно, экипажей танков по целям тоже было редким развлечением и, соответственно, огромная масса техники, которая была развернута – а Георгий Константинович Жуков еще сожалел, что к началу войны мы не успели произвести еще 16 тыс. 600 танков, тогда бы у нас танков было, наверное, больше, чем на всей планете Земля, на лето 41-го года, ну, и так, в общем, было немало – при всем огромном арсенале, которым располагали вооруженные силы Рабоче-крестьянской Красной Армии, воспользоваться им толком не сумели, потому что военная подготовка, как всегда, у нас была весьма и весьма умозрительна. Зато очень хорошо было поставлено дело с хозяйственными работами, с проведением всевозможных политзанятий, лекций, семинаров, маршировкой и другими, совершенно необходимыми в подготовке вооруженных сил делами. То есть на ум приходит цитата из Эйке Миттельдорфа, офицера генштаба Вермахта, который написал инструкцию по эксплуатации армии, где, среди прочего написано, что строевой подготовкой солдат должен заниматься минимально, чтобы уметь прилично ходить в строю. Из 16 часов занятий ежедневных в Вермахте, большая часть времени отводилась на отработку тактических приемов, стрельбу и прочие необходимые для выживания на поле боя мероприятия. О том, как готовилась наша пехота, я, пожалуй, даже не буду пытаться рассказывать. Те, кто служил в армии, они, вероятнее всего, хорошо помнят свой собственный опыт: сколько им удалось пострелять, сколько проводилось тактических занятий, какие маневры они отрабатывали и как часто это происходило.

Такая вот картина складывалась к июню 41-го года. При этом, что интересно, у каждой из противостоящих сторон была своя эйфория. У наших – потому что у нас был огромный технический парк, у немцев эйфория оттого, что малыми силами им удалось пройти пол-Европы и, казалось, это будет продолжаться так вечно. Ну, события, которые начали происходить летом 41-го года и в последующие годы, показали, что количественный перевес далеко не всегда является гарантией успеха и в то же время качественный перевес тоже не всегда является залогом победы, то есть сошлись два разных подхода к ведению боевых действий, к производству вооружений и к тому, как эти средства использовать. Пожалуй, на этом я закончу и начну отвечать на ваши вопросы. Алло, здравствуйте.

Слушатель – Здравствуйте. Меня зовут Павел, я из Ярославля. Вы рассказали про состояние авиации советской на начало войны. А про немецкую можно?

Д. Захаров – Да, можно про немецкую. Обычно в состав немецкой авиации в советской статистике включали авиацию финскую, румынскую, испанский полк, словацкий полк и еще какие-то части. Реально немцы в момент нападения на Советский Союз располагали парком порядка 3 тыс. самолетов. Из этого парка около 30% приходилось на истребители. Здесь нужно произвести определенную дифференциацию, что такое истребитель. Дело в том, что истребителей у немцев было две разновидности. Это «Мессершмитт-БФ-109», одномоторный легкий истребитель, который появился еще в Испании и до самого конца войны был главной ломовой лошадью в немецкой авиации. Рабкин, кстати, летал на «Мессершмитте» до войны, который был передан немецкой стороной Советскому Союзу, и очень высоко оценивал его пилотажные характеристики. Он, правда, летал на модификации МЕ-109Е, которая к началу войны уже была снята с производства и в момент нападения на Советский Союз МЕ, или как их называли немецкие летчики «Эмилией», составляли менее 40% истребительного парка. 60% это были «Феликсы» или «Фрицы», как их называли, МЕ-109Ф. Он развивал скорость порядка 600 км, но МиГу-3 все равно проигрывал по всем позициям в скорости, правда, выигрывал в скороподъемности, что в воздушном бою очень важно.

Так вот, одна разновидность истребителей у немцев были одномоторные МЕ-109. Вторая разновидность это, по сути, истребитель-бомбардировщик, внешне очень похожий на «Петляков» ПЕ2, «Мессершмитт-110», который уже в битве за Британию показал свою достаточно низкую эффективность, они несли большие потери от одномоторных самолетов, потому что уступали им в маневренности, хотя количественный залп – в носу у 110 «Мессершмитта» было четыре пулемета и две пушки – был весьма впечатляющий, если он во что-то попадал, то мало не казалось. Так вот, на момент нападения на Советский Союз, у немцев было порядка 600 одномоторных истребителей и где-то около 300 двухмоторных, которые очень быстро были переведены в ранг истребителя-бомбардировщика, даже, скорей, бомбардировщика. И если поделить это количество истребителей на четыре фронта, то получается, что в среднем где-то на фронт приходилось 120-150 машин, то есть я могу вам просто точно перечислить, сколько у немцев было истребителей на момент нападения на Советский Союз, и цифра эта в большей или меньшей степени не менялась практически до самого конца войны. На Ленинградском фронте работал Ягдгешвадер-54 «Грюнхерц», «Ягдгешвадер» – это аналог нашей дивизии, то есть порядка 100-120 самолетов максимальной комплектации. На момент нападения на СССР боеспособных самолетов у Ягдгешвадера-54 было меньше 100 штук, потому что не все находятся в рабочем состоянии, не все могут летать, и кроме того любой здравомыслящий командир оставляет резерв.

На Центральном фронте действовали Ягдгешвадер-51, впоследствии называвшиеся «Мельдерс» и Ягдгешвадер-3, впоследствии называвшиеся «Удит». Ягдгешвадер-52 «Флигельгешверт» всю войну, как немцы говорили, обслуживал Кавказ-Кубань – самый результативный за войну, они сбили 11 тыс. самолетов, это тоже около 100 самолетов в этой части было. И Мурманско-Архангельское направление, это Ягдгешвадер-5, который находился летом 41-го года еще в состоянии формирования и там был только один полк, порядка 30 самолетов. Больше истребителей у немцев не было. Пикировщиков было тоже два Штукагешвадера, «Юнкерсы-87», порядка 260 машин. Все остальное – это бомбардировщики «Хенкель-111», «Шпете» – как его называли немцы, «лопата», за форму крыла, и «Юнкерс-88» – «Яба», что расшифровывается «ягдбомбер», пожалуй, самая эффективная бомбардировочная машина, которой располагала «Люфтваффе». Одним из больших достоинств немецких бомбардировщиков было то, что очень хорошо бронировались капоты двигателей и основные узлы и агрегаты, сбить их с помощью пулеметов было практически невозможно. Я имею в виду пулеметы калибра 762, которыми были вооружены наши самолеты, за исключением Як-1, у которого была 20-мм пушка в развале двигателя, и ЛАГ-3, который, соответственно, имел ту же моторную группу и такое же орудие. Вот, собственно, так. К декабрю 41-го года вот эти 600 истребителей выбили многие и многие тысячи наших самолетов. Алло, слушаю вас, здравствуйте.

Слушатель – Добрый вечер. Это снова Игорь из Москвы. Я хотел узнать, у нас реактивная артиллерия уже к началу войны была, существовала, была довольно развита. А какое было состояние реактивной артиллерии у Германии на начало войны?

Д. Захаров – В этом вопросе мы, с одной стороны, их опережали, но опережали, я бы сказал, фактически, то есть у нас была сделана «Катюша» и, по сути, создать аналогичную систему немцам за всю войну так и не удалось. Но у них были шестиствольные реактивные минометы достаточно большого калибра, которые поначалу даже толком и не использовали, и потом шесть стволов против нашей «Катюши», это, извините, несерьезно. Алло, слушаю, здравствуйте.

Слушатель – Здравствуйте. Это опять Владимир из Твери. Вот мне бы хотелось все-таки уточнить вопрос о белой и пушистой Польше, жертве агрессии.

Д. Захаров – Вы знаете, у нас сегодня не Польша тема, у нас сегодня техника, вооружение, подготовка. Извините. Алло, слушаю, добрый вечер.

Слушатель – У меня такой вопрос. Игорь из Красноярска. Хотелось бы услышать о стрелковом вооружении. Очень много говорят, что у нас были одни винтовки, а у немцев прекрасные автоматы. Вот это вот.

Д. Захаров – Давайте поговорим про стрелковое вооружение. Советская армия в массе своей была вооружена винтовкой Мосина образца 1890 года. Немецкая армия в массе своей была вооружена карабином Маузера 1898 года, то есть он был помоложе на 8 лет. надо сказать, что и то, и другое оружие было прекрасным. И мосинская винтовка, и маузер, это пятизарядные мощные винтовки с очень высокой дульной энергией и с очень высокой точностью огня, особенно те, которые были произведены до революции и в достаточно больших количествах имелись в наших арсеналах. Ну, о качестве маузера я говорить не буду, как бы бренд говорит сам за себя. На немецкую пехотную дивизию приходилось где-то порядка 11 тысяч маузеровских винтовок и порядка 600 автоматов МП-38, МП-40. У нас почему-то эти автоматы упорно называют «Шмайссер», что совершенно неправильно, потому что конструктор, который разработал МП-38 и МП-40, фамилия его Фольмер, и правильно было бы называть этот пистолет-пулемет «Фольмером». Ну, «шмайссер» прижился, вероятно, потому, что «Штурмгевер» МГ-44, который больше известен как автомат Калашникова, он как раз производился фирмой «Шмайссер» в конце войны. Что касается «Фольмера», то это был пистолет-пулемет. И пистолеты-пулеметы в нашей армии до самого конца войны, а у немцев до 43-го года, составляли наибольшее число автоматического оружия, но у них были свои недостатки. То есть почему пистолет-пулемет? Стреляет, как пулемет, но стреляет пистолетными патронами. То есть в немецком варианте, если брать пистолет-пулемет Фольмера МП-40, с которым в кино у нас всегда ходят немцы в немеряных количествах, он был сделан под патрон 9 на 19 «парабеллум». Мощный патрон, безусловно, если говорить в контексте пистолета. Но пистолетный патрон все-таки рассчитан на ведение огня на относительно небольшую дистанцию.

У нас основным патроном для пистолетов-пулеметов, да и, пожалуй, единственным, был переделанный маузеровский патрон, который у нас производился для пистолетов «ТТ», а в дальнейшем он использовался в знаменитом автомате «ППШ», в лучшем, как считают эксперты автомате «ППС», это пистолет-пулемет Судаева по своим характеристикам лучшим пистолетом-пулеметом войны, и в различных других модификациях пистолетов-пулеметов, которые производились. Постепенно количество этого оружия в нашей армии увеличивалось. Что же касается автоматов, если говорить о «Штурмгевере», то любое оружие стрелковое появляется не как причина, а как следствие. То есть сначала создается теория некоего огнестрельного оружия. Вот нужен скорострельный тип оружия с патроном более мощным, чем у пистолета, но менее мощным, чем у винтовки, потому что сделать автомат под винтовочный патрон нереально, слишком большая дульная энергия и слишком большая отдача. Соответственно, появляется так называемый промежуточный патрон, и вот когда создается такой патрон, под него начинают уже разрабатывать оружие. В Германии первый заказ на промежуточный патрон – то, что сейчас называется автоматный патрон – был дан Вермахтом еще в 28-м году и к 38-му году производство таких патронов было начато уже в промышленных масштабах, соответственно, несколько фирм – «Маузер», «Шмайссер», «Вальтер» – разрабатывали автоматы. Это вот уже были не пистолеты-пулеметы, а реальные автоматы. Конструкции, естественно, изначально были сырые, потому что новая разновидность патрона, механизм работы-отдачи, многое-многое другое еще было достаточно сырым, тем не менее к 44-му году немцам удалось создать действительно эффективное оружие, которое внешне очень похоже на автомат Калашникова, вернее, автомат Калашникова очень похож на него, это «Штурмгевер-44», который был сделан под промежуточный патрон и к нему делалась масса, даже с точки зрения сегодняшнего дня, невиданных устройств: это перископические прицелы, чтобы можно было стрелять, не высовываясь, насадка на ствол для стрельбы из-за угла и даже инфракрасные прицелы уже пытались устанавливать на эту разновидность оружия. Надо сказать, что произвели их достаточно много, около полумиллиона штук на момент завершения второй мировой войны, и потом они достаточно активно использовались в некоторых странах до того, как они были заменены автоматом Калашникова.

У нас, соответственно, производство промежуточного патрона началось уже после войны, и после войны в 48-м году появился «АКМ». Слушаю, алло, добрый вечер.

Слушатель – Это Иван Николаевич. Я участник Великой Отечественной войны, и даже скажу, что в пехоте, на передке и так далее.

Д. Захаров – Очень приятно, Иван Николаевич. Чем воевали, из чего стреляли?

обрыв звонка

Д. Захаров – Алло, слушаю вас, добрый вечер.

Слушательница – Добрый вечер. Это Елена из Москвы. Я хотела бы узнать у вас, а какова численность вооруженных сил вообще была в Советском Союзе и в Германии?

Д. Захаров – К декабрю 41-го года мы сподобились потерять 8 миллионов человек.

Слушательница – А вот под ружьем вообще сколько было к моменту начала войны?

Д. Захаров – Вы знаете, цифры эти варьируются, но приблизительно у обеих противостоящих сторон они более или менее схожи, то есть это порядка 3 миллионов человек. Но что меня больше всего в этой истории всегда забавляло, почти миллион человек состоял под крылом «Люфтваффе», то есть огромное количество наземного персонала, которое, естественно, никакого отношения к ведению боевых действий иметь не могло. Естественно, все войска единовременно в боевые действия ни одна из воюющих сторон, если на то есть воля и желания, ввести не могла бы. Алло, слушаю вас, добрый вечер.

Слушатель – Опять Владимир из Твери. Еще хотелось бы вот такой вопрос задать. Все-таки ведь основа успешно действующего Вермахта в начальный период это связь, взаимодействия частей и так далее. А что по радиосвязи, электросвязи можете рассказать? Отличия?

Д. Захаров – Ну, вы знаете, вот это, пожалуй, было самое слабое место, потому что связь решает все. До 44-го года на самолетах Яковлева приемник-передатчик стоял на одном из десяти, то есть у командира эскадрильи. На девяти самолетах стоял только приемник. Соответственно, если летчик и видел противника, он как собака, все понимает, но сказать ничего не может. Почему тот же Покрышкин любил «Кобру» – потому что там было хорошее радиообеспечение. Почему Кожедуб не очень рвался летать на самолетах Яковлева, хотя с Лавочкиным была та же...

Слушатель – Это понятно, это практическое звено, а...

Д. Захаров – Вот, возвращаясь к основному, я помню, читал материалы о разгроме немецкой пехотной дивизии под Москвой, когда ее позиции были заняты, наши пехотинцы обнаружили телефоны, радиостанции буквально в каждом окопе, в каждом блиндаже, они исчислялись тысячами, то есть связь была отлажена безупречно, и это позволяло координировать ведение боевых действий.

Слушатель – Видимо, в этом и основа всех их успехов?

Д. Захаров – Вы знаете, помимо хорошей радиосвязи еще нужно, чтобы войска, которые обеспечены этой радиосвязью, умели извлекать из этого выводы. Летчик, налетавший 10-15 часов, может он противостоять летчику, который в год налетывает по 200 часов?

Слушатель – Ну, это безусловно.

Д. Захаров – Танкист, который два раза за свою жизнь стрелял из пушки, он может конкурировать с танкистом, у которого норматив 12 выстрелов в минуту? Каждые пять секунд выстрел и прицельный. То есть связь связью, но выучка – это для войск, пожалуй, самое важное. Ведь даже с допотопным оружием можно добиваться очень серьезных результатов, чему мы были свидетелями в том же самом Афганистане.

Слушатель – Если говорить об управлении войсками, мне кажется, что это все-таки на первом месте.

Д. Захаров – Безусловно.

Слушатель – Потому что французская армия была хорошо тренированная и тем не менее без соответствующего управления войсками.

Д. Захаров – А вы уверены, что она была хорошо тренированной?

Слушатель – Ну, я читал мемуары, которые тоже в цифрах говорят о налете летчиков и так далее.

Д. Захаров – Налет летчиков – как бы «Нормандия-Неман» показала, что они это делают неплохо, безусловно, но что касается пехоты, то тут у меня есть некоторые сомнения. Танкисты французские, кстати, тоже не блеснули ни разу. А связь, безусловно, я с вами абсолютно согласен, связь решает все. Нет связи – нету реального представления о том, что происходит вокруг тебя, ты слепой, как циклоп. Спасибо. Следующий звонок и, наверное, уже последний. Добрый вечер.

Слушатель – Добрый вечер. Вадим, Москва. Вы бы не могли сказать о помощи Запада, особенно Америки, в восстановлении нашей авиации, танков, потому что это все время замалчивается в наших учебниках истории в нынешних и особенно генералы наши историки, особенно из патриотов, так сказать, все молчат и не любят говорить об этой огромной помощи. Спасибо.

Д. Захаров – Ну, вы знаете, я бы не сказал, что помощь была огромной, но, безусловно, была значительной, особенно она для нас была жизненно важна в 41-м году, когда мы катастрофически теряли технику, вооружение, людей. О ленд-лизе мы, конечно, сделаем отдельную передачу, мы ведь получали не только от американцев вооружения, англичане перебрасывали нам «Харрикейны» и «Спитфайеры». Ну, «Харрикейн» был не самым лучшим самолетом, он в значительной степени был устроен как самолет Яковлева и вооружен пулеметами винтовочного калибра, правда, их там было 8 штук и при штурмовке пехотных позиций это было что-то страшное, но в воздушном бою это был не самый большой подарок, потому что машина устарела. А со «Спитфайерами» наши летчики как-то не особенно сдружились, хотя англичане нам поставляли и 5-ую модификацию, и 9-ую, которая, в общем-то, считалась блестящей, и английские летчики считали, что эта машина вполне адекватна самым распространенным модификациям «Мессершмитта». Что интересно, я листал книжечку-памятку для пилотов «Люфтваффе»... извините, кончается время... так вот «Аэрокобра» была бронирована, по сути, значительно мощнее, чем Ил-2, хотя являлась истребителем, а пушка 37-мм разносила просто все, во что попадал ее снаряд. К сожалению, я вынужден прощаться до следующей недели, когда мы встретимся снова, уже в компании Виталия Дымарского и с портретом Елены Съяновой. До свидания.